Плач по утраченному времени

ПЛАЧ ПО УТРАЧЕННОМУ ВРЕМЕНИ
Размышление человекозавра о времени и о себе в нём

Памяти памяти Ирины Карповой, Виктории Поляковой, Людмилы Довгаленко – всех друзей, близких и родных, кого с нами сейчас нет, но с кем мы потом обязательно будем.
…
А писатель хочет утопить войну в чернильнице…

Велемир Хлебников.
…
Как отнимается постепенно то,
Что не может быть отнято: люди, местность,
И как сердце бьётся тогда, когда надо бы разорваться.

Милош Чеслав. Элегия для Н.Н.
…
Знаете, когда тебя выкидывают из страны — это одно, с этим приходится смириться, но когда твое Отечество перестает существовать — это сводит с ума…
И.А.Бродский

***
Сидит в горних высях некий кукловод, наблюдает за экспериментом, им самим запущенным, ухмыляется и ждёт, чем всё завершится? А может, он не один? Может, они на пару там посиживают? Похлопывают друг друга по плечу, потягивают нектар, покуривают травку, или мухоморы жуют, ухмыляются и подмигивают один другому, наблюдая происходящее, пари заключают, философствуют у экрана мирового телевизора.
«Эвона как, погляди что делают, ишь, чё вытворяют!..»
«Мдаа, ох уж эти людишки, не соскучишься с ними».
«Неплохую, однако, развлекуху мы себе сорганизовали».
«Твоя идея».
«Твоё воплощение».
Удовлетворённо хлопают по рукам.
«Ану-ка, дёрну-ка я за эту ниточку»…
«Ишь, как заплясали!»
«А я на вот эту кнопочку нажму»…
«Ух, как запрыгали!»
«Думаешь, выживут?»
«Чёрт его знает, поглядим».
«Да, одному Богу ведомо, как всё выйдет».
Довольные удачной шуткой, смеются. Делают ставки – на страны, на людей, на души.

1
А мы тут, внизу, под их недрёмаными очами, колбасимся, будто черви в помойной яме: размножаемся-уничтожаемся. Поддерживаем замкнутый цикл, называемый жизнью. Машем кулачками куда-то вверх, грозим, жалуемся, обрываем нити. Не замечая, как на их месте отрастают новые, всё больше опутывая нас, заключая в коконы. Не замечая, как другие, более прыткие коллеги по существованию, подбираются к нашему, нажитому непосильным барахтаньем, добру, а затем – к нашим глоткам, к шеям.
Вонзиться в пульсирующую вену и пить, пить, пить человеческий сок, наполняясь свежей энергией.
Человек человеку вампир. Человек человеку вор. Да, у нас постоянно что-то крадут. Главное – повыше забраться, и тогда…
-У кого – у нас?
-У сирых и слабых. Как бы сильных духом, но бессильных перед ложью, враждой, убийством.
-У тех, кто о гуманизме печётся?
-У них, то бишь – у нас с тобой, альтер эхо моё, ё-моё.
-Я твоё. Одни мы, что ль, такие, тонкокожие?
-Нет, конечно. Но нас таких исчезающе мало. Мы кричим о том, что человек есть существо духовное, а эти недочеловеки кивают, улыбаются (балабольте, мол, болтайте), а сами вытягивают из нас жизненные соки, поскольку – что у нас украсть-то можно, кроме рудиментарных позывов к правде? Кроме ментальной энергии?..
Про вампиров и людей – тема нынче популярна. И ясно, не о крови речь, не о физическом отнятии-краже, точнее – не только об оных, не это ведь для нас главное, физическое тоже чувствуемо, но не так остро. Главное, страшное, опустошающее – духовное воровство…
С этим как жить? А жить – нужно, выхода иного нет. Вернее – есть, но сейчас не об этом. Navigare necesse est. Корабль неуклюжего тела необходимо вести до конца.
Пережить, осознать, но не принять?..
Тогда – привыкнуть?.. Плохая эта привычка стоит огромных душевных усилий. Потому она – всего лишь внешнее твоё состояние, маска. А сущь – под ней шевелится, коготками царапается, мелкими острыми зубками в нутрь вгрызается, изъязвляет и заставляет тело посредством рта словами корчиться. И шептать, и приговаривать, и выкрикивать: «Нет, ребята, всё не так! Всё неправильно! Не по-людски».
А что делать? Существовать-то как-то надо. Руки на себя накладывать неохота, пока ноги ходят.
Обозначаешь тягомотину аморфным словом «судьба» - пустым, самооправдательным, смиренческим. И – далее нервной клеткой по клетке жизни мотаешься-носишься. Изображаешь жизнь, временно забывая о небесных кукловодах.

2
Вот естественным образом отправляются в мир иной родные и близкие. Это неизбежно. Это закон природы, и его не отменишь. Отваливаются от тебя куски реальности вместе с ушедшими. Остаются в прошлом, отодвигаются, отступают в туман памяти. Оглянешься – не обнаружишь позади никого, ничего. И только дорога под ногами – опора – неизбежность, нужно идти. Куда? Понятно – вперёд, ибо физически назад возврата нет.
Пока молод – набранная инерция развития помогает преодолевать препятствия. Думаешь – развиваешься, приобретаешь некие ценностные постулаты, философские опоры, сваи, анализируешь изменения в себе и вокруг себя. Кажется – конструируешь свой мир. Обживаешь его, удобно в нём существуешь, осуществляешься и овеществляешься. Кажется – обустраиваешься, прячешься за незыблемыми виртуальными стенами из натасканного в норку предметного успокоения. Кажется – так будет до скончания века. А потом – то стекло кто-то в твоём доме разобьёт, едва тебя, уютно спящего, осколками не поранив. То ещё какие внешние силы проявятся, пальцем погрозят, а то и ткнут этим жёстким корявым перстом в слабое место организма. Ты ойкнешь, задумаешься – прочна ли постройка, так ли уж ты в ней защищён, как мыслится и желается? Начинаешь понемногу понимать, подозревать – да, действительно, что-то нескладно в твоих умопостроениях. Понимаешь – сколько ни строй, не ремонтируй, не перекраивай, не обновляй, а крыша сползает, едет, течёт под грузом накапливаемого времени.
Ты скорбишь за потерянным, тоскуешь неимоверно. Остро понимаешь – обновления нет, очищение – самообман.
Те, наверху, ухмыляются: вот ещё до одного начало доходить.
Можешь опротестовать, пожаловаться на кукловодов, управляющих неизбежным процессом. Жалуйся, плачься. Но – кому? Какому профсоюзу людей?
Себе подобным равнодушным марионеткам?, внешнеуправляемым, ничего самостоятельно не решающим?.. Да уж они-то, живущие одним днём, поймут. Изглумятся для начала, чуждые твоим поискам и построениям.
Чт;, смирился, гордый человек!?.. Принял игру по нашим правилам?
И правда, придавленный осознанием провала – будто смиряешься и принимаешь мир снаружи, как должное.
А сам погружаешься в сладкий наркотический сон воспоминаний раннего детства. Но ведь тогда было же – естественно и просто, без этих травмирующих разрывов промежности сознания, без гноящихся мыслей о самоуходе – не просто в себя, но – из себя, за физическую оболочку. Был ведь тот – бесконечно длимый период бытия. Почему же сейчас он оказался похож на кратковременную вспышку беззаботности и настоящести, не марионеточности, а самости… Почему теперь он стал так мимолётно краток, что кажется – был не с тобой, а с одним из многочисленных «я», расщепившимся эхами твоих альтер эго. Ты и помнишь-то его вспышками, всплесками осознания цветных эпизодов событий, конструирующихся стёклышек калейдоскопа. Помнишь остывающим мозгом, в котором постоянно распадаются причинно-следственные связи нейронов-аксонов – было, было…
И что? – к чему приходишь?.. Думал – ты исключение из правил? А оказалось – такой же, как все, набор химических элементов, обретших некую форму и шевелящихся, взаимодействующих, понукающих тобой в пределах этой формы? И все-все-все вокруг тебя – заложники этих своих форм, называемых «телами». Химическое электричество в доставшемся мозгу. Сформировавшемся, выросшем в костяном ларчике в результате Большого взрыва – проникновения сперматозоида в яйцеклетку. Осознал, а дальше,.. а что дальше?.. Копошись, изображай независимость. 
-Но тогда и душа (скажи – сознание) – тоже химия?
-Эк, загнул. Эти мудрствования – дорога в никуда. А ты пока что ещё здесь.
-Кто знает. Всё, что было, что есть, что будет – существует, пока существую я. Декартовское cogito ergo sum – очередная подпорка, чтоб не свалиться в пропасть безумия.
Вот ребёнок идёт, он не мыслит, он – существует. Ему этого достаточно. Он живёт и радуется процессу, потому что он сам в процессе, сам - процесс. Жизнь ради жизни, как искусство ради искусства.
Сбрасывая детскую шкурку, осознавая себя, одновременно и теряешь себя. И эта потеря невосполнима. Ты мыслишь, ergo, ты понемногу умираешь, распадаешься, деградируешь. Твои мысли – это продукты химического распада.
Не хочешь смириться с таким собой. Тебе доказывают, что ты есть – пока ты ешь. Ты доказываешь обратное. Кому? Думаешь – не тем, кто ест, но самому себе, вынужденному есть, чтобы доказывать себе это... Сопротивляешься, чтоб не съели тебя. Пытаешься в осмысливании прийти к смыслу, при этом не забывая, кем ты был до взросления и сопротивления. Ищешь и не находишь, постепенно понимая: искать себя – значит, возвращаться в место старта, в исходную точку, уходя при этом вперёд на полшага, на шаг, на длину падения тела.
В таком случае, ты сам становишься прошлым. И это тоже закон бытия, против которого нет противоядия. Есть только яд.

