Рассказы Васильича
ГОЛОСУЙ, А ТО ПРОИГРАЕШЬ.
С утра заявился сосед Саня. Помявшись в пороге, сказал:
- Нынче, Васильич, годовщина, как мы выбрали Президента. Отметить бы надо.
- Ишь, праздник нашли, - завелась моя половинка. – Чего его отмечать? Что это вам, день Парижской коммуны, что ли?
- Всё-таки, - не сдавался сосед Саня. Вспомни, чего в тот день с нами только не случилось...
Действительно, вспомнить было что.
Третьего июня пошли мы с моей половинкой Президента выбирать. Проголосовали, как положено – не как хотелось, а как все проголосовали – хрен знает как.
На избирательном участке с соседом Саней повстречались. Он тоже со своей половинкой голосовать приходил. Ну, тут наши половинки составили одно целое и на базар поперлись, а нам с Саней велено было их дома у телевизоров ждать. Мы, однако, до дома не дошли, так как Саня мне вдруг проникновенно говорит:
- А не отметить ли нам, Васильич, наш демократический выбор? Чтобы начатые Президентом реформы не посклизнулись, а были доведены до последнего конца.
- Я не против, - говорю. – Только ввиду того что реформы, видимо, ещё не до конца доведены, то зарплату я с марта не получал. Так что наличными у меня только-только…
- Обижаешь, Васильич, - говорит сосед Саня. – Я хоть в виду невыдачи зарплаты полгода вроде как бастую, но на бутылку хорошему человеку добавить всегда рад.
Пошли мы к магазину. Глядим, а водка дешёвая за ночь как-то кончилась. Стали мы искать третьего и он тут же нашёлся. Тоже безработный, только не как мы с Саней, а настоящий бомж.
Взяли мы бутылку, расположились в скверике, я Бомжа и спрашиваю:
- Ты голосовал?
- А как же, - отвечает, - обязательно.
- За кого, если не секрет?
- Конечно за него, за гаранта, – отвечает. - Оба раза.
Я подивился такой сознательности, тем более что сам я в первый раз за нашего Народного генерала голосовал, а потому не без ехидства продолжаю свой эксклюзив:
- Интересно, чем же он тебе так по нраву пришелся?
- Во-первых, - отвечает рассудительный бомж, - с водкой сейчас стало хорошо, никаких талонов, хоть залейся…
- Конечно, - вставился в наш разговор Саня. – Теперь хоть залейся, когда денег ни на что нет.
- А их и раньше ни на что не было, - урезонил его бомж.
- Ну уж на водку-то завсегда было.
- Так на неё родимую и сейчас завсегда есть. – И бомж щелкнул грязным ногтем по нашей бутылке.
- Ну а во-вторых – почему?
- А во-вторых я только при нем и человеком-то стал. Кем я раньше был? Тунеядцем, паразитом на теле народа. А теперь у меня статус. Теперь я безработный! Пособие получаю. Как весь народ….
- Да до народа у нас вообще никому и дела нет! – взъярился сосед Саня. – Вот почему Президент пишется с большой буквы, а народ - с маленькой?
- Потому, что Президент у нас один, а народу - до хрена.
- Ну вот и дождутся, что народу не хрена не останется. Где спрашивается, справедливость и уважение?
- Насчет справедливости – не скажу – действительно, не встречал. А вот насчет уважения ты зря. Теперь у народа на всё есть право. Только не все ещё этому праву по праву умеют радоваться. Поэтому, предлагаю наш первый тост поднять за права человека!
Я от изумления даже рот раскрыл. Никогда я ещё за такое не пил. Да ещё и без закуски.
