Глава 12. Одинокая Башня. Часть 3

Они прождали двенадцать дней, прежде чем другие Не Таори пришли в себя, и за этот срок Рэннис едва не свихнулся: заняться было совершенно нечем, даже спать через какое-то время расхотелось. Кайта, видимо, привыкший к этому состоянию практически за год одиночества, сидел молча, задумчиво перебирал струны, и ничего не говорил. А вокруг ничего не менялось – совсем ничего. Не было ни дня, ни ночи, только бесконечные сумерки да недвижимые облака, Не Таори лежали, холодные, помертвелые, но явно живые, и тишина, бесконечная, непреодолимая, сводила с ума.
Первым после Рэнниса очнулся Дрэг, а за ним и другие стали приходить в себя, но странное дело: общения не искал никто. Многие, даже самые открытые, вроде Чаирьи, уходили, отстраняясь, продолжали думать о своем, отодвигаясь от товарищей. Князь, когда пришел в себя, сразу ушел, не подпустив к себе даже Луну, и та, расстроенная, села в одиночестве, ссутулившись и слепо пялясь в громады облаков. Сезанна тоже не стала общаться с Дрэгом, и выродок, глядя на все это, усмехался, вспоминая, как тогда, до начала путешествия, уверял, что второе испытание не так страшно, как кажется. Как же он ошибался! Что-то произошло внутри каждого, что-то такое, с чем было не справиться просто так, вот все и молчали, не желая делиться самым сокровенным, тем, с чем они столкнулись в глубине своего сознания. Сам выродок тоже не стал бы ничего рассказывать – ему было стыдно за то, что творилось в его сознании, за бесконечный бой самого с собою. Питали те же чувства его товарищи? Он не знал, но и не лез, продолжая в одиночестве сидеть у самого черного входа.
Дольше всего ждали Эрона: он пролежал еще двое суток с того момента, как очнулся последний, потом пришел в себя, но не стал подниматься, а еще пол дня провалялся в мало вменяемом состоянии. Никто так и не понял, когда он очухался.
Рэннис глядел в мутную даль и даже не думал ни о чем, когда Сезанна нашла его. Подошла, непривычно учтиво коснулась плеча:
- Эрон очнулся. Идем, надо обсудить дальнейшие планы.
Она казалась смущенной и прятала глаза, уводила взгляд в сторону и сдерживалась, чтобы не разреветься по-детски. С чем-то столкнулась она в своем сердце? Выродок не знали спрашивать не собирался, просто подал ей руку, и ведьма оперлась о его локоть, навалилась всем весом. Она даже двигалась тяжело, хоть ее нога уже вполне зажила, а мышцы чудесным образом не атрофировались практически за год лежания.
Остальные Не Таори выглядели едва ли лучше: помятые, взъерошенные, усталые, они сидели, стараясь не смотреть друг на друга, и Рэннис плоховато представлял себе, как из такого состояния двигаться дальше. Третье испытание требовало веры в себя, а у многих, похоже, ее не осталось совсем.
- Мы все стыдимся того, с чем встретились там, - тихо проговорила Сезанна, и выродок кивнул: ведьма выразила словами то, что он лишь чувствовал и не мог объяснить.
- Что дальше? – спросил он, и Сезанна покачала головой: она понимала, что пути назад нет, но и вперед в таком уничтоженном состоянии было не пройти. – Тогда идемте, - сказал выродок, обращаясь уже ко всем товарищам. Но его словно не услышали: никто не двинулся, даже головы не поднял, видно, надеясь отсидеться.
Рэннис вздохнул, осторожно отпустил руку Сезанны и двинулся между товарищами, говоря властно, громко и гулко:
- Слушайте меня! Второе испытание пройдено, оно позади, надо идти дальше. Отбросьте сомнения, забудьте все, что видели, это лишь страшный сон, не больше.
- Опять гипнотизировать пытаешься, - Веллес сидел в обнимку со своей крысой, и зверь жалобно скулил, чувствуя общую подавленность. – Не думай, что второй раз трюк прокатит.
