Шпион, выйди вон. Глава 4

Глава 3===>http://proza.ru/2023/07/28/1412



Глава 4. НА КРУГЕ ЧЕРНОМ БЕЛЫЙ СНЕГ

На следующий день Гиров сразу с началом самоподготовки был приглашен к Начальнику курса. Такой вызов надо сказать был событием совсем неординарным и ничего хорошего сулить не мог. В консерватории, учитывая то, что она в первую очередь была образованием военным, а уж потом дипломатическим во всем предпочитали соблюдать строгую субординацию. Поэтому все распоряжения от старшего начальства слушатели как правило получали через классного папу. Так все называли офицера курирующего ту или иную группу на курсе.

Но учитывая то, что Саня был спорторгом он в отличии от остальных рядовых слушателей время от времени приглашался Начальником курса для согласования вопросов по проведению тех или иных спортивных мероприятий. Тем более, что, вскрыв накануне конверт переданный ему Бабиновым, Саня знал, что приближается лыжная гонка на десять километром, на которую каждый курс должен выставить команду из 10 человек и подготовить те мероприятия по организации соревнований за которые он отвечал.

Проанализировав все это и не найдя никакого подвоха Гиров постучал в кабинет начальника курса.

— А заходите, заходите, — мельком глянув на слушателя, кивнул ему полковник. Он указал на стул и закурил сигарету. — Догадываетесь зачем вызвал?

— Думаю, что надо согласовать вопрос по предстоящим соревнованиям, — улыбнулся Гиров. — Команда у меня уже почти готова, осталось еще только двух человек найти и можно утверждать состав.

— Команда — это хорошо... Вы вот мне скажите, что за конфликт у Вас там с Элеонорой Викторовной произошел? — шеф пытливо глянул на Саню.

— Да, с произношением у меня там проблемы, товарищ полковник. — Гиров замялся. — И вообще... как-то не получилось у меня сразу с Элеонорой... Викторовной, — добавил он после некоторой паузы, посчитав не уместным при начальнике курса допущение некой фамильярности в адрес преподавателя.

— У меня и русское-то произношение не идеально, — он глубоко вздохнул, — а тут блин в этом языке еще такие звуки... Мы говорим Глазгоу, а подразумеваем Ливерпуль... Да, вы лучше меня знаете, Игорь Петрович.

— В общем все ясно, — поднял руку Утинский. — Размазывать по тарелочке не будем, скажу сразу Элеонора Викторовна человек специфический и если сразу что-то не задалось, то лучше это поправить на начальном этапе, а не ждать когда лопнет. Словом я меняю Вам языковую группу. Вопрос уже решен на всех уровнях, так что Вам остается сказать только — есть. И радуйтесь, что это все произошло в начале учебного процесса, а не через год. Там последствия для Вас были бы просто плачевными.

— Есть, — Гиров поднялся. — И куда меня тогда сейчас?

— Пойдете в группу венгерского языка, там у Вас с произношением точно не будет никаких проблем, а в остальном к Вам ни у кого вопросов нет, даже Элеонора Викторовна отмечала Ваше исключительное умение запоминать и держать в памяти огромные объемы информации. А это очень важно не только в ускоренном изучении иностранного языка, но и в целом в нашей профессии.

Видя, как Гиров сразу потух Игорь Петрович подошел к нему и дружески похлопал по плечу.

— Ну-ну, не раскисать, ничего страшного не произошло. Как говорят философы — может выиграл, а может проиграл. Может в шахматы, а может в преферанс. Ты еще не знаешь где тебе будет лучше... Да и вообще никто не знает, как говорится знал бы прикуп, жил бы в Сочи...

...

Придя домой Саня решил пока не сообщать эту новость жене. Сидя за импровизированным кухонным столом в предбаннике своей «двух комнатной » квартиры , он задумчиво пил чай.

