Тёмные воды души моей. Продолжение 9

                Налёт. (Август 1941г.)

-   Быстро в лес, - капитан Фомин потянул Екатерину в сторону перелеска. - Бросьте всё и за мной, в укрытие.
-   Не торопитесь капитан, - нас бомбить не станут, - не отрываясь от бинокля сообщил Владимир, потом здесь же женщины, в телеге. Они не могут.

   Фомин остановился, продолжая поддерживать побледневшую Екатерину, - и какие же у Вас основания так думать, лейтенант? Вы ясновидящий?

-   Белые кресты под крыльями, - Владимир продолжал наблюдать за самолётами, пропустив едкий вопрос капитана, - отвратительное зрелище. Тратить на нас бомбу не будут. Они летят бомбить нашу понтонную переправу. Плохо. Очень плохо. Отступать будет некуда.
-   А мы не собираемся отступать, лейтенант. Мы будем сопротивляться, всеми силами. Победа будет за нами. А за паникёрские речи ответишь.
 
-   Капитан, пожалуйста, - доктор Андреева едва шевелила разбитыми губами с ещё не запёкшейся кровью, - не надо разъединять, давайте вместе как-то выбираться.

-   Спасибо, Екатерина Ивановна! Это очень мудрое предложение, - Горин младший наконец отложил бинокль, - как видите они пролетели над нами. Разбомбят переправу, двинут основные наземные силы с целью оттеснить наши войска на восток и сбросить в Днепр. Надо организовать рейд навстречу и задержать их максимально на западном берегу.

-   И задержим, - уверенно подтвердил капитан Фомин. У нас там есть достаточно сил. Надо срочно доложить ситуацию полковнику и организовать бросок нашего корпуса на запад, на встречу противнику.
-   Да-а, капитан, - с сомнением произнёс сержант Горин, хорошо бы, но боюсь это слишком оптимистичный сценарий. Не стоит недооценивать противника, проиграешь.
 
-   Где, мы? - женщина на телеге пришла в себя и прижимая испуганного ребёнка умоляюще просила, - не бейте нас. Пожалуйста. Мы ничего не сделали.

   Екатерина Ивановна почувствовала неожиданный прилив сил, - не бойтесь, здесь все свои. Едем обратно. А вы пока покушайте. – Она оставила капитана и подойдя ближе к телеге, подпрыгнула и уселась рядом. Моя хорошая, не бойся, вот попей молочка, - она протянула девочке бутыль с молоком, выдернув предварительно деревянную затычку. – Как тебя зовут?
-   Нина, - смущаясь ответил ребёнок.
-   Какое хорошее имя, а я Катя, попей молочка Нина и хлебушек вот. И вы мамочка тоже покушайте. Силы прибавятся. И ничего не бойтесь. Мы под охраной таких героев, правда мальчики? – показала она глазами на окруживших телегу мужчин.

   Герои скромно промолчали.
   Иван взял коня под уздцы и стал медленно разворачивать, - держитесь, возвращаемся к месту дислокации.
 
   Мужчины двигались пешком. Иван с удивлением наблюдал за преобразившейся Екатериной. Она как будто повеселела. О чем-то шепталась с ребёнком. Улыбалась, непроизвольно прикрывая разбитые губы, гладила девочку по руке и всё говорила, говорила.

-   Красивая, - отметил он мысленно. -  Жаль! Бедные, бедные девочки. Им бы сейчас дома веселиться, бегать босиком по зелёной траве среди ярких цветов, звонко смеяться, радоваться солнышку и ветру, тенистым деревьям. Хрустальному ручью. Нина. Что с ней стало? Наверное, он был слишком резок с ней.

    Несправедливо.


               
                Нина. (Август 1941г.)

   Нина лежала, уткнувшись лицом в траву, прикрыв голову руками.
   Вокруг рвались снаряды. Ревели пикирующие бомбардировщики с белыми крестами под крыльями. Рычали моторами сотни скопившихся вокруг понтонной переправы автомобилей. Повозки с ранеными, верховые и пешие.
 
   Пропускная способность переправы не позволяла выпустить это море техники и людей сквозь узкую полоску понтонного моста.

   Взрывы авиационных бомб в щепки разносили кузова автомобилей и телеги с грузами и людьми. С неба падали куски обшивки, досок, земли, камней, разбитых грузов и человеческой плоти.

   Обезумевшие от страха люди уже не уступали дорогу раненым и больным, хаотично и напористо прорывались к переправе, по телам, головам убитых и раненых.

   Ещё живые всеми способами пытались двигаться к реке, ползли таща за собой окровавленные лоскуты одежды. Длинные полосы бинтов от размотавшихся повязок белыми змейками волочились за ними. Окрашенные человеческой кровью и кровью лошадей воды Днепра медленно несли неживые тела и раненных, уже неспособных выбраться на пологий берег.

-   К Нине, залегшей под раскидистым кустом лещины, подполз раненый осколком в ногу красноармеец, - девочка, куда ты? Что ты здесь делаешь? Беги отсюда что есть мочи. Туда на восток. – махнул он рукой в сторону.

