Шоковая

   Варя озабоченно стругала салат, споро шинкуя огурцы тоненькими кружочками. Руки её быстро мелькали в воздухе, сливаясь в смутную радужную параболу. Дробный стук ножа по доске перерастал из синкопы в стаккато, и огурец уже потерял свою упругую целостность, когда Варя тоненько взвизгнула и отбросила нож.

   Из глубокого пореза на указательном пальце сочилась кровь. Алые капли окрасили ломтики огурца, и они стали странно розовыми. Варя заплакала и смахнула розовые кружочки в мусорное ведро.         

   Что же теперь делать? Она в панике металась по кухне, разыскивая бинт по всем шкафам. Бинт не нашла и забинтовала палец чистым кухонным полотенцем. Наверное, зашивать надо. Слишком глубокий порез. К хирургу надо идти. Но за окном уже ночь. В больницу нужно ехать. Варя позвонила в скорую.

   Через полчаса приехала уставшая от вызовов и очумевшая от больных бригада медиков. Палец быстренько перебинтовали и Варю увезли в больницу. Не до неё было. Ковид свирепствовал. Больных было сотни. Не успевали выезжать на вызовы. Дали ей направление к хирургу и оставили в приёмном покое.

   Варя уныло направилась к нужному кабинету. Вдоль стен выстроилась длиннющая очередь. Кто сидел, кто стоял, кто ходил по бесконечному коридору, маясь от долгого ожидания. Были здесь пьяные мужики с разбитыми мордами, бабушки со сломанными руками и ногами, и молодые парни и девушки с разными травмами, жизнерадостные и смешливые, несмотря на нудную боль и глубокую ночь.

- И чему радуется эта глупая молодёжь? – грустно удивилась Варя и затосковала.

   А потом и вовсе впала в чёрную меланхолию, перемежающуюся зелёной суконной тоской. Сидеть в очереди всю ночь! Какая тоска! И зачем она порезалась? Спала бы сейчас дома без задних ног. Какой сегодня неудачный день! Да и жизнь не удалась…

   Начать хотя бы с имени. Варя ненавидела своё имя. Она считала, что имя это происходит от слова «варвары». В раннем детстве мама из окна звала дочку с детской площадки:

- Варвара! Домой!

   И маленькая Варя вздрагивала и тут же начинала яростно лупить детей в песочнице лопаткой по голове. В садике и школе она вела себя воистину по-варварски, полностью оправдывая своё имя. Дралась с мальчишками, лупила девчонок, таскала их за косы, с рёвом отказывалась ходить в садик и прогуливала уроки в школе, сбегая в кино или слоняясь по улицам. Училась на тройки, хамила учителям, дерзила маме и воровала сигареты у папы. Словом, оторва, а не девчонка.

   Когда подросла, Варя, как ни странно, не связалась с плохой компанией, а, наоборот, ударилась в другую крайность – запоем стала читать книги ночами напролёт, до самого рассвета. Утром вставать было неохота, учиться тоже. Варя забросила учёбу и перестала ходить в школу. Совсем. Никто не мог её заставить посещать уроки – ни отчаявшиеся родители, ни учителя, ни завуч, ни родительский комитет.  Даже директор не смог её уговорить. Варя пропустила целый учебный год. Но добрый директор не стал её оставлять на второй год, а разрешил учиться на дому и сдавать зачёты.

   Варя прочитала всю огромную домашнюю библиотеку, всю школьную и перешла на городскую. Но к концу учебного года забросила чтение, сдала все зачёты и всё лето гоняла по улицам города на велосипеде. Похудела, постройнела, похорошела. Выросла, повзрослела. Из рыжей упрямой девчонки превратилась в красивую сильную девушку с золотыми кудряшками и озорными синими глазами.         

   Через год Варя успешно сдала экзамены и поступила в педагогический вуз на факультет физической культуры. После института пошла работать в школу учителем физкультуры. Физкультура была единственным предметом в школе, который она любила. Но детей она не любила. Маленьких она называла мартышками, больших – макаками, а старшеклассников – гамадрилами.

   Однажды она оговорилась и назвала десятиклассников гардемаринами:

- Ну, гардемарины, вперёд! Три круга вокруг школы!

