Идущие впереди... Глава 4. Чига и тума

1900 год, Ростов

- Торшины тут живут? - Васятка постучал в дверь высокого деревянного дома с каменным полуподвалом.

- Здесь. Вам кого? - дверь открыла приятная женщина средних лет.

- Я Карпухов. Василий. Мне сказали, что меня на постой возьмут…

- Ах, Василий! - женщина как будто обрадовалась, не дослушала объяснений. - Входите же. Это ваш отец? Здравствуйте! Меня Татьяной зовут.

- Да, отец, - сказал Васятка, а Прохор только головой кивнул женщине, пытаясь сообразить, кто она — прислуга или хозяйка, а если хозяйка, то где её муж.

- Проходите же! Вы издалека приехали, устали. Отдохнёте с дороги!

Васятка вошёл следом за Татьяной в сумрак сеней.

- Осторожно, здесь лестница!

Прохор, ослепнув на минуту после яркого уличного света, споткнулся о нижнюю ступеньку, чертыхнулся:

- Чтоб тебя! Всё не по-людски… Нет бы крыльцо снаружи ставить, они изнутря сделали… Куды харч-то девать?

Женщина улыбнулась:

- Оставляйте здесь, а потом поднимайтесь наверх!

Ноги её в мягких домашних туфлях ступали бесшумно, словно кошачьи лапки, только поскрипывали порой рассохшиеся от времени половицы. Наверху было светло и уютно. Солнечный лучик нежился на стареньком, но чистом восточном ковре на полу, в кадке блестел опрятно вымытыми листочками фикус, а на подоконнике за кружевными шторами стояли горшочки с фиалками.

- У вас тут ковер, а я сапогами… - смущённо пробормотал Васятка.

- Приятно, что вы цените чистоту, - засмеялась Татьяна. - Проходите пока так, а потом мы заведём вам домашние туфли. В конце концов, вы и сами не сможете ходить всё время обутым!

Светлые обои с неброскими полосками и бледными букетиками цветов между ними, диван с гнутыми ножками, стол, покрытый вязаной скатертью — как будто бы всё то же, что было в материной гостиной, но смотрелось совсем по-другому, изящно и со вкусом.

- А вот здесь будет ваша комната! - сказала Татьяна, открывая одну из двух дверей на глухой стене. - Она, правда, маленькая. Посмотрите, устроит вас?

- Конечно! - с удивлением в голосе ответил Василий. - Отличная комната. Я и не надеялся на такое удобство. Думал, просто угол какой-нибудь отведёте мне.

- Вы будущий учитель, - строгим голосом сказала женщина. - А потому у вас и устроено всё должно быть достойно.

Загрохали по ступеням сапоги отца:

- Где Васяткя-то? Освоился уже? - Прохор удивлённо застыл, оглядывая гостиную.

- Освоится, - улыбнулась Татьяна. - Садитесь за стол. Сейчас принесу чая и пирогов. А может быть, щей согреть вам?

- Постой! Понять я не могу покудова. Ты, к примеру, кто будешь — хозяйка аль прислуга? - Прохор плюхнулся на стул у стены.

- Хозяйка я, Татьяна Петровна Торшина.

- А где супружник твой? Хозяин дома тоись?

- А он… он скончался три года назад… болел он… - по лицу Татьяны пробежала тень.

- Выходить, Васяткя с одинокой бабой в одном доме жить будеть? - прищурился Прохор.

- Ну, во-первых, одинокая баба уже совсем не молода, во-вторых, у неё есть сын пятнадцати годов, а в-третьих, Василий не единственный постоялец в её доме. Соседнюю комнату занимает молодой человек, который будет обучаться на тех же курсах. Он тоже будущий учитель.

- Вона… - лицо Прохора просветлело. - А какого же ты сословия будешь?

- Мещанского. Муж мой, Виктор Фёдорович, был педагогом, преподавал в мужской гимназии. Но вот так случилось… Нет, вы не подумайте, у нас есть пенсия, конечно. Но жить на неё нам с сыном трудновато. Конечно, помогают… Но мне и самой приходится… Ко мне заказчики приходят иногда, ведь я, знаете ли, шью. И постояльцев пускаю в свободные комнаты. Да вы устраивайтесь, устраивайтесь удобнее! Чувствуйте себя свободно. Василий, это ваш дом на ближайший год, так что осваивайтесь скорее! Я пока спущусь на кухню, а потом мы будем пить чай с пирогами.