-   Нет, - крикнула она ему в лицо пытаясь перекричать адские вой и грохот, - мне надо туда, - показала рукой в противоположную сторону, - на запад. Через мост. – А Вам надо в медсанбат, там, - показала она в сторону деревни Соловьёво в школе расположился, увидите на крыше белый флаг с красным крестом.

-   Невозможно. Все бегут оттуда. В обратную сторону. Там уже враг. Нельзя. Уходи быстрее. Домой, домой к родителям. А медсанбат только что уничтожен, бомбой. Прямое попадание. Там раненых было… все погибли. Так, что я уж лучше как-нибудь здесь.
 
-   Давайте я Вас перевяжу, - продолжала кричать девушка. Меня учили. У меня есть бинт, вата и спирт. Она сбросила с плеча лямку от льняной самодельной сумки.
-   Бесполезно, - не согласился солдат, - надо сначала вырезать железяку, впилась в кость, - а вот от глотка спирта я бы не отказался.



                Новая задача. (Август 1941г.)

   Вернувшись из разведрейда , лейтенант Горин доложил полковнику Доватору обстановку, суть которой заключалась в том, что кольцо противника сжимается, основные силы его уже в 5-6 километрах.  Хорошо моторизированы. Есть авиаподдержка. Сдержать их будет едва ли возможно.
 
-   Товарищ полковник, лейтенант Горин, как всегда преувеличивает возможности противника. Опыта ещё недостаточно. Молод. Я считаю. Мы можем и обязаны встать насмерть и остановить врага. Или умереть.

-   Не горячитесь, капитан. Умереть мы ещё успеем. Не будем торопиться.
   Сегодня была радиосвязь с командующим Западным фронтом Тимошенко.
   Несмотря на большие потери в Смоленском сражении, нам удалось затормозить продвижение немецких войск и приостановить наступление на московском направлении.
   Маршал благодарит нас за это и ждёт представления о заслуженных наградах отличившимся красноармейцам. Ряд офицеров будут представлены к званию Героя СССР.
   Поставлена новая задача - прорваться из окружения, отступив через Соловьёвскую переправу на восточный берег Днепра. Далее – Подмосковье, фронтовой резерв. Начальника штаба попрошу подготовить соответствующий план действий.
 
   В медсанчасти, Екатерина Ивановна проводила аускультацию звуков, исходящих из пугливого сердца маленькой пациентки. Она прикладывала к худенькому тельцу прохладную головку стетоскопа, прислушивалась и переставляла дальше. От каждого прикосновения девочка вздрагивала, и прикрывала глаза, но стойко молчала.
 
-   Ну, вот видишь, всё у тебя хорошо, - уговаривала ласково тётя доктор, - только надо хорошо кушать и не о чём не беспокоиться. Скоро мы все вернёмся домой. Наши смелые и героические красноармейцы обязательно нас защитят.

-   Ну как вы тут, красавицы, - в комнату вошёл лучезарно улыбаясь, капитан Фомин, - все здоровы? Да вижу, вижу, а смотри что я тебе принёс, - он протянул девочке пачку немецких галет.

  Маленькая Нина осторожно взяла печенье и прижала к груди.
-  Ешь, не бойся, давай я помогу развернуть. – Офицер аккуратно раскрыл пачку с торца и выдвинув из неё одну печенюшку возвратил ребёнку, - попробуй, это вкусно.
-   Кушай доченька, - подтвердила мать.

-   И вы тоже угощайтесь, - протянул женщине плитку шоколада, капитан. – Трофейный, качественный.

   Он подсел ближе к Екатерине Ивановне и шепнул, склонившись к её лицу: -  Всё! Будем прорываться к своим. На восточный берег. Если конечно переправа цела.


               
                На переправе. (Август 1941г.)

-    Я не врач. Необходимо вскрыть рану и удалить осколок. – Нина смотрела на окровавленную рану на ноге солдата. Тут нужен хирург.
-    Да, ладно, где же его взять, давай сама, - храбро заявил раненый красноармеец. Вероятно, после глотка спирта.

   У Нины предательски задрожали руки, - видите ли, я никогда этого не делала, только теоретически.

-   Вот и представился случай проверить знания на практике, давай не бойся. Я только закушу зубами веточку.
 
-   У меня нет скальпеля, да и не место здесь. Грязно. Надо тёплой воды… и вообще…

   Солдат улыбнулся сквозь боль, - как зовут то тебя, красавица?
-   Нина я.
-   А я, значит Федя. Вот и познакомились. Ты Нина не бойся, надо же когда-то начинать. Вот и потренируйся на мне. Если не получится я не буду в обиде.
   Всё равно помру, а так хоть какой-то шанс. Пусть и призрачный.
   Давай. Вот тебе вода, - он отстегнул с пояса армейскую флягу, - наверное, даже тёплая – на себе носил. Нагрелась от тела.
   А вот тебе и скальпель, - протянул, сняв с ремня деревянные чёрные ножны с кожаным подвесом. - НР-40.
   Отличный армейский нож. Шведского типа. В Златоусте делают, - вынул нож из ножен. - Лезвие пятнадцать сантиметров, ручка деревянная с волнистым брюшком, стальная крестовина с загнутыми в разные стороны концами. Отличный будет скальпель. Прошу.

