Институт. Часть 1. Правила выживания для одиночек

Правило 1. Не обрастай вещами


Первого сентября 370 года по летосчислению федератов на лужайке перед Институтом появились парень и девочка.

Парня звали Ярви Кивела, и ему было пятнадцать лет. Он держал девочку за руку. Девочка была младше и ростом ему по плечо. Ей было тринадцать, и её звали Эва Тасааре.

Они были похожи как брат и сестра. Оба черноволосые, с пристальным взглядом из-под чёлки. Только глаза у неё были голубые, а у него зелёные.

Судя по мятым штанам и по пыли, покрывавшей их стоптанные кроссовки, эти двое долго шли пешком.


*  *  *
Они остановились в отдалении и некоторое время молча разглядывали здание Института. День был солнечный и ясный. Тёплый ветер ерошил Эве волосы, солнце грело ей плечи сквозь выцветшую футболку. Небо было великолепной августовской голубизны, трава ещё не начала желтеть, так что институтские владения предстали перед ними во всей красе.

Оба корпуса, жилой и учебный, соединённые переходом и увенчанные тремя остроконечными башенками. Высокие стеклянные двери на первом этаже и окна кое-где открыты настежь. В одной стороне между древесными кронами голубеет озеро. Дорожки полого спускаются к нему через пышно цветущий сад. В другой стороне деревья росли густо, будто в лесу, и ничего не было видно, но Эва знала, что там спортивный стадион — Ярви ей про всё рассказывал.

На лужайке перед жилым корпусом толпа подростков играла с фрисби. Все хохотали, носились, прыгали, швыряли тарелку в воздух, и она сверкала на лету, как бумеранг. Ещё один парень удобно устроился на большом дереве рядом со входом. Сидел себе на ветке и строгал ножом какие-то деревяшки.

Ярви посмотрел на Эву и улыбнулся.

— Не бойся. Ты здесь в безопасности.

Она без слов поглядела в ответ. Она сейчас вовсе не этого боялась, знаете ли.

Ярви понял.

— Здесь хорошие ребята, — сказал он обнадёживающе. — Отличные. Не так, как везде. Они не выдадут. На них можно положиться.

Эва с прежним сомнением посмотрела на хохочущую толпу. Вон они какие весёлые и шумные. Не то что она. И так ясно, что будет...

— Вот увидишь. Пошли.

Эва глубоко вздохнула, и они зашагали по траве прямо к Институту.

Тут их наконец заметили. Игра остановилась, и все радостно завопили. Громче всех — девчонка, у которой волосы были апельсинно-оранжевые, короткие и торчком.

— Ярви! — и она запрыгала, размахивая фрисби. — Эй, глядите, Ярви! Э-эй! Привет!

Ярви махнул в ответ, но к ним не пошёл.

— Я сейчас прямо к Эллиэрту, — он повернулся к Эве, — скажу ему про тебя. Подожди здесь, ладно? Вон, познакомишься со всеми пока.

Эва молча кивнула и плотно засунула кулаки в карманы джинсов. Джинсы были грязнущие и подвёрнуты до колена. Ярви тотчас же скрылся в прохладе и тишине жилого корпуса.

— Эй! — возмущённо заорала девчонка с апельсиновыми волосами. — Вот ничего себе! Нет, вы видели??

И она уставилась было на Эву; но тут другая девчонка, повыше и с каштановым хвостиком, встряхнула подругу за плечо. До Эвы долетело:

— ...венькая... — а потом: — Давай, Эми! Пас!

Парень с синей чёлкой напоследок окинул Эву долгим взглядом, и все вернулись к игре. Только тип, засевший на дереве, ещё таращился на неё. Пристально так, и физиономия мрачная. Ага, очень дружелюбно. Мало того, они все ещё и старше минимум года на два, как Ярви.

Эва села на мраморную клумбу, нахохлившись, настороженная как зверёк. Ей было слышно собачий лай и скрипку из какого-то окна. Вообще говоря, тут было неплохо.

Славный дом. Только чужой.

— Ты, что ли, новенькая?

Эва мигом вскочила. Перед ней стоял незнакомый парень. Он был очень высокий, широкоплечий и сутулился. В чёрном свитере, руки в карманах, спутанные волосы, тоже чёрные, падают на лицо.

— Ну? — повторил он мрачно. — Ты новенькая? Подружка Ярви?

— Никакая я не подружка, — вспыхнула Эва.

— Да ладно, не заводись. Можно подумать, мне есть дело...

— Сказала же: я ему не подружка!
Глаза у парня насмешливо заблестели, будто он собирался сказать что-нибудь ядовитое... Но тут свитер у него зашевелился, и из-под воротника показалась усатая мордочка. Парень удивлённо покосился на неё, а крыса — большая пушистая чёрно-белая крыса — уже выбралась ему на плечо и направилась вниз по рукаву. Он вытянул руку, чтобы крысе было удобнее, и усмехнулся.

— Ты смотри-ка, даже Свисть вышла с тобой знакомиться. Она вообще-то в людях понимает. Ну чего стоишь? Давай лапу. Не кусается. Почти.

— Я и не боюсь.

От неожиданности Эва даже забыла, что сердится. Подставила ладонь, Свисть обнюхала её, ловко взобралась на плечо, царапнув коготками, защекотала усами шею и щёку. Эва засмеялась.

— Какая забавная! Она твоя?

— Своя собственная, — буркнул парень.

— А почему ты зовёшь её Свисть?

Но тут он, кажется, потерял терпение, потому что сказал:

— Много будешь знать, скоро состаришься. Ладно, некогда мне тут с тобой разговоры разговаривать. Поэтому кратко. Я Вэслек. Если сильно охота — Вэс, мне разницы нет. Тебе, может, тут про меня скажут, что я мрачный ублюдок, ругаюсь матом и никого не люблю, кроме своей крысы. Так вот, это сущая правда.

— Очень... приятно. Я Эва.

Вэслек пожал плечами.

— Давай шевелись, меня послали показать тебе, где будешь жить. Будто больше некого было...

Свисть перебралась хозяину на плечо, и Вэслек широко зашагал к жилому корпусу и через открытые двери. Эва поспешила за ним. И опять ребята с фрисби проводили их глазами.

Коридор заставлял Эву робеть. Потолки такие высокие, на стенах ореховые панели, лаковый паркет, поверх жёсткие ковры. Много дверей, все одинаковые, с табличками. Слева на стене висело большое расписание занятий, но они прошли мимо — на второй этаж и в самый конец коридора, к большущему с частым переплётом окну. Вэслек открыл предпоследнюю дверь по правую руку и пропустил Эву вперёд.

В комнате было очень чисто. Окно светлое, на полу овечий коврик, мягкий даже на вид, и старинная, тяжёлая мебель, как в антикварной лавке. Кровать, стол, два стула, бельевой шкаф и узенький книжный, комод и лампа с абажуром. Вроде и симпатично, но неуютно. У комнаты совсем нет лица.

— Ну вот, — протянул Вэслек скучным голосом, — всё твоё. Там за углом ванная. Тут пустовато пока, ну, ты это скоро исправишь. С той стороны, — он показал вправо, — живёт Ярви, а с той — Лу. Моя комната прямо над твоей, если что. Табличку с твоим именем привесим на днях, только бы старина Ларк не забыл.

Эва, которой очень не хотелось оставаться одной, быстро спросила:

— А кто это?

— Смотритель. И дворник, и садовник, и всё, что хочешь. Поворчать любит, но руки у него растут откуда надо. Это его тут бешеная псина бегает. Ладно... ты пока осматривайся тут. Я не больно-то учёный возиться с малявками.

Вэслек ушёл, а Эва осталась стоять посередине комнаты, в которой у неё не было ничего своего. Старая история.

Она потерянно обошла свои владения, заглянула в шкаф (пусто, конечно), потом села на кровать и стала слушать весёлые голоса за окном. Потом голоса переместились с лужайки внутрь — может, в гостиную на первом этаже?

Вдруг дверь открылась нараспашку. Эва вскочила и оказалась лицом к лицу с той самой оранжевоволосой девчонкой. На шее собачий ошейник, фиолетовые джинсы все в разрезах, две яркие растянутые майки надеты одна на другую, на плече татуировка — глумливо скалящийся языкастый череп.

— Добро пожаловать в Институт! — торжественно объявила она. — «Благородное заведение для особо одарённых, невинных, угнетённых»! Здорово мы придумали, да? Дин хотел написать это над входной дверью, но профессор Дерк не одобрил, говорит, звучит слишком похоже на «невинно убиенных». Но в этом же вся соль, понимаешь, да?

Она бесцеремонно ввалилась в комнату, оглядываясь по сторонам.

— Быстро же Вэслек сбежал. Ну, так я и подумала! Не обращай внимания, он просто стесняется.

Девчонка — Эми, верно? — перевела дух, и они постояли, разглядывая друг друга. Эва напряглась, ожидая насмешек. Эми и вправду ухмыльнулась, но сказала совсем не то:

— Что? Нравится причёска? Я долго с цветом не могла определиться, но, по-моему, вышло круто. Думаешь, я странная? Ха! Ты ещё половину менторов не видела! Вот погоди, познакомишься с Тивис-Йорин — сразу все вопросы отпадут... хотя, нет. Их станет в двести раз больше! Ну, для того мы и тут — объяснять новичкам положение дел. Так что если что пона... оу, я ведь совсем забыла! Меня послала за тобой бабуля Свейстранд. Идём живее, она в библиотеке сейчас.

— А кто это? — спросила Эва, когда они заторопились по коридору.

— Ну, она экономка, и библиотекарь, и заместитель директора — много кто. Даже Сандре на кухне помогает. Нас тут, знаешь, мало совсем, так что все всё делают.

Больше они не говорили. Сердце у Эвы колотилось то ли от спешки, то ли от страха. Зачем её позвали? Что она должна будет сделать? Может, тест пройти... и вылетит тогда она отсюда, что бы там Ярви ни говорил.

Вот и учебный корпус, и широкая мраморная лестница с цветными витражами — она привела их на пятый этаж и прямо в библиотеку.

Библиотека была огромна, как храм. Целый лабиринт книжных шкафов, уютные длинные столы и маленькие столики, старинные стулья, повсюду лампы. Лесенки ведут на галерею — там в полутьме ещё шкафы и едва различимый потолок.

Ошеломлённая, Эва таращилась по сторонам. Она чувствовала себя совсем крошечной, и, наверно, так и стояла бы столбом, но тут из-за библиотекарской стойки её поприветствовала строгого вида пожилая женщина. На ней было длинное старинное платье с крахмальными манжетами, седая коса была уложена вокруг головы, на кончике носа поблёскивали очки.

— А, Эми. Привела новенькую? Очень хорошо, спасибо. Ты можешь идти.

Эми улыбнулась во весь рот и пихнула Эву локтем.

— Не дрейфь.

Без неё в пустой библиотеке стало немного жутко. В горле у Эвы застрял комок.

— Присаживайся, моя дорогая, — ободряюще улыбнулась ей старушка. — Меня зовут Доротея Свейстранд, я выполняю различные обязанности, помогаю директору как могу. Директор Эллиэрт счёл, что Институт может принять тебя. Однако прежде, чем тебя определят в какую-либо из учебных групп, мы должны прояснить кое-какие детали, не правда ли?

Эва села на самый краешек стула, стараясь незаметно вытереть о колени потные руки. Голоса здесь отдавались эхом, и её тянуло оглянуться через плечо.

Свейстранд пошуршала бумагами и наконец нацелилась чернильной ручкой.

— Я задам тебе несколько вопросов, а ты по возможности дашь честные ответы, хорошо? Если тебе не захочется отвечать, ничего страшного. Мы здесь не выпытываем лишнего. Итак. Какое имя мне указать в твоём личном деле?

— Эва Тасааре.

— Сколько тебе лет?

— Тринадцать.

— Откуда ты родом?

Эва что было сил прижала руки к коленям, так что пальцы побелели от напряжения. Но Свейстранд продолжала как ни в чём не бывало:

— Ну, этот пункт пропустим... У тебя есть родители?

— Кажется, нет.

Голубые глаза поглядели на неё поверх очков.

— А другие родственники или опекун?

— Насколько я знаю, никого.

Чернильная ручка сделала новую пометку, и глаза вернулись к бумагам.

— Какую школу ты посещала перед тем, как пришла к нам?

— Дело в том, что... Извините, но...

— Но ты умеешь писать, читать и знакома с основами счёта?

— Конечно, — оскорбилась Эва, однако Свейстранд только улыбнулась.

— К нам приходят молодые люди отовсюду, моя дорогая, и многие из них совсем грамоте не обучались. Мы тут насмотрелись на всякое... Ну вот, а теперь давай выясним, какими навыками ты обладаешь в дисциплинах, которые здесь преподаются. Отметь в моём списке, с чем ты хотя бы приблизительно знакома...

Эва дрожащей рукой взяла список, который показался ей бессмысленным набором слов. Тут было какое-то мироведение, или вот ещё лучше — основы изучения биоэнергоматерий, всего шестнадцать пунктов. Со спазмом отчаяния и стыда Эва отметила в списке общую физическую подготовку, литературу, историю и естествознание и вернула листок Свейстранд, уверенная, что уж теперь-то её пошлют куда подальше. Но Свейстранд выглядела вполне довольной.

— Очень хорошо, — сказала она, складывая бумаги. — Полагаю, это означает младшую группу. По возрасту ты подходишь, и очень удачно, что прибыла в самом начале семестра — ничего не придётся навёрстывать. Своё расписание ты посмотришь завтра утром, и завтра же с утра тебе нужно будет пройти медосмотр внизу. Кто-нибудь из ребят тебя проводит. Да, и не забудь зайти сюда за учебниками, они будут тебя ждать. А теперь... ужин только что кончился, и не думаю, что время подходящее, чтобы тебя представить. Осмелюсь предложить тебе чаю. Ты не против?

Эва была совсем не против, особенно теперь, когда напряжение спало, и стало ясно, что сосущая пустота в желудке — это не страх, а зверский голод. Подхватив стопку папок, Свейстранд отвела её в свою комнату в башенке прямо над библиотекой. Там было уютно и тихо, много вышивок и старых фото на стенах, пахло лавандой, а за цветными ширмами пряталась маленькая кухонька.

Когда они выпили чаю с бисквитами (Эва слопала целую дюжину), за окнами уже были сумерки. Она прошла через погружённый во мрак учебный корпус. В жилом горели лампы, из-за дверей доносились голоса, но ей так никто и не встретился до самого второго этажа. Она была уже у своей двери, когда её догнали Эми и парень с синей чёлкой. У него была проколота бровь и нижняя губа, и в ухе дырок пятнадцать, не меньше, так что Эва вытаращилась на него с восхищением.

— Дин — Эва, Эва — Дин, — нетерпеливо сказала Эми. — А теперь впусти нас, а? Иначе я точно всё уроню.

Они с Дином и правда держали по огромной охапке вещей. Эва поспешно открыла дверь, и Эми с неописуемым облегчением свалила всё ей на кровать.

— Фух! Ещё немного, и руки бы отвалились... Так, это всё твоё. Владей и распоряжайся. Ну... разберёшься сама. Ой, ладно, давай сюда простыню, Дин...

Пока Эва стояла, раскрыв рот, вся груда вещей переместилась на её стол, а Эми и Дин в четыре руки застелили постель.

— Ну, теперь точно всё, — сказала Эми, бесконечно довольная собой. — Сладких снов. Ах да, подъём в семь, завтрак в восемь, в девять начинаются занятия, «и будьте так добры приходить вовремя». Конец цитаты.

Дин ухмыльнулся, Эми сделала ручкой, и дверь за ними закрылась. Ошеломлённая Эва взялась за сортировку своего новоприобретённого имущества. Помимо постельного белья она оказалась владелицей губки, мыла, шампуня, зубной щётки, стопки пушистых полотенец, тапочек, купального халата, расчёски, школьной сумки, набитой тетрадками, ручками и карандашами, и раздолбанного радиоприёмника. Помимо прочего, ей досталась пижама яростного сиреневого оттенка, школьная форма и спортивная. На всех вещах были вышиты институтские эмблемы, на ярлыках оставлено место для имени.

Эва уткнулась носом в белую рубашку. Надо же! Она уже почти и забыла, как пахнет новая одежда. Совсем как в сказке: вот у тебя ничего нет, а потом — раз, и дворец, набитый сокровищами.

Обычно это ничем хорошим не кончается даже в сказках, сказала себе Эва, не без усилий подавляя восторг. Помни о правилах. Даже у одиночки получится выжить, если быть осторожной и помнить о правилах. Правило первое: не обрастать вещами.

Как во сне, Эва выбралась в душ, переоделась в чистое, легла в постель и мгновенно провалилась в сон.


*  *  *
Эва встала в семь. Она поставила будильник на радиоприёмнике, но он не понадобился — такой громкий был здесь звонок, объявляющий подъём. Она сразу вскочила, переоделась, а потом долго разглядывала себя в зеркало на дверце шкафа, поворачиваясь так и эдак, чтобы со всех сторон было видно. В этой клетчатой юбке, в гольфах, рубашке и ботинках со шнуровкой она выглядела точь-в-точь как ученики из частных школ, которых она видела пару раз вылезающими из экскурсионного автобуса. Они всегда казались такими весёлыми и беззаботными, и смотрели вокруг с таким любопытством, точно за стенами школы весь мир — туристический маршрут.

Ну и — что тут скажешь — такой она себе очень нравилась.

— Не налюбуешься?

Эва с грохотом захлопнула дверцу, красная как рак. С порога хихикала Эми.

— Да брось! Только зануды вроде Мир носят форму, она же необязательная. Вот погоди, сводим тебя в Городок, купишь себе что-нибудь поинтереснее.

Эми повернулась на пятке, демонстрируя дыры на кроваво-красных колготках и свисающий лентами свитер. Сегодня она выглядела так, будто продиралась через густейшие терновые кусты.

— Круто, правда же? А свои старые шмотки даже не думай выбрасывать. Это же история! Я потом покажу, где у нас тут прачечная, забросишь их в машинку... Эй, а что мы стоим? Завтрак-то уже начался!

И она припустила по коридору как сумасшедшая, а Эва помчалась за ней, даже не успев закрыть дверь.

В столовой было шумно, светло и пахло вкусностями. Стол был один, посередине, очень длинный, и вокруг куча разномастных стульев.

— Все сидят, где им нравится. Ну ты чего? Пошли!

Эми потащила Эву мимо преподавателей, собравшихся за одним концом стола, и без церемоний усадила на первое попавшееся свободное место, а сама плюхнулась рядом.

— Привет, Бельт, привет, Вэс, привет, Нэш... всем привет! Эй, Мир, не положишь мне сосисок? С голоду умираю!

— Тебя послушать, так ты всегда с голоду умираешь, — улыбнулась девочка со светлой косой, накладывая ей на тарелку сосисок.

— Что такого? У меня здоровый растущий организм!.. Эй, не жадничай!

— В тебя же столько не влезет.

— Хочешь поспорить?

— О нет, только не с тобой, я ещё помню тот спор в мае...

Вокруг засмеялись. Эва осторожно подняла глаза и узнала в сидящем напротив парне (Бельт, обращалась к нему Эми) того мрачного типа, который вчера глазел на неё с дерева. Он и сегодня был мрачный. И дикий какой-то. Лицо обветренное, исцарапанные руки, нечёсаные чёрные лохмы. Эва робко улыбнулась, но Бельт продолжал сверлить её недружелюбным взглядом.

— Эй, Эва, ты что не ешь? Ты в лиге сосисконенавистников? Да ладно тебе, они вкусные!

— Да-да, — поспешно согласилась Эва, откусывая сразу половину. — Очень вкусные, просто...

«Просто» под пристальным взглядом Бельта у неё кусок в горло не лез, и больше всего ей сейчас хотелось улизнуть куда-нибудь. Но Эми была полна участия.

— Ладно, смотри, какой я сейчас тебе сделаю тост, — жизнерадостно сказала она, намазывая на хлеб толстейший слой масла.

— Спасибо, не надо, да я... не очень голодная, правда, Эми...

— Чушь собачья! Держи. У тебя сегодня важный день, надо как следует подкрепиться.

Эва покорно взяла тост с целой горкой джема сверху, стараясь не смотреть на Бельта. Но тут её мучениям, слава богу, пришёл конец: сосед Бельта (Нэш, вспомнила Эва) поднялся из-за стола. Он выглядел ровесником Вэслека, но ростом пониже. Волосы у него были светлые и торчали во все стороны, а брови чёрные, и в глазах чертенята.

— Эй, Вэс, Бельт, — радостно проорал он. — Давайте поднимайте ленивые... простите, профессор. Пошли разомнёмся, мяч покидаем. Сегодня-то я тебя сделаю, спорим?

Он подмигнул Эве и первым направился к дверям. Бельт молча последовал за ним; Вэслек ушёл без большой охоты, что-то ворча. Свисть осталась на столе доедать из его тарелки.

— Эй, погодите! Мы с вами! Благодарю, было очень вкусно...

Парень в пижонской белоснежной рубашке умчался из столовой вместе с приятелем и двойняшками. Те таращились на Эву и улыбались добрых десять минут, и без них она вздохнула свободнее. Отдала должное сосискам и тосту и даже решилась рассмотреть собравшихся за столом. Тем более что теперь все были заняты своими делами. Маленькая девочка с копной рыжих кудряшек шушукалась со своей соседкой, парень с чрезвычайно светлой кожей сидел целиком поглощённый своими мыслями, машинально складывая посреди тарелки горку из макарон.

Может, Эва просто наелась и расслабилась, но все они казались ей чрезвычайно славными. Хотелось бы только знать, где Ярви, но у Эми она спрашивать постеснялась. Тем более что у той, похоже, была привычка отвечать во весь голос, да ещё и с набитым ртом.

Преподаватели переносили творящийся вокруг хаос не моргнув глазом. Одна из них, немолодая женщина с фантастической осанкой, вела неторопливую беседу с сидящим напротив стариком. Его сосед справа, по виду добродушный здоровяк, вообще уминал свой завтрак, ни на что не отвлекаясь. Свейстранд, занявшая место рядом с ним, поймала Эвин взгляд и ободряюще улыбнулась.

Эми оставалась за столом до самого звонка, который возвещал начало занятий, и всё равно успела стянуть ещё один крекер.

— О, я же совсем забыла! — спохватилась она, обнаружив рядом растерянную Эву. — Тебе сейчас вниз, в лазарет, тебя Тивис-Йорин ждёт... Вон, видишь ту дверь? Спускайся вниз.

Топот и голоса стихли, и Эва неуверенно подошла к прячущейся за поворотом двери. Это была очень большая дверь без ручек и замочных скважин, того же тёплого орехового оттенка, что и стенные панели. Выдавала её только клавиатура, наводящая на мысль о кодовых замках, и плоская тускло светящаяся панелька на уровне Эвиного лица.

Ну и что теперь, интересно, делать, смущённо подумала она. Эми наверняка забыла сказать мне код.

Она тихонько постучалась, но ничего не произошло. Тогда она осторожно прикоснулась к мерцающей панели. Она была тёплая и на ощупь примерно как жидкокристаллический дисплей. Эва отдёрнула руку, оставив на панели бледный отпечаток своей ладони; он сделался чётче, мигнул и пропал, и двери бесшумно разъехались в стороны.

Однако это, похоже, была самая лёгкая часть, потому что когда Эва спустилась по ступенькам, она обнаружила себя посреди широкого коридора, от которого отходили в разные стороны ещё два, абсолютно одинаковые. Тут были светлые стены, ровный яркий свет и ребристый металлический пол. Эва шаркнула по нему ботинком. Посмотрела налево, потом направо. Здесь что-то раскатисто гудело, и ещё что-то ритмично попискивало. И запах был странный — может, изоляция, а может, лекарства.

Она уже решила пойти налево, но тут в коридоре появилась женщина со странной причёской.

— Тасааре? — сказала она. — Пойдём со мной. Я тебя жду.

Эва двинулась за ней в просторное помещение, целиком занятое кушетками, стойками и штативами с непонятными установками. Большинство из них она видела впервые — да и впервые оказалась среди такого скопища подмигивающих огоньками, гудящих, жужжащих и щёлкающих аппаратов.

— Не бойся. Это обычный медосмотр, все новенькие его проходят, — успокоила её профессор Тивис-Йорин. — Поверь мне, никаких неожиданностей.

Эва промолчала, потому что главной неожиданностью стала сама профессор. То, что поначалу Эва приняла за причудливо уложенные волосы, было двумя костяными гребнями, которые начинались по обе стороны лба и заканчивались на затылке. По сравнению с этим зеленоватый оттенок её кожи и круглые, жёлтые, как у хищной птицы, глаза и странностью-то было не назвать.

Тивис-Йорин улыбнулась, и Эва быстро отвела взгляд, сообразив, что таращиться вот так — не слишком-то вежливо.

— Извините...

— Не извиняйся. Большинство моих соплеменников никогда не покидают Йормад, так что моя внешность для многих непривычна. Не беспокойся, удивляться необычному естественно. Ты меня не смущаешь.

В следующие полчаса Эве пришлось ложиться на кушетки, вставать на платформы под прицел аппаратов, надевать эластичные ремни с пучками проводов на голову и запястья и проделывать ещё уйму нелепых операций. Казалось, Тивис-Йорин интересует всё, начиная от банальных показателей (роста, веса, количества ударов сердца в минуту и состава крови) до каких-то непонятных штук вроде показателя бесчеловечности, уровня биоизлучения и коэффициента ментального сопротивления.

Когда Эва поднялась из волшебного подземелья, она чувствовала себя немножко выпотрошенной. Теперь ей надлежало явиться в библиотеку, но по пути она слегка прогулялась, обнаружив прачечную с сушилкой на втором этаже и запертую лабораторию на третьем.

В библиотеке её ждала стопа учебников и свеженькое расписание; и поскольку из-за книжек ступенек видно не было, Эва неминуемо свернула бы себе шею, если бы на полдороги её не перехватил Ярви.

— Ну наконец-то! — страшно обрадовалась она. — Ты где был? Ты что, пропустил завтрак?

— Это вы с Эми чуть его не пропустили. Кому только в голову пришло доверить ей присматривать за новенькими? Кто бы за ней самой присматривал!..

— Она классная! И такая весёлая.

— Этого у неё не отнимешь.

Ярви показался ей каким-то задумчивым, но когда они дотащили книги до её комнаты, он сказал только:

— Прежде чем на занятия идти, спустись сперва в гостиную. Тебя там профессор Астен ждёт, его определили твоим куратором.

— Куратором? — слегка обеспокоилась Эва, замерев с пустой сумкой в руках.

— Ты собирайся, потом некогда будет. Тут у каждого есть куратор. Он тебе всё объясняет, за успеваемостью следит, даёт задания. Тебе здорово повезло. Профессор Астен — надёжный человек. Ему можно доверять... Ничего не забыла? Давай, бегом.

И Эва помчалась по коридору, на ходу забрасывая сумку за плечо.

В гостиной было очень уютно. Камин огромный, толстый ковёр винно-красного с золотистым цвета и настоящий лабиринт из диванов, кресел, стульев, столов и столиков. В шкафах тут стояли вперемешку книги, цветочные горшки и настольные игры, на столах — забытые кружки и тетрадки с недоделанным домашним заданием, чьё-то вышивание, а рядом отвёртка. В углу тихонько мурлыкало радио. Эва прислушалась: кажется, камерная музыка.

Профессор Астен читал в кресле возле камина. Во всяком случае, больше в гостиной никого не было. Профессор был худощав и ещё не старик, хотя его волосы были уже тронуты сединой, а морщины свидетельствовали об его улыбчивости. При виде Эвы он поднял от книги огненно-рыжие глаза и улыбнулся. Очевидно, на цвете глаз странности заканчивались, и Эва про себя вздохнула с облегчением.

— Здравствуйте.

— Доброе утро. Я смотрю, ты успела получить учебники? Рад видеть, что ты осваиваешься. А я тут решил скоротать время, взял первое, что под руку пришлось. Обычно наши с профессором Дерком вкусы не совпадают, но, кто бы мог подумать... — он постучал пальцем по обложке книги. — Приходилось читать?

— Я... нет, то есть... нет, — скомканно отвечала Эва, примостившись на краешке соседнего кресла.

— Попробуй как-нибудь. Книга хорошая, — сказал профессор Астен, откладывая её на подлокотник. — Хотя не уверен, что она в твоём вкусе. К слову, какие вообще книги ты любишь?

— Интересные, — несмело отозвалась Эва, и профессор хмыкнул.

— Целиком тебя поддерживаю. Что ж, полагаю, самое время нам представиться? Я профессор Астен, твой куратор — Ярви тебе уже сказал?

— Да. А я... Эва. Эва Тасааре, профессор.

— Добро пожаловать, Эва. Ох, до чего это грустное зрелище, — пробормотал он, заглянув в большую кружку, ожидающую на столике, – пусто. Что ты думаешь о кофе?

— Я... не очень люблю кофе, по-моему.

— Полагаю, я должен за тебя порадоваться. Видишь ли, моё пристрастие к кофе не слишком хорошо сказывается на моём здоровье. О чём профессор Тивис-Йорин, благословят её боги, не устаёт меня предупреждать. Но что поделаешь? Без хорошей кружки кофе мой разум просто отказывается работать... — профессор сокрушённо вздохнул и поднялся с кресла; он оказался очень высоким. — Ты уже видела озеро?

— Ещё нет, профессор.

— И очень зря! Настоятельно советую прогуляться к озеру, пока погода такая чудесная. Ну что ж, удачных занятий. Уверен, что вскоре услышу о твоих успехах.

Секунду-другую он пристально смотрел на Эву, потом тепло улыбнулся и ушёл со своей кружкой. Книга осталась лежать на подлокотнике кресла. Эва постояла секундочку, борясь с застенчивостью. Потом бочком подошла ко креслу и прочитала про себя название на обложке: «Сквозь Тьму Дней». Да уж, так всё сразу и прояснилось, сокрушённо вздохнула она и побежала на занятия.

В её расписании значилось «Введение в курс логики, прогнозирования и анализа, ментор Лиддс, 5 этаж». Минутой позже Эва уже остановилась перед дверью аудитории, запыхавшись больше от волнения, чем от бега по лестнице. Пригладила волосы, одёрнула юбку, крепко сжала ремень сумки и, громко постучавшись, переступила порог.

Ментор Лиддс оказался тем стариком, которого она видела за завтраком. У него были белые как снег волосы, соперничающий с ними белизной крахмальный воротничок и старинный сюртук, чрезвычайно чистый. Он выглядел таким безупречным и строгим, что Эва в смущении застыла у порога. И ментор, и четверо студентов (три девчонки и парень) повернулись к ней.

Эва откашлялась. Ментор Лиддс кивнул в ответ.

— А вы, должно быть, Эва Тасааре, новая студентка. Профессор Тивис-Йорин предупредила меня, что вы можете опоздать. Прошу вас, занимайте свободное место. Мы едва приступили к работе. А я внесу ваше имя... в список...

Он взял с кафедры очки в тонкой серебристой оправе и, откинув голову, подтянул к себе какой-то большой журнал. Эва, стараясь не выдавать волнения, села за свободный стол, слева от светловолосой девочки с густой чёлкой. Рядом с ней снова сидела малышка с рыжими кудряшками, а позади них — двойняшки, которые таращились на Эву с теми же проказливыми улыбками, что и утром.

Эва никак не могла сосредоточиться, но Лиддс был невозмутим и бесконечно терпелив, пока они решали свои простенькие задачки. Непоседливые двойняшки справлялись куда лучше Эвы, зато у остальных двоих девочек, похоже, были немалые трудности.

Эва и глазом не успела моргнуть, как прозвенел звонок, возвещающий часовой перерыв на обед. Лиддс задал им первую порцию домашнего задания, и они наконец вышли в коридор. Не успела Эва и шагу ступить, как двойняшки тут же принялись жать ей руку и дурашливо раскланиваться. Их звали Нэт и Вирдж Дельстайн, блондинку в широченном свитере — Мэл Брейт, а кудрявую малышку — Люси.

Люси, кажется, не испытывала ни малейшего смущения и, схватив Эву за руку, лепетала что-то про озеро, и фрисби, и Вэслека.

— А это правда, что тебя Ярви привёл? Вы друзья? Ярви — мой самый большой друг! Только его давно не было, и мы очень скучали...

— Тише ты, Лу, — улыбаясь, прервала её Мэл. — Пойдёмте лучше скорей в столовую. Если поторопимся, погулять успеем... Ты стадион уже видела?

— Я ещё ничего не видела.

— Как, и озеро?

— И сад?

— И Рощу Деревьев?

Они заглянули в столовую, только чтобы стянуть со стола по паре бутербродов и умчаться с криком: «Спасибо!» — но здесь это, похоже, было обычным делом.

Сад вблизи оказался ещё лучше, чем издали. Они бежали вприпрыжку по мощённым плитами дорожкам, мимо деревьев, мимо клумб, мимо старика в рабочем комбинезоне, который возился с лопатой вокруг цветущего мелкими синими цветами куста.

— Смотрите ноги не переломайте! — сердито крикнул он им вслед. И прибавил, неодобрительно качая головой: – Носятся тут как черти! Девчонки, а туда же...

Эва чрезвычайно смутилась. В отличие от Люси.

— Ну вы же не сердитесь, дедуля Ларк? — воскликнула она и, подбежав к старику, расцеловала его в обе щеки. — Не сердитесь, ну правда! Мы только до озера, а обед такой короткий — вот, возьмите, пожалуйста. Они очень вкусные, а вы с самого утра работаете...

Старик, конечно, от бутербродов сперва отказывался, но всё его ворчливое настроение улетучилось.

— Да и впрямь, передохнуть, что ли...

Он уселся на траве, самозабвенно чавкая бутербродом, а они трое припустили к озеру. Оно было огромное и синее, с уютным деревянным пирсом и лодочным сараем, и со стаей уток, бесстрашно скользящих вдоль берега. Так что сходить на стадион они уже не успели.

Они как раз свернули за угол, вслух гадая, достаточно ли вода тёплая, чтобы купаться, как вдруг раздался оглушительный лай, а в следующий миг огромная зверюга прыжком повалила Эву на землю. Эва завопила во всё горло, уверенная, что её сейчас сожрут заживо; но вместо этого зверюга радостно гавкнула и принялась вылизывать ей щёки горячим мокрым языком.

— Фу!.. Уйди! Перестань!..

Уклониться от этих проявлений нежности оказалось непросто, и помогать ей, кажется, никто не собирался: Мэл, Люси и Вэслек бессовестно хохотали шагах в пяти.

— Что за веселье? — раздался ещё один голос. — Ох, Лаки! Глупый пёс!

Эва вытерла рукавом обслюнявленное лицо и узнала Кэт, которая оттаскивала за ошейник большого лохматого пса. Пёс радостно повизгивал, свесив розовый язык, и вовсю вилял хвостом.

— Не бойся, Эва. Лаки не кусается... Стоять! Стой же ты, тупица!

Эва бочком обошла любвеобильного пса и заторопилась в корпус, слыша, как Кэт укоризненно говорит:

— Ну не свинья ли ты, Вэс? Не мог его подержать?

— А что я? Надо ж им было познакомиться.

Так что перед защитой сознания Эве пришлось хорошенько умыться.

Защита сознания проходила в пустом зале на втором этаже, где студенты и ментор рассаживались на полу на матах и старались отключить сознание от внешнего мира. Как Эва вскоре поняла, никто из её группы не представлял себе, как именно это делается и зачем это нужно, и все чувствовали себя одинаково неуверенно. Впрочем, труднее всего Эве было заставить себя закрыть глаза и не таращиться на ментора Вейсманна.

Ментор Вейсманн был ещё совсем не старый, но совершенно седой, и тянущийся от брови до затылка шрам был виден во всей красе. У ментора Вейсманна было сухое тонкогубое лицо и разные глаза, один голубой, а второй — на той же стороне, где и шрам — карий, и на виске стальная пластинка с крошечным красным огоньком.

— У него один глаз ненастоящий, — радостно сообщила Люси, когда они наконец покинули учебный зал. — Это имплант, его на «Армаде» поставили. И в колене у него тоже кости железные – видела, как он хромает? Он был сильно ранен на войне. Они его бросили, потому что думали, что всё, он умрёт. А наши подобрали. На «Армаде» гениальные хирурги, все так говорят. Самые лучшие! Они могут сделать что хочешь... Здравствуйте, профессор Астен!

— Добрый день, Люси. Ну, Эва, как твой первый день?

— Хорошо, — от души сказала она. — Люси и Мэл показали мне озеро. Здоровское!

— Я знал, что тебе понравится.

Астен направился вверх по лестнице, а Эва свернула в жилой корпус. Люси скакала рядом, напевая без слов.

— А что ты сейчас будешь делать?

— Не знаю... Может, почитаю или...

— Сыграй со мной в прятки! Ну правда, давай, Эва? Ярви со мной всегда играет. И он ни разу не сказал, чтобы я отстала. Я его очень люблю! Он похож на моего папу. Только это секрет, ладно?

— Ладно. А Мэл мы ждать не будем?

Люси тяжело вздохнула.

— У Мэл сейчас правописание. Она ведь только летом приехала, а до этого никогда не училась писать. Ментор Вейсманн её учит, каждый день после уроков.

— Ментор Вейсманн? — с очень неуютным чувством переспросила Эва.

— Ага. Он у Мэл куратор.

— Брр!

— Он очень хороший!

— Я верю. Только... он же совсем не улыбается, и... вообще.

Люси засмеялась.

— Он добрый и умный. Никогда не ругается, и объясняет хорошо. Мэл уже знаешь как хорошо пишет, почти так же, как я!

Эва преодолела недоумение и не стала расспрашивать, как так вышло. В конце концов, какая разница-то? Мэл ей нравилась, и Люси тоже.

— Ну что, играем в прятки? Можно я первая прячусь?

Учитывая её знание учебного корпуса, Эва, скорее всего, не нашла бы Люси ни разу, если бы её не выдавало хихиканье.

Забравшись вечером под уютное одеяло, Эва вдруг вспомнила о книге, которую читал профессор Астен. «Сквозь Тьму Дней». Интересно, о чём она? Надо бы заглянуть в библиотеку...

Это была последняя мысль перед тем, как погрузиться в крепчайший сон.



Правило 2. Не привязывайся


Наутро первым уроком у них была литература и мировая культура у профессора О'Фэймура, но они занимались тем, что болтали о себе и о книгах, которые им нравились. Эве было стыдно, что сказать ей особо нечего: если не считать пары книжек из школьной программы, она не очень-то много читала. Но профессор О'Фэймур, кажется, был всем доволен и сиял улыбкой.

Затем было введение в мироведение (его вёл профессор Астен). На обеде Эве повезло: Бельт с его нахмуренной физиономией сидел далеко, и ничто не мешало ей есть и украдкой разглядывать менторов.

После обеда первокурсники отправились к профессору Гредхерду, на введение в естествознание, и Эва радовалась чуть не до слёз тому, что хоть что-то понимает. Потом до самого ужина было свободное время, и Мэл с Люси пошли показывать Эве гараж. В гараже было тихо и прохладно, как в храме, и пахло железом и бензином. В полумраке виднелось штук десять великов, будто звери, молчаливо ожидающие хозяев. Помимо великов была пара мотоциклов, и ещё несколько — Эва тоже приняла их за мотоциклы, только без колёс. Но когда она спросила об этом у девчонок, Люси захихикала.

— Это же глайдеры! Зачем им колёса? Ты что, никогда не каталась на глайдерах?

Эва помотала головой. Она и на велике-то не помнила, когда последний раз каталась.

Люси широко раскрыла глаза.

— Что, правда? Ни разу? О-о-ой, это так здорово! Надо попросить Вэслека, он нас прокатит!

Эва сильно сомневалась, что Вэслек на это согласится, учитывая, какой он был ворчливый и как явно демонстрировал, до чего ему скучно с «мелкотой». Но Люси была неисправимой оптимисткой.

Потом они отправились побродить по огромному стадиону и повисеть на турниках (что гораздо веселее делать для собственного удовольствия, чем на занятиях по физической подготовке, заметила Мэл).

После ужина их ждала астрономия и основы ориентирования в башенке у профессора Аверны, хрупкого беспокойного старичка с пушистыми, как сахарная вата, волосами и белой бородой. Профессор показывал им самые яркие звёзды (небо было ещё светлое, и звёзд немного). Он называл каждую по именам, и про каждую рассказывал по легенде. Но хотя Эва слушала в оба уха и старательно перерисовывала в тетрадку схемы созвездий, она мало что запомнила. Может, просто мозг был слишком переполнен информацией — во всяком случае, она была очень рада, когда настала пора ложиться спать.


*  *  *
С утра в пятницу у них было введение в изучение биоэнергоматерий у профессора Эллиэрта, директора Института, чьи безукоризненно вежливые и бесстрастные манеры вызывали у Эвы робость. Следующим — история у профессора Дерка (он тоже был далеко не весельчак), потом обед, а потом информационно-компьютерные технологии у ментора Мейнард. Ментор Эве очень понравилась. В своих мешковатых штанах и очках с толстыми стёклами она выглядела как старшеклассница.

После обеда толпой отправились на озеро, по дороге без умолку споря, тёплая ли ещё вода. Нэш с Айреном бросились в озеро первыми, а следом — с воплями и тучами брызг, конечно — Эми и Дин. К ним присоединились Крис и Стэфен, но остальные в воду лезть не рискнули. Люси просто болтала в воде ногами, усевшись на краю пирса. Эрик взял с собой какую-то электронную штуковину и копался в ней, сидя под деревом в теньке, и волосы — совсем белые и мягкие — закрывали ему глаза. Эва притащила учебник по истории, но на самом деле просто болтала с Ярви, развалившись под солнышком на траве. Рассказывала ему о своей первой неделе и о менторах, но он, кажется, слушал не очень внимательно. И вид у него был какой-то невесёлый и задумчивый.

— Ты чего, Ярви? Случилось что-нибудь?

— М?.. А, нет. То есть... Понимаешь, — начал он совсем другим тоном, — я, скоро, может бы...

Но в этот момент раздался такой страшный визг, а потом дружный хохот, что они оба подскочили на траве. Это Айрен, подкравшись к Лу со спины, прыгнул в воду, окатив её брызгами с ног до головы, и теперь она в возмущении размахивала кулачками под аккомпанемент всеобщего веселья. Ребята дурачились на все лады; а уж Эми точно было слышно миль на десять вокруг. Стэфен не вопил (он вообще был очень тихий), но плавал лучше всех, и в состязании, кто дольше продержится под водой, он всегда побеждал. К великой досаде Криса, который не любил проигрывать.

— Здорово же он плавает, — от души восхитилась Эва, когда Стэфен, пробежав по мокрым доскам, нырнул, будто рыба, беззвучный и ловкий.

— Он у моря вырос, — ответил Ярви. – Всю жизнь в воде. Он с лодкой лучше всех управляется — у него отец рыбачит...