3
Процесс распада постоянно и необратимо идёт в тебе. Что ты можешь ему противопоставить? Ничего, кроме слов, с помощью которых пытаешься доказать обратное. Написал слово «сопротивление», произнёс его вслух, ладони сжал в кулаки, сделал соответствующую физиономию (мину из лица соорудил), можешь ногами притопнуть, подпрыгнуть даже в небо – где там Богова борода? Не допрыгнешь? А смех слышишь.
Сопротивляешься? Окстись. Показалось. Всё – кажимость. Ну хоть вид подал, и то – легче.
А ниточки – дёрг-дёрг…
Смена внутренних явлений, событий, снов.
Взрослеешь, растёшь, развиваешься  (ещё безобидные слова), уходят детские привязанности, любови, дружбы.
Числившиеся в друзьях, разбегаются, расходятся, разъезжаются, разлетаются, спиваются, выходят замуж, женятся, перестают здороваться, предают, в конце концов. Остаются в памяти ; редкими вспышками или постоянным светлым негасимым горением. Это если друзья настоящие. Или если ты сам присваиваешь им такой статус. Бывшие настоящие призраки.
А настоящие «настоящие», оказывается, тоже возможны. Не из детства – сейчас. Их немного, но так и должно быть. Они стоят по обочинам дороги, голосуют – подбери меня в свою память. И – дальше вместе. Мерцая и длясь в хронотопе. 
Приплюсовываю к уже проверенным ; настоящим, и до конца дней сохраню их в себе, как золотой запас добрых привидений. Человек человеку – друг. Бывает и такое.
Случайные отсеиваются прожитым периодом – микроэпохой – жизни. Случайные?, а если нет? – но это уже разговор о предательствах. Бывают ли случайные друзья детства? Если детство закономерно, а они – просто не прошли испытание временем. Может быть, им – всё равно, у меня же от этого понимания ради приятия потока событий – кошки на душе скребут и воют. А ты им – колбаски, а ты им – молочка. Будто успокоились, прошло. Урчат, сытые. Водочки им, чтобы отключились надолго – ан не пьют, себе наливаешь.
Убаюкивание, успокаивание, камлание над самим собой, в самом себе. Чтобы кратковременно погрузиться в очередную кажимость – нити кукловодов ослабляются, и становится легче дышать и двигаться. Возникает обманчивое ощущение власти над судьбой, покой и умиротворение.
И золотой запас проверенных друзей должен сделать тебя счастливым человеком. Ах, это ты, старая новая  иллюзия? Краткосрочная, зыбкая, разрушаемая непреходящей душевной болью. «Не помогает ни верка, ни водка». Верка в водку – замедленное ускорение разрушения.
Оказывается, нити кукловодов привязаны не только к членам тела снаружи. О если бы только так! Они проходят сквозь все внутренние органы, сквозь сердце и да – сквозь душу. Похоже, нашим хозяевам доставляет садистическое удовольствие пускать ток высокого напряжения по жилам, создавать короткие замыкания, накалять сосуды до их плавления, до образования постоянного пламени внутри – чёрного, вбирающего в себя внутренний резерв сердечной прочности.
Чем больше духовная потеря, ; тем злее это адское пламя. Оно проникает в самые потаённые, в самые святые уголки сознания, добирается до уровня архетипов и отравляет жизнь каждой клеточки организма едким резиновым дымом-смрадом забвения, горечи, несправедливости. Этот клубок пляшущих огненных змей приносит такую боль, что уже невозможно отличить ; душевная она или физическая.  Выдержать её, не сломаться ; какому смертному это под силу? Простому, равнодушному, зомбированному, забывшему самоё себя. Зачем оно ему, твоему ближнему, он просто хочет жить, как простейший организм. А ты так не хочешь?.. Хочешь, но не умеешь, не получается.
Защитные сарказм и горькая ирония не всегда приходят на выручку. Их запас ведь вырабатываетя из форм противодействия бытию. И потому имеет свойство неожиданно заканчиваться. Чувство юмора подводит, и старение не способствует его поддержанию. Рискуешь впасть в шутовство, а там и до маразма недалеко.