Рот раскрыл, а зря. Так меня с открытым ртом и повязали. И меня и бомжа. Мы даже выпить за права человека не успели. Саня – тот рта не разевал. Он моментально куда-то исчез, причем с нашей бутылкой. А нас с бомжем милиционеры в «луноход» сунули. В какой «луноход»? Ну знаете анекдот? Сидит, значит, мужик в луже. Конечно, пьяный. Ночь. Под ним, в той же луже, Луна колышется. Тут подходит к мужику милиционер. А мужик ему нагло так говорит:
- Тебе, мент, до меня не добраться. (А лужа, правда, здоровенная). Я. – говорит мужик, - на Луне.
А милиционер ему ласково отвечает:
- Ничего, мы сейчас к тебе на «луноходе» подъедем.
Повезли, значит, нас с бомжом на «луноходе» прямиком в вытрезвитель. Там раздели до трусов, и давай нам всякие идиотские вопросы задавать: имя, фамилию и отчество спрашивать. А чего их, спрашивается спрашивать? Мы же все равно ничего соврать не можем. Паспорта-то наши у них уже. Мы же с избирательного участка идем. Шли. Мы же только что свои голоса за будущее России отдали! Что с нас спрашивается, спрашивать теперь?
Но у них вопросы завсегда найдутся.
- Это кто, - спрашивают, - в общественном месте стакан в руках держал?
- Так на то, - отвечаем, - он и стакан, чтобы его в руках держать. Вот если бы мы его ногами держали…
- А кто из стакана пил? – спрашивают.
- А вот кто пил, - отвечаем, - хоть расстреливайте – не знаем. Сами мы, к сожалению, этого сделать не успели. А хоть бы и пили! На то он и стакан, чтобы из него пить.
-Ага, - говорят, - значит, сознаетесь! И какой вы после этого пример детям подаете?
- Нормальный, - говорим, - пример. Мы же из стакана пили, а не из лужи. И потом, дети нынче сами такие примеры подают, что ни одна семья и ни одна школа их решить не могут…
Ладно, короче…
Вот сидим мы, значит, с бомжем, и в порядке живой очереди помывки ожидаем. И то ли день такой праздничный выдался, то ли милиция с утра поустала, а только как оказались мы рядом со входной дверью – а она, видимо, по случаю жары была настежь, - то встали мы с бомжом, и, не сговариваясь, вышли на свежий воздух. Как были – в трусах. Вышли. Постояли, посмотрели на синее небо и тихо пошли со двора. Идем, а на нас никто внимания не обращает: милиционеры спорят, кто бы в стране скорее порядок навел – гарант или народный генерал? Ну мы тихо-тихо за угол зашли и побежали. Но не быстро побежали, а трусцой. Будто мы не от милиции бежим, а от инфаркта. И вот что значит демократия: бежим по центральной улице в одних трусах, а на нас никто даже пальцем не показывает. Ну как после такого за гаранта нашего не проголосовать!
Бежим. Я домой, а бомж за мной. А дома – никого. И ключи от квартиры у меня остались в штанах, а штаны остались в вытрезвителе. Тогда я прямиком мимо своего этажа – на пятый, к соседу Сане. Саня дверь открыл, нас впустил и ничему не удивлялся. Да и где ему было удивляться? Нашу-то бутылку, что мы на троих брали, он один выжрал. Только посмотрел на меня и говорит:
- Видок у тебя, Васильич, конечно, не ахти. Но тебя в нашем подъезде принимают не по одежке, а исключительно из уважения к твоей жене. Так что сходи, попроси у кого-нибудь бутылку. Скажешь, что ты из вытрезвителя бежал, не откажут.
Зашёл я к первой же соседке-пенсионерке (у кого еще в наше время можно было жидкой валюты взять)? Сели мы с этим поллитром на кухне, сидим и чинно так выпиваем. И так нам хорошо было, пока водка не кончилась. И тут я вспомнил, что у меня на балконе, за сломанной стиральной машиной, аж с прошлого вечера полбутылки стоит.
- Что же делать? – забеспокоился сосед Саня. – Надо как-то её вызволять. Жара-то какая стоит – не прокисла бы.
- Надо, да как? Ключи-то от квартиры у меня в вытрезвителе остались.
