Неизвестная императрица. Глава 10, фрагмент

Глава 10.«Не добро быть человеку одному» 

 Жизнь продолжалась.  Через год Мариенбург обсуждал венчание приёмной дочери пастора Глюка со шведским драгуном Ёханом Краузе; с любопытством осматривался домик, купленный для молодых, и с не меньшим любопытством говорили o молодом протестантском священнике, который будет проводить венчание.  Отец Иоганн поведёт свою старшую дочь сам к алтарю. А кто знает наверняка, этот молодой пастор холост? А говорит, говорит как благостно!
Отец Иоганн не мог отказать себе в удовольствии отвести свою воспитанницу к алтарю. Это тоже награда родителю - с гордостью (а пастор испытывал гордость) передать плоды своих отеческих трудов перед Богом. Ему захотелось сказать сейчас  дочери что-то благодарное и напутственное, но только всхлипнул и порывисто обнял. Девонька и тут помогла ему, обняв его ответно, прошептала :" Я всё помню, отец ". На вопрос священника: "Кто отдаёт эту девушку  замуж?" Глюк громко и радостно ответил:"Я!"
Слёзы родителей во время венчания не вызывают ни у кого  удивления. Кристина искренне молилась со слезами на глазах, но не за счастье молодых. Господь её услышал: и приёмыш устроен, и сын в безопасности, и родным дочерям всё внимание кавалеров достанется.
Незамужние девицы волновались особенно: столько гостей из шведского гарнизона, от солдат до высших чинов! Их белые перья на шляпах трепыхались в такт девичьим сердечкам. Широкие кружевные воротники белых сорочек оживляли пестроту нарядов.
Все ждали её венчания, вовлекали в хозяйский круговорот. В суматохе большой семьи, тем более, где столько женщин, еле удалось улучить время посидеть над оставшимися от матери бронзовым ожерельем с браслетами и ткаными простынями. Подержала тяжёлые украшения, всплыла мамина колыбельная: то ли вслух спела, то ли услышала мамин голос. Закрыла сундук с грустью и непонятной досадой, будто ожидала от содержимого его совет ли, теплоту ли получить.  Oживление в доме заряжало и Девоньку  предпраздничным подъёмом.
Только фата на невесте была из белого шёлка. Золотое шитьё и кружева на платье из голубой парчи шли невесте необыкновенно, а женские глазки гостей  взвешивали и отмеряли дороговизну отделки и украшений.   Янтарные бусы, незабываемый подарок из детства, подходили к наряду и грели невесту в холодном костёле. Сквозь шёлк фаты, сквозь притупление   звуков и запахов чувствовала она только холод костёла. Руки  жениха были тоже холодными, он волновался , глупо шутил невпопад. Предстоящая брачная ночь, такая долгожданная, всё же была испытанием. В последнюю неделю жених, подстёгиваемый шутками приятелей, готовился к мужскому экзамену на девицах, обслуживающих гарнизон.  Ёхан уже видел преимущества семейного человека, а покупка домика на свои сбережения поднимало его мужской статус в глазах товарищей. Речь наполнилась непривычными фразами :" наш дом", "моя будущая жена" и, чёрт побери, Краузе захотелось окунуться в семейную жизнь! Накануне венчания жених с гордым волнением преподнёс невесте семейную реликвию - богато украшенный эмалью и орнаментом золотой медальон.
Когда с амвона прозвучали слова :" Господь благословляет мужчину и женщину на совместную жизнь и жалость друг к другу", невеста посмотрела на жениха именно с этим чувством жалости. Как жалела всех: так легче принять непоправимое.  Это венчание было нужно семье, a её не спросили, верно, такова судьба всех девушек. Напутствие отца Иоганна давало веру в добрый исход. Впервые в доме был праздник, в котором Девоньке отведено было парадное место наблюдателя.  Отныне фру или госпожа Краузе. Для мужа - жёнушка.
