нет аппетита

В предрассветной мгле, когда лес за окнами вокзала казался расплывчатым пятном, словно испачканным чернилами наступающего дня, а его очертания словно припудрены янтарным светом, я сидела на скамейке. Вокзал был пуст, лишь редкие, рассеянные лучи пробивались сквозь грязноватые стекла, освещая скучные,  потрепанные плакаты с абстрактными рисунками, которые я без особого интереса перечитывала уже в который раз.  Холод пробирал до костей, и я, сжимая в руках зачитанную до дыр книгу, бесцельно бродила вдоль  деревянных скамеек.

Мой внутренний кипящий котел из тревог и сомнений требовал выхода.  Я подошла к окну, надеясь, что прохладный утренний воздух хоть немного охладит бушующие внутри эмоции. Назойливая муха, застрявшая в щели рамы, монотонно жужжала, раздражая еще больше. Сквозняк, проникающий в зал, трепал мои волосы, и я,  раздраженная, то и дело заправляла выбивающиеся пряди за ухо,  в конце концов, собрав их в небрежный пучок.

До отправления моего поезда оставалось еще два часа, но  мучительное чувство тревоги загнало меня сюда на целых три. В отчаянной попытке хоть немного успокоиться, я поставила таймер на час, надеясь уснуть. Однако, едва я успела погрузиться в полусон,  как чья-то рука коснулась моего плеча. Резкий толчок вырвал меня из дремоты.

Я вздрогнула, сердце заколотилось в бешеном ритме. Перед моими глазами предстала невысокая, полная женщина. В ее облике чувствовалась какая-то неестественная заторможенность,  отсутствие жизненной энергии. Она часто моргала, ее редкие, словно подстриженные  ресницы постоянно опускались,  а она сама  непрерывно облизывала верхнюю губу, показывая выпирающий язык и несколько редких, почерневших от времени зубов. Женщина была одета в  серое, грубое платье, покрытое  многочисленными катышками,  засаленные волосы свисали  неряшливыми прядями.  Ее смуглая кожа, испещренная множеством мелких,  словно выдавленных штампом, родинок,  лишь усиливала ощущение  странности и отталкивания.

– Который час? – протараторила она, проглатывая гласные звуки.

Перед нами висело электронное табло, на котором большими красными цифрами горело время: 03:47. Я машинально ткнула в него пальцем,  одновременно инстинктивно прощупав содержимое своего рюкзака, проверяя, все ли находится на месте.  Мои вещи казались мне в тот момент единственной опорой в этой тревожной ситуации.

Женщина покачала головой, как бы не веря увиденному.

– Ноль три сорок семь, – отчеканила она, стараясь сделать свой голос  спокойным и  уверенным, после чего поднялась, чтобы пересесть подальше.  Однако незнакомка последовала за мной,  и это вызвало во мне нарастающее беспокойство.

– Уезжаешь? –  спросила она, присаживаясь рядом.

Я молчала,  впившись взглядом в табло,  будто надеясь ускорить время,  будто  каждая прошедшая  секунда приближала  меня к спасению. "Ну же, скорее бы уже пять", –  лихорадочно думала я.

– Ты сидишь на вокзале в такое время, вот я и подумала… –  продолжала женщина,  её слова звучали немного невнятно, как бы произнесенные  сама себе.

Я отвернулась,  не желая продолжать разговор.  Эта женщина казалась мне чем-то инородным, неприятным.  Несмотря на медленное течение времени,  любое общение казалось мне невыносимым  бременем. Но, кивнула в ответ на её вопрос.

– А мне уже никуда не надо, – проговорила она, словно в  глубокой задумчивости,   её голос был тихий,   полный горечи и  невысказанной печали. – Выпускной… мне было 17… Казалось, целая жизнь впереди… –  её слова  словно  прорвали  плотину,  проливая  горький  поток  воспоминаний.  –  А потом парень, который не понравился семье…  примерный муж, который бросил меня… На что я потратила жизнь? Для чего вообще она была дана?  Уже поздно, а жизнь-то прожита.  Ушедшие дни вселяли иллюзии, что вот-вот будет хорошо… –  Её глаза наполнились слезами.  Голос  срывался,  словно  она  пыталась  проглотить  слезы,   но  они  все  равно  прорывались наружу.