               

                Прорыв. (Август 1941г.)

-   Думаете, Николай Павлович, можно повторить путь в обратном порядке? – Полковник совершал возвратно-поступательные движения в тесном кабинете бывшего сельсовета, сцепив руки за спиной, - полагаете немцы глупые, не укрепили там позиции после нашего прорыва?

-   Никак нет. Думаю, не глупые, но в этом месте как Вы помните болото, поэтому глубокую оборону не создать, да и не зачем. Техника там не пройдёт, а пехоту уничтожат с флангов.
   Мы не в полном окружении, а внутри подковы частично открытой на восток. По флангам, примыкающим к открытому участку пройдётся танк. На коротком плече, метров пятьсот.  Возникнет некоторое замешательство в рядах противника и возможно даже хаос. Экипаж сделает несколько ходок туда и обратно и повторит этот маневр несколько раз, как челнок, если не подобьют.
   А мы всей конницей хлынем в образовавшуюся щель. Потребуется с учетом нескольких подвод с грузом и ранеными часа четыре для полного выхода.
 
-   А если подобьют?

-   Мы предусмотрели скоординированный обстрел из миномётов по торцам, той самой подковы. Пока танк громит один торец, мы ведём миномётный обстрел по второму, потом меняем картину на противоположную.  Также, с торцов будут прикрывать пулемётные расчёты. Их у нас тридцать два. В случае поражения машины, вариантов два. Если живы прорываются пешим ходом за остальными. Во втором случае…
   Лучше пусть его не будет.
   Сколько продержатся, при наихудшем варианте?

-   Миномёты трофейные, лёгкие в обращении, четыре штуки. Снарядов к ним осталось сорок восемь. Станковые пулемёты будем использовать только в прицельном бою… Полагаю в случае непрерывного боя хватит минут на сорок…
   Но, если с умом, постараемся продержатся часа три. Основные силы успеют прорваться. А далее к Соловёвской переправе и на восточный берег. После чего переправу демонтируем.

   Доватор остановился и обвёл взглядом всех присутствующих, - вопросы, замечания, предложения?

   Всеобщее молчание было ему ответом.

-   Что же, принято. Выдвигаемся в четыре тридцать. Экипаж машины прежний?

-   Нет, товарищ полковник, - Ясенев оглянулся на сержанта Горина, тот незаметно кивнул головой, - мы считаем нет смысла рисковать всеми, достаточно механика-водителя, стрелка и заряжающего. Ну и конечно командира. Он же наводчик.

-   Возражаю, - капитан Фомин поднялся, - товарищ полковник как я понимаю меня собираются оттеснить от боевой операции, я категорически не согласен.

-   Капитан, - полковник подошёл к особисту и дружески его обнял за плечи, - полагаю майор прав, зачем напрасно рисковать? Потом мне бы хотелось, чтобы вы ушли в прорыв первым. Мы же не знаем, что нас ждёт на выходе. – Он склонил голову к его лицу и прошептал: надеюсь твои архаровцы не откроют с дуру огонь по отступающим. Надо предупредить.

   Капитан остался стоять в замешательстве.
   Полковник отстранился от особиста и ещё раз обратился к присутствующим:

    Друзья мои, раз уж так сложилось, что нам дают шанс выжить и вернуться, мы обязаны им воспользоваться. Это значит мы продолжим защищать свою Родину, свои семьи.
   Да пока приходится отступать. Враг силён. Но мы на своей земле. А он нет. Поэтому мы найдём в себе силы, перегруппируемся и дадим достойный отпор. Нам есть за что умирать.
   Сержант Горин, ваша белая ракета будет нам сигналом к началу исхода.
   Свободны.

-   Николай Павлович – обратился Иван к начальнику штаба, когда все вышли от командира наружу, могу я обратиться к вам с личной просьбой?
-    Конечно, Иван Дмитриевич, но я кажется знаю Вашу боль. Орлик?
-    Да, - благодарно кивнул сержант, -  мне бы хотелось, чтобы Орлика пока не седлали, он ещё слаб. Могли бы вы позволить прикрепить его к Екатерине Ивановне и её гостям. Они же будут на повозке перемещаться. Было бы хорошо если бы Орлик с ними двигался. Не в упряжке, а рядом. Он окрепнет и ещё мы с ним повоюем. А, товарищ майор? Буду Ваш вечный должник.

   Майор Ясенев улыбнулся, похлопав по спине Горина, - с доктором договоритесь. - И двинувшись дальше махнул рукой, - я не возражаю.

-   Ну что? – окружили Ивана его собратья по экипажу, - ещё повеселимся?

-   Повеселимся. Завтра. А сегодня надо подготовить машину. Заправить по полной. Снаряды полный комплект. Патроны к пулемёту. Проверить ход. Всё. Я в медсанчасть. Урка перестань ехидно улыбаться, ты во всём видишь плохое.

-   Да чего плохое то? – развёл руками рядовой Юрков, глядя в удаляющуюся спину Горина-старшего, - в этом деле всё хорошее только. Чудак. Скажи, лейтенант. Ты же брат, хоть и младший. Но думаю девушка то у тебя есть?