Звонок, зовущий на ужин, не дал ему договорить. Он бросил последний долгий взгляд на сверкающую под солнцем воду, вздохнул и поднялся, Эва следом.

— Ты что-то говорить начал...

— ЧТО ЗА... Ах ты, мелкая...

Эва с Ярви обернулись и покатились со смеху вместе со всеми. Люси, мокрая до нитки и очень довольная собой, шагала к Институту, оставив Айрена вылавливать из воды всю его одежду. В корпус он явился в одном ботинке (второй Люси таки утопила), оставляя за собой огромные лужи.

После ужина Эва и Люси проводили Мэл на её урок чистописания и отправились бродить по коридорам. Когда они вернулись в столовую, за столом уже почти никого не было — только Ларк сосредоточенно читал газету, макая пончик в чай, а на спинке соседнего стула сидела Свисть и, щуря глаза от удовольствия, грызла крекер.

— Приятного аппетита, дедуля Ларк! — жизнерадостно воскликнула Люси (он приветственно замычал из-за газеты). — Свисть! Тебе же нельзя сладкое, вот Вэслек тебя не видит!

Свисть поспешно дохрустела крекер, взобралась Эве на плечо и принялась с независимым видом чистить мордочку. Так что дальше они отправились уже втроём. Попетляли между могучими деревьями, а проходя мимо гаража, застали внутри Вэслека и Нэша. Те возились со своими байками (Нэш с мотоциклом, а Вэслек с глайдером) и говорили явно о чём-то важном и нехорошем: Вэслек хмурился, а у Нэша было обеспокоенное лицо.

При виде девочек они оборвали беседу на полуслове. Вэслек заметил Свисть, нахмурился ещё сильнее и отвернулся к глайдеру, делая вид, что ну очень занят. Нэш, однако, подмигнул Эве.

— Не обращай внимания, новенькая. Муки ревности. Я никогда не видел, чтоб Свисть так к кому-нибудь липла.

Вэслек досадливо повёл плечом, а Свисть громко пискнула — будто всё понимает, о чём говорят. А Люси без колебаний применила своё особое оружие — подбежала к Вэслеку и обняла.

— Не дуйся! Свисть всё равно тебя больше всех любит. Давай ты лучше нас покатаешь?

Вэслек снова дёрнул плечом.

— Нет уж.

— Ну пожалуйста! — просительно сложив ладошки, но с улыбкой во весь рот затянула Люси (Эва прониклась завистью и восхищением к такому непосредственному подхалимству). — Немножечко! Только до озера и обратно, ладно?

— Сказал же: нет!

— Ну Вэслек! Эва ещё никогда на глайдере не каталась, правда, Эва? Ну совсем-совсем немножко! Тебе же и самому нравится...

— Отлипни!

— Ну пожалуйста-препожалуйста!..

— Ладно тебе, дружище, — засмеялся Нэш и выпрямился, вытирая о тряпку перепачканные руки. — Она ведь всё равно не отстанет, а? Ну, Кудряшка, уговорила. Запрыгивай, чего стоишь? А Вэс новенькую прокатит.

Люси радостно запищала.

— Вот ещё, — тут же сказала Эва, усиленно делая независимый вид. — Я не очень-то и хочу...

— Ладно уж врать-то, — проворчал Вэслек, поднимаясь с колен, и наконец повернулся к ней. Очень высокий и очень недружелюбный. – Так и быть. На тебе вон Свисть ездит, значит, я тебя тоже прокачу на Железяке.

— Только держись крепче, — посоветовала Люси. Она уже нацепила шлем и вскарабкалась на мотоцикл позади Нэша.

Нэш с рёвом завёл мотор.

— Смотри не отстань, чугунная башка. Кто последний до Покосившейся Вышки, тот моет гараж!

Мотоцикл вылетел в летний вечер. Эва обеспокоенно посмотрела ему вслед.

— А мы... не поторопимся?

Вэслек широко ухмыльнулся.

— Ещё чего. Да чтобы двухколёсная колымага какая-то обошла Железяку? Садись давай, сама увидишь, на что она способна.

Свисть забралась хозяину за воротник. Эва неуверенно подошла к глайдеру — ужасно древнему на вид, не то что сверкающий байк у Нэша — и уселась позади Вэслека.

— Чего жмёшься, держись как следует, — буркнул он через плечо. — А то ещё потеряю тебя, когда будем над озером.

Эва в изумлении раскрыла рот.

— Над о...

— И смотри, начнёшь хныкать — в жизни больше на Железяку не посажу.

Глайдер затрясся, заревел мотор не хуже самолётной турбины, и Эва поспешно обхватила Вэслека поперёк рёбер.

И вовремя. Потому что в следующий миг ей показалось, что все внутренности остались в гараже. Глайдер помчался, паря в полуметре над травой. Полынные кисточки понеслись мимо, заширкали по корпусу.

Эва выглянула из-за широкой спины Вэслека, хотя ветер был такой, что слёзы из глаз — но она всё равно хохотала как сумасшедшая, сама себя не слыша. Гул и вой двигателя, и гудение ветра в ушах, и с невероятной скоростью проносящийся мимо мир — от всего этого её переполняло неведомое чувство эйфории.

Сердце у Эвы чуть не остановилось, когда они проскочили пирс и понеслись прямо над гладью озера. Эва смотрела как зачарованная, как мелькает под ногами разбегающаяся рябь, как скользит по воде тёмная тень глайдера, прямо по отражению неба, как большущая рыбина.

За озером была пара холмов — и вот она, вышка. Точно — покосившаяся, и краска облезает клочьями, обнажая ржавое железо. Здесь они затормозили, и горячий как печка глайдер мягко опустился в траву. Сразу показалось оглушительно тихо. Ветер будто все мысли выдул у Эвы из головы, но она улыбалась во весь рот.

Вэслек с прищуром поглядел на неё.

— А ты не такая уж и кукла. Может, Свисть насчёт тебя и права...

Свисть с согласным писком высунулась у него из-под футболки.

А ты тоже не такой уж злыдень, подумала Эва, но вслух сказать постеснялась. Почесала ухо и оглянулась на вышку.

— А можно я туда слажу?

— Чего ты у меня-то спрашиваешь? Да не бойся, она ещё нас с тобой переживёт, ничего ей не сделается.

И почему я не могу как Люси, тоскливо думала Эва, карабкаясь по лесенке. Говорит что думает и делает что хочет, и ни капли не смущается... Но это же Люси, улыбнётся — и все в неё влюбились. Она такая милая, не то что я. Никогда так не смогу...

Эва выпрямилась на площадке, крепко вцепившись в облезлые перила. Отсюда было видно далеко во все стороны. И институтские башенки за деревьями, и холмы, и лес. Только озеро скрывалось в зарослях.

— Вэслек, смотри, вон они!

Ей было прекрасно видно мотоцикл Нэша и огненные точки, горящие на шлеме Лу и на хромированном руле. А минуту спустя мотоцикл уже затормозил у вышки, и Люси сразу спрыгнула на землю. Нэш был возмущён до глубины души.

— Так и знал, что ты срежешь через озеро, шельма! Нечестно! Да на треке ты бы меня ни за что не обошёл.

Вэслек напускал на себя безразличный вид, но при этих словах глаза у него опасно заблестели.

— Жестянка против глайдера? Спорим?

— Ты эту кучу металлолома глайдером назвал? Да против него можно мопед выставить...

И они затеяли жаркий спор о мотоциклах, а Эва и Люси хихикали, болтая ногами на самом верху вышки. Тут наверху со всех сторон была необозримость синего неба и алых облаков. Солнце было закатное, как раскалённый металл, тягучий и жаркий, и превращало кудряшки Люси в копну медных пружинок.

Они возвращались в Институт через прозрачные фиолетовые сумерки. Уже не гнали, но было всё равно здорово.

Эва забралась в постель, переполняемая ощущением скорости. Вот бы ещё так покататься, подумала она, но сама оборвала себя: размечталась! Но всё-таки, вот бы ещё разок... и кто знает, может, если застать Вэслека в хорошем настроении, он как-нибудь пустит её за руль?..


*  *  *
— Что ты сегодня будешь делать? — спросила её Люси за завтраком.
Эва, с полным ртом овсянки, только пожала плечами. В субботу у первокурсников занятий не было, а никакого особенного плана она ещё не придумала.

— Ой, а давайте попросимся вместе со Стэфеном и Бельтом? — оживилась Люси. — Я слышала, они сегодня на рыбалку собирались... Это так скучно, но зато на лодке покатают!

— Это не скучно, — улыбнулась Мэл. — Очень даже интересно. Надо тебе самой попробовать — вот увидишь, тебе понравится...

Не сказать, чтобы Эва ликовала: она всё ещё старалась на глаза угрюмому Бельту попадаться как можно меньше. Стэфен ей нравился, он был добрый и спокойный. Но ещё и невероятно застенчивый — совсем глаз не поднимал и только смущённо улыбался. Эва ещё ни разу не слышала, чтобы он говорил. Интересно, что он на уроках делает, когда его очередь отвечать...

Поэтому когда Люси побежала вприпрыжку догонять Бельта, Эва за ней совсем не торопилась. И была очень рада, когда её окликнули по имени:

— Эва? Будь добра...

Это был профессор Астен.

— У меня для тебя хорошая новость. Директор разрешил мне на весь день отпустить тебя в Городок.

Сердце у Эвы бешено заколотилось. Она уже много всего слышала о Городке, и ей было ужасно любопытно. Конечно, в Институте ей нравилось, но так хотелось выбраться — всё равно, куда.

— Вижу, ты рада. Отлично. Кэт тебя проводит. Вы ведь с Коуди как раз собирались туда, правда?

— Конечно, без проблем, профессор, — легко согласилась Кэт и ободряюще улыбнулась Эве. — Ты не заскучаешь. И кстати, ты взяла у госпожи Свейстранд свои карманные деньги?

Эва понятия не имела о карманных деньгах. И хотя сумма, как объяснила ей Кэт, была чисто символическая, выходя из комнаты экономки с парой хрустящих купюр в кармане, Эва чувствовала себя до неприличия богатой.

— Жалко, что ты с нами не поедешь, — вздохнула Люси, и они разошлись.

Через полчаса Эва втроём с Кэт и Коуди вышли из корпуса и зашагали по траве. Окна гостиной были открыты настежь, а за столиком ментор Мейнард и профессор Рэйвиш (та самая, с великолепной осанкой, предпочитающая старомодные платья) играли в шахматы.

— Эй, Кэти! — воскликнула Мейнард, заметив их на лужайке, и вскочила с кресла. — Я слыхала, ты едешь в Городок с новенькой? Слушай, не забежишь на почту? Там, должно быть, журналов уже целая стопа скопилась, а мы с Ларком всё ещё колесо не переставили...

— Хорошо, — кивнула Кэт, — я их заберу, ментор.

— В Городок, в самом деле? — оторвав от шахматной доски задумчивый взгляд, промолвила профессор Рэйвиш. — Как удачно сложилось. Я собиралась ехать туда сама, но, боюсь, это придётся отложить до следующих выходных. Кэтрин, осмелюсь попросить тебя...

— Конечно, профессор — зайти в книжный?

— Ты меня очень этим обяжешь. Доктор Демирбейн должен был выпустить сборник публикаций по регенерации тканей, а мы с доктором Гредхердом уже второй месяц не можем прийти к соглашению...

— Без проблем, профессор. Я его поищу.

Но не успели они отойти от корпуса, как из своего окна высунулся Вэслек.

— Эй, Блэкмор!

Кэт предостерегающе вскинула ладонь.

— Стоп, стоп, стоп. До Городка ты можешь съездить и сам, если соизволишь зад оторвать от кровати. Я и так уже пообещала Мир пачку её дурацкого диетического печенья, и карандаши для Нэта, и Эми я проспорила новую пластинку «Серебряных псов» — я вам что, вьючный осёл?

— Ждёшь, что я буду тебя уговаривать? — ухмыльнулся Вэслек. — Эй, Эва! Ты ведь не дашь Свисть умереть голодной смертью? Она остатки корма сжевала сегодня утром. Я бы съездил и сам, но в прошлый раз мы с Нэшем неслабо повздорили с тамошними хмырями, и, понимаешь... — Вэслек изобразил сокрушённый вздох. — Я могу не сдержаться.

— Ладно, — улыбнулась Эва, и он просиял.

— Так держать! Ту коробку, на которой крыса с морковкой.

Кэт закатила глаза.

— Ты смотри, они так тебе на шею сядут.

Они миновали стадион, протоптанной тропинкой углубились в заросли, и наконец Коуди сказал:

— Вот портал. В Городок можно попасть от нас только так.

Он указывал на старые и ржавые футбольные ворота, втиснутые между двумя деревьями. Они прошли под перекладиной, с которой свисали, как паутина, истлевшие клочья сетки, и... Эва даже не заметила особых изменений, сколько ни оглядывалась. Те же заросли, и тропинка, и ворота — но порталы всегда чувствовались. Такое ни с чем не спутаешь: будто отлепился от гигантского магнита, и тебя тут же притянуло к другому.

Каких-нибудь шагов через двадцать деревья расступились, и ребята вышли на крошечную железнодорожную станцию. Невозможно было вообразить себе другого столь глухого местечка. По здешней тишине, глубокой, как сугроб, можно было без сомнений сказать, что на огромное расстояние вокруг нет ни одного человека. Станция, безусловно, была давно заброшена, и крошащуюся бетонную плиту под ногами пересекала надвое трещина, куда юркнула при их появлении пригревшаяся на солнце ящерка. Рельсы едва виднелись в густейшей траве, проросшей прямо сквозь изгнившие шпалы. Оглушительно стрекотали кузнечики.

Поэтому когда подошла электричка (если только бывают электрички, которым не нужны провода), Эва подумала, что ей мерещится. Но нет, всё было настоящее, и ступеньки, и колёса, и скучающие проводники в бордовой форме, и потёртые сиденья, на которых Кэт и Коуди уселись как ни в чём не бывало. Эва изумлялась молча.

Городок был совсем небольшой и очень милый. Ни одного дома выше пяти этажей, радио играет с подоконников, на прилавках продают газеты, зелень и мороженое. От станции пятнадцать минут до центральной площади. Тут очередь в кино, посередине — фонтан. У фонтана стайка ребят, присев на корточки, играет в фишки.

Они были одного с Эвой возраста, и она невольно задержала на них взгляд. Одеты они были хорошо (особенно по сравнению с её затасканными джинсами), толкались и хихикали, мешая друг другу. Двое или трое уставились на Эву. Она тут же стала смотреть в другую сторону, но тут заметила, что Коуди подозрительно щурится на неё.

— Ты давно знаешь Ярви? — спросил он ни с того, ни с сего.

Огорошенная такой внезапностью, Эва пожала плечами.

— Не... не очень... а что?

Коуди уже открыл рот, чтобы ответить, но поймал угрожающий взгляд Кэт и передумал. Слегка нахмурился и сказал сухо:

— Да нет, ничего.

— Предлагаю разделить обязанности, — бодро сказала Кэт, прежде чем Эва успела удивиться вслух. — Иначе мы здесь до вечера проторчим, а так ничего и не сделаем.

— Я могу на почту зайти, если хочешь, — предложил Коуди. — Всё равно это с книжным по дороге. Заодно поищу эти статьи для Рэйвиш...

— Ох, спасибо! Вот уж куда мне неохота тащиться. А то у нас с Эвой тут девчачье дельце, — Кэт многозначительно подмигнула. — Шмотки!

— Да уж, от этого увольте. Ну, встретимся у фонтана?

Эва пробовала протестовать, но Кэт со смехом потащила её к магазину.

— Эми права, никто не ходит в форме — скучно и неудобно. Менторы же не заставляют. Найдём что-нибудь, что тебе по душе, — сразу по-другому себя почувствуешь... Ну брось, в самом деле. Одежда тут не такая дорогая. А в следующем месяце что-нибудь другое купишь на карманные.

Известие, что деньги на расходы выплачиваются студентам каждый месяц, слегка её успокоило, и Эва сдалась. На самом деле, вертеться перед зеркалом в новых джинсах и футболке с рубашкой было ужасно приятно. Так что когда они выходили из магазина с пухлым пакетом, настроение у Эвы было лучше некуда.

— Мне ещё надо в продуктовый, в канцелярский и за дисками, — сказала Кэт, указывая на соседнюю витрину. — Все три рядом. А вон зоомагазин, на той стороне. Ты со мной?

— Да нет, я сама схожу, — весело фыркнула Эва.

— Идёт. Я пока потаскаюсь с твоим пакетом, ничего.

Эва пересекла площадь с самым независимым видом. Потаращилась на хомяков и канареек, расплатилась за крысиный корм и вышла с коробкой под мышкой.

Но не успела она отойти от двери магазина, как под ноги ей угодил футбольный мяч. Эва машинально остановила его, после секундного колебания подняла и бросила подошедшему мальчику.

За ним подошли и другие — те самые, которые играли у фонтана. Лица у них были любопытные, но не очень-то дружелюбные. Правда, мальчик с мячом улыбался. Он откинул со лба выгоревшую чёлку и сказал, крутнув мяч на пальце:

— Спасибо. Мы тебя раньше тут не видели. Ты недавно приехала?

Всё в Эве напряглось: от незнакомых ребят, превосходящих её числом, она привыкла ждать подвоха. Она кивнула.

— Я Этан, — представился мальчик. — А это Алли, Линда, Руди, Брен, Митч и Сью. А тебя как зовут?

— Эва.

Он снова крутнул мяч. Выходило у него ловко.

— Играешь в футбол?

Эва покачала головой.

— А в сокс?

Она опять покачала головой.

— В три хвоста?

Она пожала плечами, от души жалея, что не надела сегодня форму, отправив старые джинсы в помойку, что бы там ни болтала Эми. Может, не чувствовала бы себя сейчас такой жалкой, стоя перед ними в своём рванье, с коробкой крысиного корма.

Сью, девочка с двумя светлыми косичками, хихикнула.

— Да она не знает, что это такое. Ну её, Этан...

Но Этан досадливо поморщился на неё и спросил у Эвы:

— Водишь глайдер?

— Конечно! — с жаром соврала она. — Глайдеры классные.

Рыжий Брен и Линда недоверчиво скривились, а Сью с нетерпением потянула Этана за рукав:

— Да она врёт. Её небось и близко к глайдеру не подпускал никто...

— Не обращай на Сью внимания, — быстро сказал Этан. — Ты надолго приехала? В какой ты школе?

Эва замялась, но от необходимости отвечать её избавило пробежавшее среди ребят волнение — они заперешёптывались, пихая друг друга локтями, а Алли испуганно пискнул:

— Правда, Этан, пошли.

Эва оглянулась и увидела Кэт и Коуди. Они стояли неподалёку и, кажется, ждали её.

Этан тоже увидел их, и глаза у него стали как щёлочки.

— Эти психи что, с тобой? Ты ж вроде нормальная...

Но тут Кэт неторопливо направилась к ним, с приветливой улыбкой и с покупками в руках, и они тут же отступили к кинотеатру. Сью всю дорогу быстро шептала Этану на ухо, а тот дважды оглядывался на Эву — ни следа прежнего расположения.

— Как дела, порядок? — бодро спросила Кэт.

— Да, — пробормотала Эва, у которой было сильнейшее чувство, будто её только что вываляли в грязи и выставили на всеобщее обозрение. — Мы просто познакомились, а... они сказали про вас, что вы психи, ни с того ни с сего... сами ненормальные какие-то...

Тут она ощутила в горле горячий комок и закусила губу. Кэт, рассмеявшись, встряхнула её за плечо.

— Эй, расслабься. Не бери в голову. Бывает, здешние задирают институтских, но это по глупости. Вот подожди первого матча по футболу, посмотришь, как эти неудачники запоют... Ладно, пошли. А то мы и так пропустили обед. Давай твою коробку положим в пакет?

— Нет, я сама понесу.

Они съели по сосиске с какао за столиком в закусочной и до самой станции ели мороженое. Но когда загрузились в электричку со своими хрусткими бумажными пакетами, недоумение, обида и тоска навалились на Эву снова. Что они имеют против Института? — думала она, прижавшись лбом к стеклу и отвернувшись от Коуди. И меня в первый раз увидели — а сразу... А я тоже хороша — вырядилась как помоечная... И зачем я вообще соврала про глайдер?

Эва так погрузилась в уныние, что совсем не смотрела куда идёт.

— А ты хорошо запоминаешь дорогу, да? — осторожно сказал Коуди, и она, встрепенувшись, обнаружила, что портал позади и они вышли к стадиону.

Кэт ничего не говорила, но смотрела задумчиво, и Эве сделалось не по себе. Она пожала плечами.

— Что такого? Я не запоминаю... я не стараюсь. У всех так.

На лужайке перед жилым корпусом Люси изловила Лаки и теперь старательно цепляла заколочки к его косматой шерсти. Огромный пёс с тоской смотрел в сторону парка, но мужественно терпел.

— Ой, вы вернулись! — и Люси со всех ног помчалась к ним, а Лаки — в обратную сторону; с хвоста у него свешивались розовые помпончики, но свобода была дороже. — А я думала, вы долго будете. Мы сами ещё к обеду вернулись. Ну, как тебе Городок? Правда, здорово? Где вы были?

— Да ходили по магазинам, — без охоты ответила Эва. — Там ничего. А рыбалка как?

— Было жутко интересно! Вода такая чистая! Но холоднее, чем в озере. И чайки, смеются будто пьяные, честное слово! Я даже не поверила, что это птица! Мэл тоже понравилось, и Стэфену. А Бельт ворчал-ворчал — он думал, я его банку с червяками потеряла, а на самом деле, — Люси быстро оглянулась на корпус и прошептала: — Я их на самом деле выпустила! А они такие противные, и шевелятся, как... как... червяки! Ф-фу! Я их ужасно ненавижу... вытряхнула из банки на песок. Ну и что, что противные — живые же всё равно, а Бельт их крючком протыкать будет... А давай в мяч сыграем, пока Мэл ждём? Она у Вейсманна...

— Извини, Люси, я не могу. Я пойду отдам Вэслеку корм для Свисть.

— А-а, ну ладно... Тогда я пойду к озеру, там Стэфен с Крисом. Поучат меня блинчики пускать. Приходи туда, ладно?

Но Эве не хотелось ни в мяч, ни к озеру. Она поскорее проскочила холл и по прохладной лестнице на третий этаж.

Когда Вэслек открыл ей дверь, вид у него был не сильно радостный. Но он сказал:

— А, это ты. Проходи. Спасибо...

У него было неприбрано, повсюду одежда и книги стопками. Стол застелен газетой, и на ней какая-то деталь от глайдера, шурупы, проводки. У кровати на тумбочке клетка, но Свисть не в ней, а сидит на карнизе. Эве она очень обрадовалась — запищала, прыгнула на плечо, давай обнюхивать и щекотать усами. Эва почесала её между ушей, разглядывая непонятную деталь, пока Вэслек насыпал Свисть в миску корм.

Ничего-то я не понимаю. А ещё размечталась! Вэслек меня ни за что не пустит за руль, горько сказала она самой себе. Правильно они смеялись — кто меня подпустит к глайдеру...

— Ты что как в воду опущенная?

Эва, не желая выглядеть нытиком, только пожала плечами.

— Ладно, ладно, — усмехнулся Вэслек и взял железку с газеты. — Ну, я точно знаю, что тебя встряхнёт. Как насчёт прокатиться?

Эва вытаращилась на него, не веря своим ушам.

— Эй, это не просто так, — поспешил заметить Вэслек. — Только потому, что за мной должок. Глянем заодно, хорошо ли я гаситель вибрации пересобрал...

Что и говорить, это её встряхнуло. Правда, неприятные воспоминания ещё мелькали в голове. Например, за ужином Эва спросила у Люси:

— Что за игра — в три хвоста?

— Мне она нравится, — воскликнула та, подскакивая от нетерпения на стуле. — Она на реакцию. Кто водит, берёт две скакалки, а остальные встают кругом. Скакалки надо крутить, одну понизу, а другую сверху, по очереди, а все должны уворачиваться. Если тебя заденут, ты выбыл... Я в неё хорошо играю, потому что я маленькая и очень быстрая.

— Давайте просто в неё сыграем, — жизнерадостно предложил Нэт. — И ты сразу поймёшь... Я в неё не играл с тех пор, как совсем сопляк был. Эй, Финли, а ты с нами?

Мэл, Вирдж и Эми с Дином присоединились к ним, и они играли в три хвоста, пока не надоело. И хотя Эва не раз и не два получила скакалкой по лодыжкам, получалось у неё совсем не плохо.


*  *  *
Воскресенье! Наконец-то можно никуда не торопиться, лениво думала Эва. Проигнорировала побудку, вдоволь повалялась в кровати, выбралась из неё, зевая — и тут дверь с грохотом распахнулась, и в её комнату влетела Эми: на голове по-пиратски повязан платок, а в руке швабра.

— Ты что, ещё не одета?! Ну, точно не от мира сего. Уборочный де-ень! ВСЕ НА ПАЛУБУ!!

Уборка проходила довольно весело. Пока запыхавшаяся Эва рысцой бежала за Эми, стараясь при этом не расплескать воду из ведра, она успела увидеть, как ментор Лиддс, в фартуке поверх белоснежной рубашки, начищает дверные ручки, а инструктор Сиат, покорно вздыхая, пылесосит под руководством профессора Рэйвиш ковёр. Нэш как раз заканчивал с коридором в учебном корпусе, а Эми как раз очень спешила мимо, а ведро с грязной мыльной водой как раз оказалось у неё под ногами... В общем, Эва аж зажмурилась от грохота, воплей Эми и проклятий Нэша. Рискнула приоткрыть один глаз: посреди пола разлилась огромная серо-пенная лужа, Эми, виновато улыбаясь, потихоньку отступала за угол, а Нэш яростно отряхивался.

— Да я полчаса его драил — и ТЕПЕРЬ это будет делать кое-кто ДРУГОЙ!!

— Прости, Нэш. Другие планы, — Эми шмыгнула за угол.

— НУ УЖ НЕТ! — взревел Нэш и кинулся следом.

Справедливость в конце концов восторжествовала: Эми отконвоировали на место преступления, и она, громко стеная и жалуясь, привела коридор в порядок.

После обеда Эва занялась уроками. Засела вместе с Мэл и Люси в гулкой библиотеке, уткнувшись в учебники по мироведению и хрестоматии по литературе. Эва даже помогла Люси с задачками для Лиддса (чем втайне очень гордилась). А вечером она успела поделать упражнения на расслабление, как им показывал Вейсманн, но это было нелегко, когда рядом непрерывно что-нибудь происходит.

Всю ночь ей снились глайдеры.


*  *  *
В понедельник первым у них была физподготовка у инструктора Сиата, из чего следовало, что они пятеро переоденутся в спортивную форму и, не до конца проснувшиеся, отправятся на стадион.

Стадион был единственным местом, где Сиат, здоровенный как медведь и громогласный, выглядел естественно. Он был не слишком строг, однако лени не прощал. Так что они бегали, и прыгали в длину, и занимались на брусьях, и к звонку Эва была едва жива. Люси тоже приходилось сложно — но она-то была младше всех (и при этом страшно обижалась, если преподаватели делали ей поблажки). Зато Мэл, пока они двое тащились к душевой, шагала рядом такая же бодрая, как всегда.

— Это Мэл просто привыкла, — с лёгкой завистью объяснила Люси. — Она ведь из Лесного.

Эва вопросительно посмотрела на Мэл, и та охотно ответила:

— У нас ведь там совсем ничего нет — ни бетона, ни электричества, ни водопровода. А отцу с мамой нельзя было долго оставаться на одном месте, вот мы и ходили из деревни в деревню, а там везде лес или пустоши. Ходить много приходилось, и прятаться. И охотились мы сами. Мама с отцом, — добавила она уже тише, — оба неграмотные, вот они и хотят, чтобы у меня было образование, раз мы теперь не в Лесном... Но я всё равно туда вернусь, так что толку от этого всего... Лучше бы разрешили мне остаться и помогать.

Эва не нашлась, что ответить, но эти слова не выходили у неё из головы до самого ужина. Потом она собиралась пошляться у озера вместе с Мэл и Люси, но тут выяснилось, что у футбольной команды по понедельникам и четвергам тренировка.

— Тренировка? — глупо повторила она.

— Ну да. Хочешь посмотреть?

— Да нет, спасибо. Я... лучше к прогнозированию готовиться буду.

И она, мужественно улыбнувшись, ушла в комнату — с гнусным пустым чувством внутри. Она уже знала, что помимо футбольной команды в Институте есть волейбольная, маленькая фехтовальная, а Эми, Дин и Финли ещё участвуют в соревнованиях по скейтбордингу. Но Эва ничего не умела — ни мяч кидать, ни рапирой махать, так что она просто смотрела из окна, как ребята идут на стадион, болтая и смеясь: Нэш с Айреном, Бельт и Крис, Дин, Ярви, Кэт, Вирдж и Нэт. Люси бежала вприпрыжку рядом с Мэл. Даже Ярви развеселился. А сам и не говорил, что в команде...

И хотя Эва понимала, что обижаться глупо, в груди у неё будто засел твёрдый камушек. Она походила кругами по комнате, стараясь совладать со своим дурным настроением; взялась было учить естествознание, но потом бросила учебник на кровать и поплелась по пустому коридору, читая таблички на дверях. Свернула на лестницу прямо после комнаты ментора Кристена и спустилась на первый этаж.

Она намеревалась посмотреть, чем можно заняться в гостиной, но заметила там профессора Астена — как и в прошлый раз, в кресле возле камина, с книгой в одной руке и с кружкой кофе в другой.

Эва остановилась в нерешительности, но улизнуть не успела — профессор, заметив её, поднял голову и улыбнулся. Так что Эве пришлось войти и усесться на диванный подлокотник. Она посмотрела на книгу (книга была та же самая) и спросила с лёгким уколом стыда:

— Вы всё ещё её читаете, да?

— А, это... — профессор рассмеялся. — Вот незадача: я дошёл уже до двести сорок третьей страницы, а мне всё ещё не с кем её обсудить.

Потом они поболтали. Профессор спросил, как ей Городок, какие предметы нравятся ей больше, любит ли она футбол и не планирует ли пробоваться в команду. Из-за футбольной темы Эва совсем приуныла, и профессор Астен, вспомнив о каких-то делах, очень кстати оставил её одну. Книга, как водится, осталась лежать на кресле.

Эва посидела минутку, потом выглянула в коридор, чтобы убедиться, что никого не видно; положила книгу на колени и раскрыла наугад. Похоже было, что её часто открывали на этом месте. Это было начало главы, а в качестве эпиграфа — отрывок из какого-то стиха:

Лежит в развалинах Запад,
Восток заревом занят,
Юг окольцован цепью,
в круге костров Север.
Стеною встаёт пламя –
дым до небес поднялся.
Рдяны ручьи от крови;
кто нашу удержит ярость?

Эва прочитала стих дважды и, поморщившись, сердито захлопнула книгу. Ну и ничего не понятно! Слегка уязвлённая, она взяла из комнаты учебник по естествознанию (уж он-то человеческим языком написан, и сразу видно, что к чему) и вышла на улицу, в ласковый солнечный вечер. Села в траву под любимое дерево Бельта и принялась читать, запустив пальцы в волосы.

Потом она заметила парня. Он выглядел ровесником Ярви — лет пятнадцати или около того, с тёмными вьющимися волосами, в очках, через плечо большой рюкзак. Он остановился шагах в пяти, чуть-чуть нахмурился и поправил очки.

Эва замешкалась, но рядом ведь никого больше не было. А ему, наверное, не по себе, как ей было в первый день. Вот Люси на её месте и не задумалась бы даже — запросто бы подскочила и давай болтать... да и Мэл... и Эми — да кто угодно, чёрт возьми!

Эва встала, сунула учебник под мышку и шагнула навстречу. Стеснённо улыбнулась и сказала:

— Добро пожаловать в Институт... — но прозвучало напыщенно и нелепо, и она отбросила этот тон: — Привет. Я Эва. А ты?

— Мэтт, — парень улыбнулся в ответ. — Я бы хотел... кхм. Я пришёл... — он поддёрнул рюкзак, и Эва убедилась, что он страшно тяжёлый. — Отведёшь меня к директору... если можно?

— Конечно. Пошли. А рюкзак оставь в гостиной. Его никто не возьмёт.

Учебник естествознания Эва бросила там же и повела Мэтта по лестнице на шестой этаж. Он вовсю оглядывался на двери, окна и паркет. Сейчас, очень тихий и мирный, Институт немножко напоминал музей.

— Здесь обычно не так пусто, — сказала Эва. — Это все на футбол ушли. У нас хорошая команда!.. Ну... так говорят.

Они рассмеялись.

— Ты играешь в футбол?

Мэтт пожал плечами.

— Не особо.

— А умеешь водить глайдер?

— Катался пару раз.

— Здорово! — от души позавидовала Эва. — Я бы очень хотела. Ну вот, мы пришли.

Честно говоря, поднимаясь в башенку, где была приёмная Эллиэрта, Эва немного трусила. Ей ещё не приходилось здесь бывать. Но она решительно постучала в дверь, и когда из-за неё донеслось глухое «Войдите!», первой переступила порог.

В приёмной оказалось не страшно. Те же ореховые панели, что и везде, винно-красный ковёр на полу, камин, экран во всю стену, а за большим столом, на котором разложены бумаги, сидит Эллиэрт. Как Астен и некоторые другие преподаватели, он предпочитал носить старинного покроя длиннополые сюртуки и плащи, и со своим аскетическим лицом был похож на старого короля.

— Извините, профессор, — поспешно проговорила Эва. — Это Мэтт. Он... попросил его привести к вам. Он только что пришёл.

Эллиэрт мягко улыбнулся, и она запоздало вспомнила о мощных институтских охранных системах и о голографической панели, вмонтированной в директорский стол. Наверняка он получил сигнал и о Мэтте знал давным-давно.

— Очень хорошо, Тасааре. Не будете ли вы так любезны оставить нас наедине и подождать в коридоре?

Эва послушно прикрыла за собой дверь и минут пятнадцать слонялась по коридору, изнывая от любопытства. Только она уселась на нижнюю ступеньку, как Мэтт высунулся из приёмной и позвал её внутрь.

— Тасааре, — с прежней невозмутимостью обратился к ней Эллиэрт, — пожалуйста, покажите Терране комнаты. А потом отыщите госпожу Свейстранд и предупредите её, что у нас новый студент.

Мэтт, заметно приободрившийся, выбрал комнату номер тринадцать на первом этаже, с окнами на задний двор и Рощу Деревьев. Потом Эва отвела его к Свейстранд, взяла в библиотеке экземпляр «Сквозь Тьму Дней» и засела за письменную работу по истории.

Вернувшиеся с тренировки ребята, узнав о Мэтте, тут же отправились знакомиться с ним целой толпой и таскали его по окрестностям чуть не до отбоя, показывая, где что.

Улучив момент посреди этой весёлой суматохи (в центре которой была, конечно, Эми), Эва спросила у Ярви, что такое Тьма Дней.

— Давние времена, — ответил он, почесав бровь. — Исторический период, когда ещё никакой Федерации не было, и все Пределы были сами по себе. Вы как раз скоро будете проходить с Дерком — скучновато, вообще-то, и все всех убивают.

Но дожидаться Дерка Эва не стала, а, забравшись вечером в кровать, полистала учебник по истории и принялась за чтение новой главы.



Правило 3. Не задавай вопросов


Наутро в списке второкурсников появилось новое имя — Мэттью Террана, и за завтраком Мэтт сидел вместе со всеми (а приставучая Люси бомбардировала его вопросами).

Так и пошла институтская жизнь. Эва старательно делала уроки, бесилась вместе со всеми, а когда ребята уходили на тренировки, читала «Сквозь Тьму Дней». Там было столько непонятного, что Эве пришлось прочитать весь свой учебник по истории, и по мироведению, и ещё две дополнительные книги из библиотеки, а одолела она пока что только три главы из шести. Вэслек ещё дважды катал её на глайдере и уже не прогонял из гаража, если они с Мэл приходили смотреть, как он работает. Они, в свою очередь, старались вести себя тихонечко и ненавязчиво (что, конечно, было невозможно при Люси) — сидели на корточках и ничего не говорили, а Свисть устраивалась у Эвы на плече.

В воскресенье настала очередь Эвы вместе с Нэтом дежурить в столовой, что значило — грязную посуду собирать в посудомоечную машину, чистую убирать в шкафы и помогать добродушной поварихе Сандре с готовкой. Воскресная готовка засчитывалась как урок ручного труда и домоводства у ментора Конолли, и отвертеться от неё было невозможно. Но, хотя ментор сама готовила не хуже Сандры и очень старалась, это искусство давалось не всем. Съедобность творений Эми, например, обычно была под вопросом.

Литература, мироведение и естествознание были единственными предметами, которые давались Эве неплохо. С остальными ей приходилось в разы сложней. Погода стояла тёплая, и по понедельникам Сиат заставлял их бегать от стадиона до озера, распевая во всю глотку (Эвино дыхание сбивалось минуты через четыре, а на середине дистанции она еле плелась, уверенная, что вот-вот свалится замертво). Самооборона же проходила в спортивном зале, чему Эва была только рада (её столько раз швыряли, роняли и подсекали, что маты на полу приходились очень кстати). Они зубрили наизусть длинные списки заковыристых имён и исторических дат, склонений, спряжений и глаголов-исключений (всё это перемешивалось в бедной Эвиной голове, а наутро уже забывалось). Они проводили по полтора часа, наблюдая и зарисовывая движение звёзд на небесном своде, сложные схемы взаиморасположения известных миров относительно Граней, чтобы по небесным объектам представлять, где они находятся (было очень красиво и совершенно непонятно, и от скуки Эва вечно засыпала посреди урока). Её каллиграфия больше напоминала каракули годовалого малыша, она не могла отличить лингвошифратор от считывателя излучений, и у неё ещё ни разу не получилось ни одно упражнение на концентрацию. Эва вздыхала с облегчением только на уроках мироведения, когда профессор Астен просто водил их по саду, по берегу озера и близлежащим холмам, показывая им местные растения, а они собирали образцы, надписывали каждый и указывали, для чего они применяются.


*  *  *
Происходило так много всего, что исчезновение Ярви в четверг семнадцатого сентября стало для Эвы полной неожиданностью. Ещё вчера она с жаром пересказывала ему «Сказание о Гарте» — а утром за завтраком на любимом месте его уже не оказалось.

— А где Ярви? — спросила она у Мэл, но та сидела унылая и перемешивала ложкой овсянку.

— Ты не знаешь? — через стол откликнулась Кэт. — Он ушёл. Это ненадолго, не волнуйся. Ему приходится время от времени так пропадать.

— Но почему... — начала Эва, но не договорила.

Почему он не предупредил меня?

— Он очень спешил, — сказал Алан. Он сидел рядом с Кэт и теперь смотрел на Эву. Лицо у него было доброе, но глаза — чернущие, как два антрацита. — Я его видел, проводил до портала. У него не было времени всех предупредить.

— Но почему он ушёл?

Ближайшие соседи притихли, и кое-кто из учителей, кажется, тоже посмотрел в их сторону. Алан переглянулся с Кэт и опустил глаза в тарелку, но Кэт сказала ровно:

— Не волнуйся. Это обычное дело для тех, кого ищут.

— Кто его ищет?

— Пойдём, — тихо сказала Мэл, потянув её за руку. — Ты всё равно уже доела... Спасибо, было очень вкусно.

Они вышли из столовой и молчали всё время, пока поднимались на четвёртый этаж к кабинету литературы. Наконец Эва рассердилась.

— Кто его ищет? И почему все молчат?

— О таком не говорят вслух, — ответила Мэл, не поворачивая головы.

— Почему?

— Потому что не принято. Да и кому хочется о плохом? Ну, и ещё... потому что раньше это было опасно. До переворота. Если ты много говорил, про тебя сразу доносили, и случались... всякие плохие вещи.

Эве стало не по себе.

— Какие... вещи?

— ВСЯКИЕ. Иногда арестовывали... или просто исчезали люди. Некоторых находили... потом. Тогда-то его и стали бояться.

— Кого?

— Инквизитора. И сейчас все боятся. И правильно. Он страшный человек. Плохой человек. Ненормальный! Он очень... любит убивать. И люди его все такие же... хотя они сейчас и не с властью, потому что Хранитель не допускает... Но только я слышала, как профессор Рэйвиш говорила инструктору Сильване, что это только враньё, а на самом деле никто ему не станет мешать, если он хочет ловить... меченых и других...

— Ловить?

Мэл бросила на неё быстрый взгляд и кивнула.

— Да. Это он и делал, когда был у власти. Он был очень могущественный человек. Самый первый после королевы. Все делали, что он скажет, потому что иначе...

— А кто такие меченые?

— Их Палаты Правосудия судили и признали преступниками. Им всем на левом плече выжгли клеймо.

— Но если они преступники... а Инквизитор за ними охотится... Разве это не хорошо?

— По-всякому бывает.

Мэл пошла по коридору, а Эва отстала. Было очень тихо и совсем пусто.

— Постой, если... Ярви прячется от Инквизитора, а Инквизитор ловит преступников... Ярви тогда что, тоже преступник?

Она сказала это с улыбкой, но Мэл не смотрела на неё, и по спине у Эвы поползли мурашки.

— Ярви — преступник?

— Это ты сама скажешь, когда узнаешь.

— Что узнаю? А вы все? Все же знают, да? А мне почему никто не рассказал?

— Если Ярви не рассказал, это его дело. Никто другой не будет об этом разговаривать. В Институте так не делают. Никто не спрашивает про такое.

Все уроки Эва просидела как пришибленная, ни с кем не разговаривая. Ярви — преступник. Что за чушь, правда!

Но самое-то скверное, что это может быть и не чушь. Эва ведь на самом деле ничего про Ярви не знала.

А если он сам не рассказал... Если бы это была неправда, зачем такое скрывать?

Эва улизнула от Люси и Мэл и весь вечер просидела в гараже, глядя, как Вэслек шаманит над Железякой.

Вэслек ничего ей не сказал, только вздохнул. И потом попросил подать шестигранный ключ. И на выходе из гаража потрепал её по плечу.


*  *  *
Это гнусное настроение не прошло и назавтра. Эва сторонилась одногруппников весь день, а из комнаты показалась только поздним вечером — пошла в опустевшую гостиную дочитывать «Сквозь Тьму Дней». Забралась с ногами на диван, но чувствовала себя такой потерянной, что читать было неинтересно, а хотелось одного — убежать.

Она понуро вышла из гостиной — и прямо за порогом врезалась в кого-то, крадущегося по коридору. Они оба вскрикнули, отскочили друг от друга — и это оказалась Эми, в тёплых носках и в жёлтой пижаме с динозавриками.

— Эми!.. — с облегчением начала Эва, но та прижала палец к губам.

— Тш-ш!

— А что случилось? — спросила Эва шёпотом.

— Ты что, не видишь? Отбой был только что. Я совершаю незаконную вылазку.

