Засранец

Разбудившее Семёнова радио хрипело об успехах советских войск в боях на Халхин-Голе. С похмелья жутко трещала голова. Зыбкость сознания наводила на единственную мысль - завалится спать. Однако Захар решил доползти до кухни и выпить воды.
Несмотря на ранний воскресный час Никанор Михайлович сидел за столом и пил чай.
- Ну, как здоровьице, Захар? – с явной подковыркой спросил старик.
- Лучше не спрашивай Михалыч, башка гудит - сил нету.
- Так, наверное, водку с портвейном кушали?
- А хрен его знает, может и с портвейном. Не помню ничего.
Старик немного выждал, поднял на Захара свои водянистые глаза и с ехидной улыбкой спросил.
 - А помнишь, что вы вчера, с дружком своим, Маринку Синицину из соседней квартиры приводили?
 -Чего ты заладил Михалыч, помнишь – не помнишь? Говорю же, что не помню, - сердито ответил Захар.
 - Ну ладно, будет тебе. Не держи зла на старого человека – это я так, по-доброму над тобой подтруниваю.
- Не сержусь я на тебя Михалыч.
- Ага, а у самого глазёнки вон как сверкают.
- Это с похмелья.
- Выпей чаю, я только заварил. У меня чаёк крепкий, бодрящий.
Сделав несколько глотков крепкого чая Семёнов начал понемногу приходить в себя. В памяти вырисовывались контуры вчерашнего вечера.
“Вадька Сергеев получил новую должность на заводе. Решили это дело отметить. Начинали в одном заведении на Бульваре, потом ещё какое-то было - подальше от Кольца. Затем пошли продолжать ко мне, тут-то и встретили эту Маринку, будь она не ладна. Увязалась за нами, “ - возьмите меня с собой мальчики, а то мне так одиноко, скучно.”  Ну, и взяли её, причем, вдвоём, сразу…
Наверняка вся квартира слышала. Да, ну, и шут с ними. Всё было по взаимному согласию. И да, всё-таки прав Михалыч, водку с портвейном мешать ни в коем случае нельзя. “
 - Захар, слышал, наши самураев даванули? – голос Никанора Михайловича вырвал Семёнова из плена похмельных раздумий.
 - Да, что-то такое слышал. Молодцы.
 - Молодцы? Да они просто герои! Сейчас, в такой напряжённой политической обстановке мы показали врагам социалистического общества, что и у нас зубки имеются.
 - Наверное, опять уйму солдат положили, пока не достигли результата, как и при Хасане. Мне один паренёк знакомый рассказывал, воевал там, что за эти несчастные две сопки - солдат положили видимо-невидимо.
 - Сколько бы ни положили всё равно не жалко - ради великих целей.
 - Ладно, Михалыч не заводи шарманку, про мировую революцию, - отмахнулся Семёнов.
 - А, что ты имеешь против мировой революции?
 - Я, ничего, а вот генеральная линия партии, да. Это теперь считается троцкизмом, левым уклоном.
 -  Ну и чего ты сразу про уклоны свои начинаешь. То, что Троцкий враг - это я и без тебя знаю. И ты меня не так понял, ни про какую мировую революция я тебе вообще не говорил, - встревожено сказал Михалыч, отводя глаза в сторону. - У тебе головка, наверное, после вчерашнего ещё плохо работает. Ляг лучше поспи ещё.
 - Твоя, правда, Михалыч, пойду спать, спасибо за чай, очень вкусный!
 - Сам знаешь - другого не держим.
 Семёнов пошёл, петляя в свою комнату и завалившись на кровать, мгновенно провалился в сон. Минут через десять его разбудил ворвавшийся в комнату студент Тимофеев.
 - Вставай Захар, там тебя к телефону.
 Захар чуть привстал и ничего непонимающе посмотрел на студента.
 - Ты чего обалдел Тимофеев, какая работа - сегодня выходной? Пошли их, скажи, что я сплю.
 - Я тебе, что личный секретарь что ли? – обиженно пробубнил Тимофеев. – Иди сам и разбирайся.