4
От частного – к общему, в котором живёшь. Куда тебя закинуло, где тебя угораздило. Тебя и предков твоих.
Род, Родина, родители… Опять – не выбираем. И переживаем вместе. Хотя – кто как.
Может быть, в детстве, в силу неосознанности существования, ты кажешься пупом Земли. Твоё эго эгоистично и эгоцентрично. Потом – в ходе роста сознания и понимания – ну какой ты пуп, скорее аппендикс, который кукловоды при помощи своих наместников на земле когда-нибудь вырежут и скормят неким рабочим псам, типа церберов.
Формирование существования происходит через негативные слои событий.
-Неужели по-другому нельзя?
-А чему тебя научит позитивное бытиё? Оно же стагнировано и безлико. Не нужно напрягаться для преодоления самого себя. Вот растёшь ты, как валенок…
-Валенки не растут.
-Не скажи. Как деревья – нет, но, проникнем в суть процессов – как животные – да. Но, допустим, растёшь ты эдаким экзотическим растением в благоприятном климате. Вырос – отжил, ничего не почувствовал, даже себя не осознал…
-А человек – не растение и не животное.
-И растение, и животное, и – много кем и чем ты являешься, хотя  не осознаёшь этого, в одушевлённом, и в неодушевлённом мире. И тебе, человеку, дано это прочувствовать и понять – через страдания. Но если есть к тому психическая предрасположенность.
   Впервые столкнувшись с всеохватным горем, заслонившим собой белый свет, не знаешь, что делать, куда бежать, как что-либо изменить. Но вдруг ли, постепенно ли осознаёшь, что не властен над ситуацией, оказывается – всё решено за тебя. Есть факт, есть каменная стена, которую не перепрыгнешь, не прошибёшь лбом.
Так – с неудачной, несовпавшей любовью, так – с уходом родных. Покорчишься, помучаешься, событие отойдёт в прошлое, в воспоминание, сотрётся, обточатся острые углы, и примешь в себя трагедию – потому что она личная, только твоя, и никому до неё нет дела.
Но вот, оказывается, потеря Родины становится трагедией широкой, объёмной, разрушительной для психики, для духа истинно привязанного к своим корням человека. Она – общая для многих, ибо затрагивает настолько глубокие ментальные пласты бытия, что часто разрушает и физическое существование индивида.
И в этой ситуации время должно бы выступать психотерапевтом. Но оно не лечит, оно только затягивает, рубцует раны, сращивает переломы. И как только вновь задувает ураганный ветер перемен, старые раны ноют, кости болят, душевный организм охватывает тоска. Стискиваешь зубы и сквозь скрипы и стоны заклинаешь сам себя: «Терпи! Живи! Ещё не вышел срок…» Надеешься, что кукловоды делают на тебя ставки.
В человечьем языке нет слова для определения подобного состояния переживания. «Горе» ; наиболее близкое, но не точное, не настолько объёмное слово-понятие.
Конечно, как несовершенен речевой аппарат, так несовершенно и Слово. Насколько мы можем понять себя, на какую глубину постичь непостигаемое? Да и нужно ли это, необходимо ли постижение для лишних терзаний, переживаний, самомучений? Очевидно – нужно, потому что иначе нельзя. «Во многом знании – многая печали».
Тут парадокс взаимосвязи – равнодушной толпе, массе чувствительные индивидуумы, призывающие к ненасилию, как бы и лишни – зачем постоянно твердить о совести, о правде, о справедливости? А ведь болванчики, бесчувственные, безмозглые, замороченные только на физиологии тела, – обречены на вымирание без этих «интеллигентишек». Да, их единицы, а больше и не нужно. Иначе человечество выродилось бы. Давно бы поизничтожило враг врага. Друга же изничтожить оказывается сложнее.
Массы равнодушны к истине, к самоанализу, к поиску смыслов. У них – дубинка, или – бутылка, у нас – слово, и – тоже бутылка. Но не в качестве оружия, а в качестве коммуникативного средства. В чём-то же должны быть точки соприкосновения, от которых не больно, но – взаимопонимаемо.   
Вот ты есть, вот я здесь. Но отними у нас дар речи – что останется? Биологический организм – несовершенный, квёлый, неповоротливый с ограниченным сроком действия.
Ну, можно писать, можно жестикулировать. А зачем?.. Умеешь выполнять минимальный набор действий для выживания – разве этого не достаточно? Казалось бы,.. а тянет к чему-то трансцендентному, невыразимому словами, но, кроме них, нет у нас в арсенале других псевдосовершенных поползновений на истину.
Для чего нужно развитие второй сигнальной, если достаточно первой? А уж о третьей и говорить не надо – она из области фантастики.
Нет осмысления происходящего – нет и проблем с осознанием себя, с реализацией своей неудовлетворённости существованием. Значит, и накатывающие на тебя волны неприятия бытия и внутреннего протеста поглощаются волнорезами равнодушия, уходят, словно в вату, в пучину безразличия и неучастия. А если ещё полирнуть сверху хитрым этанолом – гаси свет, тебя нет. Ушёл в химический туман.
И – горе уже не так болит, и тревога не выедает сердце, и остроты нет, и тоски… Надолго ли?
До тех пор, пока полная деградация не накроет. Приблизить её – основная задача всего прогрессивного человечества. Это сейчас, наверное, шутка была.... Хотя…

5
Разобраться бы с самим собой по порядку. Разложить по полочкам микроэпохи. Приправить весь этот намысленный хлам удобопонимаемой саморефлексией с историческими экскурсами. Ну ведь не роман пишется. И даже не повесть. А кратенькая жизнь маленького мистика-пессимистика. Сквозь призму оголённого «Я» прозреваются экзистенциальные смыслы.
Раннее детство переходит в школьно-дворовое. С его верой учителям (особенно – в младших классах), партии и правительству (в старших), а заодно и друзьям из одного дома, с родного квартала.
Незыблемая величина величия империи. Несокрушимость устоев… Родиной называлось огромное государство. Но однажды что-то пошло не так, что-то сломалось в отлаженном механизме. И волной энтропии накрыло всех. Из параллельного мира вирус разрушения вырвался на свободу. Жили-не тужили, решали личные мелкие проблемки, переживали свои горести. Других, казалось, и нет в этом мире. Шум времени был гармоничен и убаюкивающ. И вдруг он перерос в какофонию, в грозы и молнии, в душеубийственную бурю, основательно пошатнувшую веру в добро. Наши педагоги нам врали? Как же так?
-А вы были наивны до сопливых пузырей.
-Нет, конечно. Сопли подбирали. Пузыри – тоже, сдавали в пункты приёма стеклотары. Боролись с самими собой разными методами.
Потом начали выискивать причины и следствия. Но после драки махать кулаками – только воздух гонять. Угодив в бурлящий котёл Эпохи перемен, взрослели быстро. Становились циниками и анархистами. Уникальная политическая ситуация способствовала. И массовики-затейники периода очередной псевдореволюции, ничтоже сумняшеся, записали нас, зелёных и синих (да разных оттенков и цветов), в потерянное поколение. Ни разу не спросив, хотим ли мы так называться. Я вот – не хочу, и никогда не хотел. Ведь мы не потерянное – мы преданное поколение.
И стоит ли горевать по старшешкольному детству, теоретически оборвавшемуся в переломном 1991, оно временами тошнотворным было. Когда внутренние комплексы сменялись, добавлялись, претерпевали изменения – от одной нервной тошниловки отойдёшь, раны залижешь, глядишь – следующая подвалила. Вот где она – настоящая борьба единства противоположностей в самом себе.
В начальных классах время текло незаметно, иногда – весело, а потом, в старших – до сих пор не возьму в толк, чем мы там занимались?, чему жизненно необходимому научились?.. В нас просто впихивали практически ненужные для реальной жизни знания, но не обучали мыслить. Можно ли научить этому сугубо индивидуальному внутреннему процессу?, не знаю, сомневаюсь, но хотя бы определённые, элементарные схемы заложить в субъекта – можно. Скучно было – потому и психо-стихо-терапию себе нашёл – нырнул в сочинительство дурацких текстов. Упоительное соитие буковок слов и далее – по нарастающей – для себя открыл. А учителя тем временем отрабатывали зарплату, а школяры «отрабатывали» посещения и оценки. Зато пока родители вкалывали на себя и на нас, мы не валандались по дворам, а «учились». Так было надо. Сейчас-то есть с чем сравнить, потому и понимаешь – всё равно там осталось лучшее время по всем параметрам, оно не было злым и не мешало жить.
Но стойкий привкус его – потерянного, всё же пробивался, оскомил чувства. И вот эта постоянная зависимость твоя от тех, отбирающих и распоряжаются твоим временем по собственному произволу, раздражала, нервировала, заставляла сопротивляться. Ведь ты теряешь и самоё себя, забываешь, кто ты есть, уходишь от сути, от личного «Я». И навёрстывать упущенное приходится семимильными шагами. Но в этом новом движении, в осмыслении и поиске себя, ты (как будто) знаешь, что тебе нужно делать. И за полгода-год проходишь курс понимания бытия. Да-да, временно, – как этап, как микроэпоха становления. Чтобы потом – опять и снова, снова и опять – отставать, догонять, пытаться осмыслить, чтобы принять и оставить в памяти. Самообразовываться, чтобы сохраниться.
Школа вообще – лучший полигон отработки защитных рефлексов. Наверняка держало на плаву и терпеливое знание, что однажды вся эта галиматья закончится. И пойдёшь в мир – частично придуманный тобой, частично другими – тоже взрослыми дядями и тётями, от которых так долго зависел. А зависеть не хотелось. Тем более, когда в стране творилось чёрте что. И каждый норовил строить из себя суверенную единицу.
Освободился и я: обрёл самостоятельность и работу. О, дивный новый мир! Да, из одной тюрьмы в другую, зато деньги платят и режим щадящий, и уроки не надо учить, и экзамены сдавать, и позорить тебя перед всем классом некому…
А страна,.. а что страна?.. Дирижёр имперского оркестра оказался полным дилетантом. И так размахался палочкой, надеясь на её чудодействие, так увлёкся, что не заметил, как оркестр пошёл вразнос. И государство полетело в оркестровую яму. Перестройка обернулась провалом. Местные князьки почувствовали волю, от которой до анархии – один шаг. И шаг этот был сделан. И мы, простые смертные, ощутили на себе его неумолимую тяжеловесность. Становление и преображение не состоялось, но перешло в разрушение. Кто знал тогда, что это только начало? 
Моё первое предприятие с двухтысячным коллективом, давшее мне банальную путёвку в жизнь, обеспечивающее продукцией весь Союз нерушимый, рухнуло вместе с Союзом буквально за год. Рождённые в СССР стали выкидышами своего времени.
Работа и надежда на самостоятельное спокойное существование для простых смертных нагло спёрли такие же смертные, но оказавшиеся в нужное время у руля власти. И если удачно легла карта, почему бы не воспользоваться положением. 
Ещё не осела тканево-трикотажная пыль, а производственное оборудование разворовали сами же руководители этого предприятия. Перепродали, бабло поделили и сделали вид, что так и было. Рабочие даже рты не успели открыть и руками развести. Здания цехов, административные здания, филиалы, подшефные хозяйства, детсады, то бишь, все и всяческие постройки, находившиеся на балансе, растащили, распродали, сдали в аренду в кратчайшие сроки новым барыгам. Словно шакалы, без сожаления, без оглядки накинулись на добычу, распотрошили и ; разбежались, утаскивая лакомые куски каждый в свою берлогу. Перестроились.
Коммунистическая вера в справедливость и всеобщее счастье получила сокрушительный удар от самих же бывших коммунистов. А как же «непобедимый, могучий, вечный»? – возмущались мы, - где же «дружба народов, солидарность»?, как же быть теперь  «пролетариям всех стран»?.. Ведь вы же сами внушали нам непреложные истины праведного мироустройства. Эй, где вы, бессмертные ортодоксальные коммунисты, готовые за идею пойти на крест, жизнь отдать во имя идеалов светлого будущего? Я что-то не так понял? Навоображал, намечтал себе бог знает каких фантазий о хомо сапиенсе коммунистикусе? А он оказался всего-навсего человечком, вдруг почувствовавшим, что оковы идеологии пали, «наш новый мир» никому не нужен, и теперь можно безнаказанно воровать, грабить, насиловать, на глазах превращаться в шакала и оборотня.
Ощущение – стоишь на площади с полотнищем, растерянно оглядываешься вокруг, а никого нет. Все побросали флаги и транспаранты и разбрелись в разные стороны. И накрытому одиночеством, завернувшись в это самое полотнище, пришлось тебе засунуть в пятую точку (нет, не его), но – свои идеалы и тоже уползти в своё кубельце, не пересчитывать награбленное (какое там, откуда!?), а зализывать душевные раны и делать робкие попытки осмысления происходящего.
Но возможно ли с этим сжиться, привыкнуть к предательству, к воровству веры?, если сопротивляешься оскотиниванию и расчеловечиванию? Если не хочешь деградировать и скатываться в бездну? Разве зло во плоти принимаемо?