Надо сказать, что с жилплощадью ему повезло. Дело в том, что всем поступившим в Военно-дипломатическую академию слушателям выделялась жилплощадь размером в шестнадцать квадратных метров. Проще говоря — это была одна комната с душевой и туалетом . Все этажи Хилтона, как называлась общага для слушателей, состояли из таких комнатушек. И только в торце каждого этажа были три комнаты, которые существенно отличались от общей массы. Две из них были двух комнатными и одна однокомнатная, но почти в два раза больше всех остальных клетушек. Размер ее был аж двадцать пять метров!

И вот такая красота досталась Сане. Кроме шикарной комнаты там еще был вполне вместительный предбанник из которого Гиров и устроил себе кухонку. А по центру самой комнаты он повесил струну, опустил там штору и таким образом из одной большой комнаты у него получились две поменьше — одна детская и другая гостинная и одновременно их с женой спальня. Соседи по этажу и друзья, заходившие к нему в гости сразу за такую роскошь стали его звать буржуем!

И так пока Саня задумчиво пил чай, жена сидела напротив и, видя, что он занят какими-то размышлениями, не донимала его своей болтовней и даже отложила на потом вопрос, который был припасен еще до его возвращения домой и очень ее беспокоил. У нее были два правила в жизни, которым она следовала уже долгое время. Первое правило — это никогда не будить спящего человека, и второе — не прерывать мысли других людей.
Второе правило Лели позволило сейчас Гирову спокойно и уже в домашней обстановке поразмышлять на тему — Солдат и Воин. Дискуссия у них в группе последнее время по этому вопросу разгорелась не шуточная. Мнения разделились, все они были очень интересны и, несомненно, дополняли и друг друга, и багаж самого Александра. Но не это сейчас занимало его.

Гиров буквально за год до поступления в академию вдруг ни с того ни с сего начал писать стихи. И чем дальше шло время, тем больше это ему нравилось. И вот сейчас ему в голову лезла какая-то строка, даже не строка а целый монорим, и он его уже, практически, видел. Пусть смутно, пусть не весь, без отдельных слов, но он его видел.
— Надеюсь, воин я, а им разрешено, есть мясо... пить вино..., — в пол голоса начал проговаривать он. Леля молча начала прислушиваться, по-прежнему ни слова не говоря.

— Ручка нужна, — сказал Саня,  улыбнувшись, тем самым как бы извиняясь, что раньше окончания ужина встает из-за стола. — Не убирай, еще допью.

Он перебрался за письменный стол и начал писать:

Надеюсь, Воин я, а им разрешено
Есть мясо в пост, и пить (немножечко) вино,
Но вот уж третий день, как на меня в окно
С укором кролик смотрит... мне не все равно.

Саня отложил ручку. Монорим был закончен, но что-то продолжало его беспокоить. — Надо подождать, пусть отлежится, — подумал Саня, решив вернуться на кухню.
Уже двигаясь в сторону кухни и задумчиво бубня: — Надо ж дать, надо ж дать, — он, вдруг, остановился. Взгляд его уперся в лежащую на полке книгу.

— Воскресенье, — прочитал Гиров, взяв книгу в руки и, постояв неподвижно несколько секунд, повернул назад. Сев за стол, он стал медленно выводить:



Тридцатый день поста,

Я одинок как перст.

Ни Пушкина, ни Блока,

Ни... сурово.

Я в узел завязал себя, постясь,

А Бес... Бес мясо жрет.

— Толстого?

Да, увы, ведь нет у нас коровок.

Прочитал. Ему явно не нравилась залетевшая невесть откуда в его голову блажь. Прежде всего из-за нарушения слога в последней строке. Написание стихов Саня считал для себя этаким приятным время провождением, но несмотря на это понимал, что если теряется слог, то и мысль начинает хромать и уходить с верного пути.

— Ладно, дозреет, — подумал он и пошел допивать чай.

— Написалось, — спросила Леля, когда он вернулся.

