Воротя

Щедра богатырями русская землица. Свидетелем многих жизней сильных людей поставил ее Господь. Об одном таком богатыре и наш рассказ. Автор не придумал его. Все что написано здесь - чистая правда, до сих пор гуляющая со двора на двор в деревнях Российской глубинки и вызывающая у одного слушателя - улыбку, у другого - зависть, что перехлестывает восторг, и нет-нет, да и выбивается с сурового лица  искристая, словно высеченная с точила, слезинка.

Как Воротя зерно молотил

Это произошло почти с полвека или век, до того как в деревне зажглась первая лампочка, распихивая по углам лучины и керосиновые лампы. В те времена все еще было по-старинке: молотили зерно вручную с помощью цепов в специальных постройках -ригах. Когда же риги наполняли снопами, деревенские уже кликали их овинами.

Жил в той деревеньке Михаил Дмитриевич, но как часто бывает, родители дают одно имя, а народ другое, порою, более точное, так что б со звоном в нутрах, на века. И нашего Михайло прозвал народ за его выдающуюся силу - Воротя, потому что все он воротил - на зависть всем, работал без устали, за несколько человек к ряду, ворочал тяжеленные бревна, таскал на себе тяжести, что не каждому под силу и от земли оторвать.

Теплым сентябрьским деньком шли бабы с малыми цепами по заулку, и завидев широкоплечего хозяина, работающего возле своего большого дома-пятистенка, засмеялись-захихикали, пряча жаркие, молодые губы в платочки. А Татьянка, баба-озороватая, да языкастая, дразнит хозяина.

- Что, Воротюшка, только своей Марье Дмитриевне муку с подолу обиваешь, а нам и помочь не хочешь. Пришел бы со своим молотилом. Тебе ухарю и махнуть-то пару раз, а нам работай целый дён.
- Ну и помело же ты,Татьяна, - отозвался Воротя, и в его сорокалетнем могучем теле вновь вспыхнула игринка к женским шуткам.
- Нет, не то,бабы, говорите, Воротюка - наш Овинушко* испугался!-  подкинула смеху в мимоходный разговор веснушчатая бабенка.

*На Севере России, на Вологодчине и в Белоруссии,  Овинушко- это один из «домовых» духов, главным его делом  является хозяйствование на гумне. По- поверьям он смотрит за порядками кладки снопов, а также за тем, как и когда затопляется овин.

- Аж трошки и боязно, но я б не отказалась, если б наш Воротюшко мне по подолу своим молотилом нахлестал ,- съязвила скорая на словцо, солдатка Матрена.
По заулку разлетелся дружный раскат молодого задорного смеха.
- Ох, ведьмы, и получите вы у меня! - произнес  Воротя и заткнул свои указательные пальцы за широкий поясной ремень.
Приходи, Воротюшко, приходи… окажи услугу- подтрунивали молодые крестьянки своего соседа.
Женщины, еще пошутковав немного, ушли молотить зерно на овин.

Решил проучить Воротя языкастых баб. Могучей силы он был, а потому, еще несколько лет тому назад,  сам смастерил себе из молодой березки, в полено толщиной цеп, который никто кроме него не мог пользовать в молотьбе, слишком уж тяжел был он для средней руки.  “Ты у нас все зерно-то в муку покрошишь, Лешачина этакой!”-говорил старик Михей себе в бороду, глядя как Воротя машет своим цепом по снопам, разлетающимся в разные стороны. Но за глаза все это были разговоры, в лицо люди боялись перечить богатырю, что бы он ни придумывал, как бы ни чудил.

И в этот раз хитринка влетела в глаз Вороте: снял он с себя всю одёжу, надел кузнечный фартук, положил на плечо могучий цеп и пошел с песнею на овин: “Как кузнец Данило, поддувай горнило… Эх, эх! Вот вам горячо - положу на плячо! Эх, эх!”

Подслеповатая бабка Поля, завидев Воротины играющие на солнце широкие мышцы спины, враз прозрела и, тыкая в бок сухоньким локотком своего деда, сказала:
“Глянь, старик, вот леший-то чего удумал! Голозадый на овин пошел! “ “Вот так дела пляшишь!”- ответил старик и разинул беззубый рот.

