Яичница с салом

    Билеты на концерт государственного камерного оркестра «Виртуозы Москвы» Севе подарили на работе. После обеда шеф вызвал его к себе и сказал:
— Вот, решил тебя, так сказать, поощрить ко дню города. Мне в администрации губернатора подарили, а я тебе отдаю. Места самые лучшие, сходи с женой, приобщись к прекрасному. Я-то такую музыку не очень, сам знаешь.
Увидев Севину растерянность, начальник нахмурил брови:
— Ты чего завис? Ошалел от свалившегося на тебя счастья? И это правильно. Знал бы, сколько они стоят, вообще бы в обморок упал!

Сколько стоят билеты, Сева знал. Уже месяца три, как Зинуля изводила его разговорами о приезде в город этого замечательного оркестра, всячески намекая о жгучем желании сходить на концерт. Возможно, Сева даже бы раскошелился и купил билеты, но тогда ему пришлось бы сопровождать Зинулю, а этого ему хотелось меньше всего. Тоскливое рыдание скрипок, занудные стоны виолончелей и гнусавый писк гобоев действовали на него как снотворное, и уже через пять минут невиданная сила давила на веки, голова склонялась к груди, а мощный храп пытался заглушить звучание любого, даже самого громкого музыкального инструмента.
«Ёлы-палы, — с тоской думал он, — с кем бы её отправить?»

— Сева! — прервал его мысли шеф. — Ты билеты берёшь, или что?
— Да-да, спасибо большое, — улыбнулся Сева. — Я тогда пораньше сегодня уйду. Сами понимаете, собраться надо, настроиться.
— Иди! — ответил шеф. — Потом расскажешь.
Сева вышел из кабинета и позвонил Зинуле.
— Ну что, дорогая, причепуривайся! Сегодня идём на Спивакова!
— Правда?! — взвизгнула Зинуля. — Нет, Сева, ты не шутишь? Это правда? Я обожаю тебя!

Сева подъехал к дому и припарковал машину. У подъезда Давид выгуливал рыжего карликового шпица.
— Привет, сосед! — сказал Сева. — Чего-то ты часто Малыша выгуливаешь. А что невесёлый такой?
— Привет, дорогой, — ответил Давид. — Понимаешь, брат, боюсь Манане моей лишний раз на глаза попадаться. Я даже подумать не мог, что, оказывается, она не женщина, а фурия! Прямо зверь какой-то. Нет, не зверь — монстр! Подавай ей билеты на Спивакова! Я спрашиваю: эй, дорогая, кто это такой? А она глаза вытаращила, брови вскинула и смотрит на меня как на идиота. Тундра ты, говорит. Как я столько лет с тобой, дремучим, прожила? Как можно Спивакова не знать? Кошмар! Короче, второй день делает вид, что меня не замечает. Молчит, правда иногда фыркает. Да ладно! Билетов всё равно уже нет.

— Давид! Ёлы-палы! — воскликнул Сева, тряся билетами перед носом соседа. — Есть Бог на свете! Отправим сегодня Манану с Зинулей на концерт. А сами посидим спокойно, водочки выпьем. Пятница как никак!
Взгляд Давида потеплел. Казалось, ещё чуть-чуть и глаза его наполнятся слезами.
— Сева, дорогой, никакой водочки! Ты мой спаситель! Чача с меня. Пойду Манане скажу. Ох и радости сейчас будет!
Давид улыбнулся, обнял соседа, схватил шпица на руки и зашёл в подъезд.

Вечером, отправив жён на концерт, мужчины устроились на кухне Севиной квартиры. Давид поставил на стол пол-литровую бутылку чачи.
Сева открыл холодильник.
— Слушай, Давид, — предложил он. — А давай-ка я яичницу на сале сварганю по-быстрому!
— На сале? — удивился Давид. — Я такого ещё не слышал. Варгань, и я заодно научусь.
Сева хмыкнул:
— Ёлы-палы, тебе-то зачем учиться? У тебя Манана — богиня кухни. Такую вкуснятину готовит, что оторваться невозможно!
— Эх, Сева, ничего ты не понимаешь. Иногда так хочется что-нибудь необычное поесть: картошечку молодую, укропчиком обсыпанную, с селёдочкой да с лучком синеньким, или пельменей магазинных…
— Ну, Давид, ты гурман! — рассмеялся Сева.

