Глава 5 - Весной на Путорана

Лена

До каменного укрытия остаётся метров пятьдесят, когда открываются врата ада. Стою в центре какого-то бешеного смерча, ледяные лапы хлещут по бокам со всех сторон, облепляют снегом лицо. Я еле удерживаюсь, чтобы переждать стальные порывы и не упасть - с такой силой налетает ветер. Нужно низко пригибаться. Лыжи, как живые, собачонкой вертятся в ногах. Кроме этого коловращения вокруг ничего нет, буря скрыла Токинду, перевал, даже ближние скалы, к которым идём. Белый тоже исчез из виду. Сейчас я чувствую себя девочкой Элли из сказки про Изумрудный город. Подхватит смерч, и вместе с моими «лесными» лыжонками унесёт в тёплый край. А хорошо бы!
Какие глупые мысли трепыхаются в твоей, Алёна, голове!
В какой-то момент кажется, что шквал немного ослаб, прорезаются смутные очертания близкой скальной стенки. Выбрав секунду между вздохами стихии, бросаюсь под защиту камней. И натыкаюсь на Санькину руку, которой он шарит в снежном потоке, стараясь выловить меня. О, чёрт! Острый камень больно хватает за левую ногу, бахила с треском рвётся от колена до самого ботинка, распоротый капроновый мешок моментом набивается снегом. Теперь придётся штопаться прямо в этой бешеной метели!
В двух шагах не видно ни зги, только мутные вихри мельтешат пред глазами. Но у скального навеса ветер разбивается о каменную грудь и теряет силу.
 - Пока совсем не замело, надо искать свои ступени. Потом уже вниз не пробьёмся, – вслух размышляю я. Саня принимает мои слова как руководство к действию:
– Давай верёвку, пойду на привязи, а ты помаленьку стравливай. Если найду ступени или лыжню – дёрну, прихватишь мой рюкзак и лыжи, и пойдёшь следом.
Он обвязывается вокруг пояса, надевает брезентовые верхонки и ныряет во мглу. Бухта разматывается медленно, видимо ступени нащупываются с трудом. Минут через двадцать фал вовсе замирает. Потом натягивается, будто по нему идут вверх. Через какое-то время Белый и вправду выползает к нашему укрытию. Он весь облеплен крупными хлопьями, даже ресницы, брови, подросшая в походе щетина забиты куржаком, как у Деда мороза. Вытягивает задубевший от снега капроновый хвост и в изнеможении валится под камни.
- Не туда пошёл, нет там никаких следов. Там крутой сброс, втюхался так, что, чуть с уступа не сковырнулся. Отдохну малёк, и попробую взять левее. Должна же она быть, эта лыжня! – говорит он после короткого перерыва.
Глядя на вызверившуюся пургу, я думаю, что найти следы уже нереально. Но и здесь сидеть не дело, без палатки быстро закоченеем. Надо любым макаром уходить ниже в распадок, а то унесёт на какой-нибудь обрыв, где костей не соберёшь. Я заметила: вокруг полно этих обрывов и скальных стенок. И будет нам обоим тогда домик девочки Элли…
Только как посреди неистового смерча определить, где он, нужный распадок? Перевальное седло такое узкое, что верховья долины Ыт, реки Ланга и крутого безымянного притока Токинды находятся в нескольких десятках метров друг от друга. Рядом цирк ещё одного «висячего» ручья, впадающего в озеро. По такой картинке и в ясную-то погоду ориентироваться непросто, а уж в отсутствие видимости никакой компас не спасёт. Но я всё же достаю карту и с умным видом пытаюсь определиться. Нельзя показывать участнику, что руковод в замешательстве. Похоже, Белый прав: скалы, под которыми сейчас сидим, увели нас вправо. Значит, нужно брать левее.

