Глава пятьдесят третья

ФЕВРАЛЯ, 15-ГО ДНЯ 1917 ГОДА
(П р о д о л ж е н и е)

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ФРЕЙЛИНЫ ИМПЕРАТОРСКОГО ДВОРА Е.А. НАРЫШКИНОЙ - КУРАКИНОЙ:

«Процесс Мануйлова — крупный скандал, в такой атмосфере, где пускают в ход высочайшее повеление (т.е. Григорий) при всяком нарушении закона».

ИЗ ВОЕННОГО ДНЕВНИКА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АНДРЕЯ ВЛАДИМИРОВИЧА:

«15 февраля. Кисловодск
В 5 ч. дня у меня был судебный следователь по особо важным делам при Петроградском окружном суде Середа. Он вел в декабре прошлого года следствие по делу об убийстве Распутина. Потом заболел и приехал сюда лечиться.
Вот, что он мне рассказал по этому, столь нашумевшему делу. Изложу в том порядке, как следствие велось и что выяснило с начального момента. Исходным данным служит показание секретаря Распутина Симановича, который указал, что еще дня четыре до убийства Распутин получил массу предупреждений, что его на днях убьют. Распутин настолько волновался этими сведениями, что его секретарь позвонил министру внутренних дел и в Царское Село, предупреждая о полученных угрозах. Домашние Распутина показали, что около 1 1/4 ночи с 16 на 17 декабря, с черного хода к нему пришел неизвестный, и Распутин сам ему открыл дверь, сказав: «Войди маленький». Под этой кличкой все знали Ф.Юсупова. Дворник, стоявший у ворот, показал, что около того же времени к дому подъехал автомобиль военного типа с парусинной крышей и в нем кроме шофера был господин, который пошел к воротам, и на вопрос дворника, куда он идет, ответил: «К Распутину». Тогда дворник указал ему, как нужно идти, но неизвестный сказал, что знает дорогу, и пошел черным ходом. Шофер обратил на себя внимание богатой одеждой и длинными кожаными перчатками до локтей. После этого Распутин вышел вместе с неизвестным, попросив домашних закрыть черную дверь за ним и не ждать его рано, сказав, что вернется с парадной. Перед этим Распутин позвонил своему секретарю и предупредил его о выезде и сказал, что через час позвонит ему и сообщит № телефона, где он будет. Затем оба вышли, сели в мотор и уехали в направлении Фонтанки. С тех пор Распутина больше живым никто не видел.
Около 2 1/2 часов утра постовой городовой у дома № 61 на Мойке (Министерство внутренних дел) услыхал четыре выстрела, из них три подряд и один немного после. Решив что, что-то неладное творится по ту сторону Мойки, т. к. направление шума выстрелов он определил исходящими из дома № 92 по Мойке, т. е. дома князей Юсуповых, позвонил в участок, предупредив о выстрелах. После этого направился через мостик по ту сторону Мойки, и тут встретил дежурного городового с той стороны, который, стоя на углу Прачечного пер. и Максимилиановской улицы, услыхал один только выстрел, и, в свою очередь, определил, что выстрелы шли с направления Кирки, т. е. по ту сторону Мойки, судя с его направления. На мостике городовые сперва сваливали тут на чужие участки, но потом, городовой юсуповской стороны, повернул к себе и пошел к воротам двора около юсуповского дома и спросил дежурного дворника, кто стрелял. Дворник ответил, что никто не стрелял. Городовой, посмотрев через решетку, увидел на дворе Ф.Юсупова в гимнастерке и его дворецкого, подумав, что это, вероятно, молодой князь баловался, он на всякий случай обошел и остальные дома своего участка и, ничего не заметив подозрительного, пошел обратно на свой пост. В это время дворецкий Юсупова, позвал его, сказав, что молодой князь хочет его видеть, и повел его через парадный подъезд во внутренние комнаты и ввел в кабинет, где у стола сидел Юсупов, а в кресле штатский в чиновничьих погонах действительного статского советника. Этот человек встал, подошел вплотную к городовому и спросил его:
- Ты меня знаешь?