Котом подобрался Воротя к овину, где бабы уже во всю молотили зерно, и со словами: “Вот вам, ведьмы, Воротюшкина услуга!” Принялся бить по снопам направо и налево.
Бабы с криками кинулись врассыпную…

Долго потом еще обмусоливали происшедшее в деревне, но только после того случая ходили бабы возле Воротиного дома смирно.


 Как Воротя топляки с реки таскал

Жарко обнимает весеннее солнце мерзлую землю, быстро тает искрящийся снег. Смотрит Воротя на раскрывающую ладони природу и думает: “Вот и сойдет скоро лед с реки, и притащит с собою топляков. Знай таскай Воротя! Дрова сами к тобе с лесу приплыли!”
И заправду, через пару недель, аккурат после Пасхи, сошел снег с полей и стащила весна с широкого течения реки ледяную кольчугу, словно невеста снимает своими теплыми руками доспехи со своего богатыря, раскрывая его широкую, мускулистую грудину.

Вышел Воротя с утречка на двор, погладил по загривку, под стать ему, богатырскую свою кобылицу, и приговаривает: “Что расфыркалась, невестушка моя, не уж - то я тебя за топляками запрягу, этакую-то красавицу. Пойдем, я тебя на поле выпущу, солнышко пущай тебя оседлает, а не телега. Покатай его на своей спинушке...” Воротя вывел Росушку (так звали его любимую лошадь) на весенний лужок и вместо нее запряг себя в сани, отворив ворота, поехал на реку за топляками.

Увидев из избы Воротю запряженного в сани, его жена - Марья Дмитриевна, открыв окошко, заголосила:
- Что ты, Мишенька, удумал опять! Почто себя в сани запряг!
- Та, на реку, баушка, топлячков приташить,- спокойно отвечал Воротя, хотя и Воротя был старше Марьи Дмитриевны аж на восемнадцать лет, он несмотря на это, звал ее в шутку - баушкой.
- Почто же ты сани-то взял, и снега - то нет. Возьми хошь телегу,- хотела хоть как-то сдобрить мужа Марья Дмитривна.
- Ну, придумала, телега еще не мазана. Дотащу и на санях.
- Ох, горюшко мое, что люди-то скажут…
- Аххх, -махнул на нее Воротя своей широкой рукой.

А людям действительно, было что сказать на очередную причуду Вороти…
Когда шел он на реку, не так много людей видело, как он тащил пустые сани. Лишь только несколько сухоньких старушек, прогнав с окошек котов, вытаращили свои помутневшие глазищи на богатыря и заохали.
Накидав полную телегу топляков на реке, Воротя возвращался домой. Быстро в деревне расходятся слухи. И по возвращении его встречала уже почти вся деревня. Молодые и старые высыпали на улицу, словно увидели они каких-то артистов, что случайно сбились в дороге и, не доехав до города, решили дать концерт прямо в деревне.

Молодые парни, уперев жилистые руки в боки, с завистью смотрели на Воротю, тащащего полные сани топляка. Смотрели они на выпирающие из закатанной по локти рубахе, мускулистые, толстые, словно поленья - предплечья, на играющие на солнце, словно  гужи, мышцы шеи, дивились и завидовали.
Мужики с бабами посмеивались, прикидывая, как бы они с такою силой могли поднять свое хозяйство, ведь Воротя, благодаря своей недюжинной силе и трудолюбию, смог построить огромный дом - пятистенок в два этажа, на первом из которых держал красильную лавку. О животине в его доме и говорить не приходилось: коровы, лошади, бараны, птица - всего было вдоволь. Все воротил богатырь.

Молодые девушки, прятавшиеся за спинами своих родителей, с завистью смотрели на богатыря. “Нет боле таких в наших деревнях,”- шептались они меж собой, обсуждая Воротю, “А народятся, так мы уж прокиснем”.
Сейчас же, смотря, как Воротя возвращается с полными санями топляков, они дарили ему искристую улыбку и разочарование, их взоры будто говорили: “Ох, увела Марьюшка нашего богатыря!”
Старики тоже с интересом смотрели на Воротю, переминались на своих заплатанных кирзачах, тыкали батогами в жижу и говорили друг дружке сипловатыми голосами:  “Не бережет себя… Все это скажется. Железо - и то гниет, а тут человек”, “Хошь бы не сани, а телегу взял, чертов свистопляс, посмотри, какой след от саней оставил, будто два раз плугом до реки доехал”.
Ребята бежали позади и с боков от Вороти, весело, задорно смеялись. Для них это было все весело,озорно, солнечно, словно масленичное гулянье.
“Дядя Воротя, прокатите нас!”- вдруг попросил какой-то мальчишка, бежавший в рваном, не по размеру большом сапоге. “Прокатите! Прокатите!”- поддержали его остальные ребята. “Так, а я шо, прыгайте на воз,” - отвечал с широкой улыбкой Воротя, “Прокачу!”  И с десяток ребятенок запрыгнуло на сани к богатырю. Воротя встряхнул сбрую, зазвенели колокольчики, и радостный звонкий смех детей в переливе со звоном колокольчиков разлетелся свиристелями по дворам.



