Вьетнамец

Роман Голомазов. Вьетнамец.
Звуки белых людей- шум лопастей вертолетов, звуки странной, неприятной музыки и голоса на непонятном его уху языке, - все это повергало Нуанга в депрессию. Но молодой, четырнадцатилетний вьетнамец, просто не знал этого слова, и, поэтому, это было практическое колебание души, пораженной захватнической войной, а не теория, прописанная в толстых, научных фолиантах. Его страна, его Родина, даже его родная деревня – все было оккупировано американцами.
Нуанг хорошо помнил тот день, когда по радиоточке у дома правления деревни передали сообщение о начале войны. В тот день его отец и два его старших брата ушли из дому, подавшись в партизаны, и он их уже больше не видел; они остались с сестрой и матерью одни, надеясь, что война закончится и не будет ничего уже больше страшного и пугающего, как древние духи, поселившиеся в близлежащих джунглях. Нуанг – тогда тринадцатилетний подросток, которому до своего четырнадцатого Дня рождения оставалось всего два месяца, - стал главой семьи. И это ему нравилось – теперь он полностью отвечал за все домашнее хозяйство, продажи и покупки, даже посещения родней других людей, живущих в этой деревне, было под его контролем. Мама и сестра восставали против авторитарной власти молодого вьетнамца, но древние традиции связывали им руки.
Вскоре до их деревни добрались враги, и у молодого хозяина стало еще больше проблем – теперь надо было поддерживать отношения еще и с Народным фронтом освобождения Вьетнама, который старался всеми силами выкуривать американцев из занятых ими территорий, что иногда предполагало кровавые столкновение и ночные нападения на американские войска вьетнамских партизан, которые, потом, после дела, буквально растворялись в джунглях. Даже сам Нуанг (да он думал, что даже и глава деревни) не знал куда они уходят и где секретное место их дислокации. Но появись у подростка желание попасть к партизанам, его моментально проводили бы к ним – но он не хотел вступать в Народный фронт освобождения Вьетнама: ему это было просто не зачем – он давно понял, что он – мирный человек и не хочет проливать чужую кровь. А особенно кровь этих хорошо вооруженных и обученных убивать людей, которым ничего не стоит прикончить его одной очередью из своих пластмассовых винтовок.
Так прошло какое – то время. Нуангу исполнилось четырнадцать и он уже не мог противиться посылам затащить себя в партизаны. Делать было нечего, но нужно было принимать решение, ведь война рано или поздно закончится и покидать свою Родину Нуанг не хотел – ему хотелось вести мирную жизнь и не поднимать оружие на других людей – пусть и врагов! – это ему претило. Поговорив с сестрой и матерью – что, конечно, для настоящего мужчины было минусом и проявлением слабости, - вьетнамец решил покинуть деревню и отправиться в ближайший крупный город и там пожить, пока война не завершиться. Сестра Луань приняла решение идти с братом; она хотела быть школьной учительницей и получить образование могла только в крупном городе и только сейчас: потому что ее отец был против того, чтобы девочка поступила в университет. Нуанг всегда поддерживал сестру в ее начинаниях и сейчас не противился ее желанию. Оставив пожилую мать на хозяйстве, брат с сестрой, захватив скромный скарб, отправились в сторону железной дороги, проходящий достаточно близко к деревни, идя по которой, они и вышли бы к ближайшему крупному городу. Из оружия у них был лишь ритуальный нож отца, острый как бритва. Этот нож отец получил еще от своего отца, как символ мастерства в боевых искусствах, которыми этот крестьянин немного владел; и с тех пор этот нож лежал на почетном месте в большой комнате дома и всегда был заточен и готов к употреблению – как объяснил отец Нуанга, таким должен быть каждый воин – всегда готовым к битве.
Простившись с матерью, двое, практически, еще детей, отправились по вытоптанной тропинки в нужном им направлении. Дорога не должна была быть опасной: армия чужаков сместилась дальше, захватив этот район, и только группы партизан время от времени нападали на американцев, не давая последним расслабиться, напоминая им о том, что они на чужой земле. Но, иногда, американцы это забывали, уподобляясь древним римлянам, которые считали себя правящей расой.