 Освобождённая от хлопот и от ажиотажа поздравлений  молилась молодая жена, чтобы всё поскорее закончилось, чтобы пожалело небо и её. И небо в этот раз её услышало.
 Пастор уже получал печальные известия от русских священников с сетованиями, что-де царь Пётр за короткий срок обновил артиллерию за счёт  изъятых в казну и переплавленных церковных колоколов. А военачальники из гарнизона делились кто горестно, кто с бравадой (рвущиеся в бой за корону вечно воюющей и всегда побеждающей Швеции), что Пётр I предлагал Карлу XII мирный договор. Россия отказывалась от претензий на прибалтийские земли, однако инициативы Петра I  остались без ответа — шведский король был настроен воинственно и после победы под Нарвой пренебрежительно относился к русской армии.
 Рано утром гарнизон был поднят: русские войска с новыми силами, с преобразованной после  поражений армией возобновили наступательные действия на севере. Ёхану непривычно было  подниматься по сигналу тревоги не вместе с товарищами в казармe. Что-то надо молодой жене сказать , а где мушкет, где  бандольер с пороховницами, где ?.. Молодая жена в растерянности то протягивала чай , то подавала первое попавшееся из мужниных непривычных, как и сам муж, вещей. Что-то говорили друг другу и с явным обоюдным облегчением расстались. Небо услышало просьбу молодой женщины: всё закончилось. Навсегда. Придёт одно письмо из Нотебурга, откуда узнает жёнушка про крепость, расположенную у истока Невы из Ладожского озера, про небывалую доблесть русских  войск под командованием  генерал -фельдмаршала Бориса Шереметева, которые  осадили нашу крепость. Про великого сподвижника Карла генерала Шлиппенбаха. Кроме обращения "милая жёнушка" и подписи " твой муж Ёхан Краузе", ничего нежного в том письме не было.  Больше вестей от молодого мужа не будет, как и известий о судьбе драгуна Краузе.
B это странное утро, растерянно постояв во дворе необжитого дома, пока не скрылся из виду её муж, прошла по комнатам, собирая брошенные вещи...Ах, надо же было тёплых вещей собрать, так полагается, и какой-то снеди, наверное...Подняла белую венчальную рубашку своего мужа, жалостью полоснуло нутро. Господи, помоги ему и обереги! Руки нашли занятия и потянули за собой простые мысли, внутри было пусто. Как и в доме. Недолго звенела в голове  тишина и слово :"Пусто".
Двор наполнился шумом, знакомые голоса звали её.
- Ой, какая красивая мебель, резная ширма! - ворвалась Маргарита, как шумный ветер.
- Сестрица, как ты?-  Агнета обняла с одной стороны, с другой молча Элизабет. - Мама слегла, за Готлиба переживает: мальчишка убежал вслед драгунам, даже лошадь увёл из конюшни.
- Я бы тоже убежала, будь мальчишкой.- Маргарита уже прикладывала к себе венчальный наряд, которому не нашлось пока места. - А что тут?
Но сёстры отобрали и платье, и послали за чаем, нужно решать, как жить дальше. Отец с ночи в костёле: жители по вековой привычке собрались там, доверяясь святому отцу. На кого может простой народ надеяться во время войны? Господи, помилуй нас.
Новости, слёзы девочек, не начавшаяся супружеская жизнь. Все ждут её помощи. И так стало легко и понятно! Сёстры успокаивались, следя за молчаливыми действиями их старшей.
"Возьми это платье себе, Маргарита. Пусть оно принесёт тебе счастье!" - с этими словами молодая женщина повела всех домой.

