Глава 1 - Весной на Путорана

Елена

…Посмотри, Санёк, в какую прекрасную страну мы попали!..
- Саня! Беляев! Белый, чёрт тебя подери! Ты подойдёшь ко мне, или нет?! Зову-зову, а ты снимаешь совсем не в том направлении!
Какое там! Фотограф не слышит, он закусил удила. Известное дело - колдовство горных красот и чудес. На мои вопли не обращает никакого внимания, знай щёлкает интересные лично ему темы. Скоро плёнка закончатся, и тогда прощай нужные кадры. На него, понимаешь ли, художественный зуд напал! И торопить нет смысла: зачарованному пенять – что об стенку горох.
Наконец, Беляев нехотя, но всё же подходит. Он весь в творческом азарте, лицо раскраснелось, карман анорака расстёгнут, наготове полный арсенал фотографа… А тут я со своими указивками!
- Твои шедевры мне для отчёта ни к чему. Вот на эту точку встань. Тупо отсними направление нашего гипотетического спуска. И про Токинду с её висячими долинами не забудь! – командую. В который раз жалею, что так и не научилась фотографии. Аппарат в доме есть, но считается, что он – принадлежность мужа, то есть вещь неприкосновенная. Сергей не любит, когда трогают что-то из его хозяйства. Правда, в этот поход он фотик не взял. Вместо него Талич специально обзавёлся 16-тимилиметровой кинокамерой. Только я от этого ближе к фотоискусству не стала, видавший видв «Зенит» по-прежнему пылится дома под замком. А так сейчас вместе со студентом расстреливала бы обойму за обоймой!
Чего я опять о Таличе? Решила – значит решила. До сих пор слов на ветер не бросала, а уж теперь… После того, что вытворил вчера Танк…
Додумать не успеваю, подгребает Саня.
- Всё? Снято? На счётчике ноль кадров? Теперь можно и дух перевести? – спрашиваю с ехидцей. Он удручённо кивает: правда твоя.
- А для меня пощёлкать успел?
Ещё более недовольный кивок: лучше бы я твои кадры использовал на другие ракурсы!
Подстелив свой тощий рюкзак, сажусь на выпирающий заледенелый камень. Беляев приземляться не спешит, лезет за своим «волком» - сшитой из собачьего меха длинной объёмистой жилеткой, заменяющей ему пуховик. Ещё дома кто-то из группы окрестил эту одёжку хундюкалкой. Здесь, на Путоранах, это имечко приклеилось и к хозяину шкурки: Санька-хундюкалка. Замена пуховой куртке получилась так себе, коротюсенькие рукава запускают под спину холод, и в этаком «утеплителе» мальчишка подмерзает. Волк ещё и тяжёлый, а в сильные морозы встаёт колом. В общем, взял, не подумав, первое, что смог найти. Откуда ему - и нам тоже! – было знать, что в конце апреля здесь будет стоять такой дубак?! По многолетней статистике норильского гидромета в это время температуры на Путоранах редко опускаются ниже 20 градусов. Незадачливого Хундюкалку спасает лишь его пионерская неугомонность. Постоянно вертится волчком - что-то поправляет, мастерит, готовит.
- Ты бы, Алёнка, тоже куртяшку накинула – говорит он в пространство, точно зная, что я его услышу. Ещё как услышу! С того момента, как Саня Беляев появился в нашей группе, его всегда мажорный баритон без спроса лезет мне в уши. Из любого хора я сразу выделяю этот бархатный голос. Не хочу слышать, не желаю видеть, а получается всё наоборот. Долговязый нескладный студент то и дело попадается на пути. Вот и вчера, когда стало понятно, что на Ыт придётся идти нам вместе, сердце моё сильно забилось. А Серёга, хотя парень и грубоватый, но мои настроения ловит быстро, это мне хорошо известно. Он ещё дома заметил ниточку между мной и Саней. И ничего-то между нами нет, двух слов наедине не сказано, а Танк весь поход смотрит на Белого зверем. Непонятно только, почему тогда без возражений отпустил на перевал с Беляевым меня? Всё-таки взял в голову слова, сказанные в баньке?
Да пошёл бы к чертям этот сумасшедший Танк! Не до него сейчас.

