Часы

Моему дорогому деду,
Полковнику ВВС СССР,
Рыкову Борису Васильевичу,
Посвящается...
               
                1.

Настала пятница конца апреля, когда май и солнышко уже вовсю стучат в дверь. Была замечательная ясная погода. В городе N активные люди разъехались кто куда по округе, за первыми впечатлениями от шашлыков и вылазок, а многие, так просто спрятались после трудовых будней в своих "каменных клетках". Его спальный Придорожный район почти опустел, лишь детвора и молодёжь сновали туда сюда.
Мои дети, мальчишки 15 и 10 лет, пришли домой после тренировки радостные и с явным предвкушением от скорой прогулки с друзьями. Часто и я выходил с ними, предварительно складывая в свою сумку разные мячи. Обычно мы собирались с другими ребятами из нашего двора на школьном стадионе рядом с домом. Детей иногда было настолько много, что приходилось играть на вылет. Мне, в свою очередь, хотелось научить ребят хотя бы основам игр, так как большинство из них видели футбол, волейбол и баскетбол лишь по телевизору и испытывали постоянное чувство неловкости и неуверенности оттого, что не имеют и не могут играть.
Но в тот раз мои дети попросили меня не ходить с ними, объяснив своё желание тем, что хотят побыть со своими друзьями без взрослых. Старший сын спросил у меня, можно ли взять волейбольный мяч, который мне в своё время подарил и подписал на память мой товарищ, в недавнем прошлом профессиональный игрок, Гоша, а тогда тренер команды, которую я представлял на общероссийском уровне.
- Конечно бери, сынок! Но будь с ним, пожалуйста, поаккуратнее. Не бейте его ногами и нигде не проткните, - ответил я, немного перебарщивая с назидательностью.
- Хорошо, пап! Не волнуйся, - ответил мне сын, улыбнувшись, как всегда, своей милой, робкой улыбкой.
После того, как ребята выскочили на прогулку я стал заниматься домашними делами и не заметил, как потихоньку настал вечер. Вскоре пришли дети, журя и по-доброму смеясь друг над другом. Я открыл им дверь и, весь в своих мыслях, поначалу даже не обратил внимания на то, был ли у них в руках мяч или нет. Только через полчаса я вдруг вспомнил про него и спросил у старшего:
- Сын, ты мяч то принёс? - он посмотрел на меня удивлённо и резко кинулся в коридор! Мяча не было. Потом он быстро надел куртку и вышел из квартиры. Минут через пять он возвратился, стыдливо теребя руки и опустив глаза:
- Мяча нигде нет, - тихо сказал он.
- Ну может быть, вы с ним куда-то ходили? - спросил я, сильно расстроенным голосом.
- Да, точно, - вдруг вспомнил сын, - Мы с ним ходили в магазин, и я положил его в шкафчик для хранилища, только где ключ, не знаю!
- Быстро беги туда, - почти крикнул я, сильно сморщив свой лоб от гнева.
Сынок побежал не оборачиваясь, понимая, что сильно виноват. Мне тогда стало так обидно, ведь мячик был для меня не просто спортивным снарядом. Он порой напоминал мне о наших общих победах, столь значимых для меня. Я уже пару раз рассеяно отстранил младшего, желавшего о чём-то со мной поговорить. Ах, как мне было себя жалко! И вдруг, вспомнилось…


                2.