- Ты завел нас сюда, - с затаенной злобой пробормотал доктор Каратос, - и мы тут бы и остались, если бы не Кайта. Или я один слышал музыку и по ней выбрался?
- Я тоже слышала, - кивнула Чаирья, а потом внезапно разревелась, подошла к Кайте и обняла его маленькими ручонками, уткнувшись носом в разноцветное пончо.
И от этого действия словно лед тронулся, и на лицах стали оттаивать эмоции. Первым несмело улыбнулся бледный Эрон, за ним потянулись друг ко другу и остальные. Помертвелые, они словно оживали заново, становясь человечными. Даже во взгляде замороженного Кайты промелькнуло что-то живое, хоть выбеленное лицо-маска и не дрогнуло ни одним мускулом.
«Наемники? – подумал выродок, и возразил сам себе: - Нет, большая семья. Мы ведь не чужие больше, мы одна команда. И как Сезанна умудрилась нас сплотить?»
- Послушайте, - ведьма, оказавшаяся в самом центре, обвела взглядом товарищей, встретившись взглядом с каждым из них. – Нам всего ничего не осталось. Пойдемте уже, пора валить отсюда, мое терпение лопнуло, я домой хочу, - чистосердечно призналась она и улыбнулась чуть смущенно: ей трудновато было показывать себя не только стальным лидером, но и человеком, только вот теперь эта «слабость», по ее мнению, была куда эффективней стальной ладони.
- Дело говорит, - Урунье ударил кулаком о кулак, выражая общее согласие, и Не Таори одобрительно загудели.
Мешки с поклажей были разобраны, и отряд двинулся в путь, однако, от внимания Рэнниса не укрылось, что двое так и остались скованы: Князь сторонился Луны, а та не поднимала ни на кого глаз.
«Потом разберусь, когда выберемся» - подумал он, и снова ошибся. Ошибся, потому что не знал природы Силы, с которой столкнулся здесь.
Безгубая пасть скальной двери не пугала больше: усталость скопилась настолько, что бояться было уже нечем, но вид черноты за краем уступочки, куда вынырнули Не Таори, никому не внушил доверия. Все было, как и говорил Рэннис: лишь только последний пересек вход, как тот исчез, с узенькой платформы, зависшей посреди бескрайнего темного пространства, уже был виден неровный силуэт Одинокой Башни, и светящиеся окошки, как прежде, выпускали волны рвущегося изнутри света. Сияние рассеивалось, постепенно теряя свою силу, становилось более тусклым, пока не превращалось в сумрак, а затем в кромешную тьму.
- И что теперь? – Сезанна знала, что кто-то один должен пойти первым, тогда все остальные потянулся, но кто? Кто рискнет всем ради других?  Кто настолько самоуверен или, хотя бы, глуп, что готов пройти даже не по воздуху, а по пустоте?
Она покосилась на Рэнниса: бросаться впереди всех в пекло – это была его роль, но сейчас и выродок не спешил. Он глядел вниз, в пустоту, и по его лицу пробегали смутные эмоции: он сомневался.
- Дайте мне пройти, расступитесь! – едва ли не злой голос Князя зазвенел резче стали, заставив подчиниться.
- Не надо, остановись! – Луна в ужасе ухватилась было за его рукав, но Бердрь оттолкнул ее прочь, вскрикнув гневно:
- Не прикасайся ко мне!
Она отшатнулась, с непониманием и страхом глядя ему в спину, а Князь, ни на мгновение не остановившись, шагнул с платформы, и ему не было дела до того, есть ли опора под ногами. Его что-то несло прочь отсюда, прочь от Луны, и исток того лежал во Втором испытании.
- Стой! – Рэннис сорвался с места и побежал вслед за Князем.
Третьего испытания больше не было, оно не имело значения, потому что Князь или Бердрь Экктирьен, все равно, как назвать, был готов убивать. Он гневался и шел уже не в Одинокую Башню, а в мир Зетта, где его ждало всколыхнувшееся в его памяти нечто, а с его силой… Реки крови должны были пролиться, прежде чем месть будет исполнена, и это надо было остановить сейчас, пока не было слишком поздно.