Он положил на разделочную доску небольшой кусок солёного сала, пронизанного розоватыми мясными прожилками, ловко срезал с него шкурку и разделил её на тонкие ломтики.
— Под это выпьем по первой, — сказал он.
Давид поморщился:
— Не думал, что это можно есть.
— Есть мы будем яичницу, а шкуркой закусим.

Давид разлил чачу по рюмкам.
— Ну давай, дорогой, выпьем за наших жён. За их красоту, нежность, мудрость и образованность. За то, что нам с ними повезло, ну и им, конечно, с нами. Если бы не было нас, вряд ли они были бы такими красивыми, нежными…
— Давид! — смеясь прервал Сева. — Ёлы-палы, давай уже выпьем!
Давид приветственно поднял рюмку, выпил и с осторожностью понюхал кожицу. Но увидев, как Сева, прикрыв глаза, с удовольствием нажёвывает закуску, осторожно сунул её в рот.
— Эх, — выдохнул он, — неплохо. Да что там неплохо — вкусно!
Сева нарезал сало небольшими кубиками и смахнул его в тарелку. Затем вымыл луковицу, очистил, разрезал на четвертинки и, бойко орудуя ножом, превратил её в полупрозрачные ровные полоски.
— Давид, я пока сыром займусь, а ты посмотри, чего там такого уникального в Спивакове, что жёны наши так пищали от восторга при виде билетов. И мне почему-то кажется, что после их похода на концерт как минимум месяц они будут находиться в хорошем настроении и не будут нас доставать своими закидонами.
— Сейчас, — ответил Давид и взял телефон.

Сева вытащил из холодильника небольшой кусок сыра, достал из шкафчика тёрку и принялся за дело. Сыр легко скользил по тёрке, превращаясь в вытянутые извилистые ленточки. Они были похожи на маленьких жёлтых змеек, прячущихся в овальных отверстиях как в норках.

— О! — воскликнул Давид, — нашёл! Спиваков Владимир Теодорович — дирижёр, скрипач, педагог. Народный артист. А премий-то сколько! Слушай, Сева, он точно гений. А каких музыкантов собрал!
Сева закончил с сыром и сел за стол.
— Включи что-нибудь, — предложил он. — Послушаем, ёлы-палы. Наши придут, мы хоть подготовлены будем. Поддержим беседу, так сказать.
Пальцы Давида забегали по экрану.

— Есть. Слушай! Симфония номер два ми минор, сочинение 27 «Ларго. Аллегро модерато». Ну и название — никогда не запомнить!
Из телефона послышались тягучие звуки музыки.
Сева с Давидом сидели напротив друг друга, подперев щёки руками. Глаза их наполнялись пасмурной тоской. Через пару минут Давид выключил телефон.
— Прости, дорогой, — сказал он и налил в рюмки чачу, — но это выше моих сил! Слушать такое я не могу. Давай лучше выпьем.
— Согласен, — хмыкнул Сева. — Кроме как выпить, эта симфония не вызывает никаких желаний. Видимо, так люди и становятся алкашами.
Он положил в блюдце остатки кожи от сала и поставил его на стол.

Давид поднял рюмку.
— Давай, брат, выпьем за Спивакова. И за инопланетян. Если нашим жёнам нравится такое, то они явно произошли от них и спустились к нам с небес. А это значит, что нам крупно повезло.
Выпив, Давид поставил рюмку, закинул в рот кожу от сала и спросил:
— Кстати, а где наша яичница?
— Сейчас будет, — ответил Сева и надел фартук.