- А если по балкону? Или слабо?
- Мне? Да на раз!
- Ну если ты, Васильич, так настаиваешь, я тебе перечить права не имею – полезай. Только вниз не гляди.
И я полез… Я в аккурат под Саней жил. Спустился я легко, а на балкон попасть не могу: он у меня застеклен. Но я на раму поднажал, она и открылась. Я уж и ногу через перила перекинул, и дернуло меня тут вниз посмотреть. Глянул, а меня изнутри что-то как качнет! Качнуло изнутри, а полетел я снаружи. Это хорошо, что у нас под окнами здоровенная береза растет. Изогнутая, как трамплин. Ухнулся я на неё спиной и поехал, как с горки. Шух! – И я оказался на балконе второго этажа, у соседки Вали. Я даже испугаться, как следует, не успел.
Стою на чужом балконе, уперся руками в подоконник и в Валькину квартиру смотрю. Вся её квартира новыми мебелями обставлена, и что на этих мебелях делается, видно как на ладони, если вы, конечно не слепой и смотреть не стесняетесь.
Соседка Валя, надо сказать, - особа в нашем доме известная не менее, чем сосед Саня. Только, в отличии от него, известна она несчастной своей женской судьбой. Вроде всё при ней: и красивая, и зарабатывает больше чем весь наш подъезд, и квартира у неё – полная чаша, а счастья нет. Всё-то в этой чаше течет, искрит, скрипит и разваливается. Нужна этой чаше надежная мужская рука, умеющая держать не только Вальку за бока, но и молоток. Вот эти руки, вижу я в окно, не за молоток ухватились. А как меня увидели, так и вовсе все из пальцев повыпускали. При этом еще так заорали, будто я их резать пришел. А чем я их зарежу? У меня и ножик-то спрятать некуда: я же в одних трусах. Но эти руки балкон мне открыли, и ни тебе «Здравствуйте!», ни тебе «До свидания», ни с того ни с сего – хрясь меня по роже! Я от такого обращения даже растерялся: стою и молчу. Даже забыл спросить, проголосовали они уже или нет? Но ведь мало им того: начали они меня разными словами костерить, а со мной и соседку Валю. А она, честно скажу, таких слов ни от кого не заслужила. Я так прямо ей и сказал:
- Не везет, - говорю я, - тебе Валентина, на мужиков в последнее время. Но за это мы тебя все и жалеем.
А этот тут нам и хамит:
- По очереди жалеете, или как?
- В нашем подъезде, - строго отвечаю я ему, - она, между прочим, ни с кем. Потому что семья для неё в нашем подъезде – святое! И наши бабы её за это уважают.
При этом я её ободряюще похлопал по плечу, но так как она была совсем неодета, и я только в трусах, то, думаю, это смотрелось как-то не по-соседски. За что я ещё раз получил по морде, да так, что одним глазом почти перестал, что-либо различать. И тут до Вали дошло, что с её соседом обращаются не по-соседски: она взъярилась, и, тряся своими красивыми телесами, надавала моему обидчику пощечин и выгнала его из квартиры. Сама выгнала. Может быть свою последнюю надежду на счастье. А потом, когда пришла в себя, начала меня громко спрашивать, зачем её компрометирую? Ну, проще говоря, - зачем я залез к ней на балкон в одних трусах? Я ответил, что я к ней на балкон не залез, а упал. И вовсе не затем, чтобы её скомпрометировать. А в трусах я потому, что штаны у меня остались в милиции, ключи – в штанах, а полбутылки водки – на балконе. Она тут же всё поняла, заохала, стала меня осматривать – не поломал ли чего? Удостоверившись, что всё у меня на месте и исправно работает, оделась, и, достав из холодильника непочатую бутылку «Распутина» пошла со мной, успокаивать соседа Саню.