   И они её здорово зауважали. Промчались три круга галопом, как скаковые лошади, обогнав ворон в полёте и дворника дядю Васю на мотоцикле. Варя была в шоке. Она воспряла духом и стала относиться к детям терпимее, не с любовью, конечно, но по-дружески. И перестала называть их обезьянами. Старшеклассников она теперь называла гардемаринами, маленьких детей гвардейцами, больших – мушкетёрами. У них даже братство образовалось. Братство синих полосатиков. Физкультурная форма у них была синяя в белую полосочку.

   Но уже в начале апреля Варя затосковала. Ковид косил людей по всему миру. Детские сады и школы все закрыли. Школьники обучались дистанционно – дома, по компьютеру. А какая может быть физкультура по компьютеру? Варе пришлось разработать специальную программу для занятий дистанционно. Но это было безумно скучно – наблюдать по компьютеру, как школьники занимаются гимнастикой дома.

   Наступили майские праздники. Приближалось лето. Впереди – длинные, как жизнь, летние каникулы. Целых три месяца. И ещё неизвестно, откроют ли школы в сентябре… Её родители-пенсионеры ещё в начале апреля уехали жить на дачу, до самого октября. Дети разъедутся кто куда – кто на море к тётке, кто в санаторий, кто в деревню к бабушке. А Варя останется одна. Скучища! Тоска зелёная…

   Парень Вари, Костя-моряк, помощник капитана на сухогрузе «Заря», накануне ушёл в плавание на полгода к жарким африканским берегам. Сухогруз плыл с большим гуманитарным грузом продуктов, воды и медикаментов для голодающих и засушливых стран Африки.  И Варя совсем впала в депрессию. Не спасали даже друзья. Подруги уже все были замужем, семья, дети и быт захлестнули их с головой. Друзья-мужчины намекали на романтические отношения, что Варю совсем не устраивало. Она ждала Костю. И тягостное ожидание не давало ей жить полной жизнью. Ехать на дачу ей не хотелось. Там родители заставят её пахать на огороде. В буквальном смысле – распахивать грядки и сажать огурцы и помидоры. А ехать летом в санаторий без Кости Варя не хотела. Да и санатории теперь перепрофилировали – там отбывали карантин после поездок за рубеж. А потом и вовсе превратили все санатории и дома отдыха в больницы для ковидных больных. А турбазы и детские летние лагеря закрыли.

   Длинные майские праздники ещё только начинались, а Варя уже заскучала. А тут ещё эта беда… Угораздило же её порезать палец именно накануне Первого мая! Теперь все праздники насмарку… И Варя тихо заплакала от обиды и боли. Настроение упало окончательно, в душу медленно закрадывались отчаяние и смятение. И уже не было ни сил, ни желания жить дальше.

   И в этот момент прямо напротив неё дверь с надписью «Шоковая» приоткрылась, и Варя увидела в щель страшную картину: на кушетке лежала пожилая женщина, прикрытая до пояса белой простынёй.  Лицо у неё было мертвенно-бледным, восковым. И сама она была похожа на восковую безжизненную куклу. Рот и нос её покрывала прозрачная кислородная маска с длинной гофрированной трубкой. А молоденькая медсестра рядом ритмично нажимала на резиновую грушу на конце трубки, в такт своему дыханию: раз-два, раз-два, раз-два. Качала воздух в лёгкие. А вокруг суетились врачи, пытаясь вернуть женщину к жизни. Двое врачей поочерёдно делали ей прямой массаж сердца, обливаясь потом. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… в такт сердечному ритму. Наконец, они бросили это бесполезное занятие и приложили к груди женщины железные пластины с ручками и с кудрявыми проводами, тут же поднимая их снова вверх: раз… раз… раз… Это был дефибриллятор. Врачи пытались запустить остановившееся сердце разрядом электрического тока.

- Разряд! Ещё разряд! Ещё! И ещё! Всё! Запустили!

   Врачи отключили дефибриллятор и устало вытерли пот со лба. И тут же снова засуетились, подключая аппаратуру жизнеобеспечения.
   