Выродок бежал, не замечая, что под ногами нет ничего, что вслед за ним бросился Дрэг, крича что-то на гортанном, чужом языке, а за оборотнем потянулись и остальные. Бежал, но дистанция между ним и спятившим Экктирьеном ничуть не сокращалась, хоть тот и не торопился. Бердрь шел и срывал с себя черную одежду, та словно душила его, и ткань падала вниз, исчезая во мраке, а у него дрожали руки. И это было жутко – настолько заполненным гневом Рэннис еще ни разу не видел холодноватого, помертвело-презрительного эльфа. В конце на нем остались лишь туника да штаны, все остальное было сорвано и выброшено, он шел к свету, раскинув руки, как крылья, и свет поглощал его, растворяя в себе. Страшный, страшный древний маг, видевший смерть Большой Войны, он шел убивать уже не монстров, но своих соотечественников, тех, кто посмел коснуться его души. И в мире у него не было достойных противников.
- Бердрь, остановись! – хрипло каркнул Рэннис, но тот даже не обернулся, и в следующее мгновение исчез, окончательно уйдя в сияние Одинокой Башни.
Выродок резко затормозил, задрав голову кверху: в погоне он и не заметил, как громада кривой Башни нависла над ним. Он оглянулся, но не увидел никого из своих – свет был повсюду, плотный, белый, тягучий… он пугал едва ли не сильнее, чем мрак. Тьма уже стала привычной, а вот свет…
А еще в этом свете было кто-то. И этот кто-то не был жив, но и мертвым его было сложно назвать. Он не был ни монстром, ни разумным существом, и Рэннис смутно осознавал, что встретил Владыку Царства Мертвых, Хозяина Одинокой Башни, и от этой мысли волосы дыбом вставали. Он привык верить фактам – так учил Дом, Смерть же… Смерть был персонажем сказочным, все знали, что смерть – это Безликая Сила, и тем не менее он стоял там, где-то в свете.
Медленно-медленно. Пытаясь не спровоцировать резкостью нападения, выродок повернулся к нему, и замер, настороженно глядя на тварь перед собой. Высоченный, крупный по сложению, Смерть напоминал Синвирина, и на мгновение Рэннису почудилось, что перед ним стоит сам Владыка, но аура у двоих Властелинов была разной, и спутать их было невозможно.
- Чего боишься-то? – спросил Смерть, и выродок едва не подскочил: нервы, натянутые до предела, готовы были лопнуть. – Идем, раз уж дошел.
Он повернулся, серый плащ, обезличивающий его, всколыхнул свет, и все вокруг пошло рябью, меняясь по желанию своего Хозяина.
- А мои товарищи? – Рэннис не двинулся с места, его буквально колотило от страха. – Где они? Где Бердрь?
Смерть оглянулся через плечо:
- Это уже не твое дело.
И холодный, жесткий тон не подразумевал спора. Не угрожал, нет, но и не терпел возражения. Выродок судорожно сглотнул и осторожно двинулся за Смертью. Здесь, в Одинокой Башне, было очень холодно и абсолютно пусто, ничего не было, кроме больнично-белого света.
«Если загробное царство такое, то нет разницы – умереть или перестать быть,» - подумал выродок. Ему совершенно не нравилось здесь, и желание свалить побыстрее сжало его сердце. Ненавидел он врагов, с которыми было не справиться ни физически, ни магически, вообще никак. Для Смерти что простой крестьянин, что Владыка Дома – все было одно, никто ему был не противник.
- Это Одинокая Башня, - внезапно проговорил Смерть. – Междумирье, если по-вашему. Еще не смерть, но уже не жизнь. В самом Царстве будет лучше, хотя зачем тебе знать, ты ведь не в моей власти.
- Вы читаете мысли, - сморщился выродок. – Некрасиво вот так в голову залезать.
Смерть остановился и повернулся к наглецу:
- Ты лучше Синвирину это объясняй, я не просил твоих нотаций. К тому же вы, живые, так громко думаете, что невозможно не услышать.
