Sabotazek Глава 4

Диего Диковинный – древняя варварша, первая варварша-трансгендер. Как она произошла? – Очень просто. Гертруда (так звали Диего до смены пола) безмятежно проживала на землях нынешней Германии в неустановленном веке до н.э., была культурно недоразвита в угоду физическим навыкам. В походе на кельтов – свалилась в Ла-Манш, долго барахталась, но затонула, впав в анабиоз. Подводными течениями и тремя дельфинами настигла берегов Антарктиды, где заледенела, в сохранность внутренним биологическим процессам. Была обнаружена во время экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева, которые доставили «ледяную бабищу» в Россию, где находку поместили под гриф «сов;ршенно с;кр;тно». Дальнейшая информация о Гертруде пропадает вплоть до конца 20-х годов XXI века, когда её обнаружили на родине – в Германии, в оттаявшем и полоумном состоянии. С годами экс-варварша адаптировалась к современности, приняла факт своего путешествия во времени, побывала на десятках шоу и интервью, отстояла права женщин, после чего решила наглядно посодействовать иным популярным тенденциям эпохи, сменив имя, парфюм и пол.

Диего Диоптрий – фанатичный офтальмолог, тёзка Диеги Диковинного. Родился с хлипкими зенками вследствие чего установил себе цель узреть мир во всей его чёткости и красках. Долгое время искал панацею и был очень рад, когда её обнаружил. Колол препарат в течение двух недель и обрёл совершеннейшее зрение. Диего Диоптрий взрастил мощь своих очей в три миллиарда раз, благодаря чему зазырил микромир: атомы, протоны, электроны, кварки и струны; а также все края макромира: далёкие галактики, отдельные звёзды внутри них, планеты этих звёзд, их рельеф и обитателей. Диего Диоптрий созерцал ультрафиолет и инфракрасное излучение, наблюдал тёмную материю во всей её темноте, описывал то что видит научным сотрудникам, потрясая их воображение и картину мира. Наконец, астрономы умолили его рассказать, что находится за рубежом наблюдаемой Вселенной. Диего Диоптрий прищурился, и...

Диего Династия – alive ископаемое, метаисторический персонаж, тёзка Диеги Диковинного и Диеги Диоптрия. Воспроизвёлся на свет экземпляром перспективного примата в семье, стартанувшей антропогенез. Его папаша был гением обезьяннего мира, поскольку некогда отличился, осознав своим мозгом, что у палок есть прикладное применение, и если объять одну из них хватательной конечностью – можно на изях урабатывать сородичей. Так и было сделано. Дочурка бати, сестра Диеги, воплощала собой порок зависти: она, в погоне за лаврами и почётом, надеясь вознестись в бибизянней иерархии и устроить себе лютое реноме, схватила округлённую каменюку и в яростном аффекте принялась ей массажировать скалу. Наконец, получила зубило. Стащив в полуночь у батеньки его палку-молотилку, девчюля припендерила к ней своё остриё и принудила отца к отречению от власти. Теперь она стала единоличным автократом обезьяннего общества и тотчас же возвела институт рабства, что легонько шокировало её мамашу, которая, зызырив как дочурка полетела от славы и могущества, затеяла её хорошенечко опрокинуть.

Так был разработан рецепт первого переворота:
1. Поднять булыжники в количестве 2 шт.
2. Свести их в интимную близость, растирать до первой искорки.
3. Получить колоссальный пожар в саванне и миграцию обезьян на север.

Диего, ещё безымянный и обросший питек, наблюдает за интенсивными метаморфозами, снизошедшими на анархо-примитивистскую идиллию вопреки покою, и ничё не соображает. ХЛАБЫСЬ! – Чувствует чью-то лапу на плече, оборачивается: братец прислонил ручёнку, да диковинные звуки из пасти своей испускает: «Пошла движуха) Щас пара лямов лет – мы пипелсы)) Спиняки выровнять осталось, челюги вправить, да на задние лапули встать – и всё, готово) Будем ходить такие важные типа, а львы и тигрики шугаться станут. Короч, не обессудь момент, братюня, ты фиксируй... Це beggining of civilization!..» Диего тогда не воспринял этот набор звучных фонем и ринулся восвояси, надеясь укрыться в родной пещере от новаций, реформ и прогресса. Прибытие туда, однако, явило собой психотравму: Диего застал свою низвергнутую сестрёнку за ожесточённым сдиранием шерсти по всему телу, исключая башку, где легонечко оставались патлы. Сюда же подоспел братюня, оперативно прокомментировавший ситуацию: «Сестрён, ну ты конечно исполняешь)) Ваще нормас идейка, прорывная, креативная, я бы даже сказал дизайнерская, но ты чутка прикройся что ли, не то нудисткой первой станешь, а оно тебе надо?!?!?)))» Сестра в тот день не поняла слов брата, как и никто его не понимал, однако спустя время она вспомнила ту предостерегающую реплику и по достоинству оценила её, но уже почиталась всеми нудистами мира как идол. Диего же стал основателем государства. Его семья заправляла множеством стран во все периоды людской истории. Короновался каждый, кроме папеньки: тот исчез ещё в процессе эволюции, застряв в бибизянней натуре; человека из него не вышло, но чистокровный австралопитек – вполне. Вы спросите, как сия семья уничтожила понятие срока годности? – Я отвечу: народная медицина и космическая диета... В XIX веке у Диего Династии, носившего в ту эпоху фамилию Дарвин, уродился сынок, которого назвали Чарльз.