Татьяна умчалась вниз, а Прохор взялся с кряхтеньем стаскивать с ног сапоги.

- Эвон как… благородная, выходить, а туда же — сама на кухне валандаица, кухарок держать не на что, - ворчал он. - Эх, жисть…

- Батя, а ты-то, ты-то как думаешь, получится у меня? Учителем-то? - Васятка с тревогой посмотрел на отца.

- А чиго ж не получИться? Это у Стёпки Забазнова не вышло б, ему и дорога другая выпала. А ты у мене смышлёный завсегда был, к наукам способный, книжек прочитал несметно. В кого только таким уродился? Должно, в Евдокею. Тебе сам Господь повелел учительствовать. А там, гляди, в люди выбьешься, не всё же коням хвосты крутить.

Пришла Татьяна с самоваром, поставила на стол, достала из шкапчика фарфоровые чашки и блюдо с пирогами.

- Вы знакомы с Эммой? - решился спросить Васятка.

- Эммой? Нет, не знаю никакой Эммы, - взгляд Татьяны был равнодушно-безразличным. - Кто это?

- Эмма Поплавская, а по мужу… забыл фамилию, муж у неё большой чин в Петербурге.

- Откуда мне знать таких знатных особ, - пожала Татьяна плечами. - Мы люди другого круга. А почему ты спрашиваешь?

- Я думал… Это ведь она меня… устроила на курсы. Написала, что здесь мне помогут с жильём, поэтому я подумал…

Татьяна бросила на Васятку быстрый заинтересованный взгляд, однако сразу отвернулась.

- Видимо, она обратилась к организаторам курсов, а те не смогли отказать важной особе, - равнодушно сказала она. - По крайней мере, со мною договаривался один из преподавателей. По старой памяти, когда-то он был сослуживцем моего покойного мужа.

- Аааа… - разочарованно протянул Васятка и опустил глаза.

Затопали на лестнице сапоги, Татьяна оживилась:

- А вот и второй постоялец идёт. Сейчас познакомитесь с вашим будущим коллегой.

Вошёл рослый казак с белым, как лён, чубом и пронзительными серыми глазами:

- О! Здорово бывали, казаки! - улыбнулся он, кивнув приветственно Карпуховым.

- Спаси Христос! - кивнул Прохор, наливая чая в блюдце.

- Никак дождались таинственного Василия? Меня Семёном зовут. Семён Картунов, - он протянул руку для рукопожатия.

- Василий и есть, - улыбнулся Васятка. Семён ему нравился, а чем — он не смог бы пока объяснить.

- С каких мест будете? Я-то Нижне-Кундрюченской станицы, - Картунов уселся к столу, потянул здоровый кусок пирога.

- Усть-Медведицкие, - сказал, внутренне напрягаясь, Васятка.

- Аааа… Чига* беспортошная, выходить, пожаловала к нам, - медовым голосом пропел Семён. - Кубыть не низы, верхи б и доси из лука стреляли.

- Ин чига с верху не поссыть — тума* с низу не попьёть, - добродушно похохатывая, Прохор отхлебнул из блюдечка чаю.

Татьяна ахнула, прижала ладони к щекам, отвернулась к окну, едва сдерживая смех.

--------

* Казаки нижнего Дона называют верховых казаков чигою, а те их в ответ — тумой. Тума — слово черкесское, означает «произошедший от смешения с другим народом», или «метис». Чига — прозвище древнее, обидного в нем нет, о происхождении его существует несколько версий

--------

- Это всё злобА голутвенная. Оно и понятно — кофей-то куды лучче горохового киселя, - засмеялся Семён.

- Турки вы, потому и кофей с табаком любите, - усмехнулся Прохор, наливая в блюдце новую порцию чая.

- Нешта, вот трошки с делами поуправимся, усю вашу чиговскую споднюю подымем и людЯм покажем!

- Загадывала черкасюня на наши базы лавой ходить, да только до сих пор их с огнями не сыщешь!

- Да прекратите же! - не выдержала Татьяна. - Неужели же будете пикироваться между собою? Будто бы враги встретились!

- А ты, хозяйка, не бери в сурьёз, - Прохор посмотрел на неё немного удивлённо. - Мы с низовскимя спокон веку в контрах насчёт значимости для войска, ишшо от дедов и прадедов наших ийдёть. Энто, значицца, традиция у нас такая. Рази не знала?

- Нет… - растерялась Татьяна. - Не знала.

