Жажда приключений

Начинавшееся лето 1974 года вновь пробудило в моей душе слегка угасшую за зиму тягу к странствиям, поскольку два предыдущих летних сезона я провёл с геологами в экспедициях. И последнее лето – три с половиной месяца – в Якутии, сплавляясь по рекам на резиновых лодках.

И «голос дальних дорог», много раз описанный в книгах о путешествиях и в описаниях самих путешественников, зазвучал с новой силой.

Поэтому, когда мой однокурсник рассказал, что геологи набирают коллекторов для экспедиции на Тянь-Шань, я, особенно не раздумывая, отправился устраиваться в очередную экспедицию.

«Коллекторы», о которых шла речь, не имели никакого отношения к современным персонажам, называемым так – в работе геологов это люди, отвечающие за помощь в отборе образцов, их маркирования, доставки в лагерь и последующей упаковки, за установку и свёртывание лагеря, а иногда - за приготовление пищи.

Однако меня ожидало сильное разочарование: коллекторы уже были набраны, хотя мне и предложили оставить свой телефон на всякий случай.

И уже на следующий день этот случай представился – мне позвонили из отдела кадров и сказали, что, если я не передумал, то могу прийти оформляться – у моего однокурсника оказались проблемы со зрением, и врачи отправили его на дополнительное обследование, а меня могли взять вместо него.

Было слегка неудобно, что я оформляюсь на место человека, открывшего мне эту возможность, но отъезд экспедиции должен был состояться через несколько дней, и замена, как мне было сказано, требовалась срочно.

Меня оформили в тот же день, и я отправился знакомиться с начальником отряда и своей новой работой. Всё в ней было мне хорошо знакомо и всё устраивало, особенно место назначения – Тянь-Шань,  остальное же мне виделось глубоко вторичным.

Кроме всего прочего, мне вместе с шофёром предстояло сопровождать наш крытый брезентовым тентом «Газон» (ГАЗ-51) с экспедиционным снаряжением, который отправлялся по железной дороге до Джамбула, что сильно добавило мне воодушевления.
 
Все участники будущей экспедиции оказались в разъездах, готовя снаряжение и закупая продовольствие, так что познакомиться мне удалось только с начальником и шофёром, также зачисленным только что – «штатный» шофёр угодил в больницу с аппендицитом и после операции надолго «выбыл из игры».

И шофёр Витя оказался единственным на автобазе, кто согласился вот так внезапно сорваться с места и поехать «за тридевять земель» на четыре месяца – до конца сентября. Мой же договор заканчивался 25 августа – в МГУ начинались занятия.

Витя был старше меня на несколько лет и работал шофёром, уже отслужив в армии. Быстро выяснилось, что он прост и незатейлив и больше всего интересуется лишь своим будущим заработком. Хотя в дальнейшем выяснилось, что привлекали его не только деньги…

Два дня пролетели, как в тумане, сборы были недолгими, но наиболее сложным делом оказалось объяснить маме, что «дальние края» вновь поманили меня, и поэтому я опять уезжаю на всё лето.

Однако в тот год мой младший брат оканчивал  школу, затем ему предстояло поступление в Университет, и это стало главным аргументом в моих объяснениях – чтобы «не путаться под ногами»…

Но вот мой рюкзак уже за плечами, кирзовые сапоги на ногах, последние напутствия дома, щелчок замка в двери, и дорога на Казанский вокзал, где начальник пошёл оформлять документы, а местные работяги сразу же начали грузить наш «ГАЗ-51» на платформу, расчаливая его шестимиллиметровой стальной проволокой.
 
Часы показывали всего лишь час дня, а отправление грузового поезда, на платформе которого нам предстояло пересечь полстраны (тогда ещё называвшейся СССР), ожидалось в 16-00. Начальник подписал документы на груз в конторе вокзала и вернулся к нам.

По ходу дела выяснилось, что в нашем маршруте произошли некоторые изменения – по первоначальному плану конечным пунктом значился «Джамбул» (ныне – Тараз). Однако ж/д расписание изменилось на «летнее»,  и на узловой станции «Арысь» нам пришлось бы ждать больше суток, пока платформу перецепят к поезду до Джамбула.
 
Поэтому конечной станцией для нас становилась «Арысь», а последние триста километров нам предстояло проехать своим ходом часов за шесть-семь.

Как нетрудно догадаться, в 16-00 поезд никуда не отправился – тогда я впервые столкнулся с тем, что у грузовых перевозок существуют свои «правила».

