Держись, парень. Курбатов Л. И. Часть-5

Слава ходила за Лёнькой след в след. Приказом по полку за успешную разведку немецкого тыла обороны присвоили ему звание младшего сержанта. Куда бы казалось лучше, но Лёнька ходил нерадостный, хмурый. Мелехин, понимая, что он ещё ребёнок, что нахлебался горького до слёз, что рисковал жизнью, поддерживал, как мог парня и знал, что скоро отойдёт, оттает. Но причина хандры была в другом.
Но следующий день после прихода Лёньки из разведки в расположение взвода, заявился Марчук. Наслушавшись от Володина об удачном "крещении" Лёньки-разведчика ( а говорили об этом с откровенной иронией) Сенька заволновался и захотел увидеть соседа. Искать Лёньку не пришлось, он сам шёл навстречу этим приятелям решительный и побледневший.
Марчук протянул руку:
- Здорово, сосед-герой. Про тебя тут сказки рассказывают.
Рука повисла в воздухе.
- Ты где был вчера утром? - спросил Лёнька.
Марчук насторожился:
- А тебе что? Ты видел меня? Уж не ты ли через реку полз?
- Колечко то цело, ты побереги,- намекнул Лёнька.
- Вот гад пристал,- перебил Марчук,- ну и что... не одному тебе в героях ходить, у нас тут всяк по-своему герой.
- Да не герой ты, мародёр!- отрезал Лёнька.
- Что? Слушай, друг,- обратился Марчук к Володину,- отвяжи ты его от меня. Впился гад, как гвоздь в сапоге и вытащить нечем.
И снова к Лёньке:
- Что, мало дал, подлюга?
Часы! Как же он смог забыть про них? Быстро вытащил подарок и бросил к ногам Сеньки. Стекло отскочило и покатилось.
Сенька почернел, крикнул бранное слово. Тише с дикой злобой процедил сквозь зубы:
- Ты, гад, схлопочешь пулю в затылок!
- Ишь как тебя вывернуло! Не зря значит в душонке плотва взыграла,- не унимался Лёнька,- нечего меня пулей пугать!
Володин испуганно попятился задом, круто развернулся и убыстряя шаги, сорвался на бег.
Потеряв поддержку друга, почувствовав, что угрозой ничего не добьёшься, Сенька сразу сник, съёжился и тихо, уже без злобы, процедил:
- Брось, нечего нам с тобой делить. Я может там и не был, обознался ты.
Лёнька никогда не водил дружбы с Марчуком, просто были соседями, но теперь каждый почувствовал в другом врага, врага на всю жизнь. Разошлись молча.
Трудная, изнуряющая работа война. На ней нет отдыха, нет покоя  мыслям ни на минуту. День ото дня росла надежда на большие события, день ото дня накапливались силы. Всё говорило о скором, большом наступлении. Об этом тихо шептались, в это верили, ожидание не обмануло солдат.
Но перед этими большими событиями в разведвзводе случилось так, что все фронтовые газеты заговорили о подвиге лейтенанта Мелехина.
Одна из газет писала так: "... Под градом пуль, задыхаясь, нёс он бойца с тяжёлым ранением через речку Миус. Остались считанные метры до своего берега, как лёд начал подламываться. Лейтенант Мелехин не выпустил обмякшее тело бойца Базарова и продолжал двигаться, балансируя, перепрыгивая через промоины. Тем временем молодые разведчики младший сержант Ионов и рядовой Сидоренко тянули на телефонном проводе "языка", а на помощь им уже спешили бойцы. Смекалка, находчивость и умение воевать по суворовски, помогли лейтенанту Мелехину и группе бойцов захватить под самым носом у фашистов, важного гитлеровца.
Товарищи бойцы и командиры Южного фронта, берите пример с разведчиков лейтенанта Мелехина. Смерть фашистам!"
А вот что предшествовало этой газетной заметке. За домом, где размещался разведвзвод, кто-то наигрывал на гармошке новый мотив очень хорошей, только что появившейся на Южном фронте песни:
                Тает снег в Ростове,
                Тает в Таганроге...
                Эти дни когда-нибудь
                Мы будем вспоминать...
К удивлению Лёньки, гармонистом оказался Базаров.