6
А независимость становилась всё независимее и независимее – всего от всего и всех от всех.
Республик от республик, чужих от знакомых, друзей от врагов, умных от глупых, злых от добрых, толпы от индивидуума, вообще – человека от человека. Делились, как вредоносные бактерии, норовя пожрать себе подобных и завоевать себе новое место под старым солнцем.
Нули стали единицами, единицы – нулями по произволу ставленников тех, небесных кукловодов.
Дёрг-дёрг за ниточки – и срабатывает у этих недоразвитых, выдвинутых из толпы мелких людишек основной инстинкт. Нет, не человеколюбия и боли за свою условную территорию, но – пещерный инстинкт воровства, присвоения собственности, им не принадлежащей. Но – они на вершине власти, а значит, никто не следит за их действиями, никто по рукам не ударит. Это они могут вор вору по рукам ударить и сделку провернуть.
Иллюзии рассыпались, а человеку без иллюзий нельзя. Бог – иллюзия. Вера – иллюзия. Существование любого абсолюта зиждется на иллюзии. Иллюзия иллюзии.
 Иллюзия веры в человека – непогрешимого вождя, доброго и мудрого руководителя. Что, не бывает таких? Почему?, ведь раньше-то были? – ха-ха. А мы и новым верили и доверяли: они же – наши, свои, почти друзья, одного языкового поля, со всеми вытекающими… Оказалось – нет. Вскрывшаяся подлость со стороны тех, кому ты доверял – хороший урок на будущее, но столь ли уж необходимый?
Тяжёлое чувство всесокрушающего горя! Оно тебя испытывало, ты – его…
Украли! Держи вора! А нет вора, ничего уже нет. Огромной родины-империи нет. И буквы – С С С Р – рассыпались, и мы – начали распадаться и рассыпаться – и целиком и по отдельности в непонятных поисках непонятно чего.
Ах, «перестройка», ох, «гласность», ух, «независимость». Тогда не понимали. Вот найдём виноватых, разоблачим их – и заживём. Было это уже, было.
И я, юный максималист, пролетарий с меланхолическими закидонами, – верил. Ведь обещали – всё к лучшему. Разве могут на вершины власти взбираться нехорошие альпинисты, недостойные представители коммунистического рода человеческого? 
Осознание длилось, накрывало удушливой горячей волной разрыва, развала, дерибана, завуалированного красивыми лозунгами.
Маховик распада набрал такую силу инерции, что остановить его оказалось немыслимо. Эпоха разрушения разрывала уже не республики, но клочки непонятных образований, рвала их на кровавые ошмётки. Из трещин недавно незыблемого мира выскакивали бесы войны и глумились над всем добрым, что ещё оставалось в людях и пыталось протестовать, противопоставляя надвинувшемуся хаосу исконно человеческие понятия гуманизма, да вообще – здравого смысла. Сколько было пройдено точек невозврата – непонятно, они слились в сплошную полосу.
И ни к чему были протесты, плакаты и лозунги, референдумы – «за-против-воздержался», выборы-перевыборы. Единицы, ставшие нулями, кому-то хотели доказать, что «так жить нельзя», но – выбора не было, жили и втягивались, возмущаясь и тратя на бессмысленное барахтанье в болоте непополняемую валюту времени.
Искали виноватых по указке тех, кого и надо было ловить и судить, то есть искали химеры, находили иллюзии и теряли, теряли, теряли – нервы, здоровье, идеалы, смыслы – жизни свои теряли. Время рассыпалось песком, и разносился он ураганным ветром неумолимых перемен. Такие потери глобальны, невозвратны, невосполнимы.
Предсказанные Достоевским трихины снова вселились в головы новых люмпенов – варваров-нуворишей.
Объятое чёрным пламенем сердце не сгорело, но обуглилось, замерло, пустота и разочарование заполнили каверны души. «Раз выжили, значит, надо жить как-то дальше», - утешали сами себя, смирившись с неизбежным.
Земные хозяева своих холопов вспоминали, когда им нужны были рабы. Их ласково назвали «электоратом» и соревновались – кто кого перещеголяет в обещаниях лучшей жизни. Не красного слова ради, но ради блага вдруг возникшей из небытия свежеиспеченной державы, ради блага заокеанских марионеток, народ обнадёжили строительством уж точно независимого государства. Это раньше ведь всё в «центр» уходило, Москве всё заработанное отдавали, а теперь своим умом да на своих чернозёмах столько всего вырастим и построим, из недр добудем, что весь мир ахнет, и народы приползут к нам, ища утешения, защиты и сытного, безбедного существования! Нужно только потерпеть. Уж это народ умеет, уж этому он обучен. Недолго осталось. У нас же всё самое-самое-самое! Поэтому, как не жить!? Затянем потуже пояса – и вперёд от тёмного прошлого к очередному светлому будущему. Долетим, доедем, дойдём, доползём вместе с вампирами нашими, с кровососами. Вот сейчас только новый гимн заделаем, паспорт с тризубом напечатаем, личную валюту придумаем, вышиванки напялим, мову повсеместно внедрим, историю перепишем и тэдэ, и тэпэ. Да и потом, куда уж дальше катиться?, дно достигнуто, теперь – только наверх.
Не догадывались, что в бездну можно лететь бесконечно. Не ведали, что паразиты, вселившиеся в бывших партцарьков, напрочь отобрали у них разум. Годы недолгого просветления сменялись годами сумерек. Кражи и утраты пошли сплошным потоком. И очередные протесты, больше похожие на предсмертные конвульсии, только усугубляли положение.
В гонке на выживание выжившие учились защищаться. Если ударят по щеке – выбей зубы. В бандитских разборках одни мафиози сменяли других. Происходил естественный отбор по классическим эволюционным законам. Компартийные номенклатущики постепенно сошли в небытие, а их сменщики, вообще не отягощённые никакой моральной идеологией, взяли бразды правления путём интриг, мародёрства, не афишируемых убийств.
Но, оказывается, слабые никуда не делись. И Дарвиновский закон никто не отменял. Разумный баланс необходим природе ли, верхним божкам ли? Не можешь стрелять или в зубы давать – тогда не обращай внимания, прячься в панцирь «хаты с краю», пыхти и не высовывайся из непробиваемой шкуры равнодушия. Кряхти у себя на огородиках, спивайся, сдавай металлолом, создавай видимость работы на ещё недоразваленных предприятиях. Под наблюдением новых хозяев. Добрый хозяин – радуйся и не брюзжи. Плохой – иди на все четыре стороны, ищи доброго. На то оно – и демократия. У всех равные возможности выбора – сдохнуть сразу или кое-как покочевряжиться, до того, как сдохнуть.
А земные божки зря забывают о кукловодах, зря. Никто не вечен.