- Это на самом деле так, - подтвердил Сёмка. - Пикируемся. Но в случае чего друг за друга горой. Так что не тревожьтесь, Татьяна Петровна, враждовать с Василием мы не будем.

- Ну и слава Богу, - улыбнулась хозяйка. - Семён, вы бы рассказали новому товарищу о себе.

- А мне особо и рассказывать нечего. Отслужил строевую, решил податься в учителя. Женат, есть сын, они остались в Нижне-Кундрюченской. Богатств особых не нажил, да и не с чего было.

- Как служилось-то? - Васятке вдруг стало завидно, испытал Сёмка то, что ему недоступно.

- Да как и всем. Если хочешь, я тебе потом много интересного расскажу, - улыбнулся Семён.

- А сколько вам лет, Василий? - спросила Татьяна.

- Двадцать один год исполнился.

- Чего же не на строевой? - Семён поднял на Васятку глаза — серые, холодные, будто сталь, однако окружённые лучиками морщинок ясной, дружелюбной улыбки.

- Врачи признали негодным к службе, - понурился тот.

- Почему?

- Рука у меня… Ломал руку.

- С коня, что ли, свалился? - в глазах Семёна запрыгали чёртики.

- Свалился… - вздохнул Васятка.

- Не так! - не выдержал Прохор. - Не так говорить надо! Он же в станице среди лучших был и по стрельбе, и по верховой, и саблей владал! И надо же было этой Эмме попасться на его пути! Эвон! Кинулся эту адскую повозку останавливать… автомобиль… Не остановил бы, так она бы в пропасть свалилась!

- Кто? Эмма? - округлил глаза Семён.

- Повозка эта вместе с Эммой! Да пущай бы падала, когда никто не видить! Не жалко! Эээх… Такого казака сгубила. Васяткя-то увидал, кинулся машину эту останавливать. А она покалечила и коня, и Васятку.

- Так выходит, что Василий герой? - Татьяна посмотрела на парня с нескрываемым восхищением.

- Герой! Ишшо какой герой! - Прохор не мог остановиться. - Супружник ейный, большой чин из Санкт-Петербурга, самолично Васятке шашку преподнёс. Хорошая шашка, дорогая.

- Вот как! Однако шашка не понадобилась ему… - покачал головой Сёмка.

- Дак хто ж знал тогда, что его так покалечило, - Прохор в расстроенных чувствах опустил голову, выуживая ложечкой из чайной чашки оброненную урючину.

- Ну, а почему же ты, Василий, в учителя решил податься? - продолжал Семён расспросы. - По призванию? Ведь были же другие способы найти себя.

- Были, - вздохнул Васятка. - Дядька Кирсан, крёсный мой, в жандармское управление звал в Саратове. Уже и место писаря для меня найдено было, и кому надо уплачено. Да я всё тянул… А тут письмо от Эммы — срочно выезжать в Ростов на курсы. Тоже не хотел, да деваться некуда, в канцелярии на меня уже документы оформили.

- А что же тянул? Я так думаю, что местечко ничего себе, тёплое в жандармском управлении.

- Душа не лежит чего-то, - нехотя сказал Васятка и краем глаза уловил, как молниеносно переглянулся Семён с хозяйкой дома.

- Почему не лежит? Никто бы не отказался от такого дела, а?

- Не знаю. Вроде как в чужие окна подглядывать — что, да куда, да зачем. Врагов среди своих выискивать. Казак, я так понимаю, против внешнего врага государство охранять должен, а не со своими воевать.

- Когда свои врагами становятся, деваться некуда, - тихо сказал Прохор. - Тут хочешь или не хочешь, а наказывать надо, иначе государству крышка будить…

- Это верно, с внутренними врагами тоже бороться надо, и жестоко. Вот только вопрос — кто этот враг, - голос Семёна сделался стальным.

Татьяна бросила на него предостерегающий взгляд, сказала примирительно:

- Вот жандармы и определяют, кто враг, а кто добропорядочный гражданин. Всё правильно. Но вы, Василий, очень хорошо сделали, что не стали заниматься делом, которое не по душе. А быть учителем вам понравится. Я думаю, у вас есть к этому призвание.

Прохор уехал домой на другое утро, оставив Васятке немного денег и пообещав привезти через неделю побольше продуктов. Занятия начинались через два дня, а пока Сёмка показывал город, рассказывал какие-то байки, расспрашивал о жизни в Усть-Медведицкой.

- А ты знаешь, у нас в Нижне-Кундрюченской жил старик один, я его помню. Он на шее на шнурке рядом с крестом монету серебряную носил.