                Глава 11. "И для каждого дела под небом есть свой час:
                ...  время любить и время ненавидеть;
                время для войны и время для мирa. ( Екклесиаст 3)


   Пастор    Глюк благодарил провидение: шведы разместили в крепости арсенал, пороховой погреб. Найденные сокровища воистину ждут своего мирного применения. Получал скудные скорбные известия от своих знакомых.  Фон Шлиппенбах, ставший полковником, учинил рейд в район Изборска, разграбил и сжег около десятка деревень и  Печерский монастырь. Памятуя о переплавленных Петром колоколах, воздевал к небу бессильно руки. Что творите?! В то время, как молодая вдова Краузе выхаживала приёмную мать, а после негероического  возвращения Готлиба домой так и осталась в доме пастора; в то время, как жители Мариенбурга перебирались с окраин поближе к центру, а многие и обитали во дворax пастора Глюка  и православного священника, доблестный русский фельдмаршал Шереметьев пишет царю Петру: "Всевышний и Пресвятая Дева услышали тебя... Послал я во все стороны пленить и жечь, не осталось целого ничего, всё разорено и сожжено, От Пскова до Тербате, по реке Великой до Нарвы, до и после Ревеля, от Риги до Валки: всё уничтожено, замки взорваны. Населённые некогда места остались разве что на карте..Как прикажешь распорядиться добычей?"
Среди этой добычи оказались и жители Мариенбурга. Интендант крепости напрасно взывал к королю Карлу о поддержке, ответ был лаконичным: обходиться своими силами. Не обошлись. Всё, что могла сделать отступающая горстка шведского гарнизона: не оставлять арсенал русским. И взорвали пороховой погреб крепости. Полыхало всё, что не было сожжено. Злобу русские вымещали на жителях города.
 Когда и  в дом пастора ворвались обезумевшие солдаты, и судьба дочерей была очевидной, пастор успел попросить отвести его к генералу Боуру. Оценив и обстановку дома, где было чем поживиться, и красоту(да это и не важно!) женщин, решили, что добыча никуда не уйдёт. А имя генерала Боура прозвучало отрезвляюще: кто его знает, этого пастора нерусского, вдруг родня Родиону Христиановичу. Тот ведь тоже только под Нарвой от шведов к нам переметнулся, а царь оценил опытного генерала. В заложницы прихватили и самую бойкую девицу, которая не испугалась жадных глаз и грязных шуток голодных до всего солдат. Уходя, оглянулась на Агнету: "Предложи военным напиться." Кристина не кричала, не рвалась вслед уходящим, наоборот: это неправдоподобное событие подняло её с постели, вернуло природное самообладание. Она, не Агнет, здесь старшая. Вино из подвалов господа победители уже сами достали, она поставила на стол стаканы, спросила, не желают ли перекусить. Только мало что осталось.
Сквозь пушечные залпы и плач детей и женщин не слышны молитвы. У священника Иоганна Эрнста Глюка было средство остановить захватчиков, по крайней мере - остановить насилие и все бесправия по отношению к мирному населению. Идущая рядом воспитанница молчала, она поняла цель встречи с Боуром, но исход может быть всяким. Пастора и вдовицу Краузе, прошедших под конвоем русских солдат через город к дому интенданта, в котором расположился генерал Боур, провожали жалостливые и прощальные взгляды горожан из их укрытий. Господи, а этих-то за какую провинность?!
Сподвижника Петра, генерала Боура Глюк знал ещё с юношеских времён, когда студентом теологии объежал Пруссию в поисках манускриптов рыцарских орденов. Только тогда молодой шведский дворянин Христиан Феликс Бауэр, переселенец из Швеции, так же горячо интересовался Тевтонским и Ливонским орденом с точки зрения военного искусства. Он стал хорошим ротмистром в кавалерии Карла XI и XII , а под  Нарвой перешёл на сторону русских. После долгой беседы с Боуром, после знакомства с его военными знаниями царь доверился ему и ни разу не пожалел.
Иоганн уповал на разум и честь дворянина Бауэра, но готов был отдать всё для спасения семьи и жителей Мариенбурга - его паствы. То ль воспоминания о романтичной юности, хотя близко с Глюком не были знакомы, то ль известность имени Глюка как пробста, то ль судьба молодой вдовы шведского драгуна, но всё совпало для приказа семью Глюка оставить в неприкосновенности в его же доме. Когда девушка объяснила причину взрыва крепости, нет вины горожан  в том, услышал и это. По крайней мере, бесчинствовать запретили, но негласный закон всех войн- разжиться трофеями - никто не отменял.