- Никак нет, ваше превосходительство.
- Я - Пуришкевич, член Государственной Думы - слышал обо мне?
- Так точно, ваше превосходительство.
- Распутина знаешь?
- Никак нет, ваше превосходительство.
- Слышал о нем?
- Так точно, слышал, ваше превосходительство.
- Распутин убит, ты - русский человек?
- Так точно, ваше превосходительство.
- Царя и родину любишь?
- Так точно, ваше превосходительство.
- Так пока молчи.
На этом городовой ушел к себе на пост. Он долго думал, что ему делать. Сказать начальству боялся, засмеют. Не сказать нельзя, и решил наутро, после смены сказать одному приставу. Скоро пришел из участка городовой - узнать, в чем дело, но городовой ему сказал, что были слышны выстрелы, но все спокойно. Около 5 ч. утра обходил посты околоточный, но и он ему ничего не сказал о разговоре в кабинете Юсупова, а в 6 ч. утра, после смены, пошел, разбудил пристава, который, обозленный небывалой в практике полиции, чтоб городовой его будил, принял его, но сон улетучился как молния, когда он услыхал версию городового. Пристав, тоже побоявшись недоразумения, позвонил по телефону в участок, где живет Распутин, и спросил дома ли он, и получил ответ, что Распутин еще не возвращался. Сообщил в сыскную [часть], градоначальнику, и вскоре стали поступать сведения, что его нигде не видели, где он обыкновенно бывал, но друзья утешали, что он иногда и по три дня пропадает.
Тем временем, полиция сообщила прокурору, что были слышны выстрелы в доме Юсупова и прокурор вместе со следователем заехали в сыскную полицию взять фотографа и к 9 ч. утра прибыли на двор князя Юсупова. Двор образуется между домами князя Юсупова и князя Орлова и третьим домом в глубине. Снег был расчищен только ближе к дому Юсупова, на котором хорошо виделись следы автомобиля, который въехал во двор, повернулся, остановился около маленькой входной двери в доме Юсупова и выехал обратно.
Осматривая двор, следователь обратил внимание на капли крови, которые имели продолговатую форму, что указывает на то, что капли падали из раненого или убитого, которого несли. Капля, имея инерцию при падении, брызгает в сторону движения. Капли шли от маленькой двери Юсуповского дома во двор. Только что хотел следователь войти в дом искать следы, ему пришли сообщить, чтоб прекратить на время следствие, т. к. знакомые Распутина уверяют, что он, вероятно, где-нибудь закутил, и что пока беспокоиться нет смысла. Перед уходом, он все же взял с собой на случай в банку капли крови, которые оказались человеческой кровью. Это точно определяется особой сывороткой кроликов, и ошибки быть не может. От дома Юсупова прокурор и следователь пошли в сыскную полицию, где было получено указание пока лишь вести полицейское дознание, прекратив на время следствие, в виду того, что нет пока никаких указаний, что Распутин убит или пропал. В это время градоначальник вызвал прокурора к телефону и сообщил ему, что у него был Юсупов и рассказал, что слышанные выстрелы были сделаны Дмитрием Павловичем, который убил собаку. Тогда стали узнавать, действительно ли была убита собака, на что дворецкий Юсупова указал, что собака была убита и зарыта во дворе. Ее откопали и нашли в ней действительно одну огнестрельную рану в сердце. Это было в субботу 17 декабря вечером. Из опроса дежурного дворника дома Юсуповых, мальчика 18 лет, идиота, можно было только установить, что в ту ночь, времени он не мог указать, к дому Юсупова подъехал автомобиль военный, без № и огней; въехал во двор и через 1/4 часа выехал, но дворник в то время чистил снег дальше от ворот ближе к подъезду и не видел, был ли кто в нем кроме шофера. Выстрелы он тоже слышал, но городовому не сказал, когда тот его спросил. Ничего больше он не мог сказать. В этот вечер следователь получил указание не выезжать из столицы и быть наготове. Тем временем полицейское дознание продолжалось.