— Но никто же не запреща...

— Это по жилому корпусу не запрещают.

— А ты куда идёшь?

Эми сузила глаза, пристально всматриваясь Эве в лицо. Вид у неё был чрезвычайно таинственный.

— Если пообещаешь, что меня не выдашь, я возьму тебя с собой. А тогда если и проболтаешься, тебе же хуже.

— Ладно, — прошептала заинтригованная Эва. — Обещаю. Ну, куда мы идём?

Эми выключила в гостиной свет и драматически объявила:

— На кухню!

Они прокрались по тёмному, гулкому коридору учебного корпуса, не дыша и почти ничего не различая вокруг, миновали компьютерный зал и, приоткрыв дверь, просочились на кухню. Здесь Эми наткнулась на что-то в темноте, прошипела:

— Ой, да ну его! — и щёлкнула выключателем.

Эва растерянно заморгала, ослеплённая вспыхнувшими лампами.

— Ты что! Нас же заметят!

Но Эми только засмеялась, открывая холодильник.

— Да кому это надо!

— Но ведь мы же... так долго сюда крались...

— Так ведь гораздо интереснее! Что за жизнь без элемента риска? Тем более когда дело касается полуночного поедания пироженок!

На этот раз Эва засмеялась вместе с ней.

— Ты всё это затеяла, только чтобы пироженок поесть?!

— Ага! Да ты сперва попробуй.

Они уселись прямо на полу и счастливо чавкали пирожными, запивая их ванильным молоком из одного пакета. И хотя Эва была уверена, что после такого обжорства отбила у себя аппетит на целую неделю, по крайней мере, спала она без сновидений.


*  *  *
В воскресенье профессор Аверна отвёз первокурсников на экскурсию в Центральную обсерваторию, в Головной центр ФОЛИ — Федерального отдела лабораторных исследований. Они встали пораньше, переоделись в институтскую форму, взяли с собой сумки для завтраков и, полные энтузиазма, отправились в путь.

Попав через знакомый Эве портал на Станцию, они погрузились на электричку, проехали на пять остановок дальше Городка и вышли на Распределительной площадке ФОЛИ — так значилось на табличке, по крайней мере. Всю дорогу мимо окон проплывали самые дремучие заросли, и Распределительная площадка казалась затерянным в глуши кусочком цивилизованного мира. Она была совершенно пуста, если не считать небольшого белого сооружения, слегка напоминающего храм. В нём не было дверей, зато в каждой стене, по правую сторону и по левую, по пять сквозных арок, через которые было видно мрачные деревья.

Арки казались пустыми, да, но Эва невольно замедлила шаг, переступив порог и оказавшись под тяжёлым сводом, на истёртом сотнями ног мозаичном полу. Её охватило странное, тревожащее чувство. Это было похоже... на лёгкий сквозняк; нет, скорее на гигантский вакуумный пылесос, способный втянуть в себя человека. Ну конечно же, она узнала это слабое, но ясное притяжение: в арках были порталы.

— Не отставайте, не отставайте — нас ждут к условленному сроку. Люси, ты первая.

Люси исчезла в портале, втором по счёту с левой стороны, и ребята (Эва — с ощущением, что прыгает в тот самый гигантский пылесос) последовали за ней.

Холл, в котором они оказались, был огромен. Они крутили головами, разглядывая высоченный потолок, и поднимающиеся как два крыла полукругом лестницы с широкими перилами, и сияющий как зеркало мраморный пол — белоснежный, со сложным золотистым узором.

— Профессор Аверна! Рад вас видеть. Значит, это все ваши студенты?

К ним спешил молодой человек в чёрной форме. Форма больше напоминала военную, чем студенческую, но улыбался он от души, и профессор в ответ сердечно пожал ему руку.

— Как поживаешь, Сабир? Надеюсь, мы не отвлекаем тебя от работы?

— Я не против немного отвлечься, профессор, — рассмеялся молодой человек. — Тем более чтобы повидать своего ментора. Ну что, в Обсерваторию? Прошу за мной. Обещаю, скучно не будет.

Они двинулись следом, притихшие и слегка оробевшие. Даже Нэт и Вирдж как-то растеряли свой обычный задор, а Мэл так вообще не переставала оглядываться с открытым ртом и держалась поближе к Эве.

— Большущее какое всё... — прошептала она, и Эва вспомнила, что Мэл росла среди деревушек и лесов, а кроме Института почти ничего и не видела.

Головной центр был не просто огромен, он производил впечатление очень богатой и очень влиятельной организации. По сравнению с этой роскошью Институт казался скромным провинциальным заведением. Здесь, как объяснил им словоохотливый Сабир, располагались главные ведомства и управления, а на нижних уровнях — оснащённые по последнему слову техники лаборатории. Всё здание и само было нашпиговано техникой, как поняла Эва, глядя, как опускаются будто из ниоткуда кабины лифтов, открываются сами собой двери, а целые участки стен превращаются в экраны.

Людей здесь было немного и все ужасно заняты — младшие научные сотрудники, вчерашние студенты, объяснил им Сабир. Никого постороннего, разработки ФОЛИ, которые здесь ведутся, — государственная тайна, с этим здесь не шутят. И правда, подумала Эва, — охранники, застывшие изваяниями на каждом углу, выглядели далеко не весельчаками. Они не двигались, но были вооружены, и Эва всюду чувствовала себя под прицелом внимательных глаз.

Эти вооружённые люди, десятиступенчатые системы защиты на бронированных дверях, и эта чёрная форма, различающаяся лишь нашивками на груди, заставляли Эву нервничать. К чему это всё, недоумевала она, если война давно кончилась и в Федерации, как все говорят, процветание и мир?

Но Обсерватория, куда провёл их Сабир, была великолепна. Они по очереди заглядывали в огромнейший телескоп центрального наблюдательного купола — он больше походил на готовящуюся к старту ракету, и когда стальные круговые панели, накрывающие купол, раздвинулись, позволяя увидеть сияющее небо, Эва была уверена, что сию секунду телескоп отправится в полёт. Они побывали и в других залах, в интересных, где находились в постоянном движении трёхмерные модели планет и где потолок был неотличим от настоящего звёздного неба, и в поразительно неинтересных, один из которых был до отказа набит попискивающими и помигивающими приборами, а второй полон людей, прилежно работающих над картами, бумажными и голографическими.

Профессор Аверна лучился энергией даже больше, чем всегда. Казалось, он знает каждого картографа, стажёра и техника, и даже каменнолицые охранники приветственно кивали, когда он проходил мимо. Маленький, бесконечно увлечённый, снующий между телескопов, профессор казался частью Обсерватории. Здесь он совсем не выглядел чудаком, как в Институте, и Эва впервые задумалась, что заставило его бросить дело, которое он так любит, и преподавать астрономию пустоголовым первокурсникам.

— Власть заставила, — ответил ей на это Нэт, когда профессор объявил обеденный перерыв, а сам оживлённо обсуждал что-то, стоя с Сабиром у большого наблюдательного экрана.

Ребята расселись в пустом зале на первом этаже Обсерватории. В центре журчал фонтан, в деревьях, образующих целую рощицу посреди здания, чирикали живые птицы. Люси, забравшись с ногами на бортик пруда, крошила хлеб оранжевым и белым карпам, а остальные жевали свои завтраки и делились свежими впечатлениями.

— Он здесь лет двадцать проработал, наверное, — продолжал Нэт с набитым ртом, беззастенчиво чавкая. — Только он был военным техником. Фокусирующие линзы модифицировал, что ли.

— А почему он ушёл? — тихо удивилась Эва. — Ему же здесь нравится, видно же...

— Потому что. Когда освободительные войны начались, много кто из ФОЛИ уволился. Ну, в знак протеста, нам мама рассказывала. Помнишь, Вирдж?

— Помню, — неохотно отозвалась сестра. Было похоже, что этот разговор ей не нравится, потому что она хмурилась и не поднимала глаз от сэндвича. — В Институт вернёмся, там дорасскажешь.

Нэт в недоумении вытаращился на неё, но у Эвы тоже пропала охота болтать — впрочем, как и аппетит. Она забралась рядом с Люси и скормила остаток своего сэндвича прожорливым рыбкам.

— Ну, ждём вас после Института? — весело спросил Сабир, подмигнув им на прощание.

Эва не удержалась и покосилась в последний раз на охранника, чей неподвижный чёрный силуэт отражался в сверкающем полу.

— Не буду здесь учиться, даже если мне заплатят, — пробормотала она, делая шаг к порталу, и Мэл согласно вздохнула у неё за спиной.

— Нет, а правда, — жизнерадостно сказал Нэт, когда электричка тронулась, и они рассаживались у окна. — Здорово было бы поступить в ФОЛИ, да? Это же престижно, да и вообще...

— А мне их форма не нравится, — громко высказалась с заднего сидения Люси, необычайно серьёзная. — Они там все как солдаты.

— И смотрят на нас, будто мы воры, — с неподдельной обидой подхватила Мэл. — Я не воровка! Зачем за мной так следить? Если я из Лесного, это не значит, что я воровка...

— Брось, Мэл, никто так не думает, — мягко возразила ей Вирдж. — Им всё равно, они на всех так смотрят. У них же работа такая.

— Конечно, в таком месте охраны полно, — пожал плечами Нэт. — Там же куча ценностей и секретные разработки. У них такое оборудование, и менторы тоже — самая лучшая образовательная база. Где ещё учиться, если серьёзно наукой заниматься хочешь?

Больше они не разговаривали, погружённые в свои мысли. Эва смотрела, как мелькают за окном деревья, ощущая смутное беспокойство. А правда, где я буду учиться потом? Ведь закончу же я когда-нибудь Институт. Очень нескоро — но всё равно...

Как всё-таки жаль, что Ярви нет.

Они вернулись как раз к ужину. Люси снова была как всегда и щебетала без умолку о телескопах и звёздах, и рыбках в пруду. Хотела бы я так же легко выбрасывать из головы всё неприятное, со вздохом подумала Эва. Она сидела над своим пудингом, но ела больше из приличия.

— А тебе не понравилось? — негромко спросил её Мэтт, сегодня оказавшийся её соседом.

— Понравилось, — ответила Эва, убедившись, что все слушают Люси и Нэта, а на них двоих не обращают внимания. — Очень интересно было. Только немного... похоже на тюрьму. Совсем не как здесь.

— Ну ещё бы, — усмехнулся Мэтт, разделываясь с пудингом.

Эва отодвинула тарелку и осмелилась заговорить о том, что её мучило:

— А ты уже решил, где будешь учиться после Института? Ты будешь поступать в ФОЛИ? Там же... самая лучшая учебная база... если хочешь серьёзно заниматься наукой. Хорошо же, наверное, учиться там?

К её великому облегчению, Мэтт не стал смеяться. Он ответил очень серьёзно:

— Неплохо, конечно, было бы туда поступить, хотя учиться там трудно, и на проходных экзаменах очень высокий балл. Но не только в этом дело. Это главный государственный университет, он выпускает специалистов высокого класса, проекты очень крупные, секретные. Надо, чтобы репутация была безупречной.

— Чтобы... не было проблем с законом?

— И чтобы вся родня из законопослушных, и в друзьях никого политического, — неожиданно откликнулся Финли, сидящий с другой стороны, и грубо хохотнул. — Вынь да положь им свою родословную на семь поколений... Мэтт-то, может, и проскочит, а я не такая породистая лошадка.

Эва приуныла: уж с её-то родословной точно не было никаких шансов.

— На ФОЛИ свет клином не сошёлся, — через стол подбодрил её Айрен. — Полно других институтов. Ну, может, общежития у них поскромнее, и в директорах не такие важные шишки, но преподы там отличные.

— Да даже из наших далеко не все заканчивали ФОЛИ, — подхватил Финли, пренебрежительно помахивая ложкой. — Астен, к примеру. И Лиддс. И даже Эллиэрт.

— Им это только на пользу пошло, если спросишь меня.

После этого разговора Эве очень полегчало. Мэтт ей вообще нравился. И в Институте он освоился быстро, учился не хуже других (и даже лучше). Финли как-то сказал Эве, что по ИКТ Мэтт лучший на курсе и что ментор Мейнард жутко им довольна. Так что он уже выбрал ИКТ как специализацию.

Хотела бы Эва выбрать хоть что-нибудь, но пока что у неё ничего не получалось.

На выходе из столовой она чуть не столкнулась с профессором Астеном.

— Я дочитала книгу! — радостно сообщила она.

Астен поднял брови.

— Книгу?

— Ну да, которую вы читали, «Сквозь Тьму Дней».

— О! Неужели, — сказал он со вспыхнувшим интересом. — Знаешь что, мы должны её обсудить. Если у тебя нет неотложных планов...

Неотложных планов не было, и Эва отправилась вместе с Астеном, как ни странно, на кухню. Он налил себе большую чашку кофе, ей — большую кружку какао, и они провели добрых полчаса за обменом мнениями.

— На самом деле, было сложно, — призналась Эва, когда какао кончилось. — И скучновато в начале.

— Мне тоже так показалось, — со вздохом согласился Астен. — История — совершенно не моё... Хм, а что ты мне посоветуешь, Эва? Мне кажется, наши сферы интересов лежат куда ближе.

Эва растерялась, потому что никогда ещё взрослый человек не спрашивал у неё совета.

— Но вы ведь, наверно, всё уже прочитали, — пробормотала она.

— Поверь мне, есть ещё тысячи книг, которых я не читал.

Эва собралась с духом и посоветовала «Сказание о Гарте».


*  *  *
В понедельник после ужина Эва проскользнула мимо переполненной гостиной и выбралась на улицу. В гостиной царило шумное веселье: Крис затеял игру в шарады, и теперь все они помирали со смеху. Это совсем не способствовало меланхолическим раздумьям, а Эве просто необходимо было побыть немного одной и подумать о Ярви.

Она как раз намеревалась свернуть к стадиону, когда над её головой раздался громкий шёпот:

— Пс-с! Эй!

Это Эми высунулась из своего окна на третьем этаже.

— Эй, глянь, горизонт чист?

Эва покрутила головой.

— Никого не видно, а...

Но тут сердце у неё ушло в пятки, потому что Эми недолго думая перебросила ноги через подоконник, нащупала кедами лепной карниз и, распластавшись по стене, добралась до водосточной трубы — а уж по трубе спустилась вниз так же лихо, как Свисть.

— Фу-ух, — выдохнула она, спрыгнув в траву и отряхивая руки. — Ну и прогулочка! Зато теперь хоть ноги можно размять...

— Ты что! — просипела Эва, вся в холодном поту от увиденного. — Это же третий этаж!

— Пф! Ты не веришь в мои силы? Не дрейфь, сестричка, не в первый же раз. Я так частенько выбираюсь, если тошно, когда засадят под арест... Ну давай, двигаем, не хочу, чтобы меня засекли тут...

— Под арест? — с раскаянием повторила Эва, когда они зашагали мимо гаража. — Это из-за того, что мы на кухню...

Но Эми только расхохоталась.

— Ещё чего! На кухню и не запрещает никто особо ходить, Сандра говорит — лишь бы за собой прибирали. Это из-за Замка... да ты не знаешь, вы с Аверной тогда ещё не вернулись... О, подожди, я кое-что возьму!

И она умчалась в гараж, а через минуту вернулась, сияющая и с двумя скейтами в руках.

— Держи. Это мои старые колёса — самое то, чтобы учиться.

Эва взяла доску без особой охоты, но спорить не стала. С Эми-то? Ха!

— А что это за Замок?

— Вертящийся. Ты не знаешь? О, это классное местечко, я тебе скажу! Сплошная неожиданность — то что надо, если ищешь себе приключений.

— А что в нём такого?

— Ты шутишь?! Это же место, откуда можно попасть куда хочешь! Даже если не знаешь, куда. Там все двери, сколько на свете есть — ну, так говорят. Собственно, там больше ничего и нету, кроме дверей. И теней, но им на всех плевать. И сущностей, но это только новичкам страшно, с ними главное не зевать, и всё будет путём. Ну и уроды всякие, которые считают, что коридор там слишком узкий для двоих...

И Эми машинально хрустнула пальцами. Глаза у неё сузились от злобы и лицо стало хищное, и Эве это не понравилось.

— Так за что ты под арестом?

— А, так я же говорю: институтским в Замок запрещено. Тем более дуэли в коридорах... Был там какой-то закон Хранительский, ой, не помню... Ну а теперь давай посмотрим, что из тебя выйдет.

Они проторчали на стадионе чуть не до темноты, но в искусстве скейтбординга Эва не сильно продвинулась. Она чувствовала себя неуклюжим мешком, а падала столько раз, что отшибла себе и локти, и колени, и всё, что возможно. Однако Эми не желала признавать поражение, и Эву спасло лишь появление профессора Астена.

— Тренируемся? — спросил он вежливо.

Эми вздрогнула, а Эва свалилась со скейта, так неожиданно материализовалась из сумерек долговязая фигура профессора. Он тяжело вздохнул.

— И почему я ожидал увидеть что-нибудь в этом духе...

Эми покаянно шмыгала носом, но улыбалась вовсю. Эве, напротив, было стыдно по-настоящему. Пыльные скейтборды были водворены на место, неунывающая Эми отправилась под арест, а Эва осталась с профессором один на один, съёжившись и потирая свежие шишки.

Однако он ограничился крошечным замечанием, а потом вдруг добавил:

— И кстати, ты посоветовала мне отличную книгу. Думаю, что завтра мы её обсудим, а я придумаю, что посоветовать тебе — теперь ведь моя очередь, верно? Ну, доброй ночи. И, надеюсь, сегодня больше никаких приключений?


*  *  *
Оказалось, что двадцать девятого сентября уроков не будет, потому что это День Осеннего Сумасшествия.

С самого утра в Институте царила атмосфера буйной радости. Спустившись на завтрак,  Эва с изумлением наблюдала, как Мэл и Лу с визгом гоняются друг за другом по столовой, как Кэт, Алан, Мириам и Дин во всё горло орут членовредительские песни, взявшись за плечи, а Эми, ужасно важная, надев простыню как тогу, разрисовывает лица всем желающим. Преподаватели созерцали этот хаос благосклонно, так что Эва поскорее покончила с десертом и охотно подставила лицо под кисточку Эми, получив оранжево-зелёную боевую раскраску. Нэш, Вирдж и ментор Мейнард тоже вызвались с энтузиазмом, так что вскоре стало ясно, что в одиночку Эми не справиться.

— Эй! У меня тут лишние кисточки и полно жаждущих неофитов, у кого художественное чутьё, давайте вперёд!

Сопротивление тех, кто пытался улизнуть, было жестоко подавлено. Эрик вытерпел процедуру разрисовывания со стоическим спокойствием, Коуди пришлось угрожать щекоткой, а Вэслек благодаря безостановочным попыткам вырваться едва не лишился глаза.

Затем все отправились на задний двор украшать корявый низкорослый ясень всем, что под руку попадётся. И цветные шарфы на нём висели, и бумажные гирлянды, и цепи, и чьи-то кеды, и серебряные ложки, и цветные мелки на верёвочках, так что выглядело вполне безумно.

Потом все разбежались собирать хворост для костра, и плести лохматые венки, и кидаться шишками, и вся эта возня заняла целый день, так что большой костёр разожгли как раз к сумеркам. А уж когда все обрядились в шторы, чехлы с кресел и вывернутую наизнанку одежду («Так полагается», — непоколебимым тоном сказала Мириам, закутывая Эву в нечто подозрительно напоминающее скатерть с обеденного стола), пляшущие, прыгающие и носящиеся в свете костров фигуры больше напоминали сумасшедших духов, чем живых людей.

В общем, это был редкостно странный день. Однако ещё страннее было на следующее утро смирно сидеть на уроках, а вечером убирать учинённый накануне кавардак.


*  *  *
Второго октября был первый в сезоне межшкольный футбольный матч. Он проходил в Городке, на стадионе «Навигатор», где, как Эве уже рассказывали, устраивали ещё и гонки на глайдерах. Вот на что бы она посмотрела с удовольствием, но сказать об этом кому-нибудь почему-то стеснялась.

Честно говоря, она очень боялась столкнуться с Этаном, но обошлось. А потом, в окружении болельщиков, между Вэслеком и Люси, она и думать забыла об этом и глаз не отводила от поля. Они все вопили до хрипоты, и не зря — сборная Центрального гослицея была разгромлена с позором. Бельт, стоявший на воротах, не пропустил ни одного мяча, Айрен забил два, оба с блестящей подачи Нэта, а третий вколотила Кэт, проскользив метра три по траве.

После матча они устроили бурное чествование победителей, и только перед сном Эва вдруг поняла, что за мысль весь день омрачала её радость. Ярви. Ярви тоже должен был сегодня играть. Но у него проблемы посерьёзней пропущенных мячей — его ищет Инквизитор, и ему приходится прятаться.



Правило 4. Не лезь в драку, особенно если ты в меньшинстве


В воскресенье была третья вылазка Эвы в Городок.

Эми заявила, что ей срочно необходимы новые шмотки; Кэт и Мир отправились за компанию; Финли пошёл, потому что в Городке у него была девчонка (поэтому он вырядился в нелепую белую рубашку, и от него несло одеколоном); Эрик с Вэслеком пошли скуки ради; а Эва пошла, просто чтобы побороть поселившийся в ней страх.

И, конечно, глупо было так искушать судьбу.

То есть, сперва-то всё шло замечательно. День был ясный и тёплый. Финли в электричке сел как бы отдельно от них, а когда они вышли в Городке, быстренько исчез.

— Чего это он? — удивилась Эва, которой было любопытно взглянуть на его девушку.

Вэслек мрачно оскалился, а Кэт беззаботно сказала:

— Не обращай внимания. Он просто стесняется.

— Она некрасивая? — подумав, предположила Эва, но Кэт только рассмеялась.

Вэслек свернул на улочку, где торговали деталями для глайдеров, а остальные неплохо повеселились, выбирая для Эми одежду — её так и тянуло примерить всё самое безумное и несочетаемое.

Однако Эве это занятие очень быстро наскучило, Эрик тоже был не фанат высокой моды, так что после второго же магазинчика они незаметно смылись.

— Хочешь, покажу одно интересное место? — предложил Эрик, и Эва с радостью согласилась.

Они свернули с площади и, оставив за спиной респектабельный район, дошли переулками чуть не до самой окраины, где находился магазинчик, сплошь занятый роботами всех размеров и назначений. Хозяева (лудильщики, как они сами себя называли) собирали роботов с помоек, чинили и продавали задёшево. Одни умели пылесосить сами по себе, другие продавали билеты, объявляли меню, ставили пластинки, пели песенки, кувыркались или повторяли всё, что скажешь, — словом, были занятные и абсолютно бесполезные.

Но больше всех Эве понравилась Предсказательница. Она сидела в стеклянной кабине и была совсем как живая, хотя волосы у неё были из медной проволоки, а лицо из железа. Она сидела, опустив голову, будто задумалась над книгой. Эва даже видела, как блестят из-под проволочных ресниц её глаза.

— Она предсказывает будущее? Судьбу, да? А на самом деле?

Эрик отстранённо улыбнулся и пожал плечами.

— Не испытаешь — не узнаешь, — сказал чей-то голос, и из таинственной, наполненной мерцанием лампочек и механическим жужжанием полутьмы возникла высокая пожилая лудильщица. Она была в грубой рабочей одежде и в перепачканном машинным маслом фартуке. От неё пахло железом, изоляцией, растворителем, волосы выбивались из-под платка; Эва заметила резкие морщины и зоркие глаза.

— Сивилла — наша любимица, — сказала ей лудильщица, вытирая тряпкой грязные руки. — Она не продаётся. Я рада, что тебе она тоже понравилась. Хочешь, она сделает тебе предсказание?

— А они сбываются?

— Иногда. Ну, смелее. Это бесплатно.

Эва смотрела как заворожённая, как рука Провидицы скользит в мешок, и из прорези с жужжанием высовывается цветная карточка. На одной стороне там был нарисован хрустальный шар, а на другой — предсказание. Эве выпал «верный друг».

Лудильщица — её звали Эмма — Эве очень понравилась. Она не отмахивалась от вопросов, разрешала трогать и включать всё подряд, а на прощание подарила Эве колечко-змейку, которая меняла цвет в зависимости от температуры. Эва так смутилась, что даже не поблагодарила как следует, только бормотала что-то невнятное.

— Она всегда такая добрая? — спросила она у Эрика, шагая по солнечным улочкам и любуясь на кольцо.

— Обычно да, — улыбнулся Эрик. Его кожа на ярком свету казалась голубовато-прозрачной, и он щурился из-под падающих на глаза белоснежных волос. — Лудильщики вообще хорошо относятся к Институту. Не знаю, почему так, но это хорошо.

— Да уж.

На углу у кинотеатра они купили по большому банановому мороженому и уселись в ожидании девчонок на бортик фонтана. Фонтан был позеленевший и потрескавшийся и журчал чахлой струйкой, но Эве он нравился. И мороженое ей нравилось, и лудильщики, и Эрик в вечной толстовке с рукавами такой длины, что одни пальцы видно. Он был совсем не похож на Ярви, и Эва плохо его понимала — только что он добрый и умный, и хорошо разбирается во всяких механических штуках.

Она как раз подумывала, не сходить ли за второй порцией мороженого, когда это случилось.

— Эй! Эй, ты... новенькая!

Эва едва сдержалась, чтобы не застонать. Конечно, это был Этан, а с ними Алли, Руди, Линда, Брен, Митч и Сью.

Этан подошёл к ней со смесью недоверия и презрения на лице и уставился на её рубашку. На этот-то раз что не так, подумала она. Сегодня бродяжкой она не выглядела, кеды были целые, джинсы чистые, рубашка как рубашка — клетчатая чёрно-зелёная, с блестящим институтским значком. Мальчишечья, правда, ну и что с того?

— Вот оно как, — протянул Этан и поджал губы. — Ты что, правда с этими отморозками? А на вид нормальная девчонка...

Сью громко засмеялась, и Эва ощутила, как кровь жаркой волной приливает к щекам. Она набычилась и поустойчивее поставила ноги. Ей было не привыкать. В глубине души она ни на секунду не забывала, что доброжелательность Института только притупляет бдительность. А кончится всё равно вот этим. Не сейчас, так потом. Так уж заведено.

И неоткуда ждать защиты.

Эва молчала, а сама прикидывала, кто из них первый полезет в драку и с кем будет проще справиться. Алли — трус, Брен — дурак, сразу видно. Сью если оттаскать хорошенько за куцые косички, сразу вся спесь слетит...

— Ну, ты что молчишь? — сердито спросил Этан. — С тобой-то что не так? Ты из тех фриков, которые огонь из ушей пускают, что ли? Или что, с головой непорядок? Мы слыхали, у вас в Институте только таких и берут... нищих и кретинов, и уродов всяких...

Ничего остроумного Эве в голову не приходило. Только делалось всё горячей от бессильной злости.

— Я думал, ты нормальная девчонка, — повторил Этан так, будто она его подло провела. — Вон по этому бледнорожему сразу видно...

— Заткнись, понял, — тихо сказала Эва.

Рыжий Брен загоготал, а Сью расплылась в ухмылке.

— Да? — издевательским тоном переспросил Этан. — А то что? Что ты сделаешь? Натравишь на меня этого выродка, что ли?

Эрик поднялся на ноги. Алли отбежал в сторону шагов на пять. Этан только напрягся — а зря. У Эрика на лице была улыбка.

— Нам нечего делить, — сказал он мягко, и Эва ушам своим не поверила. — Давайте не будем ссориться и разойдёмся по-хорошему.

— А то что ты сделаешь, слизняк? — взвизгнула Сью у Руди из-за плеча. — Все тэй-ок тупые рабы, они у наших родителей на ферме навоз разгребали! Может, и ты разгребал — то-то от тебя до сих пор дерьмом несёт.

«Это от тебя дерьмом несёт, когда рот раскрываешь!» – могла бы сказать Эва. Но горло у неё будто стиснуло ошейником, и она только задрожала от злости. Эрик взял её за плечо.

— Не обращай внимания. Пойдём подождём Эми где-нибудь в другом месте...

Эва с досадой стряхнула его руку: он же парень, и старше, и... умнее! Должен же он понимать, что все эти паладинские речи не помогут, и что чувство собственного достоинства иногда можно защитить только в драке. Неужели Эрик такой трус, что не может за себя постоять? Она в тот миг ненавидела всех, и его, и себя, и уродов этих. Ещё мгновение её подмывало броситься в драку, но она пересилила себя. Резко повернулась и зашагала прочь, Эрик следом за ней.

Они были шагах в тридцати, когда ком грязи угодил ей в плечо, а следом грянул дружный хохот. Всё равно, в неё они целились или в Эрика — это было слишком. Эва стиснула кулаки и пошла прямо к Сью, чтобы её саму швырнуть в грязь. Но Этан преградил ей дорогу.

— Проваливай, ненормальная, — процедил он ей в лицо. — Катись вместе со своим уродом дружком.

Эва хотела обойти его сбоку, но Этан слегка толкнул её в плечо.

— Проваливай, говорю. Вами тут и так все провоняло.

Эва попыталась сдвинуть его с дороги, но в ответ получила такой тычок, что отлетела прямо на фонтанный бортик.

И тогда откуда ни возьмись появился Вэслек. Он был в бешенстве. Он ничего не говорил, только рычал утробно. Он растолкал мальчишек, как кукол. Схватил Сью за измазанную в грязи руку и швырнул так, что она отлетела не хуже Эвы и заревела в голос. Алли и Линда пустились наутёк. А Вэслек развернул Этана к себе, сгрёб одной рукой за воротник и прорычал:

— Ну, повтори, что ей сказал, мелкий ублюдок! Что, теперь не такой смелый, да?

И ударил Этана в нос. Вполсилы, но голова у него мотнулась, как у плюшевого мишки, и он позорно заревел. Вэслек замахнулся ещё раз, но тут подоспел Эрик, а через площадь уже бежали Эми и Кэт. Они повисли на Вэслеке с двух сторон.

— Тихо, Вэс! Успокойся!

— Ты что творишь?!

— Они же маленькие!

— Они маленькие ДЕРЬМОЕДЫ, вот они кто! — взревел Вэслек, сопротивляясь. Руки, однако, он поневоле разжал, и Этан теперь улепётывал во весь дух, всхлипывая и оглядываясь. — Я тебе мозги вышибу! Слышишь, засранец? Только попадись, сучий...

— Вэслек, ЗАМОЛЧИ! — Кэт, не на шутку разозлившаяся, со всей силы рванула его за воротник, заставляя нагнуться. — Ты не помнишь, что Профессор сказал? Не помнишь? Мы НЕ ДОЛЖНЫ конфликтовать с местными. Ты их ещё больше настроишь против нас своими тупыми выходками! Понял? Из-за этих выходок они нас и ненавидят!

Они с Эми выпустили Вэслека, все трое переводя дыхание. И отвернулись от него. На лицах у них было написано: «Ну его, он безнадёжен».

— Да им ПЛЕВАТЬ, что мы делаем! — заорал Вэслек Кэт в спину. — Им просто сожрать кого-нибудь охота, вот и выбрали, кто помягче! Они тут все как... собаки! Профессор это знает!

Но Эми и Кэт сделали вид, что его не слышат, а Эрик ещё и головой неодобрительно покачал. Вэслек бешено выругался, плюнул и пошёл один к Станции, звериная ярость в каждом движении плеч.

— Что опять стряслось? — растерянно спросил, подходя к ним, Финли.

— А что могло стрястись? — бросила Кэт. — Вэс распсиховался. Набросился на каких-то детей... Он совсем неуправляемый стал. Неудивительно, что они зовут нас психами.

— Мог бы и помочь, так, знаешь, для разнообразия, — ядовито добавила Эми. — Сам-то, небось, получше нашего слышал всё.

Финли смущённо почесал в затылке, а Кэт сказала, обращаясь к Эве:

— Ну как ты, порядок?

Но она убежала, не глядя на Эрика.

Вэслека она догнала по дороге на Станцию. Он пыхтел и скрипел зубами, и шагал так быстро, что ей приходилось бежать.

— Спа... спасибо...

— За что ещё?

— Что... заступился за ме... за нас с Эрик...

— Хрень! Что такого, что я за тебя заступился? Любой бы сделал, — зло бросил Вэслек, но через несколько шагов со стоном запустил пальцы в волосы. — Да чтоб его... это моя хренова вина. Я должен был тебя заранее предупредить, что Городок — та ещё выгребная яма...

Он сбавил шаг, и они пошли рядом. Закатное солнце светило в левую щёку, и в траве на пустыре трещал последний кузнечик.

Уже было видно платформу, когда Эва отважилась спросить:

— Почему они к нам привязались?

— Из-за формы, которую ты носишь.

— Да нет же, правда — почему?

— Ты сама слышала: потому что они думают, в Институте учатся одни фрики. А самое тупое, что так оно и есть, по большому счёту.

— Мы не фрики!

— Да ладно, правда, что ли? Ты посмотри на это с их точки зрения. Кто мы все? Психи, Наделённые, попрошайки подзаборные, безотцовщина, полукровки, детишки предателей, меченые, неугодные... камнай, йорма, ретты, тэй-ок...

— Что значит тэй-ок?

— Такой народ. Хороший народ. Был, пока чуть не полностью вырезали.

— Во время войны?

— Нет. Когда федераты их «освобождали».

Они замолчали и остановились посреди платформы.

— Вэслек, — тихо сказала Эва.

— М?

Но продолжить было не так-то просто. Да и когда последний раз мои слова хоть как-то помогли, подумала она. Я же не милашка Люси. Нет у меня этого заряда очарования. Что бы я ни сделала — всё выглядит неуклюже. Смешно. Отвратительно. Может, я на самом деле фрик.

Она помолчала ещё немного, а потом взяла Вэслека за руку.

Секунду-другую Вэслек смотрел на неё, очень растерянный. Потом его лицо смягчилось, он хмыкнул и несильно толкнул Эву плечом. Эва ответила тем же.

Когда на платформе собрались остальные, они оба уже стояли с совершенно независимым видом.

Пока они ехали домой, Эва сидела рядом с Вэслеком и смотрела в окно. Остальные болтали, но она их не слушала. Только один раз спросила у Вэслека:

— А где Свисть?

— В Институте, — ответил он. — Я её с собой в Городок не беру.

Эва не стала спрашивать, почему.

Ей ни с кем не хотелось разговаривать, и поэтому на ужин она не пошла. Она в тоске бродила по библиотеке, озирая недосягаемые полки, когда её окликнул профессор Астен.

— Кэт рассказала мне, что произошло в Городке, — без притворства сказал он, усаживаясь за стол и выдвигая соседний стул для Эвы. — Пожалуйста, присядь и объясни мне, с чего всё началось.

Эва села, неохотно, не касаясь спинки стула.

— Я не знаю. Мы ничего не сделали, честное слово. Они и в тот раз привязались ко мне. Сперва познакомились, а потом...

— Кэт мне сказала, дошло до драки? — тихо спросил профессор.

Эва сердито передёрнула плечами. Она упорно смотрела на лампу с зелёным абажуром.

— Вэслек с ними не дрался! Он просто... заступился за меня. Этан меня толкнул. А до этого — грязью бросил. Что нам было, стоять? Вэслек просто защищал нас... а Эрик так и стоял там, и улыбался ещё уродам этим...

— Поверь мне, как бы это ни выглядело, это был единственно правильный выход, — проговорил профессор ещё тише. Он смотрел на Эву очень серьёзно, она на него — с возмущением, оторвавшись от созерцания лампы. — Это очень непростая ситуация, и она требует непростого решения. Эрик — один из немногих наших студентов, кто способен проявить подобную выдержку. Если тебе показалось, что ему было легко это сделать, ты ошибаешься. Но это было необходимо, и Эрик это сознаёт.

— Необходимо?! — не веря, повторила Эва.

— Да. Совершенно необходимо. И если бы мы проявляли чуть больше терпения, настроение в Городке в конце концов изменилось бы, — профессор тяжело вздохнул. — Но из-за постоянных конфликтов, в которые ввязываются Вэслек и Нэш, люди там только больше озлоблены.

— А что, по-вашему, им делать? — воскликнула Эва, и как она ни старалась, голос у неё завибрировал от негодования. — Стоять и терпеть, а эти пусть грязью швыряются, что ли?

— Самоконтроль ещё никому не повредил, — мягко заметил профессор. — С его помощью можно добиться очень многого, я не раз убеждался в этом. Тогда как агрессия может вызвать лишь ответную агрессию...

— Скажите это им, в Городке! — рявкнула Эва, взвившись на ноги. — Мы им ничего не сделали, и Вэслек им ничего не сделал, и что вы все к нему привязались, и!..

Но вспышка злости быстро угасала под печальным взглядом профессора, и пока сознание своей неправоты и ослиного упрямства не взяло верх, Эва зашагала прочь из библиотеки, сердито впечатывая в начищенный паркет подошвы кедов.

Она очень скоро пожалела о своей грубости. При всём его ангельском терпении, Астен всё-таки взрослый и думает, как и все они, что он всегда прав, хотя на самом деле просто многого не понимает. В конце-то концов, он хотел как лучше. И вообще, если бы он сам там был, он не стал бы стоять в бездействии. Может, в драку он и не полез бы, но уж точно не стал бы молчать, не сбежал бы, как Эрик.


*  *  *
В общем, Эва провела прескверную бессонную ночь и не успокоилась, пока не подкараулила профессора Астена перед завтраком у входа в столовую. Свои извинения она принесла очень неразборчиво, адресуясь к его туфлям, но профессор их принял и добродушно потрепал её по плечу.

— Ничего страшного, Эва. По крайней мере, я искренне рад, что ты не боишься отстаивать своё мнение.

После этого ей несказанно полегчало, а очень скоро гнусные события в Городке были вытеснены у неё из головы более насущными заботами — сочинением по литературе, например.

Она миновала гостиную с хрестоматией в руке, бормоча наизусть длиннющее правило по прогнозированию, когда заметила Эрика. Было уже поздно, за окнами темнота, все разошлись по комнатам, и в гостиной больше никого не было. Эрик сидел за столом и копался в какой-то механической штуке. Из неё печально свисали, как крабьи лапки, платы на проводах. Эрик был, как всегда, поглощён работой. Лицо безмятежное, непрозрачные голубоватые глаза внимательные, длинные пальцы ловко орудуют отвёрткой и паяльником.

«Все тэй-ок — тупые рабы», — прозвучало у Эвы в ушах до того отчётливо, что затошнило даже. А может, правда, что Вэслек сказал? Может, мы здесь все... ненормальные? Это ведь я сейчас к Эрику привыкла, а как поначалу таращилась...

Но даже когда его белоснежные волосы и проступающие под кожей вены были непривычны, Эве не хотелось его унизить. Она вообще не помнила, чтобы ей когда-нибудь захотелось бы поиздеваться над незнакомым человеком. Разве это нормально? Ну так почему профессор Астен говорит, что незаслуженное унижение надо терпеть?

Без уверенности, со стеснённым чувством в груди, Эва вошла в гостиную.

— Привет.

— Привет, — Эрик улыбнулся ей и опять склонился над своей механюкой.

— Я тебе не мешаю?

— Нет, конечно. Да я всё равно уже заканчиваю. Я сегодня совсем засиделся.

Эва поёрзала, устраиваясь в соседнем кресле с книгой на коленях. Руки Эрика не останавливались, и крохотные детальки, и клеммы, и проводки соединялись точно по волшебству.

— Извини меня, ладно?

Эрик замер, удивлённо глядя на неё.

— За что?

— Ну... что я так... разозлилась. В Городке, — выдавила Эва, жалея, что вообще затеяла этот дурацкий разговор.

Лицо у Эрика из удивлённого сделалось каким-то мягким, и кусачки в его руках снова пришли в движение.

— А, не беспокойся об этом. Поначалу неприятно, но не так уж часто это происходит.

— И ты никогда... с ними не дрался? Ни разу?

— Один раз, кажется. В самом начале. Игнорировать их куда более целесообразно.

— Но они же продолжают цепляться, и всё.

— Сейчас уже не так, как поначалу.

Эва замолчала — ничуть не убеждённая, просто спорить с Эриком ей не хотелось. Она помолчала ещё немного, глядя, как он подсоединяет светодиоды, но потом отважилась спросить:

— А почему они сказали, что все тэй-ок рабы? Это же неправда?

— Отчасти, — ответил он взвешенно, упаковывая в корпус электронные потроха. — Пожалуй, с натяжкой это можно было назвать и рабством, но власти предпочитают использовать слово «просвещение».

— Это из-за войны?

Эрик кивнул.

— Тогда не очень-то разбирались, кто против государства, а кто нет. Тёмные Территории по умолчанию считались непокорившимися. Вот они и отправляли в гетто всех подряд.

— Ты жил в гетто?

— Нет. Мне... повезло. Мне и некоторым другим детям помогли сбежать, когда нас вели в резервации. Мы были маленькие, и нам было легче... ускользнуть... Ну вот, готово.

Он перевернул механическую штуковину другой стороной, и оказалось, что это кодовый замок.

— Профессор Тивис-Йорин жаловалась, что он стал заедать, а перекодировка не помогала... Ну всё, теперь можно с чистой совестью и спать, да?

Эрик улыбнулся, Эва проглотила сотню нетактичных вопросов и, поднимаясь с кресла, улыбнулась в ответ.



Правило 5. Думай своей головой


Всё шло своим чередом: учёба, тренировки, домашние задания, футбольный матч в пятницу. Однако в субботу настроение у Эвы опять испортилось. Все пошли в Городок, а ей про него даже думать не хотелось. Так что она мучилась со скуки, пока Эми, сияющая, с хитрющими глазами, не заглянула в окно гостиной и не осведомилась, как дела.

— Всё прекрасно, — буркнула Эва, щелчком сбив шахматного короля.

— Оно и видно, — хихикнула Эми. — Ну, я придумала кое-что, что тебя развеселит.

— М-м.

— Ты ведь, КАЖЕТСЯ, любишь... глайдеры?

Эва вытянулась в струнку, разом забыв про всё остальное, и Эми прыснула со смеху.

— Вижу, ты не против. А как насчёт прокатиться кое-куда, где поинтереснее, чем тут по холмам гонять?

Эва вскочила без раздумий и перемахнула через подоконник.

Стояли последние тёплые дни, деревья горели золотом, небо было безоблачное, вдали лаял Лаки. В гараже никого не было, и Эми направилась прямо к Железяке Вэслека.

Эва остановилась у порога со смутным неуютным чувством. Беззаботность, с которой Эми оседлала глайдер, была ей не по душе.

— Давай, чего стоишь? Быстрее!

— Но ты... уверена, что Вэслек не будет против?

Эми громко фыркнула.

— Конечно, нет! А с чего бы ему быть против? Мы же только прокатимся... Да шевелись же, запрыгивай!

Эва колебалась: что-то не верится, что Вэслек будет рад, если узнает.

— Да быстрее, пока никто не заметил!

Азарт и страстное желание снова взвиться в воздух на глайдере одолели. Эва уселась позади Эми и обхватила её за талию.

