Учительница русского Глава 30

Вскоре Варя поняла, что нужно найти себе здесь хоть какое-нибудь дело, которое позволит занять и руки, и голову, но только чем можно заниматься, если вокруг тебя - лишь кушетка и стульчак, да в углу ещё таз на низенькой табуретке, используемый для гигиенических процедур? Книги нельзя, рукоделие - тем более. Удивительно: Варя никогда бы ни поверила, что, оказавшись в тюрьме, будет думать о чём-то, кроме своей несчастной доли, а вот нет, покуда жива, жизнь берёт своё, и труд в заключении приобретает почти сакральный смысл. Это больше не способ заработать на кусок хлеба, но вопрос выживания на моральном уровне.

Она опять пристала к надсмотрщику.

- Я неплохо шью. Может, кому-то из начальства требуется что-то пошить, так я бы смогла…

Столкнувшись с упорством этой арестантки, надсмотрщик по чуть-чуть стал проникаться к ней. «Ищите - и обрящите, стучите - и отворят вам». Так, по капельке, можно размягчить даже самое чёрствое сердце.

- Спрошу, - буркнул он, и даже если в действительности не собирался ходатайствовать за Максимову (самому нужно быть крайне осторожным на своём посту), не хотел совсем оставлять её без надежды. Чего нельзя было сказать о его сменщике, но к тому Варя перестала обращаться, после того, как он, нисколько не смущаясь, бросил ей через намордник:

- А Колька Максимов - твой муж, что ли?

Варя приникла к окошечку в двери с другой стороны и, ни жива - ни мертва, одними губами вымолвила:

- Мой.

- Хороший мужик был, крепкий. Пошёл в расход!

Варя отошла от двери, тихо опустилась на край койки. Отмучился. Она уже давно, месяца два как, сердцем чувствовала, что отмучился, и теперь, получив прямое подтверждение своим предчувствиям, Варя успокоилась. Знать даже о самой печальной участи Коленьки лучше, чем пребывать в полном неведении, - отныне можно будет молиться о муже, как о безвинно замученном. Слёз не было, глаза опустели, совсем поблекла в них голубизна, как выморенный солнцем хлопок. Лишь еле различимые в вечном сумраке камеры голубые прожилки внутри радужной оболочки напоминали о былой лазуревости этих глаз.

- Скажите, пожалуйста, а можно попросить тряпку и ведро?

- Да что ж ты неугомонная такая! - воскликнул вертухай. - Хочешь меня под трибунал подвести своими просьбами?!

- Хочу всего лишь прибрать, - ответила Варя, косясь на стульчак в углу, от которого уже начало распространяться зловоние.

Ответа не последовало, и ожидать его Варе пришлось ещё несколько дней, в течении которых, видимо, прикидывалось, в какой  форме арестантка могла бы злоупотребить ведром или тряпкой. Похоже, их не сочли слишком опасными, так как по прошествии нескольких суток Варя получила-таки просимое и смогла, наконец, под пристальным взглядом соглядатая, помыть свою камеру и ободок стульчака.

Распустив тряпку, Варя с отвращением обнаружила, что её «облагодетельствовали» мужскими кальсонами. Она не пожелала выяснять, насколько чистым был этот атрибут одежды, и судорожными движениями прополоскала тряпку в ледяной воде. Не стала она и гадать, с кого и при каких обстоятельствах сняли эти кальсоны, - она и без лишних рассуждений поняла, что бывшему владельцу они уже не нужны.

Варя приказала себе ни в коем случае не впадать в сантименты. Не развлекать себя вопросами: была ли семья у обладателя этих кальсон, жена, которая в точности, как сама Варя, ничего не знает о судьбе родного человека, только догадывается и тут же гонит прочь безжалостно жалящие мысли. Не стала Варя придумывать, сколько бы отдала эта женщина за белье своего мужа, которое носил он на своём теле, к которому и она, возможно, когда-то прижималась в сладкой истоме. А теперь вот нет человека, и память о нем рассеяна, расшвыряна по углам старой тюрьмы, исподним его протирают отхожие места… Варя старалась не думать о том, как поделили тюремщики вещи Николая: договорились ли полюбовно или кидали жребий? Все это было слишком болезненно. Варя же всё своё воображение положила сейчас на то, чтобы получше отдраить камеру, будто ждала какого-то гостя, перед которым не хотелось осрамиться.

И однажды, словно в ответ на предчувствия Вари, в её тюремную жизнь пустили свежего воздуха с воли. К ней в одиночку определили женщину, и та в прямом смысле слова внесла на своих плечах морозный запах с улицы. Варя глубоко втянула воздух ноздрями и даже прикрыла глаза от удовольствия, еле заметно улыбнулась.

