Холодное сердце

1826 год в России  отметился ранней осенью.
Тому свидетельством был огромный узорчатый цветастый ковер, выложенный уже опавшей листвой на поверхности огромного пруда, который обозначил себя,как толькоэкипаж, в котором я находился, перевалил взгорок.   
Передо  мной открылся прекрасный вид  чарующей водной глади и ажурный металлический мост через эту часть огромного княжеского пруда.  Я вдруг представил себе, что если на короткое время остановиться на мосту, то цветочный ковер водной гладиподо мною, гонимый легким ветерком, в мгновение ока  превратилсябы в затейливый калейдоскоп со сменными картинками витиеватых  осенних лиственныхузоров.
Проехав еще немного вперед, с очередноговзгорка, яувидел ибелоснежный княжескийособняк, взятый в плотное кольцо тяжелогозабора, напоминавшего мощное укрепление, ощетинившееся словноармейскими пиками.
Однако, в лучах угасающего солнца, княжеский особняк вдруг показалсямне этаким блестящимбриллиантомв окружении цветных изумрудов из осенних красок зелени, собранныхв обрамлениикованой оправы.

Имение князя и бригадного генерала Павла Андреевича  Рокотова на тверской земле, куда я, слава Богу, добрался, было даровано Екатериной Великой еще его деду – генералу от инфантерии, что чуть ниже чина фельдмаршала, и по сию пору соблюдалось, как я успел заметить, в прекрасном состоянии. 
Этот двухэтажный особняк, расположенныйполумесяцем  сдвумя флигельками по  каждому краю,  имел еще и третий флигель, который замыкал собой строения противоположной  от главного входа стороны и по церковным канонам являл собой как бы алтарную часть всего строения. 
В том флигельке, как я узнал позже, располагалась домовая церковь Рокотовых, а два вторых, что замыкали фронтальные строения, были гостевыми.
Правда, в один из них, более тридцати лет назад, после пожара в собственном доме, в него въехала дальняя и бедная родственница князя Рокотова – Зинаида Прокопьевна Мышкина. Там же, каким-то  неведомымобразом вскорезабеременела и  родила.   С  той поры  и жила  в этом самом флигеле вместе с появившимся на свет сыном – Германом, который в настоящее время был секретарем князя Павла Андреевича. Поговаривали, правда, что его отцом  мог быть родной брат князя – Петр Андреевич Рокотов, который однажды, будучи навеселе,  поленился-таки  подниматься в свою спальню на втором этаже и пошел ночевать впустующий гостевой флигелек, но якобы перепутал стороны…
По правую сторону от особняка стояли постройки для прислуги, а далее княжеская конюшня.
По левую руку можно было увидеть оранжерею и летнюю кухня.От них дорожка вела к лодочной пристани, где была сооружена купальня, крытая навесом.
Вот, пока и все, что касается самой усадьбы.

Да, забыл представиться…   Евгений Вадимович Леонидов, художник-портретист. Приглашен из Санкт-Петербурга в усадьбу князем Рокотовым с целью написания его прижизненного портрета для домашней галереи.
И, естественно, что, прожив в имении чуть менее года, стал невольным свидетелем драматических событий, о которых и поведал своему столичному другу-издателю. Он же и понудил меня изложить сие на бумагу, добиваясь сохранения временной и логической последовательность.  Однако, принимая во внимание, что, как писатель, я полный дилетант,то заранее  прошуу вас прощения за возможные литературные огрехи…
И, чуть не забыл, поселили  меня во втором флигельке, который на момент моего появления в имении князя Рокотова пустовал.

Итак… вто утро, с которого начинается наше повествование на крыльцо особняка вышла молодая двадцатилетняя девушка. Это – Елизавета Павловна – приемная дочь хозяина этих обширных владенийи, как я уже сказал, бригадного генерала и князя Павла Андреевича Рокотова.
Чуть позже я уговорил её согласиться позировать мне потому, как она обладала удивительной простотой лица свойственной лишь очарованиюбелоснежныхлилии в княжеском пруду.  Согласитесь, что нежная белизна этого цветка свидетельствует о его чистоте, а сам цветок, как вы знаете, всегда обращен своей головкой к солнцу в ожидании милости Творца, питавшего лилию небесной росой. И на  этот свети  на  само солнечное тепло, лилия каждый новый день своего пробуждения начинает с  раскрытия грациозных лепестков иистечением  нежного душистого запаха. Однако же, вернемся к событиям того дня…
Девушка легко вскочила на красивую белую кобылицу, поддерживаемую под уздцы  конюшенным, а затем, бросив взгляд в одно из окон второго этажа, где располагалась княжеская спальня, увидела там стоявшего батюшку – князя Рокотова и, взмахнув ему рукой, помчалась на утреннюю прогулку.

Спальня боевого генерал, откуда тот смотрел на свою приемную дочь,чисто по-военному, была предельно аскетична: железная кровать с тумбочкой, на которой стоял подсвечник илежаластопка книг, а у входа стоялнебольшой шкаф, внутрикоторого был устроен умывальник и ведро для стока воды.
Недалеко от окна  на полу лежало несколько  гирь разного веса,  и  стояла небольшая штанга.
У входа в спальню застыл слуга князя – Фома. Этот крупный парень лет шестнадцати  откровенно зевал, пока князь выглядывал в окне любимую Лизоньку.
Но вот князь  неожиданноповорачивается.
–Что увалень, опять зеваем? Когда ты, Фома,поймешь, что  тот, кто рано встает, тому Бог дает…
– Так у вас, барин, и так всё уже есть,  – забубнил юноша. – Почто же так рано тогда поднимаетесь?     И другим поспать недаете…
–Как же ты, Фома, не поймешь одной очевидной истины. Барин, как ты говоришь,  за каждого из вас ответ перед Богом держит. А точнее за ваши души. Еже ль я бы спал денно и нощно, кто бы заботился  тогда о людях. Они же каждое утро унашего крыльца:  и погорельцы, и болящие. И всемим, кроме моего доброго слова,нужна  помощь.  Хотя, что это я тебе все это говорю?Ступай как ты, дружок к реке готовить купальню. Заодно зайти на кухню, пусть самовар ставят.
Фома мгновенно улизнул из спальни, а князь подошел к одной из гирь, чтобы взять в руки, наклонился, но тут почувствовал, что ноги неожиданно стали ватными. Он с трудом распрямляется и делает несколько шагов в сторону кровати, но дойти не успевает, а лишь медленно опускается на пол.

Вода в выгороженной  в конце лодочной станции купальни, как я уже сказал,была покрыта желтыми, принесенными ветром,  опавшими листьями.
Фома положил на лавочку для князя  теплый халат и  тяжелое махровое полотенце, а затем  сделал  шаг к ступеням и опустил ладонь в воду, но тут же и выдернул, а затем еще и поднес ко рту, теплым дыханием, согревая пальцы.

В летней кухне уже с самого утра кипела работа: кто-то щиплет птицу, кто-то чистит овощи, а на плитах стоят большие кастрюли, над которыми   клубится пар.
Бородатый мужик-истопник, забросивв кухонную печь пару длинных сухих поленьев, закрыл дверцу и у выхода из кухни чуть не сталкивается с влетевшим на кухню Фомой.
Парень подскакивает к печи и простирает над раскаленной плитой свои ладони.
–Бабоньки,гляньте, –раздался голос молодой поварихи, –не иначе, как проверяющий наш пожаловал.
Женщины, не прерывая работу, заулыбались
– Что раскудахтались?  – с напускной строгостью, начал Фома. – Мне велено нынчедосмотр вам учинить и лично спробовать всю готовку…
     –Задница-то не треснет, если все спробуешь? – мгновенно парировала вторая женщина, которая была значительно старше всех и скорее всего главной на этой кухне.
После этих слов, все женщины, занимающиеся чисткой и разделкой, звонко рассмеялись.
–Вы,  это… самовар сразу  ставьте, – продолжал командовать слегка смущенный юноша. –Барин  сказал, что после купания придет чай пить.
–Да  пыхтит уже твой самовар, – отозвалась молодая повариха и с пирожком в руке стала надвигаться на Фому.–Иди ко мне, Фома,  таки быть,  я тебя сама согреюи пирожок  дам. Хотя ты и сам, как  пирожоксдобный, так и хочется тебя  ущипнуть и попробовать.
Сначала Фома медленно отступал к двери, а затем и просто выскочил из кухни и уже из-за двери услышал, как вся кухня снова наполнилась веселым смехом женщин.

Когда подросток  добрался до спальни князя, тосразу  же и забасил.
- Ваше высокопревосходительство…  Всё готово, можете идти…
Однако ответа не услышал и какое-то время потоптался у порога, предполагая, что князя в спальне уже нет потому как его вояж на кухню и перепалка с поварихами привели к тому, что Павел Андреевич, не дождавшись,уже один ушел на водный моцион.

И вот Фома уже бежит, спотыкаясь по скользкому настилу пристани в сторону купальни.Добежал, видит, что халат и полотенце, лежат не тронутыми на том же самом месте, где он их и поставил.
Тогда подросток подошел к лесенке, что  уходила  под воду,  и вдруг  увидел огромные  пузыри, идущие не иначе, как с самого дна.
«Мамочки, что же  мне теперь будет-то?» – мгновенно подумал Фома и тут же напрямую, прямиком от реки через укрытые по осени гряды с цветами, бежит  в сторону крыльца  усадьбы, где  стоял   управляющий.
К нему-то и был обращен его истошный крик:
– Люди!   Там… Там Павел Андреевич…   Утонул…

Еще не ведая о случившейся беде, по проселочным дорогам, через обрамленными березками наделы перепаханных полей, мимо ив, склонивших свои ветви над зеркальной гладью барскогопруда, к усадьбе приближалась Елизавета Павловна и вскоре увидела скакавшего ей наперерез верхового.
Им оказался управляющий имением Митрофан Поликарпович Изотов, бывший при князе еще со времен военных компаний.
Всадники обменялись короткими фразами и уже оба повернули своих коней в сторону усадьбы.
На крыльце их уже встречали,  они спешиваются и,  передавповодья слугам,  вместе и быстро стали подниматься по ступеням крыльца,  чтобы войти  дом.   
И далее по широкой лестнице на второй этаж.
– Как могло случиться, что никто не видел момента падения, батюшки? –  продолжала вопрошать  Елизавета Павловна  управляющего.
–Батюшка ваш, Павел Андреевич, изволили-с, физической зарядкой себя укрепить и отослали Фому предупредить, что он  нынче придет чай пить после утреннего моциона…   – четко и по-военному докладывал управляющий. – А Фома, стервец,забрел на кухню, а потом видите ль пирожка решил испробовать, да заоднои протараторил с кухарками…
Еще какое-то время им вместепредстояло пройти через анфиладу нанизанных словно на одну нитку спальных помещений и кабинетов второго этажа в сторону княжеской спальни. И пока шли, управляющий все еще продолжал говорить.
–А когда этот сукин сын вернулся в спальню и не увидел князя,то бросился, дуралей к пруду.  Уже там  он устроилнастоящую суматоху, объявив, что барин утонул.Целый час искали тело…  В это время ключница Аглая, придя в спальню менять барину постельное белье, обнаружила его лежащим на полу за кроватью.А далее… Я за вами поскакал, а   секретаря  князя Германа отправил за доктором. Слава Богу, что он ночевал сегодня у нас…

Изотов уже взялся за дверную ручку, как дверь, аиз спальни им навстречу вышел лечащий князя доктор –Орест Петрович Шерстнев с саквояжем в руках.
–Орест Петрович, миленький, что с батюшкой? – обратилась к нему Елизавета Павловна.
– Жив, дочка, не волнуйся! Я вообще удивляюсь, как он вообще  всё ещё живет, перенеся такие  тяжелые ранения.  Знать, время его ещё не пришло.  Но вы его сейчас не очень-то  обременяйте своим внимание… – сказал доктор и, откланявшись, ушел,  а Елизавета Павловна и управляющий Изотов вошли в спальню.
Девушка сразу же устремилась к кровати старого князя, ауправляющий  сначалапонаблюдал за тем, как  старуха Аглая после осмотра князя доктором,  собирает использованное белье и иные медицинские принадлежности,  а затем уже  сам подошел к окну и  полностью открыл  оконные шторы, впуская в комнату больше солнечного света. 
Лучик солнца попадает князю на глаза, и он их открывает, а, заметив стоявшую рядом Лизоньку, улыбнулся.
–Напугал я вас. Простите старика.  Господь, не иначе, как нынче мне еще один  предупредительный звоночек сделал.  А потому нам торопиться нужно. Илюшу в  первую очередь в отпуск с Кавказа выписать да и повенчать вас, наконец-то… Митрофан, ступай мой боевой друг, кликни секретаря, пусть Герман несет сюда бумагу да перья. Письмо генералу Алешке Ермилову отпишем, надеюсь, что еще не забыл меня сей добрый вояка. 
Как только управляющий выходит из спальни, Елизавета с навернувшимися слезами на глазах, припадает к старческим рукам князя.
– А ну, не реветь, дочка. Нечего мне здесь новый  Великийпотоп устраивать.  Всегда принимай  и радость и напасти  за волю милосердного Творца.  А теперь успокойся и ступай.  Мы тут с Германом сами покумекаем, как нам Илью Петровичак себе вытребовать.

Взволнованная событиями этого утра, Елизавета Павловна вернулась  в свою спальню.Её взгляд неожиданно падает на куклу, сохраненную с раннего детства. Она бережно взяла ее в руки и приложила к груди.
За окном раздался звук церковного колокола.
«Скорее всего, – подумала она, – приехал местный священник для совершения благодарственного молебна».
И в этот-то момент  Лизонька вдруг вспомнила, как некогда и над ней прозвучал голос священника:
– Господу помолимся…
И она словно бы перенеслась в тот  самыйдень, когда пятнадцать лет назад в домовой церкви Рокотовых совершался чин помолвки пятилетней Лизоньки с десятилетним Ильей Рокотовым - сыном брата её приемного отца.
Девочкабыла с той же самой куклой в руках,  а за её спинойстояли свидетели и приглашенные гости – хозяева соседних поместий.
Рядом с иконами в руках два брата – Петр и Павел Рокотовы.   В тот день они радостно улыбались, созерцая таинство обручения  своихбудущих наследников.
–Обручается раб Божий Илия рабе Божией Елисаветево имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь! –  произносил слова церковного чина священник.
В это время Илюша, стоявший рядом,  устремил свой  детский пытливый взгляд в церковное оконце, что было под самым куполом.
А батюшка продолжал.
–Обручается раба Божия Елисавета рабу Божиему Илии во имя Отца, и Сына, и Святого духа, Аминь!
И священник начинает  в очередной раз творить над головами детей крестное знамение…
Тот же звук колокола за окном вывел Елизавету Павловну из воспоминаний детства. Она отложила куклу и поспешила в домовую церковь для принятия участия в молебне за здоровье  любимого батюшки.

Теперь же, принимая во внимание, что я обязался  сохранять временную последовательность всех описываемых событий, мы перенесемся с вами на Кавказ, где уже много лет шла война с горскими племенами, в которой принимал участие жених Елизаветы Павловной – молодой князь и поручик Илья Петрович Рокотов.
В это самое время, он со своими  разведчиками-пластунами пытался отбиться от преследовавших их  на узкой горной  дороге отряда горцев.
Поднявшийся утренний ветер быстро относит в сторону туманные валки, открывая обзор того, как  несколько горцев, осторожно подходят к небольшому каменному завалу, сооруженному на дороге  разведчиками Рокотова,и начинают разбирать его,  сбрасывая камни в пропасть.
Но стоило только конным черкесам вновь начать движение, как последовал залп плотного  огня и вот уже несколько всадников   вместе с лошадьми летят в пропасть.
Раздались крики проклятия и частая  ответная стрельба.
Туман окончательнорассеивается,  и мы видим уже добротно сооруженный бруствер, выложенный из природного камня за которым расположились основные силы отряда разведчиков, высланных для рекогносцировки местности и поиска тайных троп через Черные горы.
Следует  новаякоманда: «Пли» и очередной густой залп заставляет черкесов отступить и укрыться  за поворотом  горной дороги.
Наступила тишина.
–Раненные есть?  – спросил подпоручик Рокотов, оглядывая своих бойцов. – Молчите?  Уже хорошо!
И тутже,  воспользовавшись тем, что черкесы временно отступили, он  прислонился спиной к брустверу, и, вытащив, сорванную в долине ромашку, начал гадать, отрывая лепестки.
–Любит, не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет, плюнет, поцелует, любит, не любит…
В этот самый момент черкесы  снова открыли огонь. В ход пошла их легкая артиллерия, однако первый снаряд  картечью совершил перелет.
– Братцы, не дрейфь, – вновь раздался голос молодого офицера. –  В первую очередь выискивайте и выбивайте  тех,  кто  ими командует…
В это время к Рокотову, который все еще сидел  спиной к неприятелю с ромашкой в руках, прижимаясь к земле, подполз военный топограф, подпоручик  Игорь Пылаев.
– Господин поручик, вы знаете, что  у меня с собой  картыособой важности. Дайте мне трех солдат и прикройте  наш отход.
–Не могу,  Пылаев!  Нарветесь на следующую засаду погубите и себя, да и общее дело.  Поверьте, нужно держаться вместе. Лучше возьми винтовку да встаньте вместе со всеми в цепь…
–Я буду вынужден доложить об этом своему начальству, –начинает заводиться топограф.
–Ваше право, подпоручик, а пока  принимайте участие в бою…
Новый   выстрел картечью приободрил черкесов, они с криком пошли в наступление.
– Отряд!  – поднимаясь на ноги, начал отдавать команды Рокотов. – Слушай мою команду. К штыковой атаке товсь…
Подпоручик Пылаев, видя, что солдаты выстроились в линию для начала атаки, а Рокотов встал среди них, начал медленно отступать в глубину ущелья.

А на дороге уже завязался рукопашный бой. Русские традиционно в ближнем бое использовали штыки.  И теперь, на этой узкой дороге, ощетинившись ими, имели явное преимуществом перед саблями черкесов, а потому уверенно держали оборону, медленно, но верно, сокращая число неприятеля.
–Господин поручик, – начал подбежавший к Рокотову рядовой Антон Матросов, –там черкесы военного топографа захватили.
Поручикобернулся и увидел двух черкесов, чтосклонились над лежавшим на земле с поднятыми руками топографом.
–Что же ты творишь, поскудник?  – произнес Рокотов и следующие его слова уже были обращены к солдату. –Матросов, дай-ка мне свою винтовку.
Разведчик передает офицеру свою винтовку, а сам с шашкой в руках встает, чтобы заслонить собою спину командира.
Рокотов, сначала, аккуратно убрав в карман мундираромашку, которую всё это время держал в губах, начинает медленно прицеливаться и делает первый выстрел.
Один из черкесов, занесший было кинжал над русским офицером,падает. 
Не прошло и минуты, как от меткого выстрела Рокотова падает и второй черкес,  уженачавший было копаться в дорожной сумкетопографа.
–Спасибо тебя, рядовой Антон Матросов! – произнес Рокотов, возвращая разведчику его винтовку. –Буду жив, не забуду, а теперь, как хвост привяжись к топографу. Охраняй, но и глаз с него не спускай…
Его же зычное и радостное «ура» подвигло оставшихся в живых разведчиков броситься вперед и вскоре они сумели разметать черкесов по ущелью, лишив их вооружения и боеприпасов…

На закате дня, те, кто остался после  рекогносцировки местности, возвращались в лагерь.На одной из телег везли тела погибших солдат.
Разведчиков встречали молча, солдаты и офицеры просто поднимались с земли или застывали, выходя из палаток, уже одним этим отдавали долг мужеству живым и памяти погибшим.

Здесь, очевидно, мне необходимо напомнить, что после того, как Закавказье вошло в состав России, в начале XIX века встал вопрос о присоединении всего Северного Кавказа. Осетия и Кабарда, как вы знаете,  поддерживали политику присоединения. Однако, народы Адыгеи, Чечни и Дагестана оказывали вооруженное сопротивление.
В связи с этим, в 1817 году не территорию Северного Кавказа были введены российские войска, и официально началась Кавказская война. Генерал Ермолов, встречая мощный отпор горцев,  методично и планомерно продвигался вглубь Чечни и Дагестана. 
В 1822 году, когда Илье Рокотову исполнилось 18 лет, по протекции его дяди Павла Андреевича Рокотова, бригадного генерала в отставке, молодой князь прибыл для прохождения службы в штаб Ермолова.

На следующий день после того, как поручик  Рокотов вернулся из разведки, в кабинете командующего войсками генерала Ермилова собралось несколько командующих различными родов войск и офицеры их штабов.
–Мы не станем начинать завершающего этапа войны в Западной Черкесии, пока не оборудуем здесь баз дляосновных наступательных плацдармов, – говорил главнокомандующий. –Хватит ужетребовать выполнения бессмысленных приказов идопускать  неоправданные людские потери.  К местамнаступления должны быть подведены дороги, если нетвозможности для  строительства дорог, то  будем рубить просеки, чтобы своевременно доставлять наступающим отрядам оружие, боеприпасы, а главное провиант. Нам спешитьнекуда.   И еще. Необходимо продолжать заселять оставленные черкесами земли казачьими станицами. С подробностями плана вас в своей палатке познакомит начальник штаба генерал Дмитрий Геннадьевич Сидорин. Все, кроме полковника Лушникова, свободны.
–Господа офицеры… – раздался голос адъютанта.
Офицеры встают, откланиваются и, что-то обсуждая, выходят.
Полковник Лушников – высокий, пятидесятилетний и даже чем-то напоминающий самого Ермилова боевой офицер.
–Рассказывай, полковник, не томи, что там у твоих разведчиков? – заинтересованно вопрошал Ермилов.
Полковник, бросив взгляд на закрытую дверь, достал карту и разложил её на столе главнокомандующего.
– Тайные тропы через Чёрные горы нами установлены, – начал он свой доклад. – Более того,  по некоторым  из них, на волах можно будет протащить через снежный  перевал  дажелегкие орудия.
– Ай, да молодцы твои разведчики! –  начал Ермилов. – Значит, есть-таки  возможность тайно  пройти Черные горы и затемспуститься в Даховскую долину. И уже далее, подтянув тылы,  оттеснить черкесов к  самому морю.  А я-то уже собрался их измором брать.  И кто же у тебяотличился на этот раз?
– Ротмистр Рокотов… – негромко ответил полковник, зная возможную реакцию главнокомандующего, что  мгновенно и произошло.
–Как Рокотов? Кто позволил штабного офицера направить в разведку?
– Лично просился, всю плешь мне проел… – начал объяснять Лушников. – Более того, хотя он сам об этом и не обмолвился, но солдатик один  мнеповедал, что он там во время боя не только спас жизнь военному топографу, но и буквально из рук черкесов вырвал эту  самую карту…
Ермилов еще раз бросил взгляд на добытую карту.
– Надо же, каков стервец. Весь в дядю… Слава Богу, – тут генерал перекрестился, – что живым вернулся. Накануне мне письмо пришло от бригадного генерала Рокотова, которому я очень многим обязан. Стариктяжело болен, а потому хочет родного племянника и единственного своего наследника передсмертью обнять и женить… Объявите сегодня ротмистру Рокотову о присвоенииему звания штабс-капитана, а необходимые бумаги вам завтра пришлют. И еще… Предоставьте ему отпуск на месяц. Пусть съездит домой. И последнее, сколько солдатиков не вернулось из разведки?
–Пятеро… Вот поименный список.
Главнокомандующий пробежал глазами по списку.
–Светлая им память!  Всех представим к  «Георгию».  А теперь давайте повнимательнее рассмотрим твою карту.
И оба офицера склонились  над столом.

А тот, о ком только что беседовали в кабинете главнокомандующего после удачного возвращения, направился в баню… Пожилой  восточный мужчина с огромным желейным животом ввел его  в  обширный предбанник,где несколько восточных мужчин и женщин, как молодых, так и старых,  сидели  на низких диванах, покрытых коврами в ожидании, когда оденутсяподростки.
И никто из них не обращалвнимания нато, что рядом началмедленно раздеваться русский офицер.

Уже в  самой бане  Рокотов устремился к  горячему источнику, который вытекал в вырубленную большую каменную  нишу.И медленно погрузил свое уставшее телов живительнуюводу.
После того, как хозяин выпроводил из бани последних посетителей, предварительно отобрав у одного из подростков шашку офицера, тозакрыл  входную дверь, чтобы более никто не мог побеспокоить дорогого гостя.
А в парную вошел, вызванный им,  банщик – пожилой жилистый турок, который без слов начал  раскладывать Рокотова на каменном полу,  а затем поочередно вытягивать  суставы. После сей экзекуции, он долго тер  тело офицера со следами ранений своей жесткой рукавицей, периодически омывая его водой, а уже затем уже стал намыливать его полотняным пузырем.
Рокотов, прикрыв глаза, блаженствовал…

В свой лагерь он вернулся уже к вечеру.
Палатки стояли на берегу небольшой, хотя и быстрой реки, буйное течение волн которых хлестало так, что создавалось ощущение, что река гремит…На противоположной стороне реки стояла полуразрушенная крепость и к ней, через подвесной мост, тянулась тропа.
На уставном расстоянии друг от друга стояли часовые.
Рокотов вошел в свою палатку и удивился, увидев в ней полковникаЛушникова и еще несколько своих боевых товарищей – офицеров, а также уже накрытый стол с бутылками шампанского.
–Рад вас видеть, господа, офицеры! – произнес Рокотов. –По какому случаю сей праздник!
– Да вот пришли поздравить вас, дорогой Илья Петрович!  – начал полковник, делая шаг вперед. –Приказом генерала Ермилова за проявленнуюхрабрость в ходе выполнения важного боевого заданияи спасение жизнисамого топографа да и  самойкарты, вам досрочноприсвоено званиештабс-капитана…
–Служу Отечеству! – ответил Рокотов, и эти слова тут же потонули в троекратном крике «Ура!»

Кто-то из офицеров начал открывать бутылки и разливать пенящийся напиток по бокалам.
В этот момент Рокотов замечает за спинами присутствующих и полкового топографа.
С поздравлениями и с наполненными бокалами шампанского офицеры начали поочередно подходить уже к штабс-капитану. 
Подошел и подпоручикПылаев.
– Извините меня, капитан, – негромко начал он. –Бес меня тогда в ущелье попутал…
Рокотов емуничего на это не отвечает, лишь еще раз пытливо посмотрел в его глаза.
Подпоручик Пылаев вынужден отойти, уступив место для поздравления следующему за ним офицеру.

Чуть позже, к костру, где сидело несколько солдат, с плетеной корзиной в руках подошел капитан Рокотов и спросил, как ему найтирядовогоМатросова?
Ему указали на палатку.
Рокотов подошелк палатке и уже зычным голосом подал команду:
– Рядовой Матросов, на выход…
Знакомый нам солдатик, с заспанными глазами и поправляя на себе обмундирование, еще не ведая, что случилось, выскочил из палатки, а увидев капитана Рокотова, вытягивается в струнку.
– Вольно… – приказал Рокотов. – Извини, что поднял.  Вот пришел поблагодарить тебя, солдат, за то, что спину мою прикрывал… Тебязвать-то как?
– Антоном, ваше благородие…
Офицер лезет в свой карман и, достав серебряные часы-луковицу, вручает их солдаты.
– Это тебе от меня лично, на память, а тут, в корзинке будет чем с боевыми товарищами нашуудачную операцию отметить…
Солдат, смутившись вниманием к себе офицера, принимает подарки.

Вернувшись,у входа в свою палатку Рокотов видит подпоручика Пылаева.
Тот делает ему шаг навстречу, но изрядно уставший Рокотов,не обращая на него внимания, проходит в свою палатку.
Пылаев настойчиво следует за ним, авойдя и увидев, что капитан уже устало опустился на свою кровать, произнес:
– Капитан, нам с вами нужно серьезно поговорить…
– Илья, давай только не сегодня. Я с ног валюсь… Всё завтра…
После этих слов Рокотов откидывается на походную кровать и почти мгновенно засыпает.
Постояв еще какое-то время, Пылаев вынужден был покинуть палатку, однако, в тот момент, как он вышел из палатки,  на него наткнулся  вестовой, который в темноте принимает его заРокотова.
– Ваше благородие, – начинает молодой солдат. –  Извините, но ваше письмо завалилось за обшлаг. Только сейчас обнаружил, а вдруг там что серьезное, вот и побежал к вам среди ночи…
– Не убивайся, служивый, – принимая пакет, говорит ему Пылаев.  – Со всяким такое случается. Ступайотдыхать…
Вестовой убегает, а Пылаев какое-то время внимательно осматривается вокруг, желая убедиться, что никто не видел того, как он только что выдал себя за штабс-капитана Рокотова.

Войдя уже в свою палатку, Пылаев зажег свечу и внимательноосмотрел конверт, а затем, еще раз выглянув на улицу и, убедившись, что поблизости с его палаткой никого нет, вскрыл письмо, адресованное капитану Рокотову, и начал читать:
– Милостивый государь, князь Илья Петрович!  Честь имею уведомить Вас о том, что на пальцах считаю дни, ожидая скорейшей встречи с вами. Мое здоровье пришло в полную негодность, а нынче так просто всех напугал своим невольным падением. Вы знаете, что являетесь моим единственным наследником, а одним из непременных условий получения всего моего состояние и недвижимостибудет ваше венчание с моей приемной дочерью Елизаветой, с коей вы были помолвлены еще в раннем возрасте.    Девушке нынче исполнилось 20 лет и она, находясь, что называется на выданье, скромно ожидает момента, когда сможет связать свою судьбу с вами после того, каквы соблаговолите сделаете ей известное предложение руки и сердца.  Прошу вас не медлить с приездом.  Аналогичной просьбой я ужеуведомил своего старого боевого товарища – генералаЕрмилова.  За сим изволю откланяться…   Ваш родной дядя и до сего дня благодетель, князь Павел Андреевич Рокотов.

Рассвет нового дня начался со звука барабанного боя: били зарю, оповещающую о восходе солнца, и вслед за ним раздался традиционный пушечный выстрел.
По земле ещё стелился туман, и шатры палаток выглядели, как островки в молочном озере.
Лагерь начал оживать: кто-то ужеповел коней к реке, кто-то проверял и чистил свое оружие, а если смотреть на все это с высоты птичьего полета, то можно сказать, что лагерь превращался в большой муравейник, где каждый знал именно ему делать.

Вскочить, словно ужаленным змеей, подпоручика Пылаева неожиданно заставили прозвучавшие слова капитана Рокотова.
– Подпоручик Пылаев, не боитесь царство Божие проспать?
Пылаев вышел из своей палатки и увиделРокотова уже с капитанскими знаками отличия, гарцующего на своем жеребце. К   седлу его коня был прикреплен карабин. На поводу у него был и второй конь, приготовленный, очевидно, что для Пылаева, и также с закрепленным карабином и корзинами с провиантом.
– Собирайтесь, Игорь!  Лучшего места для откровеннойбеседы, чем выезд на охоту, нам все равно не найти.
Пылаев согласно кивает головой и на какое-товремя исчезает в своей палатке.

Земля, по которой неторопливо ехали два офицера, была скудна. Засеянные хлебом поля сгорели ещё во время ведения здесь боевых действий, деревни были небольшими и пустыми: жители давно ушли из этих мест.
Молчаливыми свидетелями тому были пыльные тополя, даручьи, окольцованные каменными мостами, которые периодически перегораживали им дорогу.
Офицеры неспешно едут рядом, чтобы иметь возможность для беседы.
– Подпоручик, а вам доводилось читать дневниковые записи Александра Сергеевича Пушкина об этой   войне? – спросил Рокотов у подпоручика.
– Нет! Слышал о них лишь пересуды в штабе армии…
– Пересуды, говорите? Жаль… В его возрасте обладать такой прозорливостью и точностью анализа дорогого стоит. Знать бы кто водит его рукой…
–  В связи с чем, капитан, они вам вспомнились?
– Как о них не вспомнить, когда за годы, проведенныена этой войне, мне приходилось лишь видеть такие вот поверженные и пустые деревни, смерть горцев и рассеяние оставшихся в живых по земле.
– Не мы начали эту войну более двести лет назад…
– Положим. Но в том, что происходит сегодня, безусловно, что есть и наша вина. Хотя народ сей действительно напоминаетмне взрывчатую смесь. А главное беда в том, что в большинстве своём онинас уже ненавидят. И тому есть, я бы сказал,объективные причины. Судите сами: сегодня мы вытеснили их с плодородных земель и вольготных пастбищ, разрушили их аулы и уничтожаемвоинствующие племена. В результате они ушли в горыи уже оттуда совершают свои постоянные набеги. А мы их с помощью оружия снова загоняем в горы… И это происходит бесконечно…
– А что бы вы предложили, капитан? Как воевать с горцами дальше?
– А вот в этом вопросе я как раз согласен с Александром Сергеевичем Пушкиным.Он прав в том, что кинжалом и саблейих дети начинают владеть еще с младенческоговозраста и даже раньше, чем они начинают говорить.А с этим   пушками не совладать. Но есть то, чтосильнее любой армии, и то, что более нравственно,нежели убивать…  И, как пишет наш великий поэт, более сообразное с просвещением этого народа…
– И к чему же призывает сей пиит?
– К проповеди на этих землях благодатного Слова Божия,а потому на Кавказе нужны не войска, а миссионеры.   Особенно детям.  Не подменяя Корана, Боже упаси,но знакомя их детей с благодатным Евангелием, какосновы вероисповедования братского народа.  Чтобы и их первыми словами были Бог, как Творец всего сущего, а также милосердие, любовь и сострадание, так привычные слуху уже нашего народа. А главное – объясняющие сущность его души… Однако жепора нам где-то и остановиться…
Вскоре оба всадника остановились на отлогой площадке. С одной её стороны, хотя и в отдалении, можно было увидел их лагерь, а с другой протекала не глубокая, но очень говорливая река.
Офицеры спешились и начали снимать поклажу.
– Давно хотел спросить вас, капитан? В родстве ли вы сбригадным генералом Рокотовым?   Он вам отец?
– Нет, брат отца.
– А ваш отец, князь Петр Андреевич Рокотов, где воевал?
– Здесь, на Кавказе. Только он погиб в Дагестане, когда по приказу генерала Ермилова возводил крепость Внезапная…
– Понятно, приехали отомстить за смерть отца.
– Причем здесь мстить?Просто сбежал из дома,хотел быть военным, как и отец. Уже позже, дядюшка, узнав, что я на Кавказе, попросил генерала Ермилова найти меня и приглядывать за родственничком. Хотя дядюшку своего, бригадного генерала я и видел-то лишь один раз и то, когда мне было лишь десять лет. Тотнаш с отцом приезд к ним в имение  был связан с таинством моего обручения с его приемной дочерью Елизаветой.
– Но со своей будущей невестой-то вы с той поры встречались?
– После гибели отца все последние годы я нахожусь здесь, а когда учился и уже после окончания Санкт-Петербургского Лицея, проводил всёсвое свободное время в общении с друзьями, разъезжая по городами весям.  И часто в этих поездках был вместе с Пушкиным…
– Выходит, что за все эти годы вы так ни разу не побывали в имении своего родного дядюшки? 
– Грустно тебе в этом признаться, но это так…  Надеюсь,что моя будущая свадьба поможет мне возместить им и недостающеевнимание, и любовь, и тепло…
Рокотов, очевидно, что обуреваемый воспоминаниями, задумчиво повернулся лицом к реке.
Пылаев остановился унего за спинойи, чтобы перекричать шум речной воды, вынужден был, обращаясь к Рокотову, чуть ли не начать кричать.
– Благодарю вас, капитан за то, что не доложили обо мне командованию… Не знаю, что со мной тогда произошло, словно затмение какое-то нашло. Ведь вижу, что черкесы спускаются сверху, хочу дотянуться до револьвера, а рука меня не слушает…
– Я и не собирался о чем-либо докладывать, не поговорив с вами, – начал свой ответ Рокотов, обернувшись к подпоручику. – Вы лично хотели, чтобы этот разговор состоялся. Тогда слушайте меня внимательно. Хорошо, что выпризнались в природе этого скверного проступка. И вам   теперь решить, что делать дальше: просить отставки или суметь свой страхпреодолев, достойно служить и дальше…
– Я несколько раз пробовал, но так и не смог побороть свой страх, равно, как и уйти в отставку мне невозможно. У меня, в отличие от вас, нет ни поместий, ни необходимыхсредств к существованию. Я проклинаю тот день,когда сам напросилсяна участиев этом рейде. Хотелось,сознаюсь, хоть какую-то медальку получить или хотя бы повышения в звании…
– Намекаете на меня?Ваше право. Но, если честно, то грустно, что вами двигали не отвага и честь офицера, а всеголишь банальная корысть. К сожалению, вас ждет суд офицерской чести и, скорее всего, последует разжалование в рядовые…
Услышав слова о возможном приговоре, Пылаев,неожиданно для Рокотова, опускаетсяперед ним на колени.
– Рокотов, умоляю вас, сжальтесь надо мной…
– Встаньте,подпоручик! А сжалиться над вами не могу-с, не имею морального права.  Лишь случай не позволил врагу перехватить нашубесценную карту. И мы лишились бы тогда всех тайных троп в горах, которые, надеюсь, теперь спасут   сотни жизней наших солдат при скором, надеюсь,наступлении.Не могу этого сделать и по причине памяти перед погибшими в этом рейде казачками.Главное же состоит в том, что у меня нет твердой уверенности в том, что и в следующий раз вы снова из-за свой трусости или корысти, не предадите своё родноеОтечество. А потому, оставляю вам лишь возможность уйти в отставку по собственному желанию.  В этом случае я обещаю, что никто не узнает о вашем проступке. И чем быстрее вы это сделаете, тем будет лучше всем.  И, поверьте, в этом нет ничего личного…
Рокотов, желая дать возможность Пылаеву обдумать его слова, снова обратил свой взор на вековой бег несущейся воды.
Он стоял на краю и высоты ему был хорошо виден юноша черкес, который на противоположном берегу, стоя по колено в быстрой воде, периодически забрасывая в воду сеть, и каждый раз вытаскивал небольших рыбешек.