Водила Эми ужасно. Гнала как сумасшедшая, и глайдер бешено трясло, а ветки кустов щёлкали по корпусу как пули. Но Эва вздохнуть не могла от скорости, и ветра в лицо, и рёва мотора, и плевать ей было в тот миг на целый мир.

Они проделали путь до Покосившейся Вышки в мгновение ока. За ней оказался ещё один портал.

— Может, вернёмся? — крикнула Эва. — Скоро же ужин... а порталы отслеживаются...

— Расслабься и получай удовольствие!

Они попали на пустое скоростное шоссе. Мимо мелькнули развалины заправки, а больше никаких зданий во все стороны, зато полно головокружительных спусков, и поворотов, и мостиков. Эми вопила в восторге, а у Эвы только зубы лязгали на виражах и глаза болели от ледяного ветра. Через какое-то время она поняла, что прогулка совсем не доставляет ей удовольствия.

— Эми, — крикнула она, — а есть второй портал?

— Что?

— Есть второй портал? — повторила она во всю силу лёгких.

— Нет! — радостно проорала в ответ Эми. — На кой? Он тут один!

— Но он очень далеко! Мы вернуться не успеем!

Ужин мы точно пропустили, уныло подумала она. А если Вэслек придёт из Городка и хватится Железяки? Ох, чуяла я...

После нового спуска, от которого сердце ушло в пятки, Эва завопила снова:

— Эми! Поворачивай! Уже поздно, давай назад!

— Что?

— Поворачивай!

— Погоди, тут самое интересное!

Так оно и оказалось. На новом повороте Эми не удержала Железяку. Заднюю часть глайдера занесло, он грохнулся об ограждение и перевернулся. Страшный толчок вышвырнул Эву из седла, и она кубарем покатилась по жёсткой траве.

Она отключилась всего на секундочку, и тут же заморгала, приходя в себя. Голова кружилась, и тошнило немного, и во рту гнусный медный привкус — кажется, пробило губу. Эва кое-как встала на четвереньки. Её всю трясло, но, кажется, кости целы; плечо болит, но оно просто отбито, и ещё рука содрана в кровь, и джинсы разорваны.

Эва огляделась по сторонам, и сердце у неё ёкнуло. Железяка валялась вверх днищем: двигательная труба отодрана, из корпуса торчат потроха, и от них валит вонючий дым. Эми сидела на земле с ошеломлённым видом и громко икала.

Ни слова не говоря, они поднялись, перевернули глайдер и поволокли обратно к порталу. Была уже темень, и холодно, и есть хотелось, потому что ужин давно прошёл, и всё болело, и глайдер был страшно тяжёлый — но всё это затмевал мучительный стыд, стоило Эве представить, какое будет лицо у Вэслека, когда он увидит Железяку.

Похоже, что Эми тоже одолевали невесёлые мысли, но они только сопели, и спотыкались, и толкали, и тянули. Пару раз останавливались передохнуть, но в конце концов упали на медленно остывающий асфальт, спинами к развороченной Железяке, и просто сидели без сил.

Сперва Эва подумала, это ей просто кажется — от усталости шумит в ушах. Но нет, гул нарастал, превратился в рокот, и на шоссе показались огоньки, сперва едва видные, потом ярче. Фары. Эми, вскочив, завопила от радости, замахала вовсю руками, а Эва внутренне сжалась, желая только одного — провалиться сквозь землю.

Но никуда она не делась, конечно, а стояла и смотрела, как приближаются два байка и глайдер. Байки были Нэша и Айрена, а глайдер, когда Эва его разглядела, — ментора Кристена, и вёл его Вэслек.

Они остановились, заглушили моторы. Свет фар, безжалостный после этой темноты, ударил Эве в лицо, и она почувствовала себя как на допросе в заключении.

Вэслек первым спрыгнул с урчащего глайдера и широким шагом подошёл к Железяке. Обошёл её кругом, ругаясь так, что у Эвы щёки горели.

— Чёрт бы тебя взял! — в сердцах сказал он Эми, когда запас ругательств иссяк. — У тебя что, совсем мозгов нет?! Кто тебя вообще в гараж пустил после того!..

А Эми знай себе шутливо шмыгала носом и ухмылялась вовсю, будто всё это невесть как забавно.

— Да ладно... Не так уж сильно мы его и...

— НЕ ТАК УЖ СИЛЬНО?! Да я его три месяца!.. Да мы эти стабилизаторы!.. — но тут Вэслек наткнулся взглядом на Эву и умолк. Плюнул, склонился над раскуроченной Железякой и глухо бросил: — Айрен с Нэшем вас отвезут. Я догоню... Эй, Нэш! Оставь второй трос.

— Да не потянет его Кристеновская колымага, — вздохнул Нэш, но трос подал. — Ладно, ты смотри не задерживайся сильно, а то Эллиэрт там совсем с катушек слетит... Ну, вы двое, шевелитесь, поехали!

Настоящее волшебство — мчаться по пустой трассе через прохладную ночь. Но впервые в жизни покатушки не доставили Эве ни капли радости. Перед глазами у неё стояло лицо Вэслека — раздосадованное, разочарованное, — и слёзы, которые Эва безуспешно смаргивала, были вовсе не от ветра в лицо. Кажется, ещё ни перед кем на свете ей не было так стыдно. Вэслек так много хорошего ей сделал, столько помогал, заступился за неё — а она в ответ поступила как настоящая свинья. О чём она только думала! Дура, дура, дура! Вэслек, наверное, теперь будет её ненавидеть, и правильно!

Она злилась на себя, злилась на Эми, слыша сквозь шум, как та кричит что-то Айрену, а он отвечает, и они оба смеются, будто ничего не случилось. Как можно быть такой бессовестной!.. И что теперь с ними сделают? Их ведь накажут?

Нэш с Эвой не говорил. Только когда ставили мотоциклы в гараж, на пороге прохладной октябрьской ночи, бодро хлопнул её по плечу.

— Выше нос! И не в такое дерьмо влипали.

Потом они ждали в пустой гостиной. Эва смотрела на ковёр, не чувствуя тепла от потрескивающего в камне огня, и тоскливо желала вернуться во времени на несколько часов назад, и клялась всем, что любила, больше никогда, никогда не делать таких глупостей. А Эми, вздыхая и почёсываясь, сидела рядом, и если и терзалась, так только от скуки.

Потом в коридоре раздались быстрые, твёрдые шаги, и в гостиную вошёл Эллиэрт, страшно похожий на священника в своём чёрном сюртуке. Эва готова была к выговору, к чему угодно; честно говоря, любому наказанию она была бы рада, только пусть оно придёт немедленно, и не надо будет больше мучиться.

— Что ж, — сказал Эллиэрт, — я вами очень недоволен.

Он не повышал голоса, и лицо у него было совсем не злое, только между бровей резкая вертикальная морщина, но недовольство исходило от него, как от пламени жар.

— Полагаю, вы уже и сами поняли, как глупо и безответственно поступили, и догадываетесь, что за нарушение режима вас обеих ждёт наказание. Подчеркну: только за нарушение режима. Я верю, что ваш бессовестный по отношению к товарищу поступок сам по себе служит вам наказанием.

Что ж, он был прав. По сравнению с этой тоскливой мукой остаток выходных под домашним арестом — это было ничто. Эми отделалась не так легко: её приговорили к целой неделе, но к наказаниям она всегда относилась философски.

Нэш проводил Эву до комнаты. Так распорядился Эллиэрт, и она с печальной усмешкой подумала: уж не боится ли он, что я удеру прямо сейчас?

— А можно починить Железяку? — спросила она, шагая по тихому коридору, где лампы горели через две.

Нэш усмехнулся.

— Можно. А толку? Вэсу не везёт — каждый раз разбивает чья-нибудь авантюрная задница... Если взяться с Эриком, за выходные бы починили. Но стабилизаторы такие ищи теперь...

— А где их можно найти? — спросила Эва, хватаясь за эту крошечную надежду.

— На свалках. Надо поспрашивать у Лудильщиков. Ну ладно, вон твоя дверь, а я пошёл — надо ещё Алану занести кольцо.

— Какое кольцо? — в недоумении спросила Эва.

— А такое, — Нэш вытянул из кармана цепочку, на которой болталось кольцо. Серебряное или стальное, широкое, и на нём то ли буквы, то ли значки. Нэш качнул кольцо туда-сюда и опять усмехнулся, но не слишком весело. — Без него мы бы вас ни за что не нашли. Так-то.


*  *  *
К вечеру воскресенья Эва уже чуть не выла со скуки от этого торчания в комнате. Но тут в дверь постучали, и прежде, чем она успела шевельнуться, к ней ввалились Финли, Кэт, Мириам, Нэш, Нэт и Вирдж, все сияя улыбками.

— Я же под арестом, — промямлила Эва.

— Ага, — подмигнула Кэт и погремела коробкой с настольной игрой. — А ты никуда и не выходишь.

— А посещать заключённых вроде пока не запрещали!

Так что остаток своего ареста Эва провела вполне замечательно. Да и в принципе единственное, что омрачало её настроение, была злость на Эми и не стыд перед Вэслеком (который даже не смотрел в её сторону).


*  *  *
К следующей субботе отчаяние стало таким нестерпимым, что Эва уговорила Мэл сходить с ней в Городок — спросить у Лудильщицы, где можно найти детали к Железяке. Одной ей идти не хотелось — это было что-то вроде плохого предчувствия.

Точнее — уверенности.

Финли тоже ехал: они его заметили, когда он прятался в углу вагона, отчаянно делая вид, что поглощён заоконными пейзажами. А когда они подошли поздороваться, прошипел:

— Просто сделайте вид, что меня не знаете, а?

Эва задохнулась от возмущения, но Мэл, ухмыляясь, оттащила её за рукав.

— Да он на свидание едет, к этой своей девчонке. Он стесняется ей сказать, что из Института.

— А что он ей говорит?

— Ну, врёт что-нибудь.

Финли и правда был в своей парадной рубашке, причёсанный и взволнованный, и на углу у вокзала купил у цветочницы букетик цветов, очень похожих на шиповник.

Эва и Мэл всю дорогу шли за Финли. Не специально, а потому что им оказалось по пути. Но всё равно приятно было, что он нервничает — они обе были на него обижены, и поэтому зловредно хихикали.

Его девушка была очень хорошенькая. Ждала его прямо у переулка Лудильщиков. Обрадовалась цветам и таращила на Финли синие глазищи — наверное, ждала, что он её поцелует, и ему было явно не по себе. Мэл и Эва прошли мимо, как незнакомые, с жутко безразличными лицами, хотя едва сдерживали смех. Повернули к Лудильщикам — и всякая охота смеяться сразу пропала.

Посреди улицы Этан, Сью, Руди и Брен играли в три хвоста. Никак не обойдёшь, и отступать поздно — Сью уже их заметила и сразу завизжала:

— Институтские уроды! Вон ещё одна приблудная!

Эва быстро взглянула на Мэл: у неё воинственно закаменели скулы, и глаза горели, как два уголька. Да уж, это не святоша Эрик с его бесконечным терпением! Вот и славно, значит, будет бой.

А Этан неспешно наматывал на кулак скакалку для игры в три хвоста. Шлёпнул по раскрытой ладони, ухмыльнулся.

— Хочешь пройти, да? Это наша улица. И город наш. Вали отсюда, пока мордой в навоз не ткнули.

Эве опять было нечего ответить — её гнев был немой, но кулаки так и чесались. А эти четверо уже выстроились напротив, очень близко.

— Драпай отсюда, цыпа. Сегодня-то нету никакого большого братика, который примчится, дым из ушей, тебя защищать? Некому вас защищать, а? Эй, ребята! Вываляем их в навозе, чтобы помнили!

И Брен подступил к Мэл, а Сью попыталась царапнуть Эве лицо. Эва ударила её по руке. Сью завизжала и бросилась на неё — и тут появился Финли. Прямо в своём костюмчике для свиданий, только куда страшнее Вэслека — как бешеный. Глаза налились кровью, зубы оскалены, кулаки молотят не хуже кувалды.

Сью улетучилась сразу, Брен не сильно отстал. Руди не спасовал и дрался, пока не получил мощнейший удар в лицо и отступил, обливаясь кровью. На этом бесславная потасовка прекратилась.

— Я тебя ещё достану, — крикнул Этан Эве, и они удрали.

Но Эве было не до того: они с Мэл с двух сторон повисли на Финли, а он вырывался, как сумасшедший, рявкал по-собачьи и зубами лязгал.

— Держи его, держи, — пропыхтела Мэл. — С ним всегда такое, если разозлят... это плохо проходит...

Тут он рванулся вперёд, Эва повисла мешком, и они все трое покатились прямо в ближайшую лужу. И к лучшему, как оказалось: очутившись в мерзкой воде, Финли сразу пришёл в себя.

Они выбрались на сухое место, запыхавшиеся, грязные. Мэл выжимала подол своего до безобразия растянутого свитера. Финли потряс головой, отплёвываясь. Потом пригладил волосы и робко повернулся к своей девушке. Она наблюдала за дракой раскрыв рот, и на лице у неё было написано самое настоящее отвращение.

— Фу, уйди от меня, псих! — сказала она дрожащим голосом, бросила цветы и ушла.

Финли постоял, глядя на жалкий букетик, а потом сказал:

— Ну и ладно, — и вытер кровь в уголке рта.

— Прости, — тихо сказала Эва. — Мы не хотели, чтобы так вышло.

Но Финли только отмахнулся.

— Ну её.

— Ты, наверно, губу пробил, смотри, как кровь идёт. Пошли к Лудильщице, вон магазин, попросим бинт...

Он рассеянно кивнул; Мэл поколебалась, но потом подняла с земли несчастный букет.

— Жалко, — пробормотала она в оправдание. — Красивые такие цветы.

Они и не спорили. Так и пошли с букетом.

Лудильщица с Финли не сюсюкала. Деловито достала аптечку, оттуда — бактерицидку царапины обработать, а потом молча подала ему завёрнутый в платок комок льда из морозилки — у него на скуле прямо на глазах вздувалась огромная, фиолетово-чёрная шишка от кулака Руди. Девочки сидели рядом и сочувственно вздыхали.

Потом Лудильщица поставила чайник, Мэл попросила её набрать в банку воды для цветов и теперь пристраивала свой букет на стойке. Финли смирно прижимал к щеке лёд. Он вообще был какой-то обмякший и измотанный, и Эва не знала, это у него после драки или потому что он расстроился.

— Может, вы ещё помиритесь, — робко сказала она. — Объяснишь ей всё...

— Чёрта с два, — отозвался Финли с мрачной решимостью. — Будет она с институтским встречаться... Да я сам дурак, врал ей, что из лицея. Всё равно она бы однажды узнала. Так даже лучше.

— И правильно, — горячо подхватила Мэл, и поугасший было воинственный огонёк вспыхнул у неё в лице. — И правильно, если она такая дура, что из-за Института тебя бросила! Значит, она тебя не по-настоящему любила, вот и всё.

Но Финли только вздохнул — такой покорный, совсем на себя не похожий, что Эва готова была всё разломать, что видела, разнести бы в клочки!

— Да нет, она правильно сделала. Вы же меня сами видели, какой я был. Если разозлюсь — всё, всё уже само собой делается. Кто будет встречаться с психом?

— А ну перестань, — глухо сказала Мэл. — Совсем дурак...

Финли покосился на неё из-за платка, и Эве показалось, что вид у него смущённый.

После чая с бисквитами они очень приободрились. Лудильщица на прощание вручила Финли кулёк с каким-то зелёным пахучим порошком.

— С тёплой водой размешай и намажь. От синяков первое средство, уж ты мне поверь.

Напоследок она разрешила Финли попытать счастья у Провидицы (ему выпало что-то романтическое, и они от души посмеялись над этим, хоть смех и был горьковат) и проводила закоулками до станции, не слушая никаких протестов.

И только когда пол вагона задрожал и запокачивался мягко у них под ногами, и проклятый Городок уплыл прочь, они трое вздохнули свободно и отважились посмотреть друг на друга.

— Давайте не будем никому про это рассказывать, — почти шёпотом предложила Мэл. — А то только проблем больше будет...

— Нет, лучше уж самим рассказать, — ухмыльнулся Финли (это явно причиняло ему боль). — Вот руку на отсечение даю, что Эллиэрт всё равно про это пронюхает.

— Да откуда, — запротестовала было Эва, но Мэл понурилась.

— Он всегда узнаёт. Это точно.

От портала они шли медленно-медленно, и каждый шаг давался им всё неохотней.

— Ну, я прямо к Мейнард сразу, — вздохнул Финли, обречённо глядя на окна гостиной. — Ох она и расстроится, ясно. Она за меня всегда переживает. Слушайте... только что у меня... припадок был, не говорите остальным, ладно?

— Конечно.

— Конечно!

Он вздёрнул подбородок и решительно вошёл внутрь — распухшее лицо во всей красе. А девочки поплелись было к лестнице, но в вестибюле их перехватила Вирдж.

— Все уже знают, — сказала она без обиняков. — И Эллиэрт, по-моему, зол. Но вам-то ничего, мы так поняли, сегодня один Финли отличился.

Оказалось, что ребята как раз собрались в гостиной, обсуждая произошедшее. Их встретила такая атмосфера понимания и сочувствия, что Эве стало до неприличия хорошо — вроде волшебного иммунитета к Этановым оскорблениям. Никогда ему не понять, каково это, когда у тебя есть друзья, и они тебя принимают, подумала она со всей силой. Пусть они что хотят болтают про Институт. Нигде не может быть так, как здесь!

— Ну и шляпы же мы с тобой, — неожиданно воскликнула Мэл, разом выпрямившись на диване. — Мы же совсем забыли у Лудильщицы спросить про детали для Железяки!

— А что насчёт деталей для Железяки? — заёрзала Эми.

— Да мы хотели спросить у Лудильщицы, может, она знает, где их достать...

Ей ответили дружным хохотом.

— Да мы и так знаем, где их достать, — с улыбкой сказал Алан. — Как раз думали про это, верно, Эми?

Эми запустила обе руки в мандаринового цвета волосы, и Эва вдруг поняла, что несмотря на браваду ей тоже жутко стыдно перед Вэслеком.

— Ещё бы! Эх, да что тянуть — пойдём прямо завтра?

Все высказались за.


*  *  *
В воскресенье после завтрака они собрались на лужайке у крыльца. Все в самой старой, плохой и затасканной одежде. Мэл на этот счёт сказала Эве: «Сама поймёшь», так что она скрепя сердце вырядилась в опостылевшее рваньё, только ещё свитер поверх натянула.

Они с Мэл, Бельт и Люси пришли самыми первыми. Бельт строгал ножом очередную деревяшку (что нож, что деревяшки были неотлучно при нём), а они трое возились с Лаки. Лаки радостно тявкал и ронял их на землю, деревья стояли все пламенно-алые, и бурые, и золотистые, и Эллиэрт дал добро на их поход...

Тут на пороге возник Вэслек, и Эва сразу съёжилась — они ведь так всю неделю и словом не перемолвились. Но он, старательно отводя глаза, буркнул:

— Ладно тебе... забыли, — а Свисть вылезла у него из-под воротника и поехала у Эвы на плече.

С ними пошли ещё Эми, Дин, Нэт и Вирдж и Крис со Стэфеном, у всех — большие брезентовые рюкзаки. Кэт и Алан от них отделились с таким безмятежным видом, что ясно: задумали что-то. А остальные бодро зашагали к дальнему порталу, к тому, у Покосившейся Вышки.

— А зачем нам туда? — с тоской спросила Эва, но Эми засмеялась.

— Не дрейфь, этот портал же не только на Автостраду-19 ведёт. Прямо за ним — Тропа. А уж с Тропы сворачивай куда хочешь...

Но на словах всё было куда непонятней и зловещей, чем на деле. Эва это сразу почувствовала — тот сквозняк. Совсем как на распределительной площадке ФОЛИ! Только тут никаких арок, а одни хорошо различимые тропки в траве расходятся в разные стороны.

— Их тут пять, — сказала Эва вслух. — А нам куда?

Остальные уставились на неё. Дин хохотнул, но очень неуверенно.

— А откуда ты узнала, что их пять? — спросила Люси, и Эва заподозрила, что они над ней подшучивают.

— Но видно же...

Нэт ошалело помотал головой.

— Ну дела! Я раз шесть на Тропе застревал, пока разобрался.


— Ну не всем же такими тугодумами быть, — ядовито парировала Вирдж. — Первый слева — это на Автостраду. Нам направо.

Снова ненавязчивое пощипывание где-то в самом нутре, будто от волнения или скорости — и вокруг всё вроде такое же, но там, где секунду назад тянулись без края холмы, теперь лежит городок, крохотный, грязный, страшно неопрятный — а прямо на окраине начинается исполинское, необозримое море мусора. По большей части — металла и пластика, и всё громоздится настоящими горами, так что глаз не отведёшь от этого фантастического зрелища.

— Добро пожаловать! — с пафосным поклоном объявила Эми. — Сия живописная дыра носит гордое имя Городок-2. А эти плодородные угодья мы нежно именуем просто Свалкой. Здесь живут наши друзья.

Эва сомневалась, что на гигантской свалке можно ЖИТЬ — но, однако, тут кипела бурная деятельность. На мусорных горах то там, то здесь копошились оборванцы со всклокоченными волосами и невероятным количеством заклёпок на одежде.

— Кто это? — неуверенно спросила Эва у Вэслека, и он хмыкнул:

— Ржавые крысы. Они сами себя так величают. Это к ним мы в гости идём.

Что-то тут не пахнет гостеприимством, подумала про себя Эва. Очевидно, ржавые тоже их заметили. Раздался тревожный свист, ему ответили в другой стороне, и тощие фигурки попрятались кто куда. Только тени мелькали на мусорных кучах, да нет-нет, и блеснут из темноты настороженные глаза.

По спине у Эвы пополз щекочущий озноб, но остальным было хоть бы что шагать по этому мусорному царству, и она держалась браво.

— Ишь как заулепётывали, — хихикнула Эми. — Ну ладно, Дин, позови их, чего им прятаться!

Дин приставил ко рту ладони и испустил какой-то дикий, ни на что не похожий то ли свист, то ли вопль. И тут же из стиральной машинки, торчащей на вершине ближайшего мусорного холма, высунулась лохматая девчоночья голова.

— Дин! О-о, и Вэслек тут! — завопила она и проворно, как самая настоящая крыса, взгромоздилась на остов сгнившей лодки, а оттуда крикнула кому-то невидимому: — Эй! Это институтские пришли! Позовите скорей Тенебриуса! Пойдёмте в Большой Дом, праздник будет...

Как выяснилось, девчонку звали Кусака. Лет ей было столько же, сколько Эве, только сразу видно, что она не в пример любопытнее и дружелюбнее. Трещала она без умолку — про что только ни выспросила.

А вот что Тенебриус — её брат, Эва ни за что не поверила бы. Ничего общего у Кусаки не было с этим высоким, тощим черноволосым парнем. Она была непоседливая и шумная, а он — по-кошачьему осторожный, с неулыбчивым, бронзовым, как у индейца, лицом.

Гостям он был рад и крепко жал им руки, а вокруг собирались другие ржавые оборванцы — всех мастей. Эва подумала, что имечко у них очень даже подходящее: тут всюду ржавчина, а не это, так грязь. Все крысята — подростки, Тенебриус, кажется, из самых старших, ему, как Вирдж шепнула, девятнадцать лет. И по виду совсем дикари: лица коричневые от загара, волосы немытые и у всех торчком, руки грязнющие, а про одежду и говорить нечего. А смотрят вроде бы с ожиданием, будто гадают, что Эва за человек.

Гостей провели запутанными улочками мусорного царства в тайное убежище — погребённый под многолетними наслоениями металлолома гараж с прессом. Захлопотали, усаживая на старые телевизоры и разливая по консервным банкам крутой кипяток. Забавно было смотреть, как Тенебриус бдительно следит, чтобы младшие помыли над умывальником руки — железная пыль у них так пристала к коже, что разницы всё равно не видно.

Тут Эва наконец увидела, что было у ребят в рюкзаках. Легче сказать, чего там не было — и книги, и расчёски, и фломастеры, и стиральный порошок, и носки, миллион всякой всячины — и ещё еда. Чай, консервы, макароны, сахар, мука, печенье и масло. Крысята пищали от радости, толпясь вокруг, но Тенебриус и здесь водворил порядок и теперь распоряжался, что оставить про запас, а что пустить на пир. Эва удивилась: говорил он запросто, вовсе не как командир, и тем не менее крысята подчинялись без вопросов.

Потом хозяева приступили к священнодейству — принялись варить какао, а гостей отвели на самый свежий мусорный склон и предоставили копаться в своём добре. Оказалось, это очень грязно — и очень непросто, того и гляди нога соскользнёт, или какой-нибудь неосторожно задетый холодильник придавит. Мэл-то с её ловкостью хорошо, а Эва наставила себе столько синяков, что только морщилась.

— Нет, это совсем не моё, всё это железо кругом, — сказала Мэл спустя часа три и уселась, скрестив ноги, на крыше облезлой машины. — Ни травы, ничего — не понимаю, как тут Кусака живёт.

Эва, вытерев рукавом потный лоб, распрямилась и оглядела хаос сломанных, ржавых, грязных, сваленных в одну кучу вещей. Институтские рыскали, точно по полю боя, и между ними фигурка с рыжеватыми — ржавыми — лохмами, в нелепых, широченных штанах, и заклёпки блестят.

— А ей, похоже, тут нравится, — сказала Эва и села рядом с Мэл. — Ох, от меня толку никакого. Я эти его стабилизаторы не узнаю, даже если в руках держать буду.

— А я и подавно, — рассмеялась Мэл. — Да я так просто пошла — лишний рюкзак дотащить. Помощь небольшая, но они всё равно рады.

— Да уж... А как менторы относятся к тому, что мы... так много вещей отдаём крысятам?

Мэл удивлённо посмотрела на неё.

— А как им относиться? Это же наши вещи. Мы их на карманные деньги покупаем.

— Жаль, что я не знала, — от души подосадовала Эва. — Я бы тоже взяла с собой что-нибудь.

— В следующий раз возьмёшь, не переживай. Мы не очень часто сюда ходим, но скоро же Единение.

— Единение?

— Ну да! В конце октября. Это годовщина, когда Федерация первый раз объединилась. Его везде празднуют, ну, и мы тоже...

И тут до них донёсся взволнованный голос Вирдж:

— Эй, идите сюда скорее, представляете, что мы нашли!

Спотыкаясь и чертыхаясь, все пробирались к ней. Шагах в десяти Эва шлёпнулась, встала, потирая многострадальные колени — и тут увидела. Глайдер! Но какой старый! Весь изъеден ржавчиной, но когда-то — очень давно — был белым. Один бок разворочен, и седло изодрано. Глайдер был, пожалуй, помассивней Железяки, но совсем не казался неуклюжим — более узкий, а спереди треугольный выступ, и выглядит он так хищно, будто паровоз протаранил бы.

Эрик уже копался у глайдера внутри, а остальные, поражённые, стояли кружком.

— Вот это да!

— «Вихрь»!

— А что это значит? — шёпотом спросила Эва у Мэл, и та уставилась на неё.

— Ты что, не знаешь? Это был самый хороший глайдер! Его придумали в ФОЛИ. Только очень давно, ещё в Глобальную. Теперь их уже не делают.

— Если он такой старый, то все современные уже лучше?

— Куда им до «Вихря», — усмехнулся Дин, который стоял с другой стороны. — Все остальные ему уступают по маневренности и по скорости... Только у него зверское управление — сенсоры слишком чувствительные. На каждого реагировал по-разному. Вот их и перестали выпускать... Но другой такой машины нет.

Эва осторожно потрогала ржавый бок с отметинами, похожими на вишни.

— А это что?

— Пули, — ответил ей Вэслек, который смотрел у Эрика из-за плеча на беззащитные глайдеровы внутренности. — Военная машина-то была, не для покатушек сделана...

— Оп-па, — тихо сказал Эрик, выпрямляясь. — А он ещё живой.

И, будто откликаясь на его слова, глайдер с хриплым рычанием ожил. Содрогнулся корпус, на руле тускло засветились под слоем грязи кристаллы сенсоров. Но Вэслек только покачал головой.

— Без толку. Двигатель в куски. Такой он с места не сдвинется...

У Эвы даже сердце защемило. Она попыталась стереть грязь с линзы сенсора — и...

— Ой!

Отдёрнула руку, ощутив лёгкое покалывание — будто сенсор мягко притянул её пальцы.

— Что случилось, Эва? — спросил Эрик, обеспокоенно глядя на неё из-под волос.

Вэслек тоже поглядел на неё и сощурился.

— А ну-ка давай... сядь. Да не бойся ты.

Эва оседлала глайдер, не веря своему счастью. Как тут и была — ну и пусть, что от седла одни ошмётки остались, и что ноги приходится выпрямить — ей так даже удобнее. И руки на руле поверх выпуклых линз — будто подсоединённый штекер в середине ладони. Тепло до самого позвоночника, и кажется, будто завести его не сложнее, чем ногу согнуть... но, конечно, не без мотора.

Эва отчаянно посмотрела Вэслеку в глаза. Он-то должен понять!

— Он как живой, — сказала она умоляюще. — Правда, совсем как живой... как... как пони!

Все засмеялись. Вэслек тоже — а когда отсмеялся, проворчал:

— Ладно, если ещё и двигатель лишний искать...

Сердце у Эвы чуть из груди не выскочило.

— Вы его почините?! Правда?! Почините?!

— Когда тут Эрик — что угодно починим.

— Спасибо! — завопила Эва не хуже Люси и едва не задушила Вэслека в объятиях.

«Вихрю» нужно было море всего: новые тормоза, сопла, двигатель, солнечные энергонакопители, стабилизаторы, интерфейс, новое седло, гравикомпенсаторы, части корпуса. На свалке найти удалось не всё, но никто не унывал — Лудильщики всегда помогут.

Тяжеленный глайдер тащили впятером, сменяя друг друга, и это было ужасно трудно, и долго, и скучно, и неудобно, но никто не жаловался, Эми шутила вовсю, и настроение было прекрасное. Крысята попрощались с ними по-дружески и умчались за положенной порцией какао, но Кусака шла с ними до самого портала и всё расспрашивала Эву про Городок, озеро, футбол и ФОЛИ и слушала с жадностью. Пробовала научить Эву условному свисту, который так легко изображал Дин, но у Эвы вместо него получалось такое истерическое кукареканье, что институтские, бросив глайдер, сложились пополам от смеха.

От портала Кусака побрела назад — ржавая голова опущена, а былого оживления ни следа.

— Ей тут скучно, — вздохнул Дин, глядя ей вслед. — Мы говорим: давай в Институт, но она не хочет без брата.

Вишенку (так Эва, никого не слушая, окрестила несчастный глайдер) доволокли до гаража и поставили рядом с Железякой. И хотя Эва страшно вымоталась, и все мышцы у неё ныли, вопия об отдыхе, она никак не могла налюбоваться.

Мой глайдер! Мой собственный! Ну и пусть, что пока не ездит.

Мы обратили Этанову шайку в бегство! Вэслек на меня не сердится! И у меня есть глайдер!

Эву так переполняло счастье, что она всю ночь проворочалась, одна радужная мечта сменяла другую. Ну почему нельзя похвастаться Ярви!


*  *  *
В понедельник после уроков Эва мчалась в гараж, словно за спиной крылья. Вэслек колдовал над Железякой, но Нэш с Эриком охотно помогли Эве разобрать Вишенку. Эрик взялся чистить сенсоры и регулировать сердечник — единственное, что уцелело полностью, — а Эва принялась шлифовать раму и корпус от ржавчины и старой краски.

Она-то, конечно, была на седьмом небе, а вот Нэш с Вэслеком выглядели встревоженными. Они едва обменялись парой фраз, и Эва поняла только: Алан, Кэт, Мириам и Коуди не появлялись с самого утра и на связь не выходят.


*  *  *
Долго гадать, что же с ними такое, не пришлось. На другой день после ужина Эва как раз заканчивала шлифовать корпус, когда в гараж влетел Айрен — и на нём лица не было.

— Вэс! Там Кэт и остальные!.. От Пятой Двери!

Вэслек, не говоря ни слова, бросил инструменты и умчался вслед за Айреном, так что Эва за ними не поспевала. Когда она подбежала ко крыльцу, на ступеньках сидела одна Мириам, смертельно бледная, один рукав свисает полосами. В руке она держала большой осколок зеркала и выглядела предельно усталой. Над ней склонялась Вирдж. Заметила Эву, махнула неопределённо рукой — мол, в порядке всё, иди, и та поспешила в гостиную.

Там был беспорядок. Первым Эва увидела Алана: он стоял у окна, прижимая к левой стороне лица окровавленную тряпку, а правая была такая белая и застывшая, что напоминала череп с глазами. На подоконнике лежал меч: клинок льдисто блестит, но весь в пятнах ржавчины и, кажется, с какой-то надписью. На диване Эва увидела Коуди — похоже, он лежал без сознания, и ментор Кристен пытался привести его в чувство. В кресле, наклонившись вперёд и устало опустив голову на руки, сидела Кэт. Правое плечо у неё было в крови. Вэслек, стоя на коленях возле самого кресла, как раз отрывал зубами перевязочные бинты, а Айрен лихорадочно рылся в аптечке.

— Что случилось?! — воскликнула Эва, потому что испугалась не на шутку.

Вэслек покосился на неё и прорычал:

— Исчезни. Живо.

Но не успела она ничего ответить, как в гостиную вошёл профессор Астен. Он торопился, но больше ничем не выдал волнения. Обвёл студентов пристальным взглядом и тихо сказал:

— Мы узнали только что. Полагаю, бессмысленно укорять вас за безрассудство?

Кэт широко улыбнулась; у Алана слегка шевельнулись губы. Вообще, с появлением профессора они все будто выдохнули.

— С одним мечом?.. — он вздохнул и повернулся к Эве. — Приведи, пожалуйста, профессора Тивис-Йорин. И профессора Гредхерда тоже, хорошо, Эва?

Она кивнула и выскочила в коридор. Долго искать не пришлось: Тивис-Йорин была в лазарете, а Гредхерд в лаборатории; но когда Эва снова спустилась в гостиную, там уже никого не было. Только не столике остались разворошённые бинты, а на подоконнике меч.

Преисполненная любопытства, Эва подошла поближе. На узком лезвии — буквы в две строки:

ПОДНЯТ РУКОЙ
ВЕЛЯЩЕГО ДУШАМ

Эва осторожно дотронулась до обмотанной кожей рукояти — она словно ещё хранила тепло чьей-то руки. И ещё было слабое-слабое ощущение, как от сенсоров на руле.

— Не трогай его, — резко сказал Вэслек, появляясь на пороге.

Эва вздрогнула и поспешно убрала руки за спину.

— Почему?

— Потому. Это Алана меч. Учителя его, ясно?

И Вэслек, пройдя к подоконнику, схватил ржавый клинок.

— Он как кольцо?

— Точно, — отрезал Вэслек. — А теперь брысь отсюда.

И зашагал из гостиной. Эва за ним.

— А кто у Алана учитель и почему его вещи нельзя брать?

— Потому.

— А кто такой «велящий душам»?

— Много будешь знать — скоро состаришься.

— А что такого? Все знают, а я нет!

— Вот и славно.

— А что такое Пятая Дверь? Что там внутри?

— Не твоего ума дело.

— А что с Коуди?

— Головой ударился. Не бойся, скоро в норму придёт. Слушай, я пойду отнесу эту штуку Алану, а ты иди-ка лучше... займись чем-нибудь.


*  *  *
Слухи о произошедшем разлетелись по Институту в мгновение ока. Весь день назавтра все шептались об этом, а Эва с Мэл вертелись рядом, рассчитывая что-нибудь подслушать. Но на них то и дело шикали, и узнать им удалось немного. Что Пятая Дверь — в Вертящемся Замке, что ведёт она на территорию, занятую людьми Инквизитора; что вчера ночью у Двери состоялась жестокая схватка, в ходе которой Инквизитору помешали совершить вылазку в Замок, а кроме того — разбили ценный для него зеркальный артефакт (тут Эва задумалась об осколке, который видела у Мириам, но размышления эти оставила при себе). Что Алан, Коуди, Кэт и Мириам принимали во всём этом самое деятельное участие.

Эллиэрт, ясно, считал, что вмешиваться в подобные столкновения недопустимо для Института. Профессор Астен защищал ребят — Вирдж слышала своими ушами, как они спорили об этом на пороге кабинета ИБМ, и разошлись сильно недовольные друг другом.

Если честно, Эву куда больше интересовала Вишенка. Всю субботу она в компании Эрика, Вэслека, Айрена, Нэша и Бельта проторчала в гараже. Вишенка стояла без следа ржавчины, с тщательно заваренными дырами: откалиброванный сердечник установлен в новое гнездо, линзы сенсоров безупречно отчищены, сопла и двигатель в полной боеготовности. Не хватало только гравикомпенсаторов — их у Эрика не оказалось. Шон Ларк вместе с ребятами перерыл весь сарай, но сколько бы чудного хлама там ни обнаружилось, всё не то.

Зато в процессе этих раскопок они нашли два ведра автомобильной краски самого подходящего вишнёвого цвета. Правда, Вэслек сказал, что никакая она не вишнёвая, а малиновая, а Люси заспорила, что сливовая, а Эми заявила, что баклажановая, а они все ничего не понимают в искусстве.

Как бы там ни было, а Ларк благословил им оба ведра, и Эва просто не могла дождаться, когда же наконец сядет за руль.



Правило 6. Никому не доверяй


В воскресенье она приехала в Городок с утра. Было прохладно, мирно и безлюдно — но ей упорно казалось, что враг преследует её по пятам. Глупости, со злостью говорила она себе, просто я Этана боюсь встретить, вот и мерещится с перепугу. Но Вишенка была важней, и назад она не повернула. Оглядывалась пару раз, но никого, конечно, не заметила.

Лудильщице Эва принесла подарок — летучего робота-фотографа (всё из того же сарая, где он пылился, никому не нужный). Эрик его подлатал, так что свою работу фотограф делал. Лудильщице он очень понравился. Она как раз возилась в примыкающей к магазинчику мастерской с механическими куклами для театра (Эве они показались забавными, но жутковатыми).

— Ты не знаешь, у кого могут быть гравикомпенсаторы к «Вихрю»? — спросила она, не откладывая в долгий ящик.

Лудильщица Эмма распрямилась (она обследовала фотографа), отодвинула с глаза увеличительное стекло, закреплённое на ремне, и задумчиво потёрла подбородок.

— Знаю, конечно. У Жестянщика — у него чего только нет. А если у него их не найдётся, то где что достать, он знает. Он тот ещё проныра старый. Только тёплого приёма не жди. Он и так-то не мастак по части любезностей, а с возрастом совсем стал... сыч сычом.

Она объяснила Эве дорогу, сунула ей сэндвич с курицей, и Эва отправилась в путь.

Жестянщик жил в Рухляди. Это были окраины Городка (чуть не полтора Городка размером), бедный квартал неподалёку, Эва там ни разу не была. Так что она здорово нервничала, и ей чудился шепоток за спиной. Но потом она отвлеклась на сэндвич и на окружающую живописность.

Рухлядь напоминала Свалку, где жили «крысята»: тут тоже громоздились мусорные холмы, только не такие колоссальные. А эти дома! Втиснутые друг между другом, стоящие вкривь и вкось, маленькие, неказистые, тощие и высокие или расплющенные вширь — они были как энциклопедия человеческой изобретательности в стремлении выжить. Из чего только они были построены! Где сколоченные из досок, похожие на собачью конуру, где с одной кирпичной стеной, а где ступеньки ведут к насмерть вкопанному в землю вагону с настоящими окнами; тут не дом, а настоящая землянка; а это просто шалаш из рубероида.

И тем не менее Эве здесь было не страшно. По всем этим нелепым жилищам, сделанным из того, что под руку пришлось, была видна несомненная любовь и стремление к уюту. Они были добросовестно побелены, с опрятными занавесками на окнах, со скамеечками у крыльца. Кое-где к домам примыкали крохотные клочки возделываемой земли, занятые грядками, или яблоньками, или детскими качелями. На крышах торчали антенны, провода прочерчивали воздух, будто паутина, из труб вился запашистый дымок, и повсюду во множестве торчали почтовые ящики и указатели, которые, однако, полностью гармонировали со здешним хаосом, под очарование которого Эва попала сразу же.

Лачуга Жестянщика (самодельная, как и всё здесь, но добротная, совсем как настоящий дом и даже в два этажа) стояла у большого террикона металлолома — Жестянщик был здешний сторож. Сам он сидел на солнышке у крыльца и прилаживал к резиновым сапогам подошвы, сделанные, судя по виду, из автомобильных покрышек. Он был угрюмый, обросший, сутулый, в засаленной зелёной брезентовой куртке, из карманов которой торчали гаечные ключи и железяки.

Эва таких всегда побаивалась. Но она заставила себя думать о Вишенке, твёрдым шагом подошла ближе и выдавила:

— Здравствуйте. Вы — Жестянщик?

— Ну, — откликнулся он ворчливым, скрипучим голосом. — А ты ещё кто?

— Эва. Я... из Института.

Старик, кажется, заинтересовался, прищурился на неё. Глаза у него были чистейшей льдистой голубизны, насмешливые и пристальные.

— Так.

— Лудильщица Эмма меня послала к вам. Мне... очень нужна помощь.

— Угу. А твоим приятелям, которые вон за углом прячутся, тоже помощь нужна?

Эва от души изумилась.

— Приятелям? Со мной никого нет...

— Ха! — фыркнул старик. — Ещё как есть. А ну-ка... Эй, Колючка!

На зов с крыши свесилась лохматая мальчишкина голова. Он был такой же оборванный и дикий, как «крысята». На лбу грязная полоса, а брови нахмурены в точности как у Жестянщика.

— Чего?

— Да вот у нас тут гости, как видишь. И чуть больше, чем надо. Так что пора разбудить нашу старушку Софи, а?

Мальчишка понимающе ухмыльнулся.

— Будет сделано! — и подмигнул Эве. — Смотри в оба.

Он исчез из виду, а старик, посмеиваясь, преспокойно занялся своим сапогом.

— Малый он у нас что надо. Прихвастнуть не прочь иной раз, но руки золотые. Вот уж что правда то правда...

И тут, заставив Эву вздрогнуть всем телом, раздался жуткий рёв, лязг, визг, и из-за поворота опрометью выскочили трое, два парня и девчонка. А за ними появился неуклюжий механический монстр с кастрюлей вместо головы, с круглыми жёлтыми поворотниками вместо глаз и с пылесосными шлангами вместо рук. Обряжено это чучело было в длиннющее платье в горошек и с буйной мочальной шевелюрой при этом. А за ней с пультом в руках — страшно довольный собой Колючка.

Он звонко засмеялся, Эва тоже, и непрошеные гости — Этан, Линда и Брен — остановились в смущении и злобе.

