Про Электросталь... и не только. Продолжение 7

Про Электросталь... и не только.

Глава 8. Листая сборник анекдотов…

Сколько раз задумывался: откуда берутся анекдоты? Кто их придумывает? Лет 20-25 назад на книжных развалах анекдоты можно было купить в сборниках вместе с кроссвордами, шарадами, ребусами. С появлением интернета развалы исчезли, зато теперь анекдоты на какой угодно вкус можно свободно отыскать на просторах всемирной паутины – задай только нужную тему.

И всё же, где лежат истоки народного остроумия? Не в жизненных ли ситуациях, пережитых авторами? Попробовать разве самому сопоставить фабулу того или иного анекдота с тем, с чем приходилось сталкиваться в жизни. Итак… 

Были времена, когда выходишь из дома и свободен!
А теперь выходишь и постоянно на связи как на привязи,
а когда батарейка кончается, чувствуешь себя
как потерянный.
(Анекдот)
 
И ведь не поспоришь! Отвозили маленького сына на лето в деревню к дедушке с бабушкой, и не видели его, бывало, месяц. И ничего, никто не переживал. Так, иной раз взгрустнется, достанешь его черно-белые фотографии из картонной коробочки, вроде полегче станет. А самое главное, сын спокойно играл, гулял с ребятами, смотрел мультики по телевизору (не на айпаде!). Зато как обнимались после разлуки! Теперь же супруга начинает потихоньку сходить с ума, если взрослый сын полчаса не отвечает на ее звонки.

Работая в городской администрации (2005-2010) сперва пресс-секретарем, потом начальником отдела общественных связей, никогда, даже на ночь, не отключал телефон. И вот однажды (дело было накануне мужского праздника) решил выспаться и отключил. И надо же такому случиться, что именно той февральской ночью 2007 года в городе случилась самая крупная коммунальная авария. Прорвало магистральный теплопровод на ул. Победы, и в 25-градусный мороз 40 тысяч жителей остались без отопления. Проснулся утром от упавшей в квартире температуры. Потрогал батареи – никакие. Включил телевизор, а там по всем центральным каналам бегущая строка о нашей катастрофе. Включил телефон, в нем десятки непринятых звонков и СМС. Бегом на работу, благо недалеко, в пяти минутах. Там уже с ночи заседает оперативный штаб во главе с зампредом областного правительства Александром Горностаевым. По этажам ходят ребята с гордой надписью на куртках «ЦЕНТРОСПАС», девчонки из «Медицины катастроф», министры, сотрудники МЧС, ФСБ. Телекорреспонденты «Первого», «Вестей» и НТВ отлавливают, кто попадется, и делают стенд-апы. Ярый оппозиционер от КПРФ Виктор Волков прямо в камеру НТВ на всю страну обвинил во всем местные власти, которые не вложили деньги в перекладку сетей, а украли их (на следующий день посетивший Электросталь губернатор Громов назовет его политическим негодяем).

Передо мной и пресс-секретарем областного министра печати Ширяевым была поставлена задача каждые два часа отправлять в более чем 30 СМИ-адресов свежую сводку о состоянии дел по борьбе с последствиями аварии, поскольку пресс-служба МЧС до этого момента передавала искаженную информацию. Этим мы и занимались следующие трое суток. А еще я встречал столичных и подмосковных коллег-журналистов, отвозил их в Комбинат школьного питания на кормежку и потом на съемку – в подвалы, на чердаки и в подъезды, где работали аварийные бригады: наши и приехавшие им на помощь из других муниципальных образований.

В общем, эти трое суток мы пережили, потом стало полегче. Окончательно же все замерзшие трубы заменили примерно через полгода.   


Когда в детстве я сам научился шнурки
завязывать, радости было больше,
чем в зрелости от получения диплома
о высшем образовании
(Анекдот)
 
Нет, от диплома, к тому же красного (троечники рассуждали так: «Лучше иметь красную рожу и синий диплом, чем наоборот»), радости не было предела. Отмечали с ребятами несколько дней. Сама защита стала своеобразным финальным аккордом пятилетнего обучения, и у каких преподавателей!