   Медсестра бросила взгляд на Варю и вежливо попросила:

- Закройте дверь, пожалуйста!

   Варя подошла к двери и закрыла её, в ужасе осознавая: «Теперь понятно, почему эта комната называется «Шоковая»! Человек, который сюда заглянет и увидит эту жуткую картину, испытает глубокий шок, огромное потрясение. Как от большого разряда током! Как от дефибриллятора…»

   И Варя снова заплакала. Но теперь уже не от жалости к себе. А от бесконечной, беспредельной жалости к этой несчастной старушке. Ей хотелось самой стоять рядом с ней и ритмично сжимать резиновую грушу, качая воздух в лёгкие в такт своему дыханию: раз-два, раз-два, раз-два. Лишь бы это помогло.  Лишь бы она задышала, ожила…

   «Господи! – взмолилась Варя, - Помоги этой бедной женщине!   Спаси и сохрани её! Больше ни о чём не прошу…». Она уже забыла о своих мелких бедах и зелёной тоске. Она отчаянно хотела только одного – чтобы ожила эта пожилая женщина. Пусть живёт! Долго и счастливо. Пусть будет здорова!

- Живи! Дыши! Дыши! – шептала в отчаянии Варя.

   И горячие слёзы текли по её опечаленному лицу, как будто она оплакивала родную душу…

   В этот момент дверь снова приоткрылась, и Варя увидела, что пожилой женщины там уже нет. Её увезли в реанимацию через другую дверь.

  Медсестра вышла из комнаты, закрыла дверь, и к ней сразу же подбежали испуганные парень и девушка – дети старушки.

- Сама она не дышит: за неё дышит аппарат искусственной вентиляции лёгких, - серьёзно сказала медсестра, - Это ковид. Двусторонняя пневмония. К ней сейчас нельзя. Она в реанимации. Посещения там запрещены. Передачи тоже. Кормить её будут искусственно. Состояние тяжёлое. Крепитесь! А лучше молитесь… Будем надеяться на лучшее…

   Парень с девушкой молча кивали, стараясь не расплакаться и сжимая кулаки от отчаяния. А потом крепко взялись за руки и медленно вышли из больницы, шатаясь от горя. Они всё поняли. Надежды было мало. Очень мало…

   Варя проводила их взглядом и сердце её сжалось от жалости к ним. «Боже мой! Какое несчастье! Вот беда-то… Хоть бы она выжила! Ради детей…». И все её маленькие беды и несчастья мгновенно улетучились. Даже следа не осталось.

   Наконец подошла её очередь, ей обработали руку, зашили порез, забинтовали палец и отправили домой. Нет времени на такие пустяки. Всю ночь везли и везли ковидных больных. Вся больница была переполнена. Все больницы. Во всём городе. Даже инфекционные, онкологические и хирургические корпуса. Под госпиталь для ковидных больных переоборудовали большой выставочный павильон. Беда витала над городом и над всей страной. Да и над миром.
   
  Варя выскочила из больницы и бессильно присела на лавочку. Хотела было вызвать такси, но передумала. Автобусы ещё не ходили, было раннее-раннее утро, часа четыре. И Варя решила пойти домой пешком, хотя было далеко. Ей нужно было прогуляться, привести свои мысли в порядок, успокоить душу. Слишком сильным было потрясение.

   Вокруг больницы росли густые кусты сирени, которая только что расцвела этим утром. Весна была тёплой, как лето, апрель был жарким, как июнь. И май обещал быть ещё жарче. Свежая сирень пахла нежно и сладко, как ваниль. Великолепные распустившиеся гроздья, белые, розовые, сиреневые и фиолетовые, цвели торжественно и пышно, не обращая никакого внимания на беды и болезни за стенами больницы. Здесь была другая, прекрасная жизнь, полная радости и счастья.