-   Эх, Урка, - сокрушённо вздохнул Вовка, - пойдём, лучше будешь машину грузить. А ты Алмас займись пулемётом, проверь, чтоб был в рабочем состоянии. Я займусь движком.

   Капитан Фомин курил в сторонке и молча наблюдал за резвящимися мальчишками.
 
   Когда они скрылись шумно за углом, он бросил папиросу, притушил ей сапогом и тяжело вздохнув побрёл в сторону медсанчасти.


               
                Не доброе утро. (Август 1941г.)

-   Вставай Вань, - кто-то тормошил его, мягко, но настойчиво, - просыпайся-на свидание опоздаешь.

-   Что? Какое свидание, - он едва разлепил непослушные веки помогая пальцами приподнять их и неосмысленным взглядом уставился на тёмную фигуру, сидящую рядом на соломе, постеленной вместо матраса на земляном полу траншеи, частично прикрытой сверху выцветшим брезентом.
 
-   Ну, вот! Почти как у Гоголя, - поднимите мне веки. Помните? – Тёмная фигура развернулась в полупрофиль и розовый предрассветный луч ещё не восставшей звезды нежно скользнул по её восковому лицу.

-   Что вы здесь делаете? – Иван начал приходить в себя после, тягучего короткого сна, - что опять случилось? – Он приподнялся, стряхивая медленной, непослушной ещё рукой зацепившиеся за несвежую гимнастёрку острые расщеплённые соломинки.

-   Не надо сегодня использовать немецкий танк, - ровным, бесцветным голосом произнесла гостья, - беда будет. И ещё… не дайте ампутировать руку.

-   Зара!.. Я конечно чрезвычайно рад видеть Вас вновь!.. Но давайте всё же не будем вносить корректировки в военные маневры…
   И потом… почему Вы появляетесь в не самое, можно сказать, урочное время и потом внезапно исчезаете?
   Может пора немного пролить свет на наши случайные встречи?
   Кто вы? Откуда? Зачем я вам нужен? И кому собираются ампутировать руку?

-   Мне нужны не вы.
-   Вот как? А кто же?

-   Он, - загадочная гостья в чёрном, поднялась указав рукой в сторону. В её непроницаемых тёмных глазах блеснул сиреневый огонёк.

-   Он, это кто? - Иван повернул голову в направлении её указующей руки и увидел приближающегося брата, - а при чём здесь мой…

   Он не успел сформулировать вопрос адресату. Адресат, как всегда, внезапно растворился. Слился с лёгким, прохладным утренним воздухом.
 
-   Что причём, я не понял? - Переспросил энергично приблизившейся Владимир. – Давай поднимайся, пятый час уже. Будем выдвигаться. Всё готово.
-   Подожди, брат. – Иван медленно поднялся, подхватив протянутую Владимиром руку. Я это… Хотел спросить…. Ты видел сейчас здесь… одну… симпатичную особу в чёрном?
-   Нет, брат. Какую ещё особу?  У нас есть одна симпатичная особа. Правда с немного разбитым лицом. И ещё две другие симпатичные особы. Но они, я полагаю, ещё не проснулись.

-   Слушай, а ты помнишь, тогда ещё… дома, в тот самый день, когда узнали о войне… Ты прибежал предупредить о Сероштане, а я был с Ниной? ...
-   Владимир призадумался, непроизвольно озираясь по сторонам, - ну помню и что?

-   К нам вышла из-за кустов женщина в чёрном? Такая странная немного. Что-то спросила и потом незаметно пропала. И тут появился Сероштан с ружьём, сообщил буднично о начале войны с фашистской Германией, и мы все ошарашенно просели.

   Владимир молча сдвигал подошвой сапога солому к борту окопа, - у неё была такая изящная старинная трость с головой птицы.

-   Именно! Так вот я её опять видел. Только что. И ещё раньше, когда… Ну неважно. Тебе она больше не встречалась?

-   Да, ладно тебе, брат. Чушь — это всё. Привиделось. Нервные перегрузки.

-   Может быть. И даже скорее всего. Но только я помню её имя. А ты?
-   Знаешь, что? Давай уже займёмся делом. Ну их, эти фантомы. Нас ждут великие дела! Как говорил Бонапарт! По коням, а?

-   Ты что-то путаешь. Этими словами в 18 веке слуга будил герцога Анри де Сен Симона...
   А и то правда! Давай Брюлика и Урку в машину и на выход.

   Через несколько минут экипаж задорно мчался на юго-восточный фланг окопавшегося противника, оставляя за собой клубы догоняющей пыли. Когда до вражеского укрытия оставалось несколько сот метров, по северо-восточному флангу заработали красные миномётчики.

   Иван принялся считать взрывы: один, два, три…
   В следующий момент его бросило на переднюю панель башни.
 
   Танк резко остановился. В глазах потемнело от удара головой. Он с трудом удерживал сознание. Липкая густая струя залила правый глаз. Локтем правой руки сержант Горин промокнул мешающую кровь и прокашлявшись крикнул: Вовка, жив?
   Но едва узнал свой слабый сиплый голос. – Урка, Брюлик?

-   Рядовой Юрков на месте, - раздался тихий с хрипотцой голос рядом.
-   Младший сержант Акаев на месте, - последовало снизу.
-   Принято. Что там брат?