7
И с жутким скрипом, скандалами, разборками началось движение в самостийное светлое будущее. Лайнер с пассажирами-заложниками отправился в недоуправляемое плавание. Капитаны и их команды по пути продолжали присваивать, разбазаривать, распродавать доставшееся наследство Великой Империи. Вон, оказалось, сколько добра было создано усилиями поколений, усилиями пращуров наших.
И по волнам распада нас затаскало, заносило, затошнило. «И вся история страны – история болезни», история т.н. государства – история его разрушения. Из развалин прошлого построить развалины будущего – как такое возможно?.. При этом не развалиться самому, глубоко переживая и отрицая сам процесс деструкции?.. Это я уже о своём, личном.
Бежать, бежать – но недалеко – в себя, в дебри словотворчества, в графический сюр – чтобы сохраниться. Стихийно найденный в школьно-советском детстве путь растворения в искусстве ради процесса, продолжал служить надёжной опорой для самоидентификации, для поиска новых возможностей. И к Библии обращался (тогда многие пытались и будто обрели), и мировые религии открывал-закрывал, изучал, и всякие астрологии, нумерологии, хиромантии в ход шли, сногадания и учения независимых философов, пророков и искателей перерабатывал. В 90-х годах столько выплеснулось на поверхность бытия эзотерических шарлатанов, – поди разберись, где правда, где вымысел. И плавил, соединял всё критически переработанное, намысленное, самообразованческое, прежде чем свою философию стоического пессимизма вывел.
Кажется (очередная иллюзия, хоть крестись, хоть причитай) – научился противостоять штормам и ударам, нашёл в себе некие фундаментальные механизмы противостояния напирающему хаосу.
Кажется,.. но всё временно, до очередных тектонических катаклизмов. Стареешь ведь, и подзажившие раны вновь открываются, кровоточат. «Каким ты был, таким ты и остался» – не стрессоустойчивым на грани шизофрении. Размышляешь, ищешь причины и следствия, и не можешь найти – потому и остаётся оплакивать утраченное время, хоронить в себе, разлагаться вместе с ним, самоотравляясь, но – продолжая упорно опираться на Слово. Ибо – что, кроме него? Слово было у Бога, слово было убого...
Каким бы оно ни было – но сила и слабость всегда рядом. Владение слабым словом вытягивает, возрождает к жизни и делает тебя сильным. Хоть ненадолго.
Наивность и стихийное стремление к правде – черты характера. Они трудны для носителя, но удобны для тех чертей, которые тебя используют. Потому-то бесы и хороводят в тёмные периоды истории. «Вы верьте в свои идеалы, а мы вам мешать не будем. Наоборот, для нас так даже удобно – красть, тырить, лямзить». Кроме наших нехитрых сбережений, ещё душу у нас воруют. Подспудно, незаметно расчеловечивают и вовлекают пешек в свои хитрые игры.
Так и происходит – человек вместо того, чтобы с гордостью выходить из свалившихся на его голову испытаний, оскаливает клыки, обнажает свою звериную сущность. Как просто оказалось разбудить зверя в людях, поставив их в трудные обстоятельства. Не учили противостоянию злу в школе. Не было таких уроков. Философия не для детских мягких умов. Когда растёшь, гормоны бурлят, в организме – сплошной спермотоксикоз. Термоядерная смесь недогулянного детства и неопределённой юности. А о сублимации – ни сном, ни духом. И спроецировать вышесказанное на анархические процессы в новоиспечённом государстве – клубок тот ещё. А родители причитали и повторяли «нам только б выжить», таща на себе неполнолетних оболтусов. Старшему поколению с трудом удавалось защищать и защищаться, а думать и анализировать некогда было, не до того. Тут и срабатывала известная бесовская схема воспитания иванов, не помнящих ни родства, ни истории. 
Но и предки, и мы ещё помнили пример Великой Отечественной, которую не пережили бы, если б не были вместе. А ветераны уходили, забывалась, затиралась история, её принялись оболгивать и подменять те  самые манкурты, ещё недавно числившиеся в рядах компартии и комсомолии. У любого государства должна быть идеология и сильный правитель. А тут не оказалось ничего этого. Кидаясь из крайности в крайность, «демократизировались». Прикрылись народом. Успокоились. И понятно, что уж тут поделать – любой политический строй рано или поздно себя изживёт, потому что не сможет отвечать реалиям меняющегося общества, если только не научится хоть немного прислушиваться к голосу разума. Лучшее на худшее сменить легко, прикрывшись фиговыми листочками вечных слов, можно лгать, манипулировать, походя убивать ради собственной выгоды, не оглядываясь на последствия. И ; ничего! ; за это! ; не будет! И сладкая фига «демократии» легко подменит коммунистические идеалы.
-Но ты же изучал историю по-настоящему. Сколько килотонн книг перечитал. Что ж ты понять-то не можешь?..
-Понять могу. Принять не могу. Веру в чудо украли. И пришлось привыкать к новой реальности. А заодно выживать в свежеиспечённой стране «Украине», став вдруг её гражданином и заложником.
Не выбирают родителей, не выбирают Родину, не выбирают себя. Даже власть не выбирают, помню. И впихивают фаталистическое понятие кармы для принятия судьбы, чтобы не сопротивлялись.
Ладно, чего там, кряхтим, ползём, живём, как получается в своих хатах с краю. Приспособились, внюхались в миазмы продолжающегося гниения – и будто нет его. А мы – будто есть. 
Что там в кулуарах власти происходило?, как мировая капиталистическая закулиса наших вождиков имела и склоняла к своей милитаристской идеологии? – оно нам надо, если мы ничего не решаем?   
А чувствовалось ведь, нагнеталось, и от местных мелких чиновничков разных рангов исходило. И во мне что-то предвидческое щёлкало-писалось. Отмахивался, списывал на мнительность и тревожность, на общие тенденции к саморазрушению. «Война, война» - камлалось, повторялось, входило в тексты, но не верилось.
Мы же самый мирный народ среди всех бывших республик. Да и делиться нам, распадаться, куда уж дальше… Увы, нет предела безумию. А гнойник распада, сколько искусственно его ни сдерживай, всё равно однажды рванёт с накопленной ядовитой силой. Надо только нужную идеологическую методу выбрать – и культивировать, обихаживать, поливать долларами, евро, форматировать пустой мозг под свои цели. А человеку маленькому, недалёкому всегда хочется быть крутым и бравым. Как хорошо этим Гитлер и компания воспользовались, на неизжитых комплексах сыграли. Приёмы агитации и пропаганды принципиально неизменны, а при современном уровне развития техники и заморачиваться не надо. Просто каждый день неси хитрую псевдоправду с экрана, и – поверят рабы в смещённую реальность. Окно в Европу обернулось окном Овертона. На голубом глазу полилась соответствующая обязательная обработка подрастающего поколения. И – процесс распада вышел на новый виток. И оказалось ; война за умы велась давно и продуктивно. Тем самым словом, искажением информации, подменой понятий и переписыванием истории. И главное – не жалеть зарплатной валюты продажным журналистам, а они уж постараются – оболванивать, зомбировать, превращать в идиотов и без того недалёких представителей рода человеческого. А всякие соросы, рокфеллеры, бжезинские – эти новые старые акульи фашисты капитализма – знают, без прибыли не останутся.
-Да что вы, в нашем-то просвещённом 21-м веке разве возможно такая деформация?
-При всеобщей интеллектуальной деградации ещё и не такое возможно. Это раньше мы были читающей и научно подкованной нацией, а потом выживающему, загнобленному человеку стало не до книг, не до размышлений. Почва-то подготовлена, благоприятствует прорастанию ненависти. Дави на первобытные человеческие инстинкты, загоняй в каменный век. Нашёптывай Васылю в уши на другом конце страны-хутора: у твоего соседа эвона сколько богатства, а у тебя чего нету?, а ну-ка пойди, экспроприируй. А соседа убей, чтоб не возбухал, тебе за это ничего не будет. Вон деды твои – бандеровцы, убивали, а с ними вишь как несправедливо поступила советская власть. Так вот, пришло время мести. Схема та же, отработанная. Давай, давай, не стесняйся, да и я тебе баблосиков подкину с печеньками. Будешь жрать в три горла, будет у тебя вилла с золотыми унитазами. Вот оружие тебе, выбирай, какое хочешь. Иди воон на тот конец державы, видишь, какие там богатенькие и глупые живут, всё под землю залезть норовят, золото добывают чёрное, а ты ж у нас вумный, а теперь ещё и багатеньким станешь, у них там этого золота – завались. И балакает сосед не на твоей мове, нехристь. Вперёд, начни только, сверхчеловеком будешь по законам Ницше.
А ведь то поколение дедушек-бабушек ещё памятовало – как было. И заклинало – «только б не было войны». Мы отмахивались, и страшному слову «бандеровцы» скептически улыбались. Но родные и близкие не вечны, понятно, помним, закон природы, который не отменишь. А вот историю, оказалось, отменить можно, предварительно подменив её, втюхав подросшему – очередному потерянному поколению – свою идеологию.
 Удивлялись происходящему, которое казалось дешёвой буффонадой. Как?, опять зло в плоть вошло, ожило? Опять неонацизм голову гадючью поднял? Да откуда же, из каких схронов эта мразь выгноилась?.. Да всё из тех же, известных и понятных, окучиваемых и поощряемых. Всерьёз и надолго. Ибо поверили в себя сверхчеловеки, и расплодились, как клетки раковой опухоли, и крови отведали, и вовсе обезумели от безнаказанности и свободы. Размайданились, вышвырнули трусливое бездарное руководство недогосударства и сами взгромоздились в высокие кресла. И мантра дедушек и бабушек не сработала. Новые варвары принесли с собой настоящую войну.
Здесь и сейчас: от пофигизма – к развалу, от демократии – к варварству, от угроз – к убийствам, от национализма – к фашизму. И далее – по нисходящей – к самоуничтожению территории и общества, соответственно – к исчезновению страны. Трудный путь и нелепый – в безумие.

