Черное озеро

Омут, омут, тяжелы твои воды...

Марья опустилась на деревянные мостки - холодные, гладкие, водой и временем вымытые. Тонкое, как паутинка, кружево белоснежной сорочки тотчас же стало мокрым и тяжелым. Липкими, холодными оковами обернуло оно лодыжки девушки.

Тошнотворно пахнуло тиной и прелой травой. В прибрежной осоке заголосили жабы, оглашая округу протяжным кваканьем.

А вода чееернааая..! Словно провал в бездну - пугающую, парализующую. Даже россыпь звездная, небесная - и та в ней сгинула.

Омут, омут, смой мою боль...

Комары жужжат, плечи голые безжалостно жалят. Тело ноет от дневных забот, крутит, саднит, будто плетью исхлестанное. А в сердце боль, как камень придорожный - неподъемная, тяжкая. Так ко дну и тянет.

Смотрит Марья в темную гладь - своего отражения не видит. Лишь страдание угольным отчаянием на сердце ложится.

Туман жутким белым призраком растекся над озером. Размыл границы, нагнал мороку. Словно саваном покойничьим накрыл. Лишь пригубишь - задохнешься вмиг.

Омут, омут исцели мою душу...

Слеза беззвучно упала соленой каплей. Послышался всплеск у самых мостков. Тень мелькнула - то ли рыбий хвост, то ли русалочий. Крикнула птица ночная тревожная. Эхо над озером прокатилось, липким страхом окутав.

А темные воды манят. Избавление сулят.

Вдохнула Марьюшка глубоко, вперед подалась. Туда... В черноту... В забытье...

Омут, омут, забери мое тело...

Растеклась небытием перед взором черная гладь. Тишиной мертвой обняла.

...А в тишине той где-то, за туманом, замер у самой воды старый ведун Лелех. Стоит, прошлое вспоминает...

Вот так же когда-то была луна полна, да ночь светла. Малиновый распадок ароматом пьянил, ветвями от глаз посторонних защищая. Лежал молодой Лешка в траве, щекой к волосам девичьим прильнув - в теле нега, на сердце сладость. Ох, не кончалась бы ты, ночка. Так и лежать бы с милой Полюшкой на звезды глядючи.

Лелех вздохнул, глаза прикрыл. Давно было... И вроде боль ушла в землю стылой водой, а все память не отпускает.

Не по нраву тогда пришелся родителям девицы нищий зять. Не такого они подбирали для дочери. Выдали Полю против воли за другого - за богатого, за старого. А она в первую же ночь и утопилась в лесном озере. Не смогла жить без любимого.

Лешка как узнал, сам чуть в озеро не кинулся. Да Ведана - знахарка лесная - за шиворот вовремя схватила, к себе в избушку увела. Долго травами отпаивала женщина парня неразумного, боль его исцеляя. Речи вела, пытаясь душу его успокоить. А он маялся, все руки на себя наложить пытаясь.

Но время шло. Боль уступила место глухому отчаянию. Смирился Лешка со своей участью. А жить так и остался у бабки-ведуньи. Мужские руки-то они любому дому не помеха: где дров наколоть, где воды принести. А Ведана за то в ученики его взяла.

Так и стал паренек Леша колдуном Лелехом.

Присел ведун на корточки у самой кромки воды.

А лесное озеро, словно ночное небо опрокинулось - манит, тайнами заветными зазывает. Словно чашу хмельную протягивает: отпей и отступит все нехорошее.

Но не верь!...

Омут глубок. Воды холодны. Водоросли будто крепкие сети сплетаются, выстреливают на поверхность коварными поплавками желтых кувшинок. Потянулся за ними, не удержался на мостках - пропал! Утащат на дно ундины, себе на забаву, старому сому на угощение.

Склонился ведун над водой, шепнул слово заветное, одному ему ведомое. Подернулось озеро мелкой рябью, встрепенулось, отозвалось на приветствие.

Лелех вынул из-за пазухи пучок душистых трав, скрутил затейливым венком, пустил плыть по темным водам. Надо... надо водяному духу подношение дать... Взамен той жизни, которой ведун Лелех спасти вознамерился.

Колдун поднялся, пристально глядя в даль, будто видеть ему дано сквозь туман, пространство и время, будто Марья по лугу к деревне идет. Текут слезы по щекам девичьим - не муки уже, а облегчения.

А только серый туман в змеиные клубки сворачивается. Зверем лесным обернувшись, полощет хвост лохматый в черном озере.

Мошкара вокруг Лелеха танцует, письмена неведомые в воздухе вырисовывает, но жалить
ведьмака боится. Да и смешны ему укусы гнуса лесного - все равно, что крапивным веником в бане попариться.

Ведун снова опустился перед темной водой.

Это с тех времен, как любовь его там утонула, стало озеро Черным. Словно, отведав один раз жизнь человеческую, вновь и вновь искало для себя новой жертвы.

То коровенка чья заплутает, да сгинет тут, то рыбаки за сетями полезут, да запутавшись потонут, то болезнь неведомая из воды придет.

Давно уж бабы ни белье здесь не полощут, ни водицу не черпают. Ребятишкам купаться в озере запрещено строго-настрого. Даже рыбачить - и то никто не приходит на эти берега. Только зверь лесной иногда воды глотнет да оскалится.

А зловещий омут так и манит. Притягивает к себе тех, у кого боль на сердце да горе на душе. Не одна уж Полюшка лежит на дне том утопленницей. Не одна несчастная любовь оборвалась на этих мостках.

И еще больше бы было. Да Лелех на страже стоит - чары Мертвого озера заговорами своими разгоняет.

Из-за туч выкатилась луна, растворилась в воде белым золотом.

- Маааарьяааа..! - прокатилось эхом над озером. Голос знакомый, далекий. Забытый почти....

Замерла у самой воды девица, прислушалась.

На берегу в высоких травах цикады поют - окутывают поднебесье своим стрекотанием. О вечном напоминают.

Вдалеке над деревней песни девичьи разливаются, да веселый смех: парни с девками у околицы веселятся.

Водомерка невесомая неслышно скользнула по водной глади. Ветерок налетел, принес запах скошенных луговых трав.

- Марья!... Марьюшка! Где ты?!

Зовет. А кто зовет..? Неведомо.

Вздохнула девушка. С мостков поднялась. Кружевной подол от студеной водицы выжала. Побрела по тропинке к дому, не оглядываясь.

Ох, омут, омут... Видать, не время...

Лелех вздохнул облегченно. Улыбнулся.

Вот и Марью спас...

Ухнула сова, чем-то в чаще встревоженная. Колдун ответил ей глухим и протяжным откликом. Втянул в себя ночное таинство. Отражение свое в черных водах поймал: вот он ведун Лелех, а вот уже морда волчья скалится.

Отряхнулся серый, пыль звездную с шерсти сбивая. Да побежал в чащу. Воет оборотень в лунную ночь, силу ночи призывая, да любовь свою давнюю оплакивая.

Ежится от страха люд деревенский. Слушает песни ночные, грехи свои поминая.

Наливаются темной силой воды Черного озера, лунной дорогой опоясанные. Туманом клубятся, любовь и смерть в одно сплетая.

Такова уж жизнь...