Брат с сестрой остановились на ночлег в небольшой хибарке у одной их станций – они ехали вглубь страны уж полностью захваченной американскими войсками. В этой хибарке вместе с Нуангом и Луанью находились еще две семьи – беженцы, как и они, старающиеся найти лучшую долю в крупном городе, а не в умирающей деревне.
Той ночью брат с сестрой поклялись всегда оставаться вместе и помогать друг дружке: клятва связала их еще сильней, ведь кровные узы – это то, что располагает человека к нам очень близко; вот и эти двое вьетнамцев сейчас стали еще ближе, поклявшись помогать друг дружке. А ночью пришли они. Американцы.
Кто занес сюда этих представителей правящего класса, было неясно, но эти два рядовых и одни сержант подъехали прямо к хибарке, в которой было двенадцать человек вьетнамцев, и один из них обошел ее сбоку – чтобы никто не убежал, - а остальные просто зашли в нее. Их оружие висело за их спинами и они явно были настроены агрессивно. Но они не искали драки или каких – то мистических сокровищ, гипотетических богатств, бывших спрятанными в заплечных мешках этой бедноты. Нет, им хотелось не этого.
Рослый сержант схватил одну из молодых девушек за волосы и потянул к себе; та завизжала, стала отбиваться и ее отец кинулся ей на выручку. Но это не помогло: его грубо отпихнули, сильные удары посыпались на его голову и вскоре несчастный отец потерял сознание.
Нуанг весь сжался, с ужасом смотря на происходящее. С молодой вьетнамки соврали одежду и стали насиловать. Тот солдат, что стоял на страже у боковой станы хижины, теперь вошел внутрь и держал под прицелом все захваченное американцами общество – чтобы никто не убежал и не вступился за бедных девушек. Похабно оскалившись, он, обращаясь к Луань, сказал что –то на своем наречии. Слов было не разобрать, но смысл их дошел до Нуанга и облил его душу острой бедой, так, как будто ему брызнули на сердце соляной кислоты. Луань будет следующей.
Отцовский нож покалывал спину, призывая к действию – видимо настала пора, действительно, его применить – ведь, возможно, именно сейчас для молодого вьетнамца шанс показать себя настоящим мужчиной, защитив самое дорогое ему существа на всей Земле. И Нуанг начал действовать.
Ему пришлось дождаться окончания унизительной процедуру, а потом он, когда один из американцев подошел к ним, чтобы схватить сестру, Нуанг одним молниеносным движением выхватил отцовский нож и со всей силы вонзил его в живот врага. Но, на этом он не остановился: продолжая вести клинок слева направо, через живот, Нуанг распорол ему брюшину, и открылись теплые и дымящиеся внутренние органы. Американец закричал. Его друзья среагировали оперативно – рослый сержант и оставшийся в живых рядовой навели стволы своих М – 16 на дерзкого вьетнамца, чтобы исполосовать его очередью свинцовых приветов от антиподов. Как только они расстреляют Нуанга, тут же наступит очередь и всех остальных. Преодолевая страх и отвращение, молодой мужчина вынул из своего врага нож и быстрым шагом пошел к целившимся в него врагам. Они почти потянули спуск.
Один из отцов семейства – не тот, чью дочь насиловали, а то, кому это только предстояло, - курился на сержанта и сильным ударом в голову сбил его на наземь, что предотвратило открытия огня по Нуангу, и юноша очень быстро направился в строну последнего стоявшего на ногах бойца. Их взгляды встретились. Нуанг ударил. Американец выстрелил. Нож вошел точно в сердце; пули пробили грудную клетку и Нуанг, обливаясь кровью рухнул на земляной пол. А тем временем, упавшего наземь рослого сержанта забивали насмерть – его смерть не была быстрой, как смерть Нуангу или убившего его бойца, он умирал долго и всем своим существом прочувствовал ярость отцовского гнева.
Сестра кинулась брату на грудь и обняла его голову, но его взгляд смотрел куда – то вверх, через нее, к безмолвным небесам. Он исполнил свой долг – он спас сестру, и, теперь, как каждый воин, совершивший свое дело, он умеет право почить.
Луань плакала, обнимая труп брата, а над их плененной, но не покоренной страной наступал новый день.

24 июля 2023 года – 28 июля 2023 года.
Балашов.