М. Н

     Мы с самого начала знали, что М.Н. – редкая скотина!
     Сухой телом. С вечно дергающейся щекой и полупрезрительным взглядом в адрес его нынешних подопечных, то есть в наш адрес.
     С окружающими заговаривал исключительно в случае крайней необходимости ответить на чей-то прозвучавший вопрос.
     Безупречно стрижен и выбрит так, что была заметна белизна в глубине крупных морщин на фоне вечно багрового, отливающего в синеву, лица.
     Мы его не любили. И боялись.
     А многие родители считали – пьет!
     К началу занятий, которые всегда проходили не в классах, а на школьном стадионе, он подкатывал на «броневике» - пожилой и очень крепкой «Победе», в любое время года обязательно высунув голову в открытое окошко водительской двери. А потом на этой самой «Победе» минут 15 преследовал растянувшуюся кишку бегающих по кругу мальчиков и девочек, каркая вслед отстающим говенные слова.
     Никогда и никто от него не слышал мало-мальской похвалы. Если он вдруг бурчал что-то вроде того, что «можно лучше», это уже воспринималось как награда.
     Однако итоговая оценка шла в аттестат, и мы терпели его причуды.
     Женька Блудов даже подстригся! Сын подполковника, умудрившегося в крайние десять лет послужить и в Группе советских войск в Германии, и в Центральной группе войск, обладатель двухкассетного японского магнитофона и двух пар фирменных джинсов, ради четверки по НВП в школьном аттестате на излете десятого класса состриг свои удивительные, обожаемые девицами, шелковые светлые прямые волосы.
     Эти самые волосы, и еще генеральская рубашка на блудовских плечах на протяжении лет раздражали М.Н., и могли бы стать неприятным фактом в почти безупречном  хорошистском документе будущего, как потом выяснилось, местного чиновника. В оперативных целях, в конце концов, пришлось тому отойти на запасные позиции.
     Отцы других моих одноклассников в снабжении не работали. Мой сутками пропадал на полетах. Игорехин гайки крутил на морозе, будучи техником самолета. Светкин был вечно на дежурстве у своего ракетного комплекса в неизвестных нам лесопосадках. Светку, Олега  и еще троих даже на уроки откуда-то каждый день привозили, а после их окончания куда-то увозили на зеленом ПАЗике шоферы с черными погонами. Ванькин батяня вообще землю пахал в соседнем «колгоспе». Ваньке я страшно завидовал в младших классах, потому что он батяню видел каждый день, а в непогоду носил настоящие кирзовые «чоботи», и мог без разбору фигачить в них по лужам. Я тогда просил-просил родителей купить мне такие же, но мама только обидно рассмеялась в ответ, и как маленького погладила по голове.
     Это я о том, что на нас, остальных, по требованию несносного М.Н., рубашки на его уроках были надеты одинаковые, зеленые и военно-форменные, с пластмассовыми мелкими четырехдырчатыми пуговицами. Отцовские. А у «гражданских» товарищей – такие же, подаренные им нами из закромов отцовского же вещевого довольствия.
     Девочкам М.Н. юбки на своих уроках М.Н. носить запретил, ибо «нечего трусами хвастаться».
     Мы бегали, прыгали, разбирали и собирали на время автомат Калашникова. Бросали на дальность и меткость муляж гранаты Ф-1. Стреляли из мелкашки. С увлечением перевязывали друг друга, а потом с хохотом таскали «раненых» на носилках. Ползали под какими-то веревками.
     Нас, мальчишек, М.Н. познакомил с малой саперной лопатой и однажды, сволочь такая, заставил перепачкаться с головы до ног в школьном саду, дав задание каждому вырыть индивидуальный окопчик для стрельбы из положения лежа.
     Обычно в начале весны проходили районные состязания по начальной военной подготовке. Довелось в таких поучаствовать и нашей бесшабашной компании. Ни о какой сборной от школы речи быть не могло, потому как выпускной класс был всего один.
     И мы выиграли. Но нам было очень стыдно и неловко.
     Во-первых, в самом начале соревнований куда-то исчез М.Н. Вот только что был, и пропал! Все военруки бегают, суетятся, поддерживают криками свои команды, а нашего нету.
     Объявили общее построение для вручения призов. Тут наш М.Н. появился. Видать, выпивший. Рожа еще больше иссине-багровая. В форме. И здесь мы вообще расстроились. Все военруки, даже из сельских школ, – майоры и подполковники, а наш, как выясняется, всего лишь старшина. И колодок наградных на груди не видно.
     Через два месяца, когда его в этой же форме хоронили, колодок на груди тоже не было. Перед гробом несли несколько подушечек: Красное Знамя, Красная Звезда, Отечественная 2 степени, «За отвагу», «За оборону Сталинграда», «За взятие Берлина». Майоры с колодками юбилейных медалей шли за гробом.
     Вдова Михаила Николаевича, по обычаю раздавая нам на помин его души печеньки и носовые платочки, все вспоминала, как он мечтал просто однажды побриться.
- Он ведь в десанте служил. На огнеметчика фашистского налетел. Краем зацепило. Лицо ему сожгло. Кожа новая наросла, а бороды с усами так и не случилось. А еще он научился стоять и ходить так, чтоб не было заметно, что после контузии голова у него влево перекошена. Только сидеть так не мог.
     А мы, дураки, всегда думали – чего он вечно с открытым окошком на своей «Победе» рассекает?