А поскольку ни одно дело у нас в стране не делается без «посошка на дорожку», начальник, твёрдо следуя укоренившимся в народе обычаям, не стал нарушать этих вековых традиций.

И, пропустив с нами этот «посошок» и подождав до семи вечера, он пожелал нам «доброго пути» и уже вполне нетвёрдым шагом отправился по своим делам, чуть было не оставив у нас свой портфель с бумагами.

Стоял летний вечер 13 июня 1974 года. На платформе, прицепленной перед нашей, находился зелёный армейский «Урал», закреплённый тем же способом и  отправлявшийся в Казахстан. Его сопровождали два весёлых парня, предложивших нам с Витей «скоротать время» на их платформе в ожидании отправления нашего общего состава.

И вот сидим мы, «беседуем», как вдруг я случайно замечаю, как по соседнему пути движется платформа с жутко знакомым уже «Газоном». Спрашиваю Витю: «А не наш ли это «ГАЗ» уезжает, но только почему-то без нас?»–

Он бросил взгляд на грузовик и с криком: «Да, что же это ты тут расселся?»– спрыгнул с платформы «соседей» и бросился догонять нашу.

Состав ещё только начинал движение и двигался со скоростью неторопливого пешехода, так что догнать его и «водвориться на место» не составило для нас особого труда. С этого и начался наш путь в Среднюю Азию.

Вечер наступил под негромкий перестук вагонных колёс, и мы стали устраиваться на ночлег. Экспедиционное снаряжение заполняло кузов грузовика примерно наполовину, поэтому для нас оставалось вполне достаточно места, чтобы разложить походные раскладушки и расстелить на них спальные мешки.

Наша первая ночь прошла под шелест несильного дождя, отметившего начало движения, однако утро встретило нас ярким солнечным светом. По обеим сторонам дороги виднелся смешанный, преимущественно лиственный, лес – с детства знакомая мне средняя полоса.

По расписанию (как вскоре выяснилось, весьма приблизительному) наш путь должен был занять четыре-пять дней до Арыси, и продукты с собой в дорогу мы взяли исходя из этого расчёта, наивно полагая, что «в случае чего» сможем купить хотя бы хлеба по дороге.

Однако к концу третьего дня мы ещё только проехали Куйбышев (теперь – Самару). Начиналось  время летней демобилизации, и навстречу нам шли эшелоны с весёлыми дембелями, закончившими службу, а на смену им шли эшелоны с призывниками, которые пропускались в первую очередь.

Пейзаж вокруг сменился однообразно степным, время шло, и мы с Витей призадумались о пополнении своих продовольственных запасов. Оказалось, что сделать это не то, чтобы «непросто», а «очень непросто», поскольку наш грузовой состав, прибывая на очередную станцию, останавливался на большом расстоянии от вокзала и вокзальных киосков, время стоянки представлялось совершенно непредсказуемым, а повторять увлекательную «игру в догонялки» никому из нас совершенно не хотелось.

Мы начали экономить свой провиант, хотя у нас в кузове и были продукты для экспедиции. Однако готовить пищу было не на чем, костёр на платформе разводить не хотелось, а готовить на паяльной лампе казалось довольно рискованным предприятием.

Тут, на одной из станций (на соседнем пути с нашим), оказался вагон, загруженный ящиками с портвейном и следовавший в Москву из Средней Азии. Двое сопровождавших его мужиков были уже «под газом» и грустно пожаловались, что их уже пятый день гоняют взад-вперёд километров на сто в каждую сторону.

Мы слегка посмеялись над ними, считая это нелепой выдумкой, навеянной «избытком портвейна». И наши пути разошлись в противоположных направлениях. Однако смеялись мы рано – через день мы к своему глубокому удивлению снова встретились.
 
«Парни портвейна» были уже изрядно «хороши» и посетовали нам, что еды у них нет уже третьи сутки, и держатся они исключительно «на портвейне». Мы даже не успели ничего ни ответить, ни посочувствовать, как наши пути вновь разошлись в разные стороны.

Витя только пожалел, провожая их вагон взглядом, что не успел позаимствовать у них «бутылочку», а я весьма легкомысленно бросил ему в ответ: «Да, ладно, успеешь ещё…»

В тот вечер мы вскрыли банку тушёнки и съели её холодной и без хлеба… А на следующее утро вновь увидели знакомый вагон, с которым разъехались накануне в противоположных направлениях. Как такое могло получиться уже в третий раз до сих пор остаётся для меня необъяснимой загадкой.

