Тайна старого моря. Часть II. Экспедиция. Глава 1

Глава 1
НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ

– Шурка твой приходил! – прямо с порога начала мама.
– Зачем приходил?! Что ему надо? – сразу заволновалась я.
– Цветы тебе принес! Такой большой букет! – едва сдерживала восторг мама.
В моей комнате на тумбочке стояли бордовые розы, только их было в два раза больше, чем в том букете, который Морозов подарил после защиты.  Я посчитала – всего двадцать одна роза, как раз столько лет мне было на тот момент. Через две недели день рожденья, вспомнила я и загрустила.
– Доченька, ты плачешь? – мама вошла в комнату. – Не плачь. Может, тебе не надо с ним расставаться? Я же вижу, как ты страдаешь.
– Я не плачу, мама. Он что-нибудь говорил?
– Говорил. Сидел тут в прихожей и говорил: «Какой же я дурак, что такую девушку упустил…»
– Пьяный, что ли?
– Да вроде нет, – неуверенно произнесла мама.
– Как же я устала...
– Дочка, тебе отдохнуть надо, не ходи завтра никуда, – мама глядела на меня с состраданием.
– Нет, мама, мне надо на работу...

И действительно – утро понедельника взбодрило и дурные мысли сразу притаились минимум до вечера. Синенькое, пахнущее типографской краской будущее в виде диплома лежало в столе, вдохновляя на перемены: я ощущала себя словно на старте, на перипетии судеб, как говорила мой научный руководитель Татьяна Сергеевна.
По дороге на работу мне встретился парень в светлых потрепанных джинсах, похожий на Шурку: теперь он долго будет еще преследовать меня, решила я. И чем усерднее я прогоняла мысли о Морозове, тем сильнее они ко мне возвращались. 
Приближаясь к месту работы, я вдруг ощутила прилив любви к ставшему уже родным издательству. Взлетев по темной скрипучей лестнице и вдохнув горьковатый запах плесени, исходящий от старых стен, я снова очутилась в просторной комнате. Ничего не поменялось за две недели – все тем же отрешенным взглядом меня встретил гипсовый Ленин, охраняющий старенький, замотанный изолентой чайник, а завершал гармонию этой картины изнемогающий от жары Кальмаров. В начале месяца Григорий Семенович пережил нешуточный стресс, отметив свое сорокадвухлетие. Кальмаров страдал ранней гипертонией, оттого что бесконечно курил и «совсем наплевал на здоровье», как частенько повторяла Афродита Прохоровна.
– Гриша, привет! – окликнула я редактора.
– Ох, Наташка! – промакнул скомканным платком лоб Кальмаров. – Я уж думал, не увижу тебя больше.
– Почему же? – обеспокоилась я.
– Так ты молодая, у тебя планы. Сдались мы тебе теперь старики, – нарочито дребезжащим произнес Григорий Семенович.
– Да я так рада снова вернуться сюда! Всех вас увидеть, – я тут же вспомнила про Шурку, который мог в любой момент здесь появиться, и что-то сразу кольнуло внутри, перехватив дыхание.
– Чайник еще сломался, – продолжал жаловаться Григорий. – Хотя на кой он нужен в такую жару.
– Да, жара, – согласилась я, проходя к своему компьютеру, располагавшемуся за шкафом, как стена, отделявшим меня от рабочего места редактора.
– Ага, прям Ташкент! – согласился Кальмаров.
– А ты был в Ташкенте?
– Не, только в Алма-Ате, но та же петрушка. Особенно если с утра давление сто сорок на девяносто.
– Куда бросаться, Григорий? Над чем работаете?
– О-о-о… – Кальмаров издал мучительный стон. – Мемуары полковника Воронца «Как я был лейтенантом».
– Ты пошутил сейчас?
– Отнюдь! Ты разве не знаешь его?
– Кого?
– Воронца. Это Костин друган. С нами в экспедиции пару раз ходил, как на пенсию вышел.
Нашу беседу прервала вошедшая Афродита Прохоровна, тяжело стуча каблуками по скрипучим половицам.
– О, Наталья! – обрадовалась она мне. – Как ты вовремя! Нам надо срочно сдавать мемуары, время поджимает. Константин Николаевич в пятницу из командировки новую работу привезет.
Афродита подошла ближе, и я, заметив, как на ее небрежно заштукатуренном лице проступают мелкие морщинки, и тут же вспомнила слова Кальмарова о местных «стариках». Но я не хотела с ним соглашаться – в этом здании все дышало мудростью, которую мне так хотелось поскорее впитать в себя, постигая любимую профессию.
– Значит, так Григорий Семенович, Воронец правки прислал, придется заново все перечитывать, – налегла на редакторский стол Афродита.
– Энто как же ж вашу мать, извиняюсь, понимать?! – вопросительно изогнул бровь Кальмаров. – Я не собираюсь тут по ночам сидеть, как в прошлую сдачу.
– Заказчик – это святое.  Даже Воронец.  Тебе сегодня Наталья в помощь, – нахмурилась Афродита.
– Наташка… Сходи хоть за колбасой! – заныл Кальмаров.
– Тебе не для этого Наташка дана, – проворчала уходя Афродита.
Григорий Семенович всегда ел колбасу, чтобы успокоить нервы.
– В «Ленинский»? – участливо согласилась я.
– Ага.
– Как всегда, докторскую?
– Вот тебе девять штук, –  Кальмаров достал деньги. – Сдачи не надо.
