Небесный ангел

Днем вызвал меня в свой кабинет главный, сказал:
– Сегодня у кубинцев праздник – День независимости. Устраивают прием. А меня супруга в оперу тащит, билеты давно приобрела. Придется праздновать тебе.
И вручил конверт с пригласительным.

Не скажу, что известие меня воодушевило. Подумал, что у них там все «по Кастро» – многочасовые монологи. Так что, светила мне перспектива слушать до ночи пламенные речи посланников Острова Свободы. Плестись домой за костюмом с галстуком точно не хотелось, решил: схожу, в чем есть – куртке и джинсах. Не выгонят же. А выгонят – еще лучше.

Позвонил жене, сообщил эту приятную новость.

К семи вечера был уже у входа в дом 66 на Большой Ордынке. Народ, чинно одетый, пер внутрь.  Показал билет двум кубинским охранникам, прикид мой их вроде не удивил, впустили. Небольшой зал был перегорожен ширмой, свободная часть заполнена стульями. Солидные дяденьки с нарядными тетеньками вокруг. Были и узнаваемые лица, но знаком я был лишь с одним.
Дмитрий, в модном твидовом блейзере, хлопнул по плечу. Друг с детства, рожденный в один со мной день, с которым мы оба – игроки лиги «второй древнейшей», пару недель назад отмечали свое 25-летие.
– Классный наряд, – сказал. – По протоколу.
– Да, я тут по замене. Шефа в Цека вызвали.
– Понятно… Значит, жена в оперу потащила.
Дмитрий все на свете знал. И знаком был абсолютно со всеми. Увидел кого-то и от меня отчалил.

Минут через десять все стулья обрели временных хозяев. Вышел к нам посол, похоже, решивший составить мне компанию, взамен пиджака облачив себя в камуфляжный френч. Встал перед сидящими и как ни странно, был в своем спиче краток.
– Сегодня у нас большой праздник – День Независимости Кубы. 10 октября 1868 года Карлос Мануэль де Сеспедес возглавил восстание против колониального гнета испанцев. Мы, кубинцы называем его отцом Родины. Это было великим явлением. Но настоящая независимость пришла к нам лишь с победой Кубинской революции 1959 года во главе с команданте – Фиделем Кастро.
 
И пригласил всех отведать дары кубинской земли и моря.
 
Перегородку в зале убрали, и по всей его закрытой доселе ширине явился нам шведский стол с тремя улыбающимися кубинками. Окромя девушек-шоколадок в белых фартуках, украшали застолье пузатые бутылки рома, бутерброды с тунцом, ветчиной, сыром, блюда с сушеными креветками и осьминогом, бананы, дольки апельсинов, манго, ананасов, папайи и бокалы с мохито, куда девушки добавляли желающим лед. Фантастика! Такое советскому человеку могло лишь сниться. Включили магнитофон, и обрушилась на нас волною цунами сальса, румба или мамбо, не знаю, какая именно.

Минут через десять, когда народа у стола почти не осталось, все, разбившись на группы, стоя или усевшись на стулья, вели великосветские беседы типа политзанятий, разбавляя их ромом. Я взял себе на тарелочку пару долек ананаса с папайей и бокал с мохито, куда одна из девушек добавила несколько кубиков льда. Мы с ней встретись взглядами. Глаза у нее были темно синими, у мулаток это большая редкость. Казалось, что они вдруг возьмут, да взнесут тебя сейчас в вечернее небо или погрузят в морскую пучину. Девушка их не отвела, и я почему-то вздрогнул. Она заметила и улыбнулась. Улыбнулся в ответ, отошел.

Взял стул, подсел к подоконнику и тянул свой мохито – приятно сладко-кислый. Вкушал дольки фруктовой экзотики и поглядывал на кубинку. Девушка как девушка, ничего особенного, лишь другой цвет кожи и эти глаза, напугавшие меня. Почему? Исподволь и она разглядывала меня. А потом увидел, как она сняла фартук, что-то объяснив своим подружками, и вышла из-за стола. Проходя мимо, сказала мне на странном русском: Иди за я…

Допив коктейль, огляделся. Вроде, никому до меня не было дела. Даже заскучавшим двум шоколадкам у шведского стола. Вышел из залы. В коридоре девушка поманила рукой и повела по лабиринтам своего посольского дома. Открыла какую-то дверь, и мы оказались в комнатушке без света. Закрыла ее и притянула меня к себе, дав почувствовать жар своей кожи, излучавший аромат неведомых мне тропиков. Ошарашенный, я ее обнял и так, будто мы стали сиамскими близнецами в одном теле, началось то, что обычно следует за прелюдией. Скажу, что к апофеозу экспромта транснациональной любви, исполненного в посольской подсобке, мы пришли в унисон. Она охнула и, дрожа, ухватилась за тыл моей шеи так, точно хотела придушить. Но делать этого не стала, расслабилась, вздохнула и отпустила. Единственное, чего мне не хватало в тот миг для полного счастья – это раздеться с ней догола и нырнуть в Карибское море. Синее, как ее глаза.
А она приоткрыла дверь, привела в порядок платье, вывела меня в коридор, где снова взглянули мы друг другу в глаза, улыбнулась. Сказала: Gracias. И указала, как следует пройти к выходу, не спросив, желал ли я удалиться.

