Рассказы Васильича

 ДЕНЬ ГОРОДА.


Под утро мне приснился сон: заглядываю будто бы я в свой холодильник и вижу: сидит там гадкий и противный, как в фильме «Бэтмен», пингвин. Сидит и жрет мою последнюю сосиску. Я ему говорю:
- Что же ты, гад, делаешь? Мне жена её на завтрак оставила!
- Перебьешься! – отвечает пингвин.
- Да кто ты такой, - говорю, - чтобы в моем холодильнике распоряжаться?
- Я, - говорит противным голосом пингвин, - ваш новый мэр. – И при этом как звезданёт своей ластой по моей морде! У меня тут же в ушах зазвенело, и сон как рукой сняло. Я прислушался к звону повнимательнее, и понял - это не в ушах у меня, а во входную дверь звонят. Слышу, жена с кухни прошлепала в коридор – открывать.
- Здорово, соседка! – раздался в прихожей голос соседа Сани. – С праздником тебя! Твой-то дома ещё?
- Дома, - отвечает моя половинка. – А что это за праздник у нас вас с ним намечается в такую-то рань?
- Здравствуйте, Марьванна! День города же сегодня!
- Да у вас, гляжу, уже всю неделю – День города.
- Вот уж нет, - обиделся сосед Саня. – Три дня только – пятница, суббота и воскресенье. А в понедельник уже День парижской коммуны.
- Ага, а во вторник – годовщина как президента выбрали.
- Во, блин! Про этого-то я совсем забыл.  А Глоба по телеку сказал, что у баранов неудачная неделя будет. Ну ни хрена в астрологии не сечет.
- Ты астрологию с алкологией-то не путай, для вас, алкашей, каждый день, День города он или нет, всегда удачный день.
- Не скажи. Я вон уж какой День города хочу на салют посмотреть. А ни как не получается.
- Салют-то ночью бывает. А вы уже с вечера в вытрезвителе. Вы коллективную заявку там подайте, чтоб вас, алкашей, салют сводили посмотреть. Чтоб вы пропали с вашим Днем города!
- Нет, День города – это святое. Это ж подумать только, соседка, как нас тут всех угораздило, на неделю раньше Москвы родится. 
- Ну а тебе-то с того какая радость?
- Как? Я же тут еще первые бараки помню! И вот смотри – в тех бараках уже наши дети, внуки подрастают. Тоже салют смотреть хотят, - прослезился сосед Саня.
Моя половинка в досаде махнула рукой:
- Разве тебя переспоришь! – и ушла на кухню.
Тут как раз я в коридор вышел, тихо говорю:
- Только, Саня, отмечать-то это событие сегодня не на что: на трех работах кручусь, а денег нигде не платят.
- Кому ты рассказываешь, Васильич,  - пожал мне руку сосед. - Сам в таком же положении. Правда, я второй год нигде не работаю, но доходы те же. Жалко, однако, что мы с тобой ещё не на пенсии.
- Да, - поддержал его я. – До пенсии мы с тобой, ох! намаемся. Слушай. Саня, а у тебя же  мать пенсионерка. Жива еще?
- Точно! – обрадовался Саня. – Давно я, между прочим, свою мамашу не навещал. Ты, Васильич, не хочешь со мной сбегать, проведать мамашу?
…Санина мамаша жила в центре города, против бывшего райкома, в полуразвалившемся памятнике   деревянного зодчества и архитектуры.  Чтобы скоротать путь, мы пошли напрямую – пустырями и помойками, окружающими центр города. Идти было непросто. Привычные тропы, протоптанные народом, были перегорожены новыми, только что поставленными к Дню города заборами. Доски в них были крепкие, выбивались с трудом. Да ещё у всех новых заборов уже было навалено горы мусора и всякой дряни.
Полуразвалившийся дом Саниной мамаши по случаю праздника был выкрашен в веселенький темно-желтый цвет. Окна, давно покинутого жильцами второго этажа, были заколочены замечательной десятислойной фанерой, стоимость которой, наверное, превышала стоимость сгнившего строения.
Санина мамаша приходу сына почему-то не обрадовалась:
- Этого ещё принесло! Просто беда за бедой!
- А ещё что за беда, мамаша?
- А сам не видишь, как наш дом разукрасили? Теперь новой квартиры век не дождаться. Видимо, тут меня потолком и придавит.
- Вряд ли, мамаша. Вот праздники пройдут, новую фанеру обдерут, краску дождями смоет, и заживешь ты по-прежнему.
- По прежнему не получится: в бывшем райкоме вчера крыс травили, так они все к нам перебежали, спасенья от них нет.
- Да,  райкомовские крысы нигде своего не упустят…
Поговорив немножко со старушкой, Саня получил свою честно заработанную двадцатку, и мы двинулись поближе к празднику.  Очень уж нам с ним хотелось посмотреть на салют.
Но и в этот раз салют нам с ним увидеть не пришлось: уже в половине шестого  пополудни меня, умытого и раздетого, уложили на белые простыни вытрезвителя.
И снился мне сон: иду я по пустыне, изгаженной верблюдами, и очень хочу пить. Смотрю, а под пальмой наш холодильник стоит. А я помню, что в нем у нас банка с квасом была. Открываю дверцу, а там опять сидит этот мерзкий пингвин.
- Опять ты! – кричу. – Мало того, что ты мою сосиску сожрал, так ещё на моей банке с квасом сидишь!
- Нужен мне твой квас! У меня тут «всегда кока-кола»! – пропел пингвин на известный мотивчик и вдруг строго спросил: - Ты мне лучше скажи, как ты без денег на Гаваю попал?
- Прощения просим – я  не знал что это Гавая. Я думал, вытрезвитель, а в нем я всегда отдыхаю. А вообще что ты опять раскомандовался? Я за своим квасом пришёл.
Тут пингвин надел на голову, невесть откуда взявшуюся, милицейскую фуражку, и говорит:
- Фиг тебе, а не квас! – и как залепит опять мне своей клешнёй по моей роже! 
Вот тут я и увидел салют!