- Ионов,- крикнул он Лёньке, прервав игру,- тебя там командир спрашивал.
Лёнька зашёл в дом, Мелехин усадил его за стол и предложив чая, спросил:
- Ты, помнится мне, о колодце что в лощинке рассказывал. Так?
- Так.
- Там, говоришь, фашист воду брал. Так?
- Так.
- Ну что ты за такал! Мысли у тебя есть?
- Есть.
Это хорошо, а теперь слушай внимательно. Завтра, как стемнеет, пойдёшь с нами проводником по той самой дороге, по которой возвращался, а уйдём, по которой к немцам уходил. Быть во всеоружии. С нами идут Базаров и Сидоренко. С собой возьмём моток телефонного кабеля. Теперь всё ясно?
- Чего не понять. Немца вязать будем. Вот только там, где колодец, окопы вырыли.
- Что ж теперь делать будем? - озабоченно сдвинул брови над смеющимися глазами командир,- может не пойдём?
- Нет, почему же, идти можно.
- Товарищ младший сержант, надо бы привыкать к лаконичному военному языку. Ну да ладно, ты ж у меня редчайшее исключение.
Тревожная радость овладела всеми помыслами мальчишки. Огорчения ушли куда-то на второй план. Теперь не до этого. Разыскал Базарова, не утерпел и похвастался:
- Вместе идём!
- Не может быть,- удивлённо, с явным смешком, спросил Базаров.
Лёнька смутился и подумал, чего это они серьёзно говорить не хотят, всё насмешки, да насмешки, а вслух только спросил:
- Это ты тогда на передовой ночью на гармошке играл?
- Был грех,- ответил Базаров.
Весь следующий день прошёл в тщательной подготовке. Вечером, с наступлением сумерек, тихо без отвлекающих операций двинулись дальним обходом в тыл врага. Шли осторожно. Когда автомат Лёньки ударился о пряжку ремня, Мелехин остановился и погрозил кулаком. От этого у Лёньки перехватило дыхание. Он смущённо втянул голову в плечи, как бы извиняясь за оплошность. Прошли овраг, ступили на лёд, который трещал, по стариковски кряхтел, готовый вздыбиться в весенней ломке. У самого берега неожиданная пулемётная очередь положила разведчиков в воду, покрывающую лёд. Старая брошенная оборона оказалась вновь занята немцами. Гуськом летевшая трасса пуль, была выпущена наугад и прошла выше. Лёнька шепнул одними губами,- надо правее, там овраг.
Его поняли и, не сговариваясь, поползли за Мелехиным. Через равные промежутки времени методично взлетали ракеты, но они уже не могли осветить глубокий овраг, где слабой тенью промелькнули четверо.
Пошёл редкий мокрый снежок. Он хлопьями падал на плечи и шапки, таял на щеках. Холода не чувствовалось. Обгорелые остовы печных труб, чёрные одинокие дома деревни будто уснули в тревожном и обездоленном сне.
В дальнем конце улицы одиноко маячила едва различимая фигура часового. Мелехин, подняв палец кверху, подал знак - приготовиться! Видимо у него созрел план захвата часового. Но тот, как бы чувствуя, не думал идти к разведчикам. Может ему и не положено было находиться на этом конце улицы. Подождав полчаса, Мелехин подал знак - ползти к дому, где совсем недавно провёл Лёнька бессонную ночь. Всё вспомнилось, когда проползал мимо погреба. Снова плетни, вновь показался колодец.
К колодцу шли гитлеровцы. Было их много, протопали и скрылись в свежевырытых окопах. К колодцу подходили двое  немного отстав, прихрамывая шёл третий. Ещё не стих гортанный говор первых двух, как тенью метнулся Мелехин. Послышался тихий стон и фашист, вскинув руки, медленно повалился на землю. Когда подползла остальная группа, во рту гитлеровца уже торчал кляп. Быстро завязали проводом руки, петлей затянули ноги. Мелехин озабоченно прильнул ухом к груди фрица, сердце стучало у него, как у пойманного воробья. Обмякшее тело было тяжёлым. Едва прыгнули в овраг и стащили туда языка, как часовой, видимо, что-то услышав, по гусиному ступая, направился к колодцу, остановился, прислушался. В овраге затихли.