Я прошел к скверу, присел на скамейку и просидел на ней часа два, задаваясь вопросом: что это было? Ответа, естественно, не нашел. Двинул домой.
Трехлетний сын наш спал. А первое, что услышал от жены: От тебя пахнет женщиной.
Не знаю, что меня сподвигло, но я ей всё рассказал. И добавил: Это какое-то наваждение. Я вроде был не самим собой.
Она долго молчала. Потом сказала: Пойди, прими душ.
А когда оттуда вернулся, услышал: Я тебе постелила на диване.
Месяц спустя я был, наконец, прощен и допущен к общему ложе.

Прошло время. Заканчивался июль, вялотекущий летний сезон редакция, по обыкновению, проводила в режиме ротации, в августе ждал отпуск и меня. Пока же я клевал носом за рабочим столом. Позвонил Дмитрий.
– Есть разговор, – сказал – не телефонный.
Встретились в буфете ДомЖура, взяли по кружке пива.
– Давай кое-что проясним, – начал он. – Мы в кубинском посольстве. Девушка из обслуги прошла мимо что-то тебе сказав, вышла из зала. Через минуту исчез и ты. Четверть часа спустя она вернулась, но без тебя.
Я слушал его, разинув рот. Как он мог это заметить?
– Теперь скажи: чем вы с ней занимались?
– Зачем тебе знать?
– Скоро поймешь.
– Ну, занимались тем самым.
– Понятно. Умная девушка, выпроводила тебя, вернулась. Никаких подозрений.
– А я до сих пор не могу понять, как все получилось, ведь даже не мечтал. 
– Запала на тебя, и сделала то, чего хотелось. Кубинки такие. И добавил: А ты, небось, все рассказал Лене?
– Есть на свете вещи, которые бы ты не знал? Нострадамус советских времен. Скажи, наконец-то, зачем меня позвал?

 
– История невеселая… Начальник охраны кубинского посольства застрелил свою жену.
– За что?
– Родила ему белого ребенка.
У меня задрожали коленки.
Единственное, что я смог сказать:
– Но у мулатов могут рождаться и белые дети.
– У негроида с мулаткой не могут. А женой его была та самая девушка.
На душе стало совсем скверно. Эх, синеглазка… Не зря, выходит, напугал меня твой взгляд, что-то я предчувствовал. И зачем поперся за тобой, погубив?
 
Попросил:
– Расскажи всё по порядку.
– Случилось это десять дней назад, когда ее выписали из роддома. Муж привез их с дочкой домой, они снимали квартиру в «хрущевке». Полдома услышало выстрел. Соседи стучали, никто не открыл, вызвали милицию, менты взломали дверь. Мужа уже там не было. Убитая девушка лежала в крови, ребенок плакал. «Скорая» увезла девочку в больницу. Сообщили в посольство, вмешались, естественно, и органы. Соседям сказали, чтобы молчали, припугнув, что за разглашение светит им срок. Мужа посол отправил в Гавану, там его накажут, но не строго. А здесь всё чисто, никто о случившемся не знает.
– А ты?
– У меня свои каналы.
– Ты думаешь, что ребенок от меня?
– Даже уверен. Девять месяцев с октября... и роды.
– Но, может, я не один у нее был.
– Исключено. За каждым шагом сотрудников в любом посольстве следят. Она всех и мужа своего – главного охранника, в тот день провела. Такое не повторяется. Теперь о главном: девочка в больнице, родственники отца, естественно, ее не заберут. У матери родители погибли во времена революции, родни нет. Ребенка поставят на учет в Опеку, кто-то точно удочерит, так что я подумал: может, тебе захочется?
 
Неожиданно для себя я сразу ответил:
– Моя она или не моя, без разницы. Хочу, естественно. Но нужно спросить и у Лены.
– Она не будет против, ты ведь знаешь. Братику добавите сестричку. А с конторой опеки и посольством я разберусь. Ясно?
– Ясно. Скажи, а как девушку звали?
– Мирейя Деуза. А дочку она назвала Селеста Ариас, что значит «небесный ангел». Но ей метрику поменяют, назовете так, как захочется.
– Может, Мирейей, как мать?
– Это уже вам решать.

Последнее, что я увидел: жена кормила грудью нашу новую дочь …
 
… Проснулся, пришел в себя и врубился, что снился мне сон времен полувековой давности. Но я никогда не бывал в кубинском посольстве.