Тогда и представить не мог, что спустя 14 лет буду на родной кафедре работать, а в 2011-м стану ее заведующим. Надо заметить, какая-то необъяснимая тяга к преподаванию была заметна у меня с малых лет. Глядя на маму, учительницу географии, как она за столом с настольной лампой составляла  планы уроков, управлялась с проверкой домашних заданий, сам играл «в школу». Расчерчивал и заполнял классный журнал, сам делал и сам проверял домашние работы, ставил оценки. Гораздо позднее, уже работая в ЦНИСЛ, с каким-то особенным чувством прочитывал объявления в местной газете «Объявляется конкурс на замещение вакантной должности старшего преподавателя кафедры N ЭФ МИСиС…». И хотя научная деятельность приносила мне тогда немало удовлетворения (и денег), какая-то неведомая сила тянула и тянула в институт!

В конце 80-х, с широким развитием кооперативного движения (два первых года вновь созданные кооперативы были освобождены от уплаты налогов, тогда же и родился лозунг: «Куй «железо», пока Горбачёв!»), с родной кафедрой в лице незабвенного Олега Даниловича Лихолетова (умница, интеллигент, доцент, с геометрически регрессирующим зрением) установились прочные научные связи. Он находил заказчиков («денежных мешков»), заключал с ними договор, мы в рамках научного творческого коллектива выполняли работу, писали технический отчет. Выгода была обоюдная: у института – в выполнении плана по объемам НИР, у нас – в дополнительном, причем неплохом, заработке.
 
В очередной раз, придя в кассу института за зарплатой, встретил на втором этаже заведующего кафедрой Кочергина: «Сергей, у тебя какие-то вопросы?» – «Да нет, Валерий Дмитриевич». – «А зачем пришел?» - «Консультировать ваших преподавателей», – первое, что пришло в голову. Кочергин улыбнулся, покачал головой (я только позднее узнал, что он в курсе наших контактов с Лихолетовым, а тогда хотел не выдавать Данилыча).

В те годы на вузовскую науку смотрел свысока: мол, что вы там на своем жалком оборудовании можете? То ли дело мы, наука прикладная! Но в начале 90-х предприятиям стало не до науки, наши опытно-промышленные разработки были отложены до лучших времен. Пришлось искать новую работу – сперва плотником, потом – охранником. И вот когда наступил, казалось, предел бессмыслия бытия, на горизонте снова появился Олег Данилыч. Он и сосватал меня на родную кафедру, где тогда, летом 1995-го, появилась вакансия старшего преподавателя. Разговор с Кочергиным долгим не был: он отвел меня в отдел кадров, где начальник ОК, бывший фронтовик Валентин Васильевич Лютцау напутствовал меня словами: «Зарплата Ваша – 123 тысячи (по тогдашним деньгам), если защититесь – будет в два раза больше».
Меньше чем через год, 16 мая 1996-го, защитил во ВНИИСТРОМе кандидатскую, в октябре из ВАКа пришли корочки. Стал к.т.н., через несколько лет – доцентом (по должности и по ученому званию). Преподавал студентам с удовольствием, тогда я был не намного их старше. Дали дипломников, увеличили учебную нагрузку, постепенно повышалась зарплата. Обновил методички по курсовым проектам, написал новые.
 
В 1995-м пришел за советом домой к доценту Назарову, который у нас читал технологию. Поговорили, поиграли в шахматы, я ему оставил рукопись диссертации. На следующий день он говорит: «Защищайтесь как можно скорее. Вот увидите, со временем Вы станете заведующим кафедрой и деканом факультета». Как в воду глядел Алексей Васильевич!
 

Студенты спрашивают преподавателя:
- Можно мы на вашу следующую пару не придем?
- Да.
- А вы отмечать не будете?
- Нет, я вообще на работе не пью!
(Анекдот)
 
Студенты… Какие они все разные. В 95-м, когда только начиналась моя преподавательская деятельность, я был не намного их старше. А с некоторыми вечерниками мы вообще были почти ровесники. В начале 2000-х один из таких (фамилии его теперь и не вспомню) был последним из выпускников кафедры, кто сделал дипломный проект вручную – и записку, и чертежи. Исключительно за этот подвиг комиссия поставила ему «четверку» (а может быть, «пятерку», теперь не вспомнить).