   Зловещее молчание холодком просочилось в затуманенное сознание, - сержант Акаев? Что там с лейтенантом Гориным? Брюлик? – Иван попробовал форсировать голос, но сорвался, закашлялся и зашипел: какого…ты не отвечаешь? Сержант Акаев доложите немедленно обстановку.

-   Докладываю, - сообщил мертвецкий голос снизу, - пробоина с правого борта.  Лейтенант Горин убит.

-   Ты что городишь, Брюлик? Повторить!

-   Повторяю, товарищ сержант: лейтенант мертв. Брат Ваш мёртв. Прошит насквозь. Противотанковое ружьё.

   Иван, мобилизовал ускользающее сознание и ценой сверхусилий, практически «на автомате» спустился вниз. Вовка сидел, ухватившись за рычаги управления. Голова опущена. В боку на уровне груди зияет огромная размером с алюминиевую кружку, ещё не заполненная кровью дыра, обнажая белый обломок торчащего ребра.
 
   Из уст Ивана вырывается болезненный стон, перерастающий в рёв. Он кричит всё громче и громче, выворачивая наизнанку свои лёгкие. Оглушающе и продолжительно. Его мозг отказывается принять то, что видит глаз. Один. Левый. Рёв продолжается. И это кажется невозможным. Он пытается остановиться, закрывает рот ладонями, но вой продолжается. Его кто-то трясёт за плечи, - он слышит знакомый голос и открывает глаза. Над ним склонился Вовка, пытающийся растормошить брата, - да проснись же ты наконец, - кричит Горин –младший, пытаясь перекричать непрекращающийся вой механической сирены.

-   Где я?
-   Как где? На войне, брат. Пора вставать. Нас ждут великие дела.

   Через несколько минут экипаж уже был в танке. Молча ждали команды командира.
   Иван медлил.

-   Ну, что там, брат? Кого ждём? - Крикнул снизу Вовка, - я готов, жду команды.
 
-   Что за выражение, брат?
 
-   Ты о чём?

-   Нас ждут великие дела. Наполеон?

-   Нет, это выражение известного французского аристократа-историка герцога Сандрикура Максимилиана Анри Сен Симона.
   
-   Да. Хорошо. Вперёд. – скомандовал Иван.
 
   Резко взревел двигатель, выбросив порцию чёрного дыма и танк вздрогнув двинулся на юго-восток постепенно, набирая скорость и убегая от поднятой вверх пыли. Почти одновременно начался миномётный обстрел северо-восточной части подковообразного расположения противника.
   Командир танка невольно начал считать выстрелы: один, два, три…- стоп машина закричал он внезапно.
   Танк проскочив несколько метров встал и тут же пылевое облако догнало машину брызнув серой струёй в открытую амбразуру на левой стенке корпуса и пять смотровых щелей в командирской башне.

-   Что такое, командир? – недовольно крикнул Вовка.

   Командир, расположившийся за казённой частью орудия над наводчиком и заряжающим, закашлялся отплёвываясь от просочившейся пыли, заскрипевшей на зубах. – Чёрт, хоть амбразуру то заприте. Механик-водитель меняем курс, - сообщил Иван в переговорное устройство, - двигаемся строго на восток между флангами неприятеля. Вперёд. Заряжающий готовь осколочно-фугасный. Скорость максимальная.

   Они промчались вперёд километров пять, не встретив никакого сопротивления.
 
-   Стоп машина. Странно. Где неприятель? Открыть люк, выходим.
 
   Иван выбрался наружу башни и осмотрелся вокруг. - Дальше нельзя увязнем. Похоже проход свободен. – Он достал ракетницу и запустил в сторону своих белую ракету.

-   Рядовой Юрков разверните башню на 120 градусов. На северо-восток. На всякий случай. И потом можно всем перекурить.
 
-   Электропривод не работает, -  крикнул Урка, - попробую вручную. Он начал крутить рукоять управления. Башня медленно разворачивалась.

   Когда наконец башня повернулась на нужный угол. Экипаж выбрался наверх и расположился вокруг люка.
 
-   Очень медленно вращать вручную, неудобно, - сообщил Урка доставая папиросы, - оборотов 70 сделал.
 
   Закурить экипажу не удалось. Раздался выстрел, и они ощутили глухой удар в борт.

-   На землю, - скомандовал Иван, спрыгнув с танка. Остальные последовали за ним присев за противоположным бортом.

   Урка прополз на другую сторону и тут же вернулся обратно. – Дерьмовая броня. Дыра справа по борту. Повезло что мы были наверху.

-   Что будем делать, командир? Надо отозвать сигнал. Закрыть проход.
-   Нет, поздно уже. Конница будет здесь с минуты на минуту. Урка, ты зарядил осколочным?
-   Разумеется.
-   Тогда огонь. Нет сидите здесь, - остановил он поднявшегося было красноармейца Юркова, - я сам, если конечно орудие не заклинило от удара.
-   Нет, командир. Обижаешь. Это моя работа. А ты командуй.
    С этими словами, не дожидаясь ответа командира, Урка взобрался на танк и спрыгнул в люк.