— Не до конца, — как бы извиняясь, улыбнулся он в ответ.

— Ясно. Санечек, я про Шурика нашего подумала. Может отправить ему в помощь парочку человек? Из приезжих? Узбеков, например? Они, я думаю, согласятся в деревню переехать, лишь бы там работа была.

— А что? — заметив удивленный взгляд мужа, заторопилась Леля. — Они хоть не пьющие, не подведут. Замучился ведь там совсем один сражаться с этим беспределом. Мало того, что Новый год с коровами одному встречать пришлось, так еще все две недели, как прокаженный, проработал безвылазно.

— Ага, а не проработал бы две недели, как ты говоришь, как прокаженный, и был бы для этих коровушек свой Освенцим, — грустно подытожил ее рассказ Гиров. — Хотя узбеки и на Севере... не знаю, не знаю.

— Поумирали бы все коровушки с голоду, — кивнула жена. — Ее ведь — матушку еще и доить надо по часам, а иначе мастит и воспаление молочной железы..., — Леля тяжело вздохнула, глаза ее стали наполняться слезами и она, решив, что лучше не стоит озвучивать всю вставшую перед ней картину, попыталась взять себя в руки.

— Да, повезло всем, что Шурик в прошлом году вернулся в деревню, — согласился с ней Саня.

Он вновь с горечью вспомнил рассказ племянника о том, как на Новый год все работающие с Александром в коровнике мужики и бабы, уйдя отмечать праздник, вернулись на работу уже только после старого Нового года, и ему в одиночку пришлось бороться за жизнь этих загадочных и до глубины души любимых им животных.

— Они, дядька, ведь прям как инопланетяне, — вспомнил Гиров рассказ племянника. — Смотрят, главное, на тебя огромными глазищами и такое ощущение, что все-все понимают и что-то сказать тебе хотят.

— Эх, Шурик, Шурик, — с нежностью подумал про себя Гиров. — Спасибо тебе за то, что ты есть.
Гиров вернулся к письменному столу и, еще раз посмотрев на коротенькое шутливое стихо, медленно затушевал последнюю строку стиха, не весь откуда взявшейся в его руках гелевой ручкой, и поверх ее бледно нацарапал: — Нет, пока еще коровы.

Вернувшись на кухню, он налил себе еще чашку чая.

— Венгрия, Венгрия, — пронеслось вновь у него в голове.

Он понимал, что язык ему поменяли резонно. Разведчик с таким корявым произношением, неминуемо был бы обречен на провал. Но уж очень обидно было терять возможность — выучить такой престижный язык как английский! По жизни у него всегда и в школе, и в суворовском, и в высшем командном училище был — немецкий. Английский прошел мимо, и вот такая возможность поднять за три года язык с нуля и тут... бац и вторая смена, блин!

— Что такое венгерский язык? Кому он нужен? Каких-то десять миллионов носителей, каждый из которых прекрасно понимая, что их язык по большому счету никого не интересует, старается овладеть английским, чтобы можно было спокойно общаться путешествую по всему миру, — рассуждал Саня уже далеко за полночь, понимая, что из-за своих переживаний он снова обрекает себя на бессонную ночь.

Венгрия, кстати говоря, была для Гирова не чужой страной, и отношение к ней у него было самое хорошее. Ему довелось служить в этой восточно-европейской стране, и прожил он в ней до поступления в академию аж целых пять лет.

В целом служба проходила успешно. И из пяти лет проведенных в ЮГВ, как тогда называлась группа советских войск в Венгрии, четыре года его батарея считалась лучшим подразделением полка, за что он и был отобран в самую лучшую и самую элитную академию Советской Армии, и награжден правительственной наградой «Медалью за боевые заслуги», что для мирного времени было весьма редким явлением.

Но начало службы в ЮГВ было очень напряженным. У Гирова перед глазами снова встал его разговор с командиром восемьсот пятьдесят пятого тяжело-гаубичного артиллерийского полка из которого он переводился в Южную группу войск на должность командира минометной батареи.