***

- Когда она кончится, эта канитель? – в раздражении говорю я. – Доставай Саня, коврик и своего «волка», перекусим, а потом уж сделаем ещё одну вылазку.
Я давно надела пуховик, но залетающие под скалу порывы безбожно выстуживают тушку и в нём. А уж как не сладко Саньке в его безрукавой хундюкалке! Но деваться некуда, другой одёжки у нас нет. Расстилаем заботливо произведённые в клубном подвале коврики. Коврики – это по специальной разметке настроченные кармашки, в которых закреплены широкие полоски твёрдого пенопласта. Такой почти невесомый матрасик не ломается, и в скатанном виде удобно приторачивается к рюкзакам.
Достаём сухари и выданные Мишкой ломти варёной оленины. Майкл, счастливый тем, что не ему корячиться в горы, расщедрился даже на горсть кураги и пару кусочков праздничного торта с какао и орехами. Обед царский, калорий хоть отбавляй. После такого жора рванём вперёд, как лоси. Второй перекус оставляем про запас: ещё спускаться да спускаться…Сейчас бы воды, да только как натопишь её без дров?
- Положим, не совсем без дров – мой спутник скромно опускает глаза. Ай да Саня, ай да молодец! Я и не заметила, что вместе с верёвкой он притащил небольшую охапку веток. Говорит, нашёл кусты возле обрыва. Что-то нигде в округе я не наблюдала таких кустов. И вправду забурился не в ту сторону… Приличный костёр с таким топливом, конечно, не развести. Но для пары кружек тёплого питья этого хвороста хватит.
Пока мой напарник колдует с костерком, я занимаюсь своей порванной бахилой.
Бахилы – самое уязвимое место нашей группы, материал взяли дрековый. С виду капрон был прочный, а на деле вышло, что легко рвётся о камни и коряги, до дыр протирается возле лыжных креплений. Почти на каждом привале или ночлеге кто-нибудь обязательно принимался затягивать эти дыры. Промахнулись мы и с цветом. Северное солнце безжалостно топит снег на чёрных обмотках, а ткань плохо удерживает влагу, она тут же просачивается внутрь, из-за этого войлочные шекельтоны и даже ботинки часто сильно отсыревают. Обутку кое-как высушивали ночью в спальниках.
В боковом кармане рюкзака у меня всегда живёт юрок ниток с воткнутой в него иголкой - обязательный ремкомплект каждого участника. Достав его, принимаюсь латать свою чёрную дыру. Нелёгкая это работа – рукодельничать в пургу. Ткань полощется и выскальзывает из коченеющих рук, шов получается отвратный. С такой швейной техникой в хирурги бы меня не взяли. Да лишь бы держала эта кривая штопка!
Саня находит в камнях самое безветренное место, раскладывает прутики, на растопку пускает старую упаковку от своей «Примы». Курит, зараза! Как все наши курильщики, не разбрасывается бумагой. И вот уже мы запиваем первомайский ужин еле тёплой мутной водицей. Вкуснее питья в жизни не пробовала! Такие вот нежности при нашей бедности…
Второй выход тоже не даёт результата. Как я и предполагала, ступени и лыжню безнадёжно замело. Белый приползает вконец заснеженный и запалённый, а я дубею, сидя на страховке. Особенно мёрзнет левая нога – кое-как сделанный шов тут же стал расползаться и пропускать внутрь много снега. Теперь утеплитель-шекельтон насквозь промок. Ладно, когда пойдём, всё высохнет прямо на мне.
- Опять упёрся в скальные сбросы! Не туда мы целимся.
Я молчу. Куда надо целиться, я не знаю. Совсем заморочила меня эта круговерть. И метод тыка тоже не подходит, того гляди забредём в лавинные поля или на снежные козырьки. И не отмолчишься, что-то надо предпринимать.
- Точно, можем нарваться – наконец, высказываюсь я. В ответ согласный кивок.- Давай, Санька, переждём до ночи здесь. Залезем в спальник и пересидим. Может, к тому времени пурга хоть немного уляжется, какая-нибудь видимость, да будет.
Говорю как можно спокойнее, хотя у самой на душе кошки скребут. Вот дура, вот никчемушка! Детским садом тебе руководить, и то под умным приглядом, а не северной группой! Прошляпить налетающую пургу! Танк давно бы уже съел меня прямо с кишками.
…Опять ты про Танка?!.
Не отвечая, Белый плотнее кутается в своего «волка», допивает из кружки уже подёрнутую льдом воду, закуривает. Потом лезет в рюкзак и достает лавинную лопатку. Зачем это?

