О стихах Василия Федорова
В начале 80-х я пришел в литературную студию во Владивостоке. Мне было двадцать шесть лет, а студийцам, кроме руководителя, которому перевалило за тридцать – по семнадцать-двадцать. Помимо этой разницы существовала еще одна: я был абсолютно невежественным в том, чем предполагал заниматься.
Меня спросили: кто твой любимый современный поэт? Я наобум ответил: Василий Федоров. Раздался дружный хохот. Я ничего не понял. Лишь потом одна девушка пояснила: «Женитьба Дон Жуана» - невообразимая пошлость, и стихи из того же ряда.
Прошло время, я научился кое в чем разбираться, а имя Василия Федорова в пределах одной области на сибирских просторах по-прежнему на слуху. Может, студийцы были неправы?
Правы. Но дело в том, что поэтов-земляков неискушенные люди зачастую почитают, не заглядывая в их книги. Поэтому есть необходимость поговорить хотя бы о некоторых его стихах.
Начну с такого:
* * *
Мы спорили
О смысле красоты,
И он сказал с наивностью младенца:
- Я за искусство левое. А ты?
- За левое…
Но не левее сердца.
Ну, как тут не восхититься автором: срезал!
Сразил оппонента напрочь! Прямо, как в рассказе Шукшина! Жаль, что теперь не поинтересуешься у самого поэта: а если оно не левее селезенки или не левее мочевого пузыря? Будет ли такое искусство считаться левым?
Продолжим:
* * *
В глазах еще белым-бело…
По северу кочуя,
Я видел лебедя крыло,
Я видел лебедя крыло…
Им подметали в чуме.
Картинка выразительная.
Одно смущает: я жил при Советской власти и точно знаю, что тогда в чумы веников не завозили. И не только веников, но и многое другое. И северные народы пользовались тем, что было под рукой: жилища строили из оленьих шкур верхнюю одежду и обувь шили из них же, подметать тоже чем-нибудь приспосабливались.
И тут явился столичный кочевник с тонкой душевной организацией, посмотрел на местных дикарей, на крыло лебедя и ужаснулся аж до белого в глазах. О нравственности данного стихотворения говорить излишне.
Заслуживают внимания и такие строки:
Не удивляйся,
Что умрешь.
Дивись тому,
Что ты живешь.
Здесь все, вроде бы, к месту, однако необходимо заметить, что для некоторых «удивлений» есть определенный возраст.
Я удивлялся тому, что мне придется умереть, лет, примерно, до девяти. Потом понял: неизбежное все равно случится. У большинства, уверен, было тоже как-то так. Представить, что взрослый человек ходит и удивляется, что он умрет, я никак не могу. А уж если удивляется – такому типу необходимо срочное медицинское обследование.
Получается, что стихотворение написано для меня девятилетнего. Тогда почему к нему нет сноски: «для младшего школьного возраста»?
Достаточно примеров?
Думаю, да.
Мне могут возразить: у любого выдающегося поэта можно найти слабые стихи. Да, у любого выдающегося поэта можно найти стихи слабые, скабрезные и какие угодно. Однако при этом сохраняется планка, ниже которой выдающийся поэт не позволит себе опускаться. Нельзя, например, мусолить, как открытие, что дважды два – четыре.
А написанное Василием Федоровым, во многом, ниже планки. Уровень мышления удручает. Он недопустимый для поэта, который может на что-либо претендовать.
За пределами Кузбасса это понимают хорошо.
Листая толстые журналы, я вижу: о некоторых литераторах, оставивших мир 30-40 лет назад, критики до сих пор выпускают серьезные работы и даже спорят друг с другом. Имени Василия Федорова там не встретить. Нет такого выдающегося поэта. Нет, как и не было никогда.
Зато о его стихах много говорят в Кемеровской области. Причем даже те, кто обязан разбираться в подобных вещах. И говорят, и пишут, восхваляя порою сверх всякой меры.
Почему?
Ответ прост: если звезду зажигают, значит это кому-нибудь нужно.
Но понимал ли сам Василий Федоров, какого уровня выдает продукцию?
Оказывается, очень хорошо понимал!
И даже однажды проговорился.
В одном из столичных журналов (если не ошибаюсь – в «Знамени») в девяностые годы были опубликованы заметки о Давиде Самойлове. Имя автора публикации выветрилось из головы, а вот один эпизод запомнился.
Шло собрание московских литераторов. Выступал Сергей Наровчатов. Он говорил о том, что Советская власть предоставила писателям изрядное количество привилегий и прав, что Советская власть лишила их только одного права – права писать плохо.
И в этот момент, вспоминает автор, сидевший за нами пьяненький Василий Федоров проворчал вполголоса: хрен вам, не за то боролись.
Да, он все понимал про свои стихи. А, значит, был еще изрядным циником.
Свидетельство о публикации №223072800194