- Что за монета такая? - Васятке всё было интересно.

- Дело во время русско-турецкой 1806-1812 годов было. Прибыл к нам в станицу с инспекцией генерал Багратион. И тут беда — захромала у него лошадь. Очень он спешил, а лошади нет. И ведь какую попало ему не предложишь — князь как-никак. Так вот этот казак привел самого лучшего своего жеребца - целое богатство. Багратион в благодарность подарил ему монету.

Васятке стало немного совестно — а ведь они взяли деньги в канцелярии на покупку строевого коня, хотя и Раджу выходить сумели. Оно, конечно, Раджа теперь уже не тот, да ведь и ему на службу идти не нужно…

- Ты чего посмурнел? - удивился Семён.

- Да вот… - Васятка поделился своими переживаниями.

- Было бы о чём терзаться! - расхохотался Сёмка. - Если бы вы не взяли тех денег, то взял бы кто-нибудь из окружного управления. А чин этот важный никогда бы о благородстве твоём не узнал. Не те времена нынче, Карпухов. Не те генералы!

В доме вдовы нашлась хорошая библиотека, которая очень пришлась по душе Васятке. Таких книг он в станице не видел ни в гимназии, ни в публичной читальне. Жизнь его заиграла яркими красками, и вечерами засыпал он с томиком под подушкой, а проснувшись чуть свет, доставал его, не вылезая из кровати, и снова погружался в сладостный мир книжных героев.

Начавшиеся занятия курсов тоже его не разочаровали:

- Верите ли, Татьяна Петровна, - говорил Васятка за ужином хозяйке. - Я ведь всегда думал, что учителя в гимназии просто приходили и рассказывали нам то, что знают сами. А оказалось, что это целая наука. Как рассказать, чтобы было интересно, с чего начать, чем закончить.

- Да, методика преподавания — штука занятная, - улыбалась вдова. - От того, как вы все эти премудрости освоите, будет зависеть успех ваших учеников.

- А вот скажите — от чего зависит результат воспитания ребёнка? Почему двух разных ребятишек воспитывают одинаково, а они вырастают разными?

- Наверное, от родителей? - смеялась Торшина. - Детки-то родятся в маму с папой.

- Ну, а если братья? Родители у них одни и те же!

Приходил откуда-то Семён, и они обсуждали уже втроём то, о чём в тот день говорилось на лекциях. А сынок Татьяны, пятнадцатилетний Санька, махал на них рукой и убегал на улицу.

А в конце сентября на пороге Торшинского дома появилась Миланья.

- Родненький мой! - обвила она шею Васятки в темноте сеней. - Уехал и не попрощался даже. Извелася я совсем.

- Да ведь я думал, ты меня забыла давно! - Васятка приник лицом к её волосам. - Михайла вернулся, ты уже девчонок родила ему.

- А я думала, что это ты меня бросил, - тихо и счастливо засмеялась Милашка. - Родила… Куды же мне деваться было, муж законный как-никак!

- Да ты проходи, проходи в дом! - спохватился Васятка.

- Хозява-то против не будут? - испуганно схватила его за рукав Милашка.

- Не думаю, чтобы Татьяна Петровна имела что-то против моих гостей! - Васятка потащил её за руку наверх. - Ты хоть скажи, какими судьбами ты здесь оказалась? Что мужу-то скажешь, зачем приходила?

- Мужу и знать об этом не надо. А приехала я к тётке своей. Тётка у меня недалече отсюда на хуторе живёт.

Миланья вошла в гостиную, огляделась:

- Уютно как! И всё вроде по-нашему, по-казачьи устроено, а глядится по-другому. Отчего так, Вась?

- Кровати с подушками нет, вот и по-другому, - засмеялся Васятка.

- Э, нет! Не скажи. Не в кровати дело. Диван вот что ли, затейливый какой… Надо и мне в курене своём такой поставить!

- Только не диван, - застонал Васятка, вспомнив материну красную «гостиную».

В дверь постучали — громко, настойчиво.

- Кто это? - насторожилась Миланья.

- Видно, клиенты к хозяйке. Она шьёт на заказ, - ответил Васятка, не сводя с Милашки влюблённых глаз.

Слышно было, как вышла из полуподвала кухни Татьяна, открыла входную дверь, о чём-то разговаривала с посетителем. Потом поднялась наверх и сказала:

- Василий, приехала девушка. Говорит, что твоя невеста.

Продолжение следует...