Лебединая песня Чебурашки. Красавица энд Чу

Он так орал, что мне пришлось держать трубку на вытянутой руке. Он – это председатель Ассоциации глав местного самоуправления.:

- Стишки пишешь! Ну, пиши, пиши. Вот и дописалась.

Приводить остальную часть разговора у меня нет ни малейшего желания, хотя бы потому, что она существенно изменила моё отношение к человечеству, местному самоуправлению и лично к звонившему, самому молодому и самому фартовому из всех нас, глав городов и районов.

Поводом к столь резкому звонку стало стихотворение, которое я разослала в качестве прощальной СМС моим коллегам, главам местного самоуправления, с припиской «Я ухожу, вы остаётесь. Берегите себя». Собственно, в стихотворении, как мне казалось, не было ничего особенного, в основном констатация фактов и перечисление мэров, покинувших свои посты не по своей воле или находящихся как раз в этом процессе. Вот оно:

Кисловодский и уральский, волгоградский и Донской
А ещё же был орловский, а до этого - тверской
Всех на выход попросили, в спину бьёт упрёков град.
Что ж, ребята, мы в России, а в России мэропад.

Текст, безусловно, далёк от совершенства, хотя бы потому, что все мэры перечисляются, так сказать, по месту приписки – тверской, орловский, а вот Донской – по фамилии, потому как назвать его архангельским никак не получалось, не могла найти рифму. Что так взбеленило моего коллегу, я до сих пор не понимаю, его в этом списке не было, да и быть не могло даже теоретически, он всегда умел виртуозно колебаться вдоль, а не поперёк генеральной линии партии вне зависимости от того, в какой на тот момент состоял.

К стихам в свое жизни я никогда не относилась серьёзно. Они, как правило, носили вспомогательный характер. В основном вместе с моей подругой Ириной (у которой, кстати, потом вышло несколько поэтических сборников) мы зарифмовывали перед экзаменами какие-то сложные вопросы, сожержание которых уж совсем никуда не вписывалось. Почему-то в основном в этом списке оказывались военные события. Так зарифмованы были Столетняя война с её моргенштернами и зеркальными отрядами, Русско-японская война с непонятными передвижениями русской эскадры и обстрелами тех в кого не надо было стрелять, две Гражданские – американская и наша, ну, и, конечно же, Великая Французская революция, куда ж без неё.

Особняком в этом списке стояли общеполитические дисциплины и, как ни странно, довольно нудная переписка Белинского с Гоголем. Последняя удостоилась чести быть зарифмованной, скорее всего потому, что нам обеим очень нравилось название германского (в то время) курорта Зальцбрунн, в котором жил Виссарион Григорьевич, строчивший эти самые письма Николаю Васильевичу. За поэтическую основу обычно бралась нетленка Васисуалия Лоханкина «Волчица ты, тебя я презираю…» либо опусы из «Гаврилиады» Никифора Ляпис-Трубецкого. Ильфа и Петрова в наши времена читали все, посему запоминались многостраничные тексты довольно быстро, хотя выветривались из памяти ещё быстрее. Практически на следующий день после экзамена.

Официально наши опусы были предназначены исключительно для домашнего пользования, но я жила в общежитии, откуда они быстро уходили в народ, у которого пользовались заслуженной и вполне объяснимой популярностью. Будучи не особо вычурными, они укладывались в голову гораздо быстрее, чем основной материал учебника, а вольный пересказ сюжетной линии гарантировал цитировавшему твёрдую тройку. Особенную цену стихи, содержавшие определения основных понятий предмета, приобретали перед госэкзаменами по научному коммунизму. На них мы честно зарабатывали щедрые подношения в виде шоколадных конфет, бывших тогда невероятным дефицитом.

Привычка сочинять рифмованные поздравления, тосты, песенки, переписываться стихами сначала в письмах, а потом в СМС осталась надолго. Так мы переписывались не только с подругами, но и с коллегами (особенно под Новый год и на праздники). Была даже одна история, немало польстившая моему самолюбию.