Сопоставляя время, выходит так. Распутин выехал из квартиры около 1 1/2 часов утра. Выстрелы были слышны в 2 1/2 часа, что точно известно, т. к. в участке записали время, когда городовой дома №61 телефонировал. Автомобиль подъехал к дому Юсупова после прохода городового, обеспокоенного выстрелами, что могло быть 15 - 25 минут после выстрела, значит не ранее 3-х часов, и уехал через четверть часа, по словам дворника, т. е. в 3 1/4 или 3 1/2. Эти сведения имеют свою цену для будущего.
Осталось только недоумение с кровью. Нашли убитую собаку, а кровь на дворе и ступеньках дома Юсупова человеческая.
Все воскресенье 18 декабря следователя не тревожили, и лишь вечером прокурор его вызвал и сообщил, что нашли у Петровского моста ботик, опознанный - Распутина, и предложил ему немедленно начать следствие, но т. к. было поздно, то решили приступить наутро 19 декабря.
К 9 ч. Середа поехал к мосту с фотографом и прибыл, когда уже тело извлекли из воды. Осмотр местности показал. Мотор шедший со стороны города к Крестовскому острову, сперва шел посередине моста и у пятого устоя взял влево к панели. Здесь виднелись пятна крови, и снег на балюстраде против этого места смешан на протяжении около аршина. Судя по пятнам крови, один человек вынимал труп убитого, прислонил к балюстраде, и затем, взяв за ноги, перекинул через перила, но так неудачно, что труп головой ударился об устои, видны следы крови, ботик тут же застрял, а затем труп упал в воду. На трупе была шуба, надетая в накидку и застегнутая на два крючка. К ногам трупа был привязан груз. Это был мешок из тонкой материи, привязанный к ногам и наполненный тяжестью, но материя в воде размокла, груз прорвался и остался один мешок, который, между прочим, послужил уликой против Юсупова, т. к. материя сходилась с обстановкой его квартиры. При падении шуба раскрылась и образовала воздушный колокол. Отсутствие груза способствовало тому, что труп не пошел ко дну, а из полыни прошел течением до края, где шуба, как плывшая, примерзла ко льду, а льдинки, набегавшие сверху, прикрыли труп сверху и образовали корку, к которой он и примерз. Когда его вынули, то руки были скрючены, и помощник начальника речной полиции, большой поклонник Распутина, указал Середе, что покойный умирал, сложа руку для крестного знамения, на что Середа ему заметил, судя по левой руке, что вероятно покойник собирался креститься обеими руками. Но т. к. доктора на месте не оказалось, а труп убирать нельзя, то пришлось прождать около 2-х часов до приезда доктора, а за это время труп окончательно замерз, и о вскрытии не могло быть и речи. Тогда хотели везти труп в ближайший госпиталь, но министр внутренних дел Протопопов, боялся рабочей забастовки (?) и велел отвезти труп в Чесменскую богадельню, куда его и отвезли. Для полного оттаивания трупа требуются сутки, поэтому было решено вскрытие назначить наутро 21 декабря, т. к. только к 9 ч. вечера 20 декабря труп может оттаять, но вечером вскрытие не делается даже при искусственном освещении. Для присутствования на вскрытии было приглашено до 14 лиц, в том числе Косоротов.
20 декабря вечером, т. е. накануне дня, назначенного для вскрытия, министр юстиции Макаров по телефону передает прокурору, что Государь приказал вскрытие произвести сегодня же вечером, т. к. наутро Государь обещал труп выдать родственникам. Прокурор стал протестовать, что теперь поздно, экспертов найти будет нельзя, потом темно, в Чесменской богадельне нет электричества, но все это не имело успеха. Макаров сказал, что он получил категорическое приказание от Государя и надо исполнить. В случае, ежели еще не оттает, то составить о том протокол, и отложить вскрытие на 10 ч. утра, предупредив, что все равно к этому времени трупа они не найдут, т. к. он будет в 8 ч. утра выдан родственникам, о чем они могут составить протокол.