— Ну вот и твои друзья, — констатировал Жестянщик, и Эва откликнулась тут же:

— Они мне не друзья.

У Этана заходили желваки, но отвечать он не спешил. Зато Колючка, сощурившись совсем как дед, сказал очень отчётливо:

— А тогда зачем они за тобой шли? Я их от самой площади видел, как они прятались. У нас здесь бояться некого. Здесь только воры прячутся.

Брен густо покраснел, а Этан смерил ржавую лачугу презрительным взглядом.

— Воры, да? Спорю, их тут нечасто встретишь...

Но тут Линда покосилась на Этана и потянула его за рукав. Она, очевидно, понимала, что сегодня они на чужой территории.

— Так зачем явились-то? — спокойно, как благодушный лев, спросил Жестянщик. — Если есть что сказать, давайте уж. А мы мешать не будем. Что, Колючка? Ну-ка, пойдём займёмся нашей Софи. Не дело в таком виде к гостям выходить...

И он ушёл, в одной руке сапог, под мышкой инструменты. Колючка у него за спиной тихонько показал Этану кулак, а механическое чучело, колыхнув пылесосными шлангами, с жужжанием покатило следом.

Этан уставился на Эву с еле сдерживаемой злобой.

— Что, и здесь нашла дружков-уродов? Дерьмоеды из трущоб.

Но здесь Эва чувствовала себя в безопасности.

— Сам дерьмоед, — сказала она, и он слегка порозовел.

— Вот прищучим тебя как-нибудь, один на один, и посмотрим, какая ты будешь смелая.

— Давай проверь, — хмыкнула Эва, потому что когда ты в безопасности, смелым быть просто. — Ну — что?

— Нашла дураков. Чтобы эти два дерьмоеда на меня набросились? Тот ваш псих Руди нос сломал.

— Ты же такой крутой. Давай! Будешь потом всем хвастаться, что девчонку побил.

Судя по физиономии Линды, она подумала о том же самом. Этан запыхтел.

— Ха! Руки марать об тебя... Если бы ты чего-нибудь стоила, мы бы выяснили по-настоящему, кто из нас круче. Ты там что-то трепалась, что водишь глайдер, да? Жаль, что это враньё, а то мы бы быстро всё выяснили...

— Это не враньё, — холодно возразила Эва. — У меня есть глайдер. А у тебя?

— Конечно, есть. Я же не дерьмоед, — Этан всем своим видом выражал недоверие. — Давай покатаемся. Если ты не трусишь. На скорость. На развалинах. Если выиграешь, оставим тебя в покое.

— Нет уж! И меня, и моих друзей.

— Ха! Всё равно ты проиграешь. У тебя нет шансов! Какая у тебя машина, какой-нибудь «Жеребец» для пятилеток?

— «Вихрь».

И каким же было удовольствием смотреть, как у Брена отвисает челюсть!

— Врёшь!

— Очень надо.

— «Вихрь» — очень хорошая машина, — сказала вдруг Линда, большими глазами глядя на Эву. — Мой папа говорит, они самые быстрые из всех. Он на заводе работает, где конфигурируют сердечники для «Рыси», и «Скаута», и «Искры», он разбирается...

— Чтобы водить «Вихрь», надо быть асом, — злобно оборвал её Этан. — А ты полная неудачница, институтская, ты и руль-то не удержишь...

— «Скауту» ни за что не обойти «Вихрь», — горячо возразила Линда, кажется, позабыв из-за глайдеров о вражде. — Папа говорит, на них в Глобальную из-под обстрела уходили, и даже...

— А ещё, — проговорил Этан, подойдя к Эве вплотную, ей в лицо, будто выплёвывая каждое слово, — они круто горят, когда их водят неудачники. Говорят, если врежешься, у тебя башка оторвётся, потому что у него — гиперсенсорика.

Но Эва и глазом не моргнула.

— Посмотрим.

— Давай, если не дрейфишь. Встретимся на станции восьмого, в полдень. Если за полчаса не придёшь — значит, сдрейфила.

— Идёт.

— Ха! Я тебя размажу в лепёшку.

На этом они ушли, оставив Эву в куда более приятном обществе. Пока Жестянщик искал в сарае гравикомпенсаторы, Колин (как звали мальчишку на самом деле) развлекал Эву как мог. Показал ей, как удобно влезать на крышу, и сколько всего оттуда видно, и как заставить Софи танцевать; научил кричать по-совиному и поднимать одну бровь. О себе он сильно не распространялся — обронил только, что Тенебриус — его брат, а Жестянщик — дед, и что «не заставят они меня в эту их школу ходить, сдалась она мне».

Гравикомпенсаторы нашлись. Жестянщик аккуратно завернул их в газеты, и всю дорогу Эва прижимала их к груди, как величайшую драгоценность. Колин проводил её на электричку, но она была так погружена в мысли о Вишенке, что даже не поблагодарила его как следует.

И вот наконец этот миг настал. Вишенка стояла на желтеющей траве, целая, сверкающая покрашенными боками, готовая к полёту. У Эвы внутри всё трепетало, и большая часть напутствий Вэслека про тормоза, энергонакопители и сенсоры улетучивалась из её разума без следа.

В конце концов Вэслек тяжко вздохнул и пробормотал:

— Ох, чёрт с тобой. Для тебя же стараюсь... Садись уж. Только шею не сверни себе.

Повторять было незачем — Эва тут же взлетела в седло, нацепила пожертвованный Айреном шлем (на котором была нарисована чрезвычайно неприятная зубастая улыбка на всё лицо) и завела двигатель. Вишенка взревела не хуже самолётной турбины и сорвалась с места.

Да уж, это было не то что сидеть у кого-нибудь за спиной! И хотя Вишенкины накопители были почти пусты, а поэтому разогнаться как следует она не могла и поддерживала минимальную высоту, Эве и этого хватило. Она вопила так, что слышно было за милю, а когда вернулась (пролетев над озером дважды), так охрипла, что не могла выдавить ни звука. Только улыбалась во весь рот. Если что-то и могло сделать её более счастливой — это лицо Этана, когда он проиграет. А в том, что он проиграет, сомнений у Эвы не было.


*  *  *
С тех пор Эва каталась каждый вечер. Спросила у Нэша про «Скауты».

— У Кристена «Скаут», — ответил он, ткнув пальцем через плечо (дело было в гараже). — Хорошая машина, но с «Вихрем» не сравнить.

Эва пробовала гоняться на скорость с Вэслеком, но он на этот счёт был непреклонен и считал, что лихачить ей рано. Так что прилично разгонялась она, только когда никто не видел, отъехав от Института подальше. Плохо только, что с двадцать шестого начались экзамены за первый триместр, и времени на тренировки было совсем немного.


*  *  *
Утром тридцатого октября Эва побежала на первый этаж, чтобы увидеть свои результаты, которые были вывешены на всеобщее обозрение на доске объявлений.

Ничего хорошего её там не ожидало. Только по трём предметам (мироведению, литературе и естествознанию) она наскребла «можешь лучше» — минимальный проходной балл. По физподготовке, истории и ИКТ у неё стояло «недостаточно хорошо», а по защите сознания, астрономии, прогнозированию, ИБМ, языкознанию и самообороне — «кошмарно», а это означало толстую пачку дополнительных заданий на каникулы.

— Да ладно тебе, — подбодрила её Эми, у которой вообще не было ни одной оценки кроме «можешь лучше». — Нашла из-за чего страдать! Расслабься, сегодня же Единение — будет отличный день.

Так как День Единения был учреждён в годовщину объединения Федерации под властью Синдиката, праздник считался официальным и повсеместным. Занятий не было, а по видеоэкрану в столовой транслировались какие-то патриотические речи, однако что менторы, что студенты к воодушевлённым политиканам относились с заметным холодком. Настоящий праздник состоялся вечером, не перед экраном, а вокруг костра во дворе.

Все украсили лица и одежду символами родных миров и, разделившись на группки, пели национальные гимны.

Честно говоря, на шумный праздник вроде Дня Осеннего Сумасшествия было не очень похоже, и песни были не похожи одна на другую, и было очень странно видеть всех этих людей, собравшихся вместе, хотя общего у совсем нет, один Институт. Все слушали в молчании, не всегда понимая слова (потому что Кристен, Аверна, Дерк и Айрен пели по-реттски, Тивис-Йорин — на языке Йормада, а Эрик — на тэй-ок).

Эва сидела рядом с Вэслеком, очень тихо, обхватив руками колени, и если бы не он, чувствовала бы себя совсем лишней.

— А с кем бы пел Ярви? — спросила она шёпотом после короткого и невесёлого гимна Тёмных Территорий, и Вэслек покосился на неё.

— С Кудряшкой. Он тебе не рассказывал? Они из... из соседних миров.


*  *  *
Потом начались каникулы. Первокурсники должны были отправиться в маленький поход с профессором Астеном. Он был необязательный, и Эва отказалась сразу — из-за дополнительных заданий, объяснила она, но это была, конечно, неправда. Астен ничего не спрашивал, но смотрел на неё проницательно, и она отводила взгляд.

Вернулись они седьмого ноября, усталые, весёлые, пропахшие дымом и ветром, с целым ворохом смешных историй, и Люси липла к Эве целый день, щебеча без умолку. Эве было не до того, и хорошо, что Люси не ждала никакой реакции.

Эва не спала пол-ночи, а в пять встала, оделась и с колотящимся сердцем тихонько пошла вниз. Пересекла холл и, озираясь, вышла на крыльцо.

— Привет.

Она чуть не подскочила от неожиданности. С ней заговорил незнакомый парень. Лет семнадцати на вид, в старой мотоциклетной куртке. У него были буйные каштановые лохмы и не заживший толком шрам поперёк перебитого носа. Он сидел на ступеньках и курил, мрачный, небритый, костяшки сбиты в кровь, у ног — полупустая спортивная сумка.

— Прости, — сказал он хрипло. — Не хотел тебя пугать, — и махнул сигаретой в сторону окон. — Ты отсюда? Новенькая?

— Да.

Он кивнул самому себе.

— Тогда ясно, что я вроде раньше тебя не видел. Как звать?

— Эва.

— А я Джерри. Недавно здесь?

— С августа.

— Ясно. Ну как? Тут ничего?

— Тут здорово, лучше, чем... да чем везде! Чем в любой школе, потому что тут дом. Люди здесь хорошие.

— Ух. Звучит неплохо.

Эва хотела спросить, останется ли он, как Мэтт, но слова застряли у неё в горле, потому что на крыльцо вышел Вэслек. Руки в карманах и усмехается.

— Явился наконец. Мы тебя видели через камеры.

— И тебе привет, Вэс.

— Ждал, что я буду очень рад? После того, что ты в Легионе учинил? Нордавинт нам уже плешь проел, столько раз связывался. А уж с Бешеным по этому поводу объясняться удовольствие, прямо скажу тебе, то ещё...

— Я из Легиона ушёл, — твёрдо сказал Джерри, глядя под ноги.

— Интересно, почему Нордавинт так не думает.

— А он никак не думает, — процедил Джерри, смяв в пальцах окурок и запуская им в урну. — Он у нас вон какой добренький... Наверно, даже вид сделает, будто ничего не было. Будто я и не промахивался.

— Так ты что, из-за этого удрал? Ты ПРОМАХНУЛСЯ? Всего-то?

Джерри встал на ноги, с Вэслеком лицом к лицу, то ли очень злой, то ли очень несчастный.

— Я не вернусь туда, понял?

Вэслек смерил его взглядом и хмыкнул.

— Да уж где нам понять... Это что, всё твоё барахло? Давай поднимай его тогда. Сам потащишь — не барышня.

Джерри широко раскрыл глаза и сглотнул.

— Чего застрял? Пошли, посмотрим, куда тебя поселить...

Прежде чем уйти обратно в корпус, Вэслек бросил на Эву последний прищуренный взгляд. Она соорудила невинное лицо и заспешила к гаражу.

Когда, борясь с совестью, она вывела на лужайку Вишенку, из травы вдруг раздался негодующий писк.

— Тш-ш, — взмолилась Эва, потому что уши у Свисть были насторожены, и вид осуждающий. — Не говори никому!

Свисть пискнула ещё раз и припустила к Институту, а Эва без промедления оседлала глайдер и отправилась в Городок, и чем дальше, тем больше слабело трусливое виноватое чувство и тем крепче делалась уверенность в собственных силах.

В Городке первым её встретил Колин. Он сидел у вокзала на крыше гаража и грыз яблоко.

— Так я и знал, что ты поведёшься, — проворчал он вместо приветствия, когда она заглушила мотор. — Ты что, совсем ненормальная? Собралась гоняться на «Вихре»?

— Что такого? — насупилась Эва.

Колин спрыгнул с гаража и обошёл Вишенку со всех сторон.

— Хорошая работа. Правда. Не хуже дедушкиной. Это кто тебе помогал?

— Эрик, Вэслек и Нэш. Они из Института.

— Машина правда что надо. Даже жалко.

— Почему ещё — жалко?

— Потому что ты её разобьёшь. И сама разобьёшься.

— Думаешь, я плохо вожу? — вспыхнула она, но Колин не смутился.

— А ты думаешь, хорошо? Ну, ты сколько учишься? Месяц?

— Я знаешь как тренируюсь?

— Этан гоняется с семи лет. Он на городских соревнованиях выступал, вместе со взрослыми парнями, я его видел.

— И... как он? — спросила Эва с невольным беспокойством.

— Хорошо, — мрачно ответил Колин. — Тебе хватит. Сама-то ни разу ведь не гонялась! Ты хоть трассу видела? Совсем сумасшедшая! Откажись! У тебя шансов никаких...

Тут Эва разозлилась не на шутку и повела глайдер прочь.

Развалины были неподалёку, на полпути между вокзалом и Рухлядью. Это были остатки очень древнего лабиринтоподобного здания. От стен только и осталось что груды камней, а бывшие коридоры походили теперь на канавы между травянистых валов, так обожжённые двигателями, что земля спеклась чуть не в стекло. Только в одном месте сохранилась каменная кладка и тяжёлый потолок, грозящий грохнуться на голову — будто тёмный гулкий туннель. Эва проехалась пару раз по этому выжженному пути. Ничего интересного.

Засвистели. Это явились Этан, Линда, Брен, Руди и Сью. Этан вёл глайдер, весь такой чёрный и блестящий, с языками огня по корпусу. Симпатичный. Рядом с Вишенкой он смотрелся примерно как плюшевый медвежонок рядом с настоящим.

— Надо же, — протянул Этан, но голос у него был раздосадованный. — А я думал, ты не явишься, в штаны от страха наложишь.

— Тебя, что ли, бояться?

— Что, ты всё ещё думаешь, что можешь победить, да? На этом ржавом ведре с гайками?

Но ни он, ни его приятели на самом деле так не думали. Эва прекрасно видела, что вид у Сью кислый, а Линда и Руди смотрят на Вишенку с неподдельным восхищением.

— Это Вишенка, — сказала она спокойно. — А ведро — то, на чём ты поедешь. Сам размалевал?

— Никогда не слышал названия тупее, — огрызнулся Этан со вспыхнувшим лицом. — Лучше сдавайся сейчас, институтская неудачница, пока руки-ноги целы.

— Может, перестанешь уже болтать и на деле покажешь, чего стоишь?

Тут возникла маленькая заминка, потому что Линда отговаривала Этана шёпотом, а Сью науськивала с другой стороны, но он отмахнулся от них обеих. Эве некому было нашёптывать, и ветер трепал ей волосы. Она надела шлем и постаралась мысленно повторить предстоящий путь. Обычно это было легче лёгкого, но не сейчас: она так волновалась, что чуть сердце не выскакивало.

Остальные взобрались на вал. Руди прочертил пяткой на песке полосу, с которой стартовать, Сью сделала отмашку алой кепкой — и два глайдера сорвались с места.

Вишенка обошла «Скаут» с лёгкостью, будто во сне. Поток воздуха рвал за спиной куртку, и Эва готова была расхохотаться от ликования. Это оказалось так просто, так...

Что-то шаркнуло по днищу глайдера, вернув Эву с небес на землю. Ох, Вэслек же предупреждал — только не забывать о высоте!.. Концентрация была потеряна на секунду, но этого оказалось достаточно — Этан её нагнал.

В туннель они влетели вместе. На повороте Эва попыталась вырваться вперёд — бесполезно, Этан отжал её к стене. Эва чиркнула коленом о камни, запаниковала в попытке удержать Вишенку, но её развернуло на месте; а когда она выровнялась, Этан был уже далеко впереди.

Эва разозлилась. Она не собиралась сдаваться так легко. Пригнулась к рулю и выжала на полную, быстрее, чем когда-либо прежде. Всё потонуло в рёве и гуле, валы слились в песочные и рыжие полосы. Поворот — и вот он, Этан, второй поворот — и они сравнялись. Он попытался снова оттеснить её, но второй раз эта затея не прошла. Эва на полкорпуса впереди, ещё поворот, а там — финишный коридор...

Этан у неё за спиной издал громкий вопль, ярости или боли — неясно. Она в испуге оглянулась через плечо: вроде всё в норме, Этан цел — отшвыривает глайдер и сдёргивает шлем, лицо перекошенное от злости.

— Осторожнее!

Это визг Линды, и другие тоже кричат. Эва обернулась и увидела мчащуюся прямо на неё стену, что было сил вывернула руль, руки были словно приварены к нему сваркой. Её мотнуло, как куль, и слегка приложило шлемом о кирпичи, в левом плече вспыхнула пронзительная боль, но тут Вишенка замерла, горячая, покрытая слоем пыли, и сделалось очень тихо.

Тяжело дыша — будто бежала, а не ехала, — Эва слезла с седла, стянула зубастый шлем. Кругом всё немножко покачивалось, волосы липли ко лбу. Тут она заметила, что её обступили, наперебой говорят что-то. До неё не сразу дошло, что они не со злом: Руди вовсю улыбался, а у Линды сверкали глаза, и Сью была тут же, хотя и надулась. Этан стоял позади всех, на грязных щеках дорожки от слёз.

И тут появился Вэслек.

— А ну убрались от неё! — рявкнул он, и они сразу расступились, и Брен, взвизгнув, полез вверх по склону. — Плевать я хотел на вашу вонючую полицию — если тронете её хоть пальцем, я вам руки переломаю!

Эва поспешно шагнула к нему.

— Вэслек...

— Увижу вас ещё хоть раз рядом с ней...

— Вэслек! Они меня не трогали!

Вэслек повернулся к ней, и она виновато моргнула.

— Они меня не трогали, правда же. Мы просто... гонялись. На спор. Н-на глайдерах... вот и всё.

— Гонялись на спор? — повторил он очень тихо. — Ты НА НЁМ «гонялась на спор»?

— Я победила!

Но улыбка сползла у неё с лица, потому что Вэслек был совсем не рад. Он так крепко сжал челюсти — как только зубы не раскрошились. А потом с яростью двинулся к Этану.

— Это ты, да? Твоя была идея? По роже видно... я тебя давно приметил... Думаешь, твой папочка большая шишка, если такие игрушки тебе покупает? Думаешь, можешь творить что хочешь, и тебе ничего не будет, да? Хорошая идея — притащить сюда идиотку на «Вихре», вот бы здорово она грохнулась, да? А хочешь, я тебе покажу местечко, где МНОГО-МНОГО глайдеров, и они ПОСТОЯННО взрываются вместе с кем-нибудь? Я слыхал, они туда из исправительных колоний посылают...

— Вэслек, прекрати, — не на шутку заволновалась Эва, потому что Этан, и без того униженный донельзя, теперь всхлипывал, не скрываясь. — Перестань, он не при чём, это я предложила!

Вэслек окаменел.

— Что?

— Это я предложила, что... лучше гоняемся, и кто выиграет... Это я им сказала про Вишенку.

— Ты сказала? По-твоему, мы его для этого собирали? Я-то думал, ты понимаешь теперь, а...

Он поморщился, бросил на ребят угрюмый взгляд и пошёл прочь.

Эве было мучительно неловко. Она чувствовала, что лицо горит как огнём.

— Извините, — проговорила она больше для Этана. — Он просто... неправильно всё понял. Вы... не обращайте внимания.

Но Этан посмотрел на неё с такой ненавистью, будто она издевалась над ним, и убежал, размазывая слёзы по лицу. Сью испепелила Эву взглядом, подняла Этанов глайдер и заторопилась за ним.

— Это ничего, — тихо сказала Линда. — Мы ему объясним, что ты над ним не смеялась. Он просто не привык, что может и проиграть. Ему даже полезно.

Эва слабо улыбнулась в ответ. Случилось столько всего, что от враждебного чувства сейчас не осталось и следа.

— Извините за то, что Вэслек наговорил, он...

— Это ты извини, — быстро перебила её Линда. — Мы... правда. У Этана такой заскок на вашем Институте...

— Ты хорошо гонялась, — от души добавил Руди. — А ведь ты трассы совсем не знала.

— Я же говорила, что «Скауту» ни за что не обойти «Вихрь».

Крошечная пауза, и затем они протянули Эве руки.

— Мы обычно катаемся на «Навигаторе». Это на том конце города. Приходи как-нибудь в субботу или в воскресенье. Вот увидишь, все с ума сойдут по твоему глайдеру!

Долгожданная победа не принесла Эве ни капли радости. Она с тяжёлым сердцем подняла Вишенку в воздух и поехала за Вэслеком.

Нагнала его на полпути к вокзалу.

— Вэслек! Стой!

Шагал он очень быстро и на голос не обернулся. Эва спрыгнула с Вишенки и побежала за ним.

— Вэслек! Ну послушай, пожалуйста...

— Отвяжись!

— Вэслек...

— Отвяжись, сказал!

— Пожалуйста-пожалуйста, просто послушай...

— Уйди! — прорычал он, стряхивая её, как котёнка. — Исчезни! Видеть тебя не могу! Бегаю тут как кретин...

Эва снова уцепилась за его куртку.

— Извини, правда, мне очень жаль, что так получилось, я не хотела тебя впутывать, я старалась, чтобы никто не знал, я...

— Только на это ума и хватило, да? Мы что, столько вкалывали, пока его чинили, только чтобы ты с ним вместе разбилась в какой-нибудь дыре?

— Но я же не разбилась! — в отчаянии воскликнула Эва. — Я даже Вишенку не поцарапала... я столько тренировалась!

— Да если б я знал, что ты совсем без мозгов, хрен бы я тебе помогал...

— Извини! Ну правда, Вэслек...

Он постоял, громко сопя, а потом развернулся и пошёл к Вишенке.

— Сильно выбило плечо?

— Немножко. Уже не болит.

— Врунья. И тормозишь как курица.

Эва покаянно вздохнула, но внутренне ликовала — она явно получила прощение.

Сразу после возвращения она первым делом добросовестно помыла Вишенку. Вэслек бездельничал — сидел на пустой цистерне и кормил Свисть.

— Почему её зовут Свисть?

Вэслек стрельнул в неё глазами.

— А ты приставучая.

— Я спрашивала, когда только приехала, а ты не ответил.

— Ха. Ну ладно. Слушай.

Вэслек отложил морковную палочку и принялся тихонечко насвистывать мелодию, в которой Эва узнала федератский гимн. Свисть сперва прислушивалась, навострив уши, а потом принялась пищать с ним хором, и так попадала в такт, что Эва была в полном восторге.

На ужине Джерри сидел между Нэшем и Финли и обсуждал что-то с таким жаром, что ничего вокруг не замечал.

— Ты уже слышала? — взволнованно спросила Мэл, когда Эва заняла своё место и накладывала себе на тарелку салат с ананасом и курицей. — В старшей группе новенький, он сегодня приехал.

— Знаю, я с ним утром на крыльце столкнулась.

— Как у тебя получается? — рассмеялась Мэл. — Вечно ты в гуще событий.

— Ему уже назначили куратора?

— Профессора Астена, — кивнула Мэл с набитым ртом. — Он сам вызвался. Из-за Эллиэрта, я думаю.

— В смысле, из-за Эллиэрта?

Мэл быстро покосилась в сторону преподавателей, но их разделяло целых семь стульев, и все были заняты болтовнёй.

— Мы с Вирдж сегодня слышали, как они опять спорят. Из-за Джерри — Эллиэрт не хотел его брать.

Эва не донесла ложку до рта.

— Почему?

— Из-за Легиона, конечно. Джерри ведь из Легиона.

— Что такое Легион?

— Ну... такой отряд. Как Институт, только прогнозирование они там не учат, только драться. В войне они участвовали, ну и теперь вне закона. Говорят, Хранитель их жутко боится, потому что они все Наделённые. Профессор О’Фэймур сказал однажды, что двадцать Наделённых стоят штурмового отряда.

— И... Эллиэрт боится, что правительство узнает, что Джерри из Легиона? — медленно проговорила Эва.

Мэл кивнула, уплетая рис с карри.

Эва без аппетита посмотрела в тарелку, потом через стол на Эллиэрта. Он был спокоен, только задумчив. Совсем не похоже, чтобы он боялся.

Может, Мэл преувеличивает?


*  *  *
В субботу четырнадцатого ноября был День Подмен. Эву об этом никто не предупредил, и когда за завтраком профессор Астен объявил с невозмутимым видом, что суббота обменена на пятницу, а потому сегодня занятия, Эва подумала, что ослышалась. Но остальные ухмылялись, будто так и надо, и когда в бутылке из-под кетчупа оказался жидкий шоколад, никто и не удивился.

— Тьфу, — проворчал Дин, подавившись приторно-сладкими макаронами. — Спорить готов, Эми, это ты сделала!

— Эй, Лу, — спросила потихоньку Эва, отодвигая на всякий случай горчицу тоже. — А что происходит-то?

— День Подмен, конечно, — нетерпеливо ответила она. — И я сегодня не Лу, а Нэт. Мы именами поменялись!

Как выяснилось, чем больше сумбура удастся создать вокруг, тем удачнее считается День Подмен. В этом году (при деятельнейшем участии Эми, как Эва подозревала) были подменены ключи, таблички на дверях, учебники, преподаватели и этикетки на банках. Было очень глупо и очень весело, но всё же когда настала пора расходиться по комнатам, Эва этому очень радовалась.

Не тут-то было: в своей кровати она обнаружила сладко спящую Мириам, а та поменялась с Финли, а тот с ментором Хемроком; и в конце концов Эва подменила одеяло Люси на свою куртку, повязала его на плечи как индеец и пошла спать в гараж. И испуганно ойкнула, когда мрачный голос сказал из темноты:

— Идея-то дурацкая, малявка — не лето, знаешь ли.

Следом раздался лай и шумное дыхание, вспыхнули фары Железяки, и Эва, к своему облегчению, увидела Вэслека и Лаки, с относительным удобством расположившихся на полу.

— Будь как дома, — буркнул Вэслек и подвинулся, освобождая место для Эвы. — Кто-то Свисть на этого обормота подменил, а на моей койке Нэш, зараза, дрыхнет. Чёрт бы взял этот День Подмен. Я для него слишком стар.

А Лаки широко зевнул и благодушно вильнул хвостом.

Эва уселась между Вэслеком и тёплым сонным псом, завернулась поуютнее в одеяло, прислонилась спиной к тёплой, урчащей Железяке и наконец-то вздохнула с облегчением.

— Это ещё что, —  ухмыльнулся Вэслек, потянулся выключить фары, и гараж погрузился в темноту. — В прошлом году они Ярви подменили на Кусаку.

Эва уткнулась носом в колени. Она смотрела прямо перед собой, но, конечно, ничего не видела.

— Когда он вернётся? — спросила она очень тихо. — Ты знаешь, где он?

— Не бойся, он в безопасности. Астен за ним приглядывает.

— Ты точно знаешь?

— Ага.

Эва почесала о колено щёку.

— Скорей бы он вернулся уже.

Это прозвучало сердито, но Вэслек не обманулся.

— Твой лучший друг, а?

— Не знаю. Других у меня не было.

— Зачем же он тебя в Институт притащил? Что семья сказала?

Внутри у Эвы всё сжалось. Она почти уже забыла, как боится этого вопроса, а тут — пожалуйста. И не вывернуться никак. Она неопределённо пожала плечами. Вэслек не шевельнулся, но будто покрылся корочкой льда.

— Ладно, забудь, — бросил он с грубоватым безразличием. — Здесь не говорят, о чём неохота.

— Вэслек, да я...

— Не напрягайся, сказал же. В душу не лезу.

— Да нет! — Эва съёжилась в темноте. — Я не потому, что не хочу, это вообще не из-за того, я просто... почти ничего не помню. Ну... совсем ничего. Только как Ярви меня нашёл, а что до этого было... Знаю, что ходила в школу какую-то. Я её ненавидела. И жила вроде у... каких-то родственников... ой, я не знаю.

Эта непроницаемая темнота была точь-в-точь как та, которая царила у неё в мозгах на том месте, где полагалось быть воспоминаниям. И когда она, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, вдруг оказывалась в этой темноте, уже не уверенная, кто она и где, это больше всего походило на смерть.

Эве стало так жутко, что она подвинулась поближе к Вэслеку, а другой рукой нащупала косматый загривок Лаки. Вэслек сочувственно молчал — ледяного безразличия как не бывало.

— Совсем ничего не помнишь? Ни города, ничего?

— Нет. Но мне там было паршиво. А здесь мне нравится. Вэслек... пожалуйста, не говори никому, ладно? А то если я... я не хочу в сумасшедший дом.

— Точно сумасшедшая, — проворчал он. — Давно надо было Астену сказать! Может, тебе Тивис-Йорин помогла бы уже?

— Но это же ненормально, Вэслек. Что, если они решат, что у меня с головой не в порядке... и Эллиэрт меня сдаст в психушку?

— А тебе мало нашей родной психушки — Института? Мы тут с ума сходим на все лады.



Правило 7. Никогда не теряй бдительности


В воскресенье все ходили невыспавшиеся и вяло прибирались после вчерашнего беспорядка (хотя, к примеру, кружка Эми так и не нашлась, вместе с кучей других вещей). А потом Эва села на Вишенку, посадила позади себя Мэл (которая водить не умела и вообще побаивалась глайдеров), Мэтт оседлал Железяку (которую Вэслек одолжил ему скрепя сердце и только из большого уважения), и они поехали кататься по окрестностям. Вэслек волновался зря — Мэтт водил хорошо, не нервничал и не лихачил (хотя и вопил от радости, пролетая над озером).

К Покосившейся Вышке Эва не собиралась и уже развернулась почти, когда Мэл прокричала ей в ухо:

— Смотри, там кто-то стоит!

Эва оглянулась на Вышку и успела заметить наверху какое-то движение.

— Может, из наших кто-нибудь?

— Да сюда никто не ходит... Давай проверим?

Эва с затеплившимся интересом развернула Вишенку. Мэтт поравнялся с ними и вопросительно поднял брови.

— Там на вышке кто-то прячется!

Они остановили глайдеры шагах в двадцати и, задрав головы, подошли к Вышке. Было совсем пусто и тихо, и холодный ветер покусывал им уши, и им троим стало не по себе. Они посмотрели друг на друга, потом опять на Вышку, и Мэл крикнула:

— Эй! Мы знаем, что ты там! Спускайся!

А Мэтт мягко добавил:

— Не бойся. Мы не хотим тебе ничего плохого. Мы из Института.

Сперва ничего не происходило, но потом на смотровой площадке зашевелились, и на лесенке показались сперва бесформенные ботинки, потом тощие ноги в джинсах, потом длинная растрёпанная коса, и минуту спустя незнакомая девочка уже стояла перед ними, в смущении переплетя пальцы. Она была ровесницей Мэтта и, как и он, носила очки. Волосы у неё были как у Мэл — светлые, длинные, густая чёлка, а одежда какая-то помятая, грязная, и сразу видно, что с чужого плеча. За плечом — тощая сумка, на лице — робкая улыбка.

Мэтт широко улыбнулся ей в ответ.

— Не бойся. Я Мэтт. А это Эва и Мэл. А ты?

— Джесси, — сказала она, кашлянув. — Очень... приятно.

— А зачем ты пряталась на вышке? — полюбопытствовала Мэл.

Джесси покраснела.

— Я не собиралась прятаться. Только осмотреться... а там вы, и я... не успела слезть...

— А откуда ты узнала про портал? — не унималась Мэл. — Ты ведь через портал пришла, да, если вот так здесь оказалась? Все порталы — секрет. Про них знают только друзья.

— У меня... вот, — Джесси, спохватившись, зашарила по карманам своей безразмерной куртки, достала продолговатый железный свисток, приложила к губам — и они мигом узнали этот дикий вой. Уж его-то ни с чем не спутаешь!

— Крысята! — засмеялась Эва и попробовала свистнуть в ответ, но получилось опять невнятное кукареканье. — Надо же, какие они штуки придумали, а я и не знала.

— Тенебриус мне раз двадцать показывал, как надо делать, но у меня так и не получилось.

— Точно! Я никогда не научусь.

— Ты тоже из Ржавых? — спросила у Джесси Мэл по дороге к глайдерам. — А в машинах ты хорошо понимаешь?

Джесси рассмеялась.

— Совсем нисколько! Только в кардиодатчиках и в медицинских установках чуть-чуть. Я у Крысят немного побыла, помогала им царапины обрабатывать. Там кругом столько железа — они все вечно ранятся, а лекарств почти нет.

Мэтт хмуро поправил очки.

— Глупо с нашей стороны. Столько ерунды им таскаем, а ни йода, ни бинтов никогда...

Когда они заглушили моторы у гаража, их там уже ждал Вэслек, недовольный и нетерпеливый. Свисть по случаю холода пряталась у него под воротником.

— Давай, пошли, — сказал он Джесси, едва она сошла с Железяки. — Тебя уже Свейстранд ждёт.

Джесси робко оглянулась на ребят. Эва и Мэтт ободряюще заулыбались, а Мэл кивнула, иди, мол.

— Вот хорошо, — сказала она радостно, когда Вэслек увёл новенькую, оставив их ставить глайдеры в гараж. — А то я боялась, что Эллиэрт не захочет её брать.

— С чего бы вдруг?

— Да из-за Джерри. Говорю тебе, они здорово поспорили с Астеном. Мало ли... А Джесси мне понравилась. А вам?

— Ну, она ничего вроде, — пожала плечами Эва.

— Она добрая. И умная, сразу видно. Жаль, что она будет не у нас на курсе... Ну, я пойду найду Лу, расскажу ей. Эва, ты идёшь?


*  *  *
Джесси оказалась и умной, и доброй, и в медицине она разбиралась здорово. Она сразу со всеми поладила, а лучше всех — с Мэттом и Мириам. Мириам даже показывала ей зеркальный осколок (а эту тайну она хранила ревностно).

Единственным, с кем она обсуждала осколок, кроме Джесси, был профессор Астен. Эва дважды заставала их за этим, но оба умолкали, стоило ей войти. Не то чтобы ей было обидно, но чем явственней делалась секретность, тем сильнее её снедало любопытство. И не далее как через неделю ей представился шанс разнюхать хоть что-то.

В воскресенье у них была экскурсия с профессором Рэйвиш. Она была очень строгой дамой, не слишком щедрой на эмоции, и поэтому особого развлечения никто не ждал. А зря, потому что вместо какой-нибудь занудной образцовой школы профессор отвела их на вересковые пустоши Северного Предела, откуда она была родом. Она ничего им не рассказывала — они просто бродили, смотрели, как ветер пробегает волнами по рыже-серой траве с россыпями лилово-розовых цветочков, как чёрные с белыми гребешками волны лижут замшелые камни под обрывом, как поднимается, заметив людей, встревоженная птица и кружит высоко в небе, по которому облака распластались, как земля под бороной.

И хотя они почти не разговаривали, мыслей у Эвы в голове крутилось столько — что эссе впервые в жизни оказалось как нельзя кстати.

Они вернулись в прекрасном настроении. Эва бегом поднялась в свою комнату за блокнотом и ручкой, но здесь, в четырёх стенах, казалось настоящим кощунством писать о птицах и вереске — просто мысли отказывались складываться в слова. Эва пробовала писать сидя на подоконнике, и грызла ручку, и ходила кругами, и наконец, нацепив тёплую куртку, пошла на улицу.

Она как раз спустилась в холл, как вдруг снаружи раздались душераздирающие вопли. Эва так и застыла на месте. Из гостиной выскочила испуганная Мириам, следом за ней — профессор Астен.

— Что случилось? Эва, ты что-нибудь видела?

— Нет... я только что спустилась.

— Это на улице, — озадаченно сказал Астен, а Мириам прислушалась и воскликнула:

— Это Эми... и Ларк?

Теперь и Эва узнала голос старика Ларка — и сейчас он извергал поток таких виртуозных ругательств, что её бросило в жар.

— Повремени с прогулкой, Эва, — твёрдо сказал профессор, и они с Мириам поспешили наружу. Эва шмыгнула в гостиную, подняла тяжёлую оконную раму и высунулась по пояс, однако это мало помогло: драма разворачивалась где-то справа, в стороне парка, а Эве было видно только прихваченную морозцем траву и Бельта, который шёл от гаража, помахивая чехлом для гаечных ключей. Он вопросительно посмотрел на Эву. Она пожала плечами.

С досадой закрыла окно. Эх, надо было сразу бежать на улицу, а теперь сиди здесь... Она сердито плюхнулась в кресло — и увидела на столике перед собой зеркальный осколок.

Эва подняла голову, чутко прислушиваясь. Ларк всё ещё возмущался, но уже гораздо тише — наверное, это профессор с ним разговаривает; в коридоре ни души. Эва сделала медленный шаг, осторожно взяла осколок и повертела в руках. И что в нём особенного? Края острые, поверхность холодная. Она поднесла осколок к глазам и наконец поняла, что не так. Её лица там не отражалось, и гостиной тоже — там вообще была какая-то незнакомая комната, тёмная и мрачная. Эва, не дыша, склонилась над осколком — и отскочила, не сдержав вскрик, потому что из полутьмы на неё взглянули чьи-то неласковые глаза.

Сердце колотилось как бешеное, а осколок лежал на кресле, невинно поблёскивая, будто ничего и не было.

На крыльце послышались чьи-то шаги; Эва единым духом схватила проклятый осколок, положила где был и поскорее ушла.

В холле она столкнулась с Джесси и Вирдж. Они были раскрасневшиеся от мороза и обе так хохотали, что едва держались на ногах.

— Что случилось?

— Ох, господи! Ой, Эва! Ты бы видела!..

— Бедная Эми!

— Что она натворила?

— Подменила пену для бритья на свою краску для волос! Ты бы видела Ларка!

— Фиолетовый — не его цвет...

Ларк бушевал ещё долго, и даже профессор Астен не мог его утешить. Краска Эми оказалась весьма стойкой, и ещё целую неделю бедный смотритель не показывался в столовой, а по улице ходил, замотавшись шарфом по самые глаза. Ларка любили и сочувствовали ему от души — Эми первая, хоть это и обошлось ей в неделю домашнего ареста.

У Эвы, однако, и без того было о чём беспокоиться: последовав совету Вэслека, она рассказала профессору Астену про свою амнезию. Эту новость он воспринял спокойно, пообещал посоветоваться с Тивис-Йорин, и нынче вечером она ждала Эву в лаборатории.

Эва за ужином не сумела в себя впихнуть ни ложки (хотя рисовый пудинг был её любимый), а когда спустилась в пустые, пахнущие лекарствами и приборами коридоры, у неё уже зуб на зуб не попадал.

Оказалось, ничего страшного её не ждёт — надо только провести эту ночь в палате, чтобы приборы работали. Эва покорно переоделась в лазаретскую рубашку, потерпела, пока Тивис-Йорин накладывает чувствительные датчики ей на запястья, на виски и под ключицы. Это было не больно, только щекотно.

— Не снимай их. Они не будут мешать, — сказала Тивис-Йорин, снимая резиновые перчатки. — Ну, устраивайся поудобнее. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, профессор.

— Если что-нибудь понадобится, я в соседней комнате, помнишь?

— Да. Спасибо, профессор.

И хотя засыпать посреди кучи гудящих и пыхтящих приборов было нелегко, очень скоро Эва провалилась в сон.


*  *  *
Когда наутро Тивис-Йорин снимала с неё датчики, Эва с ужасом ждала чего-нибудь гнусного, но, очевидно, пока что сдавать в психушку её не собирались.

— Ну, беги. Ты как раз успеешь на завтрак.

Вот уж когда дважды повторять было не надо.

Эва сбавила шаг только перед столовой, но прежде, чем она успела отдышаться, на неё вихрем налетела сияющая Люси.

— Угадай, угадай, угадай, что! Ярви вернулся!

Так что завтракать ей расхотелось тоже.

Она едва вытерпела физическую подготовку (зато бегала так, что инструктор Сиат чуть ли не впервые похвалил её), а едва прогудел колокол, они с Люси со всех ног помчались искать Ярви.

Он поджидал их в гостиной. Выглядел немножко одичалым, но видно, что очень им рад, и сразу потребовал рассказать про всё, что только случилось. Конечно, свободного урока на это не хватило, и перемен тоже; а после ужина Люси ждала тренировка по футболу.

Ярви с тренировки улизнул, и они с Эвой ушли в пустой учебный корпус, на пятый этаж, уселись прямо на пол в залитом закатным солнцем коридоре и сперва долго молчали.

— Ты сам-то как?

Ярви вздохнул.

— Устал прятаться. Но... опасно мне ещё. Не знаю.

Было очень тихо, и вокруг никого, и Эва наконец решилась спросить о том, что мучило её сильнее всего:

— А почему Инквизитор гоняется за тобой?

Ярви сдвинул брови. На Эву он не смотрел.

— Потому что... так получилось.

— Все остальные знают, — сказала она тихонько.

— Не все. Далеко не все.

— Мэл сказала, что Инквизитор охотится за преступниками.

Пауза. Затем Ярви тяжело поднялся на ноги.

— Знаешь... знаешь, давай поговорим об этом в другой раз... в более подходящее время.

— А по-моему, время самое подходящее.

Эва вскочила, захваченная врасплох. Посреди коридора стоял Коуди — глаза подсвечены косым солнцем — и смотрел на Ярви исподлобья, точно пёс, готовый наброситься.

— Или «подходящее» — это когда ты перестанешь бояться, что тебя возненавидят, узнав о тебе правду? Так ты никогда не перестанешь. Я-то знаю. Такие, как ты, ВСЕГДА боятся. Лжецы...

— Коуди, — быстро проговорил Ярви, — давай поболтаем с тобой, если хочешь, только подальше отсюда?

— Чтобы ты мог и дальше врать тем, кого называешь своими «друзьями»? Нет уж.

— Я ей не вру.

— Да ладно. Только пытаешься утаить о себе грязную правду? Или надеешься, что всё решится само, и тебе не придётся ничего объяснять, да? Расскажи ей сам, — вдруг добавил Коуди искренне, почти вдохновенно, подступая к Ярви. — Тебе станет легче. Вот увидишь. Расскажи ей правду, наберись смелости. Она имеет право знать.