8
И ты продолжаешь существовать непонятно где, непонятно в чём, непонятно как, растеряв почти все смыслы, выбитый из заботливо выстраиваемого мирка. И на детство уже не положишься, ибо впадёшь в маразм. Твой организм непонятным образом сохранился, подобравшись к старости. Но так ничего и не достиг. А каких достижений ты хотел? А кто тебя вообще спрашивал – чего ты хочешь? Мира и тихой творческой старости? Ан не тут-то было. Провал за провалом. Развал за развалом. И вместе со всеми несогласными ты летишь в бездну. Надежда только на то, что это падение скоро закончится.
Увлеклись небесные кукольники. А может просто на самотёк всё пустили, надоело с нами подопытничать? Ниточки-верёвочки-то поослабили. Пусть, мол, выживают, как хотят. Это после того, как перемёрло биоматериала столько, что кладбища по масштабам с городами сравнялись. Впрочем, Земля она и есть – сплошное кладбище времён и народов. Одним больше – одним меньше.
А нас совсем немного осталось, выживших – из преданного поколения, в которых шевелятся ещё не вытравленные коммунистические идеалы, растепливаются смутной тоской по чему-то утраченному, светлому. Прочно сидит внутри детская заноза, проникшая на уровень архетипа о добром советском прошлом. Потому и не верилось до последнего, казалось фарсом вдруг перевернувшееся бытиё. Но иллюзии стали реальностью, фарс перешёл в жизнь. Вместо того, чтобы выйти на сцену, поклониться и уйти, дешёвые бездарные актёры выскочили в зал и устроили кровавое побоище.   
И беззаконие стало законом. Кто там пытался угомонить неадекватов?, обращаясь к справедливости, но ; судьи кто!? Взывали к здравомыслию ; нельзя убивать, нельзя войну! Но ; злоба узколоба, агрессивна, эгоистична, она, чувствуя свою безнаказанность, всё больше наглеет, и уже не ограничивается хамством, запугиванием, кулаками и битами. Она берёт в руки оружие и начинает убивать по-настоящему. Что ей человечьи слёзы, если ей кровь людская ; водица!? Вниз по лестнице, ведущей в ад – мародёрить можно всё и вся, нет запрещающих законов, есть право силы.
Те, воры-предшественники, по сравнению с этими новыми – варварами, были агнцами, эти, презревшие даже зоновские понятия – отпетые душегубы. Исчадия потустороннего мира, похитители божественного света в человеках. Выпустили кишки стране, выпотрошили из неё органы и продали их на чёрном рынке своим вожакам, хозяевам хозяев. Так дошла очередь и до скукожившейся до размеров земельных наделов своей/моей/нашей родины-территории.
И ладно бы – чужаки, а то ведь – свои. Так мы их идентифицировали. Оказалось – чужие. Бесы не могут быть своими, ловко они прятались, ждали удобного случая, сидя на прикорме у безумцев мира сего – эти наследники тех полицаев, что служили чужим. Пришли эти, науськанные элитой заокеанских и европейских подонков, – соседи, влезли, не спросясь, в чужой огород и – давай хозяйничать. Очередная эпоха неостановимого распада докатилась до хаты с краю.
-Ты вообще понимаешь, что происходит?
-Вряд ли кто это понимает и поймёт в будущем. Я пытаюсь собрать воедино факты, проанализировать сквозь себя, сквозь призму своей кратенькой жизни, сквозь возможности слабого мозга. Приблизиться к пониманию. Но парадокс в том, что чем больше накапливается фактов, тем сложнее их классифицировать и сложить в нечто единое – то же понимание, осмысление, знание, дающее фактологическую основу для дальнейшего развития мысли.
Сейчас Слово испошлено, изгажено, девальвировано настолько, что человек думающий, скептический, относится к каждому словарному продукту, поданному в виде, например, новостной информации настолько негативно, воспринимая в штыки даже сам факт её существования, что сам запутывается, попадает в капкан собственного отторжения. А что тогда остаётся? На что опираться, чтобы дальше длить существование? На нигилизм, цинизм, анархизм и проч.? Но чтобы последовательно плыть в русле любого из учений (негативных, позитивных) нужна воля, а просто языком поболтать и успокоиться, – зачем? Ты можешь не принимать окружающую агрессивную реальность, а она тебя всё равно будет разрушать, ибо ей по фигу – принимаешь ты её или нет. Ты – мушка, моль, букашка в её мировой паутине.
Тут и приходят на помощь беспомощные слова с зашифрованным в них культурным кодом, когда разрушение физического и ментального в человеке разумном достигает крайней точки. Язык дедов и прадедов – часть самоидентификации, а значит, часть души. Можно украсть веру в идеалы добра. Великую империю можно уничтожить, попользовавшись её материальными достижениями, а потом внушить, что её не было. Можно сменить имя на кличку, перерезать горло чужому мнению, превратить в руины родной край. Можно физически уничтожить чужих (и своих!) родных и близких, детей, друзей. Можно заставить всех вокруг замолчать. Можно, да не выходит.
Оказывается, реальность не может быть абсурдна до самоуничтожения. Хотя, это было бы неплохо – чтобы раз и навсегда планета сбросила с себя бремя микробов человечества. Нет, так не будет, система так не работает. Небесные шутники изощрённы и не заинтересованы в Апокалипсисе. На смену одному вымершему народу придёт другой. Вон их сколько – китайцев, индийцев, африканцев, всяких прочих засранцев. Как выясняется, не лучше нас и не хуже. Распадётся одно государство, ему на смену придёт другое. История не потерпит пустоты. Время играет Апассионату пассионарности.
А люди, ну что люди… Смещаем ракурс на себя: равнодушно взирать на происходящее ты не привык. Равнодушие ; оборотная сторона всякой неуспокоенности, всякого бунта, протеста. Против законов психики не попрёшь: действие не достигает результата, грозит физическим уничтожением. Равнодушие – маска – приходится смириться, отстранить себя от ситуации. Принципы морали отодвигаются, смещаются. А в свете новейших технологий ; кто бы мог подумать, ; 21 век! ; вообще воспринимается чем-то абстрактным, несуразным. Ну подумаешь, война, убивают мирных людей. Причём ; рядом ; в нескольких километрах! А если ; родных?, а если – тебя. Ждёшь до последнего, терпишь, но в пассивном протесте накапливается такой актив, что срывает крышу, и – твой организм, не желая уничтожения, тоже срывается и бежит подальше от горя и тоски, оставляя позади всё, что «нажито непосильным трудом», очертя голову. Выжить ему, видите ли, хочется, и приходится подчиниться.
Переходишь из одной параллельной реальности в другую. Бегство в никуда, продиктованное отчаянием, заставляет продолжать выкарабкиваться из пропасти, срабатывает инстинкт жизни. Смерть на время отступает, но тогда ты вообще не понимаешь – зачем живёшь, ради чего таскаешь за собой груз прошлого, спасаясь сам и вытягивая из воронки безумия хотя бы произведших тебя родителей.
И мучаешься проклятыми безответными вопросами, главный из которых, недоступный ни одному философу, психологу, мудрецу, – как такое возможно? Взываешь к ним – дайте объяснение. Не дают, сбиваются на выстраивание конструкций, подгонку фактов, статистику еtс.
А ты со всё той же детской невинной наивностью пытаешь их, себя, книги: как, почему?.. До какой степени нужно развоплотить человека, чтобы он стал убивать себе подобного – не чужака, но живущего в одной (как бы) стране, разговаривающего на одном (как бы) языке, столько лет вы находили взаимопонимание, (притворялись?), а теперь... Идеология добра тихой сапой заменилась идеологией зла. Не заметили, прощёлкали?
«Мама, я знаю, мы все смертельно больны! Мама, я знаю, мы все сошли с ума!»
Но устаёшь повторять, зацикливаешься – мы больны, социум маргинализировался до такой степени, что подавляющему большинству всё равно, что смертельная болезнь проникла в мозг, разложила сознание на гниющие лоскутки псевдореальности. Себя со стороны не видно. И матричная цивилизация потребления перехлестнула барьеры (да что там перехлёстывать – они уже были разрушены) – и устремилась пожирать своих детей. Великий и ужасный древний пещерный Хронос обрёл плоть и потребовал жертвоприношений.   
И болезнью этой целенаправленно год за годом заражали народец, изгоняя, вытравливая из общества мыслящих индивидуумов, способных к критическому мышлению. Корни зарождения разложения именно там – в 90-х. Сам говорил, помнишь – всплеск интереса к оккультным практикам. Науку скинули с пьедестала и вместо неё водрузили эзотерические домыслы, тупое невежество, завиральные средневековые практики. Это один из многих негативных нюансов, а нюансы эти множились, накладывались один на другой, Окно Овертона расширялось, превращалось в клоаку, и нечистоты всеобщей деградации выплёскивались, заливали помоями недогосударство, а из переудобренной почвы пёрла буйная дикая ядовитая растительность.
Да и гоблины-чиновники старались, защищали себя и портфели, с таким рвением бросались выполнять указания новых сатрапов, что диву даёшься: откуда, из каких выгребных ям выбрались!? Эти – нелюди, те – нелюди… А куда же люди подевались, ау?.. А вот они – обыкновенные исполнители, которых чиновники посылали сбивать русские буквы с мемориальных досок на братских могилах, срывать барельефы героев Великой Отечественной, тайно демонтировать памятники, уничтожать символику страны, которой они обязаны всем своим бытиём. Скажут ; им приказали? Но и гитлеровские солдаты прикрывались приказом «всевышнего». Они ведь не преступники, верно? Их не научили мыслить, а мыслить, значит – противостоять. Преступники только те, кто убивает? Вот фашиствующие радикалы – те преступники, по ним виселица плачет, а мы-то что, мы людишки маленькие, с нас какой спрос? У нас – дети, семьи еtс. И что сказать им, отформатированным всеобщей деградацией? – только руками развести. Слаб простой человек, слаб и беспомощен. И некуда деться от сего непреложного факта. Упомянутый Ницше тоже себя сверхчеловеком мнил – а что в итоге?
 