Мы же как раз вскрывали очередную банку тушёнки себе на завтрак. На мольбы наших неожиданных попутчиков «поделиться тушёнкой» Витя сориентировался мгновенно, за банку тушёнки выторговав у них две бутылки портвейна. И наши пути вновь разошлись, теперь уже окончательно.

Позавтракали мы холодной тушёнкой с портвейном «Три семёрки». Это оказалось совсем неплохо, но хлеб (на мой взгляд), был бы предпочтительнее, хотя Витя придерживался совершенно иного взгляда на жизнь и горевал,  что сильно «продешевил с обменом».

Заканчивался уже пятый день в пути, а мы ещё только миновали Аральск – чуть больше двух третей расстояния до Арыси. Вокруг расстилалась пустыня Кызылкум, в которой мне было бы очень интересно побывать и «пощупать её руками».

Однако Витя отстаивал совсем другую точку зрения, справедливо говоря: «Ты будешь в кабине сидеть, да по сторонам глазеть, а мне придётся работать – за «баранкой» сидеть».

И он никак не хотел поддаваться на мои уговоры «посмотреть на пустыню вблизи».
Поужинали мы вновь тушёнкой с портвейном, тем временем наступила очередная ночь, а за ней – следующее утро.

И по счастливому стечению обстоятельств наш поезд остановился на безымянном полустанке среди песков. Путевой обходчик-казах, проверявший колёсные буксы, на вопрос долго ли нам стоять, ответил: «Да кто ж его знает?– часа четыре, не меньше», сдобрив свой ответ ёмким «древнерусским» выражением…

Час стояли, другой…. И тогда мне пришла в голову совершенно гениальная мысль, как переубедить Витю. Я просто поведал ему, что пока мы следуем к своей конечной  цели на поезде, нам идут «командировочные», а если мы начнём двигаться «своим ходом», то пойдут уже «полевые», в полтора раза больше – что было почти чистой и незамутнённой досужими вымыслами правдой.

И это сработало!– больше предпринимать мне уже ничего не пришлось – обходчик, завершив обход поезда, возвращался в сторону своей будки, стоявшей метрах в пятидесяти от нашей платформы. А чуть дальше находился его домик.

Витя, спрыгнув с платформы, дошёл с обходчиком до будки, где выяснил, что стоять нам ещё самое малое пять часов под палящим солнцем пустыни, и принял, на мой взгляд, самое «правильное решение»: «Всё, снимаем машину, а дальше – своим ходом!»

И тут же, не произнося лишних слов, достал из инструментального ящика топор и перерубил крепившую грузовик проволоку – я даже слова не успел промолвить. На мой же вопрос, как мы будем снимать грузовик с платформы, он лишь задумчиво почесал затылок…

Загонял-то он наш «ГАЗ» на платформу с грузового пандуса, бывшего вровень с платформой, а здесь пандуса, естественно, не было, и расстояние до песка от уровня платформы, с которой предстояло снимать машину, составляло около метра.

Продолжать же движение на платформе с незакрепленным на ней грузовиком было совершенно невозможно.

Положение спас обходчик: «Да вы положите шпалы на бортик платформы, уперев их в песок, откиньте на них борт, и можно будет съезжать….  А шпалы у меня есть – берите!»

Делать было нечего, и мы начали таскать шпалы, пропитанные креозотом, по тридцатиградусной жаре, устанавливая их на бортик, после чего, откинув борт платформы, оценили плоды своих трудов.

Вся получившаяся конструкция выглядела довольно надёжной – конечно, сконструированный нами «пандус» виделся крутоватым, градусов сорок пять, не меньше, но иного выхода просто не существовало.

Витя полез в кабину, оставив мне роль досужего зрителя, и я со своим фотоаппаратом приготовился запечатлеть этот новый способ выгрузки грузовиков.

Витя запустил двигатель, «погонял» его, и стал потихонечку выруливать на платформе, выбирая для съезда наиболее пологую траекторию, а потом прибавил газу.

Вот тут-то и наступил «момент истины» – левое переднее колесо оказалось в воздухе, грузовик качнулся, теряя устойчивость, и меня несколько запоздало посетила вполне здравая мысль, что этот мой кадр может оказаться очень востребованным прокуратурой…. 
 
Однако Витя уже успел «дать газ», упреждая падение грузовика с перевёртыванием, шпалы провалились от резкой нагрузки, и грузовик «спрыгнул» с платформы на свои четыре колеса.