А Пылаев ужебыл в шаге от возможного предательства… 
Кто же он, спросите вы, и какими неисповедимыми путями судьба свела его с Рокотовым?
Если вкратце, то в возрасте пятнадцати лет Игорь Обозов соблазнил и обрюхатил молодую дочку помещика в имении которого служили его родители.   Отец парня был конюхом, а мать горничной.   
Юношу схватили.  В гневе барии велел его утопить.  И чтобы спасти жизнь сынамать пришла в спальню барина и напомнила ему о том, что Юрий является его незаконно рожденным сыном. 
Барин, неожиданно вновь воспылавший страстью кеще красавой горничной, смилостивился и отправляет Юрия в армию, но уже, как своего собственного сына. Так Игорь Обозов становится Игорем Пылаевым по фамилии отца и сыном помещика, а посему вскоре получает свой первый, пусть и низший, но офицерский чин.
Единственное, в чем ему не повезло так это в том, что небольшая усадьба барина, вместе с ним самим и всем семейством, включая и его родную матерью, было подожжено взбунтовавшимися крепостными и сгорело дотла.  Таким образом, Пылаев остался практически и без угла, и без родни, и без средств к существованию…
Я рассказываю вам это не с целью вызвать у вас сочувствие к сему человеку, а лишь, как некую констатация фактов его биографии.И потом, не забывайте про письмо, которое ночью попало ему в руки.Да и про вопросы, которые Пылаев как бы ненавязчиво задавал своему боевому товарищу - капитану Рокотову.
Я так думаю, что сей подпоручик, выслушав вердикт, озвученный ему Рокотовым, уже решился на возможность примерить на себя чужую, а главное безбедную жизнь.
Молодой князь Илья Петрович Рокотов услышал выстрел, произведенный ему в спину, его лицо успело дажевыразить удивление и, невольно, сделав шаг вперед, сорвавшись с кручи, он упал в воду.
Услышав выстрел, мгновенно спрятался за большой валун и юноша-черкес. Из-за него он увидел еще одного русского офицера, что с револьвером в руках, подошел к краю обрыва, чтобы увидеть упавшего.  Убедившись, что тело Рокотова, подхвачено водой, подпоручик Пылаев разворачивается и уже хладнокровностреляет и в лошадь Рокотова. 
Животное падает на землю и начинает биться в конвульсиях.
После этого офицер разбрасывает содержимое походных сумок, а уже затем вымученно стреляет себе в бок, после этого залезает на своего коня и скачет в лагерь.
А потому и не увидел того, как юноша-черкес какое-то время бежал вдоль берега, а затем, поравнявшись с офицером, залез в воду и вытащил на берег его бездыханное тело.
Правда, это видел и паривший в небе орел, этот постоянный спутник всех поминальных тризн, который с небесной высоты уж высмотрел себе добычу.
Подпоручик Пылаев, не доезжая несколько метров до первого пикета, обессилено падает с лошади. Караульные подбежали к месту его падения.  Один взял под уздцы лошадь, а двое других склонились над офицеромвесь бок мундира которого был пропитан кровью.

В ночь, последовавшую после этого убийства, как я узнал позже, за многие сотни верст от Кавказа, в своей спаленке, Елизавета увидела тревожный сон о том, как горный поток несет тело её суженного.Впереди бурлящий водоворот.Елизавета протягивает руку, пытаясь дотянуться и спасти Рокотова, не дать ему пропасть в том водовороте.Она даже  на мгновение видит его  спокойное  умиротворенное лицо, но в последний момент поток уносит его тело в глубину воду, и девушка теряет его из вида…
Елизавета проснулась и с тревогой стала вслушиваться в звуки ночи.

Утром она первым дело дошла до кабинета князя и застала за столом его секретаря Германа.
Увидев княгиню, Герман встал из-за стола.
– Елизавета Павловна, доброе утро. Что так рано пробудились? Или какая беда стряслось?
– Пока не знаю, право. Герман, не было ли письма от Ильи Петровича с Кавказа?
– Во вчерашней почте не было. Да и князь уже сам меня об этом же с утра спрашивал.
– Тогда не стану вам мешать. Если батюшка спросит про меня, то скажите ему, что я поехала кататься на лошади.
– Как скажите, Елизавета Павловна…
Девушка выходит, а Герман еще какое-то время простояв задумчивым, снова опускается в кресло и погружается в ведение документации.

Этим же утром, в полковом лазарете,к перевязанному и залатанному после ранения подпоручику Пылаеву, пришел полковник Лушников.
Он сидел на табурете рядом с койкой подпоручика и слушал его стенания по поводу гибели от рук горцев капитана Рокотова.
– Это моя вина, господин полковник. Никогда себе этого не прощу. Так глупопотерять лучшего друга и боевого товарища.  Совсем недавно он спас мне жизнь, а я…   Зачем только я согласился поехать с ним на эту охоту.
–  Да, очень все это некстати.
В палату входит кавалерийский сотник и Лушников переключает свое внимание на него.
– Господин полковник! – начал сотник. –  Я со своими людьми внимательно обследовали всю реку на расстоянии более двух километров, но тела капитана Рокотова мы не нашли.
– А вот это уже совсем плохо… – произнес полковник, поднимаясь с табурета. – Ладно, я пошел,а вы, подпоручик, как подлечитесь, то отправляйтесь   в отпуск.  Да и Георгиевский крест вас ждет за участие в рейде… Составленным вами картам цены нет…
– Господин полковник, – начал, продолжая играть свою роль подпоручик. – Я давно дружен с Ильей, знаком с его дядей, бригадным генералом Рокотовым. Позвольте мне самому сообщить ему о том, что капитан считается без вести пропавшим. Не хочется пока тревожить сердцестарого князя сообщением о возможной гибели его любимого племянника…
– Может быть так и лучше.  Я прикажу, чтобы для вас приготовили отпускные документы. Поправляйтесь и поезжайте с Богом.  Кто же мог подумать, что все так обернется?  И что я теперь скажу генералу Ермилову?
Когда полковник вместе с сотником вышли из палаты, подпоручик Пылаев снова достает из-под своей подушки письмо старого князя своему любимому племяннику ив который уж раз начал его внимательно перечитывать…

А нашаЕлизавета в это же время медленно передвигалась по дремучему лесу, склоняя голову, чтобы проехать под ними или отводя в сторону разлапистые еловые ветви.
Отдельные лучи солнца, пробивающиеся сквозь  густые ветки, высвечивают на мхах спелые ягоды брусники и головки боровиков.
И было не понятно, что именно она могла забыть в этой непролазной чащобе?

Утренняя встреча Герман с Елизаветой Павловной всколыхнула и помыслы княжеского секретаряГермана.
В этот час он вместе со своей матерью Зинаидой Прокопьевной сидел за обеденным столом.
Сам Герман уминал борщ с пампушками, а мать с умилением смотрела на него.
В этой комнатке княжеского флигеля, которая была у них гостиной, было одно окно, выходящее в сад,  строгий диван, принадлежавший ранее князю, книжный шкаф и тот самый  круглый стол, за которым  обычно сидели  хозяева и их гости.
– Ты на сметану-то налегай, – приговаривала матушка, видя, что сын, улетевший куда-то в своих помыслах, вкушает борщ безо всякого удовольствия. – Я на кухне сегодня, пока кухарка вышли, целую банку себе налила.
– Маменька, – мгновенно отозвался Герман. – Сколько раз можно вам говорить, чтобы вы этого не делали. Кухарки же не дуры, видят, что сметана уполовинилась после вашего прихода. Зачем нам лишние разговоры. Князь нас и так не обижает…
– Не обижает… Но и не помогает с выгодной для тебя женитьбой.  Тридцать лет, а ты у менявсё ещё бобылем ходить.
– Если вы снова про Елизавету Павловну, то и неначинай. Тем более, что она сегодня самапоинтересовалась, нет ли письма с Кавказа от Ильи Петровича.
– Начинается… с больной головы на здоровую.  Разве я тебе не говорила, что она нам не ровня.Хотя, и у самки павлина под хвостомвсе та жекуриная гузка, а норов-то, норов… Из грязи, да сразу в князи…
– Маменька, но зачем вы так?
– Маменька… Я уже пятьдесят лет, как маменька… Если бы   не твой папенькой. Господи, да что это я говорю-то? 
– Это о ком вы сейчас?
– А ты о чем?
– Нетушки, маменька. Раз начали, так договаривайте до конца…
– Мигрень проклятая. Заговариваться уже начинаю – говорит мать, подливая Герману борща.  – А насчет Ильи Петровича?  Я так думаю, что если он за пятнадцать лет ни разу не приехал на свою суженную посмотреть, то думаю, что у него есть, не иначе, как скрытая болезня, которую он от нас всех скрывает…
– Побойтесь Бога, маменька. И грех даже думать так.Ведь ему скоро все княжеское добро отойдет. А ну, какмы ему не угодим, да нас взашей… Вот о чем я всевремя теперь думаю…
– Не выгонит! Хотя…
Тут Зинаида Прокопьевна, быстро встав из-за стола, рухнула на колени под образа и стала креститься.
– Господи, спаси и сохрани…

Вскоре лес,через который ехала Елизавета Павловна, стал практически непроходим.  Тут девушка сошла с лошади и далеевела ее на поводу.
Вскоре она останавливается перед небольшой избушкой в самой глухой части леса.
Когда девушка с трепетом переступила порог и вошла в чистую половину избушки, то и замерла. Всё, что говорили про лесную ведьму, все начинало сбываться. И развешанные по всему потолку коренья, и пучки самых разных трав, и ступка с молотой травой в плошке, и печка, что не по сезону топилась с установленными в ней чугунками…
Пожилая простоволосая женщина, лежавшая на печи, подняла голову, чтобы убедиться в том, что в дом вошла та, кого она ожидала уже с самого утра.
– С утра уже тебя дожидаюсь, солнышко ты наше, Лизаветушка.
– Откуда вы мое имя знаете, бабушка?
– Как же мне тебя не знать, если я тебя народившуюсяна своих руках держала.
– Выходит, что тогда вы и родителей моих знаете?
–  Скрывать от тебя не стану, знала. Но ведь сегодня ты пришла совсем с другими вопросами, – отвечала она, слезая с печи.
–  Да, бабушка. Сон мне привиделся тревожный.
– Давай попробуем с ним разобраться вместе.
– Что мне следует рассказать вам?
Женщина, взяв ухват, уже вытащилаиз печи и поставила на столнебольшой дымящийся чугунок.
– Да, что ты мне, сердешная, можешь рассказать из того, чегобы я не знала, – говорила она, доставая из мешочка какие-то травы. – Князь-то, поди, умирать собрался. Вот и решилвыполнить договор с братом о вашей женитьбе. А из этогоследует, что ты теперь суженного своего дожидаешься…
Тут она бросила в воду щепотку травок и внимательно стала всматриваться в бурлящую воду.
– Странно. По всему выходит, что утонул твой Илюша-то ненаглядный… Правда,это ты и сама в тонком сне видела…
Затембросила свой взгляд на девушку и заметила еенеподдельную печаль.
– Редкое такое на белом свете бывает, чтобы люди, не знавшись,так друг к другу тянулись.  Но в этом таинство супружеского единения и заключено.  Знать действительно Господь вас соединяет, а уж чего Он соединяет, то человеку не в силах расторгнуть. А потому так тебе скажу, Лизавета.  Молодой князь   Илья Рокотов умер…  чтобы вновь воскреснуть.
– Как же сие возможно?
– Пока не знаю. Поживем-увидим. Мне ужеи самой становитсяэто интересно, – говорит она и бросает в чугунок новую порцию травы…
Вода вновь забурлила…

С того дня прошел целый месяц…
Декабрь был хлюпким. Почтовая карета, перевозившая пассажиров и почту, запряженная четверкой лошадей, ехала по улочкам провинциального уездного города Тверь, распугивая еще не улетевших ворон и редких нахохлившихся прохожих.
На одном из поворотов колесо попало в заполненную водой яму и карету здорово тряхнуло…
– Ну, буланые!  Тяните, мать-перемать, пока на бойню вас всех не отправил…– крикнул возница и подхлестнул упряжную лошадь.
Вскоре карета останавливается у подъезда уездной гостиницы. Из нее вышел подпоручик Пылаев уже в гражданском партикулярном платье и с цилиндром на голове. В руках у него было два небольших походных офицерских баула.
У входа в гостиницу он лицом к лицу сталкивается с выходящей из здания красивой женщиной, которая провожает приезжего молодого человека внимательным цепким взглядом.
Навстречу Пылаеву в вестибюльном зале гостиницы выходят хозяин гостиницы Савва Кузьмич и его молодой помощник Семен, который принимает  из рук  гостя походные сумки.
– Посмею поинтересоваться, господин хороший,на какой сроксоблаговолите поселиться в нашей гостинице? – интересуется у гостя хозяин гостиницы.
– Номер на ваше усмотрение, а вот срок? Думаю,что не менее двух-трех суток.
– Тогда прошу вас следовать за мной. С утра помещикПоветкин освободил апартаменты, которые думаю я, вполне вас устроят. Сторона тихая, парковая, а окнавыходят на Волгу…
Пылаев вслед за хозяином гостиницы начинает подниматься на второй этаж, за ними уже Семен несет дорожные сумки нового постояльца.

Павел Андреевич Рокотов вечером того же дня сидел в глубоком кресле и слушал Германа, который бочком расположился рядом на диване и читал ему свежий номер губернской газеты.
–  Князь, вот это должно быть вам интересно: генерал Ермилов отозван царем Николаем I с Кавказа и отправлен в отставку… В связи с подозрением в тесных связях с декабристами…
– Видать, что не дождаться нам теперь Илюшу. Жаль.И Алешку Ермилова жаль.  Горячая голова.  Против себя весь генералитет восстановил.  Не побоялся. Хорошо помню его рапорты еще на имя Александра Iо том, что Кавказ – это огромная неприступная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном горских племен. Брать эту крепость штурмом будет слишком дорого. Нам надо поэтапно овладевать ее траншеями…  А ведь прав! Именно, что поэтапно…
Раскрывается дверь его кабинета, на пороге появляется Елизавета Павловна
– Лизонька, а я думал, что ты уже почиваешь… – обратился к приемной дочери князь. 
– Тревожно что-то у меня на душе, батюшка…
– Ступай, милейший,– обращается тут князь к Герману. –  Завтра с тобой дочитаем…
Герман встает, свертывая газетные листы и, чуть склонившись, сначала перед князем, а затем и перед княгиней, выходит, плотно закрывая за собой входную дверь.
–  Ну, что ты там себе вообразила, что спать не можешь?
–  Не вообразила, батюшка, чувствую, что какая-тобеда стоит на пороге нашего дома…  Вы мненичего не хотите сказать? Что же так долго отИльи Петровича ни вестей, ни его самого нет?
Князь поднимается с кресла и подходит к девушке.
–  Прошу тебя, Лизонька, успокойся. Приедет твойжених, а пока я рядом ничего с тобой не случится. Проводи лучше меня до спальни, да почитай передсном Жития святых, на ком мы там с тобой вчера остановились?
– На преподобном Сергии, игумене Радонежском… – ответила девушка и, слегка поддерживая князя, покинула вместе с ним кабинет.

С коробочками и множеством свертков в руках, в вестибюль гостиницы в тот же вечер вернулась та самая женщина, что нечаянно встретила на выходе в гостиницу статного подпоручика Пылаева.  Это была Любовь Ильинична Яровая, богатая, тридцатипятилетняя помещица, к тому же вдова.
Не успев войти, она сразу же устремилась к хозяину гостиницы.
–Савва Кузьмич, родной вы мой. Не позволяйте окончательно разбиться моему хрупкому, чуткому иизраненному сердцу…
– Любовь Ильинична, голубушка моя, да что случилось.Неужто, в торговых рядах снова вас обворовали?
– Хуже… сердце честной вдовы пронзила стрелаАмура. Савва Кузьмич, вы верите в любовь спервого взгляда?
– Да хоть со второго или даже с третьего? Всё одно… не верю!
– Бездушный вы человек, Савва Кузьмич. А ведь когда-то я подарила вамлучшие годы своей жизни…
– Голубушка вы моя, лучше прямо скажите, что вам от меня надо? Денег занять? Не дам-с!
– Денег я вам сама могу занять… Лучше скажите, какна духу, кто тот молодой мужчина, что заехал в вашугостиницу в полдень?
– И всего-то делов? – удивился хозяин гостиницы.
– Может быть, от этого вся моя последующая жизньк лучшему изменится…
Сава Кузьмич подошел к конторке, отпер ключом дверцу, вынулпухлый и местами затертый до дыр регистрационный журнал и стал вглядываться в последнюю запись.
– Согласноотпускному билету, сей молодой человек естьподпоручик Игорь Федорович Пылаев, после раненияна Кавказе находится в отпуске. Куда дальнейший путь держит сказать еще не соизволили-с…
– Все-таки Бог есть!  –  радостно воскликнула помещица Яровая.
– А может быть лучше по рюмочке, как в старые времена? – опуская ее с небес, произнес Савва Кузьмич.
– Наш батюшка намедни мне признался… - начала Яровая.
– Неужто,в любви?
– Если бы. Пока лишь в том, что пить не возбраняется    в трех сугубых случаях. Когда болен, с устатку и во славу Господа…
– С устатку?   Это как раз про нас, – согласнопромолвил хозяин гостиницы. – Оставляйте,Любовь Ильинична, свои покупки.  Семен их к вамв номера отнесет.  И пройдемте в мои личные апартаменты, чтобы по рюмочке… с устатку.
– С превеликим удовольствием. Кстати, как вы сказали его фамилия-то, Пылаев?  Дайте мне еще и ключик от соседнего с ним номера…
Хозяин гостиницы, понимающе улыбаясь, снимает ключ и передает его Яровой.
Появляется Семен.
– Семен, где тебя черти носят? – заворчал Савва Кузьмич. – Сей момент отнеси покупки Любовь Ильиничны в еёномера.
Семен живо начинает собирать все покупки, при этом один сверток падает на пол, слуга нагибается за ним и нечаянно роняет следующий.
– Не навоз, Семен, поди,в хлеву разгребаешь, – раздался над его головой зычный голос помещицы. –  Аккуратней…  Через два часа зайдешь ко мне. Скажу, что еще нужнобудет сделать.
Семен с покупками стал подниматься по лестнице на второй этаж, а помещица Яровая с хозяином гостиницы пошли в его кабинет.

Не спят в тот час и в княжеском флигельке, где живет, как я вам уже отписалГерман со своей матерью Зинаидой Прокопьевной.  На их столе чуть коптиткеросиновая лампа. Женщина вяжет, а Герман лениво пролистывает газету. 
– И что сказал князь?- в какой уже раз переспрашивает Германа мать.
– Сказал, что теперь некому будет замолвить словечко за Илью Петровича. Так что неизвестно, когдаон теперь сюда пожалует. Если вообще пожалует…
– Кто про что, а вшивый всё по баню…– не удержавшись, добавляет Зинаида Прокопьевна.
– Зачем же вы так, маменька? – вопрошает в ответ Герман.
– Затем, что залетела бы ворона, да высоки хоромы… Не след тебе и думать более о Лизавете. Завтра Поликарповна приедет.  Будем сами тебе невесту подбирать.
– Маменька, я Лизавету всею душой люблю…  И неотступлюсь от своего счастия…
Услышав сие, Зинаида Прокопьевна даже отложила в сторону вязание.
– Знала, что ты у меня никчемный, но чтобы настолько…Воистину, весь в папеньку. 
– Кто же он, этотмой папенька? Вы в тот раз ещё проговорились.Сказывайте теперь, не томите же…
– Не иначе, как черт меня за язык потянул. Да и почиватьпора. И так уже керосин весь извели.
Герман отложил газету и стал подкручивать фитиль лампы.
– Попроси завтра у Митрофана Поликарпыча керосин, – сказал мать, поднимаясь из-за стола и, давая этим понять, что разговор нынче окончен.

А в  уже знакомом нам номере с видом на Волгу,  за столом сидел подпоручик Пылаев, перебирая  личные вещи  штабс-капитана Рокотова, и не догадывался  о том, что в сей  момент за дверью его номера стояли,  явно прислушиваясь, помещица Яровая и слуга Семен.Убедившись, что гость в своем номере они на цыпочках проходят в номер, соединенный общей стеной с номером приезжего подпоручика.
Подпоручик Пылаев уже начал собирать вещи Рокотова, как за стенкой соседнего номера раздался громкий женский голос.
– Вы просто настоящее животное. Я вам отдала лучшие годы своей жизни. Не смейте теперь ко мнеприкасаться…
В номере, откуда и доносился сей голос, в центре комнаты, как вы уже сами догадались, стояла помещица Яровая и слуга Семен.
Неожиданно Семен сильно хлопает в ладоши, а помещица в тот же миг кричит:
– У вас хватает смелости лишь поднять руку на беззащитную женщину.
После этого Семен снова сильно хлопает в ладоши, а Яровая продолжает изображать сцену своего избиения.
– Как вы смеете оскорблять меня?  Побойтесь Бога!
Тут Семен берет стул и с силой ударяет им о большое зеркало. Стекло рассыпается, а стул разваливается.
Этот диалог, какой-то жуткий грохот и звук разбитого стекла, естественно, слышит Пылаев, не догадываясь пока, что весь этот спектакль разыгрывается только для него.
Помещица Яровая в этот моментрвет на себе остатки платья, оставаясь в одном нижнем белье, затем быстро целует в щечку своего помощника Семена и выпроваживает его из номера, а сама падает на смятую кровать и начинает громко рыдать.
Вот этого подпоручик уже выдержать не смог. Он достал из своего баула револьвер и подбежал к двери. Однако тут же и вернулся, оставив револьвер в сумке, а уже затем выскочилиз своего номера и вбежал в соседний, благо, что дверь, после ухода слуги Семена, была распахнута настежь.
– Сударыня, с вами все в порядке? – спрашивает он, увидев лежавшую на кровати почти раздетую женщину, с которой встречался накануне у входа в гостиницу.
– И ты еще смеешь меня спрашивать. Уйди, мерзкое животное. Как же я тебя ненавижу… – отвечает Яровая, даже не поворачивая головы в его сторону.
– Извините, – начинает Пылаев, – но вашего обидчика здесь уженет…
– А вы кто, собственно?   – тихо говорит женщина и начинает медленно разворачиваться в его сторону.
– Разрешите представиться, подпоручик Пылаев. Я живу в соседнем с вами номере…
– Неужели Господь смилостивился над великой грешницей и послал мне помощь в лице этого сердобольного человека?  Поручик, как ваше имя?
– Игорь… – и по тому, как подпоручик это произнес, Яровая уже поняла, что можно продолжать крутить веревки из этого симпатичного военного.– Какое у вас удивительное и благородное имя…
–  Может быть, попросить хозяина гостиницы вызвать полицейского урядника? –  все еще беспокоясь за происходящее, говорит Пылаев. –  Я не думаю, чтобы вашистязатель мог далеко убежать…
–  Вызвать полицию и потом провести всю ночь в каталажке среди пьяного сброда за выяснениями кто я и что тут произошло?Нет уж, увольте.  Да и кто мне поверит, я в таком жутком виде…  –  тут Яровая даже слегка прикрыла руками свою грудь. –  Хватит и того, что завтра утром мнепредстоит оплатить весь этот погром.  Хорошо еще, что он не разбил бутылку шампанского, которую я купила сегодня себе на день рождения.  Воти отпраздновала… 
–  У вас сегодня день рождения?
–  Увы, подпоручик! – чуть прикрыв глаза, промолвила женщина.
– Тогда у меня есть предложение, только поймите меня правильно, – чуть взволнованно начинает предлагать Пылаев. – Здесь словно Мамай прошел. Не соблаговолите ли перейти в мой номер. Он по соседству, а я могу переночевать и в этом номере…
– Вы так любезны, а я даже не знаю, чем смогу васотблагодарить за это великодушие… А знаете что? Давайте возьмем шампанское и действительно перейдем в ваш номер. Я надеюсь, что вы порядочный человек и не воспользуетесь моей бедой?
– Боже упаси, как можно обидеть такое трогательноеи нежно создание… – при этом, Пылаев опускается на одно колено и целует Яровой, все еще сидящей на кровати, ее руку.
– Я вам почему-то верю,– говорил женщина. – Берите все, что есть съестного в этом номере и несите в свой. Я лишь наброшу что-нибудь на себя.  Хотя, а что же я наброшу?  Платье мое порвано…  Если только опоясать себя покрывалом ипредстать перед вами в образе древней богини любви… Ну, что вы застыли, Игорь?  Ступайте же, я скоро приду…
В полночь хозяин гостиницы вышел из своих апартаментов в домашнем халате, тапочках и со стаканом чая в серебряном подстаканнике.
И какое-то время Савва Кузьмич прислушивается к ритмичному стуку спинки кровати о стену номера на втором этаже.  Затем он перевел взгляд на Семена, который сидел за конторкой словно зачарованный сомнамбула, устремив взгляд вверх и вслушивающийся в этим же звуки.
– Семен, дай кусок бумаги…
Слуга, уличенный в подслушивании, вскакивает.
–  Я это…  – начинает он оправдываться.
–  Листик бумажки, говорю, дай.
Савва Кузьмич   дожидается, пока слуга положит перед ним небольшой ровный листик бумаги, а затем достает из кармана халата и кладет на бумагу небольшой огрызок кускового сахара, предварительно его тщательно со всех сторон обдув.
Рядом он ставит стакан и достает вслед за сахаром небольшие серебряные щипчики. Ими спокойно начинает расщеплять сахар и, забрасывая небольшие куски в рот, запивает чаем.В обиходе у простого народа сие действие называлось пить час вприкуску.
– Ну что там? – вскоре спрашивает он у Семена.
– Поди, Савва Кузьмич, сами слышите.  И подфартило же этому офицеру…
– Еще неизвестно, кому именно там, как тыговоришь, подфартило. Ты, Семен, лучше берегись такихженщин, как Любовь Ильинична.  Поверь мне, я эту породу людей хорошо знаю. Они способныиз человека всё высосать, а затем выбросят тебя за порог, как шелудивого кутейку. Лучше скажи, много ли чего вы в номере-то побили?
– Как всегда зеркало, стулья… Сломали карниз…
– Ну, да, все, как всегда… Утром, как встанешь, сходибыстренько приберись там, а теперь запри парадную дверь да ступай спать.  Если кто придет, я сам им отопру…   
Семен вскочил и поспешил к входным дверям, а хозяин бросил очередной кусок сахара в рот, сел за конторку и стал медленно потягивать чай.  Когда звуки со второго этажа стали стихать, он, лишь покачав головой, аккуратно собрал сахарные крошки на ладошку, слизнул и побрел в свои апартаменты. 

Утро следующего дня в имении князя Рокотова началось как обычно с того, что Фома, перескакивая через осенние лужи, бежал с каким-то поручением на летную кухню, расположенную рядом с лодочной пристанью и купальней, а верная служанка Аглая в это время перестилала княжескую кровать.
Сам Павел Андреевич стоял у окна с гантелями, глядя на улицу и делая не сложные физические упражнения.
– Лизонька почитай всю ночь глаз не сомкнула,– бурчала ключница, а он знай всё свои железки тягает.
– Она вчера вечером ко мне в кабинет сама приходила, – отвечает ей князь. –Говорит, что чувствует беду, которая приближаетсяк нашему дому. Ты, старая, ничего ей, случайно, не рассказывала?
– Я и сама не более ее знаю. Из вас же даже калеными клещами ничего не вытащить…
– Ты ее нянчила, должна понимать, что её может такбеспокоить?
– Сами и спрашивайте. Она не дитя уже…
– Ступай…
– Как портки тебе да белье кажен день менять, так Аглая милая, а как что супротив, то сразу же и ступай…  – забурчала Аглая и с кучей белья шагнула за порог княжеской спальни.

На кухне, куда добежал Фома,дым стоял коромыслом, но работа спорилась.  Шла заготовки овощей на зиму, а потому вся кухня была завалена кочанами свежей капусты, а в корзинах лежал красный сладкий перец и лук.
–  Бог в помощь, бабоньки! – с порога раздался голос Фомы.
–  Вы только гляньте, подружки, кто к нам пожаловал-то...– не отходя от плиты, произнесла пожилая повариха, а молодая, уже раскрасневшаяся от спорой работы подошла к юноше и тянется к его руке, приговаривая:
– Дозвольте, мне грешной, к вашей ручке приложиться, благодетель вы наш…
Женский смех вновь разорвал ритмичные звуки трудового делания, когда женщины увидели, как оторопелый Фома прячет от поварихи руки за спину.
– Вот пожалуюсь князю, что пирожок вчера мне пожалованный был подгорелый. То-то вам будет… – начал Фома, желая приструнить развеселившихся кухарок.
–  Пожалованный тебе как раз был хорошим, – тут же парировала пожилая повариха. – А вот тот, который ты тайком в свой карман успел засунуть, тот действительно был подгорелым.  Так мы его специально для скотины отложили, а ты и на их пищу позарился…
И снова последовал взрыв неподдельного веселья.
–  Да ну вас…  – лишь вымолвил юноша и устремился к выходу.
Вслед парню звучал голос молодой поварихи.
– Фома, а ты почто приходил-то?
Но расстроенный подросток лишь обреченно махнул рукой и выскочил из кухни.

В своем номере гостиницы в то утро проснулся и Пылаев, сначала потянулся, не отрывая головы от подушки, а затем повернулся и обнаружил, что лежит на своей кровати один.
Он спустил ноги на пол и какое-то время сидел, силясь вспомнить, что именно вчера произошло.
 Потом окинул взглядом комнату, задержался на трех пустых бутылкахиз-под шампанского.И быстро вскочив, подбежал к баулам, проверяя все ли в целости…Потом, очевидно, успокоенный, побрел к кровати и завалился на нее снова.

Если вы помните, то во флигеле, где живут Зинаида Прокопьевна и ее сын Герман этим же утром ждали сваху.
Она приехала к раннему завтраку.  И теперь сидела за столом вместе с Зинаидой Прокопьевны.
 Сваху звалиПоликарповна. Она приехала в старомодной шляпке и теперь пила чай из блюдечка, предварительно долго дуя на чай…
– Поликарповна, хватит чаи-то гонять. Поди, не за тем я тебя позвала.
– Чай для нашего делания очень даже пользителен, – парировала сваха. – А уж за чашку, подруга, могла бы и не попрекать.
– Положим, не за чашку, а за три… А потому выкладывай, что ты для моего Германаотыскала?
– Не ожидала я от вас такого, Зинаида Прокопьевна,– начала сваха, отодвигая стакан в сторону. – А потому скажу прямо: ведете вы себя прямо, как дурында неотесанная. А потому мне с такой невеждой и знаться-то уже не очень хочется…
– Все сказала?  Думаешь, если ты шляпку нафталином,пропахшую на голову нацепила, умнее менястала?  А потому нечего с больной головы на здоровую.Давай, выкладывай своих невест.
Какое-то время Поликарповна еще подулась, но все же раскрыла лежавший на коленях ридикюль.
– Невесты, как на подбор, просто чудо… –  говорила она, перебирая бумажки. – Вот, например, дочка дьячка. Такой чудный голос, сама стихи пишет и поет…
– Упокой,  Господи?  Нет уж,  блаженных в  моем доме и так хватает.Давай следующую…

Первым делом, что сделал подпоручик  Пылаев, когда спустился по лестнице на первый этаж,  то подошел кСемену, сидевшему за конторкой.
– Милейший, а ты не мог бы мне сказать, кто та женщина, которая поселилась вчера в соседнем со мной номере?
– Да кто же  ее знает. Говорят,что знатная дама. Вдова. Ездитпо городам инкогнита…
– Инкогнито… – уточнил Пылаев.
– Именно так, ваше благородие, инкогнито…
– И где она сейчас, дуралей?
– Так карета за ней рано утром пришла. Расплатиласьс хозяином за поломанную мебель и разбитое зеркало, да и уехала. Она уже не первый раз в нашей гостиницеостанавливается.  И каждый раз под другими именами…
Пылаев понял, узнать что-либо более существенного у этого простофиле о таинственной незнакомке не удастся.
– Тогда скажи хотя, как мне найти губернскую управу.
– Это всего в двух шагах от гостиницы. В нашем городке всерядом, если держаться реки…
Семен продолжал говорить, провожая офицера до выхода, и даже открыл перед ним дверь, надеясь на чаевые, но Пылаев даже не посмотрел в его сторону.
У конторки слугу уже ждал Савва Кузьмич.
– Что, снова с чаевыми облом вышел? Когда же ты поймешь, что манну небесную раздают нелюдишки, а Всевышний, хотя и через людей. И если принять во внимание, что ты приписал к разбитому зеркалу и якобы ещё разбитую люстру, то на какие чаевые ты тогда еще смеешь претендовать? А ну сознавайся, пакостник, куда ты люстру заховал? 
Лицо Семена мгновенно покрывается испариной, и он бахается на колени.
–Савва Кузьмич, бес попутал, только не прогоняйте.
– Люстру на место повесь… Молодец, что догадался вписать еёв общий список побитого, потому, как я за нее с Любови Ильиничной, уже,как за хрустальную получил.  Целковый мог бы заработать,если бы люстру не сховал. А так получишь только двугривенный…  И тот нынче же больной матери отошлив деревню.  Если бы не она, я бы тебя давно уже взашей выгнал. И не скули тут. В следующий раз,если что сопрешь, выпорю…
–Благодарствую, Савва Кузьмич! Куда же я без вас.Маменька велела только вас держаться, вы уж менялучше накажите, но только не гоните от себя… Слаб я, доверчив очень…
– Знаю я, на какое ты место слаб.  А теперь уймись, балаболка, чтобы через десять минут люстра была на месте, сам поднимусь и проверю.

В это же утро случилось и еще нечто необъяснимое уже в имении князя Ростова. А началось все с того, что к крыльцу особняка подъехала большая черная карета…

Дверь в спаленку Елизаветы Павловны приотворилась и показалась голова горничной Дарьи.
– Барыня, Елизавета Павловна. Там у дверей чья-токарета остановилась…
Елизавет, не дослушав девушку до конца, мгновенно срывается из комнаты. Затем   вихрем проносится через анфиладу второго этажа и легкимперышком молодая девушка слетает по ступеням широкой лестницы.
Вот она уже и на крыльце, где действительно стоит большая черная карета.
Елизавета остановилась и замерла.  О, как же она ждала, что сейчас откроется дверца и выйдет тот, с кем ей суждено связать свою жизнь.
Вслед за ней уже вышел управляющий Истомин, набрасывая на плечи Елизаветы, выскочившей в одном платье, теплую накидку.
Неожиданно…  карета начинает движение и удаляется.
– Митрофан Поликарпович, что это все значит?–  чуть не плача, спрашивает она управляющего.
– Не ведаю, дочка. Да мы и не ждем сегодня никого.Пойдемте в дом, княжна, не хватало вам еще простыть…
И управляющий, чуть приобняв Лизоньку, уводит ее в дом.

Так кто же был в той самой карете, спросите вы?
Внутри кареты сидел Дмитрий Илларионович Ногин, 40-летний импозантный и состоятельный купец-промышленник, а также   его стряпчий Хохряков ПафнутийИссидорович. Именно Хохряков-то и привез в имение князя Рокотова своего благодетеля, который уже который год, как искал себе жену.
– Убедились теперь, Дмитрий Илларионович,что я говорил вам чистую правду? Каков чистотысей цветочек...
– Да, с такой женой можно и в присутственныеместа и хоть в высший свет… А что с женихом-то, так и не приехал до сих пор?
– Нет! Да и вряд ли уже приедет. Хотя думаю, что   Елизавета Павловна именно его выбежала встречать в одном платьице.  А князю Рокотову жить, говорят, осталось всего ничего. Представляете, какое богатство вам само может в руки упасть…
– Если всё получиться, тебя не обижу. Теперь, Пафнутий, нужно найти золотой ключик, который поможет нам открыть потайную дверцукоморки князя Рокотова. Вынюхивай, Хохряков,всё что можно. Мне нужно знать всё, всю его подноготную…А главное – чья все-таки дочь Елизавета Павловна?