Я  знала, что  многие  живут  так,  и  это  пугало  меня,  в её  безнадежности  и  отчаянии.  Когда-то и у меня были мечты: написать книгу, посвятить свою жизнь литературе.  Но мама говорила, что это несерьезно, что я должна выбрать  «нормальную» профессию.  И вот эта «нормальная»  профессия  в банке медленно,  но верно  убивает  во мне  все  живое,  оставляя  только  пустоту и  безысходность.  Я  боюсь жить  той  жизнью,  о  которой  мечтала,  боюсь  общества,  его  жестокости  и  неприятия  к  мечтателям.

-Но ведь еще можно что-то изменить,- всего лишь выдавила я.
Она отмахнулась.
-Поздно, я же сказала, что поздно,- раздражительно отрезала незнакомка.- Есть вещи, от которых легко отвыкаешь. Например, жить.
-В чем тогда смысл жизни?
-Не знаю, кажется, мир давно вычеркнул меня.- она уронила на меня равнодушный взгляд.
-А кто тогда должен что-то менять? Почему, собственно, претензии к   миру? – Эту фразу я адресовала в первую очередь себе. Я ведь боюсь такой жизни. Все эти сложности уже в край опостылели мне, потому, извинившись, я направилась в сторону перрона.

Наступило серое утро. В воздухе кружил терпкий запах гари, противный смрад издевательски щекотал ноздри. Бесполезно горел фонарь. Голоса вокруг смешались в единый поток, лихорадочно снуют люди, толкая друг друга локтями.
Объявляют приход поезда, который, на минуточку, стоит всего пять минут. Мы рванули к нему, но внезапно, по другому пути мчится другой поезд, отрезая нас от нашего поезда. Люди кинулись перед пребывающим поездом по наземному пути, я замерла. Мне стало страшно перебегать рельсы, когда тебе в спину дышит поезд. Дети, женщины, старики беспорядочно бросались через рельсы мимо состава. Поезд выдохнул, люди, зажатые между путями, стучали и ломились.
Выглянули кудри из окна- то проводница бросила злобные взгляды на людей. Минуты- две, как всех словно засосал железный шлейф. А на перроне осталось пять человек, вероятно, те, кому не очень-то и хотелось уезжать. Или трусихи, вроде меня. Но как оказалось на самом  деле, остались приезжие, не привыкшие к такой посадке. Следующий рейс только завтра, но я не уверена, что за вечер смогу научиться так же, как они, молниеносно садиться в поезд.
5 утра. По улице шли два товарища по несчастью. Один - высокий, симпатичный брюнет в коричневом пальто, другой - я.  Мы молча направлялись в сторону гостиницы. Поселились в соседних номерах, практически всю дорогу мы не разговаривали, единственное, я знала, как его зовут. А большее меня не особо волновало.
Только я сняла пиджак, как в дверь настойчиво постучали.
-Извините за беспокойство, - замялся брюнет,- не могли бы вы занять мне пять тысяч рублей? Я все верну.
Молчу.
-Не стал бы вас беспокоить, если бы не нужда. Потерял кошелек на вокзале.
Удивительно, я совершенно его не знала, к тому же, в моем кошельке оставались последние пять тысяч рублей, которые я планировала потратить на подарок маме. Я замялась, щемя сердцем, достаю последнюю купюру в кошельке и протягиваю незнакомцу. Что я теперь подарю маме? Я злилась на себя, но обратно купюру уже не заберешь. Захлопнув дверь, иду в душ, смывая усталость.
Я прилегла и уснула. Разбудил меня противный звонок в номере. С закрытыми глазами подхожу к стационарному телефону.
-Это я,- доносится мужской голос,- Вы можете подойти ко мне в номер?
-Что у вас опять? – выдохнула я с плохо скрываемым раздражением.
-Это важно, подойдите, пожалуйста.- настаивал юноша
Стучу в дверь. В эту же секунду дверь открывается.
-Проходите,- дружелюбно приглашает парень.
-У меня нет времени, что у вас случилось?
Он делает шаг назад. Я остановилась около дверей, мне бросился в глаза богато накрытый стол.
-Вы ради этого занимали у меня деньги?- вскипела я.- Я отдала вам последние деньги, чтобы вы просто накрыли на стол? К чему эта напыщенность?
Парень заулыбался, вытащив из кармана пятитысячную купюру, протянул мне.
-Я просто не знал, как пригласить вас. К тому же, я не мог разделить обед с нехорошим человеком. А это, так скажем, проверка. Я понял, какая вы. Проходите, пожалуйста.
Я нахмурилась. Он настойчиво приглашал меня к столу, но взяв свои деньги, развернулась и ушла. Не было аппетита.