За время рыночных реформ в далекие девяностые цены на продукты подскочили в тысячи раз и многие из нас стали тогда миллионерами. Килограмм любимой Кальмаровской колбасы стоил тогда двадцать тысяч, пиво стоило тридцать,  а проезд в автобусе – целых шестьсот рублей. Сейчас это все, конечно, забылось, но граждане долго еще прибавляли к нашим зарплатам слово «штука».
– Кажется, чайник починил! – совсем повеселел  Григорий, когда я вернулась из гастронома. Отрезав два мясистых розовых куска докторской и любовно уложив их на хлеб, Григорий один протянул мне:
– Кольбас!.. Наташка, ешь, а то совсем похудела со своей учебой.
– У меня диета, – смутилась я.
– Диета – это когда не ешь колбасу, а в тайне ее хомячишь! – Кальмаров добродушно взглянул на меня, а потом перестал жевать и добавил: – Ты поди от любви своей такая?
– Что?.. От какой любви?! – чуть не поперхнулась я.
– Да знаем мы, по кому ты сохнешь. Меня старого не проведешь.
– И это по кому же?
– Нет его больше в нашем коллективе, – Григорий Семенович наполнил чайник водой из пожелтевшей пластиковой бутылки. – Наташка, будешь пыль бразильских дорог?
– Лучше чай, – я отрицательно замотала головой, мучительно соображая, что же могло произойти с Шуркой.
– О раствори мне хоть немноооого кооофе… – запел Кальмаров и, сжалившись надо мной, наконец пояснил: – Уволился твой Шурка. Сегодня с утра позвонил, что не выйдет. Афродита хотела заставить его отрабатывать, но вспомнила, что у нее на примете есть кое-кто на замену.
– Ну я же говорила! – в кабинет снова влетела Афродита Прохоровна, которая, подобно электростанции, вырабатывала так много энергии, что, казалась опасной для жизни. – Так и есть – кофе хлещет! На больничный с давленьем захотел?!
– Все бдишь за мной, Афродита, – Кальмаров весело зачерпнул еще одну ложку кофе.
– Лучше перебдеть, чем недобдеть! – неожиданно раздался громкий голос.
Откашлявшись и поправив бейсболку, вслед за Афродитой проковылял, волоча ноги в тяжелых ботинках,  странноватый юноша. Приняв закрытую позу, он вобрал голову в плечи и ссутулился, блестя диковатым взглядом из-под очков.
– Познакомьтесь, это Егор! Наш новый водитель, – торжественно представила очкарика Землянская.
– Егор Салтыков! – отрекомендовался новый сотрудник скрипучим, не сочетающимся с его внешней моложавостью голосом. – Последний из рода Салтыковых!
Если закрыть глаза, то можно было представить, что разговариваешь со старым мухомором, тут же подумала я.
– Есть еще задания на сегодня?! – приготовился стартануть по первому же приказу Егор.
– Садишь, Егорушка, отдохни! – одобрительно взглянула на него Афродита Прохоровна. – Чаю попей.
– Заварил себе как-то китайский чай – на ум приходят фразы китайских мудрецов! – Салтыков скрестил руки на груди и нарочито развязно хохотнул.
– Угощайся, Егор! – радушно пододвинул остатки колбасы Кальмаров.
– Докторская? – критически осмотрела трапезу Афродита.
– Она самая! Надо было больше брать, – пояснил Кальмаров.
– Любительская колбаса не любит, а докторская не лечит! – снова парировал Егор, приготовив кружку с надписью «ЛДПР».
– Девушки у нас на диете, кушай, Егор, – Кальмаров плеснул водителю кипятка.
– Говорят, для диеты полезен уголь. Вот только что с ним делать – есть или разгружать! – Егор потянулся за бутербродом.
– Наталья, на вычитку! – Афродита Прохоровна подскочила, на ходу схватив какой-то пыльный стакан и бросив в него для себя пакетик чая.
– Да погоди ты, Афродита! – озабоченно зашевелился Кальмаров. – Я же не мыл еще посуду. Вот, мою кружку возьми, она чистая.
– Всем за работу! – Землянская, разогнавшись, чуть не вынесла за собой дверь, крича из коридора: – Не отвлекайтесь! Щас Славка уже придет!
Вячеслав Розанов, наш дизайнер-верстальщик, просыпался обычно к обеду. Его считали слишком гениальным и позволяли многое. Модное словечко «дизайнер» возникло в начале девяностых с притоком в Россию импортных товаров. А уже с первыми компьютерами стали появляться компьютерные дизайнеры, которые занимались версткой газетно-журнальной продукции и книг. Они работали на самой лучшей и дорогой технике в офисе и имели массу разных привилегий.
– Егор! Надо еще в Роспечать съездить! – спохватилась Афродита Прохоровна.
– Тружусь, не покладая! – Салтыков, как на пружинах, подскочил, отдав честь своему начальству.
– Ой, чего-то худо мне, что-то хрумкает в спине… – жалобно произнес Григорий Семенович. – Продуло, наверно, под форточкой. Слышь, Наташка, я из дома рукопись дочитаю. Егорушка, увози подальше с собой Афродиту.
– Завсегда готов! – зыркнул из-под очков водитель и удалился с многозначительным клокочущим смехом.
– Он точно водитель? – наконец не выдержала я, чтобы не поделиться впечатлениями с Григорием.
– А что, вполне нетривиальный! Спроси потом у Афродиты, где она его выискала. А я мужчинами не интересуюсь, Наташка! – Кальмаров поспешно собрал бумаги и легкой походкой отправился восвояси.
Продолжение следует.