9
И что там дальше по сценарию? Неужели это – конец? Продолжение конца. Продление агонии. «Спешить нужно медленно» – говорили древние мудрецы, потягивая разбавленное винцо. У них, прошедших генетический отбор, впереди была вечность, а у нас – хилых и квёлых, вскормленных химией и ею же свою жизнь длящих, будто себя переживших, – впереди как бы и нет ничего,.. кроме,.. кроме – прошлого?
И тут организму приходится перейти в стадию самозащиты, прикрываясь цинизмом, иначе он развалится, сойдёт с ума. Не задумывайся, не мысли. Пусть пустота ; стеклянная и жуткая, вместо крови втекает в сосуды, пусть охватит смертельный ужас от осознания того, что время было потеряно безвозвратно, и в будущем ; чёрное ледовитое пламя забвения. Боль, от которой не освободиться теперь никогда. Те куски сердца, мозга, души, продолжающие по инерции существовать, двигать телом ; скукоживаются, частично отмирают. Пеняешь на себя, на других и остаёшься один на один с очередным комплексом – утраты. Что делать – смириться с непреходящей болью? Забыть о небесных кукловодах? Но они-то о тебе помнят...
Эй, заберите меня к себе. «Божья коровка, улети на небо, там твои детки кушают конфетки»…
-Сбежать хочешь?
-Да тело уже сбежало.
-Думаешь, печали твои завершатся вместе с бегством?
-От себя не убежишь, кому, как ни мне, это знать, упорно считающему себя мыслящим человеком.
А ты мог что-то изменить, но тебе не дали. Кто не дал-то, фаталист ты хренов!?.. Инертность, она, что ли? Ну поропщи на судьбу, которую собирался переломить, но не смог, изругай её. Хотел подчинить себе, казалось – подчинил, а на то она и судьба – не поддаётся построению, конструированию. Иллюзия, перетекающая в иллюзию.
Изругал, отматерил?.. А она пинком выбросила тебя в новую микроэпоху. В новое старое время и в условия борьбы, в которых тебе ещё не приходилось быть, но пришлось – обживаться, привыкать, бороться-барахтаться. Ха-ха! Действительно – смешно: какой может быть борец из наблюдателя.
Здесь – видимость жизни, и – затухающая надежда на возвращение не в страну, нет, той страны больше не будет. Она закончилась ещё раньше, ещё до. Хочешь доползти до её восстановления? Окстись, тебе не светит. Кто остался рядом из тех, из них? Оглядываешься – окликаешь – тени, да ты и сам выглядишь тенью.
Твоя та самая китайская эпоха перемен ; это эпоха потерь, разочарований, испытаний, в которой нормой становится патология. Она длится во времени. Она заканчивается для тебя. Доживай, домучивай, додумывай, приближайся к пониманию истины. По многим параметрам переживший своё поколение, уникум, последний из мелких могикан.
К какому поколению себя ни причисляй – к потерянному, брошенному, преданному, – останешься из когорты поколения украденного времени, а соответственно – украденных возможностей, а значит – украденных жизней. Своровать у человека жизнь, вынуть его из времени, а время вынуть из него – пусть помучится, ведь всё равно не жилец, зомби. Ведь отобрали всё, что можно было отобрать, и главное – родину вырвали с мясом. А человек не верит, не понимает, как так вышло, кричит от боли, пытаясь выдать нечто членораздельное, а слово превращается в звук и теряется в болевом шоке времени.   
Куда дальше? Что следующее у нас (у тебя) заберут? Последнее и самое ценное, что могут ; жизнь. Кто заберёт? Брат твой Каин, брат твой Авель.
-За что ты меня ненавидишь?
-А за что мне тебя любить.
-Мы же граждане одной страны…
А в ответ – ржачный хохот – госпожа Война: «На то я и гражданская, чем больше жертв – тем я жирнее».
Соседи по территории особо не раздумывали – сами захотели, приняли ненависть, впустили в себя, поставив других соседей перед выбором – умереть или защищаться. А закулисники в спину толкали, толкали, столкнули лбами, ручки потирают, наживу подсчитывают.
Гражданская война? ; шок, страх, не может быть! У той – была идея: за светлое будущее, у этой – за что?, за какие мнимые ценности? Нет их. Тогда – убийство ради убийства, ради удовлетворения низменных инстинктов. Не понимают, что творят? Тогда – не люди – бесы? Есть ли иное объяснение, рациональное? Но рацио здесь не работает.
Ничто не ново, никто на ошибках истории не учится. Куда дальше катиться! В мировую? Таки – вполне возможно. Восклицание «доколе?» относится к разряду риторических. А безответными вопросами можно долго воздух сотрясать. Никто не ответит, потому что никто не знает. Болтовня, досужие домыслы – дело несерьёзное, скатишься в лукавые мудрствования, в дешёвую патетику – зачем?
Не разберёшься – только больше запутаешься, да и что это даст? Облегчение, покой смысла?.. Доживём – увидим, упокоимся с миром? Умиротворение – согласие с самим собой, тогда и не страшно оставить всё нервно намысленное и – уйти из сумбура.
Признаёшься сам себе: не знаешь – как и чем завершить эти размышления. А зачем их завершать? Пока жив – финал будет открытым. Тут, как и в случае с потерянной Родиной – да, тебя в ней нет, но она в тебе есть –  ментально. И это невозможно вытравить никакими растворителями, ядами, кислотами. И только одновременно с тобой она исчезнет.
А ты так и не узнаешь – кто из высших кукольников поставил на тебя.
И Время – субстанция хитрая, аморфная, непонятная – схлынет, отойдёт. И человек его тайны никогда не разгадает. А вот небесные кукловоды – опытные хронофаги, профи, знают, что делают. Они понимают: забрать у человека жизнь просто, да и скучно это, а вот забрать у него время – тут уже другой кайф. Вот так вот зачали тебя, не спросясь, родили – живи, как можешь. Оглянулся через левое плечо – а полжизни уже нету. Оглянулся через правое – вот и старость и дряхлость подоспели. А жил ли так, как надо, как хотел?, реализовал ли себя на все 100%? Какое там! Процентов на 10 хотя бы, и то – достижение. Всё прошло, всё – в прошлом. И сам ты – там же. Ничего, кроме разочарований и горьких воспоминаний. И тогда становится мучительно больно за,.. а поделать уже ничего не можешь. Прекрасно понимая, что не один ты такой, вас много, вас – целая страна, которой не было.
Улыбаемся и машем, делаем хорошую мину и – закладываем её под себя.
Эй вы там, небесные шуты гороховые, какие ещё испытания пошлёте на наши головы? Долго вы над нами издеваться будете, садисты, извращенцы?..
Пора уходить со сцены. А занавес остаётся открытым.