Он щелкнул пальцами, и энергия света стала складываться в привычные глазу очертания. Вокруг выросли каменные стены, и низкий потолок накрыл сверху. В узенькое окошко-бойницу падал свет и чертил серебристую дорожку на ледяном полу, стекла были распахнуты настежь, и занавески слегка колыхались под холодным, зимним ветром.
- Скудно у вас в Крепости, - констатировал Смерть и уселся на жесткую койку в темном углу, поджав ноги по-турецки и откинувшись на стену. – Я думал, Синвирин побогаче сделает.
Энергия тихонько гудела, словно напоминая, что все вокруг – лишь плод воображения и в действительности не существует.
- Я же просил не лезть ко мне в мозги, - прошипел Рэннис и съежился, пытаясь отгородиться.
Смерть делал, что хотел, и выродок даже защититься не мог, что уж там… Это была его каморка в Доме, место, которое он оставил без возможности вернуться, и вальяжность Смерти выбешивала Рэнниса. Тайное, сокровенное, было вытащено на свет и обругано презрительным словечком «скудненько». Дом был Крепостью в конце концов, боевым убежищем, там не ради роскоши жили.
- Извини, - фыркнул Смерть, - я не могу. Я вижу по-другому, нежели вы. Ты видишь оболочку, я – суть, поэтому самое красивое и бросается в глаза. Ты присаживайся, поговорить надо, раз уж дошел.
Выродок со злобой плюхнулся на единственный стул, двинув его подальше в тень: он чувствовал себя голым под внимательным взглядом собеседника, да и свет настораживал воспоминанием о входе в Одинокую Башню.
- Отпустите меня в Зетта, - недружелюбно буркнул он. – Мне ничего от вас не нужно.
И тут Смерть расхохотался: совсем по-человечески, беззлобно и открыто, и Рэннис содрогнулся, почувствовав, насколько были похожи Смерть и Синвирин. Как близнецы, одинаковые, и в то же время противоположно разные. Это не умещалось в голове в одно время, и становилось не по себе от неизвестности: Смерть мог действовать и как Синвирин, и ровно наоборот, и угадать, что он предпримет…
- Не нужно? А как же смерть? Хочешь, я подарю ее тебе?
Выродок сжался еще сильнее, пытаясь понять, что эта тварь еще не знает о нем. Он, рожденный в пробирке, оживленный колдовством, а не материнской любовью, не мог умереть, как и гэльфорды. Его в конце пути ждало Небытие, и Смерть, кажется, прекрасно это видел.
- Я все про тебя знаю, - горделиво обронил тот, - что ты, что другие приходящие – все вы открытые книги для меня. Даже Синвирина я видел насквозь, когда Он был здесь. Я вижу твои желания, цели, твою мечту, ради которой ты живешь…
- И что? – перебил Рэннис. – Ты ведь знаешь будущее, скажи, я смогу Его убить? А если убью, ты заберешь Его? Он ведь не гэльфорд.
- Нет, не гэльфорд, - качнул головой Смерть, - но будущего я не знаю, оно расплывчато, изменчиво, оно меняется от ваших поступков. Синвирин смертен, но сможешь ли ты Его убить – не знает никто.
- Толку нет от этого разговора, - выродок, оживившийся было, обвалился на стуле, и энергия, растревоженная, загудела, как пчелиный рой.
- Я бы не советовал тебе убивать Его, - внушительно проговорил Хозяин Одинокой Башни. – Я вижу твои доводы, но без Него мир может рухнуть. Он держит Зетта в ледяных оковах, фигурально выражаясь, без Него, без Крепости, начнется междоусобица, монстры придут и пожрут всех. Он – лишь необходимое зло, которое не дает прийти более сильной черноте. Вы как будто не хотите этого понять: чаши весов всегда должны находиться в равновесии. Перевесит зло – и мир сгорит дотла, перевесит добро – придет зло, столь же сильное, чтобы его уравновесить…
- Нет чистого добра, - перебил выродок. – Оно не сможет перевесить потому, что даже самые чистые – порочны. Тьма повсюду, и больше всего ее в наших душах, так что ты не прав. Мир проживет и без Синвирина, если на Его место встанет кто-то чуть более спокойный и разумный. И менее порабощенный внутренними демонами.
