секунду назад

мы сидим в пустой комнате, на распутье наших судеб, на перекрестке чувств, не знающих, какой тропой пойти. мы на пепелище наших сожженных сердец, глотаем воздух и сигаретный дым, пока я продолжаю бросать окурки под ноги нашей любви, звякать зажигалкой и окунать пустоту пространства в болезненный туман, от которого на языке — измельченная в порошок но-шпа, колеса гидазепама, вынуждающего язык неметь, бесконечно сожалея, что с сердцем такой дешевый номер не прокатит. оно всегда живучее, как истерзанная собака, варьирующая своими жизнями, за которые умело хватается, продолжая биться в конвульсиях на обочине.

мы молчим. между нами пропасть из паркета, дивана, мыслей, чувств, боли, из нас, потому что мы — каньон, с которого летишь вниз с улыбкой, предвкушая скорую боль, быструю смерть. я боюсь включить свет. боюсь увидеть твои глаза в момент, когда стены нашего фундамента рушатся, а кирпичи больно бьют по спине и плечам, разрывая кожу. много крови, еще больше — отчаяния, ран, ножевых ранений в захлебывающееся сердце. лишь только пламя моей зажигалки озаряет комнату на несколько мучительных секунд, и я вижу тебя. хочется упасть на пол, подобно подбитому котенку, и твердить, как мне страшно, но я держусь ровно. мне хочется в это верить, когда железный наконечник тушит пламя, закрываясь с лязганьем, и этот звук будто вспарывает мне сердце сотней ржавых ножей. ты словно стоишь и с видом палача скрупулезно выковыриваешь его из моей груди.

мнестрашномнестрашномнестрашномнестрашно.

я жмурюсь, словно в попытках сбежать от реальности. от существования того, что я так долго старалась отрицать, пока ты мечешься, подобно загнанному зверю, между тем, что правильно и нет. я так до конца и не осознала, в чьи глаза вглядываться страшнее: в твои или правды, которая нависла надо мной липким коконом и ты не в силах достать меня оттуда.

я постоянно делаю вид, что мне не страшно, не больно, что тысячи чертей, упирающихся в мои легкие, являются моей частью, какой являлся однажды ты, а не чем-то противоестественным, болезненным, отнимающим у меня себя. я бесконечно убегаю, прячась за завесами непоколебимости, стального отчуждения, за стеной холодного ума, независимости. гордости, которую я храню в себе, как подаренный тобою гербарий, следуя ее голосу и учениям.

ты не должен видеть, как мне больно, не должен знать, что, при виде тебя, при звуке твоего голоса, я распадаюсь на неровные куски, на нервные окончания своего существа, атомы своей искаженной потерянной сути. ты не должен догадываться, как внутри меня рвет, несет в неизвестном направлении по трассе с односторонним движением, прямиком на стену, чтобы стать началом концом, концом всех начал, чтобы меня не стало первее, чем нашей любви, чтобы сбежать с зала, так и не досмотрев фильм до конца. я никогда не позволю узнать тебе, что ощущаю на самом деле, как бы глубоко твои глаза не смотрели в меня, как бы сильно твой свет не отражался во мне, ты никогда не узнаешь. поэтому я даже рада, что ты молчишь и что молчание это перебивают только твои пальцы, лихорадочно бегающие по экрану телефона. пальцы, которые когда-то путались в моих волосах и скользили по приоткрытым губам, смазывая помаду, а я улыбалась, чувствуя зарождение нового солнца в животе.

эти твои излюбленные клятвы о вечности, твое «ты единственная женщина, на которую я хочу смотреть» за завтраком и «никто не способен пробудить во мне то, что пробуждаешь ты», когда я целую тебя в голое плечо — все это внедрено подкожно, а затем вырезано тупым скальпелем. сейчас я голая. до мышц, до костей, до ноющего сознания. стою на пепелище собственной души, искалеченная, изувеченная, исполосованная лезвиями, которые проникали в мою кожу, снимая ее с все еще живых чувств.

твой парфюм на шею утром, зная, что через три часа от него не останется следа. слезы, которых ты не должен видеть, но видел постоянно. только не сейчас. я сильнее стискиваю зубы, стараюсь улыбаться, будто все хорошо, будто ничего такого не происходит. будто «мой милый родной мальчик, я все понимаю и знаю, что ты сейчас чувствуешь, поэтому готова идти до конца». и день назад я бы позволила тебе умирать на своих руках, я бы гладила тебя по голове, спине, я бы успокаивала тебя своей причастностью, если бы сама не нуждалась в помощи. если бы ты все еще был моим, как раньше. «я не знаю, что мне делать. мне страшно» и закуриваю восьмую, игнорируя тошноту. внушая себе, что ее нет, как внушала, что ты со мной по-настоящему счастлив. обманывать себя бесконечно — чисто женская черта. строить иллюзии из песка, чтобы маленький мальчик, отбившийся от рук, случайно разрушил их. меня никто не готовил к этому, меня никто не научил, как можно реанимировать сердце, как спасти ту умирающую в себе часть, как спасают умирающего в утробе ребенка.

ты даешь мне свою руку. в темноте. наощупь. ты твердишь: «мы выйдем из этой квартиры вместе, либо одни». я качаю головой, слезы стекают по щекам и шее, слезы падают на руки, твои пальцы влажные от этой соли. я понимаю, что больше не могу. сердце пятится от тебя, как от огнестрельного оружия. я хочу остаться в некогда нашей квартире, на сожженных грезах, ставших ничем. и ты это понимаешь. ты всегда понимал меня. и ты оставил мне мою рванную израненную душу, эту недописанную трагикомедию, третьего акта которой ты никогда не узнаешь. оставил в руинах с надеждой, что однажды я смогу отстроить эти изломанные детали, соединяя их.

только теперь без тебя.