— Коуди, — начал было Ярви, слегка побледневший, но Коуди продолжал с неистовой настойчивостью:

— Не ищи оправданий. Поступи как мужчина и расскажи о себе правду.

— Не твоё дело, что и кому я о себе рассказываю.

— Нет, это моё дело, если никто другой не скажет этого тебе в лицо! Скажи ей правду. Скажи ей сейчас, сам. Или, — и тут в глазах Коуди появилось новое, очень неприятное выражение. — Или я скажу.

— Ты не скажешь, — сквозь зубы процедил Ярви.

— О, я скажу. Я даю тебе последний шанс.

— Слушай, ты, больной...

— Я не допущу, чтобы рядом со мной бесчестные трусы обманывали других. Хватит с неё.

Коуди повернулся к Эве, и она против воли попятилась. Вид у него сейчас был такой, что Эва легко представила его обряженным в инквизиторскую рясу, с распятием в одной руке и пыточными щипцами в другой.

— У меня нет выбора. Ты должна знать...

Но договорить он не успел, потому что Ярви зарычал от злости, сгрёб его за воротник и припечатал лопатками к стене.

— Заткнись, святоша чёртов, попробуй только...

— Ярви, перестань! — крикнула Эва.

— Что здесь творится?

Они дружно повернули головы в сторону лестницы, откуда только что появилась Кэт. Она хмурила брови, сперва с недоумением, потом — с пониманием.

— Коуди!

Ярви с видимой неохотой выпустил его воротник. На щеках у Коуди проступил горячечный румянец, но он упрямо сказал:

— Ты сама была на её месте! Ты знаешь, что он должен рассказать ей правду!

— А ещё я знаю, что это Институт, — резко отозвалась Кэт, — и здесь людей не заставляют рассказывать, о чём они не хотят. Разве кто-нибудь ХОТЬ РАЗ спросил тебя о Резервациях?

Эва не понимала, о чём речь, но очевидно, что для Коуди это был удар ниже пояса, и крайне безжалостный. Лицо у него стало такое, будто челюсти свело судорогой. Но глаз он не отвёл и выдавил:

— Можешь спросить. И я отвечу. Мне нечего скрывать. Я никогда не был ни предателем, ни лжецом, ни мече...

— Замолчи! — рявкнула Кэт так, как Вэслек не смог бы. Разозлилась она не на шутку, однако сдержалась. Глубоко вздохнула, усилием воли разгладила свирепо исказившееся лицо и обратилась к Эве с обычной насмешливой улыбочкой:

— Извини его. Знаю, на вид не скажешь, но он желает тебе добра. Просто у него... м-м, пунктик на тему тёмного прошлого. Нашему Коуди всюду мерещатся злодеи. Ты просто... прогуляйся, Эва. Проветрись, знаешь... выброси это из головы.

Коуди собирался было спорить, но его опередил Ярви.

— Нет, он прав. Надо было... сразу рассказать. Всё равно... пришлось бы.

Он взял Эву за руку и, ни на кого не глядя, повёл её вверх по винтовой лесенке, в башню астрономии. Они прошли мимо столов и зачехлённых телескопов, по новой хрупкой лесенке вокруг гигантского главного телескопа — на верхнюю площадку. Стен здесь больше не было — только стеклянный купол, и сейчас стёкла на западной стороне горели как металл в плавильне, отражая закатный свет.

Здесь было холодно, под куполом гулял сквозняк, но Ярви, кажется, ничего этого не чувствовал. Он тоскливым взглядом обвёл окрестности, вздохнул так тяжело, точно собирался броситься с этой башенки вниз, и повернулся к Эве.

— Если не хочешь, не говори, — тут же выпалила она. Всё, что произошло только что, — припадок фанатизма у Коуди, припадок ярости у Кэт — всё это так её напугало, что она ничего не хотела знать и больше всего жалела, что вообще затеяла этот разговор.

Но Ярви безнадёжно возразил:

— Нет, надо сказать. Может, если бы ты знала, ты бы никогда со мной не пошла...

Он вздохнул ещё раз.

— Инквизитор охотится за мной, потому что я меченый.

— То есть... Палаты Правосудия решили, что ты — преступник?

— Да. Палаты Правосудия осудили меня на смерть. У меня на плече стоит метка смертников.

— Но они ведь ошиблись, да? Мэл сказала, что они часто... ошибаются...

— Нет. Они не ошиблись. Они меня осудили, потому что я убил человека.

С каждым мигом мысли у Эвы метались всё лихорадочней, а на лице застыла дурацкая улыбка.

— Но ведь ты защищался?

— Нет. Я пришёл к нему в дом с пистолетом, чтобы его убить.

— Значит... значит, он сделал что-то плохое, да? Тот человек. Ты ведь так просто не стал бы...

— Он убил моего отца. Но это не важно. Он был чистильщик, он это сделал не по доброй воле. Они его вынудили. Угрожали ему... угрожали, что заберут у него Лу. Он её очень любил.

— Лу?

— Да. Этот чистильщик был её отец.

Ярви вздрогнул всем телом и сел на пол, уткнувшись лбом в колени. Эва медленно села рядом, не представляя, что делать, что думать и что говорить. Ей было страшно — и хотелось смеяться, потому что всё это казалось диким, нелепым сном.

— А Лу? — выдавила она наконец. — Она знает?

— Она всё видела, — проговорил Ярви, не поднимая головы, и поэтому очень невнятно. — Но, понимаешь... с ней что-то случилось. Вроде... замкнуло что-то в мозгу. И она всё забыла. Она знает... но не помнит. Понимаешь? Я сам... я сам плохо помню. Помню... как я сбежал из Братства. Украл у Стайна пистолет. Он перед этим учил меня стрелять. И я пошёл к нему домой... к чистильщику. А у них даже заперто не было. Я вошёл... а он сидит на диване, и в руках кружка с кофе. Я в него тычу пистолетом, а он пьёт кофе. Я его как сейчас вижу: он был такой худой, как ментор Мориэнтус... не брился несколько дней. И лицо грустное. А я в него пистолетом. Я не помню, что я говорил. А он меня сразу узнал. Потому что я похож на маму, а... И он мне улыбнулся, и говорит: «Я знал, что ты придёшь». Поставил кружку на стол и пошёл ко мне, а я... кричу со страху, чтобы он не подходил, и что я его убью, что я умею стрелять и у меня пистолет заряжен. А он говорит только: «Вот и хорошо». Я всё помню, что он говорил, и голос тоже. Он всё подходил, пока пистолет не упёрся ему прямо вот сюда, — Ярви приложил руку к груди. — Я хотел убрать пистолет, а руки не шевелятся. Как деревянные. И он тогда... положил свои руки сверху, и говорит мне: «Позаботься о моём сокровище. Спрячь её. Защищай её. Сделай так, чтобы они никогда не добрались до неё». А я ничего не понял — я же про неё не знал, и руки не могу разжать. А он ещё говорит: «У тебя её глаза». Это про маму. И потом выстрелил, упал, а Лу... стоит в дверях и смотрит на меня, а потом тоже упала. У неё волосы совсем как мамины. Я больше ни у кого таких не видел. Я тогда понял...

— А про это она тоже не знает? Что она — твоя сестра?

— Нет, конечно. Ни про что. Что отец — чистильщик... Это передаётся в семье. Нельзя ей знать про такое.

— А ты ей когда-нибудь расскажешь?

— Я не знаю. Наверное, придётся... когда она станет постарше.

— Да, наверное, лучше не рассказывать. Она жутко расстроится.

Они посидели ещё немного, но потом Эва не выдержала.

— Ярви, пойдём отсюда, а? Я замёрзла до смерти, и темно уже.

— Иди одна, — ответил он, глядя в сторону. — Так будет лучше. Тебе теперь... совсем лучше ко мне не приближаться... когда ты знаешь.

— Вот ещё! — в сердцах воскликнула она. — Какой ты дурак!

И неуклюже обняла Ярви за шею.

Когда через полчаса они отправились в библиотеку делать уроки, Ярви здорово повеселел. Эва подозревала, что немало времени пройдёт, прежде чем всё уляжется у неё в голове, но держала себя в руках.

В библиотеке было пусто и тихо. Едва слышно бормотало радио у стойки, где старушка Свейстранд, сдвинув на кончик носа очки, орудовала вязальными спицами, а неподалёку склонился над книгой Стэфен, и всё. Ярви, которому предстояло навёрстывать целый триместр, отправился на галерею со списком книг, а Эва уселась со своими тетрадками под зелёным абажуром через два стола от Стэфена.

Она как раз закончила с сочинением для Рэйвиш и взялась за задание по истории, когда в библиотеке появилась Кэт. Прошла, неслышно ступая, и с улыбкой подсела к Эве.

— Дерк? Ха. Рада видеть, что Коуди не сбил тебя с толку, — она отыскала глазами Ярви и с минуту задумчиво смотрела, как он, стоя на лестнице, перелистывает большущий справочник. — Не обижайся на Коуди, ладно, Эва? Его слишком часто подставляли, и теперь он хочет защитить от этого других.

— Ярви никого не подставлял, — тут же ощетинилась Эва.

— Я знаю. Коуди часто ошибается. Бедняга, для него это всегда шок. Когда он сказал мне, что Алан — меченый, а я уже знала...

— Алан — меченый?

— Как и многие здесь, — Кэт внимательно посмотрела Эве в глаза. — Я решила, для тебя это не проблема.

— Да я не о том — я... ведь Инквизитор!.. Разве это не опасно?

— Да Институт — самое безопасное место на свете. Пока мы держимся вместе.

В общем, когда она отправилась в свою комнату, ей было о чём подумать.

За поворотом её поймал Вэслек.

— Вот ты где, — сказал он сурово. — Прохлаждаешься, значит?

— Неправда, — возмутилась она и помахала тетрадками. — Я весь вечер в библиотеке просидела.

— Так уж прямо весь вечер, — ядовито отозвался Вэслек. — Ну смотри, продуешь — сама виновата. У неё в воскресенье отборочные, а машина без дела стоит.

Эва вытаращилась на него.

— Отборочные? У... у меня??

— У моей прабабушки, — буркнул Вэслек. — Конечно, у тебя, у кого же ещё? «Навигатор», одиннадцать утра. Я что, всё за тебя помнить должен?

— Ты меня записал? — выдавила Эва, и Вэслек предостерегающе вскинул руку.

— Так, а вот этого не надо. Спасибо скажешь, когда в лигу пройдёшь.

И он ретировался, а Эва, подвывая от восторга, помчалась хвастаться Ярви.


*  *  *
Всю неделю она усердно готовилась, и вместе с домашними заданиями Вишенка совсем не оставляла ей свободного времени. А воскресным утром она прицепила к своей тёплой куртке институтский значок, выпила залпом стакан сладкого чая и наконец вывела Вишенку из гаража на хрустящую заиндевевшую траву, потирая замёрзшие уши. Вишенка выглядела безупречно, день обещал быть ясным, а Вэслек, Мэл, Ярви, Нэш, Айрен, Мэтт, Эми и Люси обещали тайком приехать поболеть за неё — чтобы лишнего внимания не привлекать, объяснил Мэтт. А то мало ли что.

«Навигатор» был на другом конце Городка — минут десять езды от вокзала. Его даже искать не пришлось — чуть не за квартал было слышно рёв моторов и многоголосый шум. Стадион был огромен и крайне неряшлив, и народу здесь было столько, сколько во всём Городке целиком, никак не меньше. Зрители ещё стягивались, и поэтому трибуны напоминали растревоженный цветастый муравейник — хаос, мельтешение и какофония. На трассе движения было меньше — бегали туда-сюда деловитые люди с яркими нашивками на куртках, суетились вокруг байков, и глайдеров.

Эва остановилась, потерянно озираясь вокруг. Чёрт бы тебя взял, Вэслек, хоть бы объяснил толком, что теперь делать-то! Она окинула взглядом трибуны — может, кто из ребят уже здесь, да как их разглядишь — и вдруг услышала:

— Вот это красотка!

Не успела Эва и глазом моргнуть, как её обступили парни, все старше, чем она, — и все таращатся на Вишенку.

— «Вихрь»!

— Двести пятидесятый, а то и раньше...

— А у него только корпус от «Вихря»?

— Нет, почему, — слегка обиделась Эва. — Сердечник тоже, и сенсоры...

Все взгляды тут же обратились к ней.

— СЕНСОРЫ от «Вихря»? И ты гоняешься на нём?

— Я... учусь, — промямлила Эва с пылающим лицом, думая, как бы удрать, но тут рядом послышался знакомый голос:

— А вот и нет!

В круг протолкнулась Линда. На куртке большая девятка и фамилия — Хаксли, а длинные рыжеватые волосы заплетены в две косы. Следом за ней показался долговязый Руди, а с ним — круглолицый, пухлый Митч.

— Привет, Эва, — улыбнулась Линда и сказала парням: — Это та самая девчонка из Института, про которую мы вам рассказывали. Которая на развалинах сделала Этана.

— Сделать Этана — заслуга невеликая, — усмехнулся старший из парней. У него была стрижка под машинку и очень низкий, как из бочки, голос. — А вот правда, что вы гонялись на развалинах, и ты не знала трассы?

— Да, — за неё ответила Линда, и кто-то присвистнул.

— Ого!

— Я не при чём, — поспешно вставила Эва, которой очень не хотелось выглядеть хвастуньей, чтобы потом облажаться. — Мне повезло, я ведь ещё второй месяц... Просто Вишенка хорошо меня слушается...

Все дружно захохотали, но смех был не обидный.

— Интересно будет посмотреть, как ты себя покажешь на заезде, — пробасил бритоголовый, отсмеявшись. — Ну, увидимся. «Вихрь» на трассе!

— Вишенка, ну надо же, а...

Парни разошлись к своим машинам, а Линда пожала Эве руку.

— Здорово, что пришла! Мы искали в списках, но не знаем твою фамилию.

— Тасааре. Меня Вэслек записал, я бы сама ни за что не осмелилась.

— Ну и зря! Ты отлично водишь, — горячо сказал Руди. — А на такой машине тебе хоть в премьер-лигу! Не то что мне.

Он тяжело вздохнул и умолк, а Линда сказала:

— Ты ведь ещё не отметилась? Пошли, а то пятнадцать минут всего осталось.

— А вы все трое в лиге? — спросила Эва, когда они зашагали через поле к большим табло.

— Я уже полгода, — с гордостью сказала Линда. — А Митч и Руди будут вместе с тобой пробоваться.

— Это уже второй раз, — взволнованно подхватил Митч. — Прошлый я провалил, но я с тех пор много тренировался... хотя отца сегодня всё равно не позвал — вдруг... Не хочу, чтоб он видел, как меня разделают.

— Успокойся, — подбодрила его Линда, когда они присоединились к коротенькой очереди регистрирующихся. — В этом году ты пройдёшь, точно тебе говорю. Верно же, Руди?

Руди, который заметно погрустнел, рассеянно кивнул ей.

— Точно... Ладно, я пойду прогрею стабилизаторы...

И он побрёл прочь, плечи понуро опущены. Линда и Митч смотрели ему вслед с сочувствием.

— Бедняга Руди, у него ни малейшего шанса.

— Почему?

— Машина позорная. «Жеребец» триста шестидесятого года, от брата ему достался. Еле живой — ну, сама увидишь, на что он похож.

— Вы бы видели Вишенку, когда мы её на Свалке нашли, — заметила Эва.

Линда покачала головой.

— Если б его пересобрать, это конечно. Но знаешь, сколько всё это стоит? Руди и так всё лето в шиномонтажке вкалывал — копил на двигатель.

— Так. А твоя фамилия? — обратился к Эве пожилой дядька в брезентовой куртке и толстых очках.

— Тасааре.

— Так... так... ага, вот ты где. Эва Тасааре, тринадцать лет, «Вихрь»... Надо же!

— Всё правильно, да.

— Хм... ага, вижу, за тебя поручился брат. Похоже, всё в порядке. Держи номер. Удачи.

Эва смущённо улыбнулась и поспешила затеряться в толпе.

— Брат? — ухмыльнулась Линда.

— Это Вэслек, наверно... А я-то про это и не подумала!

Из собравшихся сорок семь человек выступали на глайдерах, пятьдесят пять  — на байках. И хотя болеть, вопить и следить за трансляцией на большом табло было здорово, Эва не могла дождаться заезда. Они как раз строились на стартовые позиции, когда рядом с Эвой затормозил какой-то тип на байке.

— Порядок? — глухо спросил он из-под шлема, и Эва в недоумении уставилась на него.

— Э, постой... это же...

— Ага, — он снял шлем, и оказалось, что это Джерри. — Нэш мне байк одолжил.

— А я и не знала! И как ты, прошёл?

— Я двенадцатый, — подмигнул он.

— Вот это класс! Поздравляю!

— Ага. Ну, удачи.

— Спасибо!

Последние минуты — и старт — и стадион перестаёт существовать, а остаётся одна трасса. Но тут, среди четырёх десятков глайдеров, было совсем по-другому, и сколько бы Эва ни старалась вырваться вперёд, на каждом повороте её обходили, подрезали и отжимали в сторону. Когда она наконец заглушила мотор и уставилась на табло с результатами, её охватило неподдельное отчаяние: двадцатая! Митч обошёл её на две позиции.

Провалилась.

Оглушительные приветствия с трибун как будто куда-то отступили. Убраться бы отсюда поскорей, и больше никогда не показываться...

— Эва, Эва!

Она вздрогнула, а в следующее мгновение угодила в объятия Линды.

— Ты молодчина! Поздравляю! Митч тоже прошёл, ты видела? Пошли найдём его!

— Но... я же двадцатая, — пролепетала Эва, когда Линда потащила её через толпу.

— Неплохо для первого заезда. На втором туре ты ещё себя покажешь, я точно знаю.

Митч, весь красный и взъерошенный, чуть не плакал от радости.

— Па с ума сойдёт! Я поеду скажу ему, они с дедушкой как раз дома... Ну, увидимся на тренировке, да?

Он умчался, оседлав свою «Искру», а Линда и Эва переглянулись.

— А где Руди?

Руди нашёлся в самом безлюдном углу стадиона. Он сидел на корточках рядом с глайдером. Они оба выглядели жалкими и помятыми, и Эва в нерешительности замедлила шаг, но Линда подошла прямо к Руди и присела рядом.

— Не переживай так. Не последние же это отборочные? К следующим сменишь сердечник.

— Мне на него в жизни не скопить, — горько прошептал Руди. Он не вытирал мокрые ресницы, а только расковыривал дырку на колене. — И мать говорит, что нечего ерундой заниматься. Лучше б отцу помогал, говорит...

— Ты помогаешь, — сказала Линда, взяв его за плечо. — Вот подожди, пройдёшь в премьер-лигу, увидишь, что они скажут.

Эва сочувственно молчала — да и что ей было сказать?

В этот день они с Джерри вернулись в Институт победителями.


*  *  *
В воскресенье шестого декабря чуть не пол-Института явилось болеть за них с Джерри — все неброско одетые и поодиночке рассевшиеся по трибунам, но Эва узнала в толпе профессора Астена и инструктора Хемрока, и Эми, и Люси, и чертовски нервничала. Откаталась она не так чтобы очень плохо, но, конечно, не то что Джерри.

— Ты от себя слишком многого требуешь, — сказала ей Линда, когда они покинули стадион. — Не бывает же всё и сразу. Я столько месяцев внизу списка болталась, что уже думала, из лиги вылечу...

— Верно... Эй, привет, Колин!

Колин поджидал их у поворота к Рухляди, немножко смущённый. На Линду он недобро сощурился, и Эва поспешила разрядить обстановку:

— Колин — Линда, Линда — Колин. Мы обе в младшей лиге. Ты гонки смотреть приходил?

— Надо же было убедиться, что мы не зря тебе отдали компенсаторы, — улыбнулся он. — Деда обрадуется. Ты ему понравилась. Может... может, зайдёшь в гости? На чай.  Покажу тебе всё.

Колин покосился на Линду и поспешно добавил:

— Или вместе приходите. Деда будет рад...

— На тех выходных — пойдёт?

— Договорились, — просиял он. — Обещаю, будет интересно.

— О, слушай, такой вопрос. Сможешь глянуть на один глайдер? «Жеребец». Совсем раздолбанный. Просто скажешь, можно ли что-нибудь сделать. Ладно?

— Гляну, конечно, это запросто. Не обещаю ничего.

— Идёт.

Эва чувствовала, что Линда смотрит на неё, но вслух она ничего не сказала.


*  *  *
Когда Эва увидела Джерри в следующий раз, он вылетел спиной вперёд прямо через стеклянные входные двери на первом этаже. Была среда, и Эва спешила из гаража на естествознание — но тут застыла с отвисшей челюстью. Джерри грохнулся на стылую землю в дожде осколков, а следом за ним выпрыгнул парень в расстёгнутой чёрной куртке, пониже Джерри, но куда мощнее. У него были нечёсаные чёрные лохмы, а на лице — нечеловеческий оскал. Он прижал Джерри к земле, Джерри вывернулся, и дальше они только громко ругались, рычали и лупили друг друга.

Эва заметила, что из окна гостиной высовываются жизнерадостные Эми, Нэт и Вирдж. За их спинами профессор Астен с Вэслеком преспокойно играли в шахматы, а ментор Лиддс с кружкой чая на блюдце наблюдал за партией. Вокруг дерущихся уже с весёлым лаем скакал Лаки, а Ларк ухмылялся, опираясь на метлу.

— Что случилось? — закричала Эва в гостиную. — Вы что, сделайте что-нибудь!

— Да оставь ты их, они давно не виделись, — отозвался Вэслек, который, подперев рукой голову, обдумывал следующий ход. Свисть пискнула у него с плеча.

— Они же убьют друг друга!

— Навряд ли. Но они могут покалечиться, — с неодобрением сказала Джесси, глядя в окно. — Неужели нет... цивилизованного пути разрешить эту проблему?

— Цивилизованного? — усмехнулся Вэслек. — Да для Бешеного это ОЧЕНЬ даже вежливо. У него даже оружия нет.

— Боюсь, Джерри тоже этот язык понимает лучше, чем увещевания, — со вздохом заметил профессор Астен и передвинул белую королеву. — Шах.

— Чёрт, — безнадёжно сказал Вэслек.

В это время Джерри изловчился выбраться из-под Бешеного и теперь заламывал ему руку.

— Сдаёшься, сволочь? — орал он. — А теперь иди и передай Нордавинту: пусть меня не ждёт, хватит с меня! Понял?

Бешеный выругался и тяпнул его, рыча, как пёс, и потасовка возобновилась с новой силой. Джесси раздражённо поджала губы и ушла из гостиной, а ментор Лиддс сказал:

— Эми, не могла бы ты закрыть окно, прежде чем мы все простудимся?

Когда естествознание кончилось и Эва выглянула на крыльцо по пути в столовую, Джерри и Бешеный уже оба выдохлись и просто лежали в куче осколков, продолжая ругаться.


*  *  *
Когда Эва увидела Джерри на следующий день, они с Бешеным шли к гаражу — оба с такими фиолетово-чёрными опухшими лицами, точно это маски, но очень довольные собой. У Джерри за плечом висела его спортивная сумка.

— Ну, пока, Эва, — радостно сказал он, распухшей несгибающейся конечностью пожимая ей руку. — Вэсу привет, а ты давай там не ленись и сделай всех с Вишенкой.

Погрустить, что Джерри возвращается в Легион, Эва не успела: в пятницу они с Бешеным явились с утра и добросовестно помогали Ларку устанавливать новые двери.

Было уже четыре часа, когда Эва и Люси сидели в столовой с заданием по мироведению. У Эми был шумный день, и поэтому в гостиной царил хаос, а в столовой в это время дня совсем никого. Телевизор настроен на новостной канал, но его всё равно никто не слушает; периодически проходит в кухню профессор Астен, распространяя кофейный аромат, или Дин заглядывает, чтобы поживиться крекером.

С заданием они разделались и играли в квадрат на лишнем листке, когда из кухни высунулась Джесси.

— Эй, не поможете мне? Я подумала, неплохо бы для Джерри с Бешеным и для Ларка сделать бутерброды и чай. Они там чуть не с самого утра возятся, а холодища сегодня...

Эва и Люси не заставили себя упрашивать и присоединились к готовке.

— А они разве на ужин не останутся? — спросила Эва, толстыми кусками нарезая копчёную грудинку. — Поели бы вместе со всеми.

— Я у Джерри спрашивала, но он говорит, они закончат скоро и сразу уедут, — сумрачно ответила Джесси, насыпая заварку в чайник. — Не хочет лишний раз на глаза Эллиэрту попадаться, как я поняла.

— А чем он теперь-то Эллиэрту не угодил?

— Всё тем же. Они третий раз за два дня мотаются в Легион и обратно. Шанс велик, что кто-нибудь из шишек в Комитете Образования на это внимание обратит и начнёт копать... Эва, не позовёшь их?

Она помчалась в холл, по которому гулял жуткий сквозняк из-за открытых дверей. На вид всё было как будто в порядке, Джерри рассказывал что-то, а Ларк и Бешеный хохотали.

— Вы закончили уже? Мы вам сделали чай с бутербродами.

— Вот это разговор, — тут же сказал Ларк, а Джерри с Бешеным шумно выразили своё одобрение.

После того как они прикончили все бутерброды до последнего, Эва и Джесси проводили их до портала.

— Ладно, теперь точно долго не увидимся, — улыбнулся Джерри. — Нам сюда пока что путь заказан. Смотрите в оба, ребята.

А Бешеный сказал, подмигнув:

— Свидимся, девчонки.

И, махнув на прощание, шагнул через портал.


*  *  *
Выходные были тоже полны событий: в субботу матч по волейболу, а в воскресенье Эва ездила смотреть заезды старшей лиги. Зрелище, конечно, было потрясающее, а всё-таки на зрительском месте Эве не сиделось, и она знала, что Линде и Митчу тоже не по себе.

— А поехали прокатимся на развалинах? А потом к Колину двинем, я же ему обещала.

Идея пришлась им по душе, так что они зашли за Руди и отправились на развалины, а потом — в Рухлядь. Жестянщик приветствовал их с обычной сдержанностью и угощал чаем с мятой и сушёной грушей, а Колин хвастался Софи и, как обещал, возился с убогим глайдером Руди.

— Конечно, работы много будет, но не страшно. Надо только у Ржавых спросить насчёт деталей, — сказал он, вылезая из-под глайдера и вытирая чумазое лицо. — В то воскресенье приходите, я, может, достану что-нибудь. И трассу по терриконам вам покажу...


*  *  *
А двадцатого декабря ментор Лиддс отвёл первокурсников в Центр.

Эва, думая о Центре, всегда воображала себе мегаполис, полный небоскрёбов и глайдеров, и поэтому сперва глазам не поверила. Центр был совсем крошечный, какой-то угрюмый и средневековый. Они прошли по плохо вымощенным улочкам, мимо лепящихся друг к другу двухэтажных домов с тяжёлыми ставнями и закопчёнными трубами, и очутились на Центральной площади. Она была похожа на неровный блин, с лужами тут и там, а почти посередине возвышался дощатый помост с несколькими толстыми столбами. С одних свисали цепи, у других имелась перекладина, и Эва, которая читала про казнь только в книжках, даже не сразу поняла, для чего они тут. А вот Мэл, судя по прерывистому вздоху, узнала эшафот сразу. Эва оглянулась на неё в недоумении и увидела, как у неё сереет лицо.

— Ты что? А, ты что, Мэл?

— У нас, — едва слышно ответила она, не отрывая глаз от помоста, — раньше в каждой деревне так было. Позорный столб посередине. Это если преступление не такое, чтобы казнить. А когда... федераты пришли, они все храмы сожгли и велели сносить укрепления. А столбы оставили... я однажды видела, как мальчика секли за воровство...

— Но это же против закона, — пронзительно сказала Люси. — У нас в стране так не делают! Это запрещено!

— Лесной теперь тоже считается этой страной, — отозвалась Мэл ещё тише, и Эве почудилась в её голосе глухая обида.

— Лу права, — заметил Нэт. — Смертную казнь отменили, и публичные наказания тоже, как только Хранитель был признан... Ведь так, ментор?

Ментор Лиддс, который не вмешивался, предоставив им осматривать сердце Старой Федерации, бросил на Нэта долгий взгляд.

— Действительно, это первое, что сделал Хранитель. Смертная казнь и публичные телесные наказания для законопослушных граждан запрещены Эдиктом триста шестьдесят восьмого года.

Однако Эва насторожилась, почуяв скрытый смысл в его словах. «Для законопослушных граждан»?..

— Тогда почему их не уберут? — с ненавистью спросила Мэл, и ментор Лиддс снова помедлил, прежде чем ответить.

— Это квинтэссенция федератского правосудия и порядка, — сказал он наконец безэмоциональным голосом. — Я очень сомневаюсь, что если этот эшафот уничтожат, что-нибудь переменится. Моё убеждение таково, что мерзость, которую мы вынуждены видеть, мы по крайней мере... всегда отличим.

Мэл, стиснув зубы, повернулась к эшафоту спиной, а Эва подняла глаза на высоченные каменные стены, поднимающиеся за ним. Отдельно высилась узкая чёрная Башня с большим часовым циферблатом, а то, что выглядело неприступным замком с узенькими оконцами, прорезающими толщу стен, — это была Центральная Тюрьма, источник ужаса во времена тирании, средоточие ненависти во время восстания. Но как бы Эва ни напрягала воображение, пытаясь представить людей, повешенных на этой площади, сгинувших в камерах, умерших под пытками, и тех, кто до сих пор был там, ничего у неё не выходило.

Сердце у неё колотилось как в припадке, когда они проходили под могучими челюстями подъёмных ворот, мимо неподвижных охранников и по истёртым камням. Тюрьма казалась такой зловещей снаружи, что обнаружить внутри уютные лампы, ковры и искусно выложенный мозаичный пол было сродни сну. Хотя в секторы с камерами их не пустили, а провели только по помещениям Палат Правосудия — по залам суда и службам коллегии. У ментора Лиддса был там друг, ещё совсем не старый человек, улыбчивый и очень располагающий к себе. Он представился как Ленард и, в отличие от молчаливого ментора, рассказывал много и охотно.

Первокурсники вернулись в Институт в очень неразговорчивом настроении. Мэл исчезла в парке, что делала каждый раз, когда не хотела, чтобы её трогали, и Эва осталась один на один со своим чувством вины и целым ворохом эмоций, непонятных ей самой.

Когда профессор Астен застал её на кухне над кружкой остывшего какао, она не стала отпираться и спросила сразу:

— Почему они не уберут эшафот с площади? Ведь смертную казнь отменили, правда? Он же больше не нужен, да?

Профессор тяжко вздохнул и потёр пальцами висок.

— Такова официальная позиция, во всяком случае. Но для тебя ведь не секрет, что официальная позиция... не обязательно... отражает истинное положение вещей?

Эва смотрела на него, и в груди у неё поднималось гнусное чувство, похожее на тошноту.

— То есть, это НЕПРАВДА? Они казнят там... людей? Пока мы тут...

Пьём какао, играем в футбол и беспокоимся об оценках, безжалостно закончила она.

— Мир слишком велик, чтобы уместиться у нас в голове целиком и сразу, — печально отозвался профессор, похоже, прекрасно зная, о чём она думает. — Возмущаясь и сетуя на судьбу, мы ничего не добьёмся. Поверь мне, ещё совсем недавно невозможно было представить, что власти запретят смертную казнь. И вещи, от которых сейчас волосы встают дыбом, были тогда обычным делом...

— Если они её запретили, как они могут казнить людей?

Профессор взглянул Эве в лицо, словно решая, способна ли она понять то, что он скажет.

— Федерация заявляет, что обеспечит неприкосновенность всех прав и свобод своих граждан. Однако перед остальными она не несёт никаких обязательств. Ибо те, кто отказывается считаться её гражданином — или утратил эту возможность, рассматриваются как главная угроза порядку... и власти.

— Это... глупо! Это просто... чушь! То же самое, что королева делала перед восстанием, разве нет? Пыталась всех заставить служить себе...

— Вынужден признать, твои слова отчасти справедливы, Эва. Но таково положение вещей: сейчас для Федерации есть лишь те, кто подчиняется закону и находится под его защитой, и те, кто отрицает закон — и преследуем им.

— Как меченые?

— Да, в том числе и меченые.

Эва замолчала, но её мысли закрутились с новой силой. И они делались всё неприятнее.

— Профессор, — начала она осторожно после длительной паузы. — А что, если... кто-нибудь узнает, что в Институте есть меченые?

Профессор поднял на неё оранжевые, как у птицы, глаза. В лице у него ничто не дрогнуло и голос был спокойный, когда он сказал:

— Тогда в Институте больше не будет меченых. Вот почему, Эва, мы все должны очень стараться, чтобы никто не узнал об этом.



Правило 8. Никогда не рискуй впустую


В четверг Эва и Эми забрались на крышу. Эми клялась, что там есть ракетные установки, но Эва подозревала, что на самом деле ей просто хотелось похулиганить.

Компания у них подобралась самая неожиданная. Началось всё с того, что вечером, забирая из сушилки чистые простыни, Эва наткнулась на Эми. Сперва они обе завопили, но поспешно взяли себя в руки.

— Что ты тут делаешь? — прошипела Эва, прижимая к себе простыню.

— Прячусь! Не видно, что ли?

— Зачем?

— Так тебе всё и скажи... Нет, обещаешь, что никому не расскажешь?

— Ну тебя же месяц под замок не сажали, точно!

— Ш-ш! Ты со мной или нет?

— Я пожалею об этом, да? — проворчала Эва, но присела на корточки рядом.

Сидеть в сушилке в ожидании ночи было очень скучно и нетаинственно. Наконец погасили свет; они посидели ещё немного и осторожно выбрались в коридор. Точнее, осторожно не получилось — за первым же поворотом Эми с придушенным воплем натолкнулась на кого-то, невидимого в темноте.

— Что это вы здесь делаете? — сонно удивился он, и Эва узнала голос Эрика.

— А ты что здесь сам делаешь?

— Я где-то оставил квакающие бомбы и никак не вспомню, где.

— Они опасные? — живо спросила Эми.

— Не очень. Но я их недоработал, и мне не хотелось бы, чтобы на них кто-нибудь наткнулся.

Дальше они пошли втроём; но не преодолели и полкоридора, как навстречу им попались Крис и Стэфен, пахнущие холодом, в куртках и тёплых ботинках.

— Хо-хо! Да у нас тут что-то затевается, — азартно воскликнул Крис, и Эми зашикала на него. — Давай же, посвяти меня...

— Тш-ш, чёрт тебя возьми, Крис! И в любом случае — сами-то вы где были?

Крис отвесил дурашливый поклон.

— Каюсь, леди, но я попался как последний глупец. Бельт сказал, видел в лесу странные следы — клялся, что это волк. Я, конечно, поднял его на смех, а потом любопытство разобрало. Ну, искали мы эти клятые следы, пока не стемнело к дьяволу, и, уверяю вас, это чрезвычайно удручающее занятие, когда в твоих сапогах полно снега. Не правда ли, мой любезный друг?

Стэфен, конечно, промолчал, но Эве живо представилось, как он улыбается в своей обычной манере.

— Подожди, это ещё не конец, — вздохнул Крис. — Мы возвращались мимо озера, когда заметили какую-то тварь в темноте — большущую зверюгу, лохматую; ясно, подбираемся к ней, вдруг это Бельтов волк... Что ж, у нашего Лаки страсть к романтическим ночным прогулкам...

Как-то само собой получилось, что дальше они пошли впятером, то и дело фыркая от смеха и шикая друг на друга.

Чердачный люк был не заперт; Крис подсадил Эми, потом забрался сам, потом втащил Эву; Эрик со Стэфеном поднялись последними. Конечно же, никаких ракетных установок на крыше не оказалось — только чёрное небо с голубоватой луной посередине, видной чётко, как через телескоп, и безмолвный лес кругом, посеребрённые неподвижные верхушки и похожие на дюны сугробы, прочерченные длинными тенями.

Холод был такой, что делалось сложно дышать, но несмотря на это их охватила невероятная эйфория — Эва просто заорала бы, если бы не секретность. Впрочем, никакая секретность не помешала Эми, взгромоздившись на трубу, трижды ухнуть по-совиному, пока Крис, задрав голову, маниакально хохотал и вопил:

— Весь мир у моих ног!

Пошёл снег, и все согласились, что пора возвращаться. Но не успели они привести замысел в исполнение, как из коридоров внизу донёсся целый хаос звуков: что-то вроде взрыва, затем леденящее кровь многократное механическое мяуканье и истошные вопли.

— О, — безмятежно сказал Эрик. — Кажется, я вспомнил, где оставил квакающие бомбы.

В комнатах зажёгся свет, захлопали двери. Эми оглянулась на Эву и почесала нос.

— Ой, по-моему, надо убираться.

От страха быть застигнутой забыв про холод, Эва первой выбралась в коридор, ребята за ней. Задняя часть Эми как раз показалась из люка, когда сцена преступления осветилась лампами, и ментор Лиддс, деликатно откашлявшись, убрал руку от выключателя.

Как выяснилось позже, переполох подняла ментор Конолли, когда шла на кухню выпить горячего молока и наткнулась на квакающие бомбы Эрика. В результате виновников доставили туда же на кухню, и менторы сами неплохо посмеялись — и распустили их по спальням, отогревшихся молоком и довольных, несмотря на выходные домашнего ареста.


*  *  *
По случаю Дня Возрождения — официально отмечаемой даты заново созванного Синдиката, приуроченной к началу нового года — накануне, двадцать девятого декабря, в Городке устраивался праздничный концерт. Он был благотворительный и обещал собрать всех занимающихся самодеятельностью подростков. Группа, в которой играли Финли с Дином (Финли на гитаре, а Дин на басу и как солист), конечно, участвовала тоже. Хотя для этого им пришлось клятвенно заверить организаторов, что ничего шокирующего и антиобщественного они на сцене не выкинут.

— Искусство нельзя загонять в рамки! — отчаянно восклицал Финли за ужином двадцать восьмого. — Это же насилие — скажите, что я прав, профессор Дерк? Как мы можем верить в демократию, если сталкиваемся с принуждением на каждом шагу!

— Хорошо, что не ты даёшь интервью, — фыркнул Дин, возводя к потолку глаза. — Побольше этих твоих агитречей, и нам на любую площадку будет вход заказан.

И хотя Финли явно переигрывал с пафосом, Эве было видно, что мучается от несправедливости он вполне всерьёз.

Конечно, послушать ребят явились полным составом. Даже добрая половина менторов пришла. Эва позвала Линду, Руди, Митча и Колина, а те — своих приятелей из лиги гонщиков, и из школы, и из Рухляди. Даже несколько Крысят пришли — робкие и неуверенные в толпе, но, однако, никто не радовался так восторженно, как Кусака.

Сцена была устроена на площади: посреди фонтана там стояла высокая ель, сверкали, переливались и подмигивали витрины магазинчиков, всюду висели гирлянды. На площади развели пару костров, а хозяин кафе бесплатно раздавал горячий чай, потому что мороз ощутимо кусался. Но Эва не замечала холода — они с Мэл протолкались к самой сцене, а там прыгали и вопили до хрипоты.


*  *  *
Утром на Возрождение коридоры были полны аромата хвои, бенгальских огней, жаркого и имбирного печенья; и все, сталкиваясь по дороге в ванную, сияли улыбками и громко поздравляли друг друга.

Потом провожали до Станции ребят, которые ехали на каникулы домой, и некоторых преподавателей тоже. Эва шагала вместе со всеми по хрустящему снегу, слушала весёлую болтовню, смотрела, как они тащат свои сумки и рюкзаки, как садятся в электричку в хаосе объятий, рукопожатий и последних напутствий, как машут из окон, и пыталась представить, что они чувствуют, возвращаясь домой.

Рад ли Крис? Его ждёт одна мама и старенький слуга — единственные люди в их старинном фамильном особняке, где кровати с балдахинами, но половину комнат даже не топят, потому что нет денег на дрова (Крис рассказывал об этом со смехом, будто это забавно, а вовсе не грустно). Про отца он не говорил почти никогда, но все знали, что он сидит в тюрьме среди политических и что апелляция провалилась в пятый раз.

Рад ли Стэфен, которого ждёт отец в их крошечном домике, в посёлке, где ни одного кирпичного здания нет и всё провоняло рыбой? Стэфен знает по истории больше всех, и один его доклад опубликовали в студенческом сборнике Института истории и антропологии. Но если бы профессор Дерк не уговорил его уехать в Институт, об этом никто бы и не узнал с этой его застенчивостью, и Стэфен всю жизнь рыбачил бы, как его отец.

А о чём думает ментор Конолли? У неё два взрослых сына и четверо внуков, она рассказывает о них с огромным воодушевлением и хранит целую кучу их фотографий, писем и детских рисунков. Ментор Конолли совсем старенькая и чудаковатая, и готова над каждым охать и ворковать. И хотя Эва всегда над ней посмеивалась, что уж врать — хотела бы она себе такую бабушку.

Профессора Дерк и Аверна едут вместе в город-гигант Гедеон, не к родственникам, а к друзьям. Гедеон сильно пострадал из-за войны, и там на каждом углу воспоминания о смерти и горе. Каково-то в таком месте Возрождение справлять?

Рад ли ментор Кристен? Он едет к своей приёмной семье. Он всегда такой серьёзный, всегда одинаковый, по нему никогда не поймёшь, весело ему или плохо. Бывают ли люди, которые совсем не радуются? А может, всё потому, что он тоже воевал — мало ли какими становятся после войны.

Однако не все могут так запросто сесть на электричку и поехать домой, ничего не боясь. Родители Финли — «неблагонадёжные», это значит, их подозревают в государственной измене, и поэтому они скрываются, мама и папа Мэл — тоже. В открытую к ним не съездишь, и ментор Вейсманн ведёт их каким-то хитрым путём через порталы. А у Нэта и Вирдж родители — специалисты на «Армаде», на военной базе, которая после войны оказалась вне закона, и у ментора Мейнард отец — тоже. Им тоже предстоит опасный путь.

У тех, кто остаётся в Институте, тоже не всё просто. Ни Вэслек с Айреном, ни Эми, ни Кэт о своих родственниках никогда не говорят. У Люси, Эрика, Джесси и Коуди семьи нет — тоже войне спасибо. Ну, у Алана двое каких-то призрачных братьев, но это больше похоже на шутку.

А вот у Дина семья есть — мать, отец и старший брат, и если Дин очень разозлится, кричит, что ненавидит их всех, и имя своё ненавидит, и что они ему никто, что он от них отказался, и что Дином звали его любимого пса. Мэтт тоже не делает тайны, что его родители живы-здоровы, и что видеть их он не хочет. Мэтт не кричит и не швыряется ругательствами, и если говорит о семье — это о тёте с дядей. Но они болтаются на корабле посреди какого-то моря — не очень-то их там навестишь.

Со Станции они возвращались молча, каждый погружённый в свои мысли. Будто год прошёл, а не час: непонятно, что случилось, но всё вокруг ощущалось по-другому.