***
Сидит в горних высях эта сладкая парочка. Похлопывают друг друга по плечу, потягивают нектар, покуривают травку, или мухоморы жуют, ухмыляются и подмигивают один другому, наблюдая происходящее, пари заключают, философствуют у экрана мирового телевизора.
Удовлетворённо хлопают по рукам. Работают.
«А ну-ка, дёрну-ка я за эту ниточку»…
«Ишь, как заплясали!»
«А я на вот эту кнопочку нажму»…
«Ух, как запрыгали!»
«Думаешь, выживут?»
«Чёрт его знает, поглядим».
«А ну-ка, сделай звук погромче, что вот это за субъект? Суетится, бормочет, вопросы задаёт».
«Истину хочет найти. На судьбу сетует – нас поругивает», - смеются.
«Зачем ему истина?»
«Считает, что тогда он обретёт покой и смысл».
«Может, поможем, отпустим его? Отрежем ниточку, сердчишко и остановится»…
«А ты на него ставил?»
«Я такими мелкими масштабами не играю, на что он мне?»
«Так он, выходит, беспризорник? Ничейный, никому не нужный?»
«Ага, сирота божья».
«Ну тогда пусть сам Верховный с ним и разбирается!»
«Аминь».

24;31.05.16; март 2017, февраль-май 2019, февраль 2022, апрель-июнь 2023

иллюстр. а.дюрер. апокалипсис