   Варя любовалась чудесной сиренью и плакала. Но уже от счастья. Она жива! Она живёт! Она дышит! Она может дышать сама! Дышать свежим утренним воздухом, любоваться сиренью, синим небом, наслаждаться молодостью и весною и жить, жить, жить. Ей хотелось кричать от счастья, ей больно было от великой, всепоглощающей радости бытия. Господи! Как же ей не стыдно? Думала Варя. Она может жить, но не хотела. А эта женщина хочет жить, но не может… Даже дышать не может. Как же это несправедливо! И Варя устыдилась своей недавней депрессии. Все её близкие живы-здоровы, чего же ей ещё надо?.. Она молодая, здоровая, умная, сильная, красивая девушка. Радоваться должна! А не печалиться…

- Всех нытиков надо водить на экскурсию в больницу и показывать им страшную картину в щель приоткрытой двери с надписью «Шоковая»… – думала Варя.

   Она встала со скамейки, потянулась, как кошка, и не спеша направилась домой. Ярко светило доброе лучистое солнышко, звонко щебетали утренние пташки, и над головой проносились белые пушистые облачка. Небо было синее-синее, как мечта. А трава – зелёная, как изумруд. Мир был прекрасен, как никогда.

   Варя неторопливо шагала вдоль дороги, щурилась на солнце и тихонько напевала любимую Костину песню:

- Я вам не скажу про всю Одессу,
  Вся Одесса слишком велика,
  Но и Молдаванка, и Перессы
  Обожают Костю-моряка!

   Ласковое солнышко высушило её слёзы, и Варя улыбалась своим мыслям, новому дню, душистой сирени, растущей в парке неподалёку, утренней свежести и тёплому нежному ветерку. Всё будет хорошо!

- Поеду-ка я на дачу! – внезапно решила Варя, - Сегодня Первомай! Отпразднуем с родителями на даче. Привезу им вкусняшки, шампанское.  Я ещё успею. Дача рядышком, полчаса на электричке.  Демонстрацию отменили из-за ковида. Жалко, конечно… Но мы просто прогуляемся по лесу. Украсим дом. Шариками. И цветами. Выпьем шампанского.

   И она с улыбкой вспомнила самые счастливые мгновения своего детства: она сидит на плечах у папы и машет разноцветными шариками на палочке и ветками с бумажными цветами яблони. Папа временами подскакивает, как конь в галопе, и ржёт, как молодой жеребец. Варя тоже подскакивает у него на плечах и радостно хохочет, крепко обхватив папину шею. Мама весело смеётся и целует папу в колючую щёку. Молодые, счастливые, смеющиеся родители. И такие же счастливые лица вокруг. Это Первомай. Первомайская демонстрация. Кругом большие и маленькие флаги, цветные шарики, бумажные цветы на палочках. Музыка, смех и радость. И всегда – солнце, никогда не было дождя на Первое мая. Говорят, специальные пушки стреляют в тучи и разгоняют их, если они есть. Как давно это было! А, кажется, совсем недавно. Как будто вчера.

   Варя вызвала такси и помчалась домой за вещами и продуктами. Быстренько собрала свои вещи, сгребла всё съедобное, что было в холодильнике и шкафчиках, захватила шампанское и пачку шариков, оставшихся после дня рождения, вызвала такси и поехала на вокзал. Электрички ходят часто, через каждые пятнадцать минут. Она успеет. Сколько лет они не праздновали Первомай? Много… С детства. Надо наверстать упущенное. Нужно позвонить родителям!

- Мама, папа! Я еду к вам! – весело кричала Варя в телефонную трубку.

- Что случилось? – испугалась мама спросонья.

- Сегодня Первомай! Забыли? Совсем закопались в своих грядках! Буди папу! Я уже еду! Отпразднуем, прогуляемся в лесу, выпьем шампанского.  Я тоже там с вами поживу. До сентября. А, может, и до октября. Пока Костя не вернётся из плавания. Помогу вам копать-сажать.

- Ты уволилась? – ещё больше испугалась мама, - Или тебя уволили?

- Нет! – засмеялась Варя, - Школьников перевели на дистанционное обучение. Давно уже. Ещё с начала апреля. Разве я вам не говорила? Я их теперь по компьютеру обучаю. Везу на дачу планшет.

- Физкультура по компьютеру? – удивилась мама, - Как это? А разве так можно?

- Можно, можно! – успокоила её Варя, - Они дома гимнастику делают по моей программе. Только каната нет, шведской стенки и «козла».