- Чего скалишься? - бросила вновь прибывшая.

- Ничего-ничего, простите! Просто вы… вкусно пахнете…

Женщина, видимо, оценив комплимент и обращение на «вы», подсбросила гонору.

- Регина, - представилась она. - Ты - политическая?

- Варвара, - отозвалась Варя. - Да, 58-я, с припиской шпионаж. 

Регина присвистнула и всмотрелась в Варю сочувствующим взглядом. Взгляд у неё был острым, цепким и очень стремительным, не задерживался на одном предмете больше пары секунд, но при этом, видимо, многое подмечал.

- Не повезло тебе! Но на шпионку ты не похожа, лицо у тебя дилетантское! - вынесла свой вердикт Регина и начала высматривать, как ей лучше устроиться. - Ну, я тут надолго тебя не потревожу, меня скоро выпустят.

- А вас за что? - осмелилась спросить Варя. Ей было все равно, что новая арестантка потеснит её и надо будет придумывать, как разместиться вдвоём в одиночной камере, что общается она дерзко и, видимо, высказывает напрямую вещи, которые могут задеть за живое. Варя сидела и смотрела на вновь прибывшую зачарованным взглядом, как Робинзон, который встретил Пятницу. Всё это время ей так не хватало человеческого присутствия, голоса, живого взгляда, что она приняла появление Регины за дар Божий. Дай Варваре сейчас отпетого разбойника - и она будет видеть в нём ангела небесного. Всё, о чём спрашивала Варвара, по сути, было ей абсолютно неважно, она наслаждалась этой встречей, какой бы короткой она ни оказалась, и сердце её было открыто и абсолютно не осуждало, даже когда Регина сказала:

- А я - самая обыкновенная воришка. Промышляю мелким воровством, подрезаю кошельки на рынках, - Регина, конечно, не стала рассказывать о себе всей правды, что была она наводчицей и членом вполне серьёзной банды, - решила, что больше её сокамернице знать не полагается. Она нет-нет, да подозрительно косилась на улыбчивую Варю, желая угадать, что скрывается за блаженным выражением её лица: то ли хитрит, то ли впрямь умалишённая.

- Надо придумать, как разделить спальное место, - предложила Варя. - Можно будет спать по очереди… Знаете, что: берите мою лавку, а я и на полу посплю, у меня пальто теплее!

- Да ладно, на полу! Не валяй дурочку, сестрица! А если к нам решат сюда ещё двух или трёх натолкать, ты на параше спать будешь? За своё место держаться надо, или сожрут тебя раньше времени!

- Кто сожрет? - иронично отозвалась Варвара и пожала плечами. - Может быть, чем раньше, тем лучше?

- Не говори глупостей, мы никогда не знаем, как оно обернётся и как оно лучше… Проклятые вертухаи, суют в однушку по несколько человек, как селёдок в бочку. Как будто у них тут не тюрьма, а санаторий!

- А я очень рада, что вас ко мне «засунули»! - тут Варя хотела было озвучить своё внезапное наблюдение, что в тюрьме по-особенному смотришь на оказавшегося рядом человека. Может быть, именно так и заповедовал смотреть на ближнего Христос: внимательно, не торопясь, созерцательно, внемля, вслушиваясь в каждое слово, никуда не торопясь. Ничто не застит твоего взора, и, лишенный иных развлечений, ты, наконец, понимаешь, что перед тобой личность, наделённая букетом своих особенностей, способностей и умозаключений. Изголодавшись по человеческой речи, слушаешь и не хочется перебивать. Возможно, кому-то и захочется поспорить, настоять на своём, укрепить свой авторитет, но если говорить о простых людях, загнанных за решетку, то они, конечно, только радуются живой душе рядом.

Регина усмехнулась.

- Знаешь, давай все-таки на «ты» и я соглашусь, пожалуй, спать по очереди.

По очереди спать не получилось. Первую ночь Варя промучилась на холодном полу, в какой-то момент, не в силах больше терпеть, села и просидела, не сомкнув глаз, до самого утра. Когда настала очередь Регины ночевать на полу, она в течении получаса прокрутилась в поисках подходящей позы, а потом тоже стала замерзать.

- Иди сюда! - позвала её Варвара, и на сей раз девушка не стала показывать характер: одним прыжком перебралась к Варе под бок, и они вместе завернулись в два пальто. Первые минуты Варя спиной чувствовала, как заходится дрожью тело сокамерницы, но совсем скоро та затихла и, кажется, даже уснула. Отныне они спали таким манером, и это ещё больше сблизило их.