***

Саня прав: приодеться надо бы. Поднимаясь по ручью, мы оба разогрелись так, что «ходовые» капроновые куртяшки отпотели. Взмокнут небось на таком-то припёке! Но лезть за пуховиком не хочется. До заката далеко, солнце всё ещё палит не хуже сковородки, ледяная корка на камнях испаряется прямо на глазах. Вот подставлю спину горячим лучам, и, пока будем перекусывать, влажный свитерок под анораком высохнет. Ничего, в лыжах так сушиться – обычное дело. Лучше посмотри, в какую прекрасную страну мы попали!
Полярное светило исправно топит снега, одаряя нас долгожданным крепким настом. К седлу вышли неожиданно быстро. Налегке, без тяжёлой тропёжки, подниматься было даже приятно. Ручей, по которому шли, на наших картах обозначен как Ыт-Кюёль-Эвход, но такое имечко без разбега могут вымолвить разве что эвенки. Поэтому между собой мы назвали распадок коротко - Ыт. Ручей Ыт, и наша операция - Ыт. Прикольно!
Передохнув, ищем то, ради чего корячились. Тур – полуразвалившуюся кучку камней - обнаруживаем с трудом, видимо, спортивные группы если и были здесь, то давненько. Так и есть: внутри маленькой горки в ржавой банке из-под монпасье лежат лишь лохмотья от давно истлевшей записки. Её не получается не то что прочесть – в руки взять: рассыпается на ладони. Интересно, кто и когда оставил это напутствие идущим следом сумасшедшим??
Радуемся находке так, будто обнаружили не бумажные клочки, а индийский клад. В восторге я повисаю у Белого на шее. И – замираю в крепком кольце его рук. Наши обветренные закопчённые солнцем лица оказываются совсем рядом, так ещё не бывало. Саня пристально смотрит в мои расширяющиеся зрачки, и по-мальчишески припухлые губы его придвигаются всё ближе. От этого у меня холодеет под ложечкой, и по спине бегут какие-то подлые мурашки. Не смей, Белый, я запрещаю тебе ТАК смотреть на замужних руководов!
Уф-ф! Смущённо краснею и поскорее выпутываюсь из неожиданного плена. Саня улыбается как ни в чём не бывало. Надо переключать его с этих глупостей.
- Чего стоим? Почему не снимаем найденный артефакт? – интересуюсь тем тоном, каким обычно командую на маршруте. Белый покорно достаёт чёрный светонепроницаемый рукав для перемотки фотоплёнок и принимается шарить в нём, задавая корм своему Киеву-15. Бедный нищий студент, как он себя называет, обвешан превосходной фототехникой, возможно, лучшей для сегодняшнего время. С дорогими сапогами наш сапожник!
Наконец, Санька разделывается с перемоткой, и на фоне берегов Токинды запечатлевает жестянку с останками записки. Дальше я вкладываю в баночку свой листок. Ещё на базе подготовила бумагу с информацией – кто мы, откуда, сколько нас, кто руководитель. Дату и время прохождения перевала отмечаю сейчас. И погоду: -18 градусов, солнечно, тихо, тепло. Кто и когда найдёт эти почеркушки? Или им тоже суждено истлеть нерочитанными?
Как бы там ни было, теперь среди путоранских снегов лежит подтверждение, что мы были на этом безымянном перевале. Главная задача нашей операции Ыт выполнена.
…Наивная, я забыла, на какой широте находимся!..

