На шеститысячник. Первая попытка

1.   Ни на Джомолунгму, ни на Аннапурну подниматься мы не собирались. По разным причинам, сейчас не о них. Но на шеститысячник – это не обсуждалось. Поднимемся, конечно!
     Стартовали мы с высоты двух с половиной тысяч метров из последней непальской деревни, где провели ночь в шикарных для похода условиях гостиницы-лоджии.
     Вся деревня и лоджия были сделаны из местного камня. Ровными плитами были вымощены дороги, двухэтажные дома сложены , как из строительных блоков, из природного камня. Даже крыши были выложены из плоских камней, и на них лежали аккуратно сложенные дрова, а кое-где горшки с цветами.
    И везде сказочная чистота, как на лубочной картинке, будто и не живут здесь деревенские люди, содержащие скот и занимающиеся земледелием. Разительное отличие от Индии!
    При этом в деревню не доходят автомобильные дороги, единственный грузовой транспорт - ослы и лошади. Поэтому жители очень ценят всё, что принесено из долины: каждое стёклышко, каждый гвоздь, каждую тряпочку. Всё используется годами, ремонтируется и отношение к вещам очень бережное…
   
    После раннего завтрака из омлета и чая с печеньем мы двинулись в путь. Первые километры пути проходили вдоль террасных полей, на которых непальцы выращивают овощи. Небольшие участки земли были огорожены каменными заборами-ступенями. Каждый следующий участок выше на метр-два, а каменная кладка не даёт плодородному слою стекать вниз во время дождей.
    Иногда тропа проходила прямо по широкой каменной кладке забора. Вскоре пригодные для земледелия клочки земли закончились, даже травы почти не было видно. Под нашими ногами осталась привычная каменистая горная тропа. Широкий выжженный солнцем склон уходил за границу наших взоров. Монотонный подъём в стандартном ритме – пятьдесят минут идём, десять отдыхаем.
    Обычно в горах текут ручьи из ледников, и мы всегда старались выбирать место для короткого отдыха у воды, чтоб напиться и восполнить потерю влаги, но сейчас мы шли от привала до привала, а воды всё не было. Рюкзаки и так были не лёгкие - всё снаряжение, палатки, верёвки, кошки, газовые горелки, продукты на несколько дней - мысль тащить с собой воду даже не пришла нам в голову: наверху сплошные ледники!
    Уже больше тысячи метров по вертикали мы шли, как по раскалённой сковородке, а даже намёка на ручеёк всё не было. Разреженный горный воздух ещё больше высушивал организм, тело постепенно наливалось свинцовой тяжестью, движения становились медленнее и жажда всё нестерпимее. Есть не хотелось, одна мысль о шоколадке или печенюшке вызывала приступ тошноты, во рту стояла сушь, даже сплюнуть проникающую через нос пыль не получалось.  Ничего не оставалось, как подниматься всё выше и выше, чтоб добраться к уже мерещившимся нам ледникам.
    Так продолжалось около восьми часов, мы набрали почти два километра высоты, светлого времени оставалось катастрофически мало, а останавливаться на ночлег без воды казалось безумием. И вот начали попадаться сырые пятна на поверхности земли. На первом же пятне я сел и стал копать ледорубом ямку. Потратил драгоценные пятнадцать минут времени и кучу сил, но только сырой песок и камни были мне наградой.   
     Пришлось смириться с неудачей и взвалить на себя рюкзак уже свинцового веса и продолжить подъём. Вскоре мы увидели первый снежник. Я сел на рюкзак, начал топить снег руками и пить, пить.
    Андрей пожевал снег и сказал, что так мы никогда не напьёмся, уже вечереет, становится холодно и нужно искать место для лагеря. Он встал и пошёл вверх, а я не мог себя заставить встать и ещё долго сидел, глядя на удаляющуюся спину друга и жадно высасывая воду из льдинки в ладонях.         
     Сидя на одном месте, никуда не придёшь. Пришлось заставить себя встать и идти. Осталось совсем немного, за перегибом склона мы вышли на ледник. Уже почти стемнело, когда мы поставили палатку в широкой мульде ледника. Нашего литрового котелка было мало для того, чтоб напиться за весь тяжёлый день. Мы топили воду, даже не дожидаясь её кипения, чтоб заварить чай, и пили.  Кажется, только после третьего котелка воды мы дождались закипания и заварили чай. Есть так и не захотелось, животы были набиты водой с сахаром.
 