Как Марья Дмиртиевна яблоки ела

Здоровья и силы у Вороти было немерено, а потому наработавшись всласть и выстроив себе огромный домино, женился он на молодой красавице Марье Дмитриевне. Было ей тогда семнадцать лет, а ему уж лет под сорок. Люди говаривали, что разницы меж ними было восемнадцать лет, да только кто это знает и дней рождений-то тогда никто не записывал, “родился, на ножки положился, ну давай и отцу с матерью помогай”- сказ короткий. “Любовь она, знаете ли, не по возрасту, а по сердцу лезет”,- отвечала Марья Дмитриевна, на непрямые вопросы о возрасте своего мужа, но ни она, ни Воротя, не обращали на пустые сплетни особого внимания, их сердца давно уж были сплетены вместе широкой упряжью.

Вскоре после свадьбы у Марьи Дмитриевны наступило счастье материнства. Родила она своему Вороте маленького богатыря. Яблоко от яблони недалеко падает. Сына назвали Федором. Малец был крупный и сосал мать так, что аж соски щелушил. Не просто пришлось Марье Дмитриевне, родила она Федора в зиму. Две коровы, что были у Вороти, околели. Сам богатырь, что смогал, менял на молоко и творог для жены, но только знавшие Воротину беду соседи, не спешили обменивать зерно на молоко, так необходимое молодой матери. То ли много сил впитывал в себя маленький богатырь, то ли нехватка молока и солнца сказались на ее здоровье, но выпали у Марьи Дмитриевны все зубы. “Зубы выпали, а робятенок жив! Не серчай Марьюшка, в будущем веке Христос тебе новые благословит, еще ладнее чем энти!”- говаривал Воротя, утешая свою жену.
Всего лишь в восемнадцать лет Марья Дмитриевна  лишилась своей красивой улыбки. И не было на деревне ни моды ни возможностей  в то время зубы  вставлять, выбили в драке - ходи, шепелявь, до старости дожил - пусть внуки жуют.


И богатырская жена не отчаялась, начала сначала картошку вареную в чугунке мять, потом поглядишь и лучок преный мусляет, а потом и за хлеб принялась - так неспеша, год за годом ела Марья Дмитриевна и со временем крепли ее десны.
Наберут в саду ребятишки полные рубахи яблок и угощают Марью Дмитриевну.
- Бабушка Марья, угощайтесь, скушайте яблочко, - тянут руки с яблоками Марье Дмитриевне ребята, гадая, правда ли она может откусить яблоко своими деснами.
- Благодарствую, - спокойно отвечает Марья Дмитриевна и откусывает своими загрубевшими деснами большой кусок кислого яблока.
Ребята удивляются, смеются и убегают прочь.
Деревенские жители уважали и любили Марью Дмитриевну... Они часто обращались к ней за советом, ведь она, словно книга мудрости и несгибаемости богатырского духа, всегда знала, что сказать, чем помочь. “А что ты хошь? Чему удивляться? Вортина жена- одно слово!”  "Сильная душа - сильным служит,"- говаривали старики.



 Как Воротя Лошадь поднял

Была у Вороти одна любимая лошадь - Росинка. Так уж он ее любил, что лишней работы ей не давал, жалел ее, иногда на это обижалась даже Марья Дмитриевна:
- Что же ты, Лешака этакой, меня на поле гонишь, а лошадину свою в тенек за двор, на лугу пастись?
- Ох, ну что не лошади же стога метать, оставил и оставил.
 Зачастую говаривала Марья Дмитриевна, после запоздалого ужина:
-Ну, иди-иди еще и к своей таварке, заждалась уж поди, кинь овсеца. Ох, и что и за любовь такая у тебя к этой лошади, будто черт меж вами пробежал.
И Воротя шел к своей лошади, наглаживал Росинку своими широкими ладонями, чесал ее гриву частым гребнем, и что-то нежно нашептывал ей в теплое ухо. 