Совпало и для госпожи Краузе: генерал Боур искал экономку для своего дома здесь, чтобы и ожидаемых вельмож принять умела, и со слугами на их языках договорилась. А такую справную, с хорошими манерами и из семьи священника! Отец Иоганн вернулся домой один. Он сделал всё, что мог. Так и ответил на хор вопросов домашних. Сел и не знал, что делать, впервые в жизни.
 Фру Краузе, как её сразу стал называть генерал, с жалостью смотрела в спину уходящего отца Иоганна. Не могла она изменить этот ход событий, но могла делать, делать что-то привычное. Дом был заполнен принесённой "трофейной" мебелью, растеряннaя служанка- латышка бестолково передвигала что-то, перетирая. А на кухне суетился денщик, больше заигрывая с кухаркой, нежели организовывая ужин для генерала. Фру Краузе взялась за дела, и мысли послушно подчинились. Уже засыпая в чужой спальне, среди чужих людей, посмеялась над недавним желанием побыть одной, у озера. Теперь oзера все боятся после взрыва крепости, как боятся остаться без близких. И ничего не закончилось...
 
                Глава 12.  "Как прикажешь распорядиться добычей?"

Первым из русских приближённых к царю Петру особ, о которых говорил Боур, появился Борис Петрович Шереметьев. Наконец  госпоже Краузе представилась возможность воочию лицезреть тех исторических персон, о коих успели наслушаться с момента начала войны. Вошедший вальяжной походкой грузный голубоглазый мужчина в немецком костюме, с мальтийским орденом на груди, не оставлял сомнения, что перед ней - именно фельдмаршал. А Шереметьев с удовольствием разглядывал экономку Боура - аппетитную, темноглазую и с короной чёрных блестящих волос. А какие манеры! Зная интерес государя к немкам, такой трофей следует приберечь. Ай да генерал Боур! Знал, кому покровительствует! Даже в ладоши захлопал, как представил радость Петра Алексеевича. Такая обходительная молодка, только неулыбчива. И сердобольна: видел, как детей на заднем дворе кормила.
 К слову, кормить детей-сирот распорядился генерал Боур, а спят все в уцелевшем здании школы Глюка.У многих военных из шведского гарнизона остались здесь семьи, в Швеции их никто не ждал. Не от хорошей жизни ехали жёны вслед за мужьями, а многие, как Краузе, женились в Лифляндии. Теперь никому до вдов и сирот нет дела, но то и хорошо. Победители cперва кинулись избавляться от иноземцев (странное желание для пришедших на чужую землю). Расправы, а после уж разберёмся.
 Так фру Краузе стала трофеем  Шереметьева, священник Глюк - трофеем Боура. Трофеи для государя императора Петра I. Молодая женщина уже не пыталась вообразить себе того, о ком так много слышала, так когда-то жалела. Всё покажется в своё время. Дом и стол к приёму готовы.
 Вбежал долговязый, неряшливо одетый, черноволосый мужчина, раскидывая по ходу движения мебель. Опустился на оттоманку, оглядел с усмешкой склонившихся почтительно Боура, Шереметьева и офицеров, точнее, на склонённые модные парики. 
- Что, Борис Петрович, не всё украл? За чем позвал?- смотрел с усмешкой, но подёргивалась в сдерживаемой злобе щека. Воруют безбожно!
- Пётр Алексеевич, как можно! - замахал, захлопал руками испуганно. Борис Петрович бескорыстием не отличался, но не отваживался красть в масштабах, дозволяемых себе Меншиковым. Представитель древнейшего аристократического рода если и воровал, то весьма  умеренно, и размеры украденного не вызывали зависти у окружающих.
- Зря, зря обижаете! - И скорее отвлечь от опасной темы, к Боуру: - Родион Христианович, позови-ка свою экономку!