Мне было 12, и я в летние каникулы, как всегда,  поехал на дачу к своему дедушке, полковнику Военно-Воздушных сил в отставке, Василию Борисовичу Быкову. Ехать от города до дачи нужно было на рейсовом автобусе, который останавливался на трассе и дальше шёл в деревню Когитское. От поворота нужно было идти по полу, где часто раньше выгуливали лошадей и овечек. как только я сошёл с автобуса. то сразу глубоко вдохнул сельского воздуха и сказал про себя: "Наконец, дома.".
Василий Борисович, надо сказать, был очень занятным персонажем. Жизнь превратила моего деда из романтичного выпускника одного из Ташкентских детских домов в чёткого, бескомпромиссного, сурового и весьма идейного мужчину. По словам его близких родственников, моего отца и бабушки, где бы и на сколько не останавливались на проживание Быковы, Василий Борисович всегда находил и обустраивал для себя огородик, садик или хотя бы беседочку. Что уж и говорить о тех временах, когда он ушёл в отставку. Естественно, чуть пользуясь служебным положением, он приобрёл себе садовый участок, на котором построил двухэтажный кирпичный дом. Со временем к нему он ещё присовокупил и огород, чуть вдалеке, за посадками.
Конечно порядок наш старый вояка любил прежде всего. Правда, свой порядок. В его дачном доме почти всегда было грязно, пол был неделю не метён и повсюду паутина. Зато сад и огород были, как картинка! Всё было посажено по науке: и деревья, и кустарники, и овощи, и ягоды. И как Василию Борисовичу было приятно, когда кто-то из дачников, проходящих мимо садового участка, говорил ему после приветствия:
- Борисыч, как же у тебя здорово! Просто слов нет, - потом обычно к деду шли просьбы дать какой-либо рассады, он почти никогда не отказывал.
Естественно, Василий Борисович каждый год с мая по конец сентября практически безвылазно и не покладая рук трудился на даче, чтобы его огородно-садовая сказка повторялась. Лишь иногда, часто даже без ночёвки, он отлучался в город, чтобы помыться и пополнить свой провиант, Я приезжал к нему и подолгу жил почти каждое лето. И моё время, также, как и у него было расписано по пунктам. Он с криком: «Сержант Быков, подъём!» будил меня каждое утро, не исключая выходных, а дальше начиналось моё обычное вредничанье и мечты о речке и его в ответ, методичное объяснение и постановка задач на день, неделю и даже месяц.
Каждый день я, словно манны, ждал обеда, после которого, в зависимости оттого, устроила или нет деда моя работа я мог, либо идти на речку с дачными ребятами, либо часок поваляться дома, и почитать книгу. В тот день моя работа его не сильно устроила. С огорода на обед мы пошли вместе, и он дорогой мне всё рассказывал и подсказывал как делать то или другое на участке. Как только мы плотно поели он засобирался обратно, строго сказав:
- У тебя час, не опаздывай! - я был не очень пунктуальным, опаздывая порой на полчаса и больше, за что постоянно получал нагоняй от деда. Так было и вчера, поэтому вспомнив, я сказал в сердцах:
- А как я точно узнаю, сколько время? – он задумался и через секунду, бережно и даже почтительно сняв со своей руки, протянул мне часы, сказав с иронией:
- На вот, возьми! Теперь то уж точно не опоздаешь, и я не услышу твоих очередных баек!
- Хорошо, - рассеянно и полусонно ответил я, ожидая, что хоть часок побуду, наконец, один.
Немного задремав я и не заметил, как пролетело время и от моего "заслуженного" часа осталось не больше пяти минут, а до огорода было не меньше километра, да ещё нужно было на ключ закрыть двери от дома и от забора. Суетясь и опаздывая, я засунул в один карман своих шорт ключи, а в другой часы, чтобы не покоцались. После того, как всё закрыл я не пошёл, а побежал, пару раз поднимая выпавшие по дороге ключи.
За долгое время на послеобеденные работы я пришёл вовремя. Дед очень обрадовался этому обстоятельству и даже похвалил меня, что бывало не часто. Вдруг он сказал мне:
- Давай часы! - я засунул руку в карман и… понял, что часов там нет. Затем я, почти крикнув: «Сейчас!», быстро стал возвращаться по своему маршруту в обратном направлении, внимательно смотря себе под ноги. Часов нигде не было! Я осмотрел каждый кустик, каждый метр своего пути! Безрезультатно. Возвращался на участок я с опаской и понимая, что виноват. Дед любил меня, но порой мог и наказать. Гораздо больше страха меня тогда тревожил стыд.
Я много раз видел, как Василий Борисович, аккуратно, с придыханием, почти любовно относился к этой, как могло бы показаться со стороны, самой обычной вещи. Они всегда были либо на его руке, либо лежали с ним совсем рядом. Несколько раз в день он протирал их специальной тряпочкой и раз в год, несмотря на то, что часы были исправны, отдавал их мастеру, приговаривая, что им нужна профилактика.
- Ну что? - строго и вместе с тем с какой-то робкой надеждой в голосе спросил у меня дед, когда я, не спеша и ожидая взбучки, зашёл на участок.
- Не нашёл, - тихо, опустив глаза, ответил я.
Он посмотрел на меня с легкой укоризной и, тяжело вздохнув, сел на скамейку, специально предназначенную для отдыха во время очередной борьбы за урожай.
- Сынок, - с печальной улыбкой сказал он мне, - ты даже не представляешь, что значили для меня эти часы.
А дальше, он начал мне, как всегда чётко и не забывая важных деталей, рассказывать о вроде бы самой обычной вещи…

                3.

