а Москва пела и плясала

                А Москва пела и плясала

                Ефим Дроздов

                1

   В этот теплый июньский вечер юная Москва кружилась в танцах. Под трели последнего звонка школа прощалась со своими питомцами. Танцевали везде: в школьном актовом зале, на улицах, площадях. Впереди перед молодыми лежала дорога длиною в целую жизнь, и они, затаив дыхание, делали по ней первые робкие шаги. Но радовались не только они. Радовались и их родители.

   На выпускном вечере встретились двое: Игорь Семенович, отец Саши, и Людмила Николаевна, мать Алены. Они в этот вечер пришли в школу, чтобы быть вместе со своими детьми. Игорь Семенович, коренастый, крепкий мужик, для своих 47 лет выглядел еще молодо. На его загорелом лице играл здоровый румянец. Три года тому назад он похоронил жену, попавшую под машину, и теперь все свободное время уделял сыну. А как же иначе? У Саши опасный возраст. Чуть упустишь, и пиши пропало: дружки, наркота, пьянство. Потом не наверстаешь. Поэтому перспективы собственного счастья виделись ему хоть и не в далеком, но все же в мираже.

   Что касается Людмилы Николаевны, то она, несмотря на свои 42 года, смогла еще сохранить былую привлекательность и, разойдясь год назад с мужем, была готова к новым приключениям в поисках счастья. А пока она скромно трудилась в редакции одного "толстого" журнала и воспитывала дочь.

   Поэтому, как Вы, уважаемый читатель догадываетесь, герои нашего рассказа с нескрывемым интересом поглядывали на особей противоположного пола. Не буду от Вас скрывать, что уже при первом же взгляде друг на друга какая-то неведомая сила заставила их навострить уши и мобилизовать внутренние силы. Не скажу, что это любовь с первого взгляда (возраст, простите, уже не тот), но что же это тогда? - спросит пытливый читатель. Не будем спешить с ответом. Итак, в этот вечер наши герои познакомились.

   С тех пор их можно было часто видеть вместе. Игорь Семенович приглашал Людмилу Николаевну в театр, на концерты, водил в дорогие рестораны. Для нее открылась другая сторона жизни. Раньше, когда она была замужем, то могла только догадываться, что существует и другой мир. Теперь этот мир открылся перед нею со всею своей разнузданной откровенностью. Мир лакированных лимузинов, полуобнаженных женщин со сверкающими бриллиантами на голой шее, лоснящихся мужчин в вечерних костюмах с лицами, которые раньше она могла увидеть только у пивных, жирных лакеев, пресмыкающихся перед ними.

   Этот мир заворожил ее. Оставаясь одна, она иногда мечтала: "Когда Игорь Семенович сделает мне предложение и мы поженимся, я уйду, к черту, из этой опостылевшей мне редакции и заживу на всю железку. Я уговорю его купить яхту, и мы будем бороздить моря и океаны, останавливаться в лучших отелях, бывать на приемах у коронованных особ и, может быть, даже окажем честь Папе Римскому, как-нибудь посетив его."

   Правда, Игорь Семенович не спешил делать ей предложение и даже не познакомил ее со своими родителями.

                2

   Последнее время он часто жаловался на головную боль, и Людмиле Николаевне стоило больших трудов заставить его пойти к врачу. Диагноз прозвучал, как взрыв атомной бомбы: злокачественная опухоль мозга, рак в последней стадии. Неоперабелен. Мир перевернулся. Игоря положили в больницу. Началось лечение: хемотерапия, облучение. Сколько слез выплакала Людмила, - ни словом сказать, ни пером описать. Она все бросила и переехала к нему в больницу. Жить и ухаживать за больным. Ей выделили соседнюю с ним палату. Причем, учитывая особый случай, с нее не взяли ни копейки. Пока они оба были в больнице, детей, Сашу и Алену, взяли под свое крыло его родители.

   Игоря все реже навещали бывшие сослуживцы. Наконец, остался один, главный бухгалтер Соломон Абрамович Кац. Он приходил, приносил кулек с апельсинами, молча сидел, раскачиваясь на стуле, и вздыхал "О, цорес, цорес". Потом вставал и также молча уходил.

   Единственным, кто оставался при нем все время, была Людмила. На вопросы друзей "Не нужно ли помочь?" она всегда отвечала с благодарной улыбкой "Нет. Спасибо." Она кормила его, как маленького, с ложечки, потому что у него самого уже не было сил. Помогала нянечкам его мыть, менять ему белье. Когда ему бывало особенно плохо, ночь напролет дежурила у его постели, а утром ее снова видели на ногах. Все удивлялись: когда же она сама спит?

   Но были праздники и в ее, казалось бы, беспросветной жизни. Когда ему становилось немного лучше, они подолгу тихо разговаривали друг с другом. Игорь рассказывал ей, что раньше очень любил читать, особенно Чехова, и даже сам придумывал всякие смешные истории, и под псевдонимом NN печатал их на страницах проза.ру. Но однажды один читатель написал ему: "Хошь, стакан поставлю, только больше не пиши, а то, когда я тебя читаю, у меня от смеха швы на животе расходятся". Они долго смеялись.