То, как постояв у крыльца, уехала черная карета, видели и во флигельке.Зинаида Прокопьевна и сваха Поликарповна всё еще стояли  у окна и теперь  обсуждали происходящее.
– Чтобы это значило, Зинаида Прокопьевна? Вроде бы из кареты никтои не вышел, аль я ослепла?
– Странно… Сама не понимаю.
– А Лизавета-то ваша, как воробушек осиротелый.Не иначе подумала, что молодой князь приехал…
– А что, если действительно он? – размышляла уже вслух Зинаида Прокопьевна. – Почто тогда из кареты не вышел? Может и правда, что некий недуг всего его обезобразил, что он теперь лик свой боится Лизоньке явить. Вот и любуется ей, не объявляя себя…
– Жуть какая-то… Я бы, пожалуй, что ЗинаидаПрокопьевна сейчас от рюмочки вина неотказалась, а то мурашки какие-то по всему телу…
– Я и сама не откажусь? Садись, подруга, тогда сновак столу…
– Да, и закусить бы что-нибудь… А то ведь весьдень по городу еще бегать, невесту твоемуразлюбезному сыночку искать…

Это же странное поведение возницыневедомо чей кареты стало предметом беседы между старым князем и его управляющим Изотовым.
Они также стояли у окна, словно желали убедиться в том, что возница кареты, сыграв с ними некую шутку, вновь не объявиться у крыльца.
– А тебе эта карета ранее нигде не примелькалась.  Например, когда Лизонька на прогулках бывала, её никакой экипаж исподволь не сопровождал? –  пытливо вопрошал своего управляющего старый князь.
– Мы бы такое заметили. Так что делать будем, Павел Андреевич?
– Для начала закроем въездные ворота и назначим в караул на ночь твоих бывших солдатиков.
–  Это не трудно. Ружья выдавать будем?
–  Пожалуй, что могут и понадобиться. Но только на ночь.
– А полицейского урядника в известность ставить будем?
– Чтобы всех рассмешить? Пустой кареты, видите ль, генерал Рокотов испугался. И еще. Попрошу тебя, как старого другаи верного боевого товарища… Ты сам первое время незаметно побудь у спальни Елизаветы Павловны…
Весь сей день так и прошел в имении князя Рокотова в некоем тревожном ожидании беды. Она пришла правда чуть позже и оттуда, откуда ее и не ждали. А пока же слушайте, что было дальше…
Ближе к вечеру Дарья - молодая двадцатилетняя горничная в усадьбе Рокотова- прибежала в кузницу и с ходу бросилась кузнецуна грудь.
–  Фролушка, как же я по тебе соскучилась, - начала она, прильнув к груди доброго молодца.
– Так мы вроде не сговаривались нынче встречаться, – начал Фрол, невольно оглядываясь по сторонам.
–  Не могла тебе не рассказать о том, какой в усадьбе переполох. Утром к воротам подъехала огромная черная карета. Елизавете Павловна выскочила накрыльцо, думая, что приехал молодой князь, аиз кареты никто не выходит. И тишина такая, чтодаже птиц не слышно. И вдруг карета тронулась… Молодой княжне сразу же сделалось дурно, даже за врачомпосылали…
– Ты мне, Дарья, главное лучше скажи, разговаривала ты о нас с князем?
– Фролушка, поверь. Не до этого было. Я сама забегалась: то к доктору, то на кухню… Ног не чувствовала…
И снова полезла обнимать и целовать могучего парня.
– Не хорошо это, Дарья, – чуть отстранив от себя девушку, продолжал кузнец. – Так нельзя. Без согласия князя,без доброй воли твоих родителей. А вдруг никто не даст нам своего согласия.
– Ты что, боишься?  Или уже не хочешь меня?
– Хочу! Только я семейного счастья хочу, а не утех, что получаю урывками и тайком, словно воруя.  И не дай Бог ещё кто нас вместе заметит, так ведь и в солдаты загреметь недолго…
– Ты просто трус!  К кому же я дура так бежала. Не провожай меня.
И Дарья, развернувшись, быстрым шагом пошла к дому через лесную тропинку, которая была короче и выходила к задним дверям особняка, чтобы таким образом её возвращение осталось незаметным для остальной прислуги в доме.
– Постой… Уже темно. Я провожу…– крикнул ей вслед Фрол, а в ответ услышал.
– Да уж как-нибудь без провожатых обойдусь.
И девушка ушла в темноту, а по причине крайнего расстройства не заметила, как свернула не на ту тропку…

В пустом зале ресторана при гостинице уездного города этим же вечером за столиком пировал купецНогин и стряпчий Хохряков. На столе графин с водкой и обилие всевозможной закуски.
Обслуживает гостей знакомый нам слуга Семен, который работал у Саввы Кузьмича и в гостинице, и половым в его же ресторане. Он тоскливо ожидал, когда же гости закончат трапезничать и отблагодарят, а потому стоял рядом и краем уха, невольно, слышал их разговор.
– Барышня хорошенькая, да и я разборчив, – в какой раз повторял Ногин. – У меня ты знаешь, второй сортникогда за высший не пройдет. А хорошо ли, кстати сказать, она образована?
– Князь учителей нанимал, а по ряду точных дисциплинчитал ей сам. Она и хозяйство хорошо знает и светские манеры всякие… – тут он берет графин и, не дожидаясь полового, сам наливает купцу и себе полные рюмки водки. – Ах, кормилец вы наш… Да она, да вы…её простоосчастливите…
– Теперь все дело за князем, – согласно кивал головой купец. – Отдаст ли он за меня своегоприемыша?  Говори, что нового узнал о Рокотовых?
–  Пришлось денег уплатить, чтобы узнать, ктороды сей девицы принимал. Завтра поеду влес Дерябинский. Сказывают там одна старухаживет…  Думаю, что от неё все и узнаю.
– В Дерябинский лес, говоришь?  Это там, где ведьма обитает.
– Ведьмы тоже звон монет любят… –  рассмеялся стряпчий, поднимаясвою рюмку.   – Давайте,кормилец вы мой,лучше за ваше здоровье выпьем…
– Погоди.  Знаешь, а я ведь те леса очень даже хорошо знаю.  Более двадцати лет назад я помощником управляющего служил в имении графа Заречного. Его жена была удивительной женщиной. Так что   давай к этой ведьме вместе завтра в гости поедем, а заодно вспомню места своей молодости…
Подошедший к столику Семен спросил,подавать ли горячее.
– Подавать! Все подавать!  –  отвечал за купца Хохряков. – Мы-с с Дмитрием Илларионовичемсегодня всю ночь гулять будем-с… Праздник у нас сегодня. Вызывай цыган и новыйграфинчик неси…
Семен уходит, а Ногин какое-то время, посидев в задумчивости, вдруг говорит:
–Цыган–это хорошо. После той ведьмы вместе с цыганами к старику Рокотову завалимся дочку его сватать…
– Ох, и мудрец, золотой вы наш, Дмитрий Илларионович! –  затем стряпчий ухватился за графин, но видит, что он пуст.  – Семен, где тебя черти носят, водку неси…

В сей момент в зал ресторана вошел подпоручик Пылаев и, оглядевшись, занял столик с противоположной стороны зала, подальше от гуляющих гостей.
Семен, поставив графин с водкой на стол купца Ногина, тут же поспешил к столику нового посетителя, который уже смотрел лист меню.
– Что, ваше благородие, изволит заказывать? – начал он.

Чуть позже, убедившись, что подпоручик уже вкушает, в его номер вошел хозяин гостиницы Савва Кузьмич и самым внимательным образом стал рассматривать всё, что принадлежало прибывшему военному.
Хорошо это или плохо, судить не мне, но этот экскурс по походным баулам вскоре принес свои неожиданные плоды. Однако, не будем торопить ход событий.
Пока жевернемся в ресторан, где несколько цыган с гитарами и с полной рюмкой водки поют заздравную Ногину.
Подпоручик Пылаев, уже откушав, медленно поднялся со своего места и покинул зал ресторана.

Ранним утром три запряженные коляски в молочном тумане выглядели, как три колесницы, застывшие на облаке, а цыгане, гулявшие всю ночь, крепко спали, похрапывали и возницы.
Там же по лесу, пробиралиськ одинокой избушке через завалы, спотыкаясь и очищая лица от паутины, шликупец Ногин и стряпчий Хохряков.
–  Вот куда нас с тобой черт занес, –оглядываясь по сторонам, произнес Дмитрий Илларионович, остановившись у её входа.
– Может, назад повернем? Ну, её эту ведьму…– робко предложил стряпчий.
–  Поздно, Пафнутий, поворачивать назад. Да и всё одно уже пришли…
–  У вас с собой револьвера случайно не будет?– спросил Хохряков, которого явно била сильная дрожь.
Купец в ответ улыбнулся и толкнул рукой входную дверь.

Ногинпервым же переступил порог, а вслед ему, оглядываясь по сторонам, вошели Хохряков. Они увидели, развешанные по всему потолку коренья, и пучки самых разных трав, и ступку с молотой травой в плошке, и печку, что не по сезону топилась с установленными в ней чугунками…
И еще женщину с распущенными волосами, которая сидела за столом с опущенной головой и была словно бы в забытье.
–  Гражданочка!–  обратился к ней Хохряков.
Находившийся по лесу и также не выспавшийся купец Ногин прошел к столу и просто рухнул на свободный табурет как раз напротив хозяйки избушки, которая в этот момент начала поднимать голову, чтобы получше разглядеть своего гостя.
– Ну, здравствуй, Димочка… Здравствуй, любовь моя… – неожиданно произнесла она.
Ногин, услышав, что его назвали по имени, немного напрягся, всматриваясь в лицо женщины, всеми называемой ведьмой, а Хохряков просто пулей выскочил из избушки.
– Вижу, что не узнаешь.  Конечно, двадцать летназад я была красивее и моложе…
– Софья… Графиня Заречная… Вы, в этом жуткомобличии?  Не может быть. Мне сказали, что выс мужем погибли во время пожара усадьбы…
– Тебя просто пожалели и не сказали всей правды.Когда мой муж узнал, что я беременна от тебя, он сам заколотил дверь моей спальни, не смотря на мою мольбу о нашей пощаде.  Сам же и поджог дом… А потом, скорее всего скрылся, так как в доме имелся потайной ход, который выходитв лес… Мне о нем, в тайне от мужа, поведал старик-слуга…
– Но вы же должны были сгореть, я знаю, что крыша дома обвалилась… Крестьяне с помощью ведер с водой пытались погасить, но все было бесполезно…
– Всё правильно… А теперь лишь на минуту представь себе, чтоони подумали, увидев свою графиню, вышедшую живой из объятого пламенем здания.
– Понятно, значит вот как появилась в дерябинском лесу ведьма.
- Я и сама долго не могла понять то, каким чудом я осталось живой тогда. Но, увидев меня, толпа тут же обвинила в колдовстве, и в убийстве собственного мужа. И чуть было во второй раз не убили уже сами…
–  А как же ребенок?
–  Меня от самосуда случайноспас,проезжавший мимо,князь Павел Андреевич Рокотов.  Он позаботился и о родившемся у меня ребенке.
– Ты хочешь меня заверить, что Елизавета – моядочь?
–Я уже давно и ничегоне хочу, хотя и заставила тебя .
– Объяснись…
–Не могла же я допустить, чтобыты женился на собственной дочери…
– Предположим. Но почему ты здесь ив таком жутком виде?
– Здесь потому, что рядом наша дочь. Почему в таком виде? Именно в таком виде меня все и хотят видеть, чтобы было легче мною пугать.  А чем занимаюсь?После того, как я пережила пожар, во мне вдруготрылись ранее неведомые свойства. Я вижу то, что не видят другие. Слышу чужие мысли, знаю, как именно будет выстраиваться человеческиесудьбы. И даже могу на них влиять, но делаюэто крайне редко. А то, что касается тебя лично?Два брака и оба были неудачными. Детей у тебя нет!В торговых делах часто блефуешь, и очень скоровсё может кончиться для тебя полным крахом.Поэтому ты и выбрал дочь князя Рокотова, чтобыэтим браком поправить свое пошатнувшееся положении, а этотшут Хохряков и его поиски для тебя жены лишь прикрытие.

В это время в лесу раздалось зычное и громкоголосое цыганское пение. Хохряков, боясь один подойти к дому, привел с собой всех цыган. Они пели веселую, зажигательную песню…
Когда, потрясенный всем услышанным, Ногин вышел из избушки, цыгане сразу замолчали.
Купец вытащил из кармана портмоне, не считая, вытащил  пачку денег и щедро одарил ими цыган.
–  Спасибо вам, а теперь все по домам…
И первым медленно пошел в сторону оставленных карет.

В это же самое время уже другая карета, в которой сидел подпоручик Пылаев, стояла у ворот в ожидании, когда его экипаж пропустят на территорию имения князя Рокотова
Пылаев вышел.И первым молодого офицера увидели подростки, а потому с криками: молодой барин приехал, – они побежали к крыльцу…
Вскоре ворота перед экипажем Пылаева растворили настежь.
Он какое-то время смотрел на княжеский особняк, видневшийся в глубине аллеи, видно принимая длясебя какое-то важное решение.Но вот он садится в экипаж, который медленно въезжает на территориюусадьбы.
Управляющий имением Изотов с двумя вооруженными крепостными встречал экипаж, в котором он подъехал к крыльцу.
Пылаев вышел, огляделся и стал медленно подниматься по ступеням.
– Распорядитесь, чтобы кто-то занес в дом мой багаж, – сказал он, обращаясь к Изотову, как к самому старшему из них.
В это время за его спиной раздался крик, и он был тревожным.
–  Дарью убили… 

Подпоручик Пылаев вслед за управляющим вошел в апартаменты, приготовленные для молодого князя Ильи Петровича.
Следом зашел слуга, чтобы поставить два егопоходных баула.
–  Вы, располагайтесь, отдохните с дороги, – начал Изотов, обращаясь к гостю. –  А я оповещу князя о вашем приезде, да заодно иузнаю, что там за беда приключилась. Вам сообщат, когдавас Павел Андреевич к себе пригласят.

Как только управляющий и слуга вышли из комнаты, Пылаев, взяв свои баулы и, осмотревшисьна новом месте, начал с того, что водрузил сумки на широкую кровать под балдахином.
Комнаты, которые ему выделили были большими и светлыми.  В гостиной вдоль стен стояли книжные шкафы, письменный стол и бюро.  У камина, в котором горели дрова, стоялоглубокое кресло с пледом.  В спальне большая кровать с тумбочками, платяной шкаф во всю стену с зеркалом и у дверей туалетный столик.
Пылаев раскрыл сумки и начал поочередно доставать и расставлять на письменно столе свои вещи…  Извините, вещи капитана Ильи Рокотова.

Когда управляющий вошел в кабинет старого князя, тот уж стоял в своем парадном мундире, с орденами и при шпаге, позируя мне. Однако, увидев, вошедшего управляющего не удержался, чтобы не задать вопроса о шуме за окнами.
– Молодой князь, как я понял, приехали-с… - произнес в ответ Изотов.
Я увидел, как лицо старого князя мгновенно осветилось от этого уже нечаянного известия.
– Не может быть… – тихо произнес князь. – Вот радость-то для всех. Выходит, чтоГосподь услышал наши с Лизонькой молитвы.  Где он?
– Отвел его в приготовленные для него комнаты…  Правда он шел за мной так,словно первый раз в вашем имении…
– Что ты от него хочешь. Ему тогда было всего десять лет…
– Пусть так. Есть, Павел Андреевич и дурные вести. Сказывают, что нашу горничную Дарью убитойв нашем лесу нашли.
– А это уже просто беда… Сообщи о случившемсяв город, пусть приезжает полицейский пристав,а пока он до нас доберется, съезди и сам там всё самым внимательным образом осмотри… 
– А как же Илья Петрович?
– Пусть отдохнет с дороги. Мы очень долго ждалиего приезда, отложим радость встречиеще ненадолго. Как вернешься, то сразу с докладом ко мне,я буду в своём кабинете.  И ещё Аглаи скажи, пусть она сама сообщит Лизоньке и о приезде Ильи Петровича, и о смерти ее горничной… Теперь ступай.
Управляющий, согласно кивнув головой, вышел.
– Продолжай, мучитель, - произнес Павел Андреевич, обращаясь уже ко мне. 
И я продолжил работать над его парадным портретом.

В тот же час, в пустом зале ресторана при гостинице за тем же столикомвновь сидели  купец  Ногин и стряпчий  Хохряков.  На столе, словно и не расходились, все так же стоял графин с водкой и закуска на любой вкус, но Ногин не вкушал, так как был погружен в глубокие раздумья.
Хохряковсам наполнял  рюмки, сам что-то говорил и выпивал. А когда с помощью водки немного справился с охватившим его страхом в той лесной избушке, то начал доставать своими вопросами Ногина.
– Дмитрий Илларионович, да что же это?На вас лица сегодня нет. Словно тоска вас грызет… Не иначе,как ведьма порчу на вас навела. Я вчера, какуслышал, что она вас по имени  назвала, то сразупочуял беду и за подмогой побежал…
– Уймись, балаболка. Хочешь пить – пей, но только в душу мою прошу тебя не лезь…  А то не посмотрю, что ты старик, одним ударом и даже без ведьмы упокою…
Хохряков обиженно насупился и демонстративно отодвинул от себя уже наполненную рюмку.

Не меняя тягостное состояние было в этот час и у Елизавета Павловной.  Она стояла у окна, вглядываясь в густой лес, что был виден на горизонте. Где-то там сейчас лежит тело ее горничной Дарьи.
Старуха-ключница Аглая, более по инерции, собирая мелкий сор, продолжала рассказывать ей о том, что случилось в имении.
– О покойниках плохо не говорят, но то, что себе   на уме была наша Дарья, это очевидно. Все опринце сказочном грезила… Господи, упокойеё душу.
Тут ключница подняла лежавшую в углу любимую куклу Лизоньки и уже с ней подошла к девушке.
– Но есть для тебя, радость моя и доброе известие…
Елизавета Павловна при этих словах словно ожила, обернулась, а когда ещё увидела и куклу в руках Аглая, то все поняла.
– Неужто, весточка от Ильи Петровича пришла?
– Сказывают, что сам пожаловал…  Я, правда его ещёне видела. Мне Митрофан Поликарпыч по секретусообщил. Так, что начнем, дочка, к встрече готовиться.
– Господи, что же мне надеть-то?
И Лизонька трепетно заметалась по своей комнате, раскрывая шкафы, вытаскивая наряды и тут же поочередно прикладывая их к себе.
– Аглая, как я тебе в этом?
– Ты у нас воистину цветочек божественный, – улыбаясь, приговаривала старуха. – А потому,никакой наряд тебя не спортит…  Если бы только люди понимали это…
– Что им должно понимать, нянюшка?
– А то, что любить нужно ваши души, а не тела, какими бы распрекрасными они не были...
В этот момент Лизавета прикладывала к себе очередное платье.
Аглая лишь махнув рукой, пошла к дверям.

Тоскливо застыл у окна флигеля и Герман, узнав о приезде молодого князя. Зинаида Прокопьевна спокойно продолжала раскладывать за столом карты.
– Ну, вот и дождалась наша Лизавета своего жениха. Да вот только примета плохая, когда в сей же мигприносят ещё и известие о чьей-то смерти…
– Снова вы, маменька, обидеть её норовите, – начал Герман, не отрывая взгляда от окна.  – А ведь она полная сирота,  родителей с самого  детства лишилась.  Другая, при её-то достатке, давно бы кавалеров уже,  как перчатки меняла, а она не очерствела душой, всё так же верна  своему суженному, нежная и  доверчивая.
– Господи, скажи, за что мне этакое наказание?  – словно причитая, произнесла Зинаида Прокопьевна и добавила. – Да и карты невесть что сегодня показывают…
– Что они тебе показывают, маменька? – заинтересованно произнес Герман, подходя к столу.
– Да у меня, Илья Петрович всегда как крестовыйвалет проходил, а сегодня везде появляется только пиковый…  И у него какой-то интерес кнашей Лизавете…
– Попробуйте еще раз, маменька…
– Ты-то что взвился?– уже с долей удивления произнесла мать.

Князь Рокотов сидел за столом все также при полном параде в мундире бригадного генерала и с боевыми орденами, каким был и на моем портрете. Можно было сказать, что я свою миссию выполнил и был готов уехать домой, однако меня приятно удивили слова князя, обращенные ко мне.
– Вы, сударь, должны дать мне слово, что останетесь в имении до предстоящей свадьбы. Хочу, чтобы вы выполнили еще один мой заказ, нарисовав молодых после венчания… Деньги же за мой портрет вам сегодня же выдаст управляющий. Он же с вами съездит в город, чтобы вы положили эту сумму, от греха подальше, в банк. Там же вам выдаст и аванс за новую работу… Надеюсь, что не откажете, старику, в моей просьбе…
Я согласно кивнул головой, тем более что получил известия еще и от соседей-помещиков, которые также возжелали иметь свои портреты.
В этой части нашей беседы в кабинет вошел управляющий.
– Позвольте, князь?
– Входи, Митрофан.  Где Илья Петрович?
– За дверьми стоит, ожидаючи вашего приглашения.
– Добро! Сначала скажи, как съездил? Есть ли новости по убиенной?
– Полиция уже приехала. Я проводил их к месту преступления. Есть подтверждение, что это действительно наша горничная Дарья. Люди видели её вчера, как бы на свидание спешащую.
– И с кем же она могла встречаться?
– Поговаривают, что с Фролом…
– Это кузнец из старообрядцев?
– Он самый. Только яФрола с детства наблюдал. Смышленый парень. На такое не пойдет без согласия семьи. А уж тем более на убийство…
– Пожалуй, ты прав!  Однако, не будем забывать о главном: приглашай Илью, да за Лизонькой ступай.  Пора бы им и встретиться, наконец.
– И ещё.  Полицейский пристав Архипов просит доктора и господина художника прибыть на место преступления. Им нужна их помощь.
Я согласно кивнул головой.
– Оденьтесь потеплее и спускайтесь вниз, там будет вас с доктором ждать экипаж.

Управляющий снова вышел из кабинета, а вместо него в кабинет вошел подпоручик Пылаев.  В его руках был небольшой сверток с личными документами Ильи Рокотова и с извещение о том, что сей капитан героически погиб на Кавказе…
Теперь для подпоручика Пылаева все зависело от первой встречи: или остаться боевым другом молодого князя Рокотова и передать князю его личные вещи или же попытаться… стать им самим.
Увидев его, князь, поднимается из-за стола, и делает несколько шагов навстречу любимому племяннику, вглядываясь в долгожданного гостя
– Илюша, родной мой, ты ли это?   Как же время нас всех меняет. Встретил бы на улице или в собрании так и не признал бы в тебе своего племянника.
– Князь Павел Андреевич, так случилось, что я привез вам грустные вести…
– Да, мне уже сообщили о смерти несчастной девочки…
Пылаев вздохнул свободнее.
В это время распахивается дверь и в кабинет буквально влетает Елизавета.На ней было весеннее голубое платье и в руках знакомая кукла, с которой она стояла под венцом в день их обручения.
– Видишь, – обращается девушка к своей кукле, – а ты сомневалась в том, что он приедет.– После этого Елизавета Павловна делает реверанс в сторону гостя и добавляет.– Здравствуйте, Илья Петрович! 
– Рад знакомству, – начинает подпоручик, но тут же поправляется. –  Впрочем, о чем это я?  Здравствуйте,Елизавета Павловна…
– Вот и славно, что вы признали друг друга…  – произносит довольный князь и, показывая рукой на пакет, что все еще держал в руках Пылаев, спрашивает. – Вы что-то хотели мне передать?
– Да, князь…  Сувенир с Кавказа, но по ошибке и от волнения взял не тот пакет.
– Не беда, в другой раз передадите. А теперь в столовойзале нас по случаю вашего возвращения в родные пенаты ждет праздничный завтрак и наша вездесущая Аглая… 

Они, обмениваясь фразами пошли на завтрак, а я, отнес мольберт и краски в свою комнату, быстро переоделся и   спустился к карете, которая привезла нас с доктором в лес.
Первое, что я увидел это то, как яркий луч солнца   высветил удивленное лицо молодой горничной.
Тело Дарьи, уже частично освобожденное от опавшей листвы, коей в изрядном избытке она была до этого присыпана, лежало на стылой земле.
Утепленный плащ на девушке был распахнут, а юбка бесстыдно задрана, и синеваобнаженных ног оставляла неприятное впечатление.
Меня, как художника,попросили зарисовать место убиения желательно во всех деталях, чем я и занялся.
Рядом с трупом о чем-то беседовали приехавший из Твери следователь Аркадий Николаевич Прохоров, его помощник, молодой письмоводитель Антон Дроздов да полицейский пристав Валентин Спиридонович Архипов.
Врач Орест Петрович Шерстнев после того, как я сделал несколько карандашных рисунков с разного ракурса, сам начал внимательно обследовать тело убиенной девушки.
Метров за двадцать от них полицейский урядник сдерживал любопытство более трех десятков набежавших баб и мужиков из окрестных деревень.
Среди них заметно выделялась   крупная фигура кузнеца Фрола.
Княжеский егерь, уже в которой раз, заново пересказывал им то, как обнаружил труп горничной.
– Собака, понимаешь, что-то почувствовала, и давать вокруг кучи листьев заливаться.  Я сначала подумал, что зверя чует. Ружье на всякий случай снял и даже курок взвел.  А оно, ровно, как притаилось…  Я тогда с земли хворостину-то поднял и ткнул, значит.  Чувствую, есть что-то!   Держу на прицеле, а пес ещё пуще брешет.  Дюже хотел выстрелить…
Представив, что егерь мог выстрелить пусть даже и в труп, крестьяне стали креститься.
А егерь продолжал свой рассказ.
– И вдруг, вижу, как собака стал лапами те листья в сторону отметать. Пригляделся, а там нога в туфельке да на каблучке…  Тут я и смекнул, что беда с кем-то стряслась…
Доктор Шерстнев, закончив предварительный осмотр трупа девушки, подошел к полицейским чинам.
– На данный момент, господа, могу лишь предположительно сказать, что сначала сей злодей её камнем по голове ударил, возможно, чтобы жертва сознание потеряла…  и уже в таком бесчувственном состоянии можно было бы ее, извините, сильничать.
– Выходит, что удар был произведен для того, чтобы она не могла узнать своего насильника? Тогда это точно кто-то из местных, – заключил пристав Архипов.
– Это пока лишь предположительная версия. А уже когда он понял, что сердечная в мир иной отошла после его удара, то и забросал её листвой, надеясь, чтозвери свое дело сделают.  Но камешек тот хотелось, чтобы вы нашли…  Ну, а более точно смогу сказать после того, как самым внимательным образом проведулабораторные исследования.
–  Спасибо, доктор! –   поблагодарил Шерстнева следователь и далее уже обращался к приставу Архипову.  – Валентин Спиридонович, распорядитесь, чтобы тело девушки отправили в морг, а я навещу князя Рокотова.  Как освободитесь, подходите в имение, будем вместе дознание проводить. 
И вот уже, по отмашке, пристава, к месту, где лежала девушка, спешат два мужика с носилками.
Заволновалась толпа крепостных и уряднику пришлось сдерживать наиболее любопытных, а бабы не просто заголосили, а в крик…
Вдобавок пошел мелкий дождь, и создавалось впечатление, что и сама природа оплакивает это молодое создание, уже уложенное на носилки.

Вскоре, прибывший в имение следователь Прохоров собрал за большим столом гостиной князя Рокотова и Елизавету Павловну. Князь сидел в торце стола, следователь со своим помощником по правую руку хозяина имения, а Елизавета по левую.   
Гостям, хоть и не званным, был подан чай, с домашней выпечкой: пирожками и слойками. На столе стояли хрустальные вазочки с вареньем и медом, розетки… 
Оно и понятно, после того времени, что они провел на месте убийства, им было просто необходимо согреться.  Однако же приличия гостями соблюдались. Прохоров умело пользовался щипчиками, расщепляя сахар на небольшие аккуратные куски и медленно погружая их в рот, чтобы запить горячий чаем. Крохотные пирожки с начинкой он сначала разделял фруктовыми приборами, дотошно рассматривая то, чем они были начинены и лишь после этого доносил до рта.
Его  юноша-помощник, стараясь во всем подражать следователю, и сам пытался сначала воспользоваться щипчиками, а потом просто засунул кусок сахарной головки и рот и  уже там его обсасывал,запивая  горячим чаем и  явно обжигаясь.
Павел Андреевич и Лизонька до начала беседы были погружены в собственные мысли.
Но вот следователь отодвинул чашку, приложил к губам накрахмаленную салфетку и, удовлетворенный чаепитием, откинулся на спинку кресла.
– Елизавета Павловна, дозвольтеначать с вас, как могло получиться, что отсутствие вашей горничной со вчерашнего вечера, не вызвалов доме тревоги?
– Дарья раз в неделю отпрашивалась, ссылаясь на то, что необходим   помощь её бабушке, живущей где-то рядом. Я позволяла ей проявлять сие милосердие к престарелому человеку. Иногдадаже сама заранее  ходила на кухню и собирала продуктовую корзинку, а затем вручала её Дарье с  нижайшей просьбой передать  той старушке и  попросить ее помолиться  за нас с батюшкой, а наипаче за Илью Петровича…
– Значит, и в этот раз все было, как обычно?– уточнял Аркадий Николаевич.
– Не совсем.  Обычно она уходила с пятницы на субботу,а вчера…
– А вчера был четверг!  – подхватил начатую девушкой фразу следователь. –  И это вас не насторожило?
– Почему это должно было меня насторожить? Я ей доверяла во всем.  А так, как она накануне попросила меня подарить ей сережки, я предположила, что у неё мог появиться кавалер.

Аналогичная беседа велась и во флигеле.  Только здесь чай пил полицейский пристав Архипов. Баранки легко трескались в его мощной ладони, он просто забрасывал их в рот, запивая горячим чаем, внимательно слушая Германа.
– Известно куда Дарья бегала каждую неделю, к кузнецу Фролу. Уж что промеж ними там было того, слава Богу,я не видел…  Но, как говорится, шила в мешке не утаишь…
Зинаида Прокопьевна внимательно следила за наличием чая в стакане пристава и как только увидела, что он выпит, тут же напомнила о себе.
– Ваше высокородие, позвольте я вам заварочки ещеплесну…  Уж очень мне нравиться смотреть, с какимвы отменным аппетитом сушки в рот, словно в топкув паровозную забрасываете…
– Чай у вас, Зинаида Прокопьевна, признаюсь, просто волшебный.
– Так ведь я сама травки собирала…  Этот сбор, например, для мужскойсилы очень даже пользителен…
– Однако же, – уже суть смущенно говорит пристав,– давайте вернемся все же к нашему делу…   Вы уверены, чтопокойница встречалась именно с кузнецом?

Примерно такой же круг вопросов обозначил следователь Прохоров и для управляющего имением Изотова.  Они общались в княжеской конюшне, проходя мимо породистых жеребцов.
–  Это не наш убивец,– настаивал управляющий. – У нас такого отродясь не случалось. Надо искать приблудного…  Князь уже дал мне приказ завтра на рассвете прочесать лес… 
– Есть мнение, –   продолжал следователь, – что виновником гибели горничной мог бытьваш кузнец Фрол, с которым она встречалась.
– Исключено,– сказал, как отрезал Изотов, и объяснил. – Он из семьи староверов, а там воспитаниестрогое.  Да и работник он хороший, добросовестный. Такой на подобную пакость не способен. А если чтои случилось бы, пусть даже нечаянно, то поверьте, он сам же первый бы за помощью прибежал.
– В тихом омуте, как известно, черти-то как раз и водятся…  – явно возражал следователь. – А насчет того, чтобы лес прочесать. Без полицейского пристава не сметь начинать.И все только по его команде. Это вам не армия.Здесь мы закон и порядок…

В пустом зале ресторана при гостинице за столиком все ещё, словно и не уходили, сидят купец Ногин и стряпчий Хохряков.
Хохряков,по обычаю, наполняет рюмки.
– Полно пить-то! –останавливает его Ногин. – Вот ты, ПафнутийИссидорович, человек ученый, скажите мне, может человек из горящего дома выйти живыми невредимым?
–Может…  – почти не задумавшись, отвечает стряпчий. – И даже есть тому научные доказательства. Например, его может спасти образовавшаяся воздушная подушка, в какой-то части дома.   Или не восприятие телом огня, что доказываютиндийские йоги, когда ходят по горящим углям.Это объясняется   тем, что некоторые люди имеютдостаточно высокий болевой порог…   Или жесовершают это в состояние сильнейшего шока…  Тогда они не только через огонь могут проходить.  Есть мнение, что у них открываются и иные способности,например, ясновидения…
–Так говоришь, в состоянии шока?
Занеимением иной публики, за ними внимательно наблюдают хозяин гостиницы Савва Кузьмич и его слуга Семен.

А Елизавета Павловна, показывая молодому князю имение, в это же самое время привела его в летнюю кухню. Женщины мгновенно прервали свою работу, рассматривая молодого князя, и своего будущего хозяина.
– Должно быть, Илья, ты помнишь нашу кухню. Мне даже рассказывали, как ты часто прибегал сюда за рогаликами…
Пожилая повариха хорошо помнила десятилетнего Илюшу, которого всегда угощала сдобной булочкой с маком. Вот и сейчас, узнав о приезде молодого князя, она быстро напекла крохотных рогаликов, густо начиненных маковым зерном.  И теперь она с блюдом этих самых рогаликов подошла к Пылаеву.
– Угощайтесь, Илья Петрович, – начала она.  – Кто вас еще такимирогаликами-то угостит.  За время службы, поди,уже и забыли, как они пахнут и каковы на вкус…
Пылаев берет один из рогаликов и надкусывает его, а затем кладет обратно на блюдо.
– Неужто не понравился?   Или уже отвыкли от домашней кухни?  – немного расстроилась румяная повариха.
– Вкусно,–пробормотал Пылаев, – но мы только из-за стола. Благодарю!
Зато Елизавета Павловна спокойно накладывала себе в ладонь по несколько крохотныерогаликов, а затем поочередно отправляла их в свой миниатюрный ротик.
– Илья Петрович, – вступает в разговор и молодая повариха. –  Вы только скажите, что вам больше всего нравится.  Мы к обеду специально для вас и сготовим.
Пылаев, улыбнувшись, пошел к выходу, Елизавета Павловна шла за ним и слышала уже за спиной слова пожилой поварихи.
– Лизонька-то наша как расцвела. Дай Бог ей обрести с ним счастья,– и тут же поворачиваяськ молодой поварихе, добавила. –  Ты мне свои штучки брось, это тебе не Фома, а то мигом будешь у меня картошку чистить…

В княжеской конюшне молодых людей встречал сам управляющий Изотов.Две лошади были уже подготовлены для верховой езды.
– Что, Илья Петрович, есть желание совершить прогулку верхом? –  улыбаясь, спросила у князя Елизавета Павловна.
– Не откажусь…
Изотов сам держал лошадей под уздцы, пока они садились в седла, а потом обратился к княжне.
– Елизавета Павловна, радость наша, вы уж далеко от имения-то не отъезжайте. Убийцу горничной ещене нашли, как бы чего не вышло…
– С Ильей Петровичем, думаю я, нам теперь никакие вурдалаки не страшны, – отвечает она, снова улыбаясь.
Управляющий достал из кармана небольшой револьвер и передал его Пылаеву.         
–  Возьмите, князь, на всякий случай. Мне так спокойнеебудет.
И вот уже оба всадники неспешно поскакали в сторону леса.

В избу семьи старообрядцев вошли следователь Прохоров, пристав Архипов и секретарь Дроздов, чтобы провести   дознание.
Мать кузнеца Фрола, сорокапятилетняя женщина стояла на коленях перед церковным киотом.   Обернувшись, увидела людей в форме и в фуражках, встревожилась.
– Извините, что прервали ваше молитвенное состояние, однако вынуждены задать несколько вопросов о вашем сыне Фроле, – начал следователь.
– Мой сын не маленький, его и спрашивайте…– спокойно ответила женщина.
–  Вы, очевидно, слышали о смерти молодой девушку   недалеко от этих мест. Есть подозрение, что ваш сынбыл знаком с убитой и накануне ее смерти они даже встречались. Тому есть свидетели… – продолжал Прохоров.
–  Если мой сын виноват, то наказывайте по всей строгости.А если нет, то покиньте мой дом.  И знайте, что против сына все одно ничего говорить не стану.
–  А где может быть ваш сын сейчас? – вступил в разговор пристав Архипов.
– Не знаю. Утром ушел в кузницу и еще не возвращался.
– Нет его в кузнеце. Когда придет домой, то скажите ему, что следователь Прохоров ждет его в полицейском управлении для снятиядопроса.  С князем я договорюсь. Он его отпустит.
Мать кузнеца, не отвечая, снова опускается на колени перед божницей, и полицейские уходят.
Выйдя из дома кузнеца, полицейские остановились у пролетки.
– Все они такие эти старообрядцы,– начал пристав. – Слово из нихне вытянешь, но чувствую, что знает она что-то, да говорить не хочет. Ну, ничего, все одно узнаем. К кому теперь, Аркадий Николаевич?
– В город,– ответил следователь.– Нужно начальству доложиться, да и окончательные результаты обследованиятрупа горничной почитать… 
Полицейские садятся в пролетку, она трогается.

Уже багровое солнце стало медленно оседать за горизонт, до поры поддерживаемое тяжелыми серыми тучами, скопившимися на горизонте, а наши молодые герой всё еще были на прогулке.  В сию секунду ехали вдоль усыпанного листвой барского пруда.
– Благодарю вас за эту прекрасную экскурсию… Право, очень красивые тут места, – произнес Пылаев.
– Вы, князь, говорите так, словно бы первый раз их видите…
– Тогдавсе деревья были большими… –нашелся подпоручик.
– Пожалуй, что так. Ну, а теперь домой, догоняйте.
И Лизонька подстегнула свою лошадь.
Пылаев пришлось пришпорить своего коня…

Разгоряченный поездкой Пылаев входит в свою комнату и неожиданнозастает там Ольгу новую горничную, не лишенную очарования деревенскую девочку в возрасте 15 лет, которая елозила по егокровати, пытаясь справиться с широкой простынею.
– Помочь?
Услышала девушка за спиной голос молодого князя и тут же сползла с кровати, оправляя сарафан.
– Извините, барин, что не успела управиться до вашего возвращения…
– Извиню, если скажешь, кто ты?
– Я новая горничная, а зовутОльга.  Меня сегодня управляющийМитрофан Поликарпыч сюда из нашей деревни привез, чтобы Елизавете Павловной помогать.
– Тогда, чудное создание по имени Ольга предлагаю тебе и со мной дружить.
– Давайте…– робко кивает девчушка в знак согласия.
– А для начала вместе с этой справимся с этой непослушной простыней. Я возьмусь, с одной стороны, а ты берись за противоположный край…
Так и сделали, правда Пылаев специально слегка потянул ткань на себя и Ольга, видя, что простыня от нее уползает, вынуждена была крепче вцепиться в свой край.
Пылаев не отпускал. И тогда, понимая, что молодой князь просто с ней играет, девушка звонко рассмеялась.
Вошла Аглая.  Быстро цепким глазом оценила обстановку.
– Ольга, забирай белье и спутай, Елизавета Павловна с прогулки вернулась, там ей твоя помощь может понадобится.  А я закончу смену белья у Ильи Петровича
– Ступайте вместе, я и сам уже не маленький, справляюсь.
Ольга, подняв с пола использованное белье, успевает бросить взгляд на молодого князя и вслед за Аглаей выходит из его комнаты.

Мы же пока вернемся в ресторан, где уже изрядно подвыпившие купец Ногин и стряпчий Хохряковвсе еще рассуждают о смыслах жизни. Причем рассуждал исключительноНогин в то время, какстряпчий ковырял вилкой в своей тарелке.
– Что же ты, сердце мое, стылое, не подсказало мне, что счастье все эти годы рядом со мною было. Как же мог я потерять того, кого возлюбил своей первой любовью и не почувствовать родной кровинушке дочерней вЕлизавете, в этом неземном ангеле…
– Мы еще на вашей свадьбе с Елизаветой Павловной погуляем…– не вникнув в слова собеседника, встрял Хохряков, а в ответ услышал.
– Изыди, сатана!
– Я же вам верой и правдой…  – все еще не понимая истинной причины своей опалы, мямлим стряпчий.
– Верно ведьма про тебя сказала, что ты шут гороховый…   
– А как же невесты?  – все ещё пытался объяснить свою надобность Хохряков.
– Сначала нужно старые грехи отмолить…
После этих слов Ногин встал из-за стола, достал из бумажника несколько ассигнации и, небрежно бросив их на стол, вышел из ресторана.
Семен тут же оказывается рядом со столом и стал собирать оставленные деньги.
Потерянным взглядом провожал Ногина стряпчий, понимая, что праздник на его улице в обозримом будущем более не состоится.
– Ты видел, – обратился он тогда к Семену, с проступившими слезами на глазах, – что водка с хорошими людьми делает?