    Снаряд прошёл ниже, зацепив место механика-водителя. Юрков произвёл выстрел и перезарядив орудие выбрался наружу.

-   Лейтенант, поздравляю, вы живы, а Ваше место разворочено. Командир, я перезарядил осколочным. Но оставаться здесь опасно. Может сдетонировать весь боекомплект при следующем ударе.

-   Тогда, двигаемся дальше в сторону реки. Кавалерия нас догонит. – Иван потянул носом воздух, - к тому же они уже рядом я чувствую этот специфический запах.

-   Да уж, - согласился Горин-младший, - запах сотен немытых тел и взмыленных лошадей. Но больше всего мне бьёт в нос запах пота приближающегося ревнивца.
-   Это ты про кого? – не понял Алмас.

-   Да вот же он, - показал рукой Владимир на приближающегося верхом на гнедом капитана Фомина, - здравия желаем товарищ капитан, надеюсь Вас не укачало.
 
   Капитан не оценил иронии товарища, - все за мной в сторону переправы.
   Вереница конных бесконечным потоком двинулась дальше, огибая застывшую как скала двадцати тонную махину с двух сторон, как речной поток огибает остров.

   В потоке конной вереницы двигались и несколько подвод с ранеными. Среди них была и доктор Андреева с маленькой девочкой и её мамой. Сзади на привязи с понурой головой следовал белоснежный пегас с блёклыми серыми звёздами.
   Екатерина Ивановна устало помахала красноармейцам рукой. Они ей ответили тем же.

-   Увидимся на переправе, - крикнул Иван, сложив ладони рупором.

   Жеребец дёрнул головой натягивая верёвку, привязанную к торцу телеги. Уперся передними ногами в землю как упрямый ослик.

   Но запряжённая лошадь оказалась сильнее, лишь слегка притормозив продолжила движение увлекая за собой упирающегося жеребца, который принудительно сделал ещё несколько шагов и снова встал как вкопанный.
   На его подрагивающем теле, ещё минуту назад невзрачные звёздные пятнышки, вдруг заиграли, засветились переливчато всеми цветами радуги. Верёвка вновь натянулась как струна, завибрировала и оборвалась.
   Жеребец бросился в сторону и остановился в полуметре от Ивана. Склонив голову, фыркнул и сделав ещё шаг замер, прислонившись носом к щеке друга.
 
   Иван положил руку на тёплую, мордочку.
 
   Так они простояли несколько секунд, - я всё понимаю, дружочек, но тебе надо сопровождать этих прекрасных дам, на ту сторону. У меня задание. Мы увидимся. Потом. На переправе. Обещаю. А сейчас иди с ними. Пожалуйста. Так надо.
 
   Пегас сделал шаг назад и остановился, всматриваясь печальным взглядом в хмурое лицо Ивана. Затем едва заметно кивнул головой и развернувшись двинулся за удаляющейся повозкой, откуда за чудной лошадкой наблюдали небесного цвета, широко распахнутые, детские глаза.

   Орлик догнал продолжавшую движение телегу и пристроившись с торца послушно последовал рядом. Ребёнок радостно захлопал в ладоши.

   Екатерине Ивановне, удивлённо наблюдавшей за этой сценой, показалось будто звёздный пегас улыбается. Она обернулась на маму маленькой Нины.
   Чудеса – мама тоже таинственно улыбалась, глядя на повеселевшую дочь.
 
   Внезапно завыла сирена и через несколько секунд в небе появились немецкие бомбардировщики, плавно пролетающие над узкой длинной кавалькадой, протянувшейся почти до горизонта. Их ровный рокот заглушал крики наездников. Они быстро удалились за кромку леса и уже оттуда донеслись звуки взрывов.

-   Похоже переправы нам не видать, - с грустью заметил сержант Акаев.

   С флангов донёсся знакомый стрёкот станковых пулемётов.

-   Во, а это уже наши поливают, продолжил Брюлик.

   Следом раздались глухие выстрелы словно выскочили пробки тёплого шампанского.
   Засвистели разрезающие воздух мины и брызги грунта, песка и камней посыпались на окружающих.

-   Ложись, - закричал Горин-младший сопроводив команду характерным жестом руки и бухнулся на землю. Его примеру последовали окружающие.

   Иван бросился вперёд вслед удаляющимся женщинам.
-   Куда? Лежать! – заорал Вовка и замахал руками.

   Но Горин-старший уже никого не слышал.
   Он что есть сил рвался вперёд.

   Разрывы снарядов ложились густо и слева и справа, и сзади, и впереди, но он, не обращая на них внимания догонял беглецов. – Стойте! Остановитесь, - кричал на бегу, спотыкаясь периодически и падая. Но поднимался и бежал дальше, остервенело как одержимый, пока не достиг цели.

   Схватив лошадь за уздечку остановил повозку. Тяжело дыша, потребовал всем лечь под телегой.
   Женщины испуганно выполнили его требование. – Лежать пока не прервётся артподготовка. Потом быстро выбираемся и стремительно двигаемся в сторону переправы.
-    Доберётесь до лесной полосы рассредоточьтесь и укройтесь за деревьями пока не закончится налёт. Потом через понтонный мост на восточный берег Днепра и дальше не останавливаясь до наших основных сил. Всё понятно? Екатерина Ивановна?
 