У нашей страны, которая называлась тогда по-другому, была одна задача – противостоять западной агрессии и ни смотря ни на что, сохранять мир на земле. Единственным выходом было создание мощного ядерного щита, способного защитить не только нас. На всех пограничных участках нашей страны проводились ядерные испытания, максимально безопасные для людей и природы. В сложной, наукоёмкой, щепетильной с точки зрения порядка работе уже на протяжении 10 лет участвовали десятки тысяч разных военных и гражданских специалистов. Основной целью этого проекта было доказать и показать всему окружающему миру, насколько эффективно ядерная атака может противодействовать различным военным объектам, в частности кораблям, самолётам и береговым сооружениям.
И вот, казалось, что скоро ядерный щит будет до конца закольцован! На седьмое сентября 1957 года на Новой Земле были запланированы сорок третьи по счёту ядерные испытания, которые должны были стать финальными в выполнении важнейшей для всего света задачи! Естественно очень многие вещи нужно было организовать и состыковать. Практически все специальные средства и растворы, материалы, устройства, ёмкости везли на военных самолётах особого назначения под грифом: «Совершенно секретно». Иностранная разведка не дремала, всячески стараясь сорвать такие важные для дальнейшего хода дела поставки. Каждый школьник знает, что тогда наша страна ни с кем официально не воевала. Однако каждый новый год испытаний оборачивался для десятков семей потерями самых близких.
Для таких перелётов всегда назначались самые опытные лётчики, мастера, АСЫ. Люди, необходимые для переноса ценного груза, тоже выбирались из военных, проходящих самый детальный отбор. Но в тот раз за считанные часы до вылета лётчика, уже не раз доставлявшего грузы для ядерных испытаний пришлось поменять. У него была сильная температура. Назначили для полёта молодого 27-летнего лётчика, уже имевшего опыт боевых вылетов, но в испытаниях до сей поры не используемого. Им был мой дед.
Вылетели, несмотря на форс-мажор, вовремя и первые два часа в небе пролетели незаметно. Казалось, что первый вылет Быкова на Новую Землю пройдёт совершенно спокойно. Но вдруг радар поймал сигнал сразу нескольких неопознанных летательных объектов. Василий попытался связаться с штабом. Шли сильнейшие помехи, как будто вовсю работала… никто это наверняка не выяснил. Не раз он пытался выйти на связь и с неизвестными объектами. Лишь однажды на другом конце провода он услышал что-то типа радио и какое-то непонятное шуршание, похожее на шёпот. Вдруг на мониторе он заметил яркий круг, быстро приближавшийся к нашему самолёту.
- Походу нас сейчас подстрелят, командир, - спокойно сказал помощник Быкова, годившийся ему в отцы. Дед рассказал мне тогда, что несмотря на его служебное положение называл его дядя Женя.
Действительно, через считанные секунды произошёл резкий удар. Самолёт сначала стало штормить в разные стороны. Затем он начал переворачиваться головой вниз, молодому лётчику стоило больших усилий ещё несколько десятков секунд удерживать самолёт в небе. Как ни странно, дед тогда совсем не растерялся и понимая, что шансов выжить у них совсем немного, громко, но с расстановкой скомандовал:
- Ребята. Быстро надевайте парашюты. Дядь Жень приготовь мне, - его помощники одели парашюты, взяли самые необходимые материалы. Да, даже тогда эти люди думали не о себе! Затем двое первых прыгнули. Быков успел даже сообщить координаты в штаб.
- Не возись. Иди цепляй, - неистово, от страха и грохота, кричал его верный помощник. Они успели. Их немного снесло от взрыва самолёта, но он не сильно их зажарил тогда. С огнём, можно сказать, справились. Но дальше было испытание посерьёзнее…
Сколько они плавали в Ледовитом океане? Одному Богу известно! Уже потом была дана официальная информация о 20 минутах, мол больше даже в специальном обмундировании находиться в ледяной воде было невозможно. Из четверых тогда удалось спасти только двоих: деда и его опытного помощника. Двое других погибли от обморожения.
Материалы, которые удалось спасти не давали вариативности. Их было настолько мало, что испытания нужно было запускать с первого раза. Но это, как говориться, было уже делом техники. Ведь наши учёные тогда были лучшими в мире. Оглушительный успех!!!

                4.