Мы же с вами, как и обещали, посетим ещераз полицейское управление, где итоги дня подводил следователь Прохоров, методично расхаживал по кабинету, рассуждая вслух, а письмоводитель всё сие старательно записывал.
– То, что кузнец Фрол имеет к этому убийству самое непосредственное отношение уже не вызывает никаких сомнений…
Его секретарь и письмоводитель Антон Дроздов изредка пытался вставлять и свои умозаключения к сказанному.
– Но мы же до сих пор не выяснили, есть ли укузнеца Alibi?
– Пишите, пустомеля, под мою диктовку и не умничайте. Последующая экспертиза трупа, проведенная доктором О.П. Шерстневым, подтвердила его первоначальную версию о том, что в отношении убиенной, кузнецом были также совершены развратные действия…
– Вы так говорите, что будто уже приговор кузнецу выносите,– не унимался правдолюбивый юноша. –  А мы его еще даже не допросили…
– Вроде и толковый работник, но как рот откроете,хоть покойников выноси.  Это же лишь версия. Да, основная, за неименные иных.
– Тогда, Аркадий Николаевич, позвольте мне туда еще раз съездить, побольшепоразузнать…  И я докажу…
– Что, юноша, нашли новый след?
–  А вы на медицинское заключение Ореста Петровичаповнимательнее посмотрите. Особенно на то место, где он указывает на то, что под ногтями убиенной горничной есть следы неопознанной кожи…   А это значит, что между ними шла борьба.  Борьба, понимаете? И если Дарья сама бегала на свидания и даже сережки выпросила для этой встречи у Елизаветы Павловной, зачем ей тогда нужно бороться с кузнецом? Да и на руках или на теле кузнеца тогда тоже должны быть следы этой борьбы… Мы же этого не проверили еще.
–  Весь день сидел, как воды в рот набравши, а тут егопрорвало вдруг…  Хорошо, хватит на сегодня. Пора и по домам. Завтра на свежую голову все еще раз обсудим…

Утром следующего дня, выйдя на утреннюю прогулку, подпоручик Пылаев, услышал какие-то непонятные звуки, и немного пройдя в сторону пруда, увидел старого князя, троекратно окунавшегося в воду с головой.
Рядом стоял дрожащий Фома с полотенцем и теплым халатом.
Пылаев, удивленно покачав головой, развернулся и пошел в сторону кухни.
Ольга, в сей момент, выходя из кухни, с тарелкой свежих рогаликов для Елизаветы Павловной, неожиданно лоб в лоб сталкивается с подпоручиком Пылаевым.
–  Доброе утро, Ольга!
–  Вы меня напугали, князь…– став мгновенно пунцовой, произнесла девушка.
– Как я мог тебя напугать. Ведь мы же друзья, или тыуже забыла?
– Помню…– ответила она, не поднимая головы.
– Хорошо, что помнишь. И это будет нашей маленькой тайной, о которой никто не будет знать.
– Даже Елизавета Павловна? – спросила Пылаева девушка.
–  Никто… кроме Бога, разумеется. Ты веришь в Бога?
–  Бабушка верит, а я даже Псалтирь не читаю.
– Хочешь, я научу тебя читать?
– Правда, научите?
– Правда, и не только читать, но и писать.  Пройдет совсем немного времени, и ты будешьсамая лучшая горничная в этом доме. Но и тебе предстоит кое в чем помогать мне…
– Все, что только скажите.
– Значит, договорились, как только будет у тебя свободное время, то сразу приходи ко мне. А теперь неси свои плюшки, пока они совсем не остыли.

Встречу молодого князя и его разговор с новой горничной у входа на летнюю кухню видит, но, к сожалению, не слышит, стоявшая у окна Зинаида Прокопьевна.
Герман в это время завтракал, уплетая свои любимые блинчики с творогом.
– Молодой князь, как я погляжу, своего не упустит…– с долей грусти произнесла она.
– Что ты там увидела, маменька?– спросил Герман, вставая из-за стола.
– Куда вскакиваешь, заканчивай завтрак, даступай на службу. Князь уже давно с купальни вернулся…  –  говорит онасыну,а сама садится за стол, начиная раскидывать карты, но неожиданно, собрав карты, отложила   колоду в сторону.
– Почто, маменька, остановились?
– Да мне и без карт видно, что вслед за приездомв имение молодого князя, будто бы смерть заним сюда по пятам пришла.  Хоть и грешно такдумать, но карты,да и сердце материнское не обманешь…

Чуть позже, ближе к полудню подпоручик Пылаев был приглашен в кабинет старого князя. В кабинете кроме самого ПавлаАндреевича у окна стоит управляющий имениемИзотов.
И снова что-то заставило Пылаева напрячься. Неужели каким-то образом вскрылся его обман и все, что вроде бы так легко до этого момента складывалось, может обернуться бедой и даже необходимостью борьбы…
Но его успокоил спокойный голос князя.
– Как спиться, Илюша в родном гнезде?
– После вчерашней прогулки верхом с ЕлизаветойПавловной, спал, как убитый… 
– Ну, а теперь обращаюсь к тебе, как к родномусыну. Скажи, как на духу, не покривив душой:нет ли у тебя сугубых причин отложить ваше венчание с Лизонькой?  Не пообещались ли вы,князь, за это время ещё кому-нибудь? Я вас пойму, хотя мне будет и больно это слышать…
– Не обещался, князь и готов исполнить волю вашу и своего покойного батюшки, в ближайшее же время, обвенчавшись сЕлизаветой Павловной.
– Вот и славно.  У меня, как гора с плечи после этихслов.  И в этой связи вам будет дано от меня важноепоручение.  Необходимо объехать ближайшиепоместья и с целью знакомства, и для представленияим себя, уже как будущего хозяина всех моих угодий и на предмет приглашения на венчание…
– Как вы прикажите, князь!
– Вот и славно!  А я в свою очередь постараюсь не умереть, пока не увижу, что вы с Лизонькой стали мужем и женой.  Управляющий тебе, Илья Петрович, подскажет, какиеименно имения следует посетить, как туда проехатьи кого приглашать на венчание. Теперь ступайте, хотя нет. Митрофан, собери завтра утром старост, нужно обговорить время, когда станем прочесывать лесв поисках убивца? А вот теперь ступайте, а мне кликните Германа надо дела в порядок привести.
Подпоручик Пылаев и управляющий Изотов покидают кабинет старого князя, а вместо них в дверном проеме появляется фигура Германа с папками в руках.

Этим же утром и примерно в тот же час, когда следователь Прохоров пил чай, в дверь его кабинета кто-то постучался.
Его секретарь Антон Дроздов открыл дверь и увидел на пороге высокого и хорошо сложенного мужчину.
– Вам кого нужно, милейший?–  как можно серьезнее, спросилего Антон.
– Следователя Прохорова.
– Пусть войдет…– это за спиной Дроздова раздался голос самого следователя, который, отставив в сторону стакан, уже занял свое рабочее кресло.
Письмоводитель также прошел за свой стол, а пришедший все топчется, не зная, что ему делать дальше.
– Представьтесь следователю, кто вы и по какому делу? – решил помочь ему Антон.
– Это я в ее смерти виноват…– неожиданно произнес вошедший.
– Так вы, как я понимаю, и есть кузнец Фрол. Пришли, так сказать, чистосердечно покаяться в собственной вине? Что? Не иначе, как совесть замучила?
– Видит Бог, виноват я перед ней…
Письмоводитель уже старательно записывает все, что говорит пришедший молодой мужчина.
– В чем именно вы виноваты?–  задал уже вопрос следователь.
– Тем, что оттолкнул её от себя
– Вы намекаете, –начал следователь, – что оттолкнули ее с такой силой, что, падая, она ударилась головой о камень? Любопытная версия для самозащиты, а как же последующее совокупление с убиенной. Будетеутверждать, что не иначе, как в состоянии аффекта?
– Какой камень, какого совокупления? У меня Дарьей, видит Бог, ничего не было…  Я ей в тот вечер сказал, что без согласия родителей и князя не смогу с ней более встречаться. Вот она и бросилась от меня в лес…
– Значит, нет желания сознаваться? – продолжал настаиватьследователь. – Понятно, другогоя от вас и не ожил.
И тут он заметил, что Антон делает ему какие-то знаки, показывая на свои руки…
– Если вы не против, в интересах следствия,я попросил бы вас снять нижнюю рубаху и дать нам возможность осмотреть вас, – сказал следователь, уже понимая, на что именно обращает письмоводитель его внимание.
Оглядев самым тщательным образом фигуру великана кузнеца, как говорится со всех сторон, Прохоров удостоверился, что следов ногтей горничной нина теле, ни на руках Фрола нет. И все же он арестовывает кузнеца, как единственного подозреваемого по делу.
– Воля ваша, господин следователь, –   смиренно произнес Фома, выслушав слова о своем аресте. –  Но только знайте, что моей вины в этом преступлении нет.

А в уездной гостинице, в вестибюле неожиданно встречаются Ногин с хозяином гостиницы.
У Дмитрия Илларионовича с собой дорожный баул, который, как знает Савва Кузьмич, купец всегда берет, когда отправляется в дальнюю дорогу.
– Надолго ли покидаете сей Олим, дорогой Дмитрий Илларионович? И куда, если не секрет, дорогу держать изволите? – спросил купца Савва Кузьмич.
– Сначала в имени князя Рокотова, а затем куда душа понесет.  Туда, где ей, мятущейся, покойнее будет…
– Не рановато ли для ваших лет лишать себя всехрадостей жизни?
– Радостей этих я хлебнул сполна, Савва.  Да ты и сам это знаешь. Теперь нужно мысли и душу в согласие привести, а там и видно будет, чем далее заниматься. Так, что не поминай меня лихом. Номер за собой все одно оставляю, а если мой стряпчий что учудит здесь, то относи все расходы на мой счет.  И давай обнимемся с тобой на прощание.
Хозяин гостиницы и купец на какое-то время застыли в крепкихобъятиях друг друга.

Утром следующего дня экипаж купца Ногина действительно ехал по направлению к имению князя Рокотова.
В ближайшей от имения деревни им встретилась траурная процессия.  Совсем юная девчушка несла в руках икону Пресвятой Богородицы. За степенно вышагивал, чуть старше ее подросток с крестом в руках. А далее несколько мужиков несли открытый гроб, в котором лежала горничная Дарья.
Ногин вместе со стряпчим вышли из экипажа, перекрестились и теперь смотрели на траурную процессию, которую возглавлял молодой и почти безбородый священник. Он, размахивая кадилом, давая очередной возглас, а женщины и старушки подхватывали и нараспев тянули: Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный помилуй нас…
Пропустив траурную процессию, экипаж продолжил свое движение.

 Купец Ногин подъехал к воротам имения князя Рокотова втот самый момент, когда из ворот верхом выезжал подпоручик Пылаев.
И Дмитрий Илларионович какое-то время внимательным взглядом из окна своего экипажа провожал всадника, пытаясь понять, где он мог видеть его ранее.
Затем, уже у крыльца особняка,из кареты вышел лишь стряпчий купца Хохряков с аккуратноупакованной коробкой в руках.
Ему навстречу по ступеням спускался Изотов, который уже узнал черную карету.
–  С чем пожаловали? –  спросил гостя управляющий.
–  Стряпчий Хохряков. Дозвольте пригласить ЕлизаветуПавловну. У меня до нее есть важное дело.
–  Может быть, соблаговолите тогда войти в дом?
– В другой раз с превеликим удовольствием, а ныневременем не располагаю.
Управляющий уходит, и стряпчий на какое-то время застывает в ожидании у входа.
Через несколько минутНогин увидел, выпорхнувшую на крыльцо Елизавету, накрытую теплой шубкой. Он с каким-то новым для себя чувством смотрел на то, как Лизонька беседует с Хохряковым и даже поначалу отказывается принимать от него ту самую коробку, что он держал в руках. И все же благосклонно принимает…
Хохряков сразу же после передачи посылки занимает место рядом с Ногиным и экипаж трогается, а Дмитрий Илларионович все еще продолжает смотреть на самое прекрасное из земных созданий.

Совсем забыл сказать, что ночью выпал первый пушистый и чистый снег. Именно выпавший снег позволил подпоручику Пылаеву увидеть свежие следы, что пересекли ему путь. Человеческое жилье было далековато, чтобы забрести сюда, а грибов и ягод уже в это время года не собирали. И ведь что-то заставило подпоручика пойти по оставленным следам…
Вскоре Пылаев увидел небольшой шалаш и еще тлеющий костер, что давало основание предполагать, что хозяин шалаша где-то рядом.
Вытащив переданный ему управляющим револьвер, он стал осторожно подходить к шалашу и вскоре понял, что хозяин внутри и очевидно спит.
После чего оногляделся и вдруг увидел у входа в шалаш,увидел присыпанную снегом дорогую женскую сережку.После чего взвел курок и громко скомандовал:
–  Встать, и с поднятыми руками выходим.
Незнакомец зашевелился и стал медленно выползать из шалаша.

В сей же час в самом имении, по  широкой лестнице,что вела на второй этаж, вслед за Елизаветой Павловной с коробкой в руках,  полученной от стряпчего,важно вышагивал Фома.
Елизавета Павловна прошла  в свою комнату, а Фому, сунувшегося было  вслед за ней,  останавливает Аглая.   Забрав у негокоробку, передает её вруки горничной Ольги, а любопытного подростка разворачивает в обратную сторону.
Ольга, уже в свою очередь, ставит коробку на небольшой столик у окна, Аглая делает ей знак отойти в сторону, самаже подает Елизавете небольшой нож для резки бумаг.  Девушка рассекает тонкую ленту, затем вскрывает упаковочную бумагу и видит изящную шкатулку.
–   Не иначе, как от Ильи Петровича подношениек вашему бракосочетанию… –   высказывает свое предположение ключница.
Елизавета, радостно улыбаясь, открывает крышку и видит, что она заполнена драгоценными камнями и украшениями, а затем замечает в ней записку, вытаскивает еёи начинает читать.
Вдруг ноги ее подкосились, и она без сознания начинает опускаться на пол.

Вскоре та же самая шкатулка с драгоценностями стоит уже на письменном столе старого князя. 
Рядом с Павлом Андреевичемего управляющий Изотов. Теперь уже секретарь Германчитает вслух ту самую записку,  от содержания которой упала в обморок  приемная дочка князя.
–  Дорогая девочка моя, Лизавета. Если сможешь, топрости меня самого грешного из рода человеческого. Понимаю, что никакие подарки не скрасят содеянного мною, и всё же прими это в дар, как часть твоего наследства, не умоляя роли, которую сыграл в твоейжизни благороднейший человек – князь Андрей Павлович Рокотов.
Будь счастлива со своим избранником  и Бог вам в помощь по всех ваших благих  начинаниях… –  тут Герман делает паузу, лицо его приобретает удивленное выражение.
–   Что застыл? –  вопрошает князь. –  Читай дальше…
–  Тамтолько подпись…
–   Чья? – спросил уже Изотов.
–    Твой отец…
–  Начинается… –   невольно вырывается у Павла Андреевича.
–   Что начинается? – спрашивает, встревоженный не менее князя, его управляющий.
 –  Начинает исполняться то, чего я так боялся всеэти годы… – произносит старый князь.  –  Кто доставил шкатулку?
–  Некто Хохряков, стряпчий… – четко и по-военному отвечает Изотов.
–  Упакуйте шкатулку, чтобы она выглядела, как на момент получения.  В Твери найди этогостряпчего и через него все узнай о хозяинекамней.   И, если найдешь, то верни ему этидрагоценности. 
–   Понял. Павел Андреевич. Там главы деревень пришли.  Ждут вашего решения: собираться им завтра на облаву убийцы?
– Пристав вчера мне сообщил, что ониФрола по подозрению в убийстве задержали. А потому настоящего убийцу будем искать сами.  Пока это моя земля, ясам буду решать, что мне на ней делать. Скажи всем, пусть завтра на рассветелюди собираются.  А теперь, не мешкая, сам скачи в Тверь.

ОбнаруженныйПылаевымкостер у шалаша уже горел ярким пламенем. Молодой мужик с копной густых и давно нечесаных волос на голове и в рваной одежонке,назвавшийся Остапом Зубаревым рвал зубами холодную вареную курица, что была, очевидно, в походном бауле подпоручика и рассказывал о себе.
– А когда я, протрезвел и увидел у себя под подушкой ассигнации, то понял, что похищенную ночью полковую кассу   мой офицер, сговорившись с приятелями, хочет повесить на меня.Ну я и сбежал из части.  Три месяца тайком добирался до родных мест.  Прихожу и узнаю, что матушка моя уже год, как в сырой земле покоится, а дом наш управляющий имением погорельцам передал. И как мнедальше жить не ведаю.
– В армии убивать приходилось?– спрашивает его Пылаев. – Или ты только в денщиках ходил?
–Я сызмальства отменный охотник.  Однажды выстрелом, на спор,из своего окопа даже какого-то ихнего визиря уложил. Меня и кмедали представили, да только получить не успел.
– А зачем нужно было горничную убивать?
– Это она сама всё.  Не знаю, как уж она набрела намой шалаш.  Но, увидев меня, так распалилась, что и я не удержался.  Целует всего, залезла в порты, а потом свой утепленный плащ распахнула, как рванет платье, что было на ней, обнажая полные груди и спрашивает, нравится ли она мне такая… Вот и бери, а то некоторые этой красотой побрезговали… А потом как обхватила меня, приподняла, и откуда сила-то взялась, да и закружила. Но на ногах не удержалась. Оба упали на землю.  А она на земле лежит, смеется, руки ко мне свои протягивает…  Ну,  я в нее и вошел…   Она какое-то время ещё улыбалась, а потом просто замолчала. Вот тогда-то я и увидел, что тонкая струйка крови тянется по земле.  И понял, чтокогда она падала, то, не иначе, как головой ударились об один из камней,  что вокруг  моего костра выложены.
– Плохи твои дела, солдатик, но я могу тебе помочь.
– Век не забуду.   Всё для вас сделаю.
– А если скажу тебе человека убить?
– Если из ружья, да с расстояния, то рука не дрогнет…
– Хорошо, будем считать, что ты мой должник.Сейчас я тебе оставляю еды и дам денег. Ближе к вечеру уйдешь по ручью километровза тридцать.  И там затаись на неделю, потому,как завтра утром люди местного князя будутвесь лес в поисках убийцы горничной прочесывать.  А потомсюда возвращайся.  Я за это время найду тебе место для жилья…
После этих слов дезертир бросается Пылаеву в ноги.
–  Барин, да я за вас в огонь и в воду…
– Буду надеяться…  – сказал подпоручик и стал подниматься с бревна, на котором они вместе сидели, чтобы продолжить свой путь дальше.

По улочкам уездного города, верхом на лошади скакал управляющийИзотов.На постоялом дворе   он передал поводья своего коня слуге, а сам какое-то время о чем-то беседовал с местными извозчиками.Затем   с походным баулом сел в один из экипажей и выехал с территории постоялого двора.

Да, совсем забыл рассказать вам о Лизоньке… Весь дом в тот день был встревожен еёобмороком.
Аглая стояла рядом, когда вызванный доктор Шерстнев, после осмотра, уже начал складывать в саквояж свои инструменты: стетоскоп, металлическую коробочку со шприцем и ампулы с лекарством.
– Я ей сделал успокоительный укол, пусть немногопоспит,–тихо говорил доктор ключнице. – Но в целом ничего страшного не произошло. Переволновалась немного. Оно и понятно, приездИльи Петровича, ожидание свадьбы…   Я уж к Андрею Павловичу не стану заходить, меня пациенты ждут.  Сами ему передайте, что оснований для беспокойства нет.
И доктора, еще раз бросив взгляд на спящую Елизавету Павловну, вышел из ее спальни, провожаемый Аглаей, которая засеменилаза ним следом.

Закадычные подруги - Зинаида Прокопьевна и сваха Поликарповна, проводив взглядом проезжающий мимо экипаж доктора, возвращаются к столу продолжать чаепитие.
– Интересно, к кому это доктор приезжал? –  заинтересованно произнесла сваха.
– Тебе-то какое дело? Ты чай-то пей, а то уже остыл, поди… – парировала Прокопьевна.
–  Тут одним чаем не обойтись, – не унималась Поликарповна.  –  За успех начатогодела, можно было бы и рюмочку мадеры выпить.
–  Да налью я тебе рюмочку, и вторую, и даже третью. Ты только скажи, с чем ко мне сегодня пожаловала?Если для Германа подходящая невеста?
–  Есть…  –  с придыханием вымолвила сваха.
–  Тогда, не тяни… выкладывай как на духу.
–  Кто-то мне обещал рюмочку налить…  Или мне этопочудилось?
–  Сначала невеста…
– Ты слышали что-нибудь о помещице Яровой?
– Та, что своего второго мужа похоронила год назад?
–  Третьего, но зато как богата… И ищет теперь душевного спокойствия и мужа христианского нрава… Я и подумала о твоем Германе…
–  Не стара ли она будет для моего сына?
–  Всего-то на пять лет старше, но это если по паспорту. А выглядит, скажу я тебе, хоть в сей час под венец…  Я ей намекнула на ученость твоего Германа и на то, что он служит секретарем у вашего князя… Она тут же вся расцвела маковым цветом… А главное говорит, что денег ей не нужно, мол у самой достаточно, но очень уж ей хочется умные разговоры с мужем водить да по заграницам ездить с познавательными целями… 
– Боюсь я этой ее лукавой простоты, – начала Зинаида Прокопьевна. –  Люди сказывают, что она с африканской земли пучеглазого эфиопа себе привезла в услужение, зачем моему Герману такие-то знакомства. Да и жена его мне тут нужна в помощь, а какая от нее будет помощь? Нет, не обижайся, подруга, но Яровая нам точно не пара… Выкладывай дальше своих невест…

В двери уездной гостиницы входит управляющий Изотов с походной сумкой. Огляделся, увидел зевающего у стойки слугу Семена и пошел в его сторону.
– Желаете номер снять?
– Нет, однако, помощь мне твоя можетпонадобится.  Старуха моя при смерти, а я стряпчего Хохрякова найти не могу. Говорят, что он к вам в ресторан часто захаживает.
– Было дело. Вчера почитай он с господином Ногиным весь божий день в нашем ресторане просидели.
– Не иначе, как отмечали что-то?
– Да, стряпчий невесту   Дмитрию Илларионовичуподыскал.  Правда, в конце вечера они так рассорились, что Ногин стряпчего даже сатаной назвал… 
– Так, может быть, Дмитрий Илларионович знает,где сейчас стряпчий?
– Может и знает, но только они съехать изволили сегодня утром.    А вы Савву Кузьмича лучше дождитесь, хозяинанашего, он его утром сам провожал.
– А как фамилия твоего Саввы Кузьмича? – продолжал пытать вопросами слугу Изотов.
– Глухов…
–  Он случайно не из отставных военных?
–  Капитан в отставке…
– Тогда показывай, где тут у вас ресторанная зала,я Савву Кузьмича там подожду…
–  Пройдемте за мной. У нас сегодня телятина нежная под сметанным соусом… – и Семен, закрыв дверь гостиницы, повел приезжего в ресторан.

Когда чем-то взволнованный Герман вошел в гостиную комнату, то застал там кроме маменьки еще и сваху Поликарповну.  Обе сидели за столом уже разомлевшие от выпитой «мадеры».
– Выпиваете, значит? Тут весь мир рушится. Такиесобытия разворачиваются. Можно сказать, чтотрагедия достойная пера Вильяма Шекспира…
– Хватит руками-то размахивать, – одернула его матушка. –Немедленноуспокойся и лучше расскажи к кому доктора вызывали? 
– Вот я и говорю… Сидите тут, как две курицыощипанные, а там моя судьба может быть уже рушится…
– Неужто, князь тебя должности лишил? – высказала предположение Поликарповна.
Услышав эти слова, Зинаида Прокопьевна тут же встала из-за стола и бухнулась на колени перед домашним иконостасом.
–  Никто меня должности не лишал…– чуть не простонал Герман.
–  Слава Богу, а то напугали чуть не до смерти, – произнесла Зинаида Поликарповна, поднимаясь с колен.  – Теперь рассказывай, что там случилось…
– Вы не поверите, у Елизаветы Павловной…– начал Герман.
– Неужто, в положении, ваша принцесса?–  вновь обозначила себя смелым предположением сваха.  – Теперьзнать бы от кого?
Услышав эти слова, Зинаида Прокопьевна зажала ладонью свой рот.
– Кто вам сказал, что она в положении? – уже с удивлением вопрошал Герман.
– Птичка нащебетала… - спокойно парировала его вопрос Поликарповна.
– И пусть. Я её и с ребеночком возьму…– чуть не со слезами на глазах выпалил Герман.
После этихслова сына, Зинаида Прокопьевна сама взялась за графин.
– Поликарповна, я так думаю, что нам нужно еще по рюмочке выпить, а то у меня самой уже голова кругом пошла…

Управляющий имением князя Рокотова сидел спиной ко входу в зал. Но при этом бывший военный выбрал такую позиция, что в зеркалах, что обрамляли эту часть зала, ему было хорошо видно, когда вошел хозяинресторана – Савва Кузьмич и тот, как Семен стал ему что-то говорить, периодически показывая рукой в сторону единственного посетителя в зале.

– Он сначала говорил, что ему нужен стряпчий Хохряков, – выплескивал свои эмоции Семен. – Потом стал допытывать меня, где купец Ногин. Я отнекивался, мол, не ведаю. И тогда он спрашивает, а не служил ли твой хозяин? Я ему      отвечаю, что вы капитан в отставке.   Тогда он сказал, что будет ждать вас в залересторане.  Поназаказал, понимаешь, себе      всё самое дорогое, ел, пил, а платить отказывается.  Может мне урядника кликнуть?
– Не егози, сам сначала разберусь… – сказал Савва Кузьмич и, остановив Семена дежурить у дверей, сам подошел к столику, за которым сидел управляющий Изотов.
–  Милейший, сказывают, что вы изволили меня     спрашивать?  –  исподволь начал хозяин гостиницы. –  Весь в вашем распоряжении…
– Раздобрел ты Савва,– ответил ему посетитель, даже не повернувшись к нему лицом, что немного насторожило хозяина.  –Пожалуй, что теперьдаже и захотел бы тебя на себя тащить, да    видно не осилю уже….
– Да меня еще самого, слава Богу, ноги носят, –ответил он, бросив тревожный взгляд на Семена, стоявшего у дверей. Тот, правда, в этот момент высматривал что-то в окне, выходящем на проезжую часть улицы.
–  Выходит, что ошибся я, – продолжал незнакомец. – Спутал, понимаешь, тебя нечаянно с одниммолоденьким офицером, которого без сознания     и тяжело раненного  я с поля боя вытаскивал… 
– Изотов, неужто это ты?  – уже начал догадываться Савва Кузьмич. – Родной, дорогой ты мойчеловечек. А я ведь, как ушел в отставку всюду   искал тебя, запросы посылал, а ты словно в воду     канул. Сидишь теперь, как сыч, даже головы   в мою сторону не повернув, пьешь тут, понимаешь, в полном одиночестве…  А ну встать, рядовойИзотов, когда к вам старший по званию обращается!
Изотов медленно встает и оборачивается. На его лице обаятельная простодушная улыбка.
Их взгляды встретились.Они одновременно делает навстречу друг другу несколько шагов, и бросаются в объятия.
Семен, оторвав взгляд от окна, стоял в полном недоумении от происходящего.

В это самое время Подпоручик Пылаев уже подсказал к крыльцу усадьбы ближайшего соседа. Это было имение графа Сикорского. Он был обрусевшим поляком, а жена еврейкой.  Но оба были хваткими и своего никогда не упускали. И если князь Рокотов изредка забывал о существовании этих беспокойных соседей. То соседи сами напоминали о себе, приглашая старого князя на крестины очередного своего отпрыска и уговаривая быть его крестным.
Вид обшарпанного здания сразу вызвал у офицера тоску, а куры, гулявшие вокруг и их испражнения, хорошо видимые на первом снегу, лишь увеличивали желание, как можно скорее покинуть это место.
Однако, вышедший слуга уже принимал поводья, а когда отводил коня в конюшню еще и немилосердно почесывал свою задницу.
На крыльцо небольшого особняка высыпало всё семейство.
Графу Сикорскому было лет пятьдесят. Рядом стояли шесть его детей, все женского пола, старшей из которых было около двадцати, а младшей не более пяти лет.
Вслед за детьми вышла высокая стройная дама, которую Пылаев вначале принял за француженку-гувернантку этих детей. Но она оказалась женой графа. Рядом они составляли комическую пару. Она высокая и изящная, а он низкий и полный.
– Уже наслышаны о вашем возвращении с Кавказа, князь, – начал граф.  – Всегда рады поддерживать добрыеотношения с Андреем Павловичем, а теперь и с вами,как с его будущим наследником. А теперь позвольте мне вам представить свою жену – графиню Ядвигу Сикорскую…
Женщина протянула руку и Пылаев, склонив голову, нежно её поцеловал.
– Помню, когда князь был помоложе, так мы с ним часто охотой себя тешили, – продолжал граф.  – Однажды, случай такой с нами произошел…
– Тадеуш, – прервала его супруга. –  Может быть ты сначала дорого гостя в дом впустишь… Не лето, поди, на дворе…  Милости прошувас, Илья Петрович. Будьте, у нас, как у себя дома…

И пока они будут раскланиваться, я верну вас к разговору, который в это время происходил между управляющим Изотовым с Саввой Кузьмичом, которые уже вместе вкушали за одним столом.
–  Как же это здорово, Митрофан, что ты менянашел… – искренне радовался Савва Кузьмич.
–  Я тебя и не искал, – чистосердечно признался бывший разведчик. – А спрашивал у твоего слуги про стряпчего Хохрякова.  Тот сказал, что его нужно искать черезнекоего Ногина. Кстати, Ногин – это кто?
– Дмитрий Илларионович-то?  Он купец!  Шибкобогатый, правда. Наследство от папеньки получил, но, как торговый человек, слаб…  Почти все своё состояние на пустые прожекты растратил. А потомув последнее время искал выгодную партию. Я дажеслышал, что он был бы не прочь взять за себя дочкукнязя Рокотова… Елизавету Павловну, если я не ошибаюсь. Очень она ему приглянулась…
– И где же он сейчас?
– Не могу знать. Что-то он такое узнал о ней или совершил в отношении нее нечто, что все этидни со мной лишь о душе говорил. А утром изгорода уехал.  Думаю, что подался в монастырьгрехи своей молодости замаливать. Хотя номер у меня за собой оставил, и деньги за него на год вперед заплатил. Да что мы с тобой все о нем,ты лучше расскажи, как сам? 
– Я все также у князя…
– Выходит, что он тебя, как своего денщика ссобой забрал. А я-то и не догадался…
– Я, Савва, теперь у него управляющий   всеми имениями…
–Рад за тебя.  Выходит, что Ногин у вас и напортачил.
– Он через этого стряпчего шкатулку с драгоценными камнями передал Елизавете, а записку подписал словами твой отец…
– Вот оно как их пьянка с цыганами то завершилась. Могу лишь обещать, что как только он у меня появится, сразу через Семена дам тебе знать. А теперь давайна посошок, да я делами своими займусь.
Савва Кузьмич сам налил полными рюмки и они, чокнувшись, уже стоя выпили, а потом тепло расцеловались.
Хозяин тут же подманил к себе пальцем Семена.
Тот мгновенно оказался рядом.
–  Семен, хорошо запомни этого человека. В любоевремя дня и ночь принять, уложить и все, что он только потребует, ставить на стол за счет заведения…   Потому, как онжизнь мне спас, а ради этого мне для него ничегоне жалко…

Продолжали свое чаепитие и обе закадычные подруги: Зинаида Прокопьевна и сваха Поликарповна. Рядом с ними сидел Герман, который по примеру свахи, теперь и сам пил горячий чай с блюдечка.
– Значит, все-таки Елизавета Павловна не в пикантном положении. Уже лучше… – промолвила хозяйка.
– И что, действительно, шкатулка та была полна драгоценных камней и украшений?–  пытала Германа сваха.
– Сам видел.  Управляющий её по просьбе князя упаковывал ив город повез.
– Так выходит, что законный отец Лизы непоследний голодранец,– подытожила сваха, продолжая размышлять. – Что же тогда станет с вашей принцессой, если он вдруг права на нее предъявит?
– Я уже успела карты разложить… Оно, как миромвсе должно завершиться…
–  А Илья Петрович? Как он это сообщение принял?
–  Молодого князя в имении нет, – вставил свой голос и разрумяненный, после выпитого чая,Герман.  –  Он поехал соседям представляться.

Подпоручик Пылаев действительно имел честь представляться…
В данным момент он сидел за большим столом в гостиной графа Сикорского и даже несколько раз успел бросить взгляд на его старшую дочку Барбару, которой исполнилось 18 лет.
Слуги обносили хозяев и гостя на иностранный манер, когда сам стол был лишь украшен, а закуски и блюда, поочередно, выкладывались прямо на тарелки.
– Как самочувствие Андрея Павловича? – спросил граф, не переставая что-то жевать.
– По утрам совершает физические упражнения, а затем каждое утро осуществляет погружение в воды местного Иордана…
– Узнаю князя. Он и когда к нам заезжал, то в нашей рекеобязательно каждое утро моцион совершал.  А вы, князь, не сторонник иорданской купели? Или вы предпочитаететрадиционные русские бани?
– Бани, это как раз то, что мне всегда не хватает…  НаКавказе ходил с друзьями несколько раз в турецкиебани. Они не лишены своей прелести, но только внаших банях есть удивительный, им присущий духи мощь.
– Точнее, пожалуй, и не скажешь. Тогда могу васпорадовать. Сегодня после вечерней охоты мыподготовим для вас баню…
– Право же, мне неудобно…
–  Вы наш гость, – вступила в диалог графиня и, глядя на мужа, добавила, – а желание гостя для нас закон….

Вернувшийся из Твери, после теплой встречи с хозяином уездной гостиницы,Изотов сразу же направился в кабинет старогокнязя.
– Позволите, Павел Андреевич?
– Входи, Митрофан. Есть ли новости? Удалось ли вернуть камнивладельцу?
– Нет!– сказал он и поставил шкатулку на стол перед князем.  – Но кое-что стало проясняться. Помните тучерную карету, что постояла у крыльца, а потом скрылась. В ней же в имение приезжал стряпчий. А принадлежит она известному в городе купцу Ногину…
– Дмитрию Илларионовичу,если я не ошибаюсь…
– Так точно, князь!   Они таким образом желали ЕлизаветуПавловну поближе рассмотреть, так как изъявили намерение сосватать её в жены…
– Ни чести, ни совести у господ купцов нынче нет. А что в отношении камней? Они тоже, выходит, что от него?
– Скорее всего.   И вот, что любопытно. Послетого, как он черезстряпчегопередалдля Лизоньки эти драгоценности, то в тот жедень покинул город и уехал в какой-то монастырь, как мне поведали грех молодости замаливать…
– Даже так? Значит еще что-то у него от совестиосталось.
– Выходит, что он и есть отец ЕлизаветыПавловны? – спросил Изотов.
– Завтра мы это с тобой уточним… А теперь, будь добр, поставь шкатулку в шкафчик, да и ступайотдыхать.

Этим же вечером, на вечерней зорьке,вооруженные прекрасными гладкоствольными охотничьимиружьями, подпоручик Пылаев и граф Сикорский застыли в ожидании птицы.
Слышен лай собак, которые и должны поднять птицу с земли.
Первым выстрели граф, а потом выстрелы стали уже вестись в два ствола.
Собаки лишь успевали подтаскивать им убитую дичь.

А нашаЛизонька, обуреваемая помыслами, все еще лежала в кровати.
Сидя у окна, ловя последние лучи солнца, вязала Аглая. Но вот она перестает вязать, встает с кресла и подходит к кровати девушки.
– Что тебе, сердешная, молочка или морса клюквенного?
– Скажи, няня, князь, поди, уже узнал, от кого пришлаэта шкатулка?
– Сказал мне по секрету, что завтра с кем-то обязательно встретится, чтобы все уточнить, после этого уже сам с тобой обо всем  обязательно и поговорит.
– Значит, завтра… Скорее бы уж оно настало…
– А пить-то что будем? Ты сегодня и так ничего не поела.
– Пошли Ольгу на кухню. Попроси принести рогаликов иморса…
Аглая пошла к выходу, а девушка, устремив свой взгляд на лепной потолок, вновь погрузилась в размышления.

После охоты, как Пылаеву и обещали, была баня.Подпоручик подошел к ладной рубленной избушке. Молодой парень, не иначе, как истопник, вышел ему навстречу.
– Веники, князь, запарены, камни в кадушках.  Можетеначинать париться. А белье вам сейчас наша ключница принесет.
И действительно молодая женщина со стопкой белоснежного белья уже спускалась с крыльца, чтобы направиться в сторону бани.
– Постой, Олеся, – вдруг раздался за спиной служанки голос графини. – Давай, я сама отнесу князю белье.
Девушка согласно кивает головой и передает стопку белья хозяйке, а сама возвращается в дом для прислуги.

Подпоручик Пылаев лежал в огромной деревянной бочке, выложенной белым холстом. Пар застилал прикрытые глаза.
Он слышал, как скрипнула дверь, очевидно, вошла ключница с бельем, но он даже не посмотрел в её сторону, так ему было в этот момент хорошо.
Графиня Ядвига, положив на лавку принесенное для него белье, быстро скинула с плеч свое платье и, полностью обнаженная, вошла в парное банное молоко.
Пылаев почувствовал, как кто-то опустился в воду рядом с ним, но глаз всё еще не открывал…  Хотя, по тому,  как приоткрылись его губы, как пересохший язык начал облизывать губы, а дыхание стало учащенным, можно было догадаться что он начал испытывать нечто дурманящее…
Но вот Пылаев открывает глаза и с удивлением видит перед собой обнаженную графиню.  Он даже сначала протирает глаза, чтобы убедиться, что это именно она.
–  Вы?
–  Да! Я что-то сделала не так?
 Пылаев дерзко улыбается, затем притягивает женщину к себе и   впивается графине в губы…

Тадеуш дождался, когда Ядвига вошла в их спальню.
–  Ну, что, получилось?
Жена лишь устало кивнула головой
– Умница! Если у князя от его жены, по какой-то причине не будет наследника, то такой наследник всего имущества Рокотовых будет у тебя.
–  Лишь бы только это был мальчик,–произнесла Ядвига
–  Где сам?
–  Прошел прямо в свою комнату…
–  Понятно! Как говорят русские: умотали сивкукрутые горки…
После этих слов граф прижал графиню к себе и крепко поцеловал.