Диего Дилинь – тёзка Диеги Диковинного, Диеги Диоптрия и Диеги Династии. Глупый и тупой, дебильный человек. Увязался за остальными и шастает. Быть может, это просто от неопыта: самый молодой всё-таки, два месяца отроду.

Диего Ларский – самый необычный Диега, радикально отличающийся от других. Индивидуалист, нонконформист, оригинал и подлинник. Иного не сказать – особенный.

Они – члены подпольного кружка «5 ДИЕГ», объединённые целью спихнуть Реформала Республики Неорусь – Хю Джмэкмэна, а по совместительству – герои книги последнего, где писаны его мечтания. Сам же Хю Джмэкмэн – тот ещё еврей… А также логопед, интеллигент и негодяй. Он входит в «Sabotazek» – тайную революционную группировку, которой руководит Виссарион Пивняев, имеющий репутацию домохозяина и террориста, а также жуткого человека, ужасного и страшного, иными словами – чудовища, чьи ключевые подданные тоже «хороши»: это Назар Кавришкин – националист води, хронически пафосен и печален; Ричи Мурлыка – новичок, чьё лицо сокрыто маской; Зигмунд Бяв – фашист, сквернослов, эпилептик, предприниматель и аутист. В реальности, данной нам в воображении, Хю Джмэкмэн, подобно соратникам, пылает жаждой власти, ввиду чего нацелен ликвидировать подлинного Неорусского Реформала – Андрея Алмазова.

Июнь, стык субботы и воскресенья – четверг. 20:43:79. Виссарион Пивняев знакомит кружок с его загадочным неофитом – Ричи Мурлыкой.

– Кто это!? – коллективно озадачились Назар Кавришкин, Зигмунд Бяв и Хю Джмэкмэн, глядя на их нового коллегу в маске.

– Это – Ричи Мурлыка. Он теперь с нами. Он дал гарантии, что поможет, и оплатил нынешний раут, – сидя в роскошном ресторане лампового квартала обольстительного Бригеона пояснил Виссарион Пивняев.

– Правильно рассудил ваш лидер, шавки! Я – Ричи Мурлыка! Я – круче вас всех, я – свергаю власть в прямом эфире и реальном времени, вы же – просто смотрите! Вы – сторонние наблюдатели, я – Ричи Мурлыка! Я – творю историю, вы – в ней обитаете. Я – созидатель, вы – паразиты! Все, кроме вашего лидера, шавки, все, кроме Пивняева! Я – Ричи Мурлыка, Пивняев – ваш лидер, вы – наш ресурс!

– МНЕ ТЫ НЕ НРАВИШЬСЯ! – заревел Зигмунд Бяв. – Пусть новенький снимет маску, я хочу поглазеть в его трусливые глаза!

– Аут, аутист! – покрыл Ричи Мурлыка. – Я не сниму маску. Я – Ричи Мурлыка, маска – мой атрибут! Маска, костюм – мой образ, образ – мой облик, облик – моя мораль, мораль – мой стиль, стиль – мой спутник! Я на особенных правах в «Sabotazek'e», я – запускаю действие, я – его олицетворяю. Так что молчать, грязный Бяв, молчать и слушаться! Я – Ричи Мурлыка, я – отдаю приказ, ты – грязный Бяв, ты – его исполняешь!

– Не хорохорься, Мурлыка, – вмешался Виссарион Пивняев, – сохраняй уважение. У нас только так, не иначе. Мы соратники.

– Пусть Бяв повинуется! – скандировал Ричи Мурлыка. – Мне, для дисциплины, для продуктивной работы на нашу цель, для борьбы и для сражения, нужен контроль и рабы! Я – Ричи Мурлыка, я – контроль! «Sabotazek» – объект контроля, его сабжи – мои рабы!

Своими речами Ричи Мурлыка пробудил гнев и ярость буквально каждого. Все набросились его избивать и лупить, мутузить, покушаться на жизнь, здоровье и моральное благополучие, однако Ричи Мурлыка достал огнемёт, чем отпугнул от себя рассерженных коллег.

– Хорошо, я буду сдержан. Я – Ричи Мурлыка, я – сдержан. Вы – повстанцы, я – сдержан.

