Поле битвы остаётся за мародёрами

Среди множества коллег на ТВ и других друзей-приятелей самым близким другом автора был Сергей С.
Сдружились они за пару лет до  камбоджийской одиссеи. Сергей тогда вернулся в нашу ГРИ ЦТ после службы в армии.
Он был на семь лет моложе автора, но большой разницы в возрасте они не чувствовали. Часто куражились и куролесили. Особенно накануне отъезда автора в Пномпень.
Родители Сергея в прошлом журналисты магаданской газеты, а позднее весьма важные персоны  (мать в структурах ТВ, отец  в аппарате  ЦК КПСС ) не прислушались к стремлению сына поехать в Кампучию в качестве оператора. Сергей великолепно фотографировал и вполне мог освоить кинокамеру. Но родитель его был человеком излишне принципиальным и составить протекцию сыну отказался наотрез. Хотя какая протекция для командировки в страну, где шла гражданская война  А если бы не отказал? Но мы не сочиняем «альтернативную историю», хотя нынче это модный тренд. Так что после недолгой работы в редакции информации ЦТ, где собственно автор и Сергей сдружились, младший друг оказался в Агентстве Печати Новости, а старший … как уже сказано  ранее, сначала в Индокитае, а потом «у разбитого корыта».
Когда автор вернулся из Пномпеня, не подозревая о грядущем фиаско, Сергей безумно влюбился в девушку из АПН. Оттого встречались друзья редко, всё больше отдаляясь,  один в сторону любви, другой –в мрачную меланхолию. Но Судьба была немилосердна к обоим.


(Из записок автора)

« У Сереги  огромная и страшная беда. Погибла его подруга Светлана. Спешила к нему «с картошки», студенческая повинность, ехала с кем-то в машине.  И тут случилась автокатастрофа. Даже верить в это не хочется. Серёга в шоке. Помочь ему невозможно. Я видел эту девушку три раза. Человек был хороший. Хорошие - уходят. Плохие – продолжают подличать.


Мне передали, что звонил приехавшийся из Пномпеня третий секретарь посольства, он же переводчик с кхмерского Володя Цюрко. В посольстве он исполнял функции отсутствующего консула.
Пока не контактировали. Да и есть ли в том резон. Хотя он в посольском доносе явно замешан не был, но дипломаты ребята скользкие как угри, так что…
Д. звонил. Сашка пока ещё балансирует. Надеюсь, хоть он выкарабкается. Пусть хотя бы у него будет хорошо. Если у меня всё развалилось и сгорело..
Всё же позвонил Цюрке. Понял, что он хочет выяснить глубину моего падения в социальную пропасть. Разговор более чем прохладный. «Что делаю в УДН? Лаборант на кафедре журналистики. Пробирки мою!»
Читаю труды теоретиков кино, мэтров семиотики и потихоньку зверею.
Начинаю ощущать холод. И всё большую тоску вызывают воспоминания о теплых странах, жарких, обжигающих тело странах, где небо удивительно лазурное и сахарные пальмы не колышутся, словно замерли, а кокосовые пальмы шелестят, скрипят, словно предупреждают о чем-то, может о беде. А ты этого предупреждения не понял. Вот и вся недолга.
В  чтении рекомендованной Буданцевым литературы мало проку.
А в Гданьске – съезд «Солидарности». Куда пойдет Польша? Куда пойдем мы? Куда пойду я? Работа в УДН совершенно в тягость.

После просмотра фильма «Тегеран-43» разболелась голова. Вероятно, она разболелась ещё из-за того, что завтра идти на эту глупую и постылую отсидку, именуемую работой.
На самом деле это банальное протирание брюк и отсиживание зада. Как прожить без интересного дела, не мыслю. Всё чаще думается о Кампучии.
Законспектировал цитаты из трудов Виктора Шкловского. Зачем не знаю. Буданцев дает ЦУ. Это слегка утомляет.

Кузин (зам. декана) ставит нам в упрек – отсутствие на службе. Это тревожно. Нужно будет готовиться к проискам деканата.
Протирание брюк меж тем продолжается. Гнусновато. Похоже на положение птицы в клетке. Работа, которая превращается в принудительное отбывание, оскорбительна. Её нужно менять. Но как? «И скучно, и грустно, и не кому руку подать», и мне никто руки не протянет…
Что же всё-таки случилось?

Сентябрь месяц проверки, становления, притирания. Нужно уметь осторожничать, молчать. Научиться молчанию, ибо язык мой – враг мой.
Ловец студенческих душ. Разве?
Вспомнил уроки мастера Золотаревского и  сказал своим студентам: журналистике вас не научу. Это или есть или нет в каждом из вас. У кого есть - помогу. А прочие пусть займутся филологией.

Голова тяжела и болит временами. Вчера грустно и много  пили с Сергеем. Намешали разных напитков, оттого и прошло всё тяжёло. И вообще тяжело всё.