***

Мы с Белым аккуратно перекладываем тур, прячем ржавую капсулу от ветра и дождя. Позади – озеро, впереди – широкая привольная Токинда. Вокруг – плоское выветренное плато. Кажется, раскинь руки – и полетишь по нему, как на крыльях. Восторг, восторг захлёстывает. Вот он, настоящий дикий Север, гигантским белым песцом лежит у наших ног. Кружит голову необъятность просторов. Заполярье - на тёплом-то припёке - уже не кажется безумно суровым и опасным. Кто сказал, что эти стёсанные пирамиды так недоступны? Да, труднопроходимы, но не больше, чем североуральские увалы, алтайские белки или саянские сопки. Там – мощные хребты, крутые взлёты и пики, нависающие скалы, частокол тайги. Здесь – глубоко изрезанные водопадами кряжи, почти отвесные стенки, плоские, как столы, продуваемые всеми ветрами вершины-трапеции. Места для сложных путешествий есть везде. Там и здесь – движение то вверх, то вниз. Разница лишь в перепаде высот. На Путоранах такие крутяки, что чаще приходится идти не по долинам, а по сплошным ледяным ступенькам, где летом водопад на водопаде. В широкую Токинду, над которой мы застыли, падает уйма таких «висячек».
Но мы учимся ходить по разным горам, приспосабливаемся к любой пересечёнке. И путь покоряется нам. Тяжело, натужно, но покоряется. Вот отработали же сегодня очередной перевал! Пускай и наполовину...
Так думаю я, не в силах оторвать взгляда от бесконечных далей.
- Саня, прекрасней ландшафтов я ещё никогда не видела! Здесь надо открывать филиал Академии художеств, любой будущий Матисс от таких тонов с ума сойдёт!
Неловкость после нечаянного Санькиного нахальства прошла, я мысленно простила студенту его фривольность. Сейчас, на самом пупке перевала, мы невинно обнимаем друг друга за плечи. В ушах звенят вещие слова:

Стою на вершине, я счастлив и нем,
И только немного завидую тем,
Другим, у которых
Вершина ещё впереди…

Минуты две, и надо спускаться. На плато гуляет ветерок, здесь вообще не бывает безветрия. Лучше побыстрее сбросить высоту, отдохнём и пообедаем не на голом седле, а где-нибудь под камнями.
Глянуть на сказочный мир ещё разок - и всё, вниз. Тут я опять замираю от изменившейся картины: над дальними столовыми горами полощутся причудливо расцвеченные солнцем снежные флаги. Только что их не было, и вдруг целая первомайская демонстрация. Кстати, сегодня как раз Первое мая и есть.
- Посмотри, Саня, Токинда как будто машет нам на посошок!
Белый уже считает ступени, выдолбленные при подъёме. на Для заветренного плотного фирна перевала лыжи не годятся, идти можно только по наколотым ледорубом лункам. На мой восторженный вскрик оборачивается, но вместо привычного радостного изумления на его лице отражается беспокойство и, как мне кажется, страх. Санька, стараясь быть спокойным, негромко говорит:
- Алёна, отсюда сдёргивать надо как можно скорей. Флаги твои – совсем не к демонстрации. Это пурга на нас идёт.
Ой! Ты, Ленка, не руковод а дура восторженная! Наконец-то и я вспоминаю, что в любых горах метельные вихри над высотами – первый признак смены погоды. Всеобщее предупреждение: берегись, кто может. Действительно, надо поспешать.
Белый будто читает мои мысли:
- Ты как? Если пойдём без ночёвки, сдюжишь?
Смотрит критически и недоверчиво. Знает: возбуждение на взятом перевале подавляет остальные эмоции. Но усталость от бурёжки по ручью обязательно даст себя знать. Спуски – это помнят все туристы - часто коварнее, чем подъёмы. Хорошо, что здесь, на Севере, есть выгодное преимущество: бесконечный день. Не надо торопится и суетиться, чтобы успеть до заката. Хорошенько отдохнуть – и можно спокойно идти даже в светлой ночи.
Выходя с базы, кроме теплой одежды, перекуса, и верёвок с ледорубом, мы захватили ещё и спальник. Он большой, на троих, но пуховый, лёгкий. В таком, наверное, можно ночевать даже в снегу. Но это на всякий случай. Ночевать в сугробе ни я, ни Белый не жаждем, хочется вернуться сегодня, чтобы порадовать группу успехом на перевале.
- Не топорщись, до озера дотяну. Я тебе руководитель похода четвёртой категории, или кто? – отвечаю бодро. Сама начинаю прикидывать наши с Саней ресурсы. Как ни хорохорься, усталость сказывается, это погано. Мы ведь уже несколько часов без заброса калорий и, главное, без питья. Так, снег жаркими губами похватали. Но если хорошенько перекусить, то силы восстановятся, по знакомой лыжне сбросимся на озеро легко.
- Тогда, Алёнка, жмём под скалы, натопим воды и поедим. Может, потом, до пурги, и успеем отсюда убежать.