   Военврач второго ранга Андреева, лёжа на животе, вытянув шею выглянула из-под телеги и кивнула - а Вы?
-   Мне ещё надо… Сержант не успел договорить – ему в спину ткнулась упругая морда Орлика.

   Рядом разорвалась мина и вдруг стало тихо. Словно всех оглушило.

-   Что это? - Екатерина Ивановна выбралась наружу и отряхивая пыльную гимнастёрку поднялась навстречу Ивану, - что за звон стоит? Девочки выбираемся ложимся в повозку и быстро в сторону леса. Иван Дмитриевич давайте всё же с нами. Что с Вами?

   Его правая рука неестественно болталась представляла из себя кровавое месиво из вывернутой наизнанку плоти, срезанной с лучевой кости.
 
   Сержант неловко развернулся к стоящему рядом жеребцу и обхватив его здоровой рукой за шею пытался удержаться.
 
   Передние ноги Орлика дрогнули, подогнулись и он опустился на брюшко, а затем свалился на бок. Сверкая белками глаз силился подняться, но похоже ему уже это было не под силу. Его правая передняя нога была густо залита кровью.
   Иван опустился рядом и попробовал левой рукой вытащить один из осколков, вонзившихся жеребцу в лучевую кость и лопатку.
 
   Подоспели Вовка, Брюлик и Урка.

-   Екатерина Ивановна, - лейтенант Горин подхватил доктора под локоть и отвёл в сторону, - насколько серьёзно ранение?

   Доктор Андреева ещё пребывала в лёгком замешательстве и Владимиру пришлось ласково потрясти её за плечи.

-   Извините, я немного… растерялась.

   Похоже надо ампутировать руку. Мышечные брюшки и сухожилия правого предплечья срезаны. Лучевая кость фактически оголена.
   Екатерина Ивановна приложила батистовый кружевной платок к покрывшемуся холодной испариной лицу.

-   Вы уверены? Может можно как-нибудь сохранить? Думаю, он не даст резать.
-   Невозможно. Тогда он умрёт.

-   Ну что вы там шепчитесь?  Жить буду? А, Екатерина Ивановна?

-   Молчите. Вам сейчас надо беречь силы.
   Видите ли, … - доктор Андреева с младшим Гориным подошли к Ивану. Она старалась говорить спокойно и уверенно, - у вас травма правой руки средней тяжести. Она не смертельна. Только надо своевременно вмешаться.

-   Что это значит? – Иван тоже старался не терять самообладания.

-   Дело в том, что… В общем если затянуть с… ампутацией, то может развиться сепсис, гангрена… и тогда поручиться за Вашу жизнь уже будет невозможно.

   Иван долго молчал, потом спросил тихо: - А что Орлик?

-   Я не ветврач, но предполагаю, что передвигаться он не сможет. Нога и правый бок иссечены осколками.

-   Что здесь? - полковник Доватор легко спрыгнул с изящного вороного орловского рысака, рядом с лежащим на земле Гориным. За ним последовал майор Ясенев и с противоположной стороны придвинулся ближе капитан Фомин.  Он опустился перед Иваном на колени и с любопытством рассматривал окровавленную руку, - сержант, какого чёрта вы лезете под пули?

-   Остыньте, капитан, - потребовал Доватор, - Екатерина Ивановна какой прогноз?

-   Надо ампутировать срочно иначе потеряет много крови.
-   Вы готовы это сделать здесь и сейчас?
-   Да, но мне нужен будет добровольный помощник.
-   Я готов, - вызвался особист.

-   Сержант, понимаю Ваше состояние, но похоже выбора у Вас нет.

-   Лев Михайлович, - Иван с трудом выдавливал из себя звуки севшим хриплым голосом, - спасибо за заботу. Для меня было честью служить под Вашим командованием. Просьба спасти моего друга.
 
-   Вы о ком?
   Иван указал кивком головы на лежащего рядом пегаса, который тяжело дыша преданно наблюдал за старым другом. Его блестящий увлажнённый глаз отражал восходящие лучи муарового светила.

-   Иван Дмитриевич, Вам сейчас важнее сосредоточиться на себе. Вы же слышали. Необходимо немедленное вмешательство.

-   Лев Михайлович, пожалуйста! Николай Павлович, прошу Вас. Спасите Орлика. Он заслуживает жить.

-   Вы, Иван Дмитриевич тоже заслуживаете. Мало того, я намерен ходатайствовать о представлении Вас к высшей награде.
   Однако сейчас необходимо от Вас формальное согласие на … ампутацию руки.
 
   Командир умолк в ожидании согласия. Пауза длилась не долго. Иван молча разглядывал окруживших его боевых товарищей. Они сочувственно молчали.

-   А ты что скажешь, брат? Думаешь мне нужна будет такая жизнь? Юного пенсионера по- инвалидности? Сидеть у окна наблюдая как проносится жизнь мимо? Долгая и скучная. Ловить сочувствующие взгляды друзей и брезгливые остальных? Робко сносить скрытые насмешки врагов? Терпеливо и занудно ждать естественной кончины, медленно и незаметно спиваясь в одиночестве?