- Какого козла? – поразилась мама, - Зачем им козёл? А-а, этот «козёл»…

- Мама, ты смешная! – расхохоталась Варя, -  Всё! Подъезжаю! Встречайте!

   Электричка замедлила ход, мимо проносились зелёные изумрудные поля в жёлтых звёздочках одуванчиков, леса, ещё прозрачные, одетые в светло-салатовую первую листву, мелькала цветущая черёмуха в белой пышной фате, кусты разноцветной махровой сирени на станции и яркие цветы на клумбах. Поезд остановился, и Варя спрыгнула с подножки на перрон. Как давно она тут не была? Давно. С прошлого года.

   Первым, кто её встретил, был их сиамский кот Васька – летом он тоже жил на даче с родителями. Кот сидел на заборе соседней дачи и караулил кошку Анфису, шикарную персидскую красавицу, белую, как снег. Увидев Варю, он с радостным воем спрыгнул ей на плечи. Синие, как небо, глаза его лучились радостью нежданной встречи. 

- Соскучился, поросёнок! – ласково погладила его Варя и посадила себе под кофту – чтобы опять не сбежал к соседям. И понесла беглеца домой.

- Варя, доченька! – открыла калитку мама. И горько всплакнула.

- Мама! Ты чего? – улыбнулась Варя, - Я же приехала! Соскучилась по вам с папой. А где он? Спит ещё?

- Да он две ночи уже не спит! – вытерла слёзы мама, - Сейчас выйдет. Переодевается в парадное. Васька опять пропал! Котик наш… Три дня уже ищем. Тебе не хотели пока говорить, чего зря расстраивать. Может, вернётся ещё, поганец. Не первый раз сбегает. Всегда сам возвращался через пару дней.

  И вдруг осеклась, с подозрением скосив глаза на круглый живот дочери.

- Ты что, беременна? И нам ничего не сказала? И когда только успела?

- Ага! – рассмеялась Варя, - Беременна! Нашим котом!

   И вытащила помятого Ваську из-под кофты. Кот недовольно сощурился и чихнул.

- Васенька! Дорогой мой! – обрадовалась мама и вырвала кота из рук Вари, - Малыш! Миленький ты мой! Где же ты был, паршивец?

- У соседей ошивался! – ответила за него Варя, - Кошку их караулил. Анфиску.

- Отец! – радостно закричала мама, - Выходи скорей! Варя кота нашла! Васеньку!

   И, прижав кота к сердцу, поцеловала его в чёрный бархатный нос.

- Кажется, вы кота любите больше, чем меня! – позавидовала ему Варя.

- Обоих любим! – улыбнулась мама, - А что у тебя с пальцем?

- Ерунда! – отмахнулась Варя, - Поцарапалась.

   Мама покачала головой и торжественно вручила кота папе, который вышел к ним нарядный, в костюме и при галстуке. В кои-то веки дочка к ним приехала на дачу! Это уже праздник. Да ещё с котом впридачу! Это двойной праздник! Лучший подарок на Первомай! Папа не выдержал и расхохотался.

- Значит, у соседей ошивался, хулиган? А мы его три дня ищем по всему посёлку!

   Мама весело рассмеялась:

- Варя нам его в подоле принесла! Под кофтой. А я думала, она беременна. Ой, не могу!

   И захохотала уже во весь голос. Варя расхохоталась вместе с ней. И так, обнявшись и радостно хохоча, все трое, не считая кота, пошли в дом – готовиться к празднику. На лужайке уже стоял мангал и был накрыт стол под большой цветущей яблоней с розовыми сказочными цветами.

   А с соседского забора с завистью смотрела на них кошка Анфиса, мигая жёлтыми медовыми глазами. Как же ей хотелось очутиться сейчас там, у соседей! Поесть вместе с ними вкусного шашлыка, помурлыкать всласть с Васькой, спеть старые добрые песни с соседями. Но не позволяла кошачья гордость. А, может, спрыгнуть с забора и последовать за ними? Калитка осталась приоткрытой. И Анфиса решается и мягко, как пружинка, спрыгивает на землю. Молнией она проскальзывает в щель и бежит вслед за всеми. Может быть, скоро она станет членом их семьи! Имеет право.