От нагретой сковородки повеяло теплом. Квадратики сала, коснувшись её дна, насторожённо зашипели. Мелкие пузырьки расплавленного жира неровными кругами расползались в стороны. Кусочки начали покрываться томной светло-коричневой корочкой.
— Я сейчас захлебнусь, — сказал Давид и подошёл к плите. — Какой запах! Я, оказывается, есть хочу.
— То ли ещё будет! — улыбнулся Сева, убавил огонь и скинул в сковородку нарезанный лук. — Вот сейчас главное — внимательно смотреть, чтобы сало в сухарики не превратилось и лук едва зазолотился, тогда можно и яйца добавлять. У меня только травы никакой нет. Укропчика бы да петрушки.
— Э, дорогой! — удивился Давид. — Что молчал, сразу не сказал? Я сейчас мигом принесу. У меня, сам знаешь, зеленушка всегда есть.
Сосед вернулся через минуту. В одной руке он держал пакет, в другой — карликового шпица.

— Вот, взял Малыша, а то скучно ему. Пусть с Муськой твоей пока поиграет.
Кошка Муська, почувствовав запах давнего приятеля, кокетливо мяргала и нетерпеливо тёрлась боками о ноги Давида.
Сева достал из пакета затянутые нитками пучки укропа, базилика и кинзы, бутылку «Киндзмараули» и увесистую гроздь крупного винограда.
— А это зачем? — удивился он.
— Э, Сева! Сколько времени-то уже? Я смотрел, концерт всего час двадцать идёт — скоро наши женщины вернутся. Мы же не будем их чачей угощать!

Сева посмотрел на часы.
— Ёлы-палы, так они как раз к яичнице и будут. Это хорошо. Холодная яичница — гиблое дело, а разогретая — ещё хуже.
Он ещё раз перемешал сало с луком, лопаточкой равномерно распределил по сковородке и аккуратно, чтобы не повредить желток, вылил яйца.
— Красота-то какая! — причмокнул Давид.
— Это ещё не всё, — засмеялся Сева.
Он посолил блюдо, густо посыпал копчёной паприкой, плотно укутал яичницу тёртым сыром и накрыл крышкой.
— Вот теперь — на самый медленный огонь. Сыр полностью расплавится, потом приправим зеленью, и можем начинать.
Из-под крышки вырывался ароматный пар. Давид принюхался.
— Да, Сева, ты мастер! Из ничего, а какую красоту сотворил! Давай ещё по рюмашке.

Сева налил.
— У меня тост, — гордо сказал Давид. — Каждый человек по-своему велик в деле, к которому его пристроил Господь. Главное — суметь разобраться, в чём ты лучший. И неважно, музыкант ты или повар, сантехник или слесарь. Надо подходить ко всему с душой, и тогда результат будет настоящим произведением искусства.
С улицы донёсся звук хлопнувшей двери. Сева выглянул в окно.
— Зинуля, Манана, мы тут! Поднимайтесь, ужинать будем.

— Ну и запахи у вас! — воскликнула Зинуля, зайдя в квартиру.
— Да-да, — поддержала Манана. — Чего-то я проголодалась. Можно руки помыть?
Наконец все расположились на кухне. Сева снял с плиты сковороду, поставил её на разделочную доску и водрузил в центре стола.
— Я где-то читал, что яичницу раньше ели со сковороды. Они же чугунные были и тепло долго держали. Так что раскладывайте по тарелкам, — предложил он, и протянул Зинуле деревянную лопатку.

Сева сел рядом с женой и спросил:
— Ну как вам концерт?
— Ой, прекрасно! — ответила Зинуля.
— Нет слов, — вторила Манана.
— А что слушали? Случайно не вторую симфонию ми минор? — спросил Давид и подмигнул другу.
— Да, нам очень интересно, — поддержал Сева. — Наверное, сочинение двадцать седьмое «Ларго. Аллегро модерато»?

Женщины переглянулись.
— Ну вы, мужики, даёте! — восхищённо пробормотала Зинуля.
— А то, ёлы-палы! — хмыкнул довольный Сева, взял вилку и принялся за яичницу.

30.07.2023