- Ты о Ниверсине? – Смерть усмехнулся. – Он не так страшен, как кажется.
Рэннис сжал зубы: разговор можно было заканчивать.
- Ты либо совсем дурной, либо не знаешь, о чем говоришь, - он поднялся, готовясь уйти.
Жгучая ненависть ко всему на свете внезапно заполнила его душу, и, если бы он мог, он убил бы Хозяина Одинокой Башни, по-турецки сидящего на несуществующей кровати. А все потому, что Смерть был прав, и Рэннис чувствовал это кожей. В убийстве Синвирина не было абсолютно никакого смысла: после гибели Владыки на Его место встал бы другой, менее опытный и более жестокий, но допустить власть Ниверсина…
- Просто отпусти меня домой, - тихо-тихо, себе под нос, пробормотал выродок. – Ты уничтожил смысл моей жизни, я не хочу существовать, как Кайта, мне не нужна бесконечно долгая, но пустая жизнь, как у Аукори. Меня привели в мир с одной целью – убивать, это единственное, что мне соприродно. Я выполню то, зачем создан, а затем уйду вслед за Ним, лучшего варианта быть и не может.
Смерть слушал молча и больше не смеялся, затем вовсе снял капюшон, уставившись на выродка внимательными, голубыми глазами.
- Ты даже внешне похож на Него, - шептал Рэннис, все ниже и ниже опуская голову, - смотришь также, в самую душу. Пускай мир и не изменится со смертью Синвирина, мне плевать. Какое мне дело до мира? Мир болен одним своим рождением, построить что-то лучшее не удастся, как ты ни бейся. Уверен, Создатель сделал все лучшим образом, но все равно вышла дрянь…
- Разве ты не знаком с Создателем? – странно усмехнувшись, спросил Смерть, и по спине выродка покатились капельки ледяного пота.
Ну, конечно! Столько было обмолвок, столько слухов, но… он так и не понял ничего.
- Это Синвирин, да? – прошептал Рэннис и, не дожидаясь ответа, рухнул обратно на стул.
Поэтому Смерть и отговаривал: поднять руку на самого Создателя… он определенно был безумцем, но…
- Да, - просто ответил Хозяин Одинокой башни, - ты прав. Синвирин приходил очень давно, потом выстроил препятствия, Он сотворил Зетта из пустоты, а ты хочешь Его убить.
Он не корил, просто констатировал факты, но это не спасало от жгучего стыда, опустившегося на душу выродка, столь же необоримого, как недавняя ярость. Он нахохлился, как птица под дождем, ссутулился, закрывшись руками ото всего света и опустив глаза в пол. Смерть молчал, и гнетущая тишина повисла в пустой, несуществующей комнате, и так могло длиться вечно – здесь не было даже Пространства, а о Времени вообще было сложно говорить. Прождав порядочно, Рэннис, наконец, заговорил несмело, будто оправдываясь:
- Понимаешь, Он болен. Ниверсин уже теперь творит страшные дела, и Синвирин ничего не может Ему противопоставить. Если темный владыка захватит власть, мир утонет в крови, - слова путались на языке, и вместо осмысленной речи выходило сбивчивое, бессвязное бормотание, потому что выродок не был уверен в том, что говорил. Непреложные истины всего его жизни, дававшие ему силу и спокойствие, теперь были раздавлены, разбиты на тысячи осколков, и он по крупицам собирал то, что еще оставалось, пытаясь выстроить хоть что-то на месте безжизненных руин. – И только я могу это остановить. Никто другой не сможет атаковать изнутри, даже Сезанна не сумеет: Он своей кровью не разбрасывается, да еще и Вэнэльям, девочка-Льдинка, неотступно рядом… Зачем ты отговариваешь меня? Неужели одна жизнь не стоит тысяч? Тысяч погибших, убитых безвинно, убитых по прихоти? Они безжалостны, темные владыки, у них нет понятий…
- А чем тогда ты лучше? – тихо перебил Смерть и отвернулся, глядя в окошко-бойницу, хоть там и не было ничего, кроме света.