Утром на крыльце графа Сикорского снова собрался весь двор. Пришли провожать дорого гостя.
Пылаев легко вскакивает на своего коня.
Тадеуш Сикорский кричит с крыльца.
–  Кланяйтесь от нас батюшке, князю Андрею Павловичу.
Пылаев кивает ему в знак согласия, задерживает свой взгляд на Ядвиге, а затем переводит его на её старшую дочь.  Вновь чему-то улыбается и, натянув поводья, развернул коня, чтобы пуститься в дальнейший путь.
Когда всадник скрылся из виду, граф снова обнял свою жену.
–  Барбара его очаровала,– произнесла женщина, хотя в ее глазах и была боль. – Теперь этот князь у нас ручным будет…

Куда только мог достать взгляд, на расстоянии друг от друга не более десятка метров с кольями, вилами и охотничьими ружьями в руках выстроились дворовые люди из имения князя и крестьяне из окрестных деревень. У кого-то на поводу собаки.
Князь Рокотов и управляющий Изотов подъехали верхом.
–  Жаль, что время упустили, по снегу его теперь собаками не взять, - сказал Изотов
– Лучше поздно, чем никогда, –ответил князь.  – Начинайте облаву и держитесь балки, затем пусть сворачивают в чертов лог и пройдут по ручью сколько смогут.  Онне мог без воды, значит, там должны быть следы.   А мненужно кое-что самому проверить.
– Может быть, оружие с собой возьмете?
– Там, куда я еду, оно бесполезно…  Давай команду, разведчик, а то люди уже волнуются…
Управляющий Изотов поднял карабин и выстрелил в воздух.
И вот вся живая цепь пришла в движение. Собаки рвутся с поводков. Кто-то их отпускает и все устремляются вперед.
А князьразвернул своего коня и поехал прямо в противоположную сторону.

Следующее поместье, которое предстояло посетить Пылаеву, былонебольшим.   Муж помещицы Переверзевой был старым воякой и некогда служил под началом князя Рокотова.  Именно Павел Андреевич и одарил этим небольшим участком земли и домом с мезонином своего боевого друга за верность Отечеству и проявленную храбрость. Однако доблестный вояка вскоре умер от ран, и управляться со всем досталась Олимпиаде.  Она хоть и была женщиной волевой, но как хозяйка с имением явно не справлялось. А потому поместье медленно, но верно приходило в полное расстройство.
Пылаев уже устал барабанить в рассохшуюся дверь и собрался, было, продолжить свой вояж дальше, но вот дверь скрипнула и на пороге показалась старуха в чепчике и домашнем, явно заношенным халате. Но, правда, с охотничьем ружьем в руках.
– Кого еще черти принесли? –  прогремел её властный голос.
– Олимпиада Васильевна, я к вам с поручением от князя Рокотова, – ответил Пылаев.
– Я нынче ничего не продаю, милостивый государь.Так и передайте князю. С тех пор, как представилсямой супруг, отставной бомбардир Переверзев МодестФилиппович, я более огородами не занимаюсь…
– Я, собственно, по другому делу, – сказал подпоручик и полез, было, в карман, где у него лежала записка для хозяйки.
Увидев, что гость за чем-то полез в полу сюртука, старухамгновенно подняла ствол ружья, нацелив его прямо в грудь.
– Я, может быть, и плохо слышу, но глаза меня ещене подводят.   Даже не думайте вытаскивать свойревольвер…
– Я приглашение хочу вам передать на своё бракосочетание с Лизонькой… – произнес Пылаев.
– Бедная девочка. А вам могу только квасу предложить.
Пылаевсогласно кивает головой и, опять-таки под дулом, входит в дом.
Уже в гостиной заставленной всякой рухлядью подпоручик присел на, указанный ему качающийся стул.
И пока хозяйка что-то разливала у кухонного стола, оглядел комнату.
Увидел даже небольшую пушку, установленную у окна с выходом на дорогу. Развешанные по стенам ружья и сабли.
– Что нового в Париже? Не забыли еще, каково соваться к нам? –раздался голос хозяйка.
– У нас с Францией заключен вечный мир…
– Какой у нас может быть мир с лягушатниками? – забубнила старуха. –Только временное перемирие.  Сначала они головыдворянам на гильотине рубят, а теперь вишь липарламент выбирают…  И с англичанами тайкомтурок против нас настраивают. Все неймется им, что мы к Черному морю вышли…
Из узловатых рук старушки вдруг вывалилось оловянное блюдо и покатилось по полу.
Пылаев вскочил, чтобы поднять его с пола, нобыл остановлен командным окриком.
– Сидеть, кому сказано.
Подпоручик застыл, и далее сидел уже не шелохнувшись, пока старуха не поднесла ему какой-то почти бесцветный напиток.
–  Пей, да езжай назад с Богом.
Пить неизвестно что Пылаев не решился, а потому встал и с     кружкой в руках стал медленно перемещаться к выходу.
– Ты, случайно, не декабрист будешь? –  вдруг поинтересовалась помещица. – Смотри мне, а то моду у французов перенялисупротив царя-батюшки выступать…

Когда Пылаев был уже верхом на коне, то старуха, очевидно для острастки, выстрелила в небо и добавила.
– Кланяйся от меня Павлу Андреевичу и скажи,чтобы дураков ко мне более не посылал…

Кто бы мог подумать, но именно в сей же час князь Рокотов вел свою лошадь, взяв под уздцы, раздвигая густые лапти древних елей.Вскоре показался и знакомая нам избушка в лесу.
Рокотов переступил знакомый порог и огляделся.
Ту, которую все называли ведьмой, сидела за столом и перебирала зерна гороха.
Князь молча сел напротив.
– Виновата я перед вами, князь, простите, – сказала женщина, не поднимая головы.
– Бог вас простит, графиня!   Я и так понял, что Ногин только от вас мог узнать о судьбе своей дочери. Вопрос только один: зачем вы ему в этом призналась?
– Он надумал Лизоньку в жены себе просить. Вот я ииспугалась, как бы до страшного греха не дошло.
– Кто бы ему её отдал?
– Вы его не знаете. Страсть такие вещи даже с хорошими людьмивытворяет. Он и выкрасть бы ее мог, а потом уже вас поставить перед фактом…
– Понятно. Не хочешь в мой дом перебраться?Все-таки зима на дворе.  Флигелек для тебядавно оборудован.  Пора ужепрекратить отшельницей тут сидеть…
– Благодарю за предложение, князь. Но вот захочет лименя дочь в таком обличии принять? Да ипростит ли?
– У Лизоньки сердце доброе. А преображение каждому из смертных доступно,потому, как мы есть Образ и Подобие Творца.К тому же твои способности многим людям смогут пользупринести.  Ты подумай над моими словами, радостьнаша.  Аглая уже стара стала. А Лизоньке скоро ой какпомощь нужна будет. Да и кто кроме родной материбудущего внука лучше тебя воспитает…
– Благодарю и подумаю над твоими словами, Павел Андреевич.
– Да уж, подумай…

Рассказ про утро следующего дня я начал описывать с того момента, как в полицейском управлении появился следователь Прохоров. И, войдя в свой кабинет, с порога поинтересовался у своего помощника новостями.

– Доброе утро, Аркадий Николаевич, – ответил, приветствуя начальство, письмоводительАнтон Дроздов. – Перед вами приходил урядник, сказал, что людикнязя Рокотова вчера прочесывали лес в поискахубийцы горничной Дарьи.
– И что в результате?
– Убийцу не нашли.
– Что и следовало доказать, потому, как убивецуже нами арестован.  Надеюсь, что у вас, сударь,более нет рвения лично поехать в имение князя,чтобы там еще кого-то искать?
– Виноват…
– Ну, почему, друг мой, же сразу и виноват. Пытливость, желаниевникнуть в психологию преступника, думать, как он –это и есть слагаемые нашей работы. Я вот, например,уже какой день наблюдаю за Фролом и должен тебезаметить, что все более и более проникаюсь мысльюо его невиновности…
– Так давайтетогда его отпустим…
– Ни в коем разе. Этим мы лишь спугнем настоящегоубийцу. Он поймет, что розыск продолжается и тогдазатаится или вообще покинет наши края.  А этого, ой,как не хотелось бы.
– И что мы   теперь делать?
– Ждать-с!
– То есть?–  задал вопрос, пытливый помощник следователя.
– Весь мир, коллега, устроеночень гениально и одновременнопросто. Посмотрите хотя бы то, как себя ведет в воде щука.  Она никогда не носится за карасем, как, например,тот же окунь. Нет, она терпеливо стоит втени речной заводи, ожидая, когда рыба сама, спасаясь от пасти окуня, попадет уже в ее пасть.Так и с людьми. Если носиться за кем-то, сломя голову, создавая иллюзорную видимость работы, то это может длитьсябесконечно и все впустую. Нужно выйти из очерченногособытийного круга и смотреть на все события, как бы со стороны.  Тогда будет хорошо видно, кто и за кем тутносится, у кого и какой к кому интерес…   Остается простобыть внимательным наблюдателем.

Этим же утром, о результатах облавы должен был состояться обстоятельныйразговор и в кабинете князя Рокотова. И действительно, не успел управляющий Изотов войти в кабинет, как Павел Андреевич сразу же начал с вопроса.
– Докладывай, Митрофан, каковы результаты облавы?
– Обнаружили самовольную порубку леса в дальнем лесу. Сваленный кряж уже вывозим.
– Значит, полученная нами весточка от доброжелателя оказаласьверной.  Хорошо! Узнал, что за люди лесом нашимрешили промышлять?
– Уже узнал. Это братья Угрюмовы…
– Эти бугаи?  Где они сейчас?  – поинтересовался Павел Андреевич.
– Под замком у меня в холодной сидят.
– Предложи им на выбор: быть выпоротыми, а затем работать помощниками лесничегос соответствующим денежным содержаниемили нынче же отправленными в солдаты…
– Думаю, что выберут первое, – согласился с князем Изотов. – Теперь по поводу поиска убийцы…
– Слушаю.
– Мы нашли в лесу шалаш. Как раз недалеко отручья, как вы и предполагали. Там же обнаружилии утерянную им сережку горничной… Но ничего не трогали.Охотники сказали, что он ушел буквально переднашей облавой. Еще угли были теплыми.
– Пошел искать следующую жертву?–  высказал предположение князь.
– Тогда в шалаше остались бы какие-то вещи.А тут, словно его ветром сдуло.  Будто егопредупредил кто.  И ушел по ручью. Мои люди километров пять за ним прошли. Нигде неостанавливался.
– Может быть, решил податься подальше от нашихмест?  Ладно, поживем-увидим, а пока отправьГермана в город. Пусть оповестит полицию о том,что мы обнаружили.
–Шалаш в лесу и сережка горничной доказывают, что кузнец невиновен.
– В сыскном не дураки работают, сами разберутся.
– И последнее. Илья Петрович вчера поздно вечером вернулся в имение.  Сказал лишь, что посетил графа Сикорского и матушкуПереверзеву…
– Значит, жива ещё наша Олимпиада Васильевна. Это хорошо. Интересно, как она его там встретила?Пусть и дальше знакомится. А теперь отправляй Германа в Тверь, но сначала проинструктируй, что именно он должен им рассказать, а ко мне призови Аглаю.  Надо узнать, как там наша Лизонька.
Изотов вышел из кабинета, а князь подошел к окну. Он любил смотреть,как падает снег.

Вскоре по коридору второго этажа уже шли управляющий и секретарь князя.
Изотовговорил, а Герман его внимательно слушал.
– Повторишь следователю Прохорову то, чтоя тебе сказал слово в слово. Бери экипаж и отправляйся.
– Дозвольте маменьку предупредить, что я обеду не буду.
– Ступай и кланяйся ей от меня…
Далее они разминулись.  Управляющий пошел разыскивать Аглаю, которая могла прибираться в одной из комнат второго этажа, чтобы отправить её в кабинет князя, а Герман пошел в сторону лестницы к выходу.

Но как только Герман начал спускаться на первый этаж, то услышал чей-то негромкий разговор.
Германначал медленно спускаться. Когда секретарь спустился на первый этаж, то понял, что голоса раздаются из комнаты швейцара. Сначала он услышал женский голос и понял, что он принадлежит новой горничной Ольге.
– И вот открывает Елизавета Павловна ту шкатулку,а там камни драгоценные и письмо. Как онаписьмо-то прочитала, то в обморок и упала.
– Ты знаешь, что именно было написано в томписьме?  раздался второй голос, который безошибочно принадлежал молодому князю.
– Слышала только краем уха, что оно якобы от еёродного отца.
– Этого еще не хватало! А что камни в шкатулке  действительно драгоценные?
– Кажется да, потому что управляющий вчера возилэту шкатулку в город.  А я тут так соскучилась,ожидая начало наших занятий.
– Если бы ты знала, как я по тебе соскучился…
– Что же вы такое говорите, Илья Петрович? Мне даженеудобно это слышать, а как же Елизавета Павловна?
– Она любит образ, который себе сами и создала, да еще и воле батюшки боится перечить…   А ты?Как только я стану хозяином имения ты у менявшелке и в золоте ходить будешь. Вместо старой Аглаи всем тут командовать станешь.  И вот ещё.Пока меня не будет. Ты не могла бы найти домикнебольшой. Ко мне друг охотник приедет, емунужно где-то пожить немного. А к таким хоромамон не привычный, да и в лесу все время будет пропадать.
– А зачем вас искать, у меня свой дом есть. Прямо на окраине деревни. Для охотника очень даже удобно.
– Но там же твои родители живут…
– Никого у меня нет. Сирота я. Поэтому Митрофан Поликарпович меня сюда и определили.
– Как же все тогда прекрасно складывается. Спасибо тебе…
И тут Пылаев неожиданно целует Ольгу прямо в губы.
Она, зажмурив глаза, замирает.И даже когда он перестает ее целовать еще какое-то время стоитс закрытыми глазами.
– А теперь беги за своими рогаликами, а то ЕлизаветаПавловна тебя, наверное, уже заждалась.

Теперь уже Герман, поняв, что может означать эта затянувшаяся пауза, и, взволнованный услышанным, прячется за колонну, пропуская мимо себя сначала Ольгу, а затем   и Пылаева в утепленном плаще с лисьим воротником и с небольшим саквояжем в руках.
Когда Герман, немного выждав, вышел на крыльцо, то подпоручик уже бы садился в коляску с полозьями, чтобы легче ехать по выпавшему по снегу.

Секретарь князя не стал дожидаться, когда коляска начнет движение и побежал в сторону своего флигеля. Он вошел в гостиную и, подойдя к шкафу, начинал перебирать свою теплую верхнюю одежду для поездки в уездный город.
Зинаида Прокопьевна оторвала взгляд от разложенных карт.
– Куда это мы с утра засобирались?
– Я, маменька, в город еду. У меня ответственное поручениеот князя Павла Андреевича для господина следователя.
– Неужто вчера убивца наши?
– Пока лишь место его обитания. Но и это не самое главное.Если бы ты только знала, что я сейчас своимиглазами видел, а точнее ушами слышал…
– И что же ты такого услышал??
Герман, отложив пальто, садится на кровать, схватившись руками за голову.
– Хватит изображать библейские страдания, говори, что услышал.
–Несчастная Елизавета Павловна, –начал Герман. – Он еще даже неженился на ней, а уже золотые горы новой горничнойобещает.
– Что же тут странного? – сказала в ответ Зинаида Прокопьевна, продолжая раскладывать карты. –Он два дня отсутствовал,теперь хочет знать, что за это время происходило.Ольга самый лучший для этого объект. Невиннаядеревенская дуреха, не догадывается, что самав пасть этого чудовища лезет.  Я уже видела, как он её еще до своего отъезда обхаживал… И что ты сел?  Сам сказал, что тебе в город ехать надо.  Ступай же, горе мое, ненаглядное.

По снежной дороге резво несется каретас подпоручиком Пылаевым. Её темный верх отчетливо выделяется на белом снегу и на фоне покрытых инеем ветвей придорожных деревьев. Он был доволен тем, как удачно складывались для него обстоятельства нечаянного обретаемого им будущего положения, а главное состояния.  Елизавета Павловна была не совсем в его вкусе, но это его сейчас мало печалило, так как на горизонте появились и помещица Яровая, и мать с дочкой Сикорские и эта наивная горничная Ольга…

В дверь кабинета князя Рокотова кто-то робко постучал.Он оторвал голову от исписанных листов бумаги.
– Кто там? Входите…
В дверном проеме показалась фигурка Елизаветы Павловны.
– Входи, дочка.  Что доктор уже позволил вставать?
– Тебе же вчера передали, что ничего страшного не произошло. Просто немного переволновалась.
– И что стало причиной твоего волнение?
– Если я скажу, то ты обязательно расстроишься.
– Даю слово офицера…
– Я сон один видела накануне приезда Ильи Петровича.
– И что же там было?
– В том сне, он был совсем другой, не похожий на себя.
– Наши сны, дочка, это всего лишь сублимация неких дневныхпомыслов. Они скоротечный и, как правило, даютлишь посыл для работы мысли. Это не портрет,который скрупулезно выписывает художник. А нечто ассоциативное, некий образ с элементамиузнавания…   Однако, я так понимаю, что этотразговор лишь прелюдия к твоему основномувопросы и он связан со вчерашним письмом.
– Наверное, вы правы, батюшка…
– Присядь, Лизонька рядом и выслушай меня внимательно.Человек, который написал тебе это письмо иприслал шкатулку с камнями действительнотвой отец. И до недавнего времени он даже незнал о твоем существовании. А потому и никогдатебя не разыскивал. Ему сказали, что женщина, которую он любил, и которая была беременна тобой, погибла.
– Тогда выходит, что мне и винить его не след?
– Возможно, что и так. Но, передав тебе шкатулку,как подарок к свадьбе, он покинул наш город,возможно, что, переживая обо всем, что емуоткрылось.  Это он тогда подъезжал на чернойкарете, чтобы иметь возможность тебя увидетьлично.  Есть предположение, что он уехал вмонастырь и сколько он там может пробыть никто не знает. Если примет постриг, то можетуже никогда более не покинет его стен.
– То есть, я его уже никогда не увижу?
– Не могу утверждать, я всего лишь размышляюо случившемся.  А потому живи, как жила, знай,что где-то рядом есть твой отец. Возможно, чтов скором времени может появиться и твоя мать.Камень в воду брошен. Круги, которые пошли по воде, могут разбудить всех обитателей нашегоспящего царства. Просто будь готова ко всему.
– Понятно, батюшка.
– Ты мне лучше скажи, какие у тебя с Ильей отношения? Начинать мне готовить вашу свадьбу.
– Не знаю, тот сон всё не уходит у меня из головы.Давайте пока отложим всё хотя бы до Рождества.
– До Рождества-то в любом случае…  На посту никто вас венчать не станет. И затем дождемся окончания святочной недели. А во всем остальном воля твоя…Он, я думаю, если любит, то подождет. Мы большеждали его приезда.

Поздней осенью темнее быстро, но первый снег помог подпоручику Пылаеву увидетьраспахнутые настежь ворота и невдалеке большой дом с колонами.
Не успели сани остановиться, как тут же появились люди, державшие в руках массивные подсвечники.  Они же проводили,гостя к крыльцу дома.

Рослый и крепкий на вид камердинер, лет 60 принял от Пылаева его плащ, перчатки и цилиндр.
–  Как изволите о вас доложить барину?– спросил он.
– Скажите помещику Стрешневу, что пожаловал князь Илья Рокотов, собственной персоной.
Камердинер, сделав неглубокий поклон и вышел, а Пылаев воспользовавшись его отсутствием стал рассматривать картины, что висели на стенах и вдоль лестницы.
Но вот старик вернулся.
– Барин велел передать, что если по делу, то ждите-с, аесли мимоходом, то, как говориться, скатертьюдорожка…
– Милейший, если не секрет, а чем барин так занят, что выйти не может?
– Навоз в коровнике убирает… не моргнув глазом произнес слуга.
– Не понял…
– Что же здесь непонятного. Каждый день егоубираем.  А нынче барин сам пошел…
– Что, слуг в доме не хватает?
– Всего хватает, – спокойно отвечает ему камердинер.  – Просто барин сам из дворовых. Дед егоздесь конюхом начинал.  Вот барин наш, чтобы не забыть, кем и он мог бы быть, часто берет в руки топор или вилы…  Говорит, что это помогает незаноситься перед простыми людьми…
–  Пожалуй, что пока совсем не стемнело,дальше япоезду. Мне еще два поместья посетить нужно.
– Воля ваша, а что барину-то сказать?
– Скажи, что приезжал познакомиться… да на свадьбу пригласить…
Пылаев принял из рук старика-камердинера свой плащ и вышел на улицу.
– Вот и познакомились, –сказал он.
Со второго этажа спустился молодой мужчина.
– Отец, кто-то приезжал?– спросил он.
– Племянник старого князя Рокотова представлятьсяприезжал.  Не иначе, как Павел Андреевич совсем сдал. Да что-то о своей свадьбе сказал…
– Опять сослался на то, что навоз в коровнике выгребаешь?–  уже улыбаясь, произнес сын помещика Стрешнева.
– Как же без этого, – улыбнулся в ответ помещик Стрешнев.  – Он лишь на миг представил себе, какое от князя амбрепойдет по всему дому, сразу и засобирался, а яи не задерживал.  И вообще какой-торяженный.  Я породу Рокотовых хорошо знаю.Выправка у него хоть и офицерская, а манеры-то всеодно простолюдина. 

Наконец-то до полицейского управления добрался и Герман. И теперь его отпаивали горячим чаем в кабинете следователя Прохорова.
Рядом с ним сидел Антон и все подкладывал скованному смущением секретарю вкусные печенюшки.
– Ну вот, пытливый вы наш, – обращался Прохоров к своему помощнику. – Теперь и для вас работка нашлась. Сейчас поедете вместе с Германом в усадьбу, а завтралишь рассветет, сразу на место обнаружения новых улик.
– Там к завтрашнему утру всё уже под метровым слоем снега будет. Как я там эту сережку-то найду?
– Управляющий просил вам передать, что он её сверху куском бересты накрыл, так что найти будет не сложно, - успокаивал его Герман.
– А где же я ночевать-то буду?
– И в этом вам управляющий Изотов покажет… И накормит с дороги, и спать вас уложит.
– Молодец ваш Изотов, – начал размышлять следователь. –  Сразу видно, что бывшийразведчик.  Послушайте, Герман, а как так случилось,что он у князя денщиком стал?
– Это случилось ещё летом 1788 года во времена Русско-Турецкой войны, когда отряды князя Потемкина и Суворова осаждали Очаков.В группу разведчиков-пластунов, в которую входил молодой казак Изотов, был включен и наш князь,тогда еще поручик,хорошо знавший турецкий,французский и английские языки.  Тщательнозамаскированные, пластуны, как рассказывал управляющий, могли целыми сутками лежать  буквально в метре от стана врага и слушать все, о чем между ними говорилось…
– И что же такого ваш Рокотов там услышал?
– Будьте любезны еще стаканчик чаю, а потом я вам все аккурат, как на духу и расскажу.
Делать нечего, пришлось княжескому секретарю наливать Герману еще один стакан и отсыпать какое-то количество сладких печенюшек.
После того, как был сделал первый глоток, Герман продолжил рассказ.
– Замаскированные Изотов и Рокотов лежали во рву в трех метрах от башенных ворот крепости. В тот момент князь и услышал разговор двух молодых турецких офицеров, суть которого заключалась в том, что турки готовили вылазку с целью того, чтобы разрушить русские осадные укрепления и захватить их мощные артиллерийские  орудия.  Сначала, как услышал Рокотов, должна была ударить   конница, а вслед им пойдут уже янычары. 
Князь понял, что нужно как можно быстрее сообщить об услышанном нашему командованию и, от переполняющего его волнения, Рокотов обнаружил себя.
Часовой на мосту закричал.  Несколько турецких часовых открыли стрельбу по двум русским лазутчикам, которые уже вынуждены были просто спасаться бегством.И вдруг Рокотов,не иначе, как сраженный пулею, падает.
Слушатели в тревоге переглянулись, а Герман продолжал, но рассказывал, явно обладая даром увлекать слушателей.  Да так, что казалось будтоони своими глазами видит все, что происходило тогда.
Слушайте же и вы о продолжении тех событий.
– Когда разведчик Изотов, увидел, что бежит один, он с риском для жизни, возвратился и, подхватив князя под руки, дотащил его до большого серого валуна, где и застыл, прикрыв рукой рот стонущего раненного офицера.
Несколько преследующих их  турок, не заметив их из-за  защитной маскировки,   пробежали мимо и  тут же  попали под огонь остальных пластунов,  уже спешащих на помощь своим товарищам.С раненным князем на руках к отряду разведчиков присоединяется и Изотов.Но это еще не все… На рассвете, уходя от погони, пластуны заняли одну из старинных башен и уже оттуда отстреливались от наседающих турок. Еще целыесутки казаки-пластуны держали оборону этой сторожевой башни, пока наш конный разъезд непришел им на помощь. И все это время наш управляющий выхаживал князя.  Никто не верил, что   тяжело раненный Павел Андреевич выживет, а он верил. Вот после этого случая князь егок себе денщиком сначала приставил, а когда в отставку по ранению уходил, забрал Митрофана Поликарпыча к себе в имение.  И так они друг к другу привязались, что Изотов и по сию пору за князем, как нянька ходит…
–  Да… не всякий теперь на такое решиться, чтобы всю свою жизнь посвятить такому жертвенному служению. А добытаяими информация принесла пользу русским войскам?
– К сожалению… Нет!–  продолжил Герман свой рассказ. –  Дело в том, что войсками, как я вам уже сказал, руководили и Потемкин, и Суворов.  О намерении турок сделать вылазку сообщилиСуворову, тот передал еёпо инстанции Потемкину. А Потемкин лишьотмахнулся, не поверив этому.  И все, как передал князьРокотов, свершилось. Сначала конница, а потом янычары заставили наши передовые части отступить. Суворовпослал на помощь отряд гренадеров. Турки в ответ из крепостипослали своё подкрепление. И тут Суворов лично всталво главе двух батальонов и заставил турок побежать.Наши войска захватили несколько земляных укрепленийс пушками и даже готовы были идти на взятие крепости, но Потемкин не дал подкрепление,  и даже  приказалсрочно отступить…   
Ну, не хотел он, чтобы победа сновадосталась Суворову…   А в результате столькосолдатиков напрасно положили, что князь, как тольковыписался из госпиталя, то сразу же попросил отставку.
–  Его понять можно, – согласно произнес следователь Прохоров. – Однако, молодые люди, вам пора ехать. Путь не близкий…
Герман и Дроздов, весело переговариваясь,  вышли  из кабинета, а следователь Прохоров в очередной раз погрузился в раздумья о неисповедимых путях Господних… И о той  христианской миссии человека на земле, когда великим счастьем  почиталось возможность  живот свой за други положить.

На рассвете отправились в лес и Герман с молодым письмовидителем Дроздовым.   Через какое-то время они вышли к шалашу, который обнаружили крестьяне, чтобы собрать и описать оставленные там обнаруженные улики по делу об убийстве горничной Дарьи.
–А теперь замри и не двигайся,– серьезно сказал Антон своему новому другу и добавил.  – Сядь лучше на что-нибудь, пока я буду осматриватьместность и заносить данные в протокол.
Герман, предварительно смахнув снег, усаживается на ствол поваленного дерева.
–Так, где тут эта береста, которой,как ты говоришь, вашуправляющий прикрыл сережку?
– Должна быть входа в шалаш.
Помощник следователя подходит к шалашу и, увидев, поднимает берестяную кору.
– Скорее всего, авот и сережка…Надеюсь, что у тебя, как у княжеского секретаря, подчерк разборчивый. Будешь записывать то, что я стану говорить. Итак…

Уже встал и Павел Андреевич.  И, стоя  у окна, выполнял свои упражнения с гантелями.
Постучавшись, в спальню входит управляющий.
– Митрофан?  Входи, что в дверях, как бедный родственник встал?    Какое сегодня прекрасное утро. Не хочешь со мнойдо купальни дойти?
– Я уже искупался…
– Молодец!  Германа ко мне пришли, нужно письмонаписать генералу Ермолаеву, поддержать староговояку. От него, поди, вся знать уже отвернулась.
– Так Герман с помощником следователя в лес уехалулики снимать.
– Нашел кого отправить. Ты бы еще Фому с ними послал. Вот веселая была бы компания.Бери коня и поезжай туда сам, а то чую плохо всеэто кончится…  Не стой, ступай.  Как вернешься с ними, сразу ко мне.
Изотов четко по-военному развернулся и вышел из спальни князя,а вместо него в дверном проеме появляется Фома с халатом и полотенцем князя, укатанный в полушубок, словно на дворе сорокаградусный мороз.

Герман и Дроздов,закончив описание места трагедии, теперьсидели вместе на стволе всё той же поваленной ели. Антон говорил, а Герман со вниманием его слушал.
– По теории следователя Прохорова, если человек делаетсвое дело, по совести, то промыслом Божьим он всегда будет оказываться в нужном месте, в нужное время…
– Тогда и мы, значит, оказались в нужном месте…
В морозном воздухе было хорошо слышно, как хрустнула ветка.
И Герман уже шепотом добавил.
– И в нужно время…
– Замри…  – просит его помощник следователя.
–  Думаешь, медведь?
– Был бы медведь, то лошади уже давно начали бы проявлять беспокойство.
Шаги на снегу звучали все более четко, и вдруг из-за шалаша прямо на них вышел  дезертир Остап Зубарев и застыл  в удивлении, увидев, двух молодых парней, сидящих на поваленном стволе.
– Вы что, потерялись?  – спросил он.
Оба юноши машинально кивнули головами.
В это время в отдалении одна из лошадей заржала.
– Выходит, что с лошадьми потерялись?
Оба юноши снова кивнули головами.
– Значит, не потерялись… – догадался дезертир.
– Бежим…  – крикнул Антон и, схватив Германа за рукав, увлек за собой.
И оба бросились бежать, не разбирая дороги. Но, не пробежав идвух десятков шагов, как оба проваливаются в яму, вырытую для крупногозверя.

Когда Герман и помощник следователя Дроздов, оказавшиеся в яме, пришли в себя после падания,  то вскоре  снова хорошо услышали шаги на снегу,  И с каждым таким шагом, они понимали, что их участь уже решена, а потому со страхом смотрели вверх.  А уж когда они увидели на фоне неба чью-то склонившуюся над ними голову, то, что есть мочи, закричали. Оба и в полный голос.
– Помогите…
– Хватит горланить, Пинкертоны,  – услышали они голос управляющего Изотова, который сбросил им в яму веревку.  – Вылезайте поодному…
– Прошу вас, сударь, первым… – начал Герман, обращаясь к Антону.
– Не смею, я виноват в том, что мы в этой яме оказались,а посему уступаю вам возможность первым из нее ивыбираться…
– И все же… лишь после вас… – продолжал настаивать Дроздов.
– Хватит взаимных реверансов… – снова подал свой голос Изотов. –Вылезайте, а ужепотом и раскланиваться будете.   Следовательпервым…
– Я всего лишь письмоводитель…– решился поправить управляющего Дроздов.
– Еще одно слово, письмоводитель и я ухожу, а вытут и дальше выясняйте, кто вы есть, и кому изямы первым вылезать…
Герман и Дроздов мгновенно поняли суть сказанных им слов и почти одновременно схватились за сброшенный им конец веревки.

Поход в лес для Германа закончился тем, что матушка уложила его в гостиной на диван, обложив теплыми одеялами.
А вскоре Германа пришла проведать Елизавета Павловна с полным пакетом свежеиспеченных рогаликов с земляничным вареньем.
Увидев входящую молодуюкнягиню, Зинаида Прокопьевна подняласьей навстречу.
– Елизавета Павловна, радость вы наша. Вот уж кого не чаяла у себя увидеть.
– Пришла Германа проведать. Как ваш сын, Зинаида Прокопьевна?
– Подстыл немного, но Орест Петрович сказал, что ничегострашного.  Накрыла его тремя одеялами, дапою горячим чаем с лимоном и медом. Надо,чтобы он пропотел…
– Вот и хорошо. Пусть выздоравливает, а я ему тут рогаликов к чаю принесла.
– Елизавета Павловна? Как я же рад вас видеть…–раздался хрипловатый голос Германа.
– Я с вашего позволения, вас оставлю с ним ненадолго, – начала быстро собираться Зинаида Прокопьевна.  –  Пока вы здесь,сбегаю на кухню.
Мать Германа набросила на себя меховую поддевку и быстро вышла за дверь, а Елизавета Павловна взяла стул и подсела к кровати.
Выйдя из флигеля и прикрыв за собой дверь, Зинаида Прокопьевна не ушла, а, прислонившись к двери, стала пережидать, давая возможность им поговорить.
– Елизавета Павловна, знали бы вы, какая это радость видеть вас рядом.  А уж, какой подарок судьбы, чтосама царевна Несмеяна в мою конурку соизволила прийти.  Я ведь когда в той яме сидел, думал, чтоуже никогда более вас не увижу.
– Полно вам, Герман. Слава Богу, что вы целы иневредимы.   Да и какая я Несмеяна? Хотя, в чем-товы и правы. Уж больно долгим было моё испытаниеодиночеством.   Но теперь, слава Богу, Илья Петровичприехал и если он соизволит сделать мне предложение,то я непременно выйду за него замуж.
– Простите, что я смею так говорить, –   продолжал Герман, –   но мизинца князь вашего не стоит. Если бы вы только знали, что этоза страшный человек…
– Герман, не пугайте меня, пожалуйста.
– Да и сам ваш брак, скрепленный расчетом, неужели он неоскорбителен для вас?
– Вы правы лишь в том, что мы с Ильей Петровичем связаны помолвкой по воле своих родителей. Но наш дочерний и сыновей долг и состоит втом, чтобы выполнять их волю. А длительность нашейразлуки были для нас обоих чем-то вроде испытаниянаших чувств.  По крайней мере, я так понимаювсе последующие события.
– А если бы вам случилось встретить человека,который любил бы вас со всем пылом своего сердца…
– И даже не начинайте, Герман, разговора об этом.Не заставляй меня говорить тебе вещи, которыемогут рассорить нас на всю оставшуюся жизнь.Предлагаю оставаться друзьями. Иного обещать не могу и не буду. А теперь мне пора идти, не хандрите, мой дорогой друг и поправляйся скорее.
И тут Елизавета Павловна склонилась над Германом и нежно коснулась его пылающего лба своими губами.
Герман от неожиданности и переполняющих его чувств, закрывает глаза, а когда открыл, то девушки в гостиной уже не было.
Выйдя из флигеля, Елизавета Павловна увидела стоящую у дверей и явно в растерянности Зинаиду Прокопьевну.
– Елизавета Павловна, родная, – начала та, волнуясь. – Вы не сердитесьна него.  Я, как мать, всё понимаю. Даст Бог переболеет он этой своей любовью к вам.  А вы уж его простите...
– Мы были и останемся с ним друзьями. Это явам обещаю…  Вы сами не волнуйтесь только. Скажите ему, что я еще забегу  ближе к вечеру его проведать.
Женщина немного успокоилась и неожиданно ее взгляд привлек конный экипаж.
– Не иначе, как Илья Петрович возвращается, сказала она.
Елизавета Павловна обернулась. 
Со стороны флигеля было хорошо видно, как  к крыльцу особняка подъезжает карета.
– Да, это его экипаж…  –  радостно произнесла она. – Побегу встречать!


В сей же час, за два десятка верст от имения князя Рокотова, так же отогревали, отпаивая горячим чаем и молодогописьмоводителяАнтонаДроздова. Он сидел за столом заваленном пряниками и баранками, потягивалчай и внимательно слушал своего наставника, следователя Прохорова, который ходил по комнате и громко рассуждал.
– За логику, что у вас не отнять, я вам, сударь, ставлювысший балл, а вот за то, что по суетной спешке угодили, извините, в яму, неуд.   И если бы Изотов вовремя не появился, чтобы я вашей матушке тогда сказал?Что не уберег этакое чудо света? Будете теперь лишь со мной всюдувыезжать и никакой больше личной самодеятельности.
– Но мы же неопровержимые улики достали…–не соглашался Антон.
–  А убийцу спугнули. Туда он больше уже точноне вернется. Как мы его теперь будем искать?
– Я его хорошо разглядел.  Нужно художникапригласить и можно будет его словесныйпортрет составить…
– Чай допивайте, сударь, и домой в постель, а портретзавтра будем рисовать.  Вы мне здоровымнужны…  Да и никуда он теперь от нас не денется.
– А что с Фролом? Он так и будет под арестомсидеть.
– Сердобольный вы наш. Я его еще утром выпустил,но договорились, что он пока в городе у теткипоживет.
– Подождите, но раз убийца вернулся к шалашу, это означает, что его что-то удерживает там.
– Верный ход мысли. Или даже кто-то…  Тот, кто и сообщил ему о готовящейся на него облаве.
– Делайте со мной, Аркадий Николаевич, что хотите, но я домой не пойду. Вызывайте художника,будем словесный портрет составлять…
–Сей поступок не очень разумный, но похвальный, – говорит Прохоров. –Однако, сначала допивайте чай.
В кабинет, постучавшись, входит полицейский пристав Архипов.
–  Очень вовремя пожаловали, Валентин Спиридонович, – приветствовал пристава следователь. – Вы ещё не в курсе,что наш убивец вновь у шалаша объявился?
–Первый раз слышу. Если можно, то поподробнее, – просит пристав Архипов.
–  Тогда присаживайтесь,  милейший, наливайте себе чай,  а Антон вам поведает обо всем, что с ним там произошло…

День, который я нынче описываю, выдался солнечным и я, воспользовавшись этим, продолжил работу над портретом князя в его кабинете. А вскоре вошел и тот, кто ничтоже сумняшеся уже сам называл себя Ильей Петровичем.
– Вернулись, князь? – произнес Павел Андреевич, стараясь сохранить позу, выбранную нами для портрета. –  Как съездили, как вам нашисоседи?
–  Соседи, как люди, в целом люди хорошие. Но вот, как хозяева. Я думаю, что вы смогли бы уже давно выкупить их земли и значительно расширить свои владения.
– Я не делаю этого по той лишь причине,что эти люди, в большинстве своем, честно трудятся на своей земле.   А потому не след разрушать то, чтоприносит пользу, особенно в том, что касается бытапростого люда.  А земли у нас, а вскоре и у вас достаточно… Почитай треть Франции смоглабы на ней разместиться.  Вы уже всех объехали?
–  Осталось еще три поместья.
–  Тогда уж сегодня отдохните, с Лизонькой пообщайся,а завтра с утреца снова в дорогу. Чтобы уж полностьюзакрыть вопрос вашего представления соседям. Ступайте.
Выходя из кабинета князя, Пылаев в дверях сталкивается с управляющим.
– Илья Петрович, к какому времени прикажите экипаж вам подавать?  спросил подпоручика Изотов
–  Павел Андреевич предложил выезжать завтра на рассвете.
–  Добро…
Пылаев вышел, а управляющий, наоборот, подошел к старому князю.
–  С какими новостями пожаловал, Митрофан?
–  Беляночка жеребеночка принесла… Вот и пришел узнать, как назовем?
–  Давай назовем его… Очаков. В память онашей боевой молодости.
–  Я не против…  – соглашается Изотов. –  С этим именем, даст Бог, будем и дальше побеждать! 
–  Что-то у меня, дорогой ты мой разведчик, из головы не уходитвозврат нашего убивца…  Что-то здесь крепко егодержит…
– Или кто-то…
– Думаешь, что у него есть союзник из нашегоближайшего окружения?
– Будем предполагать худший вариант, а еслии ошибаемся, то лучше потом покаяться.
– Еще что-то нужно?
– Если вы не будете против, то я летнюю кухню закрыл.Заготовки закончились, пусть в усадьбу перебираются.А то Елизавета Павловна смотрю туда по первомуморозцу, да нараспашку почитай, что каждое утробегает…
–  Что за блажь? Для этого у нее горничная есть.  Герман уже встал на ноги?
– За дверью ждет… 
– Скажи ему пусть заходит…   Сейчас позировать закончу и станем письмо писать генералу Ермилову.