***

Следы глубокие. Саня, словно пришедший с океана белый медведь, продирается к ближнему снежному надуву, вылизанному ветром до блеска. За скалой не так пуржит, двигаться можно. Дойдя, начинает всаживать в фирн лопатку, вычерчивая прямоугольник. Потом второй, третий… ИглУ! Саня задумал строить иглУ, хижину из снежных кирпичей, изобретение мудрых эскимосов!
Вот так 30-типроцентник! Вот так водник, толком не нюхавший ни зимнего мороза, ни горного льда! А ведь это я должна была додуматься до снежной стенки. Второй прокольчик, Елена Павловна!
Напилив несколько прямоугольников, Белый ловко поддевает их снизу и вытаскивает из надува. Командует:
- Помогай! Неси под скалу!
Санькины произведения напоминают куски сахара, такие же белоснежные и глянцевые. Нацепив на руки меховушки, доставляю кирпичики под скалу. Ношу с осторожностью, чтобы заготовки не рассыпались в руках. Саня показывает, как их нужно укладывать, и я принимаюсь за строительство. Каменщик из меня явно лучший, чем хирург. Становится жарко, я сбрасываю пуховик, и работа движется быстрее. Стенка растёт, и Беляев уже не так хмурится.
Теперь я то и дело ловлю на себе его горячие взгляды. Ожил птенчик! Не забыть бы отвадить студента от этих глупостей!
Почти три часа проходят в трудах. Условный закат сменяет улетевший к востоку день. Вокруг – всё та же беспросветность пурги. Ветер и не думает утихать. Наоборот, кажется, становится ещё яростнее. Одно спасение – каменная ниша, в которой мы мостим снежную берлогу. Сооружаем стенку так, чтобы она упёрлась в нависающую часть скалы, образуя маленький закуток. Вход с наветренной стороны такой узкий, что едва пропускает одного. Зато внутри тихо и относительно тепло, пар изо рта точно не идёт. Только темно, в снежной толще света нет, лишь мутным пятном маячит лаз. Это тебе не расписной Ледяной дом Анны Иоанновны! Но всё равно переждём бурю с относительным комфортом.
В группе было установлено, что внутренним обустройством палатки занимались тётки. Мы с Ильзой заползали в нашу – благословенную! – «Зиму», мостили коврики, готовили спальники. После этого по очереди принимали участников с рюкзаками. Каждый занимал строго отведённое ему место, а мы командовали, кому когда заваливать на ночлег.
Сегодня у нас другой тип укрытия, но и здесь я залезаю в снежную утробу первой. Саня осторожно, чтобы не обрушить вход, подает коврики, спальник, верёвки. Коврики под себя, на них – нижнюю часть спальника, плотную, как одеяло. Дополнительно подкладываем пуховик и хундюкалку. Верх и низ мешка состёгиваются между собой замками–репейниками. Быстро и удобно. Чтобы пуховый кокон от дыхания не отсыревал, имеется специальный наголовник с отверстиями для лиц. Сверху на спальник прилаживается тонкая попонка, тоже для защиты от конденсата. В такой конструкции сухо и тепло.
Белый вывел нашу стройку так, чтобы на полу могли вытянуться двое. Теперь верёвки – под голову. Не Бог знает какая подушка, но всё же…
Последними вплывают пустые рюкзаки. Они станут прослойкой между спальником и стенками хижины. Пока Белый ждал, когда я совью гнездо, отряхнул наши мешки от снега – лишняя влага в иглУ ни к чему. Этому парню не надо подсказывать, что делать.
Наконец, засунули в пух ноги, давимся сухарями, приправленными кало. И молимся о хорошей погоде.