Итак, надо было ехать. Середа поехал на квартиру к Косоротову, который не был дома, а обедал в ресторане «Вена». Тогда Середа взял его лаборанта с инструментами, позвонил в сыскную, чтоб фотограф ехал тоже в богадельню, взяли товарища прокурора и к 9 ч. вечера 20 декабря прибыли в Чесменскую богадельню. Труп был помещен в покойницкую, расположенную в глубине сада. Освещения никакого. Пришлось посылать конных городовых доставать керосиновые лампы у обывателей, на что ушло много времени. С трудом нашли четыре лампы и приступили к вскрытию. На трупе было найдено три огнестрельных раны. По мнению Косоротова, по времени они шли так. Первая сквозная рана вошла с левого бока ниже сердца и вышла с правого бока, пройдя желудок и правую почку, вторая рана в спину пробила правую почку и застряла в спинном хребте, а третья во лбу, но уже во время агонии. От первого выстрела видны следы копоти на рубашке (вышитой) и на лбу, а спинная рана была произведена выстрелом издалека. Судя по ранам, картина рисуется так. Первый выстрел в упор. Распутин убегает, получает вторую [пулю] в спину, падает и во время агонии - третий выстрел в лоб. Из трех пуль одна только застряла. Пуля в оболочке, деформированная, но определить какой системы револьвер нельзя, т. к. подобные пули пригодны для целого ряда револьверов. К 5 ч. утра 22 декабря вскрытие кончилось, и они все уехали. Что сталось с трупом, Середа не знает. Дальнейшее движение следствия тормозилось, как Треповым, так и другими министрами, и Середе не дали произвести осмотр дома Юсупова. После этого он вскоре заболел и выехал в Кисловодск.
Таким образом, следствие положительных результатов не дало, т. е. нет прямых улик, против кого бы то ни было, но все же, по мнению Середы, поведение Юсупова и Пуришкевича малообъяснимо. Почему, например, Пуришкевич ночью объявляет постовому городовому, что Распутин убит. Не скажи он этого, еще долго, вероятно бы, не начали искать Распутина. Показание городового сразу натолкнуло полицию на мысль, а не пропал ли он, в самом деле. Затем Юсупов, как градоначальнику, так и Макарову объяснял выстрелы убийством собаки, но собака убита была одним выстрелом. Затем при начале следствия, в субботу утром, ни дворники, ни лакеи Юсупова о собаке не говорили. Версия о собаке явилась позже, днем в субботу, когда исследование крови доказало, что кровь найденная на дворе не собачья, а человеческая. Затем Юсупов в разговоре с градоначальником говорил, что слышал выстрелы, когда находился в кабинете и спустился в столовую узнать, в чем дело, и застал обеих дам в истерике от выстрелов.
Вряд ли в присутствии дам могло произойти убийство. Кроме того, у Распутина его родственники опознали Юсупова, как в лицо, так и по кличке «маленький». Но все это пока косвенные улики. О приглашении городового в дом Юсупова [последний] ничего не сказал Макарову, и на его вопрос об этом, задумавшись, сказал, что, кажется, был, но не помнит. «А Пуришкевич был?» - спросил Макаров. «Да, был», - ответил Юсупов.
Сопоставляя эти данные, видно, что Юсупов путается сам в показаниях, и во многом повредил себе, ежели он участник в деле. Затем никто не знал, что Дмитрий Павлович был у него. Сам Юсупов рассказал это, в версии, что Дмитрий убил собаку. Он и это мог бы не говорить, тем более, что полиция не знает, кто был в тот вечер у Юсупова.
Остается еще одна вещь гаданная. Ежели убийство произошло в доме Юсупова, в подвальном помещении, где столовая, за двойными зимними рамами, то выстрелы не могли быть слышаны по ту сторону Мойки у дома № 61. Возможно, что убийство произошло в передней при приоткрытых дверях, но это может быть узнано лишь осмотром местности, чего не было сделано по требованию Трепова. В итоге три имени замешано: Дмитрия, Юсупова и Пуришкевича. Но степень их участия не исследована. На днях состоится допрос Пуришкевича, и это может пролить свет.
Вот, почти дословно, что мне передал Середа.
