Учительница русского Глава 28

Мейер-Гейденгаген ещё своим предшественником Гросскопфом был наставлен в том, чтобы не ждать от своей новой должности консула в Новосибирске особых почестей и привилегий. Этот пост давно перестал быть тёплым местечком.

- Вы вступаете на довольно скользкий и опасный путь, - предупреждал Гросскопф. - Будьте благоразумны, вежливы и держите ухо в остро!

Передавая дела, Гросскопф рассказывал, между прочим, что нападки на консульство начались уже давно. На протяжении, как минимум, последнего десятилетия, советские спецслужбы чинили всевозможные препятствия нормальному функционированию консульства. Некоторые их методы, о которых было неизвестно простым гражданам, но о которых был прекрасно осведомлён Гросскопф, производили настоящий переполох среди сотрудников консульства, в одних возбуждая возмущение, в других - трепет и даже страх, доводящие до нервного истощения.

Именно от Гросскопфа Мейер-Гейденгаген узнал, что весной 1935 года были совершены обыски и аресты родственников супруги технического секретаря Вильгельма Кремера Нины Павловны, урождённой Замятиной. Её отец, как оказалось, был священником в одном из храмов Новосибирска и, скорее всего, связи с консульством в ту пору использовали именно для того, чтобы «разорить» староукладческую семью классового врага.

В апреле один из братьев Нины Павловны инженер Валентин Павлович Замятин был подвергнут обыску, во время которого у него изъяли фотоаппарат. «Этот фотоаппарат приписали мне, мой дорогой Мейер, будто бы это был мой подарок по какому-то случаю. Но, дело в том, что я не настолько был близок к Валентину Замятину, чтобы делать ему такие подарки. Да, он был прекрасным инженером, я могу даже сказать, что восхищался им, когда нам случилось пересекаться и беседовать, но это выдавалось обидно редко. НКВД же пыталось внушить нам, что этот злосчастный фотоаппарат мог попасть к нему только от меня и с известными целями, хотя Вильгельм Кремер свидетельствовал, что аппарат этот он действительно привёз в подарок своему шурину ко дню его рождения и даже не для работы, а развлечения ради. Это был прекрасный подарок для человека технической специальности, при этом ни одного негатива, хоть сколько-нибудь связанного с работой и как-то компрометирующего Валентина, им обнаружить не удалось. Только семейные снимки.

В результате Замятина арестовали и 11 месяцев спустя — расстреляли как шпиона. Этот смертельный приговор поверг консульство в шоковое состояние. Семья тяжело пережила эту трагедию, и Нина, всякий раз, когда я встречался с ней, поражала меня своей бледностью и болезненным видом.

Немногим позже началась охота именно на консульство и всех, кто хоть как-то был с нами связан, с кем я дружил, общался, переписывался, кто просто приходил в консульство на приём. Так, например, был произведён обыск квартиры и служебного места агронома Юлиуса Форера, этнического немца. Чекисты пытались отыскать у него немецкую литературу и газеты и изъяли при этом поваренную книгу на немецком языке, которая была моим подарком, потому что Юлиус обожал готовить, - и два письма, отправленные ему родственниками из Германии к Пасхе.

В конце апреля арестовали мужа поварихи Кремера, инженера, трудившегося на железной дороге, а затем русского электромонтёра, такого, знаете, на ладан дышащего старичка, много лет ремонтировавшего электроприборы в нашем и японском консульствах. Позднее на улице задержали и сфотографировали мою повариху. Она рассказывала мне об этом со слезами на глазах, будучи крайне напуганной. После этого две портнихи, обшивавшие нас, несмотря на приличное жалование, отказались посещать консульство из-за опасений быть арестованными».

Мейер нервно простучал пальцем по крышке стола и снова углубился в безрадостные раздумья. Уже почти три года прошло с момента тех событий, о которых поведал ему Гросскопф, но, как ему казалось, удавка вокруг них только сжималась.

Буквально недавно, осенью, консульство из-за арестов осталось без работницы Александры Толстых, водовоза Толстых и домашнего работника Антропова. Поспешила вернуться на родину горничная Марта. Они взяли было на работу Варвару Максимову, и вот жена сообщает ему, что супруг Максимовой, словно по старой схеме, арестован.

С некоторых пор консулу самому приходилось печатать некоторые свои документы. Мейер-Гейденгаген сел за печатную машинку в своём кабинете и начал ноту протеста, которую уже давно собирался направить в дипломатическое агентство НКИД (Народного комиссариата иностранных дел) - пусть Максим Максимович Литвинов знает, как у них тут обстоят дела: «Все германские граждане, посещающие консульство по паспортным делам, задерживаются на улице сотрудниками НКВД и подвергаются допросу. Приезжающие в Новосибирск из провинции германские граждане отводятся на вокзале в милицию для допроса. Когда сотрудники консульства делают в магазине покупки или выходят на прогулку, то их сопровождают все те же агенты НКВД, и делается это в такой неприкрытой и тягостной форме, что неловкость полицейского надзора была бы комична, если бы это не было так оскорбительно».

Помнится, жена просила обязательно упомянуть в этой ноте, что, «видимо, под нажимом милиции, представителей консульства перестали отоваривать в некоторых лавках и на некоторых прилавках на рынке, а также тот факт, что к ним отказывается приходить врач для оказания медицинской помощи, что является уже вопиющем безобразием, потому что сопряжено, как-никак, с прямым риском для здоровья, и даже жизни!»

Нота эта, как ни печально, стала в последствии очередным формальным документом. В феврале 1938 года германской стороной было анонсировано решение закрыть Новосибирское консульство, с целью пресечь дальнейшие нападки на учреждение. Март и апрель ушли на то, чтобы распродать имущество и приготовиться к дороге. На 28 число была запланирована окончательная ликвидация. 16 мая посольство Германии приобрело для новосибирского консула и его жены два билета второго класса на поезд Москва -  Даугавпилс, после которого путь утомлённой и истрепавшийся в дороге четы Мейер-Гейденгаген лежал уже напрямую в Берлин.

Продолжить чтение http://proza.ru/2023/07/30/1109