- Я… я хотя бы контролирую себя, а Он – нет, - выдавил Рэннис, чувствуя, насколько глупы были его слова.
- Это пока, - Хозяин Одинокой Башни выдохнул тяжело, казалось, он что-то вспоминал, и Рэннис замер, ожидая, что тот скажет. Смерть помолчал, а затем заметил: - Синвирин тоже считал, что удержит черноту души, когда я видел Его в последний раз. Прошли тысячи лет, все изменилось, Он сдает позиции, но Он – Звезда, а ты… ты говорящий овощ, насколько тебя хватит? На год? На два? И что потом? Что будешь делать, когда твой темный владыка выйдет из-под контроля?
Он повернулся и в упор уставился на выродка, тот сжал зубы, скрипнув от злости, и процедил едва слышно:
- Мне не нужно ждать. Синвирин убьет меня, и, если повезет, я захвачу Его с собой. Неужели ты не понимаешь, что мой исход предрешен?
-И ты не боишься? Ты ведь даже не умрешь, ты сги…
- Какое тебе дело?! – закричал Рэннис. – Что ты заладил: не умрешь, не умрешь, как будто я дурак! Я все понимаю, но что я могу сделать? У меня нет времени. Я либо сгину во вменяемом состоянии, либо темный владыка пожрет мою душу и захватит тело!
Смерть смотрел спокойно и несколько печально: он видел страх, запертый в стальных оковах в обычное время, теперь же тот рвался наружу. Нет судьбы хуже, чем сгинуть в Небытие, нет участи страшнее, чем перестать быть, и синеволосый мальчишка понимал это, понимал, что его путь так и кончится. И теперь в состоянии растревоженной души он кричал, не контролируя себя – все в Одинокой Башне снимали свои обычные маски, и души выворачивались наизнанку, показывая все скрытое, тайное, то, о чем не знал никто. Смерть не злился, ему было бесконечно жаль этого храбреца, но выход был, и Владыка уже даже знал, какой.
Рэннис вскочил и принялся расхаживать по комнате, заломив руки за спину. Его колотило от гнева, и Смерть был вынужден долго прождать, прежде чем выродок угомонился и сел обратно, готовясь продолжать разговор. Наконец, гость уселся, подперев голову руками, и зло уставился на Хозяина: синеволосого психа обуревали эмоции, и он впервые в жизни не мог с ними справиться, от чего злился еще больше.
- А теперь давай вернемся к тому, с чего мы все начали, - с тихим, вселенским смирением, проговорил Смерть. Выродок дернулся было, но ничего не сказал, и тогда Владыка продолжил: - Ты пришел в Одинокую Башню, рассчитывая на подарок от меня, и я уже давно придумал, что подарить тебе. Я дам тебе еще один шанс встречи со мной, но тогда ты встретишь уже не личность, а Безликую Силу – Смерть. И я заберу твою душу в Царство Мертвых.
Рэннис молчал, и по отсутствующему взгляду нельзя было судить о том, что творилось в его безумной душе, потому что выродок ни о чем не думал. Он сидел, медленно-медленно осознавая сказанное, осознавая сердцем, а не разумом.
- То есть… - казалось, прошла вечность, прежде чем он открыл рот, - как это – заберешь душу? У меня ее нет, потому я не могу умереть. Все знают, что Небытие – гибель души, потому оно начертано всем, у кого тело пусто. Мне, к примеру.
- Ты ошибаешься, - качнул головой Смерть, - но не в трактовке Небытия – тут ты прав, а в размышлениях о собственной душе: она у тебя есть. Ее легко спутать с духом – то есть, с сознанием, но твоя душа чище, чем у многих, приходивших сюда. Ты заслуживаешь смерти, как никто другой, и я дам ее тебе в ответ на твой дар.
По мере того, как говорил Владыка, на лице выродка все больше и больше разгоралась надежда, настолько сильная, настолько неостановимая, что по сравнению с ней абсолютный свет Одинокой Башни показался бы не ярче свечения гнилушек в Гиблых топях. Но лишь речь зашла о даре, как прежняя апатия навалилась, затушив полившийся было свет.