Но сосед Саня и не думал беспокоиться. Он открыл дверь и, мрачно посмотрев на соседку Валю, сказал:
- Тебя, Васильич, только за смертью посылать. Однако, увидев в руках Валентины бутылку «Распутина», Саня заулыбался:
- Ты смотри, подмигивает! Ну жеребец! - после чего пропустил нас в квартиру.
- А где бомж? – поинтересовался я?
- Так за «Скорой» побежал. Мы же думали, что ты в дребезги разбился. А ты, я вижу, легко отделался, - и Саня показал на мой подбитый глаз.
Тут всё опять, сделалось как в пляске: откуда-то появился бомж, а с ним и наши с Саней половинки. И пошло у нас веселье пуще прежнего, пока не приехала «Скорая».
Врач со «Скорой», конечно, не поверил, что я упал с пятого этажа. Саня даже водил, и свой балкон ему показывал – не верит и всё:
- Что вы, – говорит, - сказки мне рассказываете? Вот влеплю вам сейчас штраф за ложный вызов! Где это видано, чтобы человек с пятого этажа упал и никаких следов не оставил?
Я ему показывал свой глаз, но он даже смотреть не захотел – махнул на нас рукой, и уехал.
А наша компания вдруг как-то развалилась. Кураж, что ли потеряла? Тем более, что водка кончилась. Сосед Саня сказал, что ему срочно надо узнать результаты президентского голосования, и куда-то убежал. Соседка Валя увела к себе бомжа, а моя половинка меня. Но только я дома прилег на диванчик, как нагрянула милиция. Моя половинка думала, что это настучал врач со «Скорой», но я сразу понял, что это из вытрезвителя. Бомжа они, конечно, и искать не стали, а ко мне сразу заявились.
- Такой-то и такой-то? – спрашивают.
- А какой же еще? – отвечаю, – Он самый - такой.
Что врать-то, если у них мои документы на руках.
- Собирайтесь, - говорят, - поедите с нами.
Но тут уж моя половинка уткнула руки в бока:
- Не туда, - говорит, - наша доблестная милиция смотрит!
- Может, подскажете, куда надо?
- И подскажу! Вот куда надо смотреть! – И показывает им мой фингал. - Не успел, - говорит, - человек сделать свой демократический выбор, как наемные киллера его уже выследили, избили, обобрали до нитки, выбросили с пятого этажа, и пытались, скомпрометировали вытрезвителем...
- И напоили.
- Нет, напился он сам. Для снятия стресса. И если вы теперь будете сажать всех честных избирателей в вытрезвители, а наемных убийц из них выпускать, я на вас генералу Лебедю пожалуюсь.
Услышав имя народного генерала, милиционеры стали составлять протокол, выпытывая из меня приметы нападавших. В результате составления словестного портрета, один из киллеров оказался похожим на Ван Дама, а второй – на Шварценеггера. Это и Саня, неизвестно откуда взявшийся, подтвердил. Но и без него свидетелей у меня оказался полный двор. Все видели, как я летел с пятого этажа, а как из вытрезвителя в одних трусах бежал, никто не видел. Главное, и врач «Скорой» констатировал, что по вызову приезжал и мне мозги вправлял. А Сосед Саня показал, что нас обоих с балкона бросали, но он не дался. Пенсионерки с лавочек потребовали, чтобы правоохранительные органы, как можно скорее отыскали кровавых убийц, и что это дело с нынешнего дня они берут под свой личный контроль. Милиционеры в оправдание сказали, что вряд ли все так быстро откроется: скорее всего тут поработали настоящие профессионалы. Сосед Саня, услышав такое заявил, что он отныне боится ночевать дома, и, поцеловав жену, исчез на несколько дней.
А вот бомж у соседки Вали так и живет. И такой хозяйственный оказался – молоток из рук не выпускает. Все что-то стучит и стучит день и ночь. Соседка Валя даже у нас иногда ночевать остается. Понятное дело: бабе утром на работу, а там этот с молотком по квартире ходит.
Свидетельство о публикации №223080301109