– Перестань напоминать, что ты Ричи Мурлыка! – закричал Назар Кавришкин. – Мы знаем это! Мы, Назар Кавришкин, Виссарион Пивняев, Зигмунд Бяв и третий, мы знаем, что ты – Ричи Мурлыка! У меня голова от него болит, Виссарион! Шамиль Бекмансуров, покинувший нас, мне нравился больше!

– Бекмансуров – тупик, я – прогресс. Тупик – Бекмансуров, прогресс – Мурлыка.

Сначала Ричи Мурлыка побуждал к себе исключительно ненависть, он казался крайне заносчивым и самолюбивым типом, чью гордыню и ЧСВ явно следует опрокинуть. Однако, постепенно новый член команды снискал подход к коллегам. Он обещал взрастить огневую мощь «Sabotazek'a» и лично Назара Кавришкина в миллионы раз. Он говорил красиво, его слова обжигали, их звук прокалывал кожу и убеждал мозг. Хю Джмэкмэн зауважал Мурлыку когда узнал его секрет: оказывается, новый член кружка – солист и основатель самого таинственного psychodelic-postpunk estradacore-shoegaze ансамбля «Два билета на кобыльи роды», а это любимые исполнители Джмэкмэна, и обладая столь чужой конфиденциальной информацией – он приготовился использовать её для гнусного шантажа, но вспомнив Казюль Иваныча, образумился. Зигмунд Бява Ричи Мурлыка чем-то пичкал и накачивал; вся эта бадяга загоняла в угол любое проявление аутизма и эпилепсии, а также пробуждала способность телекинеза. Пивняев же возлюбил Мурлыку в процессе летучки намедни первой серьёзной акции кружка...

Кареглазый вечер пятницы, июль, 20:00. Арендованный специально для собрания дом с великолепным палисадником и ухоженным газоном, на чердаке которого наверняка отсутствуют неживые люди.

– Алиаты! – Завизжал Виссарион Пивняев. – Наша мета – абдикация благовидного любимича-гордияна Алмазова. Я – таки аншеф, Мурлыка – наш маниль, да в машке! Выступим безпроторно, абие звона, и не допустим кризы! Коли утаиваете малконтент – гласите.

– Я ничё не понял, – изрёк Назар Кавришкин, но был проигнорирован.

– Команда! – взвыл Ричи Мурлыка, вскочив на трибуну. – Довольно пафосных речей! Я зазываю вас распахнуть дверь этого душного помещения и выпархнуть наружу, яки птицы из гнезда! Ну, или, рыбы какие-то... Из реки они типа лезут... На воздух... В реке же его мало, вот и лезут… Наружу рыбы..... Ладно, забудьте! Выметайтесь прочь! Пошли вон! Все должны выйти, пожарная тревога, хим.атака, бомбардировка, потоп!!!

Виссарион Пивняев, признаться, испужался, при этом сознавая, что реплика Ричи Мурлыки есть подводка к чему-то грандиозному. Он отворил дверь и не поверил своим глазам.

– Это – штурмовой отряд «Sabotazek'a», моя личная армия, которую я одалживаю. Я – Ричи Мурлыка, я – одалживаю.

Перед Назаром Кавришкиным, Хю Джмэкмэном, Зигмунд Бявом, простиралось несколько шеренг, облачённых в чёрные плащи, со штыками и автоматами. Виссарион Пивняев пустил слезу: до этого момента, в своём Иде, в бессознательном, он едва ли верил в бунтовское предприятие, а теперь – уверовал сполна. Он разительно спрыгнул с крыльца и стал обходить свою задолженность. Виссарион пристально вглядывался в глаза каждого штурмовика; кому-то жал руку, кого-то хлопал по плечу, кого-то – по щеке; кому-то задавал вопрос, кому-то наливал, с кем-то пританцовывал, с кем-то приплясывал; иногда – непроизвольно вскидывал руку, иногда – невольно подпрыгивал, иногда – незначительно покашливал.

«На следующей неделе, – завёл Виссарион, – на следующей неделе мы спихнём Алмазова! Этого самовлюблённого нарцисса, рефора и стилягу, этого романтика и новатора, этого гения! И всё для чего? Чтобы встать на его место, навести свои порядки, расплодить коррупцию и беззаконие, возвести диктат и тиранию, развязать миллионы войн, на коих можно нажиться! Мы – прагматики доступных радостей, мы – бенефициары сокровищ, которым не способны найти талантливого применения! Мы – люди скуки и серости, безынициативные и тлеющие! И Неорусь мы обратим в оное!» – с азартом декламировал Виссарион Пивняев, после чего снискал на себе взоры ужаса и тотального несогласия. До этого он явно не сознавал, что мысли принимают форму слов и выстреливают изо рта. «Вернее... За Великую и Прекрасную Неорусь без самодурства!» – подытожил Пивняев и словил неистовые аплодисменты.