Затем он мне рассказал, как он сам назвал, анекдот с подписями на меню.
В Главном артиллерийском управлении некоторые генералы были заподозрены в крупных денежных делах, в связи с войной и поставками. Не желая подвергать их непосредственному обыску, было решено идти окружным путем, и первым долгом обыскали крупного коммерсанта, который подозревался в даче взяток. Обыск у него показал, между прочим, что он выдавал крупные суммы У.Э. фон Готшу. Тогда Середа решил произвести обыск сам лично в «Астории», где Готш жил, а другой следователь - в Петергофе. Пока он производил обыск в гостинице, его товарищ успел привезти две корзины вещей и сообщил Середе, что нашел крупные улики. Следствие искало с кем был знаком Готш, знал ли он скомпрометированных лиц, а потому всякая мелочь, фотографии с подписями, меню с автографами могла служить доказательством, что он с этими лицами встречался. Середа говорил, что Готш большой балагур, весело отнесся к обыску и охотно давал показания, из коих Середа вынес впечатление, что Готш не причем и форменный нуль, но в петергофских вещах были найдены меню, между прочим, и мои, на которых фигурировала подпись одного подозрительного коммерсанта, но т. к. эта подпись находилась рядом с моей, Середа не мог понять какая тут связь, и сказал Готшу, что всю эту мелочь он ему вернет, ежели он ответит, почему он отрицает знакомство с коммерсантом, когда его подпись, чуть ли не на каждом меню. Готш посмотрел на указанную фамилию и прыснул со смеху. Подозрительная фамилия была «Малкин», уменьшительное М.Ф., которая тождественна с подозрительным коммерсантом Малкин [ым]. Готш тогда вынул целую кучу меню и путем сличения подписей указал на ошибку, которую с очевидностью понял и сам Середа.
Вот что он назвал анекдотом с меню. Анекдот - анекдотом, но сколько могло бы выйти неприятностей. Кроме того, Середа говорил, что на М.Ф. были доносы, что и дало повод внимательно изучить все эти мелочи, к счастью, до обыска не дошло дело, т. к. собранные сведения исключили ее из подозрений. Он еще много характерного рассказывал про дела Главного артиллерийского управления и какое там идет воровство, но все это записать было трудно одним махом. Говорил еще про дела Манасевича-Мануйлова, но это так запутано, что не знаю, смогу ли изложить, постараюсь в другой раз.
Манасевич-Мануйлов (крещеный еврей) привлечен к ответственности за шантаж. Пользуясь, с одной стороны, своим положением секретаря премьер-министра Штюрмера, с другой, неизвестно почему доверием генерала Батюшина, который вел все крупные следствия по злоупотреблениям и шпионажа в тылу Северного фронта и, между прочим, дело Д.Л. Рубинштейна, он пользуясь таким двойным фундаментом, являлся в банки и просто заявлял: «Желаете ли вы попасть вместе с Рубинштейном на скамью подсудимых или нет?» И приводил столь веские доказательства, что от него зависит это выполнить, что банки шли на соглашение. Обратился М.-М. [Манасевич-Мануйлов]к одному богатому коммерсанту, но тот его выгнал. После этого у коммерса нта был произведен обыск по указанию генерала Батюшина, который доверял М.-М. и слушался его советов. Коммерсант был хорошо знаком с Мамонтовым (комиссия прошений), который в свою очередь предупредил директора Департамента полиции генерала Климовича об этом.
После этого М.-М. обратился к директору отделения в Петрограде Соединенного банка Хвостову, племяннику бывшего министра внутренних дел, с тем же предложением или заплатить или сесть с Рубинштейном на скамью подсудимых. М.-М. был знаком с этим Хвостовым, т. к. Хвостов, пользуясь положением М.-М., просил его однажды содействовать проведению директора Соединенного банка Татищева в министры финансов путем пропаганды его финансового гения в газетах как русских, так и заграничных. Но это не выгорело. Таким образом, они друг друга знали. Но Хвостов, не мог сам дать требуемую сумму без разрешения банка, а, кроме того, после своего визита у М.-М., когда М.- М. в виде примера рассказал о высылке банкира из Петрограда, Хвостов в передней редакции «Вечернего времени» встретился именно с этим банкиром и изумленно спросил, когда же он уезжает, и к удивлению узнал, что банкира вовсе не собираются высылать.