Всё получилось бы просто отлично, если бы не «сыгравшая» от удара колеса шпала, вторым своим концом пробившая бензобак… Бензин вполне ощутимой струйкой, испаряясь, полился на горячий песок…

Витя заглушил двигатель и вылез из кабины – удар шпалы он почувствовал ещё в кабине. Заглянул под машину и, произнеся хорошо известное в народе древнерусское заклинание «от неожиданностей в пути», достал из кузова ведро и подставил под вытекающий из пробитого бака бензин.

Наш грузовик, подготовленный для экспедиции, обладал двумя баками – основным (90-литровым) и дополнительным (105-литровым). По счастливому стечению обстоятельств подпрыгнувшая шпала пробила полупустой дополнительный бак.

Бензина мы нацедили ведра полтора или два, вряд ли получилось больше, и, процеживая его, перелили в основной бак.

Солнце тем временем уверенно поднималось к зениту – близилась полуденная жара.
Обходчик позвал нас выпить чаю перед дорогой, от чего отказываться мы не стали – с одной стороны было бы очень неплохо первый раз за несколько дней испить горячего чаю, а с другой одолевал жгучий интерес взглянуть на местный быт вблизи. 

Для меня это стало бы первым знакомством с казахским жилищем, и знакомством весьма любопытным.

Домик обходчика, в котором он жил со своей женой, состоял из большой совершенно пустой квадратной комнаты площадью около двадцати метров с дощатым лежаком, возвышавшимся над полом сантиметров на двадцать и застеленным ярким ковром с национальным рисунком, небольшим столиком типа журнального и телевизора, стоявшего в самом углу с прикрытым экраном.

Проход в боковой стене, занавешенный матерчатыми ленточками, отделял, видимо, «женскую половину». Хозяин пригласил нас присесть и что-то быстро произнёс по-казахски.

Из-за занавеси вышла невысокая, под стать мужу, казашка с подносом, на котором стопкой стояли пиалы и высокий пузатый чайник с длинным носиком.

Не говоря ни слова, женщина поставила перед каждым из нас по пиале и налила в каждую на треть чая. После чего молча уселась в углу, подвернув под себя ноги.

Последовал дежурный обмен любезностями, потом Витя завёл разговор, как нам лучше выехать на трассу, где можно будет заправиться и где набрать воды.

У нас с собой были две 20-литровые железные канистры для воды, в одной из которых ещё плескалось около половины.

Пока Витя выяснял необходимые подробности, я попытался «разговорить» хозяйку, что мне казалось совершенно необходимым из чувства обыкновенной вежливости, но ответом мне стало лишь молчание.

Чай быстро выпили, хотя он и был очень горячим, однако хозяйка тут же налила нам ещё и снова только на треть в каждую пиалу.

Мне не раз доводилось читать, что таким образом на Востоке выказывают своё уважение гостям, поэтому, когда Витя попытался высказать своё удивление мизерным количеством наливаемого чая, мне пришлось ткнуть его локтем в бок, чтобы заставить замолчать.

Хозяйка зачем-то вышла из комнаты, и тогда я, улучив момент, спросил обходчика, почему его жена ничего не отвечает и не принимает участия в разговоре.

Его ответ совершенно поразил меня: «Когда мужчины разговаривают, женщина должна молчать…» – Так на деле проявилось истинное лицо Востока…

Справившись с немалым изумлением, больше я уже не пытался вовлекать в разговор хозяйку, тем более что наше чаепитие подошло к концу, и пора было отправляться в путь.

Обходчик попрощался с нами, и, махнув рукой, указал направление на трассу. Витя проверил воду в радиаторе, ещё раз осмотрел бензобак, и мы устремились «навстречу неведомому».

Солнце палило нещадно, к металлическим деталям кабины стало невозможно прикоснуться – даже, чтобы взяться за никелированную ручку кабины, приходилось приспускать рукав рубашки, избегая ожога, внутри же кабины нас преследовало ощущение раскалённой духовки.

Километров через двадцать мы въехали, как и объяснял нам обходчик, в небольшой посёлок из глинобитно-саманных строений, в центре которого находилась колонка с водой, видимо, над артезианской скважиной.

Из колонки весело текла вода, образовав приличную лужу метров десяти диаметром и заполненную мутной буро-зелёной жижей c весьма своеобразным запахом.