 Захар подошёл к телефону и взял лежащую на аппарате трубку.
 - Семёнов слушает, с кем имею честь?
 - Захар, ты там пьяный что ли? Какая честь? Это я, Валентин Дмитриевич - начальник твой.
 - Валентин Дмитриевич? Я вас внимательно слушаю, – моментально взбодрился Семёнов.
 - Ну, если внимательно, тогда руки в ноги и быстро дуй на работу.
 - А, что случилось, сегодня же выходной?
 - Проверка, внеплановая. Так что через полчаса, чтобы был на работе, в любом состоянии. Понял меня Семёнов?
 - Понял – уже бегу.
Захар повесил трубку и прижался к стене. Голова просто разваливалась на части. Не по-доброму и совсем некстати начало крутить живот. Захар пошёл в туалет, но он как назло оказался кем-то занят. Не став дожидаться, Семёнов быстро оделся и выбежал на улицу.
 
Небо затягивали облака, неровными серыми пятнами плывшие над жестью городских крыш. На полпути к трамвайной остановке, живот прихватило окончательно. Захар понял, что до работы ему никак не дотянуть. Он огляделся по сторонам и заприметил отливающий зеленью скверик, на другой стороне улицы.
“ Не в обосраных же штанах на работу ехать? – подумал Семёнов и, забежав в сквер, стянул штаны.”
Закончив опорожняться, Захар выдохнул и начал подниматься, но тут на его плечо легла чья-то тяжёлая рука.
 - С облегчениецем Товарищ! – произнес, откуда-то сзади сипловатый басок.
Осторожно повернув голову, Захар увидел стоящего у него за спиной милиционера.
 - Большое спасибо, – ответил Семёнов. -  Понимаете, живот прихватило – еле до кустов добежал.
 Семёнов сделал попытку встать, однако сильная рука милиционера больно сжала плечо и усадила его обратно.
 - Вижу что полегчало, вонь на весь город стоит, – усмехнулся милиционер. –  А сейчас, я попрошу Вас, товарищ, привести свой внешний вид в порядок и проследовать за мной в отделение - до выяснения обстоятельств.
 - Каких обстоятельств? Говорю же - припёрло, смотрю кустики, вот и забежал - не на тротуаре же гадить?
 - Каких обстоятельств, и ты ещё смеешь спрашивать скотина?!
 - В чём собственно дело, какое Вы имеете право со мной так разговаривать? 
 - Да ты посмотри, под чей памятник нагадил. Контра!
 При словах о памятнике сердце Семёнова на миг остановилось. В голове лихорадочно запрыгали мысли. Когда Захар вбежал в сквер он видел, какой-то памятник, но не обратил на него никакого внимания. Не до него было!
 - Посмотри, посмотри - чего ты морду воротишь? – грозно прорычал милиционер.
 Семёнов посмотрел на монумент, который стоял чуть сбоку от него и покрылся холодным потом. Рядом с Захаром возвышался Владимир Ильич Ленин. Вождь мирового пролетариата, зажав кепку в левой руке, правой указывал трудовому народу дорогу в светлое коммунистическое будущее.
 - Ну, что теперь скажешь, засранец? – похлопывая по обмякшему плечу Семенова, сказал милиционер. – Давай, натягивай портки и смотри мне без глупостей, а не то пристрелю как собаку.  Я кровь свою проливал за товарища Ленина, а ты срёшь под него!
 
После оформления протокола, Семёнова отвезли на Лубянку. Захара привели в допросную и посадили за большой деревянный стол, выкрашенный в чёрный цвет. Через пару минут вошёл небольшого роста мужчина, подтянутый, с неприметным лицом, в военном френче без знаков отличия.
“Ну, нахулиганил, - думал Семёнов, -  ведь без злого умысла, так сказать по неосторожности, не расстреляют же за это, в конце концов?”.
 - Итак, товарищ Семёнов, - начал чекист - расскажите, с какой целью Вы испражнились под памятник вождю мирового пролетариата?