И обратный пример. Дипломник Гали Бирюковой был очень горд тем, что первым создал дипломный проект (и текст, и чертежи) на компьютере. Проект оказался очень слабеньким с точки зрения содержания, но на этот недостаток комиссия, возможно, и закрыла бы глаза, не поведи себя студент вызывающе во время защиты и ответов на вопросы. В итоге после долгих споров ему поставили «тройку».

Всегда советую своим дипломникам: «Ребята, готовьте серьезнее доклад. Это 50 процентов успеха защиты. Репетируйте дома с секундомером (7-8 минут на всё про всё), заранее представьте себя в такой-то аудитории перед комиссией в таком-то составе. Подготовьтесь психологически, тут мелочей быть не должно…». Те, кто прислушивается, защищаются на «хорошо» и «отлично». «Тройка» у моих была всего одна, но там был совсем безнадежный случай…


Идеальные отношения - это когда ты вечно
голодный, а она твоя бабушка.
(Анекдот)
 
Так всегда и было, когда бабушка Елена Михайловна (папина мама) жила еще в Костерёве. Когда бы мы с отцом к ней ни приезжали: в будний ли день, в поздний ли зимний вечер, никогда ее невозможно было застать без еды. Вареная картошка в чугунке, или макароны, или еще какая-нибудь «стряпня» (бабушкино выражение): она всё, что имелось, смешивала на сковороде, разбивала яйца, и через десять минут получалось нечто ужасно аппетитное!

Не нужно было никаких разносолов, ни мяса, ни рыбы, ни даже тушенки: то фирменное блюдо бабушки имело грандиозный успех, его вкус я до сих пор помню.
Однажды отец сагитировал меня, пятиклассника, доехать до Петушков на электричке, а дальше до Костерёва дойти на лыжах. Так и сделали. Шли по снежной целине вдоль рельсов, за могучими столбами прятались от вихря встречных поездов. Быстро стемнело, отец развел костер, съели по сухарику. Я спросил:
 
– Сколько еще осталось?

– Километров семь, – ответил папа.

«Ничего себе!», – подумал я, хотя отец лукавил, чтобы я не расслаблялся. На самом деле (это позже выяснилось) из десяти километров мы прошли больше половины. И когда через час показались тусклые огни, я не сразу понял, что это Бормино – окраина Костерёва. Ну, а еще через десять минут мы грелись у теплой печки, сушили носки и одежду, пока бабушка, нимало не удивившаяся нашему полуночному визиту, разбивала в вареную картошку на сковородке куриные яйца…


Тот английский, которому нас учили в школе,
понимают только те, кто учился в нашей школе.
(Анекдот)
 

С английским у меня особые взаимоотношения. Всё началось с того, что родители решили, что занятий в классе мне недостаточно, и договорились с Асей Израильевной Лейбман (она была нашей «англичанкой») о дополнительных занятиях у нее дома. И дело пошло! К окончанию школы я знал язык даже лучше, чем после получения диплома в институте. На госэкзамене на четвертом курсе сам со всеми заданиями справился быстро, так еще и ребятам из группы помог с переводом. Особенно таджику-татарину Дамиру, который не чаял получить что-нибудь выше «неуд». В итоге получил «уд», а уже на пятом курсе, когда выяснилось, что эта тройка мешает ему получить красный диплом, договорился с кафедрой и «пересдал» на «отлично».

Второй этап интенсивного изучения английского пришелся на период учебы в заочной аспирантуре МИСИ. Раз в неделю после работы я ездил в столицу, в район ВДНХ, где только отстроили новые здания КМК (корпуса младших курсов МИСИ). Занятия, в основном, сводились к сдаче «миллионов» знаков технического перевода. Но готовили нас еще и к вопросам «разговорного» English, которые должны были быть при сдаче кандидатского минимума. В итоге труды не оказались напрасными, и я получил заслуженный «отл». Впоследствии практики как таковой не было, а без нее знания лучше, как известно, не становятся.