   Иногда он спрашивал у Людмилы: "Что нового в мире?" Но его лечащий врач запретил ей рассказывать ему всякий негатив, потому что, как он объяснил, у таких больных ослаблена нервная система и они очень восприимчевы к отрицательным эмоциям.

   От больших доз облучения у него выпали все волосы и, чтобы скрыть свою лысину, Игорь повязывал голову красной тряпкой и оттого казался Людмиле похожим на флибустьера. Она сказала ему об этом, и он рассмеялся. Они не упускали ни одного повода, чтоб не посмеяться. К сожалению это случалось все реже.

   Стоял жаркий август. Прямо под его открытым окном на голом, сером косогоре рос одинокий подсолнечник. Трудно было себе представить, что из маленького зернышка мог вымахать такой исполин. Его огромные, мясистые листья заглядывали в окно второго этажа. Он был как бы символом, гимном жизни.

   Неизвестно что, то ли правильное лечение, а может быть, этот подсолнечник, глядя на который, хотелось жить, но к удивлению врачей и ко всеобщей радости Игорь начал поправляться. У него появился аппетит, он стал прибавлять в весе и - о, чудо! - у него появились волосы на голове. Врач шутил, глядя на Людмилу: "Теперь ждите прибавление в семье."

                3

   Игоря выписали из больницы, и Людмила переехела к нему жить. Поправка шла медленно, и он постоянно нуждался в ее помощи. Если ей надо было отлучиться, он обычно говорил: "Не спеши, но быстро". Людмила иногда спрашивала себя: "Люблю ли я его?" и сама себе отвечала: "Наверное, люблю".

   В жизни, к сожалению, чудес не бывает. Опасения врачей были не напрасны. Улучшение оказалось временным, рецедивы болезни повторились. Новые круги ада. Снова хемотерапия, облучение. Когда они однажды остались вдвоем, Игорь спросил:

   - Похож ли человек на осенний листок? Его треплет, треплет на ветру, пока наконец сильный порыв ветра по чьему-то капризу не сорвет его с ветки и не унесет в никуда. Так же и человек: должен ли он дожидаться, когда в небесной канцелярии решат его судьбу? Не справедливее ли будет самому распорядиться своей судьбой? и не благо ли ему в этом помочь?

   От таких его слов у Людмилы мороз по коже пробегал. Не задумал ли он чего? Она не знала, что ему ответить.

   Снова наступило улучшение. Надолго ли? Было ясно: конец не за горами. Но Людмила не хотела, чтоб ее называли "любовницей покойного". Она предпочитала статус вдовы. Это давало не только моральное удовлетворение, но приносило и реальные, материальные выгоды. Она уговорила Игоря расписаться. О церковном венчании говорить не приходилось. Где уж там? Она попросила служащую ЗАГСа при регистрации брака ограничиться двумя репликами: "Вы хотите?" и "Здесь распишитесь". Все так и получилось.

                4

   Игорь умирал медленно: целых три года. Рецидивы и улучшения чередовались друг с другом. Врачи снова и снова "вздергивали его на дыбу жизни". Они это называли: бороться за жизнь больного. Когда ему становилось лучше, он возвращался из больницы домой, и тогда они с Людмилой иногда выходили на прогулку. Неподалеку от их дома был парк с прудом. Они, не спеша, шли по аллеям парка, присаживались на их любимую скамейку на берегу пруда и в лучах заходящего солнца любовались горделивой статью проплывающих мимо белых лебедей.

   На этот раз он вышел один. Сказал, что хорошо себя чувствует. Был теплый июньский вечер. Пели соловьи. Снова по всей Москве  слышалась музыка. Как и в день их знакомства, юность Москвы прощалась со школой. Гремели школьные балы...

   Уже стемнело, а Игорь все не возвращался. Людмила уже начала беспокоиться. Около девяти часов раздался телефонный звонок. Она с тревогой подняла трубку. Алло. Звонили из полиции. Низкий мужской голос сообщил, что в парке, на скамейке, обнаружен труп мужчины, убитого из пистолета. В убитом подозревают ее мужа. Просили прибыть на место происшествия для опознания трупа. Не помня себя, она, в чем была, выскочила из дома. Перебежав через дорогу, оказалась в парке. Все было оцеплено, но ее пропустили. На "их" скамейке скрюченный в неестественной позе лежал Игорь. У него на веске запеклась кровь. Рядом с ним лежал пистолет. Она вспомнила его странный разговор о листке, сорванном с дерева, и ей стало ясно: он еще тогда задумал покончить с собой. На месте его гибели в землю врыли небольшой железный крест с инициалами Игоря и с датами его жизни.

   С тех пор минуло десять лет. Крест покрылся ржавчиной и зарос кустарником. Людмила так больше и не вышла замуж, осталась верна памяти Игоря. Зато их дети переженились и теперь воспитывают своих собственных детей.

   Как справедливо заметил герой одного романа:

   - Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!