 — Не знаю, кто тебе оказал эту медвежью услугу с переводом, но мой тебе совет — не форсируй, — говорил тогда ему комполка. — Пока не поздно отыграй назад, сейчас ты еще можешь отказаться. Поработай здесь, наберись опыта на батарее, заматерей, а потом уж можешь хоть в ЮГВ, хоть в ГСВГ, хоть к черту на кулички.

 — Пойми лейтенант, там тебе не здесь. Он криво усмехнулся: — На машине, на дрезине едет полк в одной машине, нам не страшен серый волк, мы кадрированный полк.

 — Там батарея у тебя будет полностью укомплектована и личным составом и боевой техникой, да и с полигонов вылезать не будешь, так как минометная батарея — это основная огневая единица любого мотострелкового батальона. А мотострелки, сам понимаешь, будут друг за друга горой, а ты у них будешь всегда как неродной, всегда крайний. Поверь мне, я в этой шкуре пять лет сам пробыл.

 — Но я же доказал на развертывании дивизии, что могу управлять и личным составом, и с боевой стрельбой батареи справляюсь, — попытался стоять в том разговоре на своем Гиров. — Мои партизаны на всех огневых позициях и при всех стрельбах получили твердое «хорошо», хотя морозы были еще те, да и горный ландшафт тоже сами понимаете нам не в помощь был.

 — Не спорю, — согласился комполка, — за это мы тебя на батарею и выдвинули. Но одно дело три месяца командовать батарей партизан, пусть и при полном развертывании соединения и боевых стрельбах, и совсем другое без должного опыта командовать батареей в группе войск, а тем более минометной. Смотри, сам себе подпишешь приговор. Вернут назад на взвод, сразу можешь на карьере крест ставить, -вспомнил он предупреждение командир.

Да, прав был мудрый комполка. Первый год своей службы Гиров просто не позволял себе никогда вспоминать, потому что это был сущий ад.

Но он справился и даже смог стать лучшим, и вот он здесь в академии и волею судьбы или чьим-то злым умыслом вновь попадает на тот же театр военных действий, хотя уже и с совершенно другими задачами.

— Что это? Рок, судьба, или чья-то злая шутка?

Понимая, что пока ему не уснуть Саня на цыпочках, чтобы не разбудить жену и детей, пробрался к письменному столу и, прихватив блокнот и ручку, вернулся на кухню.

Он решил поправить наброски последнего стиха. Усевшись поудобнее, он еще раз внимательно прочитал сонет. Все строки стиха были, практически, готовы, но вот расположить их в том порядке, который бы устроил Саню, ему никак не удавалось.

 Да и окончание сонета распадалось на два варианта. Он мог заканчиваться либо:

 Иль разорвем Гордия узел,

 Иль снова узы обретем,

 Но следуя своим путем.

 Либо:

 Гордия узел развязав,

 Мы сможем Крылья обрести

 И воспарить, а не ползти.

 Причем во втором варианте Александр никак не мог поймать мысль как же все-таки надо писать: — Гордия узел развязав, или Гордия узел разрубив.

 — Ладно, рубили уже, — решил Гиров. — Лучшее — враг хорошего, а то протру до дырки, — устало подумал он и еще раз, напоследок, пробежался взглядом по написанному:

 На круге черном белый снег,

 Своей невинностью сверкает,

Словно любому предлагает,

 Проверить иноходью бег.

 Порвать сансары узы враз,

 И, скинув кармы покрывало,

 Судьбу свою начать сначала,

 А там уже как Бог нам даст...

 Гордия узел развязав,

 Мы сможем Крылья обрести

 И воспарить, а не ползти.

Умышленно поставив в конце стиха жирную точку, Саня, все-таки решив немножко поспать, перебрался в кровать.


Глава 5 === >http://proza.ru/2023/07/31/1249