-   Ну зачем ты так, брат. Живут люди и с более тяжёлыми травмами. И вовсе без рук и без ног тоже. Более или менее полноценной жизнью.
-   Перестань. Ты же сам в это не веришь. Товарищ полковник, однополчане, друзья!
   Сообщаю Вам свое решение в здравом уме и твёрдой памяти: категорически отказываюсь от ампутации.
   Вы можете оставить меня здесь. С оружием. Я ещё послужу напоследок.  Основные силы противника скоро будут здесь. А вы выполняйте приказ маршала Тимошенко - все на восточный берег. Их авиация, полагаю, сильно затруднит этот процесс.
   Но спасите моего четвероногого…
   На этих словах голова Ивана упала на грудь, и он откинулся всем телом на спину. Открытые глаза неподвижно уставились в небо.

-   Эй-ей-ей, - кинулся его тормошить капитан Фомин, - ну-ка не смей!
   Не смей говорю тебе умирать! Какого чёрта ты делаешь?
   Вставай давай, боец! – он приложил ухо к груди Ивана. Потом влепил ему пощёчину и опять послушал сердце. – Я не позволю тебе умереть! – он начал делать ему искусственное дыхание. Давил ритмично на грудь, вдувал воздух через рот раздвигая пальцами безжизненные губы, - ни черта ты у меня не сбежишь так просто. За тобой ещё выстрел. Я не собираюсь жить с долгами.
   И жеребца твоего я спасу. Обещаю. Вставай твою мать. – капитан с размаху ударил его ладонью по щеке.

-   Что вы делаете, капитан, - вмешалась наконец Екатерина Ивановна, выйдя из оцепенения, немедленно прекратите, - она оттолкнула офицера и приложив голову к груди Ивана закричала непроизвольно: - жив! Срочно плащ – палатку. Расстелите здесь.

-   Екатерина Ивановна, - Вовка взял её за руку, - Вы же слышали он не дал своего разрешения на ампутацию.
 
-  У кого есть спирт? – Лейтенант я не собираюсь ампутировать ему руку. Попробуем уложить мягкие ткани на место и перебинтовать. Если повезёт и не случится заражения, рука сохранится. Но пальцы работать не будут. Сухожилия разорваны, а сшить их в этих условиях нет никакой возможности, а также сосуды и тем более нервы. Нужен нейрохирург и соответствующее оборудование. Но попробуем хотя бы сохранить ему жизнь.

-   Вот, - протянул рядовой Юрков фляжку, - самогон здесь. Хороший. Первачок градусов семьдесят.

-   Давайте вон туда под телегу, - командовала доктор красноармейцам, притащившим плащ-палатку, канистру с водой, примус и котелок, - на тот случай если обстрелы возобновятся. Капитан, а вы принесите мой саквояж с инструментами, там под брезентом.

   Доктору удалось взять себя в руки и теперь она сосредоточенно и точно давала всем необходимые указания. – Сержант Акаев возьмите примус, разведите огонь и согрейте мне воду, доведя её до кипения. Лейтенант помогите капитану перенести больного туда и обрежьте правый рукав его гимнастёрки, аккуратно не задевая травмированные ткани руки. Потом будете держать. На всякий случай.

-   Так точно, товарищ доктор, - отдал честь капитан, приложив руку к виску. Сейчас, я только дам задание бойцам. Эй Василий, ко мне, бегом.
 
-   Слушаю товарищ капитан, - вытянулся по струнке подбежавший красноармеец.
-   Возьмёшь трёх бойцов и в лес. Нарубите десяток тонких длинных стволов, сделаете волокуши.
-   Зачем?
-   Отставить вопросы. Выполняйте. А, впрочем, ... вон того жеребца затащите на волокуши, - он указал на лежащего неподалёку пегаса, - впряжёте двух лошадей и доставите его на тот берег через понтонную переправу. Доложите мне лично. Проверю.

-   Это же Орлик, - воскликнул удивлённо Василий, а где же Ванька?
-   Не твоё дело, где Ванька. И какой он тебе Ванька? Сержант Горин – представлен к Герою Советского Союза. Вам ясно, рядовой?

-   Да, ясно мне товарищ капитан. А что с ним, - увидел он неподвижное тело односельчанина, - Жив?

-   Выполнять приказ, рядовой! Шагом марш в лес. Бегом! Екатерина Ивановна надо поторопиться. Мне кажется я слышу низкий мощный гул и вибрации. Моторизированные силы противника уже недалеко. Передвигаются очень быстро.
   Конечно их сейчас встретят наши пулемётчики и миномётчики. Но долго они их не удержат. Силы не равны.

-   Это да, - подтвердил лейтенант Горин, - у них полугусеничные тяжёлые бронетранспортёры для перевозки панцергренадеров, пехоты.  И даже полугусеничные мотоциклы. Об артиллерии я уж и не говорю. Танки. Плюс авиация.

-   Да на самом деле плевать, - самоуверенно заявил капитан Фомин, - мы дома. А они на чужой земле. И это значит, что рано или поздно мы, или наши последователи их все равно заломают и погонят прочь. И истинно говорю тебе - мы дойдём до Берлина.