- Вот, например, Цукерберг. Есть чему
у него поучиться!
- У какого Цукерберга?
- Да у любого Цукерберга!
(Анекдот)
 
Когда мы были студентами, просто удивляешься: когда всё успевали?! И учиться, и гусарить. В компанию, как правило, после сдачи экзамена, брали всех – неважно, получал человек стипуху или нет. Серёга Подкопаев ни разу за пять лет учебы не был осчастливлен пусть и скромным, но доходом (хотя 40 рэ по тем временам были отнюдь не скромным заработком). Зато всегда было кого послать в магазин за выпивкой и скромной закуской (портвейн 777, килька в томате, плавленый сырок, для девчонок – сухое «Цинандали»).

Как правило, все тусовки (тогда такого слова еще не было) проходили у меня в квартире на Пушкина: во-первых, она была ближе всех к институту, а во-вторых, днем всегда пустовала, родители на работе, сестра – в Москве. Покупали в «Первомайском» всё самое необходимое, запихивали «пузыри» в тубусы и шли по улице, как добропорядочные студенты, прохожие думали, что в тубусах – чертежи.
Нет, всё у нас было высоконравственно и порядочно. Я аккомпанировал, народ пел, потом варили кофе и шли провожать девчонок. Однажды только, чисто в мужской компании, дело кончилось разбитым телефонным аппаратом и полностью опустошенным батиным баром. В последний момент вдруг пришла из школы мама и ужаснулась, увидев пьющего из горла самогонку лохматого хиппи в медицинском халате (это к нашей компании тогда присоединился Серёга Крицын, который в тот день сдал экзамен в медицинском, а они обязаны были это делать в белых халатах).

И только один-единственный на всем нашем потоке студент никогда не участвовал в вечеринках. Это был Паша Хусид, который всю стипендию откладывал на сберкнижку. В итоге за пять лет смог накопить на половину «Жигулей», но сколько ж потерял остального…


Выключенный телеэкран вернее
отражает действительность
(Анекдот)
 
С телевидением связана следующая история. Лет десять назад у нас в Пушкино поставили на боевое дежурство С-400 «Триумф», призванный защищать московское небо в радиусе 400 км. И примерно в те же дни внезапно скончался один из главных конструкторов «Алмаз-Антея» Александр Алексеевич Леманский. Меня вызвал к себе первый зам главы Костромитин и сказал:

– На следующей неделе в КЦ Людмилы Рюминой в Москве пройдет мероприятие с участием концерна «Алмаз-Антей», посвященное памяти Леманского. Ты должен там выступить от имени благодарных электростальцев и сказать, что администрация приняла решение назвать именем конструктора одну из улиц. Табличку заберешь в МУП «ЭТЕК».

Естественно, я подготовился основательно, прочитал о концерне и С-400 всё, что имелось в открытом доступе. В назначенный час с синей табличкой и белыми буквами «Улица Леманского» я был доставлен на служебной машине на улицу Барклая, 9, где меня сразу провели в гримерную. Щеточками и бархаточками удалили блики со лба и лица, чтобы не отсвечивал на камеру (съемку вел телеканал ТВЦ).

Ведущая вечера Александра Буратаева поочередно приглашала на сцену руководителей «Антея» и соратников Леманского, которые говорили о нем теплые слова. И вдруг на экране пошел «стенд-ап» с москвичами, которые на улице А.А. Расплетина – еще одного видного ученого и конструктора концерна – должны были ответить на вопрос: что это за человек, почему его именем названа улица? И только один пожилой москвич из десятка опрошенных сказал, что это конструктор ПВО.

Я скорректировал свое выступление, и когда был вызван на сцену (представили как председателя администрации – наверное, для придания весомости, хотя я был всего лишь пресс-секретарь), эмоционально начал:

– В отличие от показанного сюжета должен заметить, что электростальцам хорошо известно о заслугах Александра Леманского, именем которого будет вскоре названа улица!

И поднял над головой табличку «Улица Леманского». Зал устроил овацию, я торжественно вручил табличку дочери конструктора. Потом мы еще долго общались за кулисами с руководителями концерна: умнейшие и интеллигентные люди!

Первого сентября около часа ночи по ТВЦ показали запись этой передачи. Мои слова о незнайках-москвичах были безжалостно вырезаны, оставили только момент передачи таблички дочери.
 
Именем Леманского планировали назвать улицу между проспектом Ленина и Фрязевским шоссе, проходящую мимо войсковой части 95986. Но так до сих пор и не назвали…