Ждать было опасно. Мелехин жестами приказал нести пленного, сам же осторожно, развернув в сторону часового автомат, приготовился прикрывать отход группы. Базаров легко взвалил немца на плечи, двинулся вперёд. За ним Ионов и Сидоренко, сдерживая дыхание, тащили катушку провода. Через минуту Мелехин догнал разведчиков.
Оставалось одно, проскочить огневой рубеж. Но в деревне тревожно застрекотала автоматная очередь, за ней другая. Заволновалась фашистская оборона. С новой силой полетели ракеты в тёмное небо.
По приказу Мелехина, Лёнька побежал впереди, на ходу разматывая катушку провода. Но добежав до середины реки, почувствовал, как лёд подламывается под ним, хлопает и кренится, словно деревянный плот. Отталкиваясь, неуверенно перепрыгивая через нарождающиеся трещины, продолжал бежать, боясь оглянуться и перевести дух. Базаров перевалил на другое плечо пленного и, раскачиваясь, стал делать большие прыжки в темноте. Он был похож на огромного медведя, разбуженного в неурочное время горе-охотником. Последними отходили Мелехин и Сидоренко.  Всё светлее и светлее становилось от множества взвившихся в небо ракет. Стало тесно от летевших вслед трассирующих пуль.
Базаров, толкнув пленного на лёд, упал, барахтаясь в воде. Река угрожающее загудела, заскрежетала, колясь льдинами и медленно, как бы решаясь погубить смельчаков, пошла. В отсветах ракет было видно, как большие руки Базарова цеплялись за шершавый лёд, слабели и сползали в воду. Мелехин резко развернулся в сторону Базарова и кинулся на льдину грудью. Раненый разведчик лежал рядом. Трудно было поверить, что небольшой и казалось слабый лейтенант Мелехин поднимет огромного, обессилевшего Базарова. Ребята изо всех своих сил тянули, как рыбаки тянут сеть, пленного. Лёнька успел заметить, как Мелехин, пригибаясь всё ниже и ниже под тяжестью, искал твёрдой опоры. А она уходила, уплывала из-под ног.
Но свои уже бежали навстречу Мелехину, помогли тянуть пленного и открыли ураганный огонь по обороне немцев. Язык был доставлен.
Всю ночь беспокойно шарили синие лучи прожекторов по передовой и всю ночь  батальонный врач боролся за жизнь Базарова. Четыре пулевых ранения вызвали большую кровопотерю. Доктор был совсем молодой и впервые делал такую сложную операцию. Но Базаров с его огромной сопротивляемостью смерти, стал чудесным помощником хирургу. Был ранен в правое плечо и Мелехин. Лёгкое ранение в ногу получил и пленный. Лёнька остался целым и невредимым.
По душе пришёлся Лёнька Устюжину и Мари, напоминал он им далёкие мирные дни или просто жалели мальчишку, как умеют жалеть бездетные бобыли. Ничего не было удивительного, что сидели они непрошенными часовыми на порожке дома, тихо беседуя и никого не пуская в дом, где спал Лёнька. Недовольные встали с приступка только тогда, когда подошли командир батальона, лейтенант Мелехин, у которого на зелёной косынке неподвижно висела рука, да высокий, затянутый в ремни, незнакомый капитан. Они решительно направились в дом. Устюжин и Мари торопливо и неуклюже попятились,приветствуя начальство. При этом успели заметить, как почернел и похудел их боевой командир взвода.
Лёнька спал и не ведал, что этот самый капитан был начальником бригадной разведки и приехал лично познакомиться с юным разведчиком чтоб увезти его к себе в бригаду. Разбуженный Мелехиным, парень никак не мог сообразить, зачем его хотят перевести из разведки в разведку, но почувствовал, что это дело решённое и попросился побыть во взводе несколько дней.
Капитан, помедлив, улыбнулся и сказал:
- В знак уважения, как разведчик - разведчику, разрешаю.
Осмелев, Лёнька спросил,- как себя чувствует пленный?
Во взводе уже было известно, что пленный, отправленный в штаб бригады, ещё ночью дал ценные показания. Но капитан отшутился:
- Не пройдёт и года, как можешь встретить своего пленного в Берлине. Вот тогда и спроси его, как он чувствовал себя на реке Миус?