    2. Утро преподнесло неприятный сюрприз. Погода испортилась. Нет, не так страшно, как это бывает в горах, когда ветер не даёт человеку встать на ноги,- просто всё пространство заволокло снежной мглой и видимость упала до нуля.  Я даже был немного рад вынужденному отдыху по погоде. Можно расслабиться после тяжёлого перехода и восстановиться.
    Весь день мы лежали в палатке, иногда вылезая немного размяться и проверить, не изменилась ли погода. Но мгла висела, и было непонятно, где низ, где верх. Запасов еды мы взяли на четыре дня, так что один день можно было потратить на ожидание, но и на следующее утро погода не улучшилась, хотя изредка ветер разгонял снежную пелену и на несколько секунд показывал манящую вершину горы.
    Андрей со своей неуёмной энергией решил воспользоваться временными просветлениями и попробовать пойти вверх. Через несколько шагов его поглотила молочная мгла. Я стоял у палатки и то и дело кричал в густую кисельную белизну, чтоб дать ему ориентир на возвращение.
    И вот когда уже голос у меня начал садиться, Андрей вынырнул прямо передо мной. Оказалось, отойдя от палатки на триста метров вверх, он уже не слышал моих криков, видимости не было никакой, и он просидел больше часа в ожидании очередного светового окна. А когда немного разъяснилось, благоразумно решил возвращаться. Мои крики Андрей услышал, уже совсем рядом. Его собственные следы, служившие ориентиром для возвращения к палатке, за это время занесло снегом, и, если бы не мои крики, мог легко пройти мимо. В то время у нас ещё не было навигаторов…
3. Запас продуктов, взятый на восхождение, иссяк, и было принято единственно правильное решение отступить и завтра с утра начать спуск. Утро ничем не отличалось от предыдущего дня - и сожаления о принятом решении у нас не было. Собрали рюкзаки и не спеша начали спускаться. При плохой видимости единственным ориентиром было движение вниз. Как только мы вышли на границу ледника, видимость появилась, и мы смогли сориентироваться.
    За нашей спиной стояло густое облако. Оно окутывало всю гору, а здесь ярко светило солнце и обещало хорошую прожарку на сковородке, как на подъёме. Две ночи на высоте после сильного обезвоживания организма и недостаточной акклиматизации истощили мои силы. Идти вниз мне было тяжелее, чем на подъёме. Началось головокружение и тошнота. Я пошёл помедленнее, но и это не помогло, приходилось часто останавливаться и отдыхать.
    Андрей, увидев мои проблемы, взял часть моего груза. Облегчение не дало облегчения. Ватные ноги не слушались меня.  На ровном месте я стал спотыкаться и падать. Один раз пролетел несколько метров кубарем, чему даже обрадовался: всё меньше идти. Я надеялся, что координация вернётся ко мне по мере сброса высоты, но становилось всё хуже. Андрей забрал всё моё снаряжение в свой необъятных размеров рюкзак и пошёл вниз со своей скоростью.
    Видимость была прекрасная, внизу чётко просматривалась наша деревня, и я поковылял следом, как мог. А как я мог?
Выставив вперёд обе руки с лыжными палками, я кидал своё тело вперёд на эти опоры, потом делал небольшие шажки к палкам. Главное, не шагнуть вплотную к воткнутым в тропу палкам, близко поставленные точки опоры лишали меня равновесия, и я падал. У меня почти полностью отключился вестибулярный аппарат. Я чувствовал себя коровой с палками вместо передних ног. Отступать было некуда, отдыхать бессмысленно, нужно было спускаться вниз. Стиснув зубы и не давая себе останавливаться, я продолжал спуск. Часто падая, я даже привык к этому как неизбежному злу, даже старался проскользить вниз как можно дольше.

    Постепенно я добрался до деревенских посадок, огороженных каменными заборами. Когда тропа вышла на каменную кладку, разделяющую посадки, я сел, свесив ноги вниз и задумался, как двигаться дальше. Ширина кладки примерно полметра, но для меня, расставляющего палки как можно шире, этого было недостаточно. Деваться некуда. С четверенек с трудом поднявшись в полный рост и собрав волю в кулак, попробовал шагнуть вперёд, не опираясь на палки. Результатом было падение с полутораметровой стены в колючие кусты и долгое мучительное вылезание обратно на каменную тропу.
    Воля в кулаке и глупая решимость не помогли мне. Пришлось позорно ползти на карачках, пока стена не перешла обратно в широкую тропу. Уже под вечер я добрался до деревенской улицы, с обеих сторон ограниченной стенами каменных домов и такими же заборами.
    Прислонившись к одной стенке, я намечал цель на противоположной стороне улицы у другой стены и, резко оттолкнувшись, на заплетающихся ногах долетал до намеченной цели. Вцепившись руками в камни, несколько секунд отдыхал - и такой же манёвр к противоположной стороне. Так галсами я продвигался по улице, пока за поворотом не увидел местных непальских детишек, играющих на улице.
Отключённый вестибулярный аппарат не отключил мне сознание, а оно не хотело, чтобы дети подумали про европейского дядю, что он так назюзюкался, что не может стоять на ногах.
   Довольно долго я стоял у спасительной стены, наблюдая за игрой детей. К моему облегчению,  они наконец ушли домой, а я всё тем же странным способом добрался до нашей лоджии. С великим трудом по стеночке я добрался до двери, крепко держась обеими руками за перила лесенки поднялся на второй этаж и рухнул на кровать весь в пыли и ссадинах на руках и ногах...