Пылаев же, выйдя от князя, неожиданно вновь столкнулся с Елизаветой Павловной и теперь вынужденно провожал до ее спальни.В руках у Лизоньки снова была тарелка с рогаликами.
–  Да вы, Елизавета Павловна, сластена, какя погляжу.
–  Это не для меня… – ответила девушка, улыбаясь.
–  Мне пора начинать ревновать?
–  Ну если только к Аглаи… Это няня моя та ещесластена, а сама никогда на кухне лишнегокусочка не возьмет.  Вот я как бы для себя иберу всякие сладости, а потом не ем, ссылаясьна то, что они подсохли.  Кстати, как вам нашисоседи?
– Прекрасные люди! Умны, образованы, а главное очень остроумные…
– Вам виднее, я их вижу лишь на приемах и томельком.
– Вот я вас и проводил, – сказал Пылаев, подойдя к дверям.   – Будут какие-то поручения?
– Будет просьба, если ваш армейский отпуск это позволяет, то я просила бы вас дать свое согласие на то, чтобы отложить наше венчание до окончания Рождества.На посту все одно никто нас венчать нестанет…
– Я и сам хотел с вами об этом же поговорить, – быстро нашелся с ответом Пылаев.
– Это хорошо, что наши помыслы совпадают.Вы, Илья Петрович, куда сейчас?
– Сначала в лес на прогулку, потом отдохну,а завтра снова отправлюсь выполнять поручениекнязя: нужно нанести еще несколько визитоввежливости.
– Доброго вам пути!
–  А может быть, вместе поскачем?
– Батюшка мне только что нагоняй дал за то, чтоя за рогаликами бегаю каждый день. Сказалдома сидеть и не высовываться на улицу.  Да иметет сегодня…  Давайте уж в другой раз…
– Как скажите, Елизавета Павловна, - сказал подпоручик и, чуть склонив голову, развернулся и зашагал по коридору в сторону выхода.
Елизавета какое-то время смотрела ему вслед.
Ей действительно было непонятно всё то, что так или иначе, было связанно с Ильей Петровичем. И тот злополучный сон, который всё ещё не выходил из головы, и пророчество ведьмы о гибели и воскрешении её суженного, а главное её беспокоилоего почти хладное, несколько отстраненное общение с ней. И то, что еще ни разу, он не поглядел ей в глаза, не коснулся руки. Не сделал ничего такого, о чем пишут в трепетных романах, говоря об отношениях, которые возникают между влюбленными парами…

Пылаев же, на коне умчавшись из имения, немного лукавил, говоря Елизавете Павловной о прогулке.  Его главной задачей было найти у шалаша дезертира Обозова и отвести его в дом, который для него предоставила влюбленная в подпоручика горничная Ольга.
И вскоре Обозов уже   растапливает большую русскую печь в той избе, подбрасывая длинные сухие поленья, лежащие в простенке, в широкое устье печи.
А Пылаев в этом время вытаскивал из своего баулатеплые  вещи,каравай хлеба и  иную снедь, предназначенные для дезертира, и раскладывал все это на  столе, одновременно давая ему наставления.
– На печи и спать будешь.  Приведи себя в порядок, побрейся.   Я привез вещи для тебя, переоденься. А всё своё в печь и сожги.  Для всех ты – охотник.Оставляю тебе ружье. Пусть люди видят, как тыпо утрам уходишь в лес… 
– Понял…
– Если бы ты понял, то пришел бы к шалашу сегодняи тогда не наткнулся бы на этих следопытов.
–  Да они простозаблудились…
– Ну и дурак же ты. Один из них помощник следователя. Может быть, и заблудились, но как они из ямы-то выбрались?  Еще одна такая промашка и я тебя, как беглого дезертира сам в полицию сдам…    И не вздумай бабу сюда какую-нибудь привести…
– Я понимаю…
– Очень на это надеюсь, – говорит Пылаев и, забрав свой баул, идет к выходу из избы.

А в полицейском управлении, только что упомянутый помощник следователя Антон Дроздов смотрит на то, как под карандашом приглашенного художника, как вы понимаете им был я,появляется  портрет того, кто недавно их  чуть до смерти не напугал.
Сделал последний штрих и, взглянув на результат своего труда, я передал рисунок делопроизводителю Дроздову, сидящему рядом.
– Похож…  Будто живой…  – восхищенно, чуть ли нелепечет юноша. – Правда, у него взгляд был скореевсе же испуганным.    Да и не похож он был на убийцу,увидев нас, даже растерялся…
Я забирал у него портрет, снова взял в руки карандаш и сделает несколько новых штрихов.
– Говорите, испуганным…  А если так?
– А вот сейчас и впрямь он… –  согласно кивает головой Антон.  – И смотрит на меня также. Словно он кого-то другого надеялся вместо менятам увидеть… 
Из-за своего стола вышел следователь Прохоров и принял из рук своего помощника рисунок.
– А ведь вы правы, мой юный друг!  Что-то тогдав лесу произошло, скорее всего, помимо его воли. И в чем он оказался, я бы предположил, нечаянно замешанным, – говорит Прохоров, а затем обращается уже к художнику:
–  А вам большое спасибо за помощь!
– Буду нужен, приглашайте.Мне самому любопытна такая практика,–сказал художник, а затем, собраввесь свой инструментарий, встал, слегка раскланялся и, распрямив плечи, вышел из кабинета так, как выходили только великие ваятели эпохи Возрождения…
Как только за ним закрылась дверь, следователь убрал нарисованный портрет убийцы в свой стол и обратился к Дроздову.
–  Пожалуй, что на сегодня все.  А теперь давайтея вас до дома довезу и сдам с рук на руки вашеймаман в целости и сохранности…  Собирайтесь…

Когда наши следователи вышли из кабинета, то в конце коридора увидели, сидевших на стульях, очевидно в ожидании вызова,двух старушек, которые вели между собой живойразговор и даже не обратили внимания напроходящих мимо них по коридору полицейского управления следователя Прохорова и письмоводителяДроздова.

– Сундуки то у   Грязеевыхкованные, да и внутри-то, небось, пустые, – высказала предположения первая из них, а именно -Авдотья Никитична.
– А вот и не пустые, – не соглашалась с нейвторая - Вероника Мефодьевна. –  Их при мне урядник открывал. Добра в них видимо-невидимо…
–  Это, какого же такого добра в них видимо-невидимо? – интересовалась подробностями первая старушенция.
–  Всё приданное там, еще со времен их свадьбы…– заверяла вторая, мысленно перебирая в памяти все увиденное накануне.
– За тридцать лет там уже моль, поди, все проела, – не соглашалась, а более подзуживала соседку Авдотья Никитична.  – Да и зачем старые тряпки в кованных сундуках держать?
– Я тоже сначала так подумала, а как урядник тетряпки-то поднял, то под ним там такое было…
– Не томи, что там такое было?
– Мне сказано никому об том не говорить, – уже почти шепотом произнеслаВероника Мефодьевна.  – И даже тебене скажу, хоть ты мне и верная подруга…
– Вот ежели, не скажет, то ты мне точно подругой более не будешь…– произнесла, как приговор их старинной дружбе, Авдотья Никитична.
Её соседка, оглядевшись и убедившись, что следователь со своим помощником уже завернули за угол, стала говорить соседке что-то на ушко.
–  Не может такого быть, и кто бы мог подумать? –  неожиданно взволновалась Авдотья Никитична.  –  Так говоришь, они масоны…
Вероника Мефодьевна перекрестилась и уточнила.
–  Это не я говорю, это полицмейстертак сказал.  Только уж ты никому более… 
– Конечно никому…   – убеждала соседку Авдотья Никитична. – А кто такие эти масоны?
– Откуда же мне знать…
– И то верно. Откуда тебе, подруга, знать такое. Надо будет у народа поспрашивать…
В этот момент отвориласьтяжелая дверь кабинета, напротив которого сидели подругии в коридор вышел полицейский пристав Архипов.
– Вас вызывали? - спросил он.
Старушки лишь переглянулись.
–  Понятно. И давно здесь сидите?
– Почитай с утра… –  начала отвечать Вероника Мефодьевна.  – Я только кофею и попила, как меняпозвали к соседям спросить, когда в последний разя видела убиенных…
– Что же ты мне, подруга, не сказала, что Грязеевых убили? – чуть не взорвалась Авдотья Никитична.
– Всё как-то некогда было. Тебя в основном сундуки ихинтересовали…
– Обе встали и по домам, – раздался грозный бас пристава. – И чтобы я вас здесь большене видел…
Старушки вскочили, но разговор между ними всё ещё продолжался.
– Сундуками меня попрекать вздумала, – выговаривала соседке Авдотья Никитична. – Да после этого,ты мне теперь точно не подруга. И знать-то я тебя более не желаю…
– Сама за мной сюда увязалась, а теперь с больнойголовы на здоровую…– заводилась уже и Вероника Мефодьевна.
И тут полицейский пристав Архипов просто рявкнул.
– Обе, брысь отсюда…  Пока в холодную не посадил.
И старушки мгновенно метнулись по коридору, обгоняя друг друга.

Был уже поздний вечер, а Герман, пролежавший в постели часть дня, решил выполнить все поручения князя, прежде чем уйти почивать. И теперь,при свете свечи, он расставлял по полкам книги, которыми пользовался старый князь в течение дня.
За дверью кабинета послышались чьи-то шаги.
Герман прислушался, взял подсвечник и подошел к двери, а заем осторожно приоткрыл дверь.Уже в коридоре Герман увидел, как некто с горящей свечой скрылся за поворотом.Секретарь князя пошел вслед и вскоре услышал знакомые голоса за дверью молодого князя.
Точнеетревожный женский голос, принадлежавший горничной Ольге.
–  Илья Петрович, что же это вы такое делаете. Нет, ненужно.  За что вы так со мной…   Оставьте же меня. Прошу вас. 
А далее последовало все то, что в таких случаях, как правило и происходит…
Понимая, что стоять далее бессмысленно, Герман с оплывшими свечами на подсвечнике с мокрыми глазами медленно побрел в сторону кабинета старого князя.

Утром следующего дня экипаж молодого князя провожала Елизавета Павловна, которая была сегодня в теплом плаще.   За спиной девушкистояла еёгорничная Ольга, которая не спускала глаз с молодого князя.
Со второго этажа, из окна князя Рокотова за отъездом Ильи Петровича наблюдали князь Рокотов и Герман, вместе стоявшие у окна.
Когда экипаж скрылся с глаз, старый князь занял свое кресло у окна, а Герман присел на диван, и раскрыл приготовленную газету.
– На чем, милейший, мы вчера с тобой остановились?  –  спросил его князь.
– На Уставе о пенсиях…  – начал Герман. –  В частности на словах государяНиколая I, который особенно отметил, что…  –  далее секретарь уже цитирует:–  «доселе не было  поставлено  постоянных правил на презрение вдов и сирот по  смерти лиц продолжительно и бесспорно служивших»…
– Слава, Тебе, Господи…  – произнес Павел Андреевич, перекрестившись.  – Государь услышал стонывдов героев наших побед…

Экипаж с подпоручиком Пылаевым уже покинул территорию имения. Лошади легко бежали по снежной дороге, вьющейся через березовую рощу.

У крыльца дома помещика Хрякова, выйдя из экипажа, подпоручик Пылаев увидел  три телеги и крепостных мужиков, что разгружали бочки с солониной, кадки с солеными грибами и огурцами, и тащили все это в дом, вслед за обернутыми в рогожу, тушами мороженых осетров.
Подпоручик Пылаев, так никем и не встреченный, сам прошел в дом и теперь двигался по его коридорам.  В комнатах, которые он пересекал, кучками, а то и поодиночке, стоят какие-то люди и о чем-то тихо переговаривались, а кто-то в сердцах плакал навзрыд.
Пылаев успел схватить за руку одного из пробегающих мимо слуг.
–  Любезный, где я могу видеть помещика Хрякова?
Тот лишь рукой указал направления и помчался дальше.
Пылаев прошел еще одну комнату и оказался в огромной спальне.
Тут он увидел завешанные зеркала, а на большой кровати лежавшегокрупного мужчину с сильно вздувшимся животом.
Рядом с кроватью и спиной к Пылаеву стояла  женщина в черном.
– Сударыня…–начал Пылаев.
Женщина, а это была жена помещика Хрякова – Соломея ПетровнаХрякова, обернулась. Она была в годах, хотя её лицо было не лишено былой привлекательности, если бы только не излишняя телесная полнота.
–  Труп моего мужа еще не успел остыть,а вороны уже стали слетаться…– неожиданно сухо произнесла она.
–  Примите мои соболезнования,но я хотел бы вам представиться…
– Если вы хотите предложить мне свой гроб, тозря спешили. Покойный   мой муж, словнопредчувствуя свой уход в мир иной, уже сампозаботился о своемпоследнем ковчеге, в котором ему предстоитплыть по реке смерти Стикс в царство мертвых…
И показала рукой в сторону той стены, где стоял огромный дубовый гроб, более напомнивший Пылаеву Ноев ковчег…
–  Жан… – вновь раздался ее властный голос.
На её крик выходит крупный управляющий в богатой ливрее траурных тонов
– Накормите господина гробовщика и налейтеему рюмку водки, пусть помянет покойного  моего мужа  Всеволода Христофорыча…
– Но я не… –  с трудом сдерживаясь, начал подпоручик.
– Неблагодарное животное. Грех, напредложение скорбящей вдовы, не помянуть её усопшего мужа.  А потому выметайтесь вон из моего дома, пока я не приказала управляющему спустить на вас цепных собак. И чтобы я, господин гробовщик, больше никогда вас здесь не видела…
Понимая, что дальнейшая попытка объясниться не приведет к желаемому результата, Пылаев сам вышел из спальни и покинул дом.

И вновь экипаж подпоручика Пылаева едет по взгоркам и мимо перелесков обширных владений соседских помещиков.
Вскоре его экипаж не догоняет человека в черном облачении.
Возница останавливает экипаж, а Пылаев, приоткрыв дверцу, видит перед собой старика-священника с разорванной полой рясы.
– Что, святой отец, тоже не возжелали помянутьусопшего?
–  Вы правы.  Не возжелал…  Душа усопшего просит молитв, а не тризны языческого поверия.  Мне это претит. И я знаю, чем это кончается. Три года назад мой предшественник уже приезжал в усадьбук Хряковым, чтобы отпевать его усопшего брата.Предварили отпев, как у них принято, с поминальной рюмки.  Утром он проснулся в чужой постели,да еще и с кухаркой в объятиях.  Потом с горем пополам выяснили, что вчера все так зело увлеклисьпитием и яствами, что забыли про покойного.А потому крепостные мужики, так и не получивприказа барина, так как все были пьяны в стельку, сами отвезли его брата на кладбище  и предали земле по обычаям своих предков…
– То есть, как я понимаю, без должного церковного отпевания…
– Если честно, то батюшка и сам был в этом виноват.
– А вы воспротивились, а в результате остались без присланного за вами экипажа и впорванной собаками рясе…  Ну, что же, тогда милости прошу в мою карету, раз уж мы братья по несчастью.
– Милейший, ты как из леса-то выйдешь, да речку переедешь у первого дома в Ореховке сразу и останови…– говорит священник, обращаясь к вознице, –и начинает влезать в экипаж.
И вот уже карета продолжила свое движение.
Когда Пылаев и священник, сидевшие напротив,вдовольрассмотрели друг  друга, то подпоручик начал разговор.
– Смотрю, нигде не жалуют вашего брата ныне.
– Так сами в том и виноваты,– согласно начал священник. – Обмирщились.Раньше-то, как было: чаши церковные были деревянными, а попы – золотые. А нынче чаши стали золотыми, да попы  сплошь деревянные.  Это я и в свой адрес, разумеется.
– Известно, что рыба тухнет с головы…– продолжал Пылаев.
– Если вы по поводу правящего митрополита Филарета, то этот пассаж не о нем. Он хотяи принимал участие в коронации императора, но Николай I его не очень жалует… 
– Знать, тому есть веские причины…
– Причины на Руси испокон веков одни и те же: горделивая зависть и последующие за сим доносы…
– Ваших же церковников?
– Ну, а как же без них-то… 
– И что же, если не секрет, ему вменяют? Уже более заинтересованно вопрошал Пылаев.
– Не больше и не меньше, как подрыв авторитетамонаршей власти…  Ну, например, ещё в самомначале холеры отец Филарет несколько раз в своейпроповеди позволил провести параллель с одним известным ветхозаветным царем, когда его народ был наказал за богоотступничество самого царя…  Об этом вспомнили лишь когда он стал ужемитрополитом и донесли императору.  И в мгновение ока для царя он стал оппозиционером, для консерваторов – масоном, а для либералов вообщемракобесом…  Хотя умнейший человек. Чего стоит хотя бы его переписка с Пушкиным…
– Я несколько лет провел на Кавказе… и ничего об этомне слышал…
– Если в двух словах, то суть в следующем:  АлександрСергеевич Пушкин, вернувшись из ссылки, узреввсе тяжести войны на Кавказе и трагедию народа  связанную  с холерой, был в гнетущем состоянии,а потому и задавался, как и многие из нас вопросом: для чего мы приходим в этот мир. Кто движет нашими благими порывами и подпитывает наши греховныестрасти? И тогда он пишет стихотворение:

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
И это стихотворение, помеченное датой рождения поэта, неожиданно попадает в руки митрополита Филарета. И уже Святейший, как заботливый пастырь, пишет Пушкину свой вариант этого же стихотворения. 

Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога нам дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум, –
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум.
Надеюсь, сударь, что вам понятна разница в этих двух стихосложениях. Причем эта переписка в стихах имела продолжение.И, как сказал сам поэт «арфа Филарета» заставилаего пролить немалый поток нежданных слез…
Вскоре экипаж остановился…
– Ну, вот яи доехал до дома…–  сказал священник.
– А как же вы сами поступите с помещицей Хряковой?  – допытывался у священника Пылаев. – Так и оставите сие оскорбление священного санабез должного спроса?
– Бог судия ей и всем нам.  Хотя их Бог это – чрево. Точнее, чрево – их идол. Но это беда не только сегосемейства.  Во всех сословиях сегодня спешатбыстрее предать своих покойников земле, чтобысразу сесть за поминальные столы, которыечасто превращается в настоящую вакханалиюобжорства и пьянства.
– Пожалуй, что вы правы…
– Благодарю вас, милостивый сударь, что подвезли, – сказал батюшка, вылезая из кареты. –Вы, если не секрет, куда дальше путь свойдержите?
– В имение Троекуровых…
Тут священник улыбнулся и добавил.
– Из огня, как говориться, да в полынью…
– Спасибо за предупреждение… Однако, мнепора.
– Не смею более задерживать. Вы мне лишьскажите, как вас звать-величать, чтобы знать за кого молиться?
– Князь Илья Петрович Рокотов…
Старик-священник какое-то время цепким взглядом, старался удержать в памяти лик своего нечаянного спутника.Пылаев тот взгляд не выдержал, и чуть склонив голову, закрыл дверцу.
Экипаж заскользил по снежной дороге, а старик-священник в рваной рясе   стоял и, осеняя крестным знамением, глядя какое-то время ему вслед.

Полицейский пристав Архипов в тот день делал обход деревень и по приказуследователя Прохорова расспрашивал крестьян о наличии незнакомцев, показывая словесный портрет убивца Дарьи.Вот и сейчас он стоял у колодца и беседовал с местным старостой.
– Выходит, что чужих в деревне не видел?
– Ваше благородие, да уж-то мы порядка не знаем?Если бы кто появился давно бы уже дали вам знать,а тем более появись в деревне какой беглый крестьянин или вор, то уже сидел бы повязанныйв сарае под караулом.
– Кузьмич, я в тебе не сомневаюсь, однако же, погляди и запомни хорошенько сей портрет.
Кузьмич взял в руки рисунок и цепким взглядом охотникастал внимательно вглядываться.
– Если ему бороду сбрить и патлы на голове укоротить, то уж больно он на гостя князя Ильи Петровича похож…
–Если тебе самому бороденку-то сбрить, да наголо башкуобрить то и ты на беглого похож станешь.  А гостьэтот, что он в вашей деревне-то позабыл?
– Охотник…   Он почитай, что каждое утро в лесуходит,  а возвращается уже затемно. Кстати, его молодой князь сам в дом новой горничнойОльги на постой определил.
– Княжеские гости пусть тебя не волнуют. Тыубивца не прозевай. Где-то он совсем рядомс имением бродит.
– Я мужиков упрежу. Ваше благородие, может, в дом зайдешь, откушаешь то, что Бог послал?
– Если только для согрева души и тела…
– Вот уж хозяйка-то моя будет рада такому гостю, – говорит староста и они вместе идут к крыльцу его дома.

Дом помещика Троекурова стоял на взгорке в полном одиночестве, окруженный лишь редкими яблоневыми деревцами.Когда экипаж подпоручика Пылаева подъехал ближе, то в отдалении стали видны кособокие хозяйственные постройки, а уже за ними и серенькие неказистые избы.
Подпоручик вышел на улицу и огляделся. Кроме паршивого пса в будке, который сам со страхом наблюдал за приезжим и пустой миски перед ним, ничего, а главное никого не было.
Но вот скрипнула дверь, и появились двое. Мужчина и женщина лет по 35, оба в халатах, словно они только что встали с постели.
–  День добрый?  Позвольте преставится: помещик  Евгений Троекуров с женой Авророй. Кого имеем честь лицезреть?
–  Князь Илья Петрович Рокотов.
–  Вот вы какой?   –  говорит, трепетно взмахнув руками, Аврора. –  А мы там много о вас слышали. И вотвы сами оказали нам честь своим посещение нашейскромной обители. 
– Что же мы стоим-то на морозе. Аврорушка, приглашай светлейшего князя в дом.
Уже в самом доме, Евгений Троекуров сам принимает плащ Пылаева, а Аврораего цилиндр. 
–  Мы не знали, что будут такие гости и наканунедали всем слугам выходной…  –  извинялась Аврора. –  Так, что ухаживатьза вами будем сами…
– А теперь прошу в гостиную, там и побеседуем, – предложил уже сам помещик Троекуров.
Пылаев вслед за хозяевами входит в следующую комнату.В небольшой гостиной стоял стол, рядом три кресла и более ничего.  Правда, на стене еще портрет какого-то мужчины в богатой одежде.
– Прошу не обращать внимание на скудность нашей меблировки, – все ещё продолжала что-то объяснять Аврора. – Устали уже от этой тяжеловеснойродовой мебели.  Ждем со дня на день мебельиз Парижу… – и тут же, меняя тему разговора, спрашивает. – А может вам чая?
– Аврора, князь подумает, что мы его ужевыпроваживаем,– прерывает монолог жены Троекуров.   – Пусть он хотя бы немного сдороги в себя придет.
–  Право, вам не стоит беспокоиться о чае, – говорит им Пылаев. –  Тем более,что я только что от помещицы Хряковой. Сыт, как говорится, болеечем… 
– А как сам Хряков?   – спрашивает князя Евгений.
–  Утром отдал Богу душу…  – ответил подпоручик.
–  Давайте тогда помянем покойника. У меня естьбутылочка вишневой наливки. От слуг схоронила… – предложила жена Троекурова.
–   Аврора, пора забыть эти плебейские обычаи поминовения покойников,–   останавливает её муж. –  Да к тому же мы сними не были даже знакомы… 
–  Хорошо, тогда давай расспросим князя о Кавказе. Это правда, что горцы так долго живут, потому что, как и орлы, питаются мертвечиной?
–  Орлы?   Нет, сударыня!  Это вороны питаются падалью.А если вас интересуют люди? Народ мстительныйи жестокий. Живут в горах и постоянно совершают набеги, похищая молодых женщин и детей…
– Вы говорите, что они похищают женщин?  –  заволновалась Аврора, очевидно уже представляя себя в этой роли.
–  Да, но чаще всего с целью их…  последующеговыкупа.
–  И вы тоже сражались с ними? – задала она Пылаеву следующий вопрос.
–  Имею Георгиевский крест… - говорит в ответ подпоручик и замечает, как Аврора бросает осуждающий взгляд на своего мужа, а затем вновь обращает свой восторженный взор на гостя.
– Расскажите нам что-нибудь о войне с горцами. Хотя бы немного, – просит она, а муж приглашает гостя к столу.
Когда все расселись за столом, Пылаев начал рассказ.
– Однажды мой отряд получил важное и очень   опасное задание. Нужно было пойти в горы и найти тайны тропы горцев через перевал…

И пока он пересказывает историю известного вам рейде, мы с вами на некоторое время вернемся в кабинет следователя Прохорова, где полицейский пристав Архипов докладывает о выполненном им задании.

– Как и велено, объехал все селения в округе, поговорил со старостами, и оставил им ваши словесные портреты…
–  Очень хорошо… –  говорит Прохоров.
–  И что теперь?–  спрашивает Дроздов уже не столько пристава, как своего начальника.
–Теперь, как на охоте. Будем ждать. Все одногде-нибудь он обязательно себя проявит.  И если никто не против, то предлагаю испить чаю… Это очень полезно для мыслительного процесса…. Антон, беги за кипятком…

Мы же вернемся в гостиную помещика Троекурова, где подпоручик Пылаев продолжал рассказывать о подвиге, совершенным Ильей Рокотовым, как о собственном…
– И, ко всему прочему, в том бою я даже спас жизньвоенному топографу подпоручику Пылаеву… зачто и был произведен в чин штабс-капитана.  Однако же мне пора. Извините, чай обязательно с вами выпью, но в следующийраз.
– Как жаль…  – всплеснула руками Аврора, – ответьте лишь на один вопрос:это правда, что холера подошла к Москве?
– Да!  В Центральной России горы трупов. Меня самого на подъездах к столице неоднократно останавливалинакараульных заставах.
– Верно ли, что это поляки нас холерой  отправили? – поинтересовался уже сам помещик Троекуров.
–  Сомневаюсь. Хотя могу лишь предположить, что люди связывают это с тем, что случаи холеры стал обнаруживать себя после того, как нашивойска, вернулись в Россию после подавлениявосстания в Польше. Не исключаю, что кто-то из еврейских торговцев-поляков, что привозят свои товары с африканского юга, могли завести холеру в Польшу, а уженаши солдатики ее там подхватили и стали нечаяннымиразносчиками по всей России-матушке.
– И как же теперь от неё спасаться?  –  спросила подпоручика, явно начавшая волноваться,  Аврора.
– Если вы о себе, то ставьте плошки с дегтем, и всюду    воскуривайтеможжевельник, как это делается на всех почтовыхстанциях.  Однако, пока что оснований для вашегобеспокойства нет.  А теперь позвольте мне ещераз откланяться.
Пылаев встал из-за стола. Его примеру последовал и помещик Троекуров.
– Позвольте, князь, мне вас проводить…

И пока экипаж подпоручика Пылаева двигался к следующему поместью, мы с вами заглянем на зимнюю кухню в имении князя Рокотова. Здесь так же что-то кипит в огромных чанах. На соседних столах раскатывают тесто для выпечки.
Фома нашел себе место и здесь, вкушая вчерашние плюшки и прихлебывая молоком.
–  Фома, как тебе новенькая горничная. Как раз по тебя невеста, – обращается к подростку молодая кухарка.
Тот отмахивается от нее, как от назойливой мухи рукой с плюшкой.
В начавшийся разговор вступает и пожилая повариха.
–  У него еще женилка, поди, не выросла, куда ему с Ольгойженихаться.
–  Все у меня давно выросло, – чуть не взрывается юноша, вскакивая из-за стола. – Просто она по молодому князюсохнет…
– Ты что такое говоришь-то, как же можно?  У него скоросвадьба с Елизаветой Павловной… –  уже более спокойно вопрошает его молодая повариха.
– Его какой день нет в имении, так она сама не своя ходит. А вчера даже пяльцы из рук выронила, когдачто-то про Илью Петровича говорить стали…– начал доказывать правоту своих слов Фома.
–  Поел и дуй отсюда, болоболка. И не смей большекому-либоговоритьоб этом,–уже серьезно произнесла пожилая повариха. –  Она сирота, а ты своимислухами под монастырь можешь девчонку подвести.Не дай Бог, старый князь об этом услышит.  Хватитнам смерти Дарьи, которуютакая любовь сгубила…
Фома спорить не стал, схватил еще один пирожок и выскользнул из кухни.

Смеркалось, когда к крыльцу двухэтажного особняка помещицы Яровой подкатывает и экипаж с подпоручиком Пылаевым.
На этот раз, встречающий карету управляющий в богатой ливрее, услужливо открыл дверь.
–  Милейший, хозяева дома есть?–  спросил Пылаев, выйдя из экипажа.
–  Если вы о Любови Ильиничной, то дома-с!  Позвольтея вас провожу. Как вас представить?
–  Князь Илья Петрович Рокотов…
Управляющий открывает перед князем дверь, пропуская его вперед, а за тем и сам входит вслед за ним  вбогатый особняк.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Пылаев видел картину явного достатка в доме. Всюду горели свечи, старинные картины, висевшие по стенам, были в позолоченных рамках, деловито сновали слуги.
Когда Пылаев вошел вслед за управляющим в гостиную, хозяйка стояла к нему спиной, глядя в окно, занимавшее почти всю стену.
–  Князь Илья Петрович Рокотов, собственной персоной… – степенно докладывает слуга.
–  Ступай, Прохор, – говорит помещица и оборачивается лицом к гостю.
Пылаев видит перед собой ту самую незнакомку, которую он не так давно спасал в номере уездной гостиницы.
«Так вот оказывается кем она является на самом деле… помещицей Любовью Ильиничной Яровой», – тревожно думал подпоручик.
–  Подпоручик Пылаев?   –  обращается Яровая, к явно застывшему и неожидавшему такой встречи, ночному гостю.– Вот уж кого совсем не ожила у себя увидеть. И вдруг слышу, что вы жемолодой князь Рокотов…  Может быть, я чего-то не знаю…
–  Вас, Любовь Ильинична, действительно интересует, почему принашей встрече в гостинице я представился  вам под именем подпоручика Пылаева?Однако же и мне хорошо известно, что вы,сударыня, каждый раз приезжаете в этугостиницу под разными именами…
–  Вы хотите меня заверить, что вы и есть тотмолодой князь Рокотов, который вскорестанет хозяином этих земель и людей?
–  Для вас, Любовь Ильинична, – говорит Пылаев, идя, что называется ва-банк,–я навсегда останусь преданным и тайным воздыхателем.
– Насколько мне известно, вокруг все только и говорят о вашем предстоящем бракес приемной дочерью князя Елизаветой Павловной…
– По ее просьбе свадьбу отложили доокончания Рождественских гуляний.  И,таким образом, как вы понимаете…
–  Вы хотите меня заверить, что до этоговремени вы будете в моем полномраспоряжении?
– Если только вы сами не будете противмоего   гостевания в вашем доме…
Яровая подходит к одной из дверей своей гостиной и распахивает ее, открывая видбогато убранной спальни.
–  Зачем же тогда, князь, мы теряем время на пустые разговоры? Прошу вас, Илья Петровичпринять мое предложение и погостить у меня…

Встревоженная долгим отсутствием Ильи Петровича, Ольга каждый вечер стояла у окна и смотрела на крыльцо усадьбы, подсвеченноефонарями и полной луной.
Её пробудившееся сердечко, билось столь сильно, что готово было выскочить из груди. Она каким-то внутренним, потаенным чувством понимала, что стоит на пороге большой беды, что князь где-то далеко-далеко и сам попал в чей-то капкан. Более того, она знала, понимала, что  могла бы помочь ему, вымолить его и спасти, но он  этого сам  должен был если и не просить, то хотя бы хотеть… Но он не просил, и даже не хотел её помощи.
Вскоре к Ольге, все еще стоявшей у окна,  подошелГерман, который возвращался от старого князя.  Он остановился рядом. Какое-то время вместе с ней смотрел на падающий снег, а потом сказал:
–  Снега-то сколько навалит к утру. Завтра Новый год. Пойдемте вместе с Фомой в снежки поиграем, а если захотите, то мы на санях вас покатаем…
Ольга продолжала молча смотреть в окно.
–  Не надо его ждать…     вдруг говорит ей Герман.  –  Он уже и так всю вашу жизнь покалечил…
Герман пошел дальше, а по щекам Ольга потекли слезы.
Предчувствия беды не обманули сердца юного и доверчивого создания, которым была сирота Ольга.

Пылаев с закрытыми глазами и прикрытый лишь узким полотенцем в тот момент лежал на кушетке в огромной спальней с широченной кроватью на которой лежала Любовь Ильинична. 
Рядом с ней на прикроватных столиках стояливсевозможные напитки и бокалы, лежали заморские фрукты…
Подпоручик лежал с прикрытыми глазами по той причине, что молодой и статный к тому же обнаженный эфиоп с набедренной повязкой, легко передвигаясь вокруг кушетки, делал ему массаж.
Помещица Яровая тихо поднялась с кровати и подошла к стонущему от услады подпоручику с бокалом вино, а когда эфиоп стал переходить в изголовье, то свою свободную руку просунула под полотенце.
Пылаев, не открывая глаз, от охватившего его возбуждения, приоткрывает рот и начинает взволнованно дышать.

Подпоручик Пылаев вернулся в имение лишь на само Рождество. День был солнечный и возвращение молодого князя застало почти всех обитателей имения на улице.
Герман и Фома были уже вывалившиеся в снегу. И все еще продолжали метать друг в друга снежки.
Взволнованная Ольга стояла за спиной Аглаи и глядела на приближающийся к крыльцу экипаж
К Елизавете Павловной, стоявшей на крыльце,подошел управляющий Изотов, который и сам был весь в снегу.
           Пылаев уже вышел из экипажа истал медленно подниматься по ступеням.
– Князь, вас так долго не было, что мы уже начали волноваться… – начала Елизавета Павловна.
–  Виноват. Сначала меня задержали на три дня поминов в усадьбе Хряковых, где в день моегоприезда скончался хозяин и глава семейства. В пути меня просквозило и уже в поместье уТроекуровых меня уложили в постель, и какс малым дитем   нянчились со мной до полноговыздоровления. А там последующая необходимость совершить еще два визита…
–  Тогда не будем стоять на улице, вам нужно  отдохнуть и окончательно оправиться от болезни. Проходите в дом. В вашей комнате   все эти дни в камине поддерживали огонь, а  горячий чай с лимоном я вам сейчас принесу.
Вследза Пылаев и все остальные побрели в особняк. Изотов для того, чтобысказать слугам о необходимости подбросить дров в его камин, Герман в кабинет князя, сообщить ему о приезде Ильи Петровича,  Фома на кухню, а Елизавета Павловна,  после того, как переоделась, взяв с собой Ольгу,  так же направились на кухню.
Ей навстречу вышла пожилая повариха, которую уже обо всем предупредил Фома. Теперь она показала Елизавете Павловне на приготовленные заварные чайники, розетки с лимоном и пряностями, атакже баночку с медом.
– Чай с липовым листом уже заварился, так что можете его забирать.А здесь еще мед, сухие фрукты и нарезанные лимоны, – поясняла она.
– Благодарю вас…  –   говорит Лизонька.
– Давайте я отнесу…   – вдруг предлагает свою помощь Ольга.
Пожилая и молодая поварихи вынужденно переглянулись.
– Поднос получился тяжелым,  –  спокойно ответила  ей Елизавета Павловна.  – Пустьчай Фома отнесет.  А ты пойди и приготовь сменноебелье, чтобы Илья Петрович смог переодеться,как только хорошо пропотеет.
И они все вместе вышли из кухни.

Подпоручик Пылаев, после того как переоделся, направился в кабинет князя, чтобы сообщить ему о своем возвращении, но застал там лишь его секретаря Германа, разбирающего книги.
– А где Павел Андреевич?
– После того, как вы вернулись, вместе с управляющимв уездный центр отбыли.
– Что так? Или нынче не Рождество?
– Насколько мне известно, князь поехал к стряпчемусвоё завещание изменять…
– Что значит, изменять?–  с ноткой тревоги вопрошал Пылаев.
– Того не ведаю, да и знать мнеэтогоне положено.
Пылаев был явно рассеян и собрался уже повернуться, чтобы покинуть кабинет, как услышал слова Германа, обращенные к нему.
– Князь, мне нужно сказать вам нечто важное.
– Говорите…
– Вы, милостивый государь, не имеете права так поступать по отношению к Ольге. Эта несчастная имела неосторожность влюбиться в вас и этостановится для всех заметным…
– Что вы такое несете? Занимайтесь лучше своимиделами и не суйте нос в то, что вас не касается…  – говорит Пылаев и быстрым шагом покидает кабинета, а затем направляется в сторону своих апартаментов, не заметив, что вслед ему идет со стопкой сменного белья горничная Ольга
Войдя в комнату и, обуреваемый мыслями, связанными с отсутствием старого князя, а главное с непонятнымиизменениями в его завещании, Пылаев рухнул на кровать.
В этот момент раздается стук в его дверь.
– Кто там?
– Илья Петрович, княжна просила принести вам комплектсменного белья… – говорит девушка, входя в комнату.
Пылаев быстро поднимается с постели и подходит к ней.
– Ты что о себе возомнила?  Почему все толькои говорят мне о том, что ты моя любовница?
– Не знаю, право…  – говорит она, от такой неожиданности выпуская стопку белью из рук. И нагибается, что собрать, но подпоручик уже просто кричит на неё.
– Вон отсюда, и чтобы я тебя больше никогда рядомс собой не видел.  И белье  свое забери. Дура! 
Со слезами на глазах Ольга, подхватив рассыпанное белье, выскакивает из комнаты.