 - Товарищ…
 - Зовите меня Вячеслав Александрович, - перебил он Семёнова.
 - Вячеслав Александрович, я же, правда, без злого умысла. Понимаете, прихватило, забежал в кусты, а Владимира Ильича и не заметил.
 - Вы хотите сказать, что не заметили пятиметровый монумент?
 - С похмела я был, голова болела, на работу опаздывал. Я честный труженик, на работе хвалят, можете у начальника моего спросить, он может за меня поручится.
 - Начальник ваш арестован, по обвинению в хищении социалистической собственности. Вы всё ещё хотите, что бы он за вас поручился?
 Ошарашенный Семёнов неуверенно покачал головой.
 - Ну, я же ни в чём не виноват, я добропорядочный советский гражданин! – простонал Семёнов. -  С кем не бывает?
 - Кстати, насчёт того что Вы честный и добропорядочный гражданин, у нас так же имеются опровержения.
 - Какие опровержения? – испуганно спросил Семёнов.
 - Вот, донесение вашего соседа, товарища Варенникова Никанора Михайловича, – чекист достал из папки листок. - Знакомы с таким?
 Семёнов утвердительно мотнул головой.
 - Товарищ Варенников утверждает, что Вы вели с ним антисоветские разговоры. В частности восхищались личностью Троцкого. Так же, по его словам, Вы ставили под сомнения успех наших войск при Халхин-Голе.
 - Так, он сам же… - начал Семёнов и тут же осёкся, поняв бессмысленность отпираний.
 - Что сам? – вкрадчиво спросил чекист.
 - Да ничего, – с отчаянием отмахнулся Семёнов.
 - Варенников так же доводит до нашего сведения, что Вы товарищ Семёнов были неоднократно замечены им в антисоциальном поведении, недостойном советского гражданина. Согласны с его словами?
 - Отчасти. Ну да - выпиваю, а кто не выпивает?
 - Товарищ Семёнов не пытайтесь свалить свою вину на других. По вашим словам весь советский народ поголовно пьянствует и справляет нужду под памятник Владимиру Ильичу. Я вас правильно понял?
 - Нет, я не хотел такого сказать, Вы меня просто неправильно поняли.
 - Я думаю, что я вас прекрасно понял. Вы, товарищ Семёнов, давний и закоренелый враг советского общества.
 - Да какой я враг? Я гражданин в конце концов, у меня права имеются, прекратите устраивать беспредел, я буду жаловаться, - истерично прокричал Семёнов.
 - Ваше право, – сухо отчеканил Чекист. – Только не забудьте при этом рассказать тому, кому Вы собрались жаловаться, как вчера вечером находясь в изрядном подпитии, вместе с Сергеевым Вадимом Ивановичем изнасиловали комсорга третьей ткацкой фабрики – Синицину Марину Александровну, предварительно при этом опоив её.
 - Да, она сама - по собственному желанию.
 - Однако Синицина утверждает обратное. Она говорит, что Вы со своим товарищем, обманным путём заманили её к себе в комнату и, опоив, надругались над ней, что могут засвидетельствовать все жильцы квартиры.
 Семёнов закрыл лицо руками и застонал от накатывавшейся на него безысходности.
 - Товарищ Семёнов, Вы согласны с тем, что умышленно, из-за неприятия завоеваний революции и в целом советского строя устроили политическую диверсию - осквернив памятник вождю мирового пролетариата?
 Семёнов утвердительно покачал головой.
 - Вы согласны с донесением Варенникова о том, что Вы вели троцкистскую пропаганду среди жильцов квартиры?
 - Да, – почти беззвучно произнёс Семёнов.
 - Признаёте ли Вы свою вину в изнасиловании комсорга Синициной?
 - Да, – по щекам Семёнова текли слёзы, он истерично всхлипывал.
 
На суде Захар больше смотрел в пол, отвечал негромко и односложно, вину свою не отрицал. Суд в виду тяжких преступлений против Родины приговорил Семёнова к высшей мере социальной справедливости – расстрелу.