Быстро пронеслось за заботами  лето, и в последнюю неделю сентября зарядил такой дождь, что канавы вышли из берегов. У коров, возвращающихся с поля, разъезжались по грязи копыта, пастух с силою втыкал в жижу свой посох, чтобы не упасть, но по плащу его было видно, что и он не миновал падения на скользкой дороге.

Вывел Воротя свою лошадку попастись, пощипать осенней, травки, а сам уехал в лес по делам. Прибежали с соседней деревни собаки и ну лаять на Росинку. Соседка тетка Рима слушала- слушала, вышла на улицу, да отвязала Росинку, “Пущай тебя по грязи погоняют.Окоянная!” А собаки разгорячились, лают, отстать от лошади не могут, за ноги хватают. Росинка побрыкалась, в заук выбежала, поскользнулась на скользкой, словно солидолом вымазанной земле, да и упала в канаву с жижей. Брыкается в канаве, да в зыбкое дно все глубже и вязнет. Соседка видит чего наделала, дома заперлась, замок на двери повесила, повитью обошла и затаилась. “Кто придет, так сказажусь больной”.

С несколько часов пропиналась Росинка в жиже с водой. Издалече, еще с поля заметил народ топчущийся возле его дома Воротя, возвращающийся с лесу. И в этом разе, даже несмотря на погоду,  много народу вывалило посмотреть, как Воротя свою любимую лошаду будет из грязи вытаскивать.

Подойдя ближе к канаве и увидев в ней увязшую в ней Росинку, особливо не размышляя, Воротя зашел в саму жижу, поднатужился, закряхтел, охнул и, взваливши на плечи свою Росинку, вытащил ее из вязкой грязи.
Люди дивились, не веря своим глазам.
“Вот те на… Поднял лошадь в полтонны”, - шептали у удивлении мужики. “Да еще и увязшую по шею в грязи”, - добавляли другие. “Скажется, скажется”,- крутили на кулаки свои бороды старики.
- Ты бы хоть кого подмочь бы поспросил, глядишь чего бы и придумали,- ругалась потом Марья Дмитриевна.
- Дождешься от них помощи, конечно. По-другому то как...-  ворчал Воротя, сам понимая, что сделал не дело.

После того случая Воротя захворал. Проболел он всю осень и зиму. Кое - как таскал на санях с болота сушняки, перетянув несколькими ремнями пуповину.
Прошла зима, по весне Воротя значительно поубавил скотины и птицы на своем дворе, потому как не смогал за всеми ухаживать.
Пришла весна, но она не добавила сил богатырю, скорее наоборот - сколько весна дала сил природе, столько забирала у него.
 
Загорода Воротина начала зарастать. “Сходил бы, Мишенька, покосил бы что ль… От людей не хорошо. Скажут лопухи по ушам хлешут…”- упрашивала его Марья Дмитриевна, выбивающася из сил по хозяйству и с детьми.  Воротя перетянув пуповину разодранной надвое простыней, выходил и косил через силу, но внутренности его все равно вываливались наружу.
Кое-как убран был в эту осень урожай, заготовлено сено, поздней осенью Воротя умер.

И до сих пор, живы развалины того дома, где жил Воротя с Марьей Дмитриевной. Вот и сейчас я у этих стен и дивлюсь толщине стволов деревьев, из которых был построен дом Вороти. А ведь это еще нужно было притащить из леса или болота, срубить, опилить, и все это руками. Сколько же силы даровала русская земля этому человеку?

Холодный ветер вырывается из-за угла сохранившейся постройки, словно засидевшийся в ожидании странник, и,  будто шепчет он: “Надсадил себя Воротюшка… Надсадил…”

Долго мы будем еще вспоминать тебя Воротя, твою силу, шутковитость и любовь к Русской земле, потому как, если ты, топча эту грешную землю, поднимал невероятные веса, то и нам зазорно будет лениться нести тяжесть одного дня. Царство Небесное тебе, богатырь!