На Прощённое воскресенье одного из мэрских годов я разослала всем своим контактам СМС:

Наша жизнь многогрешная как дорога поспешная:
Суета и сомненья в пути.
В Воскресенье Прощённое прошепчу обречённо я:
Если в чём виновата – прости.
Ну, разослала и разослала. Однако, продолжение истории ожидало на следующий год, когда это же стихотворение я получила в качестве обращения на Прощённое воскресенье сразу от нескольких новых знакомых, которым точно год назад ничего не посылалось. Стихи пришли как в «женском» (моём), так и в «мужском» варианте, последняя строка которого звучала «Если в чём виноват, то прости». Не поленилась и позвонила поздравить с Масленицей и прощенья попросить, чтобы попутно узнать, откуда же было взято это «прелестное стихотворение». Ответы сразили наповал: «кто-то написал», «секретарша нашла в интернете» и даже особо тронувший душу – «наш батюшка прислал». Пусть и на миг, но я почувствовала себя причастной к созданию духовной истории народа. Для молодых современников в этом месте надо бы поставить смеющийся смайлик, чтобы было понятно отношение к выше написанной фразе.

Но, как оказалось, к моим несерьёзным виршам не все относились так же несерьёзно, как я. Вспомнить хотя бы историю с Песней Чебурашки. Она была написана в декабре 2007 года, когда после гибели старого губернатора, в нашей области разворачивал свою деятельность новый. Итак, дамы и господа (барабанная дробь), Песня Чебурашки. Исполняется на мотив «Я был когда-то странной игрушкой деревянной»:

Всё было как обычно и в чём-то симпатично,
С чего вдруг в самом деле всех в мэры понесло?
И весело и гордо друг другу били морды,
Но стала мэром Ира всем назло.
Как не везло сначала и часто так бывало:
Без синяков и шишек наш день не проходил.
Теперь мы вместе с Гошей, он, говорят, хороший,
Хоть на планёрках – сущий крокодил.
С ним вместе всё сумеем и всё преодолеем?
Тотально всех проверим, чтоб правду знать о них.
Налоги соберутся, инвесторы – найдутся,
И жизнью насладимся, коль останемся в живых.

Спела я эту песню всего один раз на очень закрытом мероприятии для части своей администрации, но реакция из Красного дома последовала незамедлительно. Как ехидно перетирали губернаторскую реакцию его подчиненные, якобы он бегал по кабинету и орал, брызгая слюной (ни коим образом не намекаю на его тогдашнюю фамилию): я быть Крокодилом Геной при этой Чебурашке не собираюсь, пусть пишет о ком-нибудь другом. За точность происходившего не отвечаю, но лично я тогда отчётливо поняла две вещи. Первое, Чебурашка – существо женского рода. И второе – из моей администрации сквозило даже больше, чем из его.

Что касается губернаторского совета «писать о ком-нибудь другом», то я им не преминула воспользоваться. Так появилось следующее стихотворение:

В ноги Государю рухнули холопы:
Помоги нам, барин, здесь проблем до ж-пы.
Дюкер обветшалый, мост – сплошные ямы,
И бюджет наш жалкий, и асфальт корявый…
Барин подивился современной драме:
Братцы, не тушуйтесь и е…тесь сами.

Родилось это творение месяца через четыре после «Чебурашки», аккурат в тот момент, когда в городе экстренно выпалывались сорняки и красились в единый цвет заборы перед приездом делегации высочайшего уровня из столицы. Его, насколько помню, я прочитала только самым близким, а посему никакой реакции от вышестоящих органов не последовало. Но тем не менее именно оно стало последним всплеском «общественной» темы в моём, с позволения сказать, творчестве. Если, конечно, не считать прощальной СМСки, приведшей моего коллегу в столь возбуждённое состояние.

Выйдя вскоре в отставку, я занялась совершенно другими вещами. На горизонте маячили сразу несколько то открывавшихся, то закрывавшихся по причине отсутствия состава, уголовных дел, а давать показания в стихах, как вы понимаете, у нас как-то не принято