Деда очень долго лечили сначала в госпитале, потом в санатории. На все вопросы относительно того, что же всё-таки с ним случилось, он всем, даже жене, отвечал полушутя:
- Мотор, наверно, вышел из строя или что-то попало туда, - гриф, «строго секретно», никто не отменял.
Выписали его уже под майские и когда он был дома, в его тихой и уютной квартире на окраине большого южного промышленного города, куда они с семьёй, только перебрались с Прибалтики, раздался звонок:
- Алле, - отозвался в трубку Быков.
- Василий Борисович, - он сразу узнал голос своего начальника эскадрильи.
- Слушаю.
- Как самочувствие?
- Более-менее.
- А настрой?
- Как всегда – боевой!
- Ну молодцом. Слушай, хотел спросить, ты на парад то 9 мая собираешься?
- Да, собираюсь с женой.
- Вот и славно. У меня к тебе просьба. Можешь к 11 часам подойти к площади, к сцене рядом с памятником?
- Почему нет.
- Ну тогда договорились.
Слово начальства всегда было законом для деда, поэтому ближе к 11 он с моей бабушкой Олей, был на площади и, стараясь максимально не тревожить огромную толпу, как всегда собравшуюся в этот, такой важный для нашей страны день, потихоньку пробирался в сторону сцены. Когда стали награждать первого человека, они уже стояли около неё. И каково же было удивление деда, когда вслед за первым человеком, вторым, вызывавшимся для награждения, был он! Немного смущаясь, Василий Борисович вышел на сцену. А дальше… для него воспоминания были настолько приятными, что он даже прослезился, когда мне рассказывал. Ему вручили тогда орден за мужество 2 степени. А из рук его кумира, трёхкратного Героя Советского Союза, Ивана Никитовича Кожедуба он получил именные командирские часы с надписью: «Василию от Ивана».
Когда дед закончил свой рассказ, то попытался улыбнуться, но слёзы продолжали предательски капать из глаз этого сурового и вместе с тем такого прекрасного, и дорогого для меня человека. Будучи сильно растроган и удручён своим полнейшим разгильдяйством, я тоже расплакался. Время от времени я говорил ему:
- Прости меня, пожалуйста! Что же я наделал, дурак! - минут через 20 после окончания своего рассказа дед неторопливо встал, подошёл ко мне и, крепко обняв, сказал:
- Ну что ты! Это всего лишь вещь! Да, она для меня была дорога, но ты намного дороже!
С тех пор я уже никуда не бежал от деда, стремясь как-надо сделать назначенную для меня работу. Любую минуту в его компании я старался после того случая использовать по максимуму для своего просвещения, узнавая всё новые подробности из его жизни и слушая, как оказалось потом, такие важные для себя советы. Когда я стал студентом то даже купил ему на одни из своих первых заработков командирские часы, почти точь-в-точь похожие на те самые:
- Внучок спасибо! Смотри ка, помнишь ещё, - мило улыбался подарку уже сильно постаревший дедушка.
Только когда он ушёл в иной мир я стал отчётливо понимать, сколь многому он пытался научить меня, чтобы подготовить к прекрасной, но очень серьёзной жизни. Размышляя обо всём этом, я даже не заметил возвращения старшего сына, который тихонечко зашёл ко мне в комнату и сел на кровать за моей спиной, по-прежнему не смея поднять на меня взгляд. Когда я почувствовал, что кто-то сидит у меня за спиной, то обернулся и увидел своего сыночка:
- Ну что сынок, не нашёл? - спросил я у него с тихой надеждой.
- Нет пап, извини. Хотя какое тут, - выдохнул он печально.
- Ладно тебе, - улыбнувшись, ответил я, - Видно срок мячу пришёл, вот и всё, - мальчишка удивился и вдруг заулыбался совсем наивно, почти по-детски:
- Ты что, правда не обижаешься, - спросил он.
- Да нет, - тихо и спокойно ответил я. Сын радостно встал и уже засобирался уйти, но вдруг резко обернувшись, сказал мне неожиданно взрослым тоном:
- Пап, я обещаю, что когда у меня будет возможность, то обязательно куплю тебе похожий мяч.
- Сынок это уже неважно, - сказал я, мягко потеребив его голову. Он благодарно дотянулся ей до моего левого плеча и через мгновение, явно повеселев, пошёл чем-то заниматься.
А я ещё долго сидел и вспоминал своего дорогого деда и его наставления.