Однако, совсем скоро, по ей одной видимым и ведомым знакам, Регина поняла, что её либо переведут, либо произойдёт какой-нибудь счастливый случай, и она освободится. На воле о ней не забывали и делали всё, чтобы приблизить эту минуту. Она была профессионалкой в своём деле, братки ею дорожили. Регина всё чаще смотрела на Варю с жалостью, потому что не могла, как бы ни хотела, утянуть с собой на волю новую приятельницу.

Регина сидела не первый раз, но никогда не сближалась с сокамерницами: одни были слишком заносчивы, разыгрывая из себя жертв, другие - жадные, не хотевшие ничем делиться, стремившиеся, напротив, умыкнуть последнее из-под носа зазевавшейся товарки по несчастью. Попадались и опасные элементы, в основной своей массе - участницы других, зачастую соперничающих банд. У тех мог случиться и ножик под исподним.

А с Варькой прям повезло! Столько она интересного рассказала о своей бабушке, о подруге Ксении, о своем сынишке Юрке. Рассказывала без оглядки на бесприютность и враждебность тюремной обстановки, с открытым сердцем, - как в последний раз.

- Слушай, Варька, - как-то предложила Регина, - а есть что-то, чего тебе ну очень бы хотелось сейчас? Сладость, может, какую? Или чулки! Слушай, есть вариант очень красивых чулков, выйдешь отсюда, будешь форсить. Мужу понравится, обещаю! Муж-то у тебя есть?

- Нет, мужа нет, - пожав плечами, ответила Варя.

- Ну, и не беда - в таких чулках точно с кем-нибудь познакомишься!

- Спасибо, Регина! А у тебя действительно есть возможность что-нибудь достать с воли.

- Смотря что. Слона не обещаю.

- Да нет же! - рассмеялась Варя. - Слона не нужно. Я бы очень хотела, чтобы у меня был крестик, нательный, а ещё я просила у охранника Евангелие, это такая книжечка…

- Я знаю про Евангелие. Знаешь, иногда от воров больше пользы, чем от… приличных людей. Не боишься, что крестик снова отымут?

- Боюсь. Но он мне нужен. Без него - словно голову отрубили. Ощущение пустоты в груди и какой-то как будто зияющей раны, через которую покидают силы…

- Слушаю тебя, Варька, и думаю, где ты научилась так красиво говорить? Нравится тебя слушать. Я так не умею, но оценить могу. Нашего брата послушаешь, уши в трубочку заворачиваются. Хочется их, эти самые уши, заткнуть и песню орать, - чтоб уж наверняка… А вот какую-то неделю с тобой, - как будто в библиотеке, право слово. И это заразно! Неправду говорят: что только мерзость заразна. Культура тоже заразна, кабы с тем же гонором, что и мерзость. А у нас интеллигенты всё перед хулиганами дрожат, ха-ха! Короче говоря, мои меня не узнают, как вернусь к ним, будут смеяться, но я-то уж знаю, как им рты заткнуть, - рассмеялась Регина.

А вот Варе взгрустнулось.

- Тебя скоро освобождают?

- Должны. Нет у них ничего на меня, с поличным они меня не ловили, - и держать не имеют права. Но ты не волнуйся, я тебя не брошу, и подарочек - за мной.

Подарочка пришлось ждать некоторое время, так что Варя уж и думать про него забыла. Да и не ждала она особо, не верила, что у Регины что-то из этого выйдет. Но однажды, в час вечерней кормежки, отверстие намордника резко отворилось и незнакомый (во всяком случае, Варя его не узнала) голос рявкнул, просовывая в камеру миску с кашей.

- Перловки нет сегодня, гороховая!

Регина, было переполошившаяся, успокоилась и победно улыбнулась. Подошла к миске и начала её инспектировать: с обратной стороны на дне тонким слоем сургуча была прикреплена икона «Взыскание погибших» и маленький крестик на верёвочке, тоже впечатанный в сургуч.

- Извини, Евангелие передать, видимо, не смогли, прислали вот это.

Это был один из самых ценных подарков, которые Варя когда-либо получала. Она расцеловала опешившую Регину, быстренько надела на себя крестик и от переполнявшей её радости принялась тихо кружится по камере под звуки первого фортепианного концерта Чайковского, который торжественно и торжествующе зазвучал у неё в голове.

Продолжить чтение http://proza.ru/2023/08/05/963