Сам же Пылаев, немного подумав, решительно направился к Елизавете Павловной.
– Илья Петрович, вы? Вам бы лучше после чая с липой полежать…
–Всё, что было из ваших рук, всё испито согласновашему предписанию. И потом, мы с вами так долго не виделись, что я не мог позволить не засвидетельствовать вам свое глубокое почтение.
– Главное, что вы вернулись. Больше подарка от судьбы яи не ждала. 
Пылаев подошел к столику, расположенному рядом с её кроватью и который был заставлен  таинственными коробочки. Отдельно лежало несколько драгоценных перстней и серьги.
– Право, какой же я глупец, – неожиданно произнес он. – Совсем забыл привезти вам с Кавказакаких-либо украшений… Так рвался домой, что и не подумало вас… Простите меня…
– О чем вы говорите, Илья Петрович. Самый большой подарок – это вы сами.Живой и невредимый. А этого добра я от батюшки на каждые именины получаю…   
– Я, собственно, Елизавета Павловна, зашел пригласить вас на небольшуювечернюю прогулку, если вы не против…
– Я не очень уверена, что она вам будет сейчас полезна, но если только на несколько минут, а затем вы обязательно сразу же ляжете в постель… Если вы, князь, с этим условием согласны, то дайте мне несколькоминут, чтобы я что-то на себя накинула.
Пылаев согласно киваетголовой,аЕлизавета Павловна проходит в соседнюю комнату, скорее всего в гардеробную.
За время её отсутствия подпоручик незаметно опускает себе в карман лежавшие на столике дорогие сережки.
– Ну, вот… я и готова…  – говорит она, вернувшись
– Прекрасно.  Я только сам потеплее оденусь, имы встречаемся через несколько минут у парадного крыльца.
И Пылаев, откланявшись, быстро вышел из комнаты Лизоньки.

Их последующее, через какое-то время,появление на крыльце виделиз окна своего флигеля Герман.  И, проводив их взглядом, снова возвращается к столу, где маменькой были разложены карты.
– Что же ты натворил? Кто тебе позволил говорить так с Ильей Петровичем?  Не дай Бог, со старым князем что случиться, он нас тут же из имения выгонит… Горе-то какое на старости лет без угла остаться…  –  говорит ему мать.
– Я считал это своим долгом заступиться за Ольгу.…
– Заклинаю тебя, ни слова больше, если ты не желаешьмоей безвременной смерти…  – говорит она, а затем собирает все карты и начинаетзаново их раскладывать, а Герман обиженно тянется за карамелькой и пододвигает к себе свой стакан с чаем.

Подпоручик Пылаев и Елизавета Павловна прогуливались  рядом с парадным  крыльцом, освещенными фонарями.
Ходили молча, вдыхая свежий морозный воздух и не предполагая, что именно в это самое время в комнате прислуги у домашнего иконостаса стоит Аглая с  тихоймолитвой на губах.
Изголовье кровать Ольги стояло рядом с  кивотом,  а потому Аглая, стала невольной свидетельнице того, как молодая горничная, уже находясь в постели, подняла подушку, чтобы ее сбить и вдруг увидела  под  ней   дорогие серьги княжны.
– Бабушка, Аглая, что это?   – спросила она ключницу. –  Это  мне? Или же это…Стыд-то какойЧто обо мне  Елизавета Павловна  теперьподумает? 
– Я  и  промолчала бы,  – говорит старуха. –Однако  тот, кто подложил тебе под подушку эти сережки,   на этом не  остановится.  Придется тебе, голубушка, скорее  всего,  на какое-то время домой возвернуться, как бы на святочные дни….    С управляющим я поговорю.   А ты собирайся и  ступай, не  мешкая…
– Вы,  наверное,  все  про нас знаете?–  спросила  ключницу,  потрясенная увиденным, девушка.
– Всё не всё, но не первый год на свете живу. Не счесть, сколько  таких наивных и доверчивых   за свою жизньповидала, и  которые через барскую блажьжизни себе  покалечили.   Но тут, особенно накануне свадьбы, тебя никто не пожалеет… Так, что ступай-ка ты домой, несчастная моя, а эти серьги я сама  завтра утром  незаметно на место положу…
Аглая  с грустью смотрела на то, как горничная начала собирать свои  скудные пожитки, а потом, поклонившись ей в пояс, вся в слезах,  быстро вышла из комнаты.  И ключница снова обратила свой взор к иконам.
– Да неужто  и в этом воля Твоя?  Что же теперь с сиротойэтой  станет?

Утром следующего дня через лодочную станцию в сторону купальни шел, пытаясь не поскользнуться на заснеженном помосте, Фома с княжеским халатом и полотенцем, а за ним и сам старый князь.
Парень подошел к лавочке, смахнул рукой с нее легкий снежок и положил на нее принесенные с собой вещи, а затем  подошел к купальне и бросил взгляд на прорубь,  в которой предстояло окунаться князю.
И  увидел под тонким слоем льда лицо горничной Ольги.
Он, как подрубленный рухнул на колени и  начинал голосить,  содрогаться от  нахлынувших слез, по девушке, которая ему явно нравилась и по отношению к которой у него были свои  благие намерения.
Когда князь Андрей Павлович подошел к ревущему подростку, то   увиделиутопленницу.  Он дал возможность подростку выплакаться, а затем, положивему  своюладонь на плечо,  сказал:
– Довольно, Фома…  Слезами этому горю  ужене поможешь. Беги, зови людей. Будем эту  бедолагу вытаскивать… 
Когда Фома, с заплетающимися ногами подбрел к людской, князь  опустился на  заснеженную лавку, пытаясь понять, что же могло подвигнуть эту юную девчушку совершить такой грех,  да еще и на Рождество.

Эти же вопросы волновали и следователя Прохорова, который находился в  прозекторской, когда Орест Петрович Шерстнев заканчивал обследование утопленницы.
Антон Дроздов смущенный, видом  обнаженного  тела молодой девушки, стоял у  окна.
– Благодарю вас, Орест Петрович, что  отозвалисьна просьбу князя Рокотова и сами без лишней огласки провели вскрытие, –говорит ему следователь и  тут же спрашивает. –Что  такого важного  вы можете мне сообщить?
– Следов  какого-либо явного  насилия не  наблюдается,  – уверенно начал доктор.
– Выходит, что сие было ее добровольным  решением.
– Возможно, что и так. А  вот причина сего ее поступка  кажется  мне понятной…
– Не томите,  Орест Петрович, выкладывайте…
– Девушка была беременна…  Хотя и на самой начальной стадии.
– Это уже  меняет  дело…  Значит, нам завтраутром придется  снова навестить имениекнязя Рокотова…   Заодно и покойницу  отвезем, пусть предадут земле эту несчастную.

Два мужика заканчивали  копать могилу для горничнойОльги. Место для похорон самоубийцы управляющийИзотов выбрал сам. Место было сухое и на взгорке под высокой березой.Хоронить, тем более отпевать  утопленницу на  деревенской кладбище, как сказал  недавно приехавший молодой священник,  не позволял церковный устав
Мужики вылезли и ждали команды управляющего,  чтобы  опустить  закрытый  гроб в землю.
–  Видит Бог, не хотел я, сиротинушка, для тебя такой страшной смерти, когда привез в  княжеское имение. Что же это такое с тобой случилось, что  ты сама решилась прервать, тебе Богом данную жизнь, да так, что и отпевать-то  теперь тебя не велено?  - проговорил он, тяжело вздохнул и дал команду опускать гроб. 
Мужики  подвели под гроб стропила и, чуть приподняв гроб, начали медленно опускать его в землю, а Изотов,  бросив на крышку гроба горсть земли,  ушел с кладбища, склонив голову и переживая потерю девушки, как собственного ребенка.

В это же время в кабинете старого князя, по просьбе следователя Прохорова, вновь  собрались все домочадцы имения Рокотова: сам князь Павел Андреевич, его приемная дочь Елизавета Павловна,  подпоручик Пылаев, выдающий себя за Илью Петровича, ключница Аглая и секретарь Герман.
–  Я все чаще и чаще задаюсь вопросом,  – начал следователь, пытливо смотря на собравшихся, –   что же все-таки могло толкнуть совсем юную девушку в ледяную прорубь?
–  Это моя вина…–  неожиданно  произносит  Пылаев.
Удивленные взоры всех присутствующих  невольно  были обращены на  подпоручика.
–  Позавчера, когда она принесла в мою комнатусменное белье  у нее из кармана нечаянновыпала дорогая сережка…  Я вспомнил, чтоподобную видел на столике Елизаветы Павловнойи  несколько резко высказал предположение о том, что она её похитила у княгини… Но обещал никому об этом не говорить при условии, что девушка сама  положит сережки туда, где их взяла…
–  Странно  это  слышать, отозвалась Елизавета Павловна.  Во-первых,  у меня ничегоне пропадало, более того, я сама  совсем недавнодала ей одни свои  сережки, чтобы она могла надевать их  по праздникам…
–  Тогда выходит, что я  незаслуженно обвинил  её в воровстве?  Следовательно,сережка  та была ей вами подарена. Вот и получается, что именноя  и являюсь истиннымвиновником ее смерти. Как же это глупо с моей стороны…
Аглая внимательно  смотрела на молодого князя, начиная о чем-то догадываться…
– Грустно такое узнавать…  – начал Павел Андреевич.  –  Нужно будет поговорить с  приехавшимбатюшкой и объяснить ему, что утопленница,очевидно,  совершила  сей непреднамеренныйпоступок, выслушав незаслуженные  обвиненияв воровстве, то есть, в состоянии аффекта…  И еслион признает возможным, то  отпоем эту горемыкупо церковному обиходу и перезахороним на общем кладбище…
–  Будем считать, что с одним вопросом мы разобрались,–  сказал следователь и добавил.  –  Но есть еще нечто, заслуживающее ваше внимание и, естественно, нашего расследования…
–  Что еще? Говорите уж сразу…   –  просит его князь.
–  Доктор Шерстнев, проведя обследование трупа вашей горничной  уверяет, что девушкабыла…  на начальной стадии беременности. 
–  Несчастная… –  тихо шепчет Елизавета Павловна.
–  Воистину, час от часу не легче… –  воскликнул и Павел Андреевич.  –  Кто же сей паскудник?Ты  Герман или Фома?  Или еще кто-то…
Герман  отрицательно качает головой, а Аглая вновь устремляет свой взгляд на молодого князя.
–  С вашего дозволения, князь, приставпроведет опрос всех  дворовых…–  продолжает следователь.
–  Что же теперь  делать, проводите свое дознание,–  согласно молвит князь.  – Не думал, что доживу до такого позора на свою седую голову…

 Подпоручик Пылаев был  явно волнован, услышав о том, что девушка была беременна.Он стоял на крыльце и курил, думая лишь о том,  не было ли случайных свидетелей его встреч с Ольгой.
К крыльцу подъезжают сани. Это  вернулся управляющий Изотов с двумя мужиками  после предания земле горничной Ольги.
Изотов  соскакивает с саней и подходит к подпоручику Пылаеву.
–   Хотелось бы верить, что за время моего отсутствия ничего не случилось, –   говорит он.
–  Случилось, Митрофан Поликарпыч.  Доктор установил, что горничная была ко всему прочему еще и беременна.   Сначала   следователь с нами общался, а теперь ещё и пристав всю обслугу начал  допрашивать…
Изотов, не  говоря более ни слова, прошел в дом.

В центре гостиной в имении князя Рокотова стоял редкий музыкальный инструмент. Это было, недавно  появившееся в России, венское фортепиано.Рядом с ним-тоистоял полицейский пристав Архипов. Он вел дознание,  изредка позволяет себе ударить пальцем по клавише,  прислушиваясь к  раздававшемуся звуку…
Перед ним на стуле сидел, обливающийся горючими слезами, Фома.
–  Сопли подотри и вон отсюда,  – говорит ему Валентин Спиридонович, отвлекаясь от инструмента.– Скажи  там, пусть входитследующий.
Фома, шмыгая носом, вышел из музыкальной гостиной, а вместо него вошел Герман и остановился  у дверей.
–  Проходи, садись. В ногах все одно правды нет, –  произнес пристав.
Герман прошел до инструмента и  присел на стул.
–  Вспомни, Герман, когда ты в последний раз виделся с Ольгой? – просит его Архипов.
–  Накануне возвращения молодого князя,  –отвечает секретарь князя.
–  И при каких обстоятельствах?
–  Я знал, что она нравится  Фоме и пригласил ихобоих утром покататься на санях.  Она отказалась,а  на следующий день я увидел  её лишь в момент приезда Ильи Петровича. Но это не самое главное.Я слышал, как еще  три  недели назад…
– Что  было три недели назад?  –  уже более заинтересованно  спрашивалполицейский чин.
–  Слышал, как Илья Петрович обещал Ольге, что она скоробудет ходить в золоте и щелках… И потом сталцеловать… Она ещё  умоляла её отпустить.
–  Сам видел?
–  Нет!  Только слышал.  За дверью нечаянно оказался.  Было поздно уже, я из кабинета князя возвращался и  мимо шел…
–  Кто-нибудь ещё об этом знает?
–  Маменька моя…  Обо всем, кроме поцелуев и прочего.
– Никому об этом больше ни слова. Понял?
Герман согласно кивнул головой.
–  Ступай и зови следующего… - говорит ему пристав, делая какие-то записи в своем блокноте.
Вслед ушедшему  Герману в гостиную вошла  ключница  Аглая.
–  Ты, старая, дверью случайно не ошиблась?–  спросил ее Архипов, отвлекаясь от своих записей.
– Я эти двери открывала, когда ты еще не свет Божий не появился. Свидетельница я…–  сказала старуха, присаживаясь на стул.
– Это меняет дело. Рассказывай тогда, что тебе известно… – и пристав подошел к Аглае поближе.

Во второй половине дня все, кто занимался делом утопленницы, собрались в кабинете следователя Прохорова. Полицейский пристав Архипов подробно докладывал  о результатах проведенного в имении князя Рокотова дознания,  письмоводитель Дроздов записывает каждое  его слово.
– То, что касается Фомы, то он еще сам большой ребенок. Секретарь князя Герман по уши и с самогодетства  безответно влюблен в Елизавету Павловну.
– Ты хочешь подвести меня к мысли, что единственнымподозреваемым  у  нас остается молодой князь?  По той лишь причине, что он, по словам Германа,  поцеловал горничную?  Это еще не преступление.
– Предположим, не только поцеловал. Вернемся всё же к сережкам. Выясняется, что сережек было две пары. Одну действительно подарила горничной сама Елизавета Павловна. Но, как говорит ключница, девушка те сережки сразу запрятала, чтобы одевать по праздникам.  А вот появлению у себя под подушкой уже дорогих сережек, Ольга была удивлена.  Ключница, понимая, что кто-то хочет обвинить девушку в воровстве, обещает  горничной, что     незаметно положит сама похищенные сережки на стол Елизаветы Павловны. То есть  обещает ей, чтоникто  про кражу сережек не узнает, но советует ей на время покинуть дом.  И  Ольга, на ночь глядя,  уходит…
– А что если  перед уходом она снова встречалась смолодым князем? – высказывает неожиданноепредположение  помощник следователя Дроздов. – И вот тогдавсе могло происходить уже иначе.   Например, перед уходом Ольга не выдержав, стучится в дверь Пылаева.Он открывает и видит ее одетую и с узелком. Узнает, что она собирается вернуться домой… И тогда князь, так как время темное, предлагает её проводить. И они договариваются, что встретятся на лодочной станции…
–Почему обязательно у лодочной станции? – спрашивает пристав.
–Потому, что это место не видно из окон особняка князя Рокотова….  – отвечает  Дроздов.
И  сразу же начинает вдохновенно  выстраивать возможный ход последующих события. Да так образно и в лицах, что создавалось полное впечатление того, что все это происходит  сиюминутно и на глазах присутствующих….
– Предположим,  –продолжает он, – что  молодой князь  подошел к Ольге неожиданно и из-за спины. Более того,  в тот  самый момент, когда она уже стояла рядом с княжеской  купальней.– Вы меня напугали… – говорит  Антон за Ольгу.  –  Я накричал на тебя, извини, –  отвечает в ответ  князь. И тут Ольга могла сделать ему признание… Например сказать,  что у неё будетребеночек от него…Она могла даже броситься перед ним на колени и протянуть  к нему руки… Ведь она все еще любит его… и говорит что-то типа:  о нашем ребеночке никто  не узнает. Просто знайте, что никого у меня кроме вам не было,  и не будет…
Тут  Антон на минуту задумался и  снова продолжил….
– Тогда, пытаясь оторвать от себя ее руки, князь с силой отталкивает горничную от себя, и Ольга спиной  попадает прямо в купальню, пробивая собой тонкий лед.  А потом… Она особенно и не сопротивляется увлекаемая на дно, так как  уже понимает, что молодой князь ее никогда не любил…
От нарисованной  письмоводителем версии гибели горничной, пристав Архиповбыл слегка  ошарашен, а следователь Прохоров наоборот задумался.
–  Но  это могло быть и непреднамеренное убийство,  – начал, было, пристав.
–  А зачемтогда  назначать девушке встречу у купальни? Что  нетдругих мест для встречи, а тем более если ты собираешься  провожать ее домой? – задал ему вопрос уже Антон.
– Прикажите взятьИлью Петровича под наблюдение?– спросил Архипов у следователя.
– И думать об этом  даже не смей… – отвечает ему Прохоров. – Улик, изобличающихмолодого князя и свидетелей нет,  а, следовательно,  доказать мы пока ничего не сможем.  А тебе Антон нужно заняться  писательским делом. Уж больно складно ты все изобразил, но прокурора этим мы не убедим.  Будем думать, что делать дальше… А пока  объявляю перерыв на обед. Встречаемся здесь же через два часа…

Этим временем решил воспользоваться пристав Архипов, чтобы зайти пообедать в ресторан при гостинице, которая располагалась рядом с полицейским управлением города.
Валентин Спиридонович уже заканчивал трапезу, когда к нему подошел хозяинресторана Савву Кузьмич.
–  Какие у нас сегодня гости…  –  воскликнул хозяин и, обращаясь к Семену, добавил. – Обед  господина пристава за счет заведения…
–  Что это ты, Савва, сегодня такой щедрый?
–  Спросить хотел. Это правда, что в имении князяРокотова  уже второе убийство горничной запоследний месяц…
–  Правда! И убивцев пока еще не нашли…
–   А я-то уж хотел за Елизавету Павловнупорадоваться, а тут  такое несчастье, да ещенакануне свадьбы. Ты не в курсе, за кого еёПавел Андреевич решил выдать?
–  Да об этом все уже  знают. За молодого князяИлью Петровича, что с Кавказской войны вернулся.
–  Рокотова?  – уточнил Савва Кузьмич и  вдругсказал: Ваше благородие, так ведь с того света не возвращаются…
–  О чемэто  ты?
–  Илья  Петрович Рокотов  погиб  уже более  трех  месяцев  назад.  Я сам  документ в руках держал.
–  А у кого ты, старая лиса, тот документы видел? – уже цепко глядя в глаза хозяина гостиницы, вопрошал пристав Архипов.
– У его боевого товарища подпоручика Пылаева.Он у меня в номерах останавливался по дороге в имение князя Рокотова, куда и должен был отвезти  официальное известие о гибели молодого князя…
–  Очень интересно…–  произнес пристав и попросил Савву Кузьмича нагнуться, чтобы уже на ушко сказать. –  О нашем с тобой разговоре никому, а то посажу тебя, дружок, за то, что  тайные досмотры  вещей своих  гостей совершаешь,  а это уже  серьезная статья…
Когда после обеда полицейский пристав Архипов зашел в кабинет следователя Прохорова, то застал там лишь письмоводителя Дроздова.
–  Мое почтение юному дарованию сыска. А где  Аркадий Николаевич?
– Ушел. Затребован лично губернатором… даже откушать не дали времени.
– Понятно, значит,  ранее завтрашнего дня нам его не дождаться.  Сделай тогда, сударь, запрос по всей форме в часть,  где служил штабс-капитан  Илья Петрович Рокотов.
– Его-то почто по военному ведомству проверять?
– Не тебе же одному версии строить. Второй запрос сделаешь на его однополчанина товарища военного топографа и подпоручика Игоря Пылаева. И придется поспешать,фельегерьскую почту через час приедут забирать...
Архипов передает юноше листы с данными на запрашиваемых лиц, а Дроздов  достает из папки необходимые формуляры  запроса для заполнения и начинает старательно его заполнять.
– А я пока что чая у тебя попью. Хочу сам убедиться,что запросы будут отправлены.

С того дня произошло почти две недели в течение которых, кроме рождественских празднеств,ничего не произошло, не считая  того, что в ближайшие воскресение должно было состояться венчание Ильи Петровича и Елизаветы Павловной…
Слава Богу, что я по распоряжению старого князя  все еще жил в его особняке,  а потому  и был свидетелем всему тому, что  там произошло далее…
Итак, как я уже написал, все находились, в состояние этакого охотничьего ожидания.Следователь Прохоров и пристав Архиповждали,  что убивец и его человек в имении  себя как-то проявят.  На время затаились и убийцы.  Но, судьба злодейка, равно, как и любое лицедейство, не терпит длинных пауз… А потому, слушайте, что было далее…

Герман стоял у окна и смотрит на  переливающуюся огнями новогоднюю елку, что  на Рождество  установили  у парадного крыльца.
– Выходит, что они мне не поверили… –  говорит он.
–  Угомонишься ты, наконец, или нет?  Женить бы тебяпоскорее, может быть,  и  перестанешь быть каждойбочке затычкой…– отвечает  ему мать.
–  И вы, маменька, туда же…  Но я сумею отомстить за Ольгу. Пусть он не радуется раньше времени. 
Герман решительно подходит к двери и, накинув на свои плечи теплую накидку, быстро выскакивает на улицу.

Ранним  утром следующего дня в имении обнаружилась пропажа той самой шкатулки, что передал для Елизаветы Павловной ее отец купец Ногин.
– Воров нам в доме еще не хватало…– сетовал управляющий Изотов.
–  Может быть не свои, залетные? –  высказал предположение князь Павел Андреевич.
Залетные  вычистили бы весь дом… – продолжал управляющий. – А тут взяли одну только вещь. Такой информациейтолько  с уст своих питаются…
– Ах, как не хотелось бы в своих людях ошибаться… Вызывай  полицейского пристава.   И пусть к его приезду  все дворовые будут на месте…
– Слушаюсь, Павел Андреевич…

Ближе к полудню полицейский пристав Архипов заглянул в кабинет следователяПрохорова и застал там письмоводителя Дроздова.
– Хорошо, что вы зашли, Валентин Спиридонович, –начал Дроздов. –  С Кавказа пришел ответ на ваши запросы.  Можете сходить и получить их в канцелярии. И еще…  Человек прибыл  из имения князя  Рокотова. Там какая-то пропажа обнаружилась утром. Следователь Прохоров  с утра на приеме у зубного врача, так что вам надлежит  еще и в имение князя съездить.  Я бы и сам  с радостью туда  поехал, но  мне не велено покидать кабинет…
Пристав, внимательно выслушав Антона, выходит из кабинета.

Князь, стоявший у окна своего кабинета видит экипаж,  в котором приехал полицейский пристав Архипов и то, как управляющий встречает его у крыльца. А через несколько минут пристав  Архипов уже входил в кабинет князя Рокотова.
– Ваше сиятельство, что-то мы стали в последнее времяслишком часто встречаться.
– И не говорите, Валентин Спиридонович.  Вы уж с Митрофаном без меня поработайте.Он тебе все подробно расскажет и покажет, а я пойду прилягу, а точто-то  у  меня  сердце пошаливает  после  всех  этихсобытий…
 Архипов подождал, когда старый   князь выйдет из своего кабинета, а затем обратился к управляющему.
– Что у вас тут пропало?
– Шкатулка с драгоценностями…
– Кто-нибудь за последний день покидал имение?
– Нет!
– Очень хорошо. Ну-с, начнем  искать… Показывайте, где именно она находилась…



А в спальню князя,  лежавшему поверх одеяла князю, вошла   встревоженная Елизавета Павловна.
–Лизонька, что ты так встрепенулась. Жив я еще,слава Богу.
– А что у нас в доме снова делают полицейские?
– Шкатулку тебе родным отцом подаренную,помнишь? Ну,  так вот мы ее ищем…   Думаю, что все станет на свои места, как только вы обвенчаетесь…
– Хорошо, что вы сами вспомнили о венчании, батюшка.  Я хочу вас просить переписать завещание, где вы ставите Илюше условие  непременного нашего венчания…Этот  брак уже становитсяпохожим на  брак по расчету…  Поверьте, мне  хватит  и тех денег, что лежат на моем счету. Отпишите ему, батюшка,  все, что следует  и отпустите на все четыре стороны, если у него  не лежит ко мне  сердце. Очень вас прошу…  А вот если после получения  ваших денег,  он захочет сделать меня своей женой, то это и будет  уже  настоящей
нечаянной радостью…
– Умница ты моя… Пожалуй, послушаюсь тебя и перепишу,как ты  просишь.  Скажу, чтобы   Митрофан завтра же  привез стряпчего Хохрякова ко мне…  А теперь ступай, я немного вздремну…
Елизавета Павловна отходит от кровати, продолжая  с нежностью и любовью смотреть на  старого князя.

Когда пристав Архипов шел к музыкальной гостиной, где  Изотовымбыли собраны все слуги, он увидел стоявшего за одной из колон секретаря князя Германа, которые делал ему какие-то призывные знаки.  И, оглянувшись по сторонам, сам подошел к нему.
– Ну-с,  сударь, что изволите мне сообщить на этот раз?
– Я люблю по ночам смотреть на небо и мне хорошо видны окна особняка…
– Очень любопытное признание. И что же вы могли там увидеть?
– Свечу…  И свет этой колеблющейся свечи было видно в окнах коридора второго этажа, пока некто не зашел в одну из комнат. Любопытство уже заставил меня оставаться у окна пока я снова не увидел, как  этот некто со свечей не вернулся в свою комнату…
– Я так понимаю, что человек со свечей сначала зашел в кабинет Павла Андреевича?
– Все верно… И через какое-то время вернулся в свою комнату.
– И кто же хозяин той комнаты?
– Все равно  не поверите мне, как и в деле со смертью горничной Ольги…
– Вы хотите сказать, что хозяин этой комнаты  молодой князь Илья Петрович?
– Это вы сами произнесли…
– У вас, молодой человек,  несомненно, есть задатки к следственным изысканиям, не хотели бы вы подумать о том, что работать в полицейском управлении?
– Пока жив Павел Андреевич, я буду оставаться при нем, а там видно будет. Но я обязательноподумаю о вашем предложении.  И последнее,шкатулка, как я смог понять лежит, если судить,по игре огня свечи, скорее всего под кроватью…
У дверей в музыкальную гостиную уже собралась вся прислуга.
– Все люди собраны…– сказал Изотов, подошедшему  Архипову.
– Очень хорошо. Пусть они проходят в гостиную, амы с вами пока. В порядке следственного эксперимента,  посетим одну комнату…
– Я так понимаю, что это комната Ильи Петровича? Он же дома…  Да и для осмотра его комнаты  у вас  должны бытьвеские основания?
– Пока что есть  вескиепредположения…  Кстати, Илья Петровичвчера вечером или сегодня утром никуда не уезжали-с?
– Нет, я бы знал.  Пойдемте…
– Только сделаем так… Мы зайдем вместе, а потом я вас как бы попрошу за дверью постоять…
– Как скажите…
Изотов постучал в дверь молодого князя и после разрешении войти, вместе с приставом Архиповым зашли в его комнату.
– Чем обязан, господа?
– Митрофан Поликарпыч, разрешите нам с Ильей Петровичем далее поговоритьнаедине.
– Как  изволите, я буду рядом, – сказал управляющий и вышел за дверь.
– Илья Петрович,–начал пристав.  – Из комнаты князя пропаланекая инкрустированная шкатулка с ценнымикамнями… 
– Я  ужеслышал об этом. Вы хотите спросить, не знаю ли я, где она находится?
– Именно…
– Не знаю…
Тогда пристав опускается  на колени и, заглянув я под кровать,  достаетшкатулку. Открывает, убеждается, что камни на месте.
– Как же вы так неосмотрительно ее  столь близко положили…
– Это вопрос задайте  тому, кто ее сюда подложил…
– Вы правы,  вам не откажешь в сообразительности. Но меня интересует уже не столькоэта шкатулка, а вопрос более серьезный…
– Какой именно?
– Что вы, подпоручик Пылаев, делаете в этом доме?
– Что я делаю в имении князя Рокотова? Скажите,пристав,  ацена  моего ответа  может  иметь  некую стоимость?  Например, особняка на берегу лазурного моря илипожизненной  ренты?
– Я вам скажу да, а   потом  вы  столкнете  меня в прорубь, как  беременную горничную?
– Вы и об этом догадались…  Но мое  предложениееще в силе…   Иначе, вы бы приехали  сюда не один,  а я был бы уже арестован и в кандалах…
– Мне нравится ход ваших  мыслей…   
– Ювелиры  у вас эти камни все равно не  примут, побоятся, – начал рассуждать Пылаев, показывая на шкатулку. – А у меня, как у князя Рокотова, возьмут.  Дайте мне  всегодва часа,   и я привезу вам  половину  стоимости  этой шкатулке,  а вы  пока продолжайтееё искать в доме.   Через  два часа  я буду ждать  вас на мосту.   А потом… Еще несколько дней  и с вашей  помощью я стану  законным  наследником и хозяином  этого имения, а  вы очень  состоятельнымчеловеком.   И это будет  нашей  общей маленькойтайной.   Договорились?

Взволнованная разговором с батюшкой и кражей в имении, а более терзавшими ее подозрениями в отношении  молодого князя, Елизавета снова решилась на поезду в Дерябинский лес,  и  теперь искала управляющего.
– Елизавета Павловна, радость вы наша, дачто же вы сами-то?  –  раздался голос, выходящего из конюшни Изотова. – Послали бы кого за мной Фому. Если вы, княжна, на прогулку,  по  обождите несколько минут, я  скажу, чтобы подготовили вашу  лошадь…

Воспользовавшись тем, что управляющий Изотов был в конюшне, полицейский пристав  Архипов уж вышел  к  мосту, проявляя знаки явногобеспокойства, что подпоручик Пылаев просто сбежит со шкатулкой и ищи потом ветра в поле…Хотя, что такое эта шкатулка по сравнением с тем, владельцем чего он может стать в самое ближайшее время.
Однако вскоре на дороге, ведущий к мосту со стороны уездного города показался одинокий всадник и это несколько успокоило Архипова.
Это действительно был, Пылаев который приближался к месту назначенной  встречи. Однако же, зоркий глаз пристава не увидел при нем какой-либо сумки, в которой могли бы быть деньги, равно, как и самой шкатулки…
– Вы же хотели обменять  камни на деньги… – начал он.
– Сказать, что вы, Архипов, наивный… не могу, – говорит ему в ответ Пылаев. – Выходит, чтовы глупый или жадный…  Скорее все же – жадный. Эту шкатулку с драгоценностями  найдутв той комнате,  где мне это будет нужно. И еще.Вы что-то там про прорубь говорили…   Я личноне против…
Пылаев, продолжая гарцевать на коне,  поднял  вверх свою руку и в это время  со стороны леса раздался  одиночный выстрел…
Подпоручик  слез с лошади и, оглядевшись,  стал обыскивать лежавшего на снегу, с пробитым глазом, пристава.Нашел у него   письма с  Кавказа.Быстро пробежал их глазами… и  спрятал уже  в  своем  кармане.
К нему, выбираясь через снег,  вышел дезертир Обозов с ружьем…
– Молодец, –обращается к нему Пылаев. –  Теперь   быстро оттащи  телопристава  в лес и присыпь снегом.  Завтра, ближе к вечеру  жди меня в деревне…  Привезу еды, вина и денег…
Когда дезертир начал  оттаскивать тело  пристава с дороги, Пылаев увидел   скачущего по дороге от усадьбы в сторону леса одинокого всадника. Приглядевшись, он понял, что это Елизавета Павловна. Проводив ее немного взглядом, подпоручик  быстро вскакивает на коня и  направляется  вслед за ней…
Елизавету Павловну действительно последнее время терзали недоумения, связанные с появлением в имении Ильи Петровича, а главное его хладного отношения к ней.  Взволнованная предстоящей встречей со старухой-колдуньей, она и не замечала следующего  на своей лошади и параллельным с ней курсом подпоручика.
Пылаев хорошо видел то, как Елизавета Павловна привязав лошадь, вошла в небольшую избушку,прикрытую  развесистым еловым  лапником и  потому  почти невидимою со стороны.
Он тоже  привязывает свою лошадь и, стараясь не шуметь, движется  в ту же сторону.
Когда он заглянул в окошко,  то увидел некую пожилую женщину с взлохмаченной головой и в тряпье, а рядом с ней Елизаветой Павловной, они беседовали.
– Смерть  уже второй горничной, словно камень на моей шее… Особенно совсем еще  юной  сироты… –  говорит старухе Елизавета Павловна.
– Девочка, как я понимаю, была беременной? – уточняет та.
– Доктор так сказал. Но если бы она мне призналась, мы бы ей помогли,   родить, и  мужа бы нашли достойного, да и воспитать помогли. Знать бы,  кто  тот человек, который позволил себе так с ней подло поступить?
Пылаев  прислонив голову к окошку, внимательно вслушивается в их дальнейший разговор. К тому же  он отчетливо видит, какведьма что-то  бросает в горшок, над которым клубится пар… А вскоре и слышит её слова, обращенный е девушке.
– Ну вот, я тебя  и увидела. Теперь, дочка,  мне понятно,  откуда пришла беда,  и кто может стоять за всеми  этими трагедиями.  Я знаю, что князь хворает, но пусть он завтра  все одно ко мне  приедет. Я ему скажу, что нужно  делать и кого вам следует остерегаться, а сейчас  ступай домой, дочка. А то темнее нынче рано…
Елизавета Павловна опустилась на колени и мгновенно стала целовать руку хозяйке избушки, а та, очень осторожно касалась ее головы.
Пылаев, спрятавшись за толстым стволом ели, выждал, пока Елизавета Павловна отойдет подальше от избушки.  Затем  оннашел небольшой обломок  ствола и в тот момент, когда Лизавета  уже начала движение,  подошел к избушке и подпер дверь так, чтобы ведьма не могла ее открыть изнутри. А потом стал подтаскивать лежавшие под небольшим навесом связки сухих ветвей, приготовленных очевидно для растопки и обкладывать ими избушку…
Им двигал безотчетный страх быть  разоблаченным, тогда как  до венца и богатства  оставалось  всего три дня…

Женщина, а это как вы помните, была графиня Заречная и мать Елизаветы, внутренним чутьем понимая, что именно происходит за стенами ее избушки, опустилась на колени перед небольшим образком Пресвятой Богородицы.
– Ведаю, что сей огонь  мне не повредит, однако, МатушкаПресвятая Богородица, прими  сегодня меня  в жертву,  а жизнь моей дочери и ее скорое счастье,  пусть останутся для этого  оборотня недосягаемыми…   Да и не хочу,  если честно,  чтобы она  узрела родную мать в  подобии чудища, коим я стала за эти годы…
Пылаев двигался уже не таясь, и в полный рост.  И вот  огонь ярко вспыхнул под одной из связок хвороста…  А еще через несколько мгновений жаркое пламя огня объяло всю избушку…
Если бы он ведал о том, что именно в этот момент в спальне князя Рокотова сидел стряпчий Хохряков, который внес существенные изменения в завещание старого князя, освобождая Пылаева от обязательного брака с Елизаветой Павловной, может быть и не взял бы еще один грех на свою душу.
Хохряков, еще раз пробежав глазами по тексту,   передает  завещание Изотову, а уже тот кладет листы на одеяло перед князем и Павел Андреевич начинает его подписывать.
– Ну, кажется, теперь все будут довольны, – произнес князь и далее обращался уже к стряпчему.  –Спасибо,  тебе, голубчик.  Митрофан Поликарпович с вами сейчас расплатиться… А  мне скажите,  где сейчас может находиться  Дмитрий  Илларионович Ногиев?
– Сегодня  должен из Палестины возвернуться…
– Очень хорошо! Передайте ему при встрече, что Елизавета  Павловна в ближайшее воскресение замуж  выходит.  Я думаю, что ему об этом нужно знать.  А теперь ступайте  оба, мне нужно отдохнуть...
– Павел Андреевич, – обратился Изотов перед уходом к князю Изотов. –Позвольте я вместе со стряпчим до города доберусь. Пристав куда-то пропал. Ни людей не опросил, ни сам после обеда не появился…
– Поезжай… Может быть что-то и с пропажей шкатулки проясниться.
Последующее появление в кабинете следователя Прохорова управляющего Изотова и его рассказ о пропаже  пристава Архипову, заставил всех призадуматься.
– Если можно, то прошу вас чуть подробнее рассказать обо всем, что происходило сегодня у вас в имении, – просит его Прохоров.
– Рано утром, начал Изотов,   князь Павел Андреевич обнаружил,  что из его кабинетапропала шкатулка с драгоценностями, переданнымикупцом Ногиным для Елизаветы Павловной.  Приставприехал, но производить дознания с людьми, которыхя по его просьбе собрал, не стал, а  зашел в комнатуИльи Петровича и о чем-то с ним беседовал…  Я знаю лишь,что после этой беседы молодой князь взял лошадь и куда-то ускакал. Часа через два  уже пристав Архипов, потолкавшисьпо комнатам, сказал, что хочет подышать свежим воздухом.Он  вышел из княжеского особняка и  более  в имении непоявлялся. Вот я и приехал спросить, не появлялся ли он в городе?
– Очень интересно… Может быть наше юное дарование объяснит нам то, что мне пока не известно?
– Виноват,  Аркадий Николаевич,  сначала забыл сообщить о запросах, а затем и о поступивших с Кавказа ответах за  эти запросы, которые  были  сделаны мною по просьбе пристава Архипова…
– Вы говорите запросы? Значит, их было, как минимум два?
– Да! Один на  имя штабс-капитана Рокотова, а второй на военного топографа – подпоручика Пылаева.
– Вы, как я могу догадаться, с содержимым  ответов на свои запросы не знакомы…
– Нет! Я  лишь сообщил приставу, чтобы он сам  взял ответы на свои  письма и как можно быстрее  ехал в имение князя Рокотова.
– Думаю, господа, что череда смертей в  имении, к сожалению,   продолжилась… Интересно знать,что могло быть  в тех   ответах.  И кто такой этотподпоручик Пылаев,  если пристав  одновременно сделал запрос и на его имя?  Сегодня уже поздно,а завтра, Митрофан Поликарпович, собирайте с утра своих людей и начнем вместе  поиски пристава.Я же  сейчас  заеду к его жене, но не думаю, чтобыон  был у себя дома… 

Утром следующего дня, снова, выстроившиеся цепочкой крепостные и дворовые из имения князя Рокотованачали  прочесывать уже  окрестности самого имени.   Среди ни  было несколько полицейских и при сланный урядник, который и руководил поисками.
На дороге рядом с управляющим Изотовым, который и дал команду начать поиски, останавливаются сани 
– Господин управляющий… – начал сидевший на санях мужик.
– Привет! Спасибо, что приехал. Ступай в цепь…– ответил Изотов, следя со стороны за начавшимися  поисками.
– Митрофан Поликарпыч, али не признаешьсвоего боевого  товарища?–  вновь раздался за спиной управляющего голос мужика на  санях.
Изотов обернулся и пригляделся.
– Дурындин?  Здравствуй, разведчик. Не узнал тебя, думал, что прислали на поиски…
– Что теперьискать-то собираетесь?
– Вчера вышел из имения и пропал пристав Архипов.
– Такого в наших краях давно не было… – призадумался мужик. – Я так думаючто это дело рук все того убивца вашей горничной.Его же, как я понимаю, ведь  еще не нашли…
– Притаился где-то…
– Я когда сюда шел, то почувствовал, что в  дальнемлесу  дымком  пахнуло. Если хочешь, давай  тудавдвоем быстренько съездим.  Может быть,  там он себе лежбище-то соорудил?
– Пожалуй, стоитпроверить,   – согласился  управляющий и завалился в  сани на сухое сено.
Мужик  развернул лошади, и  сани  легко понеслись по снежной целине.