Заподозрив что-то неладное со стороны, Хвостов обратился к генералу Климовичу, которого знал по Москве градоначальником, и сказал ему, что одно лицо желает шантажировать его банк. Генерал Климович спросил Хвостова, не М.-М. ли? После этого было решено по совету генерала Климовича устроить засаду. Выдать деньги М.-М., предварительно записав №№ кредитных билетов, а затем его с поличным арестуют. Хвостов съездил в Москву, получил 25 тысяч рублей и однажды привез их М.-М. на квартиру. Когда он ушел, то нагрянула полиция. Происхождение 25 тысяч рублей М.-М.объяснил, что получил их от Хвостова за реабилитацию дяди Хвостова, который, как известно, скомпрометировался в деле покушения на Распутина, каковое покушение было исследовано именно М.-М. Этим следствием М.-М. попал в контры с бывшим своим покровителем Хвостовым, т. к. состоял в то время уже секретарем у Штюрмера и от его имени вел следствие, и должен был обнаружить закулисную работу Хвостова.
Но во время обыска в бумагах М.-М. была найдена статья на французском языке, интервью с Татищевым (директором Соединенного банка), и тогда М.-М. заявил полиции, что он сперва неправильно показал причину получения 25 тысяч рублей, не желая выдавать секрета Татищева, но раз статья найдена, то он не считает себя вправе больше утаивать истину и должен сознаться, что Хвостов передал ему деньги именно за пропаганду за границей кандидатуры Татищева в министры финансов.
Таковы обстоятельства дела, но самое курьезное идет дальше.
На 15 декабря (1916 г.) было назначено судебное заседание, как вдруг накануне министр юстиции получил личную телеграмму от Государя с повелением дело прекратить. Это совершенно не бывалый факт в судебной практике, чтоб дело прекращать перед самым судом. Можно миловать осужденного, можно дело прекратить до предания суду, но перед самым судом - этого еще не бывало. Публика очень интересовалась процессом, и министр юстиции боялся, чтоб публика не узнала о Высочайшем повелении, что скрыть накануне суда очень трудно. Было решено, дабы спасти положение, все же открыть судебное заседание, пустить публику (двери должны были быть закрыты) и затем придраться к неявке одного из свидетелей и заседание отложить. Тем временем, Макаров думал получить от Государя новую инструкцию. Так было сделано.
15 декабря двери были открыты, недоумевавшая публика хлынула в зал. При проверке свидетелей один не явился. Прокурор, который был предупрежден, не нашел возможным слушать дело. Защита Ман.-М., вероятно, тоже знавшая в чем дело, настаивала, как и прокурор, дело слушанием отложить. Представители гражданского суда, ничего не подозревавшие, настаивали, напротив, на слушании дела, а показание не явившегося свидетеля прочесть. Суд вышел совещаться и, конечно, постановил дело слушанием отложить из-за неявки свидетеля. Тем временем Макаров написал доклад по делу и просил аудиенции, но его не приняли, а через несколько дней, 20 декабря, он был уволен. Макаров передал свой доклад перед уходом Трепову, но и Трепов  декабря был уволен.
Теперь, новый министр юстиции снова поставил дело Ман.- М. на очередь и оно должно слушаться во второй половине февраля.
Но пойдет ли дело или опять сорвут в последний момент - неизвестно. Середа, передавая мне все эти подробности, очень волновался, как это можно было дело прекращать, где же, спрашивал он, после этого, гарантия беспристрастного суда, гарантия уголовных законов. Все эти устои, без которых никакое государство существовать не может, так рушат. Но газеты все же напечатали на следующий день, не то, что дело было отложено, а именно, что прекращено. Вероятно, сам Ман.-Ман. позаботился об этом.