В этой луже около четверти метра глубиной весело плескались маленькие казахские детишки. К колонке вела дорожка из нескольких камней, чтобы можно было подойти, не замочив ног.

Мы уже наполнили обе канистры и долили воды в радиатор, когда мальчишка постарше пригнал откуда-то с десяток довольно грязных овец, тут же улегшихся в эту же лужу, дети при этом слегка потеснились, но из воды не ушли.
 
Такое зрелище для меня оказалось несколько неожиданным, поскольку сильно противоречило моим представлениям о чистоте и гигиене…. Однако, разглядывать долго всё это было некогда, и, спросив у единственного взрослого казаха, где трасса, мы отправились по направлению к ней.

Вперёд вела нас неглубокая колея на песке. А через полчаса у нас закипел радиатор.

Пришлось остановиться и долить воды, но через полчаса всё повторилось снова, и далеко не один раз. Мы-то рассчитывали, что одна канистра будет для нас, а вторая – для радиатора, но на деле выходило как-то совсем не так.

К вечеру радиатор почти полностью «выпил» обе канистры – только в одной ещё плескалась пара литров воды…

Однако для меня дорога оказалась на редкость интересной и познавательной, расширяя мне кругозор живыми иллюстрациями книжных знаний. По песку весело прыгали тушканчики, у своих нор столбиками стояли то ли сурки, то ли суслики, охранявшие свои жилища – издали их было не разглядеть, а заметив малейшее движение в свою сторону, они тут же прятались в своих норах.

Везде сновали какие-то юркие ящерицы, и неторопливо бродили большие пауки, в которых мне удалось признать фаланг, иногда попадались тарантулы, а пауки помельче своей необычной расцветкой обозначали себя каракуртами.
 
Вся эта жизнерадостная фауна отнюдь не спешила разбегаться и уступать нам дорогу, проявляя особенный интерес к нашим персонам во время вынужденных остановок, когда поневоле приходилось покидать кабину.

Ехали мы со скоростью не больше сорока километров в час, ограниченной особенностями песчаной колеи, поэтому времени рассмотреть окружавшее дорогу животное разнообразие вполне хватало, тем более, что бывали вынужденные «технические» остановки, когда приходилось уделять особенное внимание всяким сопутствующим «мелким деталям», чтобы не огрести разного рода неприятности.

Не то, чтобы я слыл большим знатоком или любителем такой живности, но, отправляясь в Среднюю Азию, всё же поинтересовался, чего там следует опасаться в первую очередь.

И, к моему удивлению, совсем не было видно змей, как весьма опасных представителей пустынной фауны, однако такая незадача нисколько не расстраивала ни меня, ни Витю, панически боявшегося любых змей.

Нас также ни разу не удостоил вниманием ни один из хищных представителей животного мира пустыни.

Из растений местами росла верблюжья колючка, много раз описанная исследователями тех мест, и временами попадались корявые закрученные саксаулы, хорошо узнаваемые по книжным описаниям.

Жара понемногу стала спадать – близился вечер, а трассы всё не было, и воды оставалось – ну, в общем, вы поняли…

Когда начало темнеть, Витя сказал: «Ночью поедем, когда прохладнее, а то воды нам может и не хватить…» И мы поехали ночью. Свет наших фар создавал перед грузовиком световой тоннель, в котором прыгали, стараясь убежать от нас, тушканчики, один раз мы даже вспугнули джейрана, который понёсся перед нами, не в силах выбежать из светового конуса.

Трудно сказать, чем бы это закончилось для него, но Витя на мгновение выключил фары, а когда включил их вновь, джейрана и след простыл.

Мне показалось, что я перестал видеть дорогу, но Витя уверенно твердил, что дорога – вот она. Наконец и он сказал, что, похоже, колеи впереди нет.

Грузовик остановился, мы вышли с фонариками осмотреться – колеи действительно не было.… Виднелся один лишь след от наших колёс. «Сейчас мы возвратимся, и будем искать дорогу,– произнёс Витя,– вернёмся по нашим следам, дела-то на копейку…»

Но тут уже заупрямился я, говоря, что лучше поспать «по холодку», а с восходом солнца двигаться дальше. У меня, правда, возникали смутные сомнения, что, не дай бог, ветер может замести следы, но об этом не хотелось даже думать, и я скромно промолчал, внешне не показывая никакого беспокойства.

А Вите поневоле пришлось согласиться с моими доводами, выглядевшими вполне разумно.