Когда вечером перед сном Елизавета Павловна пришла пожелать князю доброго сна, то у входа в спальню князя  чуть не  столкнулась с управляющим Изотовым.
– Извините, Елизавета Павловна…–  произнес Изотов.
Лиза  вошла и увидела отца.  Он сидел в кресле у камина,  в котором горел  огонь.
– Батюшка, как вы?   – спросила Елизавета Павловна.
– Спасибо, дочка. Вот только Митрофан  только что мне сказал, сказал, что ты приехала сегодня с прогулки немного взволнованной? Ничего не случилось?
– Князь, вы, наверное,  слышали о женщине, которая давно живет в лесу.    Я с ней  встречалась, и она просила меня  передать, чтобы вы  срочно к нейприехали. Она что-то важное хочет сказать именновам…
– В каком часу ты ее видела?  –  попросил уточнить князь.
– Ровно в полдень… – ответила девушка
– Вынужден тебе сообщить горькое известие, – начал  явно расстроенный Павел Андреевич. –   Митрофан час назад привез ее тело. Она сгорелав своей избушке. Упокой, Господи, ее душу… И ещеон видел следы человека, который, скорее всего,и  совершил этот  подлый поджог, предварительно подперев  дверь поленом.
– Значит,  она была права, когда говорила мне, что беда все еще стоит на пороге нашего дома.
– Выходит, что права.   Не иначе как  эти слова и  смерть в огнеприняла. Ты ведь, дочка,  еще не знаешь, что утромя не нашел на своем месте  твоей шкатулки. А после обеда крестьяне  обнаружили труп приставаАрхипова  кем-то убитого выстрелом из ружья.  А ведь он приехал из Твери  как раз расследовать дело о пропаже  этих самых  драгоценных камней.
– Эти смерти перед самой свадьбой… – тихо произнесла девушка.
– Лизонька, а может  мнеи не неволить вас? Соберемгостей, как будто на свадьбу. Посадим всех за столы,  атам прилюдно объявим, чтовсе наследство переходит Илье Петровичу, ауже он волен предлагать вам или не предлагатьсвою руку и сердце…
– Мы же перед Богом  уже пообещались быть вместе…
– Положим, что это я с братом пообещался, а вы еще ничего тогда не понимали…  Может быть именнов тот момент мы и сделали самую большую ошибку,когда думали не о вас, а о своих интересах…
– Он вроде бы и слова правильные говорит, нокакой-то он… холодный, – тихо произнесла девушка и задумалась
– Ступай, дочка, отдыхать.  Доброй тебе ночи,  а я посижуеще немного, подумаю и посмотрю на игру огня…
Елизавета Павловна нежно  поцеловала князя в щеку,  и вышла из его спальни.

Первое, что увидел подпоручик Пылаев, когда  с походным баулом переступил порог   дома горничной Ольги, было  направленное на  него ружье в руках дезертира.
– Еще раз направишь на меня ствол – убью!  – говорит он и, подойдя к столу,  начинает  не спеша выкладывать бутылки и продукты.
– Я слышал, что  уженашли труп полицейского пристава…  Бежать мне надо. Завтра сюда  полиция всего уезда съедется. Снова станут лес прочесывать и по деревням все дворы шерстить…
– И с чем ты собираешься бежать?
– Ты же мне вчера сам обещал денег привезти… – недоуменно произносит Обозов.
– Которые я в кармане пристава нашел? Не смеши…
– И что же мне делать?
– Есть одно предложение…  Я знаю,  где князь хранит свои  сбережения.  Тебе остается лишь  ночью легонько подушкой придушишь дряхлого старика и забрать себе  все его деньги, а потом лети, куда душа пожелает, а я останусь здесь хозяином…
– А  может быть,  меня управляющим к себе возьмешь?
Пылаев от такой наглости дезертира даже улыбнулся.
– А почему бы и нет…  –  неожиданно  говорит он. – Ты парень толковый, мне такие помощнику нужны будут. К тому же мы вместе кровьютеперь помазаны…  Тогда слушай, что нужно  будетсделать завтра ночью…

Утром следующего в кабинет следователя Прохорова вошел доктор Орест Петрович.
– Могиканам российского сыска, мое почтение, –  говорит он.
Письмоводитель  Антон Дроздов,  отвлекшись от своих бумаг, радостно кивает ему в ответ.
– Оставьте, доктор, хвалебные эпитеты до лучших времен, произносит в ответ Прохоров. Мне сегодня с утра уже такую взбучкуустроили за гибель пристава Архипова… А я несмог им сказать, что виной  тому может быть его личная заинтересованность в этом деле. Да ишкатулка с драгоценностями пока еще не найдена.А вдруг  наш пристав решился шантажироватьИлью Петровича, зная нечто, что было в  тех письмах…
– Не завидное у вас положение, Аркадий Николаевич, прямо скажем,  – произнес в ответ Шерстнев, удобно устраиваясь на стул рядом со следователем. –Однако, со своей стороны могу лишь сказатьследующее: выстрел в пристава Архипова былсовершен с расстояния метров в пятьдесят. Тоесть не из револьвера, который дал Рокотовууправляющий Изотов…
– Что подтверждает  о возможном сговоре ИльиПетровича с убийцей, который был в засадеи ждал сигнала молодого князя… – о чем я вам все время и пытаюсь сказать, – включился в разговор Антон. –Возможно,что этот  убийца  причастен и к смерти Дарьи.
– Может быть, мой юный коллега  вы и правы.А если предположить, что сей  убийца  является неизвестным нам  подпоручиком Пылаевым, который  приехал сюда вместе с князем Рокотовым. Но почему Илья Петрович  его от всех скрывает?  Что произошло на Кавказе и что их связывает даже после совершенного убийства?
– Давайте пошлем вторичный запрос,  –предлагает Дроздов.
– Боюсь, что времени ждать  новый ответа у нас уже нет. И как бы следующей жертвой не стала  самаЕлизавета Павловна… – отвечает ему следователь.
– Наследство старого князя кому-то явно  не дает покоя, –  раздумчиво промолвил доктор.
– А что там с венчанием?–  уточнил у него  Прохоров.
– Официально назначено на это  воскресенье…  – ответил  емудоктор и добавил. – А это значит, что надеяться нам остается только на чудо…

Утро этого же дня князь Павел Андреевич Рокотов и Елизавета Павловна встретили на кладбище у  свежей могилы рядом с закрытым гробом.Чуть поодаль рядом с каретой князя стояло несколько мужиков, приглашенных для того, чтобы опустить гроб в землю.
К старому князю  ужеподошел  молодой священник, приехавший на крытом  возке в сопровождении управляющего Изотова, который сопровождал возок  верхом на коне.
– Это какое-то самоуправство, князь,–начал моложавый батюшка с чуть пробившейся бороденкой на сытом  лоснящемся лице! – Я буду жаловаться в Епархию!Вытащили из постели и чуть ли не силком посадили вэти жуткие и холодные сани…  И потом, я все равно не стану предаватьземле эту ведьму…
– Эта ведьма,  каквы изволили выразиться, –  спокойно начал князь, –графиняЗарайская. А уж по какой причине она стала жить вдали от людей вам, святой отец, наверное,и без меня хорошо известно. Так что негневите Бога и меня, а потому приступайте к чину отпевания рабы Божией Софию…
– Вы еще прикажите меня за отказ ее отпевать, прилюдно  выпороть…
– Могу  приказать,ивыпорют. Но пусть  вам  Бог будет судией! Митрофан,  сейчас же отвези  этого горе-попа домой, поелику он любви сострадательной к людямне имеет…  А завтра со всей семьей и со скарбом вТверь  спровадишь, да прямо на  крыльце у правящего Владыки его и высадишь.  А сейчас  мне привези батюшку  из Ореховки. Слава Богу, совестливые  да боголюбивые  попы еще не перевелись…

Потрясенный событиями, разворачивающимися на его глазах, Герман второй день  стенал, не поднимаясь с дивана. Видя, что юноша страдает, князь отнес это на его чувства к погибшей горничной, а потому старался не донимать его  эти дни службой.
А  Зинаида Прокопьевна вызвала себе на подмогу подругу – свахуПоликарповну.  Теперь они обе гоняли чаи и мирно беседовали.
–  Жениться надо твоему сыну и всю хандру, как рукойснимет.  А насчет этой ведьмы?  Кто бы мог подумать,что эта графиня Зарайская, да еще и мать родная Лизоньке вашей. 
– К свадьбе ждем еще и батюшку ее родного…–  говорит  ейЗинаида Прокопьевна.
–  А он то, хоть кто? Аль монах какой тайный? – расспрашивает  её сваха. –  А ты помнишь ту черную карету, что у крыльцалишь постояла, да и уехала?
–  Как же не помнить?  Страху тогда сама натерпелась…
–  Сказывают, что в ней-то и был ее отец. Приезжал, мол,посмотреть на невесту, а  невеста-то  оказалась родной дочерью.
–  И кто же он такой?
– Знаю лишь, что человек богатый и рассудительный,А все свое наследство уже Елизавете Павловной отписал…
–  Если уж кому Господь дает, то  насыпает во все карманы…–промолвила Поликарповна и потянулась за очередным кренделем.
– Хватит вам косточки ее перемывать. Вы и мизинца еене стоите…– раздался со стороны дивана голос Германа.
– Кто же с этим спорит-то? – начала свахаи  обе женщины склонились над столом, скрывая свои улыбки.

И вскоре у свежей могилки, присыпанной землей с крестом в ногах и, укутанную в цветы,  стоят старик-священник, некогда встретившийся  с подпоручиком Пылаевым, выдавшим тогда себя за князя Илью Петровича Рокотова,  старый князь, Елизавета  Павловна и управляющий Изотов.
– Батюшка, – начал князь, – соблаговолите приехать в имение и  довершить чин венчания некогда обрученных вашим отцом, протоиереем Михаилом  - Ильи Петровича и дочки моей Елизаветы Павловны в нашей домовой церкви в воскресенье…
– Это дело Богоугодное, так что и отказать не смею…
– Вот и прекрасно, наш управляющий за вами экипаж с утра пришлет. Так, что будем вас ждать…  – и  Павел Андреевич, а вслед за ним и все остальные,  подошли под благословение к священнику.
Старый князь проводил взглядом возок, который увозил старика-священника по снежной дорожке и обратился к дочери.
–  А теперь, Лизонька, я скажу тебе то, что должен был сказать уже давно… Здесь в земле, сегодня упокоилась душа  твоей родной матери… графиниСофии Зарайской… Удивительной души человека.А очень скоро, по крайней мере,  я на это оченьнадеюсь, ты сможешь встретиться и со своим родным отцом… Я его уже оповестил о твоей скоройсвадьбе…
Елизавета Павловна после этих слов  опускается перед могилой на колени и кладет на могилкусвежие цветы.  Ивесьпоследующий  день, уже в усадьбе, она не снимала  траурного  платья так и простояв  у окна, глядя на то, как падает снег.  Казалось, что она видит, как за несколько верст от нее, этот мягкий снег своим белоснежным покрывалом  накрыл и свежую могилку ее родной матери, которая постеснялась открыться дочери, но все сделала, чтобы обезопасить ее судьбу.
Неожиданный стук в дверь прервал ее размышления, она обернулась  иувидела в дверном проеме фигуру  подпоручика Пылаева.
– Позволите, Елизавета Павловна? Зашел выразить вамслова соболезнования по утрате родного вам человека.Кто б мог подумать, что женщина, живущая столько летв лесу да еще в полном одиночестве, могла быть вашей родной матерью… 
– Спасибо, князь! Хорошо, что вы зашли. Я хочу, чтобывы знали. По моей просьбе, батюшка наш ПавелАндреевич переписал свое завещание…
Пылаев замер.
– Теперь вы единственный наследник всего имущества князя Павла Андреевича Рокотова, – спокойно продолжала Елизавета Павловна.  – И это очень даже справедливо. А то, чтокасается нашего замужества… Князь Павел Андреевичпредоставил решать это  уже вам,  как своему наследнику.
– Но я все давно решил… Мы помолвлены в церкви.Пусть же  церковное таинство завершиться нашим свами венчанием…  И свидетелями тому  перед Богоми людьми будет наши милые соседи.
– Мне приятно слышать ваши слова и я очень вамза них благодарна… Поспешу  же сообщить о вашем решении батюшке Павлу Андреевичу…

Дезертир  Остап Зубарев,  забравшийся в спальню Павла Андреевича, тихо подошел  к кровати,  на которой спал старый князь.
Яркая и полная луна  заглянула в окна его спальни,  дабы  самой поглядеть на совершаемое убиение. И видела, как дезертир осторожно опустил на пол полный мешок с уворованными,  протянув руку,  взял  с кровати  свободную подушку.
Далее созерцать это непотребство она не пожелала и прикрылась тучей,  скрыв свой круглолицый медный лик.
Но Остап медлил. Никогда еще в своей жизни он не совершал такого гнусного насилия,  к тому же ночью и над стариком…
Павел Андреевич открыл глаза и какое-то время они смотрели друг на друга.
– Что, служивый, не хочется брать грех на душу?   – негромко говорит князь и от этих слов дезертир выпускает подушку из рук.
–  Забирай все, что нашел и уходи, я не стану поднимать тревогу. Только я не уверен, что этот мешок сделает тебя счастливым…
– Благодарю вас, князь. Хочу, чтобы вы знали… Это наследник ваш принудил меня к этому. По его приказу я и полицейского пристава убил… И понимаю, что нет мне прощения…
– Ступай…
Зубарев с мешком на плече,  осторожно  вышел из спальни князя Рокотова и тихо прошел коридорами второго этажа,  затем спустился по лестнице и вылез  через окна первого…
Он не мог  видеть, как в это время отворилась дверь на заднем крыльце, и на улицу вышел подпоручик Пылаев.
Когда Остап, довольный, что не пришлось брать еще один грех на душу, сделал  несколько шагов в сторону забора, Пылаев, оказавшись  у него за спиной,  подняв револьвер,  прицельно стреляет  дезертиру в спину.
Зубарев подает, мешок раскрывается, и часть серебряных изделий оказывается на снегу.
Пылаев с револьвером в руках  медленноподходит к дезертиру.
В это время на звук выстрел с армейской  винтовкой в руках выходит управляющий Изотов.Он видит лежавшего на земле человека и склонившегося над ним Пылаева.
–  Илья Петрович? Что тут происходит?    – подходя к ним,  спрашивает он.
–  Это, как я понимаю,  убийца горничной Дарьи, а сегодняон не только ограбил наш дом,  но и  убил князя Павла Андреевича…
Управляющий, не опуская оружия,  склоняется над  лежавшим на земле человеком и  осторожно его переворачивает.
Дезертир открывает глаза и видит револьвер в руках Пылаева.
– Ты же сам меня…– пытается он что-то сказать, но  его глаза смыкаются и он умирает.
– Надо же такому случиться, перед самой свадьбой и моим отъездом в часть,  – как будто ничего не произошло,начал говорить Пылаев.  – Утром, Митрофан Поликарпович, вызывайте полицию… А я  немного отдохну и поеду к священнику.  Нужно решить,  как быть дальше.  В день объявленной свадьбы придется  похоронить и князя…
– Илья Петрович,  –обращается к Пылаеву управляющий. –Насчет священника. Князь Павел Андреевич просил пригласить для вашего венчания батюшку из  деревни Орешки.
– Хорошо,  так и сделаю, тем более, что я с этим священником уже знаком…
– И еще… вам нужно вернуть мне револьвер. Следователь все равно его попросит
Как скажите, – говорит подпоручик и  уходит в дом.

Утром  над трупом дезертира склоняется следовательПрохоров и его помощник письмоводитель Дроздов.
– Сударь, он вам никого не напоминает?  – спрашивает своего помощника Прохоров.
– Очень даже напоминает… убивца со словесного портрета, – отвечает Антон.
– Вы не могли бы нам, Митрофан Поликарпович, как бывший разведчик, раз рассказать, что же здесь  на самом деле произошло…   – просит следователь Изотова
– Извольте, – начал управляющий, – так как у меня и самого появились некоторые вопросы…

Подпоручик Пылаев. Как и сказал Изотову, приехал для встречи со стариком-священником. И теперь они беседовали на крыльце его дома.
– Мне, батюшка,  нужно срочно возвращаться в действующую частьна Кавказе, а потому не имею возможности ожидатьокончания дней  поминовения князя Павла Андреевича.Но и уехать, не выполнив воли покойного, так же не могу.А потому прошу вас обвенчать меня с его дочерью вдень  егопогребения, то есть утром этого воскресного дня.Естественно, что моя благодарность будет достойной.
– Неужто, князь Павел Андреевич представился?  Какая потеря для всех. Давайте договоримся так, вы привозите тело покойного князя в церковь и самиприходите с невестой, а все остальное вверим в руцы Божии…

Труп  убитого дезертира уже был положен на носилки и двое полицейских несли его к саням.А следователь Прохоров со своим помощником  всевнимательно слушали управляющего Изотова.
– Особенно меня удивили его слова о том, что князьПавел Андреевич убит … Казалось бы, как  Илья Петрович  мог это знать?  Сам видел?  Но почему  не  помешал илине задержал убийцу еще в доме, будучи офицером и вооруженным моим револьвером.
– Да, странно все это. А что же князь? Действительноубит?
– То, что убийца  был в его спальне это достоверно… А впрочем пройдемте туда вместе…
Навстречу управляющему Изотову и следователю Прохорову по коридору второго этажа шла  Аглая. В руках у ключницы  былапохищенная шкатулка.
– Аглая,  – останавливает  ключницу Изотов.  – Ты где нашла эту шкатулку?  Мы тут ее  все обыскались…
– У вас в комнате и нашла, когда пришла прибраться…Она под кроватью вашей стояла…– ответила ключница.
Следователь Прохоров просит  ееоткрыть шкатулку.
– Ну и хитер же этот сукин сын… – говорит управляющий Изотов, глядя на шкатулку полную драгоценностей.
– Выходит, что вы ему теперь главная помеха… – высказывает предположение  следователь Прохоров.
– Выходит, а теперь пойдемте к князю. Он хочет с вами обовсем этом поговорить…
– Так Павел Андреевич  все-таки жив? Слава Богу!   – восклицает юноша письмоводитель,  после чего  они все вместе идут к дверям княжеской спальни.

К крыльцу дома помещицы Яровой верхом на коне и ближе к полудню подскакивает подпоручик Пылаев.  Бросает поводья выскочившему слуге,  влетает в дом и через несколько минут уже распахивает дверь спальни своей любовницы.
Яровая лежала поверх одеяла в одной воздушной нижней рубашке,а  лежавший рядом эфиоп  все с той же  набедренной повязкой, перебирал волосы своей хозяйки.
– Он мертв…  – с порога воскликнул Пылаев.
– Король умер!  Да здравствует король!  –  произнесла в ответ Яровая. – Что же тынаследничек, стоишь, как соляной столп.  Присоединяйся к нам… Пора начинать праздник!
Пылаев начинает  лихорадочносбрасывать с себя верхнюю одежду.
– Кстати, сегодня у меня в доме соберутся все соседи. Там я и представлю им  тебя, как нового хозяина имениякнязей Рокотовых…
Пылаев уже полностью обнаженный бросается на кровать и стискивает всвоих  объятиях  помещицу, а эфиоп  также нежно  начинает перебирать волосы  уже на его голове.

Вечером этого же дня,  в вестибюль гостиницы с одним небольшим дорожным чемоданом  в руках вошел  купец Ногин.
Савва Кузьмич, увидев дорогого гостя, вышел из-за конторки с распростертыми руками.
– Сколько лет, сколько зим… Дорогой ДмитрийИлларионович, куда же вы пропали?
– Был в монастыре на Валааме, Савва, а теперь  вот собираюсьв Палестину…
– А как же Елизавета Павловна?  Мне Хохряков рассказывал, что вы собирались с ней венчаться.
– Это была бы моя роковая ошибка… Мне  ужесказали,что она завтра за Рокотова выходит…
– Со стариком сошлась? –   удивленно молвил  хозяин гостиницы.
– Типун тебе на язык, Савва.  Причем здесь Павел Андреевич. С младшим Рокотовым…
– Ты хочешь сказать, что с Ильей Петровичем?
– Ну да!
– Странно это…
– Что же тут странного, если Елизавета Павловна с ним с самого детства была обручена… – недоумевал Ногин.
– А то странно, Дмитрий Илларионович,что  штабс-капитан Илья Петрович Рокотов погиб на Кавказе.
– Откуда  сие известно?
– В  отпуск по ранению приезжал его боевой товарищ. Подпоручик…  Пылаев.
– И что из того?
– Хорошо. Давайте вспоминать тот день, когдавы со стряпчим Хохряковым цыган выписали… Тогда кроме вас в ресторане сидел еще одинмолодой человек…
– Помню… и что?
– Пока он ужинал, я грешным делом,  пересмотрел вещи, находящиеся в его походных  баулах.  И своими глазами  читал уведомительное извещение о смерти  капитана Рокотова, а также  сопроводительные документы  военного топографа Пылаева. И я так понимаю,  что этот молодой офицер как раз и вез князю Рокотову то извещение…
– Не может быть…
– Мне не верите, спросите у Яровой. Она накануне его  даже в свою кровать  сумела  затащить.
– Оставляй на хозяйство Семена,  и пойдем в полицейскийучасток. И там обо всем это расскажешь…
– Ни за что…  Чтобы меня же потом и посадили за то, что досматриваю вещи своих постояльцев?
– А ты, выходит еще и вещи наши досматриваешь?  – начал заводиться купец Ногин. –  Ах ты, клоп гостиничный.   Собирайся и пойдем.Лучше в участке  все рассказать, чем от менятумаков получить…

В это время в гостиной помещицы Яровой уже был  накрыт богатый стол,  но гости -  соседи-помещики в сей момент  сидели вокруг небольшого круглого стола, что стоял у окна.
Это были: граф Сикорский с женой Ядвигой, помещик Хрусталев и  помещицаХрякова, пара: муж и жена Троекуровы, помещик Стрешнев с сыном и даже старушка-помещица Переверзева.И,  конечно же,  сама  Любовь Яровая вместе с подпоручиком Пылаевым.
Какое-то время все молчали, не иначе, как проявляя сочувствие молодому князю по причине кончины князя Рокотова.  Хотя кто-то уже подсчитывал размеры пашен, лесов и количество озер богатых рыбой.
Начала, как это ни странно помещица Переверзева.
– Как мой покойный муж, отставной бомбардир Модест Филиппович представился, я  ведь большеогородами и не занимаюсь. 
– Мы все в курсе… – произнес Тадеуш Сикорский и добавил. – Правда, ваши коровы все лето опять на наших землях паслись…
– Ну да, а твоимужики  вроде как по ошибке по ошибке мои травы скосили.
– Ну, что вы право же… Рокотовы нас собирают завтра  по похороны и на венчание, давайте хоть сегодня  не станем выяснять,  кто и чей земле пасется…
– Венчание – это так прекрасно, – взволнованно говорит  Хрусталев. –Если вы, Илья Петрович, не будете против,то я  завтра пришлю девочек в платьях ангелочков, чтобы они несли фату  за невестой…
– Вас то, Любовь Дмитриевна Ильинична, что так  сие  венчание беспокоит? Или вы  сами на место  невесты метили?   – хитро вопрошал Стрешнев старший хозяйку дома.
– Оставьте свои глупые домыслы…  –  отмахиваясь от соседа, проговорила Яровая.
– А это правда, что рядом с имением Рокотовыхбыл найден труп полицейского пристава Архипова? – неожиданно поинтересовался Троекуров.
– Правда, – ответил Сикорский.  – Какой-то злой рок преследует в последнее времяРокотовых. То две горничные друз за другом, товот пристав…
– А давайте вызовем дух убиенного пристава, – неожиданно предложила помещица Хрякова. – Я умею это делать. Пусть он нам сам расскажет, что произошло в  имении Рокотовых. Как говорится,  узнаем из живых уст… А меня, князь извините, что я приняла вас за гробовщика…
Пылаев  улыбнулся.
Услышав о желании Хряковой вызвать чей-то дух,  помещица Переверзева вдруг встала со своего кресла и села между сыном и отцом Стрешневых, а помещик Хрусталев, наоборот пересел к  подпоручику Пылаеву…
 Яровая уже отдавала какие-то команды и вот слуги вносят  подсвечник  с горящей  свечой, а занавеси на окнах опускают.
Наступил полумрак.
– Попрошу всех взяться за руки… – продолжает Хрякова, обводя всех взглядом.  –А теперь пусть каждый из вас представит себе пристава, благо,вы все с ним знакомы…  И эту картинку зримого образа старайтесь  все время удерживать перед своими глазами…
Наступила полная тишина, которая через некоторое время вдруг прервалась звуком шагов.И эти шаги явно перемещались в сторону гостиной, в которой все ипроисходило.
И вдруг  сама-собой распахнулась прикрытая дверь.
Все бросили свои взгляды на дверь.
Графиня Ядвига в страхе уже держала мужа за рукав.
Молодая жена помещика Троекурова просто закрыла глаза и заложила уши.
Переверзева спокойно перекрестилась и опустила правую руку в большую  сумку, что держала на коленях.
– Неужели это возможно?– спросил Яровую подпоручик Пылаев.
– Молчите и смотрите… – ответила она.
И вдруг в полутемной комнате стали появляться небольшие фосфорические вспышки.И в клубящемся облаке стала прорисовываться фигура… полицейского пристава.
Помещик Стрешнев  перекрестился и стал тихо творить молитву «Отче наш…»
– Приказываю вам, пристав, говорите…  – вновь раздался голос помещицы Хряковой, обращенный к призраку.  – Ответьте на наши вопросы.
Молодая жена помещика Троекурова на какое-то мгновение открыла глаза и, увидев перед собой колеблющуюся фигуру пристава в мундире, тут же лишилась чувств и упала на руки мужа
– Валентин Спиридонович,  –первым начал Стрешнев младший. – Ответьте нам, кто явился виновникомвашей смерти?
– Причиной моей смерти стала собственная жадность,– глухозазвучал голос очень похожий на голос убиенного пристава Архипова.  – А если вас интересует, кто был моим убийцей, то могу сказать, что  он находится здесь…  Рядом с вами. Он думает,что  неуязвим… Глупец!
В этот самый момент помещица Переверзева, которая уже  вытащила из сумочки  револьвер и, прицелившись, выстрелила в фигуру пристава.
Раздался испуганный крик сидящих за столом.
И силуэт пристава растворился в воздухе.
– Сумасшедшая старуха, зачем вы это сделали? – кричала на неё Хрякова. – Теперь мы не узнаем, кто был виновник в гибели пристава.
– По крайней мере, тот, к кому обращены эти слова, если он действительно среди нас,их услышал и  теперь должен понять, что и онуязвим… Равно, как и этот призрак.
– Посеявший ветер, обязательно пожнет бурю… – добавила, словно поясняла  сказанное, Переверзева.
Все стали вставать и  спешнопокидать гостиную.
Когда остались лишь подпоручик Пылаев и помещица Яровая,  их губы вновь сплелись в поцелуе.

Подпоручик Пылаев вернулся в имение утром воскресного дня.  Подъехав  к крыльца,  он заметил, что все убранствоособняка задрапировано в черные покрывала.
У порога его встречал управляющий Изотов.
– Илья Петрович, тело князя Павла Андреевича уже в домовой церкви. Там же к началу таинства венчания  вас ждет и Елизавета Павловна. Попрошу  вас  переодеться. А я, как вас свидетель, буду васлично сопровождать в церковь.
Подпоручик Пылаев согласно  кивает головой и проходит в дом.

В это же самое время в уездной гостинице произошли события не менее драматичные, но, слава Богу, благополучно разрешившиеся. Мне о них поведал хозяин гостиницы Савва Кузьмич. Слушайте же…
В то  ранее воскресное утро в вестибюле гостиницы, выходя из своих номеров, нечаянно встретились купец Ногин и  некийрослый молодой штабс-капитан. Хотя, что значит, нечаянно? Все было очень даже промыслительно…
Увидев  обоих своих постояльцев, вместе спускающихся со второго этажа, навстречу  им вышел хозяин гостиницы Савва Кузьмич.
–Дмитрий Илларионович, –начал он. –Позволь тебе представить князя Илью Петровича Рокотова…
–Так вы и есть то самый Рокотов?  –чуть повышая голос, произнес Ногин.
–С кем имею честь? –спросил его в ответ офицер.
–Вы сказали честь? Да вы понятия о ней не имеете, вы, сударь, самозванец и  подлец, пытающийся под чужим именем жениться на моей дочери…
–Стойте, господа, стойте, –начал Савва Кузьмич. –Пока вы не поубивали друг друга,  выслушайте меня…
– Говори, только быстро,  так как после этого я вызову его на дуэль…
– Дмитрий Илларионович, дорогой вы мой… Это настоящий Рокотов… Он под  самое утро приехал с Кавказа… Я не стал тебя будить…
– Ты же мне сам сказал, что он убит… – произнес в ответ Ногин.
–Сказал, но, как видишь,  жив и здоров…
–В меня стрелял мой полковой товарищ, –  решил прояснить ситуацию уже сам Рокотов. –И посчитал убитым, но меня спас молодой черкес. А его мать выходила меня…
–Тогда что же мы тут стоит, там же сейчас этот иуда пойдет под венец с моей дочерью…
–О ком вы говорите? – уточняет  капитан Рокотов.
–О  подпоручике Пылаеве, –  начал Савва Кузьмич.
–  И о приемной дочери князя, Елизавете Павловной…– добавил купец Ногин.
– Тогда нам действительно нужно спешить в имение Павла Андреевича.
И они оба выходят из гостиницы, а Савва Кузьмич,  бледный, как смерть, что чуть было не совершилась непоправимая ошибка, опустился на стул и крикнул слугу.
–Семен, водки мне принеси…

В церкви уже собрались все знакомые нам помещики со своими женами и с горящими свечами в руках стоят вокруг гроба с телом старого князя, но при этом их лица обращены  болеек молодоженам.
Перед  стариком-священником стоят подпоручик Пылаев и Елизавета Павловна.
– Имаши ли, раб Божий Илья, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пояти себе в  жену сию Елизавету иже зде пред тобою видеши? – обращается с вопросом к Пылаеву старик-священник.
– Имам, честный отче!–  отвечает подпоручик.
– Не обещался ли еси иной невесте?
– Не обещахся, честный отче, снова отвечает Пылаев.
Тадеуш и Ядвига Сикорские, посмотрев друг на друга, понимающе улыбаются.
– Имаши ли произволение благое и непринужденное,и твердую мысль пояти себе в мужа сего Илию, егоже пред тобою здевидеши?– вопрошает священник, обращаясь  уже к Елизавете.
– Имам, честный отче!  отвечает она и этот ее ответ,  ударил, словно нож, в сердце помещицы Яровой.
– Не обещалася ли иному мужу?– задает ей следующий уставной вопрос батюшка.
И вдруг со стороны вхожа в церковь раздался громкий мужскойголос.
– Обещалася, честный отче! 
Головы гостей, самого Пылаева и Елизаветы устремились в сторону дверного прохода и все  увидели стоявшего там в мундире некоего штабс-капитана и, стоявшего рядом с ним, купца Ногина.
– Она со мной была обручена, с князем  Ильей Рокотовым, а не с этим самозванцем.
После этих слов купец Ногин, раздвигая зевак, быстро пошел  к дочери.
– Пинком его под зад из храма… – раздался голос помещицы Переверзевой, указывающей  рукой  с револьвером наведенным  на Пылаева. – Пока я  сама не пристрелила этого паршивца…
К стоявшему на крыльцекапитану  Рокотовауже  подходят  следователь Прохоров со своим помощником Антоном Дроздовым и двумя крепкими полицейскими.
Пылаев попытался было дернуться, но  управляющий Изотов  тут уже  придержал  его руками и  передал двум своим  молодым и крепким слугам.Они-то и повели Пылаева к выходу из церкви.
Ядвига Сикорская,  уже всё поняв, сначала  непроизвольно схватилась за  низ своего живота, а потом дала наотмашь пощечину Тадеушу.
На пороге подпоручика  Пылаева встречал Илья Рокотов.
–  Ну, здравствуй мой бывший  боевой товарищ!  Может быть,  зря я в горах спас твою жизнь, раз ты решился построить свое счастье на чужом горе. Пусть же Бог будет тебя судьей…  Уведите его…
Пылаева принимают двое полицейских и ведут к карете.
Капитан Илья Рокотов  входит в храм, троекратно креститься и подходит к Елизавете.
–  Извини, любовь моя, что я так долго шел к этому дню.
–  Это ты меня прости, что  я не поверила  сомнениям собственного сердца…
И вдруг раздался новый и хорошо знакомый всем голос старого князя.
–  Раз уж такой праздник, то и я еще немного поживу.
Молодые оборачиваются в сторону стоявшего гроба и видят,как управляющий уже помогает выбраться из него старому князюпод удивленные взгляды соседей-помещиков.
Переверзева улыбается, а молодая Аврора Троекурова снова падает в обморок и ее подхватывает муж.
– Примите, дети мои, отеческое благословение, – начинает старый князь, обращаясь к молодоженам, –  пока я действительно не отошел в мир иной. Хотя, тут есть еще один отец. Пусть и он преподаст вам свое благословение.  Давай, Дмитрий Илларионович, благословляй свою родную дочь на брак с моим племянником и наследником.
Какая же гамма мыслей и чувств отразилась в этот миг на лице помещицы Яровой.
–  Прости меня, дочка, ибо  япо неведению и гордыне своей, чуть было не попустил совершиться страшному  греху,–  начал Ногин.  –  Прости, умоляю тебя! 
И в этот миг Елизавета Павловна бросилась на грудь родного отца, обливаясь слезами.
С умилением созерцали сию встречу отец и сын Стрешневы, сморкалась в платок взволнованная  ключница Аглая.
Блестки слезы радости были на глазах Павла Андреевича, доктора Шерстнева и старика-священника.
Ошеломленными увиденным, были Герман, его матушка Зинаида Прокопьевна, а особенно сваха Поликарповна.
Ногин берет руку свой дочери и подводит её к молодому Рокотову.
–   Принимай, Илья Петрович  сей дар небесный. Любите, дети мои,и берегите  друг друга… –  произносит он, обращаясь уже  к молодым. –   А вы, святой отец, продолжайте венчание…
Старик-священник вновь подошел к молодоженам и начал своё поучительное слово.
– Только человек с холодным сердцем  способен строить свое счастье на идеалах зла. Но  рано или поздно наши грехи все равно нас догоняют…  Правда в мире есть еще одно что способно творить чудеса и объединять самых разных людей во имя добра…  – это любовь. А потому еще раз вопрошаю… Имаши ли, раб Божий Илья, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пояти себе в  жену сию Елизавету иже зде пред тобою видеши?   
– Имам, честный отче!  –  отвечает подпоручик.
И, не дождавшись окончания таинства, молодые соединились в нежном поцелуе, к которому шли целых пятнадцать лет.

Утром у могилки графини Заречной, куда пришли молодой князь Рокотов и его жена Елизавета Павловна они увидели фигуру  отца Лизы - купца Ногина.
Они вместе возложили цветы, а потом вместе же возвращались с кладбища, о чем-то оживленно беседуя.
В тот день я, согласно воле старого князя,  начал рисовать их портрет.
Он очень понравился Илье, а Лизонька одарила меня своим портретом, который я же и рисовал для нее, сославшись на то, что теперь их двое.
Еще более года я рисовал портреты некоторых соседей-помещиков. Один из наиболее интересных – помещицы Переверзевой рядом со своей пушкой, я успел закончить буквально за день её смерти и этот портрет Павел Андреевич повесил у себя в кабинете, он же и заплатил  за него.
Удачными получились портреты отца и сына Стрешневых.
И заканчивая эту историю, добавлю о том, что за этот год случилось в имении Рокотовых.
Для начала скажу, что подпоручик Пылаев был разжалован в рядовые иокончит свои дни на каторге.
Через год у Рокотовыхродилась двойня. Два мальчика, которых назвалиПетр и Павел. Старый князь был счастлив, что дожил до их крещения.
Герман после смерти Павла Петровича был принят на службу в полицейское управление и теперь работает под началом нового молодого следователя Антона Дроздова.
Как-то так получилось, что после отъезда Германа его матушку Зинаиду Прокопьевну часто стал навещать управляющий Изотов и вскоре они сыграли свадьбу.

В один из дней   в доме Рокотовых появился юноша по имени Бекмарс.  И  тогда Илья рассказал всемо том, что момент попытки его убийства видел сей молодой черкес. Он и спас  ему жизнь,  вытащивсначала из воды, а затем,  перенес  раненного, но живого офицера в свой аул, где его и  выходила мать юноши.
В знак благодарности Рокотов, пока находился на излечении, научил его  читать. Они подружились и Бекмарс согласился приехать к нему в Россию.
Но это уже начало  новой и не менее драматичной  истории  любви молодого черкеса и русской красавицы.