Эва, Мэтт, Джесси, Эрик и Бельт шли рядом, Бельт — в том же замкнутом состоянии, что обычно, но только не мрачный, а грустный.

— А ты, Бельт, — тихо спросила Джесси. — Остаёшься?

Эва ни на миг не усомнилась, что он кивнёт и нахмурится — ну весь он был в этом, ничего другого и не ждёшь. Но он взглянул на Джесси и сказал сипло, с поникшими плечами:

— Да я приютский. Куда ехать-то?

— Ты разве не из Легиона? — удивился Мэтт.

Бельт нахохлился и глубоко засунул руки в карманы.

— Они меня уже потом подобрали. Когда я потерял Асту.

— Потерял?

Бельт зыркнул на Эву, потом — на Эрика. Эрик ничего не спрашивал, но смотрел внимательно и хмурил белые брови.

— Мы с Астой в приюте были вместе. Потом сбежали. Он мне был как брат. Вообще не думали, что потеряемся когда-нибудь. Но потерялись. Я его долго потом искал, пока Нордавинт не взял в Легион.

— Ты с кем-нибудь из менторов говорил? — спросил Мэтт.

Бельт только плечом дёрнул.

— О чём? Они от Нордавинта всё про меня знают, что ещё-то?

— Бельт, — сказала вдруг Джесси таким строгим голосом, какого Эва никогда у неё не слышала. — Не говори, пожалуйста, ерунды. Профессор Астен тебе поможет, и ментор Кристен тоже — ты давно должен был им сказать.

— И что? — глухо отозвался Бельт, останавливаясь. — Пообещают его найти — Нордавинт обещал. Все обещают! И что с того? Четыре года прошло уже... Им только и надо, чтобы я сидел смирно. И Кристен такой же — обещать пообещает, а мне — чтобы тренировался себе...

Он отдышался, с силой провёл руками по лицу и договорил устало:

— Зря я так, конечно. Нордавинт, может, и ищет, а толку нет. Может... и некого уже искать.

— Ты только раньше времени, пожалуйста, руки не опускай, — быстро сказала Джесси. — Мы поговорим сегодня с профессором Астеном, спросим, что можно сделать. Он найдётся, Бельт, вот увидишь.

Но он только головой покачал.

— Спасибо, только всё-таки глупо зря надеяться. Я и так уже... почти привык.

Больше они об этом не заговаривали, а вскоре все тревоги Бельта и вовсе вылетели у Эвы из головы: Возрождение же, столько всего надо сделать! Зимнее Дерево нарядить, и с горок покататься, и снежную крепость штурмовать; а потом, когда ты промок и устал, нет ничего лучше тёплого камина, горы конфет и запуска фейерверков.


*  *  *
Даже с зубрёжкой и кучей дополнительных заданий каникулы пролетели как один день. В Институте все — преподаватели не меньше студентов — наслаждались свободным временем. Инструктор Сильвана с Нэшем, Мириам и Коуди отправлялись на лыжах по окрестностям и пропадали по целым дням в сонной снежной тишине, возвращаясь только под вечер. Инструктор Хемрок и Ларк уходили на заледеневшее озеро на рыбалку. Дважды они брали с собой Люси, а Люси тащила Эву, и они бродили между деревьями, или барахтались в снегу, или заглядывали в сумрачную полынью, где порой серебрилась спинка ленивой рыбы. Рэйвиш и Тивис-Йорин играли в шахматы в залитых солнцем коридорных холлах, а по вечерам все собирались в гостиной. У профессора О’Фэймура всегда находилось что рассказать, и можно было слушать его и пить кофе (который Мэтт умел варить как никто), или играть в крокодила, или ничего не делать и просто щуриться на огонь в камине.

Вообще говоря, они не только бездельничали. Тренировки проходили в обычном режиме, Астен, Гредхерд и Вейсманн почти не покидали подземных лабораторий, а Эрику всегда находилось что починить. Ларк, казалось, вообще не спал, а бабушка Свейстранд, отдыхая от обязанностей секретаря и библиотекаря, принесла в гостиную свою швейную машинку и шила бесподобные лоскутные одеяла. Одно такое досталось и Эве, и она тотчас убедилась, что оно не только красивое, но ещё мягкое и тёплое.

Все начали возвращаться к тринадцатому числу, и в Институте опять стало шумно и людно, а пятнадцатого начались занятия. Ребята сетовали на это наполовину в шутку, наполовину всерьёз, и за обедом атмосфера стояла самая ворчливая и вздыхательная. Люси громко жаловалась, что за каникулы все знания выветриваются из мозгов, и что нечестно устраивать проверочную по ИКТ в первый же день. По другую сторону от Эвы сидела Эми, и Эва всё ждала, что она вот-вот скажет что-нибудь забавное — но Эми была непривычно тихая, таращилась в тарелку с нетронутым обедом и обкусывала заусенец.

— Кому добавки? — крикнула Мириам с середины стола, поднимая двумя руками блюдо с сардельками, наполовину опустошённое. — Кто не успел, тот опоздал!

Дин пихнул Эми локтем в бок.

— Эй, не спи. Мир тебя дразнит.

— Ты что, сосисочная душа? Сегодня никакой тройной порции с добавкой?.. Эй, погоди-ка. Ты и свою-то не съела?

Все соседи вытаращились на Эми. Это было что-то невероятное!

— Эми села на диету?

— Эми объявила голодовку в честь начала триместра!

— Отличная мысль! Я доем пудинг и тоже присоединюсь.

Но Эми только жалко улыбалась под дружный хохот. Выглядела она так, точно за ней всю ночь кто-нибудь гонялся.

— Да брось, — сощурился Финли, сидящий напротив. — Ты даже не попробуешь? Ни кусочка?

— Издеваешься? — и Эми торопливо набила рот сарделькой. — Да я прошто жадумалашь... Ш кем не бывает...

— С тобой не бывает, — подняла брови Кэт. — Ладно, Эми, не тяни — что стряслось?

— Она переутомилась. Два урока же целых!

— Может, Эми заболела? — не на шутку обеспокоилась Люси; но по ухмылкам остальных было ясно, что уж в это никто не поверит.

— Ты права! — драматически воскликнул Дин. — Подождите! Сейчас я поставлю точный диагноз.

Он напустил на себя страшно значительный вид и, повернувшись вместе со стулом, уставился Эми в самое лицо.

— О да! Всё совершенно ясно. Да, да, никаких сомнений. Причина недуга — нечистая совесть.

Все вокруг покатились со смеху, глядя, как Эми давится сарделькой и откашливается — так она подскочила. Дин похлопал её по спине.

— Ой, да брось. У тебя вечно одна и та же история — забываешь про еду, только когда что-нибудь задумала.

Эми мужественно изображала свой обычный смех, но лицо у неё было испуганное, и Джесси сказала, сжалившись над ней:

— Ну бросьте. Скажите лучше, почему Макферсона убрали? Мы на каникулах работали с ним, и он был в порядке...

Макферсоном дружески называли анатомический манекен, который использовали на занятиях по медицине. Он был, по сути, полноразмерной разбирающейся куклой. Эве, как и всем первокурсникам, было жутковато и страшно любопытно, каково это на деле — отрабатывать на нём приёмы первой помощи и разглядывать внутренние органы.

Вдоль стола пробежал шепоток недоумения.

— А я и не знал, что убрали Макферсона, — нахмурился Крис. — У нас медицина завтра. На ком вы тренировались?

— На Леди Ностальгии, — хмыкнула Кэт. — Всё равно что после глайдера на самокат встать.

Леди Ностальгией величали старый манекен. Его, в отличие от Макферсона, с человеком было не спутать.

— Ладно, мне надо ещё в библиотеку успеть... Спасибо, было очень вкусно.

— Эй, погоди, я с тобой.

— Так что, там совсем не осталось сарделек?..


*  *  *
Двадцать четвёртого января, в воскресенье, на «Навигаторе» состоялись первые в сезоне отборочные. Больше всего на свете Эве хотелось, чтобы Руди прошёл! Зря, что ли, они столько трудились над его несчастным глайдером? «Жеребец» преобразился, и теперь уже никто не посмотрел бы на Руди с презрением. Но Руди боялся. Он так привык к неудачам, что совсем не верил в себя, а тут ещё мать с братом на него шипят, что прохлаждается на стадионе вместо того, чтобы вкалывать и деньги в семью приносить.

Это была такая дрянь, всё, что они ему говорили, сплошная жуткая несправедливость! Но что Руди мог поделать? Что они трое могли поделать? Эва каждый раз брала его за плечо и твердила:

— Это всё ерунда, Руди, ты же знаешь! Вот увидишь, у тебя всё получится, они ещё увидят...

Линда вздыхала рядом, а Митч говорил:

— Пошли пиццу делать!

Его отец был поваром и готовит обалденно. Эву от его стряпни было за уши не оттащить, а он только доволен, когда смотрит, как они четверо, отдуваясь, выползают из-за стола, такие объевшиеся, что глайдер не поднимет.

Отец Митча был такой шумный, весёлый, болтал, шутил, пел здорово — Эва бы ни за что не подумала, что на самом деле у них в семье тоже не всё гладко. Дед у Митча бывший военный, и отец тоже был — пока не пошёл на войну, а вернулся с неё хромым, да ещё неблагонадёжным — кто-то донёс на него, что он дезертир. Дед, когда узнал, ни минуты не сомневался — сразу подал в отставку. Обиделся за сына и за себя.

Но Митчем они оба гордились, прямо сияли, встречая его после заездов, а его диплом лиги поставили на комод рядом со свадебными фотографиями и с кубком отца по водному поло. И к Руди они относились как к родному — только он от этого ещё больше мучился.

Да и у Линды были свои печали. Она жила в большущей квартире, в огромной отдельной комнате со своей гардеробной и ванной. Когда Линда звала их в гости (очень неохотно, два раза), Эва видела её маму — очень красивую, со сложной причёской; она улыбнулась им и ушла к себе. Она пишет картины, сказала Линда, наливая им чаю с кексом. Про другое не сказала, но и так понятно: маме до Линды не было дела, лишь бы дома был порядок и тишина. Папа — её прямая противоположность, папа Линду любил, но работал целыми днями и приходил со своего завода вечно уставший. Выходные у инженерного отдела не как у всех людей, а в понедельник и четверг, когда у Линды занятия.

И только у Колина с дедом был полный лад. В Рухляди ребят ничто не тяготило, и они туда сворачивали каждый раз после «Навигатора». Вот и после отборочных договорились туда поехать — отмечать триумф Руди (в котором никто не сомневался, кроме него).

Хуже всего было, что Эва его не увидит: в субботу у них учебная экскурсия, ментор Вейсманн ведёт их в Лесной пояс, к тайному памятнику восставшим. Посещать его запрещено государством — Федерация бы его давно снесла, да найти не может.

Ребята следовали за ментором Вейсманном молча, где на лыжах, где ступая след в след. Путь был запутанный, и совершенно неясно, по каким приметам ориентируется ментор. Эва была уверена, что повторить его сможет (она никогда не забывала дорогу), но лесной мир для неё был совершенно чужд, невнятен, нем.

У Эвы колотилось сердце, и она знала, что остальные тоже напряжены. Хотя и ясно, что если бы была опасность, никто бы их не повёл сюда, а всё равно — Федерация, запрет, Восстание... За одно посещение подобного места неблагонадёжным объявят.

— Прибыли. Здесь сделаем привал, — сухо сказал ментор Вейсманн.

Эва подалась вперёд и увидела дом. Старый, большой, явно давным-давно заброшенный. Его занесло с одной стороны снегом по самую крышу.

— Всё? Мы пришли? — вслух усомнилась Люси.

— Да. Как видите, придётся поработать. Но сперва подкрепимся.

Они завздыхали, снимая лыжи и сбрасывая рюкзаки. Ну, теперь ясно, зачем они прихватили лопатки! Снег ворочать никому неохота, но что поделаешь? Хорошо хоть чай горячий есть, а у Вирдж — вафли. Вафли разделили на всех, ментор Вейсманн тоже не отказался, но лицо у него было такое же сосредоточенное, как всегда. Солнце празднично серебрилось в его коротко остриженных седых волосах и на пластинке импланта у него на виске.

После чая с вафлями посреди леса они приободрились и проход к дому раскапывали резво. Только Эва злилась немного: занимается тут ерундой на идиллической полянке, а как Руди там — неизвестно.

Наконец они отложили лопаты, отряхнулись, ментор засветил большую лампу, они все по фонарику — и ступили за порог. Внутри было три комнаты, ни одной двери, никакой мебели, только над дверью — большое осиное гнездо, похожее на ком рваной газетной бумаги. Повсюду иней, брёвна дышат холодом, и стены все то ли жучком источены, то ли...

Заскользили лучи фонариков, ментор Вейсманн поднял повыше лампу и провёл по стене рукой, стирая иней. Надписи!

— Ух ты! — вполголоса сказал Нэт. — Да здесь всё исписано!

Они дружно оглянулись. Все стены были в надписях, от пола до потолка. Все разные, вырезаны разной рукой и, кажется, подчиняются какому-то порядку, Эве непонятному.

— Я не могу прочитать! — обиженно протянула Люси. — Тут не по-нашему.

— Правда, — согласился ментор Вейсманн и, выбрав наугад, прочитал что-то на незнакомом, трескучем и шершавом языке.

По тому, как судорожно вздохнула Мэл, Эва догадалась, что она поняла. Ну конечно, они же в Лесном поясе! Наверняка это язык Лесного пояса. Такой странный...

— Что это значит? — вскинула торчащими из-под шапки кудряшками Люси.

— «Триста сорок четвёртый, месяц Урожая. Эрек из Ольшаников».

— Что это значит? — недовольным тоном повторила Люси, но ответила ей — очень тихо — Мэл:

— Этот человек умер. Он был повстанцем. Я слышала, что есть такое место... мама и папа мне рассказывали. Что когда...

Но она умолкла, и Эве показалось, что голос её осыпается, как сухие снежинки.

— Да, — кивнул ментор Вейсманн. — В это место приходили повстанцы, чтобы узнать, какая судьба постигла их родных и товарищей. Или чтобы сообщить эту весть другим. Не всегда было возможно связаться иначе... или иначе отдать последний долг.

Эва с комком в горле обвела фонариком стену. С сорок четвёртого года. Ещё целых двадцать четыре года до Восстания Восьмерых! Сколько же тут имён? Они шли от стены к стене, и ментор Вейсманн читал тем же ровным голосом имена и годы — сорок восьмой, пятьдесят второй, шестидесятый... Неуклюжие, вкривь и вкось выцарапанные слова: «Не нашли его», «Говорил, под Криницей у него родня», «Сёстры», «Помянут тебя добром», «Прими её Судья».

— А здесь на Всеобщем!.. — из другой комнаты крикнул Нэт, но тут же оборвал себя — крик здесь прозвучал как выстрел. — Я нашёл одну на Всеобщем...

Они столпились за его спиной, дыхание вырывалось паром, подрагивали круги света от фонариков, и только лампа ментора горела ровно.

— «364, Бесвин. Прости, Джаниса».

— Закончились, вроде, — с плохо скрываемым облегчением сказала Вирдж, осветив пустой участок стены у входа, провела рукой. — Ну, точно! Вот эта последняя...

— Семидесятый?

Они все вздрогнули, как от щёлкнувшего кнута.

— Семидесятый! — пронзительно повторила Люси. — Как это может быть? Война же закончилась!

Они повернулись к ментору Вейсманну. Свет от лампы делал его совсем молодым и неживым, оттенял чернотой провалы щёк. Горел на импланте алый огонёчек. Ментор молчал ровно два вздоха, а потом сказал:

— Да, закончилась.

Возвращались они в том же молчании, только Мэл шмыгала. Люси тоже зашмыгала бы, но слишком устала. Эва тоже вымоталась, и на душе будто камень после всего этого, но надо было спешить в Городок. Когда она бежала в гараж, увидела, как ментор Вейсманн ведёт Мэл на кухню. Какой бы он ни был, а Мэл он понимает. За одно это Эва готова была его расцеловать.

До самой Рухляди она мчалась, не щадя Вишенки, плевать, что ветер пробирает до костей даже через кожаную куртку с нашивками младшей лиги. Над крышей Жестянщикова дома горела на стальной клюке лампочка, как маяк. В окнах тоже был свет, во дворе — три глайдера. «Жеребец» Руди поблёскивал вороным боком. Не подвёл его хоть? Лишь бы не подвёл.

Эва постучалась (сердце у неё выскакивало из груди). Распахнулась дверь, выплёскивая тепло, запах пиццы и голоса. На лице у Колина играла широченная улыбка.

— Ну, как думаешь, какое? Нет, угадай — какое?

— Шестнадцатое? — не дыша, предположила Эва.

Колин залился смехом.

— Девятое не хочешь?

— Девятое? Нет, ДЕВЯТОЕ?! Руди-и!!


*  *  *
А в следующую субботу была Ночь Охоты на Призраков. С вечера по традиции везде погас свет, и обитатели Института остались при тех средствах освещения, какими успели запастись. Эми свечек хватило бы на скромных размеров церковь, а у Эвы был один фонарик.

Сперва рассказывали страшилки, сгрудившись у камина в гостиной, а потом пошли по комнатам. Этой ночью предстояло то ещё развлечение — кто кого напугает до полусмерти. Пугающих полагалось ловить в полной темноте; назовёшь имя верно — идёте дальше вместе ловить призраков. Кто дотянет непойманным до утра — выиграл.

Вэслек сразу сказал, что в такой ерунде не участвует и что идёт спать (а спустя два часа так напугал Эву и Мэл, подобравшись со спины, что они орали минут пять и отбивались подушками). Люси хныкала, что боится темноты, но Эми, страшно весёлая в предвкушении всяких пугалок, пообещала проводить её до комнаты и поделиться своим свечным арсеналом.

Остальные веселились как могли; правда, утром так и не выяснилось, кто же из них победил.


*  *  *
В воскресенье Эва отправилась на гонки, пришла в своём заезде третьей (месяц тренировок давал о себе знать) и возвращалась в Институт страшно собой довольная.

Её встретил страшный переполох: пропала Люси.

— Хорошо, что ты вернулась, — озабоченно сказала Джесси, перехватив Эву в коридоре. — Идём в гостиную, все собираются. Эллиэрт сейчас придёт.

Эллиэрт пришёл, не успели ребята толком объяснить, что стряслось. Все сразу затихли, ожидая, что он скажет.

— Как я понимаю, в комнате её нет?

— Нет, я проверяла, — помотала головой Мэл.

— Что ж, тогда сосредоточимся и постараемся вспомнить, кто и когда видел Биннори в последний раз?

— На завтраке её не было.

— И на обеде тоже. Мы её сегодня вообще не видели.

— А вчера она была вместе со всеми в гостиной. Ты её ещё до комнаты провожала, помнишь, Эми?

Эми выглядела донельзя несчастной и теребила ухо, стараясь ни на кого не смотреть.

— Ну... да. И... наверное, — выдавила она, досадливо морщась. — Наверное, это из-за меня. Понимаете... вчера же была Ночь Охоты! Ну и... пока шли до комнаты, я ей рассказала про Повешенного. Ну, все же знают эту байку, да? Жил-был учитель, и ученики его так достали, что он влез в петлю да и пошёл с подоконника...

Мириам со стоном закрыла рукой глаза.

— О господи, Эми, да когда ж ты поумнеешь уже?

— Осмелюсь предположить, что это ещё не конец истории, — тихо заметил профессор Астен. Тревожно мерцающие оранжевые глаза его были устремлены на Эми. — Если Люси была так напугана, что заставило её покинуть комнату, учитывая, что творилось в коридорах?

Казалось, даже сиреневый ирокез Эми поник в раскаянии.

— Ну... да, вообще-то, это не всё. Я... — она подняла взгляд на профессора Тивис-Йорин. — Это я его взяла. Простите. Макферсона. Я просто... его повредила. Случайно. Я его взяла, чтобы починить, честное слово! Я бы потом вернула его потихоньку, никто и не заметил бы... Я... я понимаю, что это было глупо.

— Одной тайной меньше, — резюмировал профессор Астен, переглянувшись с Тивис-Йорин. — Однако какое отношение всё это имеет к Люси?

— Простите. Я не думала, что так выйдет. Это же... шутка. Ну... я подумала... про Повешенного. В общем, взяла Макферсона и... повесила у неё за окном.

Нэш выругался и пробормотал извинения под осуждающим взором ментора Конолли.

— Да чтоб... ты совсем сдвинулась, что ли?! По карнизу ползла до моего окна с Макферсоном?

— Он не очень тяжёлый. Привязала его к спине, да и всё. Я... теперь вижу, как это было глупо. Но тогда мне казалось, отличная идея же...

— Итак, ситуация прояснилась, — жёстко сказал Эллиэрт, предупреждая дальнейшие дискуссии. — Всё остальное мы обсудим после. А теперь — разделимся. Мы должны хорошенько обыскать Институт.

Не тратя времени, они тут же разошлись по этажам.

— Чем ты только думала, — в ярости рычал Ярви, пока они поднимались на второй этаж. — Это же Люси!

— Правда, Ярви, я не думала, что так будет, я просто...

— «Просто»?! Ты же ЗНАЕШЬ, что она боится, КАКОГО ЧЁРТА было это делать?!

— Потому что это Ночь Охоты, в этом весь прикол!

Ярви круто развернулся на ступеньках.

— Пугай кого хочешь, а Лу оставь в покое!

— Если ты так будешь над ней кудахтать, — ощетинилась Эми, потому что под градом упрёков её виноватость дала трещину, — она так навсегда и останется трусишкой!

— Зато она не станет ЧИСТИЛЬЩИЦЕЙ!

— Ярви, Эми, довольно, сейчас не время, — вмешался поднимавшийся следом профессор Астен. — Прошу вас, сосредоточьтесь на деле.

Эми поджала губы и умчалась к прачечной, а Ярви, Эва и Вэслек поднялись на третий этаж. Эва отстала шага на три, и все трое оглядывались: вдруг Люси спряталась в каком-нибудь кабинете?

— Знаешь, Эми права, — тихо сказал Вэслек Ярви в спину. — Не можешь же ты вечно с ней нянчиться? Она должна уметь позаботиться о себе.

— Это по моей милости она здесь оказалась, — отрезал Ярви, не глядя на него. — Я не допущу, чтобы с ней случилось что-нибудь, пока она такая беспечная.

— Она и будет такой беспечной, потому что уверена, что ты прибежишь, чуть что случись.

— Она просто знает, что я буду защищать её.
Но Вэслек, вдруг разъярившись, сгрёб Ярви за плечо, развернул к себе и прорычал ему в лицо:

— А много ли на свете вещей, от которых ты МОЖЕШЬ защитить её?

— НАШЛАСЬ! — донёсся снизу торжествующий вопль Дина.

Ярви ринулся к лестнице. Вэслек перевёл дыхание, мрачно посмотрел на Эву и махнул рукой.

— Пойду наверх, скажу.

Люси нашлась в сушилке — она спала там, свернувшись в гнезде из выстиранных одеял. Когда её вытащили, охая, обнимая и расспрашивая, она только тёрла кулачками глаза и зевала. Про ночь сказала: очень испугалась, убежала, спряталась, и более внятного ответа от неё не добились.

После этого Эми была приговорена к неделе домашнего ареста, Эрик потащил чинить многострадального Макферсона (Эми шутки ради сделала ему несколько татуировок и выяснила, что от пластика, из которого он сделан, чернила не отмываются; а после повешения у бедняги не держалась голова), а все остальные разошлись, радуясь свободному вечеру. Однако Люси потянула Эву за руку, заставляя остановиться.

— Мне надо сказать.

Эва, Эми, Джесси и Мэтт переглянулись и дружно свернули в пустой спортивный зал. Люси встала к ним лицом, глубоко вздохнула и сказала шёпотом:

— Я видела привидение.

Эми застонала.

— Ну Лу, я же извинилась! Серьёзно...

— Да не Макферсона! Оно было настоящее.

— Люси, — мягко сказала ей Джесси. — Мы же тебе уже объясняли: это же была Ночь Охоты. Вот все и переодевались привидениями. Может, это была я или Кэт.

— Нет! Оно гораздо выше!

— Ну, значит, Нэш... Правда же, Люси...

— Нет, нет, нет, нет, нет! — Люси, потеряв терпение, тонула ножкой. — Вы меня не слушаете! Это был не Нэш, и не Макферсон ваш дурацкий, и вообще никто! Оно настоящее, и Ночь Охоты тут ни при чём!

Эва и Джесси обменялись смущёнными взглядами. Эми фыркнула.

— Ну Лу, тебе ж десять лет. Ты же знаешь, что привидений не бывает.

Глаза у Люси заблестели от слёз.

— Так и знала, что вы не поверите! Не надо было рассказывать!

И она метнулась к выходу, но Мэтт успел поймать её за руку.

— Мы тебя слушаем, только ты ничего не говоришь толком. Что за привидение? С чего ты взяла, что оно настоящее?

Люси сердито стрельнула глазами в Эми, но ответила:

— Я его вижу ещё с прошлого года. После отбоя каждую ночь дверь приоткрою и смотрю, если раньше не усну. Оно почти каждую ночь выходит, в полночь. Я его вижу в самом конце коридора, как оно по лестнице идёт вниз. Оно высокое, в белом саване и без... без головы! Оно ничего не делает, просто идёт вниз, и всё.

Эва выслушала историю с большим сомнением. Ну какие призраки, в самом деле, да ещё в Институте-то? Люси невозможная трусиха, может себе напридумывать что угодно. А с другой стороны, вон какая она серьёзная...

— А почему ты раньше никому не говорила?

Люси исподлобья посмотрела на Эву. Рыжие ресницы мокрые от слёз, лицо сердитое.

— Всё равно бы никто не поверил. Все считают, что я трусиха.

Ребята смущённо зашевелились, но вслух никто ничего не сказал.

— Ну и ещё... я на нём тренировалась.

— Что?.. На привидении?

— Ну да. Чтобы быть смелой. Каждую ночь его ждала и шла на него смотреть, хотя очень страшно было. Я однажды спустилась до самого первого этажа, но там холодно босиком...

— Ох, Лу, — вздохнула Эми, а Мэтт поправил очки.

— Ну ладно. Посмотрим, что это за привидение выискалось...


*  *  *
Начиная с понедельника, каждую ночь после отбоя Эва, Эми, Джесси и Мэтт пробирались в комнату Люси, приоткрывали дверь и караулили по очереди. По-настоящему в призрака никто из них не верил, но эта ночная охота смахивала на игру, да ещё и с элементом риска — ведь Эми, шатаясь по коридорам, фактически нарушала свой арест.

Однако в четверг всё пошло иначе. На часах была четверть первого, и Эми громко зевала, скучая, а Джесси так и вовсе посапывала во сне, положив голову на кровать Люси. Сама Люси сидела, обхватив колени, и смотрела на часы, напряжённая, как тетива. И тут Мэтт шевельнулся у двери и зашептал:

— Сюда, скорее! Вон оно!

Миг сумбура, когда все они ринулись к двери; Эва успела высунуть голову как раз вовремя, чтобы заметить, как белый силуэт скрывается за углом в дальнем конце коридора.

— Ты видела? А ты, Мэтт? Я же вам говорила! Теперь вы мне верите?

— Кажется, — сдавленно сказал Мэтт. — Зря мы фонарики не взяли.

— Я-то взяла, — ухмыльнулась Эми, и в свете фонарика её лицо вспыхнуло азартом. — Чего мы ждём? Скорее за ним!

Люси схватила торчащую из-за шкафа лыжную палку, и они двинулись по коридору, стараясь не шуметь — все в носках и пижамах. Эва на цыпочках выбежала на площадку лестницы, выглянула между перил и зажала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть — вот она, сворачивает на первый этаж, высокая фигура в белом.

— Пошли, — выдохнула Эми и прикрыла рукой фонарик, подсвечивая ступеньки. Мэтт взял Люси за руку, во второй она стиснула лыжную палку; Джесси, которая спускалась последней, спотыкалась в темноте.

Безмолвная призрачная фигура маячила в коридоре учебного корпуса, в стороне столовой, потом пропала. Ребята прибавили шагу, Эми опять засветила фонарик. Они старались не дышать, сердце у Эвы бухало, как колокол. Сейчас, ночью, столовая казалась огромной и зловещей.

Они обошли столовую на два раза, и наконец Эми повернулась к Люси и назидательно сказала:

— Вот видишь, нет здесь никаких привидений.

— Но ты же сама его видела, Эми...

— Это был обман зрения. А никаких привидений не бывает... Да что?

У Джесси вырвалось жалобное поскуливание. Они все, похолодев от ужаса, смотрели на высокую фигуру в саване, появившуюся у Эми за спиной.

Тут она догадалась обернуться, а в следующую секунду издала оглушительный визг. Заорали и остальные, так, что в ушах зазвенело, но тут зажёгся свет, и голос профессора О’Фэймура произнёс с чувством:

— Да полно вам, неужели я в самом деле такой страшный?

Профессор стоял на пороге кухни, облачённый в длинный ночной халат, блестящие чёрные волосы в беспорядке, а лицо усталое, но в глазах бесенята и совершенно ясно, что он веселится от души.

— Прошу тебя, Люси, опусти эту палку, если ты не хочешь, чтобы кто-нибудь поранился. Видят боги, я не хотел бы так нелепо закончить свою жизнь.

Люси залилась жарким румянцем. Тут из коридора послышались шаги, и в столовую вбежал ментор Кристен, в футболке, пижамных штанах и босиком; следом за ним, одной рукой запахивая халат, а другой поправляя очки, спешила ментор Мейнард.

— Я слышал крики, — сухо сказал ментор Кристен, обводя взглядом смущённых ребят. — Всё в порядке, Ангус?

— В полном порядке, — рассмеялся профессор О’Фэймур, отсалютовав большой кружкой с чем-то горячим и вкуснопахнущим. — Небольшая вечеринка в пижамах — то что надо, когда у тебя бессонница. Не беспокойся, Джек.

Кристен ещё раз глянул на ребят (Эве почудилась лёгкая усмешка, и она глазам своим не поверила), коротко кивнул и вышел в коридор, пожелав доброй ночи.

— Как вы относитесь к горячему шоколаду, Августа? — весело спросил О’Фэймур у ментора Мейнард. — Мы с ребятами как раз собирались выпить по чашечке. Присоединитесь?

— Ещё бы! — отозвалась та. — Иначе я всё равно не засну от любопытства.

Когда они отогрелись шоколадом и побороли смущение, Люси и Эми поведали всю историю с привидением целиком, и они все хихикали и фыркали от хохота — такой невероятной глупостью казалось это теперь, при ярком свете и в хорошей компании. А профессор О’Фэймур пришёл в такое отличное расположение духа, что даже не сделал им выговора за вопиющее нарушение режима.


*  *  *
История об охоте на призраков разошлась по Институту быстрее лесного пожара. Над Эми подтрунивали целую неделю — а потом она придумала себе новое приключение.

В пятницу Эми перехватила Эву, когда она шла с истории на обед. Слегка толкнула её в дверях, и Эва почувствовала в кулаке какую-то скомканную бумажку. Она раскрыла было рот, но Эми сделала большие грозные глаза и уселась между Дином и Стэфеном. Эва, недоумевающая и заинтригованная, заняла своё место и, спрятав руки под столом, расправила бумажку. Это был обрывок тетрадного листа, а на нём — крупно, неровно, фиолетовыми чернилами:

7 часов. Прачечная

Строчкой ниже:

НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ТЕБЯ ВИДЕТЬ!!!

И в самом низу неразборчивая приписка карандашом:

После прочтения УНИЧТОЖИТЬ!!!!!!!

Эва сунула записку в карман и покосилась на Эми, которая громко требовала ещё лазаньи. Что бы это ни было, ей не очень-то хотелось в этом участвовать. Ну её, эту авантюристку, и все её дурацкие планы туда же!

Однако к ужину любопытство стало мучить Эву по-настоящему, и без пяти семь, ругая свою глупость, она с незаинтересованным видом отправилась к прачечной, а там юркнула внутрь.

— О, и ты тоже в заговоре, — проворчал из темноты недовольный голос, и Эва вздрогнула. — Ну не идиоты ли мы?

Это оказался Финли, сидящий на стиральной машинке. Не успела Эва ничего ответить, как дверь открылась и вошёл ухмыляющийся Дин, а сразу за ним — Эми. Вид жутко таинственный, и видно, что её так и распирает от сногсшибательного плана.

— Зеркальная библиотека! — объявила она шёпотом. — Никто до нас этого не делал!

— БИБЛИОТЕКА?! — не поверил Финли, и все зашикали на него. — Нет, ты собралась нас в библиотеку тащить?!

— Она же не обычная, а зеркальная, балда! И, кстати говоря, я никого никуда не тащу. Ой, ну бросьте, неужели вам неинтересно?

Эва насупилась, а Финли упрямо повторил:

— Библиотека! Что там может быть интересного?

— Да что угодно! На то она и секретная, что о ней студентам не рассказывают. На экскурсии нас возят, а тут столько всякого, чего мы не видели! В общем, план такой. Идём туда после отбоя, как потушат свет. Эва, ты нам нужна, потому что бывала внизу. Финли, возьми дешифратор, там могут быть электронные замки. Дин!.. Ну, ты будешь грубой рабочей силой, а я, как всегда, — мозговой центр операции.

— Эй!

Эва и сама не понимала, какого чёрта ввязалась в это сомнительное предприятие, однако глухой ночью они встретились у лестницы, прокрались к первому замку, вскрыли его и оказались в подземной части Института. У Эвы пересохло во рту, и она ждала, что вот-вот из-за поворота выглянет Тивис-Йорин и спросит, что они тут делают.

— Тогда скажешь, что у тебя живот схватило, и ты в лазарет идёшь, — беспечно сказала на это Эми, подталкивая её в спину. — А нас взяла... потому что темноты боишься.

— Ага, а вас по комнатам собирать не боюсь? — со злостью прошипела Эва.

— Чего ты зря страдаешь, будем действовать по обстоятельствам.

— Не туда, там лаборатории...

Освещение работало в ночном режиме, двери стояли запертые, некоторые снабжены указателями, в некоторых застеклённые окошки. И так тихо, что двигаться не хочется, тихонько гудит Генератор — и всё.

А дверь в библиотеку была даже и не заперта. Ребята возбуждённо переглянулись, и Эми потянула на себя тяжёлую створку. Осторожно ступили в темноту; загорелись над головами тусклые, пыльные лампы, и свет заискрился, отражаясь и рассеиваясь, наполняя воздух медовым колыханием. Скользкий пол под ногами, чернильно-чёрный, над головой — такой же купол, а вокруг — зеркала.

Сперва Эва была уверена, что они стоят в большом овальном помещении с зеркальными стенами, но она сделала три неосторожных шага в сторону — и ударилась о стекло.

— Чёрт, — выдохнула Эми. — Да их тут полно!

Они тут на каждом шагу, подумала Эва, протянув руку к холодной поверхности. Только их так просто не разглядишь.

— Слушайте, по-моему, нам лучше держаться рядом, — нервно заметил Дин. — Эти штуки здорово дурят.

И это была правда — Эми только что исчезла, будто в портал шагнула, скрывшись за хитрым зеркальным поворотом.

— Эми! Вернись и... пожалуйста, не делай так.

В груди у Эвы стянулся тугой комок. Она заглядывала в зеркала, но ничего странного в них не было. Вообще ничего странного, если не считать того, что не понимаешь, что видишь, а чего не видишь.

— Эй, а помнит кто-нибудь, где тут дверь?

Повисло удручённое молчание.

— По-моему, мы влипли, — заметил Финли.

Они побродили ещё немного, сворачивая за невидимые углы и спотыкаясь о собственные отражения.

— Слушайте... хватит, мы так только сильнее запутаемся. Я и так уже права от лева не отличаю... и где вы настоящие, а где отражаетесь...

— О, смотрите, там звёзды наверху!

Они задрали головы, наблюдая за вспыхивающими и ползущими под куполом огоньками.

— У меня от них голова кружится, — прохрипел Финли.

— Точно. А меня тошнит.

— Это всё твой дурацкий план, Эми!

— План как план, и я тебя сюда не тащила!

— Ну конечно, что бы ни случилось, ты всегда права!

— А ты вечно ноешь!

— Да? Давай, покажи мне пример, «мозговой центр»! Вытащи нас отсюда!

— Слушайте, — сказала Эва, и все они замолкли. — Слушайте... успокойтесь. Я знаю, как выйти. Закройте глаза.

Сама она стояла зажмурившись уже с минуту, чувствуя, как отступают тошнота и паническая дрожь. Сейчас, в темноте, когда куча отражений не сбивала её с толку, она почувствовала себя гораздо увереннее.

— Эта штука мешает ориентироваться. Закройте глаза и держитесь друг за друга. Я смогу найти дорогу назад.

— Как??

— Не знаю, но у меня всегда получается. Я всегда помню, где прошла.

Больше никто не спорил, только Финли сердито сопел. Эми нащупала плечо Эвы.

— Готовы? Пойдёмте...

Это оказалось даже забавно, как в глупом сне. Ноги Эвы сворачивали сами по себе, она выставляла перед собой руки, пальцы то скользили по стеклу, то проваливались в пустоту. Искушение открыть глаза было велико, но Эва знала, что это только помешает. Ей не приходилось думать, не приходилось прикладывать усилий. Это было всё равно что поднести ложку ко рту —  движение, которое тело делает само по себе.

Казалось, целая вечность прошла, прежде чем зеркало подалось; Эва рискнула приоткрыть глаза и чуть не заплакала от облегчения, увидев успокоительно пустой коридор.

— Мы выбрались! Всё!

Они не говорили ни слова, захлопнули дверь и поспешили подняться на первый этаж, такой уютный и безопасный. Эву всё ещё подташнивало; остальным, судя по всему, было не лучше. Эми спотыкалась, хватаясь за Дина, а у Финли так дрожали ноги, что шёл он по стеночке.

Они доковыляли до поворота на лестницу, а там попадали на ступеньки и ещё долго приходили в себя.

— Что бы тебе ещё ни приспичило, — прохрипел Финли, — я в этом не участвую, и не проси даже.

— Да брось, — слабо возмутилась Эми. — Это же было настоящее приключение...

И только услышав, как они препираются, Эва наконец почувствовала, что всё в порядке.


*  *  *
Конечно, слухи о неудавшейся экспедиции распространились на следующий же день. Эва с тошнотворным ужасом ждала наказания, но его не последовало. Преподаватели сохраняли невозмутимость и на произошедшее не намекали ни словом.



Правило 9. Не позволяй собой манипулировать


Эва дала себе слово в дурацких затеях Эми больше не участвовать и честно держалась.

Жизнь шла своим чередом: четырнадцатого февраля профессор О’Фэймур водил их в Центральный гуманитарный университет (Эве больше всего понравился хаос в мастерских студентов-скульпторов и спектакль театрального отделения, который они репетировали в спортзале, приспособив коня под трон), шестнадцатого был Вечер Историй (и все не расходились спать до самого утра), потом — гонки в канализациях, где Эва поднялась до четырнадцатого места, а в начале марта — фехтовальный турнир в Городке (Алан занял первое место в дуэльной классике, а Крис — в парном оружии).

Двадцать восьмого марта, надев резиновые сапоги и штормовки по случаю ужасной слякоти и гнусного ветра с дождём, они отправились с инструктором Сиатом в опустевший камнайский холд — в дом одного из кланов, заброшенный во время войны. Они бродили по замусоренным залам для стрельбы, тренировок, через столовую и жилые комнаты, а Сиат, воодушевлённый и громогласный, рассказывал им, как устроен камнайский клан, как они воспитывают детей, как учат их драться; как их обманом вынудили вступить в войну и как им потом пришлось идти против своих.

В общем, не очень-то это было весело. Может, из-за этого Эва согласилась, когда Эми, напустив на себя важный вид, пообещала отвести их с Мэл на Мост Самоубийц. Мост Самоубийц не выходил у Эвы из головы с самого Вечера Историй — Дин про него рассказывал. У Ярви и профессора Астена ей спрашивать не хотелось, а вот увидеть своими глазами — ещё бы!

Они выдвинулись в среду после ужина. Пошли пешком — Эми сказала, на глайдерах на Мост не попасть, так он устроен — портал не пропустит, и всё.

Хотя Мост оставил у всех троих очень гнетущее впечатление, ничего необычного и страшного они там не увидели. Он был узкий, серый, конца не видно — его и нет, сказала Эми. Железные перила без завитушек — краска облупилась, а если глянуть через них — внизу глянцевитая река. Тоже без берегов, вода тёмная и отдаёт холодом. Небо какое-то мутное, сплошь в тучах, и солнце едва угадывается где-то над головой.

— А светло тут никогда не бывает, — сказала Эми. Она бодрилась, но и ей здесь было неуютно. — Говорят, тут свихнуться — запросто. Если долго тут пробудешь, даже если не хотел, начнёшь думать, как бы того... со всем разом покончить.

Эва поёжилась. Как это можно — ни с того ни с сего захотеть умереть?

Они так погрузились в созерцание медленно текущей воды и медленно движущихся облаков, что и не заметили, как появилась Кэт.

— Вы что, совсем без мозгов?! — начала она ещё за десять шагов, и они подскочили. — Совсем охренеть надо — потащиться сюда в такое время!

Эва пристыженно съёжилась. Кэт была очень сердита, волосы развеваются, брови сдвинуты, от обычной её благожелательной сдержанности — ни следа.

— Как у вас наглости хватает! Профессор вечно перед Эллиэртом заступается за нас, а вы на него плевать хотели, шатаетесь по Мосту!

— Да ладно, не бесись, — попыталась успокоить её опешившая Эми. — Мы же ничего та...

— Заткнись, — вполголоса отозвалась Кэт. — Ты-то уж должна знать, что это место не для прогулок. И какого чёрта ты вечно других за собой тащишь? Ты хоть раз подумала, что будет, если с ними случится что-нибудь?

— Да что может случиться! Это же просто...

— То-то и оно — ты просто ни о ком не думаешь, кроме себя любимой. С дуэлями этими идиотскими, с глайдером Вэса, с чёртовой библиотекой... мало нам проблем в Городке, да, Эми добавит! А то жить же скучно! Мозгами-то пошевели хоть раз! Да если Обитель пронюхает, нам конец всем!

— Да надо же, я тут главный злодей, — процедила Эми, которую эти слова задели не на шутку. — А вы с Аланом белые и пушистые, прямо взрослых слушаетесь и страшно заботитесь об окружающих. Думаешь, я не знаю, что там у Пятой Двери творилось? Инквизитор бы вас перестрелял, или того лучше — схватил бы и выведал про Институт. Но нет, вас Профессор отмазал, ещё бы — звёздные студентики же, а у тебя ещё и куратор Эллиэрт, а не кто-нибудь... а другим шагу нельзя ступить, чтобы под замок не засадили...

Кэт нахмурилась, но, кажется, негодование Эми её немного отрезвило.