Отголоски Камбоджи. Вчера звонил  Капралову и Солнцеву (Слону). Ник Ник сказал, что Сашку всё же уволили.
Теперь это уже не имеет значения, как и то, что кашу заварил Бурсов.
Первая простуда…
А жизнь продолжается.

На фоне моих бед, как-то не обращаешь внимания на происходящее в мире.
А события очень тревожные и дела на мой взгляд весьма плохи у наших партийных  геронтофилов.
Польша должна стать Рубиконом в их маразматической деятельности, прикрываемой пышной фразеологией. Демагогия правящего класса и его привилегии и весь доносительно-карательный аппарат, ставший «государством в государстве», пока ещё удерживают их в цитадели власти.
Они идут на повышение цен в самый пик польских событий. И не поймешь, то ли это ловкий манёвр с целью обозлить народ против польских смутьянов, то ли полнейшее экономическое крушение последних лет.
Так или иначе, а дела скверные.

Звонил Саша. Его уволили из системы Гостелерадио. В отличие от меня он пытается кому-то чего-то объяснить. Пытается прорваться на прием к Лапину.
Не знаю, что из этого выйдет. Он пошёл на многие унижения, ради сохранения карьеры. Может быть, его и простят, ведь у нас любят людей, плюющих себе в душу. Это, по мнению руководящих инстанций, очень благонадёжные люди.
Он как-то странно вернулся. В Ханое у него выкрали  загранпаспорт.  Как он утверждает это случилось в корпункте нашего ханойского собкора Сергея Алексеева.
Всё это более чем непонятно. Но если Пашка был действительно связан с «дальними», то получается «ближние» гнусно ему отомстили за его высокомерие к их персонам. Вот только какое отношение ко всему этому имел Алексеев? Симпатизант, что ли? Или сексот?
Впрочем, сейчас я могу достаточно цинично смотреть на положение вещей. Наше с Д. изгнание из Пнома было на руку коллегам из Вьетнама и Лаоса. Теперь уже они смотрелись не так бледно на фоне наших ярких кампучийских хроник. Больше того в последнее время они зачастили на оставленный нами корпункт. Так что плакала моя коллекция китайской бронзы!

Если бы Сашка упёрся рогом и не стал скоропалительно выезжать в Москву, где он рассчитывал получить мою должность, возможно имущество остались бы целым.
А так его просто элементарно разворовали. Ну что же, поле битвы остается за мародёрами.
Саша понадеялся занять должность  собкора, а в итоге… Д.вместо повышения, после потери загранпаспорта, долго писал объяснительные записки.
Теперь его уволили.
Я простыл и засопливел. А так всё «са ва!». Пока.

Дождь льёт весь день, не переставая. Лапин Д. не принял. Но он всё же оставил секретарю «покаянное письмо». Дурак, право!
Каяться то нам не в чем.
Ответа Саша пока не получил.
Но ещё надеется. Я перестал надеяться давно. Потому и не писал никаких покаянных писем, да и к Лапину не стремился на приём «пожалиться». Это всё равно как орать перед расстрелом: «Да здравствует товарищ Сталин!».

Хотя временами я продолжаю мечтать о несбыточном.

Вновь хандра и приступы тоскливого отчаяния. От бессилия что-то изменить, от работы, что та же безработица, от бессмысленности настоящего.
Всё очень нелепо. В поведении дома, в глупых хождениях по книжным лавкам, в посещении службы – отсутствие стержня, вкуса к жизни, угрызения совести и серая тоска, усугубляемая простудой, дождями и слякотью.
Я привык быть нужным, теперь же в ненужности своей грустно мне.
Неужели это тупик, а не временное отклонение. Если так, то как пройти через разлад в душе, как забыть всё, забыть себя?
После тридцати четырёх это уже очень трудно, а вернее и невозможно вовсе.

Продолжаю бражничать и безобразничать. Т.е. сначала теряю человеческий облик, а потом и моральный облик строителя коммунизма. Хотя исправно плачу партийные взносы и даже выполняю разные поручения факультетского парткома.
На работе же темно и глухо как в клоаке.
А есть ли работа вообще?

Мои пьяные зигзаги и столь же нелепые шутки очень сильно осложняют жизнь близких и дорогих для меня людей.
Прежде всего, это касается Ксении, перед которой виноват безмерно. Уж и не знаю, как у неё все образуется, и образуется ли… Да и я себя ощущаю совершеннейшим подонком перед близкими мне людьми. Совсем всё это плохо. Безнравственно и просто мерзопакостно.
У друзей тоже всё плохо. Серёга молчит, а у Олега смертельно болен отец. Кто бы подумал, что могучий десантный генерал Спирин будет сражён раковой опухолью…
Такая вот сумбурная осень началась, как продолжение столь же сумбурного и гнусного лета, когда был огорошен первым ударом. Шок вроде бы прошёл, а на душе по-прежнему мерзко, и никогда ещё я не был так запутан в самых невероятных поступках и проступках…
Просто не знаю куда деваться. Сегодня предстоит встреча с Олегом и нужно сдержать себя и не позволить напиться.