- У меня нет ничего для тебя, – выронил Рэннис: он знал, что Синвирин принес в жертву своего брата, взамен на несокрушимую катану. У него же не было ничего, ценнее пары медных грошей, да и каким богатством можно оплатить смерть? И царства не хватит…
Владыка улыбнулся мягко и пояснил:
- Дар – всего лишь формальность, золотые горы мне ни к чему, - затем подумал, ухмыльнулся криво: - подари мне свои сапоги, и я их верну тебе в нашу следующую встречу.
Рэннис поморгал, пытаясь сообразить, шутит Смерть или же говорит серьезно, но, придя к выводу, что издеваться над ним не собираются, стянул сапоги и подтолкнул их на середину комнаты. Босые ступни коснулись ледяного пола, и холод пополз по коже, пробираясь к самому сердцу.
- Вот и славно, - сказал Смерть, и обувь внезапно провалилась в расступившиеся плиты.
От места изменения во все стороны побежали красно-зеленые всполохи, и энергия загудела сильнее, чем прежде, выродок поежился и с ногами залез на стул – на всякий случай. Ему, жившему в колдовском мире с самого рождения, все это казалось странным, а расшатанные нервы били тревогу.
- Прекрати уже трястись, - Владыка поднялся, скинув ноги с кровати, встал в луче света, падающего из окна, - подойди.
Он был высок теперь, и аура у него сменилась на властную: он сейчас больше походил на Безликую Силу, чем на Синвирина, и Рэннис молча повиновался, понимая, что спорить теперь себе дороже.
Он встал перед Смертью, и тот показался ему огромным, как деревья в Зачарованном лесу. Волнение и радостный страх, предвкушение чего-то грядущего заполнили душу выродка, дыхание сбилось, и он подумал мимоходом, что, наверное, схожие чувства переживала Чаирья, когда встретила своих Богов на празднике в Таароне.
- Дай мне руку, - велел Смерть, и выродок с замирающим сердцем вложил свою ладонь в его.
Владыка глянул ласково откуда-то из неразличимой вышины, закрыл на мгновение глаза и сжал руку – так несильно и осторожно, будто бы боялся раздавить. Рэннису показалось, что его ладонь прошли сотни длинных игл, но крови не было, а когда Смерть отнял руки, на коже осталась новая, черная отметина: круг, разрубленный напополам вертикальной линией.
- Это мой знак, - сказал Хозяин Одинокой Башни. – Теперь ты в моей власти, но я дарю тебе двенадцать лет, и, если ты не умрешь в битве, я заберу тебя через этот срок.
- Спасибо, - пробормотал выродок, и внезапно понял, что смертельно устал.
Голова закружилась, и тяжелая полудрема навалилась так сильно, что мир вокруг смазался, комнатка распалась на отдельные всполохи.
- Иди теперь, - голос Смерти шел, казалось, отовсюду, со всех сторон, и пульсировал, как огромное, говорящее сердце. – Живи, пока можешь. Когда мы встретимся в следующий раз, я отдам тебе твои сапоги, и да, - Рэннис остановился, с трудом концентрируясь на плывущем голубоглазом лице, и только тогда Владыка сказал: - Я благословляю тебя на то, что ты задумал. Сумеешь убить Его – я буду рядом и заберу вас обоих так быстро, что доктора не успеют помочь.
Выродок вытаращился на него, еще не совсем понимая, и в то же мгновение водоворот всполохов поглотил все, и Смерть исчез в красно-зеленом мареве. Рэннис зажмурился, прижимая руки к груди, свет жег его лицо, касался души раскаленными пальцами, а потом все кончилось, словно оборвалось, и вокруг запахло мокрой древесиной: он был дома, в Логове, но история с Одинокой Башней еще не кончилась, выродок нутром это чуял, потому что в Не Таори все поменялось, и даже весенний запах, казалось, говорил об этом. Свидание со Смертью никого не могло оставить в прежнем состоянии души, и мир перевернулся с ног на голову.