Все эти мелочи очень характерны для понятия того настроения, которое царило всюду в декабре прошлого года. События чередовались с головокружительной быстротой, чуть ли ни день за днем. Отмечу еще из того, что говорил мне Середа, некоторые мелочи.
Распутина весь день охраняли два агента охраны, но ночью они не дежурили и даже накануне убийства Распутина, несмотря на то, что его секретарь Симанович предупредил об опасности, грозящей Распутину, агентов ночью не было, чем и объясняется, что след Распутина сразу пропал.
Распутин всегда предупреждал Симановича, по какому телефону его можно найти ночью в случае надобности.
На Распутине в день убийства была знаменитая рубашка с богатыми вышивками, о которой столько говорили.
Назначение вскрытия до срока и вдобавок ночью, по Высочайшему повелению, Середа думает, было сделано с целью, вызвать невозможность вскрытия, чего добивались очень знакомые и родственники Распутина. Во время вскрытия они все во главе с Головиной прибыли в Чесменскую богадельню, и все порывались в покойницкую, желая отслужить панихиду и тем помешать вскрытию. Но их не пустили к великому их отчаянию. Куда было затем увезено тело Середа не знает. Родственники не желали вскрытия, чтоб старца не потрошили, но им не удалось избежать этой печальной формальности.
К сожалению, показания Середы есть лишь одностороннее освещение дела. Несомненно, параллельно велось дознание департамента полиции, и их сведения должны быть полнее. Вероятно, высшие власти не желали, чтоб судебные органы слишком далеко зашли в своем следствии и оттеснили их в сторону.
Середа говорил, что во время следствия Николай Михайлович попросил заехать к нему прокурора [Судебной] Палаты Завадского. Тот обрадовался, думая найти у Николая Михайловича новые данные по делу, был разочарован, т. к. Николай Михайлович меньше его знал о деле.
В заключении Середа мне сказал, что он много видел преступлений умных и глупых, но такого бестолкового поведения соучастников, как в данном деле, он не видел за всю свою практику. Ежели они решили выдумать легенду для отвода глаз, то ее следовало бы разработать детально и всем держаться того же, а не говорить все разное.
Ежели в будущем узнаю что-либо новое по делу, то запишу как исторический интерес.
Теперь запишу то, что мне говорил генерал Бернов Евгений Иванович со слов бакинского градоначальника. Когда Дмитрий прибыл в Баку, он должен был в тот же день на пароходе идти в Ензела, но, увидев бурное море, отказался продолжать путешествие, сказав: «Не могу» и заплакав. Он уехал только через два дня, и в это время из Петрограда сыпались шифрованные депеши одна за другой. О роли флигель-адъютанта Кутайсова, во всем этом деле, пока никто ничего не говорит.

Д е л о  М а н а с е в и ч а - М а н у й л о в а.
Сегодня этот тесный «большой зал» окружного суда является как бы экраном, по которому проходят в причудливом беспорядке герои последнего времени. От них никуда не уйдешь. И никак их не расставишь по званиям и рангам. Даже в списке свидетелей следуют один за другим: № 20 - сенатор Климович Евгений Константинович, № 21 -Шкаф, Маркус-Давыдов.
Тот самый Шкаф, о высылке которого Мануйлов так убедительно рассказывал И.С. Хвостову, и который минут через 20 встретился Хвостову на улице целым и невредимым...
И далее:
...признает ли себя виновным Манасевич-Мануйлов в том, что он, уверив товарища директора Московского соединенного банка С.И. Хвостова, что он, Мануйлов, состоит членом комиссии для обследования деятельности кредитных учреждений, что в этой комиссии производится дело о неправильных действиях соединенного банка и что по этому делу представителям банка угрожают обыск и аресты, - он же за вознаграждение может воздействовать на комиссию в смысле избавления банка от всех неприятностей, похитил у названного Хвостова «свыше 300 рублей?» (как известно речь идет о 25 000 руб.).
На все эти вопросы Манасевич-Мануйлов с экспрессией отвечает: «Нет и нет». Рейхерт, который не может говорить, т. к. ему сделана серьезная операция, делает энергичные отрицательные жесты».