Стояло полное безветрие, над пустыней раскинулся огромный почти чёрный купол неба, наполненный благословенной прохладой, на котором ярко сияли крупные звёзды – казалось, что до них можно легко дотянуться рукой.

Вокруг всё дышало столь безмятежным покоем, что даже мысль о существовании где-то там, далеко, городов с их бесконечной суетой казалась противоречащей здравому смыслу. Мир был совершенен здесь и сейчас, а всё остальное не имело никакого значения...

Меня здесь охватило ощущение Вечности, сохранявшей неизменным это пространство, наполненное покоем на протяжении сотен и тысяч лет. Странно, но такое ощущение вселенского покоя больше ко мне не приходило ни разу.


Есть после дневного пекла совершенно не хотелось, и, выпив немного воды, мы улеглись спать. Сон навалился почти сразу, несмотря на обилие дневных впечатлений.

Утреннее солнце разбудило нас очень рано, часа в четыре, когда его розовые лучи, заглянув в кузов, позвали в дорогу – по песку от горизонта тянулся лишь наш одинокий след.

Наскоро перекусив, мы двинулись по своим следам в обратную сторону – как вскоре выяснилось, с колеи мы сошли километров за десять до места ночлега и дальше двигались строго вглубь пустыни.

Когда я уже в сентябре рассказал эту историю нашего путешествия вертолётчику, с которым мы оказались на соседних койках в больнице во Фрунзе (Бишкеке) и который сломал себе шею, неудачно нырнув в озере Иссык-Куль, тот долго молчал, а потом задумчиво произнёс: «Да-а, я и раньше слышал, что «дуракам везёт», но чтобы так повезло, не слыхал ни разу…

Видно кто-то за вас свечку крепко держал – знаешь, сколько раз мне приходилось мумии таких вот «путешественников» вывозить из пустыни?–

Я уж и счёт им потерял, но вам, парень, просто очень сильно повезло, что не было ни ветра, ни песчаной бури, которая обычно начинается ни с чего, но скрыться от которой бывает просто некуда…»

Однако этот разговор произошёл много позже, а пока что мы ехали по песчаной колее, и через несколько километров она привела нас на трассу – асфальтированную дорогу, проехав часа три по которой мы попали в удивительное место – город Ленинск, которого не было ни на одной «гражданской» карте, однако ж/д станция при этом городе носила название «Тюратам», а в километре от неё, указывая на ответвление дороги, стоял указатель «Байконур».
 
Из чистого любопытства мы решили свернуть на «Байконур» – хорошо известное каждому место, но через несколько километров дорогу нам преградил опущенный шлагбаум, рядом с которым фанерный щит надписью на четырёх языках извещал заблудившихся странников, что «Проезд и проход строго воспрещён».

Вдали же у самого горизонта виднелись решётчатые «тарелки» антенн космической связи и какие-то низенькие светлые строения.

Пришлось разворачиваться и двигаться обратно, но чувство, что я хотя бы «одним глазком» взглянул, откуда для нашей страны началась «Дорога в космос», наполняло душу трепетным ощущением прикосновения к великой истории моей Родины.

Уже ближе к ночи мы, наконец, добрались до Арыси, где заправились, немного поспали и с первыми лучами солнца двинулись в Джамбул. Спать хотелось ужасно, и Витя предложил взбодриться советским растворимым кофе, банку которого он захватил с собой из дома.

Горячей воды у нас не было, времени её кипятить – тоже, поэтому он предложил попросту развести по паре столовых ложек кофе в кружках с холодной водой, наполненных из колонки на улице – большей дряни мне ещё ни разу в жизни пить не приходилось…

От того пойла заломило зубы, но своё дело оно сделало – вся сонливость сразу куда-то улетучилась, и через несколько часов уже во второй половине дня мы въехали в город Джамбул.

Там, немного поплутав по незнакомым улицам, отыскали базу экспедиции. Нас совсем не ждали – состав с «нашей» платформой ещё не прибыл на станцию Арысь – это начальник выяснил ещё утром по телефону.

И весь наш путь от Москвы до Джамбула занял восемь полных суток. А вдали на горизонте уже виднелись горы Тянь-Шаня в своих снежно-белых тюбетейках.

Однако прежде, чем двинуться в горы, мы ещё на двое суток задержались на базе, где Витя больше чем полдня пролежал под машиной, проверяя и смазывая её после нашего тысячекилометрового пробега, а заодно успел на какой-то местной автобазе договориться  и залатать пробитый в самом начале нашего самостоятельного пути бензобак.