— Ладно, — вздохнула она, убирая за ухо непослушную прядку и обводя взглядом слившийся в сплошную черноту горизонт. — Что-то я паршивое место для проповеди выбрала, да? Пойдёмте отсюда, пока нас не хватились.

На этот счёт спорить с ней никто не стал — лично Эва была сыта Мостом по горло.

До самого Института они шли молча, но и так ясно было, что больше никто не злится. В конце концов, и Эми, и Кэт обе были правы — и обе неправы, что тут скажешь.

— Эллиэрту мне придётся рассказать, — печально сказала Кэт, когда они проходили мимо родного озера, и шпили башенок уже маячили между кронами. — И он не обрадуется, это точно.

— Да понимаю, он так и так узнал бы, — отмахнулась Эми. — Наверно, правда дурацкая была идея...

В общем, как и ожидалось, этот вечер Эва проводила, вытянувшись на своей кровати, в самом подавленном состоянии духа. Было уже девять часов, когда к ней зашёл Ярви. Буркнул:

— Сдвинься, — и уселся на кровати лицом к ней, мрачный донельзя. — Ну? Надолго на этот раз?

— До конца недели, — пробормотала Эва и тоже села, пытаясь пригладить взлохмаченные волосы.

— И чего ради?

— А слухи разве не разошлись? Эми нас отвела на Мост Самоубийц.

— Совсем без мозгов, да?

— А что такого? Вы же все никогда ничего не объясняете! Думаешь, легко, вы знаете про всё на свете, а я в глаза ничего не видела!

— Могла бы у профессора Астена спросить, или у Вэслека, или у меня — сама же знаешь, — в сердцах сказал Ярви. — Какого чёрта ты вечно во все авантюры Эми ввязываешься? Ты же совсем не такая, как она!

— Это какая же? — насупилась Эва.

— Безответственная!

— Эми не безответственная!

— Она просто любит сверхпланы разрабатывать, а о препятствиях и последствиях думает в последнюю очередь — когда поздно уже.

— Она бы никогда нас не потащила с собой, если бы правда опасно...

Ярви рассмеялся.

— Шутишь? Да она же от риска без ума. Для неё «опасно» и «интересно» — одно и то же.

Эва хотела было возразить, но только понурилась.

— Эх, сама знаю. Знаю, что Эми несусветную чушь творит... но с ней всегда так легко. И весело! Я не хочу профессору проблем добавлять, честно, они опять с Эллиэртом полдня ругались из-за нас...

— Да уж.

— ...но не могут же они нас тут запреть наглухо, Ярви!

Он покачал головой.

— Скажи спасибо, что в оба Городка отпускают и на экскурсии каждый месяц. Раньше так круто не было. Что вам стоит по другим местам гулять, не по Мосту? Это хорошо ещё, Кэт вас нашла.

— Это Алан узнал, где мы? Через Кольцо?

— Да нет, он бы тогда сам за вами пришёл. Я так понял, Кэт на вас случайно наткнулась...

Эва подняла брови.

— Случайно? А ей, значит, можно по Мосту гулять?

Ярви озадаченно посмотрел на неё и почесал в затылке.

— Да вообще-то нет. Странно, я что-то не задумался об этом. Какого чёрта она сама там забыла?


*  *  *
Двадцать девятого апреля отмечался большой праздник — День Освобождения, годовщина Восстания Восьмерых. Федерация обходилась без гирлянд и парадов — только полиции было в два раза больше и патрули прочёсывали окраины, а люди на улицах делали скучные лица и притворялись, что не знают, какой сегодня день. Праздновать Освобождение было запрещено законом.

— Но его всё равно празднуют? — недоверчиво спросила Эва у Вэслека, пока сидела у него в комнате и кормила Свисть крысиными крекерами.

— Празднуют, конечно, — проворчал Вэслек, зашнуровывая ботинки. — А что, по-твоему — они столько лет ради этого шкуру под пули подставляли, а Хранитель первым делом объявил их всех предателями... Ну всё, готова? Пошли тогда.

Освобождение праздновали втайне, собираясь в условных местах. У обломков старых башен в городе-гиганте Гедеоне, например, и в камнайском холде, куда водил их Сиат, и у Дома-с-надписями в Лесном Поясе. Дома-с-надписями Эва побаивалась, но теперь, когда сошёл снег, кругом зеленела трава, а деревья были покрыты ажурной листвой, Дом, освещённый апрельским солнцем, выглядел очень мирно. Перекликались невидимые птицы, осы деловито жужжали, а на полянке перед Домом дымила переносная печурка, распространяя аромат дров и гречневой каши. Вокруг, приспособив поваленное дерево под скамью или просто на траве, расположились не знакомые Эве люди. По большей части — немолодые, а так — самые обычные. Они передавали друг другу миски с кашей, резали хлеб и разливали по одноразовым стаканчикам кофе из термоса.

Эва сразу сбавила шаг, но Вэслек ухмыльнулся.

— Не паникуй, все свои.

Люди, заметив их, молча кивали, улыбались, в приветствии поднимали кулак. Один из них, человек с седыми висками, одетый в сильно потёртую священническую рясу, тут же отставил в траву миску и поднялся им навстречу.

— Вэслек, мальчик мой, рад тебя видеть!

— И я рад, святой отец, — отозвался Вэслек, от души обнимая старика. — Я думал, ты сегодня будешь в городе.

— Я думал, ты будешь там же. Ещё полудня нет — пожалуй, мы успеем. Садитесь, друзья мои. Угощение у нас скромное, зато компания тёплая.

Он ободряюще улыбнулся Эве, и она ответила робкой улыбкой. Каша была вкусная, а чай страшно крепкий. Вэслек со священником смеялись над чем-то своим, а Эва сидела тихонько и наблюдала, пытаясь угадать, что общего у всех этих людей с повстанцами. Все они были такие мирные, одни задумчивые и молчаливые, другие весёлые, некоторые болтали вовсю обо всяких мелочах: урожай, поездки, работа, собаки, дети, цены на жильё.

Жуткий чай она выпила залпом, поблагодарила и пошла размять ноги. Интересно, каково там, внутри? Так же угрюмо, как зимой?

— Эй, малышка, — окликнул её незнакомец с сигаретой. — Поосторожнее там. Осы, злющие твари.

Она кивнула и осторожно переступила порог. Осам, кажется, было наплевать. Доски поскрипывали под ногами. Свет из окон ложился на пол горячими квадратами, и сильно пахло старым деревом и землёй. Надписей, кажется, не прибавилось, но разглядывать их было так же тоскливо, как и в прошлый раз. Эва встала перед той стеной, на которой была надпись на Всеобщем.

364, Бесвин
Прости, Джаниса

Брат? Сын? Муж? Отец? Друг? Прямо посреди имени «Бесвин» сидел паук с длинными тонкими лапками.

Кто была эта Джаниса? Пришла ли она сюда, чтобы прочитать это послание, или так ничего и не узнала?

Эва осторожно притронулась к пауку, и он тут же пустился наутёк, мелькая по вырезанным в стене буквам, будто это одна из них ожила. Какой это всё кошмар. Каково было бы прийти сюда, ни о чём не подозревая, и прочитать на этой стене: «371, Вэслек».

Эва с яростью потёрла лицо. Ф-фу, и придёт же в голову такая дрянь!..

— Только не говори, что тебе тут нравится больше, чем снаружи.

Эва оглянулась на Вэслека. Вид у него был ворчливый, руки глубоко засунуты в карманы, и мрачные стены он обводил весьма неласковым взглядом.

— Ненавижу всякие эти ностальгические места. Ещё б о чём хорошем помнить, а тут... По мне, так снести б это всё, и пусть его лес растёт...

— Но тогда мы бы никогда об этом не узнали.

— Не много потеряли бы.

— Должны же мы знать о войне.

— На Вейсманна любуйся. Ходячий памятник. Чего тут ещё знать...

Вэслек вздохнул и сел у стены, на нагретый солнцем пол. Эва села рядом, посмотрев на осиное гнездо, но никакой чрезмерной активности там не заметила.

— Они такие... радостные, — недоумённо сказала она, наблюдая в дверной проём за людьми на полянке. — Совсем... обычные.

— Обычные, да? — ухмыльнулся во весь рот Вэслек. — Вот уж не думал, что тебя так легко обдурить. Обычные! Ну, я тебе расскажу, какие они обычные. Думаешь, Айден — так, провинциальный священник? Он одним из самых метких стрелков в Гедеоне был. Вот уж кто руки замарать не боялся. Он теперь большая шишка, между прочим — собственный клан основал. Из тех ребятишек, которые без родни остались. Он их в войну по развалинам собирал и крестил. Так и ходил тогда — молитвенник в одной руке, револьвер в другой. У них даже излучателей не было... А видишь тех двоих, которые сегодня полевой кухней заведуют? Это же Аантиллы, жутко знаменитые — захватили телестанцию и в прямом эфире рассказали, что на самом деле каратели творят. А нынче они под прикрытием — бар держат в трущобах и помогают дезертирам прятаться. А вон Гарм сидит, длинный такой, с сигаретой. Он один из лучших разведчиков в Пятом Поясе. Повстанцам докладывал о всех передвижениях карателей, а они его ни разу не заподозрили... А рядом с ним — Брая. Которая смеётся, видишь?

Вэслек кивнул в сторону высокой белозубой женщины с повязкой на одном глазу.

— Никто лучше неё не снимал карательские патрули. Когда она в плен попала, её всей Стаей ходили освобождать. Видишь, какой ей оставили сувенир? А на бионический глаз она так и не согласилась... Вон там двое, Фиор и Фиолу — ретты, но они из клана ушли к повстанцам. Говорят, когда впадают в бою в кровавую ярость, боли не чувствуют...

— Вроде берсерков? Как Финли?

Вэслек глянул на неё.

— А ты про это откуда знаешь?

— Видела, — со вздохом призналась Эва. — Когда он в Городке подрался с Руди. Мы его еле успокоили... Только он просил не рассказывать никому, а я проболталась...

— Да какая тайна-то? Все же знают, — фыркнул Вэслек.

Эва промолчала, глядя на этих странных людей. Они грелись на солнышке, будто грибники на привале, такие безобидные и... заурядные. А ведь если Вэслек правду говорит (а это, конечно, правда), то тут каждый второй — опасный государственный преступник, не военный, так политический.

Ох, что было бы, пронюхай полиция об этом пикничке, подумала Эва и даже плечами передёрнула, прогоняя волну мурашек.

Вэслек собирался ещё к Гедеону, но Эву с собой не взял, а забросил в Институт. Да она и сама считала, что с неё на сегодня хватит.

Большая часть преподавателей, прихватив с собой студентов, побывала в условленных местах, и вернулись все только к вечеру. Всеми владело задумчивое настроение, и они почти не говорили, только сидели до поздней ночи у костра, глядя на искры и мерцающих вокруг светляков. Напевали — очень тихо, сперва чей-то один голос, потом другие подхватили — печальную и нестройную песню, похожую на похоронный марш. Эва не сразу поняла, откуда знает слова, но потом вспомнила: из книжки про Тьму Дней.

— ...лежит в развалинах Запад,
Восток заревом занят,
в круге костров Север,
Юг окольцован цепью.
Стеною встаёт пламя —
дым до небес поднялся.
Рдяны ручьи от крови —
кто нашу удержит ярость?
Лиц во тьме не увидеть,
имён не носим — на что нам?
Что, братья, вас носит нынче
вдали от родного дома?
Где дом стоял — стало нынче
пожарище-пепелище,
скрылись в траве могилы,
позаросли тропинки,
позаросли-позабылись —
что толку тужить об этом?
Вот командир сказал нам:
только уймётся лихо,
рядом дома поставим...

— А теперь забудь всё, что сегодня видела и слышала, — тихонько сказал ей Ярви, когда расходились по комнатам. — До следующего Дня Освобождения никогда не упоминай об этом. Если кто-то услышит, Институту конец придёт.

— Зачем тогда вообще всё это показывать? — с лёгкой обидой спросила она.

— Профессор считает, вы должны знать. Эллиэрт бы предпочёл, чтобы вы вообще в эти дела не ввязывались, — Ярви ухмыльнулся. — Но вы же тогда сами полезете. Эми впереди, а ты следом, уж это как водится.


*  *  *
Однако после зеркальной библиотеки пыл к приключениям у Эми слегка поугас. А может, просто каникулы кончились и скучать стало некогда? Хотя Эва ускользнула от всех шумных затей, ушла к озеру и просто валялась в траве, наслаждаясь солнцем и наплывающим волнами запахом цветов, и пляшущими на воде бликами, и бездельем.

Здесь-то её и застала Мириам.

— Я не помешаю, Эва? Мне нужно тебя спросить кое о чём.

Эва разом насторожилась. Слишком часто она слышала подобное от Эми — и за этим обязательно следовал какой-нибудь дурацкий план. Мириам, конечно, другое дело, и всё же...

— Что случилось? — спросила Эва, садясь в траве.

Мириам села рядом и обхватила колени.

— Ничего, клянусь. Но... мне очень нужно кое о чём узнать. Обещай, что не станешь задавать вопросов, хорошо?

— Вот уж нет, — тут же отрезала Эва, и Мириам рассмеялась.

Потом замолкла, и улыбка сошла с её лица, как краска под растворителем, и стало заметно, что её гложет какая-то трудная мысль.

— Расскажи мне всё, что вспомнишь о зеркальной библиотеке.

Дурное предчувствие у Эвы превратилось в уверенность.

— Зачем тебе?

— Мне очень нужно. Не бойся, я туда не пойду. Но мне очень нужно о ней узнать. Расскажи мне всё, что произошло, каждую мелочь — хорошо?

— Я тебе не верю, — горько сказала Эва. — Ну, зачем ты туда собралась?

— По твоим же словам выходит, что я туда не смогу войти, — с улыбкой отозвалась Мириам. — Никто не может, только ты — ну и профессора, наверное. Но я зеркальщица, мне нужно знать, как эта библиотека работает.

И хотя Эву не очень убедили эти слова, она уступила и рассказала обо всём, что смогла вспомнить — какой там пол, потолок, сколько зеркал и как трудно там ориентироваться. Мириам выслушала внимательно, очень серьёзная, а потом поблагодарила и ушла. Не успела совесть Эвы приняться за неё всерьёз, как послышался радостный голос Мэл:

— Привет! Настоящая жара сегодня, правда? А о чём вы с Мир болтали?

— Да так, — ответила Эва, капельку помедлив, и совесть тихонько куснула изнутри. — Слушай, прокатиться хочешь?

— Только не как в прошлый раз! Я чуть не слетела...

— Неправда, ничего не стало бы! Ну ладно, ладно, я обещаю помедленнее.

Они зашагали через парк к гаражу, ласковый ветерок на лицах, солнце пляшет на траве; Ларк, насвистывая, возится на клумбе с тюльпанами, пламенно-алыми, бархатисто-сиреневыми, яркими, как ярмарочный тент, и пастельными розово-сливочными — и всякое беспокойство выветрилось без следа.

— А что значит «зеркальщица»?

— Наделённые такие. Могут всякие вещи делать с зеркалами. Ну, не отражаются там, если не хотят, и могут в одно зеркало смотреть, а видеть то, что в другом отражается, как в окно, а иногда даже пройти туда могут. Только это очень опасно...

Эва присвистнула, а про себя подумала, окончательно успокаиваясь: ну ясно, что Мир интересуется библиотекой, если она зеркальщица! Это же всё равно что целый гараж ничейных глайдеров...


*  *  *
Однако её безмятежная радость на следующий же день разлетелась в куски. То есть, сперва-то всё было замечательно: профессор Астен водил их по окрестностям, и они резвились, как щенята. А вечером Мириам застала Эву одну, пока она ставила обратно на библиотечную полку большой определитель растений.

— Нам нужно поговорить.

Эва бросила по сторонам тоскливый взгляд: ни души, и никак не отвертеться.

— Э-э... слушай, Мир, извини, конечно, но я... спешу...

— Это не займёт много времени.

— Давай... в другой раз поговорим? Меня там Мэл ждёт, мы со...

— Мне очень нужна твоя помощь.

Эва вздохнула, отчаявшись улизнуть.

— Собралась туда, да?

— Мне необходимо в неё войти. Это не ради развлечения, можешь мне поверить. Это очень важно.

Мириам говорила очень сухо, но невооружённым глазом было видно, в каком она напряжении, и круги под глазами такие, словно она не спала дней пять.

— Слушай, Мириам, — сказала Эва, отбросив притворство. — Извини, но я тебе помогать не буду. Я и так глупо поступила, когда потащилась туда с Эми. Это нехорошее место, и не знаю, для чего оно нужно — и знать не хочу, не хочу больше ввязываться в это, не хочу больше под арестом сидеть, и вообще, Ярви взял с меня слово...

— Эва, пожалуйста, — перебила её Мириам, и голос у неё был такой, что Эва сразу умолкла. — Я знаю, что свинство — просить о таком, но это дело жизни и смерти. Это не для развлечения, я клянусь чем хочешь, это нужно, чтобы помочь одному человеку. Профессор никогда не позволит мне попытаться, он в меня не верит и беспокоится, я понимаю, но...

Мириам сжала губы, точно проглотила рвущиеся наружу слова. Отвела за ухо длинные волосы, и Эва заметила, что рука у неё дрожит.

— Это единственный способ. И тянуть больше нельзя. Я знаю, что у нас потом будут проблемы, но... Эва, пожалуйста. Я бы ни за что не попросила, если бы могла одна... Ох, я говорю одно и то же.

— Но чем я тебе помогу? — вполголоса взвыла Эва. — Я же не зеркальщица и... никто! Я знать не знаю ничего о зеркальной библиотеке!

— Ты единственная, кто может там двигаться. Мне только нужно, чтобы ты провела меня к центру, и всё. Я скажу Эллиэрту, что это я тебя заставила.

— Будто это поможет... к тому же, это неправда.

— Эва, ты мне поможешь?

— Даже если бы я согласилась, забудь об этом. Они наверняка на дверь замок поставили после того, как мы туда забрались.

— Значит, нам нужен кто-то, кто вскроет замок.

— Финли на это точно не пойдёт. Он очень зол на Эми.

— Финли не единственный умелец.

В общем, так ничего внятного и не ответив и остервенело ругая себя тряпкой и бесхребетной слюнтяйкой, Эва потащилась за Мириам на поиски Мэтта. Честно говоря, она была уверена, что он благоразумно откажется, да ещё и Мириам вразумит.

Не тут-то было. Когда они втроём отделились от остальных и уселись у всех на виду под любимым деревом Бельта, старательно изображая беззаботность, Мэтт выслушал их чрезвычайно внимательно.

— Пожалуй, нам удалось бы пробраться внутрь, — сказал он медленно, глядя, как Эми и Дин играют с фрисби, а Лаки носится, свесив язык, и пытается ухватить тарелку в полёте. — Но профессора наверняка это предусмотрели, вы же понимаете, да? Нас сразу отследят.

— Это всё равно, — мотнула головой Мириам. — Мне совсем немного времени нужно, а там пусть...

Как по мне, подумала Эва безнадёжно, дурацкий же план. Но Мэтт, хоть и без охоты, неожиданно согласился.

— Тогда предлагаю сделать это пятого. Все будут на соревнованиях, возможно, чуть больше времени у нас...


*   *   *
Пятого в Городке проводились соревнования по скейтбордингу, и все ехали болеть за Эми, Дина и Финли. Мириам, Мэтту и Эве, чтобы не вызывать подозрений, пришлось сесть на электричку вместе со всеми. Им повезло: вагон был набит людьми из окрестных лицеев и городков, радостно гомонящими в предвкушении отличного зрелища, на станции сходили, толкаясь и шумя, и в такой суматохе было совсем не сложно отделиться и спрятаться за углом вокзала.

— Похоже, не хватились, — с облегчением подытожил Мэтт, наблюдая из укрытия за удаляющейся толпой.

— Отлично. В обратную сторону поезд через две минуты, — от табло ответила Мириам. — Пока всё по плану.

Как бы не так! Они совсем утратили бдительность, а потому у Эвы чуть сердце не остановилось, когда, поднявшись в вагон, они увидели Вэслека. Он смотрел на них исподлобья и криво усмехался.

У Эвы в груди слабо трепыхнулась паника: бежать!.. нет, лучше — соврать что-нибудь спасительное!.. Но вагонные двери закрылись с шипением и лязгом, электричка тяжко вздохнула, качнулась вперёд, и станция поползла прочь.

Эва сглотнула, готовясь получать нагоняй. Мэтт поправил очки.

— Всё, в шпионов наигрались? — сказал Вэслек, обводя их насмешливым взглядом. — Выкладывайте, живо.

— С чего ты взял, что есть что рассказывать? — уныло спросила Эва, и Вэслек свирепо уставился на неё.

— Да у тебя ж на лице всё написано. Всю неделю как нашкодивший щенок ходишь, тут любой неладное заподозрит. Не такой уж я болван. Так что выкладывай, пока я вежливо прошу.

— Это дело жизни и смерти, Вэслек, — сказала Мириам. — Это я Эву с Мэттом уговорила. Ты же знаешь, я не Эми, чтобы из-за ерунды рисковать.

Глаза у Вэслека недобро вспыхнули.

— Да ну?

— Я всё тебе расскажу, если ты пообещаешь, что больше никто не узнает.

— Чёрта с два, — с удовольствием отозвался Вэслек, но Мириам не дрогнула.

— Это нужно, чтобы спасти одного человека. Я смогу это сделать, я знаю, но мне нужно попасть в зеркальную библиотеку, а без Эвы это бесполезно.

— Ты хоть знаешь, как она работает? — хмыкнул Вэслек почти с жалостью.

— В общих чертах. Со слов Астена и из того, что читала. Что зеркала фокусируют не только и не столько свет, сколько энергию. Ты там бывал? Видел, как она работает?

Вэслек шевельнул плечом и ответил с большой неохотой:

— Видел один раз.

— Это Астен делал, да? Он ведь зеркальщик.

— Он и Эллиэрт. С чего ты вообще взяла, что у тебя выйдет?

— У меня уже почти получилось. Если бы... — голос Мириам пресёкся, и она сунула правую руку в карман. — Это ведь даже не опасно, если хорошая концентрация и воля...

— ...и если энергии хватит.

— Мне её хватит. А если и не получится, никому вреда не будет. Ты же сам знаешь, Вэслек.

Вэслека явно одолевала целая буря сомнений. Он хмуро посмотрел на Мэтта, на Эву, потом опять на Мириам.

— Внутрь пробраться мало. Надо зеркала правильно настроить, иначе с ней нельзя работать. Снизу этого не сделаешь. Там есть лестница наверх, к фокусирующей установке, но там же шагу не ступишь, пока выставлен лабиринт. Её поэтому и не закрывали даже — кому бы кроме Эми в голову пришло...

Он вздохнул всей грудью и проворчал, запуская пальцы в волосы:

— И какого чёрта ввязываюсь в это дерьмо, сам не знаю.

После этих слов у Эвы отлегло от сердца, и предстоящее уже не казалось ей таким ужасным проступком.

Дальше всё шло как надо. Им вчетвером удалось незамеченными пробраться на подземный этаж, в коридорах их никто не поджидал, и замок на двери зеркальной библиотеки поддался Мэтту со сравнительной лёгкостью. Когда дешифратор торжествующе подмигнул зелёным, а дверь подалась, открывая сумрачное нутро библиотеки, Мэтт выпрямился и сказал:

— Ну вот, если до сих пор нас и не заметили, теперь-то уж всё. Так что времени у нас мало.

— Останься здесь, — тотчас сказал Вэслек. — Если прибегут, скажешь, чтобы внутрь не совались. Да они и сами смекнут... Давай, малявка, вперёд.

Эва зажмурилась покрепче, взяла Вэслека за руку — Мириам шла последней — и шагнула в чёртов лабиринт. Сейчас, когда она знала, чего ждать, было не так скверно, и она лучше ощущала исходящее от зеркал притягивание и отталкивание, будто лавировала между воздушных потоков. Особенно сильными они были в центре, а у противоположной стены совсем затухали. Эва рискнула подглядеть сквозь ресницы и увидела лесенку, поднимавшуюся вдоль стены куда-то наверх.

— Осторожно, ступеньки...

Мириам коротко вздохнула, но больше никто не сказал ни слова. В спешке поднялись по скользкой лесенке. Здесь, наверху, давление ослабло, и можно стало открыть глаза.

— Фокусирующая установка, — без сомнения определила Эва, окидывая взглядом массивное нагромождение медного цвета дуг, рычагов, шестерёнок и разнообразнейших линз. Сооружение наводило на мысль о примитивном планетарии и нависало над стеклянным лабиринтом внизу, как лезвие гильотины над шеей смертника.

— Так... и что нам теперь делать?

— Сейчас, — отозвалась Мириам, метнувшись к безумной установке. Подкрутила какую-то цилиндрическую штуковину, вытащила из паза призму, а вместо неё вставила зеркальный осколок. Эва мигом его узнала: тот самый, конечно, который она притащила от Пятой Двери и с которым не расставалась.

Мириам взялась за большущий рогатый рычаг, похожий на штурвал, поднатужившись, сдвинула его немного, чтобы свет падал прямо на осколок.

— Ох ты ж чёрт, — выдохнул Вэслек, глядя вниз, и Эва в изумлении свесилась через хрупкий поручень. Пространство внизу менялось на глазах: сотни зеркал, миг назад твёрдых и холодных, растаяли серебристыми лужами, растеклись от центра, оставляя на полу сложный узор из сияющих прожилок, и расползлись по стенам, сделав библиотеку такой, какой она привиделась Эве в самый первый раз — просторной, овальной, сияющей. Мириам с возгласом радости сдвинула ещё один переключатель, установка мелко задрожала, и в зеркальных стенах внутри внезапно, точно в кольцевом панорамном окне, показалось странное тёмное пространство.

Мириам, вне себя от волнения, ринулась к лесенке, но Вэслек успел поймать её за руку.

— Эй! Ты знаешь, что делаешь?

— Да! Поверь мне, — Мириам обратила к Эве лучащиеся не хуже лампочек глаза. — Проследите, пожалуйста, чтобы управляющий рычаг не сдвинулся.

Эва, переполняемая дурными предчувствиями, заняла место у медного штурвала, а Мириам пронеслась по ступенькам, выбежала на середину комнаты, встала там, глубоко дыша, а потом медленно развела руки в стороны и крикнула во весь голос:

— Трой!

Установку тряхнуло, и Эва испуганно вцепилась в рычаг. Волосы зашевелились у неё на голове, и паника поднималась, как вскипающая вода, — она кожей чувствовала, как внезапно усилились потоки внизу, схлёстываясь точно посередине с такой силой, что Мириам должно было сплющить, раздавить, искрошить… Но она стояла не шелохнувшись, руки разведены в стороны, от ног тянется багровая крестообразная тень.

— Трой! — крикнула она ещё раз, и Эве показалось, будто все кости вибрируют, отвечая резонансом на этот вопль.

— ТРОЙ!

От голоса Мириам сотрясалась вся библиотека целиком. Зеркальные стены конвульсивно сжимались и вспучивались, и потоки хлестали с такой яростью, что обдавали жаром лица стоявших на площадке. Будь Эва одна, нечего и надеяться было удержать проклятый рычаг. Она повисла на одной стороне, Вэслек на второй, а установка скрежетала и вырывалась из-под пальцев, как живая. Пульсирующий свет стал таким ярким, что невозможно выдерживать; последнее, что разглядела Эва сквозь слёзы посреди огненного вихря, — это шипящие, как расплавленное железо, зеркала, и Мириам, погрузившая в них руки по локоть и тянущая что было сил.

Сразу вслед за этим всё вспыхнуло, зеркальный осколок лопнул, полыхнули искрами разбивающиеся лампы, зазвенели осыпающиеся зеркала, надсадно заскрежетала установка, Вэслек прижал Эву к полу, прикрывая от осколков, и всё померкло.

Какое-то время они не шевелились, лёжа в полной темноте, и единственным звуком было их сбивающееся дыхание. Потом Вэслек осторожно приподнял голову, прислушиваясь, и глухо сказал:

— Слышишь? Генератор замолк. Ну, будет нам теперь от Эллиэрта...

Зашуршала одежда, потом вспыхнул огонёк зажигалки, и Эва увидела лицо Вэслека.

— Ты как, живая? Тебя не зацепило?

— Нет, — промямлила она, не вполне уверенная — она чувствовала страшную слабость, и в голове у неё крутилась тошнотворная карусель.

— Пошли.

Она уцепилась за Вэслека и заковыляла за ним на подгибающихся ногах. Вэслек чертыхался, спотыкаясь на ступеньках. Где-то в отдалении чудились голоса и топот ног, но вблизи было по-мёртвому тихо.

— Эй, ребята! — раздалось от двери. — Вы там? Что вы натворили? Всю энергию вырубило...

— Ты цел, Мэтт? — крикнул Вэслек в темноту, приостанавливаясь.

— Да! Только не вижу ничего...

— Стой там! Мы сейчас подберём Мириам... Мир! Мир!.. Да чтоб...

— Мы здесь, — ответил ему слабый голос слева. — Осторожнее, здесь повсюду осколки.

Вэслек сжал Эве плечо: голос был незнакомый, и уж точно принадлежал не девушке. Они осторожно двинулись на него. Под ногами захрустело стекло. Подрагивающий огонёк бликовал на осколках, потом выхватил из темноты два тела. Мириам лежала, скорчившись, лицом вниз. Она не шевелилась. А рядом с ней сидел, привалившись к остаткам зеркальной стены, парень, при виде которого Эва чуть не завопила: Алан?! Но с трудом разглядела, что волосы у него гораздо светлее, а лицо измождённое и осунувшееся, будто у раба с рудников. У него, судя по виду, не было сил языком пошевелить, не то что рукой, и он смотрел на них, не моргая — Эва видела, как блестят его глаза.

— Помогите ей.

Эва опустила взгляд на Мириам и теперь вскрикнула по-настоящему.

— Ох, Вэслек! Посмотри! У неё... руки...

Неловко подогнутые, они были обожжены до мяса, облепленные приплавившимися рукавами, блестящие от крови. Вэслек громко выругался, потом отдал зажигалку Эве.

— Свети. Я её вытащу, — и, бережно подняв Мириам с груды осколков, бросил незнакомому парню: — Мы за тобой скоро вернёмся, дохляк. Смотри концы не отдай.

Тот выдавил слабую, безжизненную улыбку и стал совсем как Алан.

Света зажигалки едва хватало, и Эва двигалась медленно, стараясь обходить особенно опасные на вид кучи осколков и то и дело повторяя Вэслеку:

— Осторожнее... осторожнее...

Сразу за дверью она столкнулась с Мэттом; и тут с шипеньем и пощёлкиванием зажглось слабое красноватое освещение.

— Аварийная система заработала, — констатировал Вэслек.

Мэтт, моргая, отвёл глаза от лампочек и вздрогнул всем телом.

— О господи! Мириам!.. Что случилось?! ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ?!

— Тихо, — оборвал его Вэслек. — Нам нужна помощь. Лазарет и Тивис-Йорин. Найди кого-нибудь, кого угодно, понял? Ты, Эва, останься с дохляком, ладно? Мало ли что...

Но тут где-то в коридорах грохнула дверь, послышались торопливые шаги, и вот уже из-за угла появилась Тивис-Йорин собственной персоной, а с ней Реймонд, Вейсманн и (Эва внутренне сжалась) Эллиэрт. Его глаза прошили Эву и Мэтта, будто рентгеновскими лучами; он кивнул преподавателям и заглянул в бывшую зеркальную библиотеку — печальный красный свет делал зеркальные осколки похожими на ад. Истерзанное тело посреди осколков он заметил сразу и отрывисто распорядился:

— Профессор Тивис-Йорин, я боюсь, мне понадобится ваша помощь. Ментор Вейсманн, подготовьте лазарет. Что касается вас троих, — продолжал он, нахмурившись, — будьте добры дождаться меня в приёмной.

Мэтт и Эва обменялись безнадёжными взглядами, но медлить не решились и поплелись по пустым гулким коридорам к директорской башенке. Однако войти не осмелились и стояли, тихо вздыхая, пока не дождались Эллиэрта с Вэслеком.

Эллиэрт был не очень красноречив. Он провёл их в приёмную, молча указал на несколько стульев с мягкими сиденьями, оставленных у стены, сам обошёл стол, но садиться не стал, а сложил руки за спиной.

— Рассказывайте.

Вэслек поднялся без колебаний, Эва и Мэтт вскочили тоже. Говорить им ничего не пришлось — да Эве и не удалось бы, язык у неё будто присох к нёбу. Эллиэрт не прерывал Вэслека (по словам которого можно было подумать, что это он тащил в библиотеку всех троих), но лицо у него было самое зловещее. Так что двухнедельному домашнему аресту никто из них не удивился.


*  *  *
Выходные прошли довольно-таки уныло: на улице такая славная погода, а ты торчи в комнате и смотри, как Люси и Мэл по лужайке скачут, брызгаясь водой из поливального шланга. Конечно, кто-нибудь к ней заглядывал. Нэш выражал сочувствие, а Эми докладывала, что Мириам пришла в себя и что соседнюю с ней комнату отвели Трою — даже табличку повесили. А завалившиеся посплетничать Нэт и Вирдж сообщили, что «ужас сколько всего» про него узнали, но подробности были слишком уж драматическими, и Эва слушала их со скепсисом. По их словам выходило, что Троя похитили в детстве и чуть ли не в рабство продали, и что с повстанцами он в Тюрьму попал, и что тамошние умельцы-зеркальщики прокляли его как-то, заперли в зеркальной тюрьме, а Алан всё равно ни в чём не сознался.

В общем, единственное, в чём Эва убедилась, — это что призрачный Аланов брат объявился во плоти: их поразительное сходство никто не мог игнорировать. Торопясь утром понедельника на физподготовку, Эва остановилась перед комнатой номер четыре и прочитала: «Трой Рейдер».

А перед обедом она и самого Троя увидела — они с Мириам отвели Эву в сторонку. Оба они выглядели куда лучше, чем в зеркальной библиотеке: Трой хоть и со множеством порезов, но весёлый и уже не похож на каторжника, у Мириам руки в толстом слое бинтов, а ещё брови и волосы опалены, и она коротко подстриглась.

— Тебе идёт, — от души сказала Эва, и Мириам тряхнула головой.

— Правда же? Но привыкать я буду долго, — она посмотрела Эве в глаза и улыбнулась. — Мы просто хотели тебя поблагодарить. Если бы не...

Тут она глянула снизу вверх на Троя и твёрдо договорила:

— Спасибо. Правда. Мы у вас в долгу.

— Да ладно, — смутилась Эва, хотя её так и подмывало добавить: только в следующий раз без наказаний как-нибудь, а?

Мириам обняла её забинтованными руками, Трой кивнул, улыбнувшись, и они отправились в класс к Дерку, а Эва — на литературу. Трой вообще мало говорил — может, не оправился ещё, думала Эва, а может, это семейное. Алан тоже не болтун, мягко говоря. И она покосилась в сторону крыльца: там как раз сидели на нагретых солнцем ступеньках старшекурсники. Кэт терпеливо втолковывала что-то Дину (который изо всех сил морщил лоб), а Алан, подперев голову обеими руками, читал раскрытый на коленях учебник.

— Странная штука гены, скажи, — пробормотал у неё над ухом знакомый голос. Эва оглянулась на Вэслека. — Гены, говорю. Эти двое как негатив: одно лицо, только масть разная.

Эва снова посмотрела на Алана. Он был, очевидно, погружён в чтение. Волосы, угольно-чёрные, блестят на солнце, а сам такой бледный, будто в подземелье живёт.

— Он, по-моему, не очень рад, да?

— Ему особо не с чего радоваться.

— Брат же, — возмутилась Эва, но Вэслек только вздохнул и отечески похлопал её по плечу.



Правило 10. Не показывай страха


А девятнадцатого был финал по скейтбордингу. Уж на нём-то Эва обещала быть — в противном случае Эми бы надулась на неё на год, не меньше. Поэтому когда в электричке, посреди гомона и веселья, Бельт отвёл Эву в тамбур, где их поджидали Мэтт и Джесси, оба очень бледные и озабоченные, она чуть не заплакала.

— О нет, только не опять! Слушайте, я уже вижу — опять что-то «очень важное» случилось, и вам без меня никак не обойтись, да?

Они переглянулись, а потом Джесси сказала так тихо, что её было еле слышно за стуком колёс:

— Мириам говорит, что ты хорошо чувствуешь энергопотоки, что ты сенсорик-универс.

— Что я КТО? — опешила Эва.

— Что ты умеешь находить правильную дорогу. Это ведь правда, все знают.

— Я и не говорю, что... но я не стараюсь! Я НЕ ЗНАЮ, как её находить, и никакой я не... Это выходит само собой!

— Мы знаем, Эва, знаем, — поспешила успокоить её Джесси. — Нам это и нужно. Ты нам поможешь?

— Чтобы Эллиэрт опять потом под замок засадил, да?

Мэтт неловко переступил с ноги на ногу.

— Ну... — удручённо протянула Джесси, сцепляя пальцы в замок. — Ну да, в общем, Эллиэрт не обрадуется... Но если мы сделаем всё быстро, то успеем вернуться так, что никто и не заметит. Просто... без тебя правда ничего не выйдет, — закончила она совсем тихо.

Эва оглянулась сквозь стекло на смеющихся в вагоне ребят и подумала, подскажет ли что-нибудь в этот раз Вэслеку его иезуитская интуиция.

— А ЧТО мы собираемся делать?

— Искать Асту, — сипло ответил Бельт.

Эва посмотрела на его угрюмое лицо, точно в вечной готовности к неудачам, и, сознавая, что очень скоро будет проклинать себя за это, согласилась.

Потихоньку отступив на два вагона и укрывшись среди занятых своими делами незнакомцев, они пропустили Городок, пересели на следующей станции на встречный поезд, а от портала до гаража неслись во весь дух, точно их гончие преследовали по пятам.

— Если на глайдерах хоть царапина будет, Вэслек нас всех придушит, — вздохнула Эва, сев за руль и надевая зубастый шлем.

— Не бойся, врезаться там не во что, — подбодрил её Мэтт, седлая Железяку, но он, похоже, сам был не очень уверен. — Оба вернём в целости и сохранности, это я тебе обещаю.

— Мы ведь его не обманываем, — несчастным голосом добавила Джесси. — Он же сам разрешает Мэтту Железяку водить...

— Но уж точно не в то место, куда мы собрались, — сухо сказала Эва. На это ей никто не ответил.

Бельт сел позади Эвы на Вишенку, Джесси — позади Мэтта, и вот они уже понеслись, делая крюк, к порталу у Покосившейся Вышки.

Мэтту и Джесси случалось бывать в Долине Плит, поэтому они указывали дорогу. И путь туда был неблизкий, но по самой безлюдной местности, где никаких неожиданностей не поджидало. Обдал холодом последний портал — и у Эвы на мгновение ёкнуло сердце.

Она очутилась посреди, как казалось, огромной, гладко вымощенной площади. Она была ровная, как столешница, без малейшего намёка на холмик или склон, и лежала во все стороны, безжизненная и одинаковая, сколько хватало глаз — а где-то в неразличимой дали сливалась в бурую полоску, выше которой начиналось небо. Оно было... мерзкое, подумала Эва. Приятного цвета чая с молоком, желтоватое, тягучее, как карамель, совершенно ровное, точно не небо вовсе, а изнанка крышки, которой накрыта коробка. И никакого солнца — лишь из-за этих искусственных облаков рассеянный свет, который даже тени нормальной мешал лечь.

Они заглушили моторы, озираясь по сторонам. Как же здесь ориентироваться, с невольным спазмом паники подумала Эва. Здесь же ВСЁ ОДИНАКОВОЕ.

НИКАКОЕ!

— Э-э... так что мы здесь ищем?

— Асту, — угрюмо повторил Бельт у неё над ухом, а Мэтт пояснил довольно неохотно:

— Это место ещё называется Долина Смерти, потому что тут ничего больше нет, кроме могильных плит.

Эва невольно глянула под ноги и убедилась, что плиты вовсе не такие уж и гладкие — они все разные, но на каждой выбито имя и две даты.

— Зато, говорят, здесь есть по плите для каждого умершего. Для КАЖДОГО, — подчеркнул Мэтт. — Поэтому она бесконечная.

— И... мы собрались здесь искать Асту?

— Если его плиты нет, — сказал Бельт, — значит, он жив. Ну а если...

— Но как здесь вообще можно что-то найти?

— Ты можешь. В этой Долине есть одно место — башня. Вихревая Башня. Она стоит в самом центре. Если сможешь провести нас к ней, мы узнаем.

А если не смогу, хотела спросить Эва, но не осмелилась. Она вздохнула поглубже и закрыла глаза, втягивая, как запах, неощутимые течения вокруг. На одно ужасное мгновение ей показалось, что она не чувствует ничего — пустоту, ту лишённую качеств и протяжённости, неизмеримую, необъятную пустоту, какой представлялась ей смерть. Но потом — будто слабый ветерок коснулся её лица.

— Не знаю, башня или нет, но вон в той стороне... Ох, ладно, езжай следом, Мэтт.

Она поймала этот ускользающий след не сразу, но потом он стал отчётливей. Эва знала, что он закручивается тугой спиралью, ведя к центру притяжения, что бы там ни было. И она чуть не засмеялась в голос, неожиданно увидев вдалеке некое чёрное пятнышко, нарушающее бесконечную ровность Долины. До неё долетел возглас Джесси: остальные тоже увидели.

Они приближались мучительно медленно. Если бы не мельканье плит под глайдерами, и вообще не понять было бы, движутся они или на месте стоят. Но теперь чёрная точка выросла в спичку, потом в гладкую чёрную гусеницу, а потом — в массивную, мрачную, сильно обветшалую башню. Вихревая Башня! И правда, незримые потоки были здесь ощутимы так же хорошо, как порывы ветра.

Под шершавыми, крошащимися стенами, которые не выбелило солнце и не покрыл живучий мох, они четверо задержались, задрав головы. Кроме завываний ветра, здесь не было слышно ни звука.

— Ну... пошли?

Дверь стояла открытая, и внутри было достаточно света из узких высоких окон, чтобы разглядеть пару рассохшихся стульев, стол и валяющиеся повсюду обрывки бумаги.

— Я думаю, нам наверх, — шёпотом сказала Джесси.

Лестница оказалась мучительно длинной, так что даже вся таинственность и жуть поблёкли в этом бесконечном шагани. Но вот наконец они поднялись в большую круглую комнату. Вдоль стен здесь стояли шкафы с книгами — ну и с тем, что осталось от книг, потому что многие из них готовы были развалиться от первого прикосновения, в чём Мэтт тут же убедился, рискнув взять в руки унылый том. Они дружно съёжились, когда хрупкие страницы с шелестом осыпались на пол.

— По-моему, лучше тут ничего не трогать, — заметила Эва.

— Но как мы узнаем про Асту?

— Нам нужна особенная книга, — объяснила Джесси, оглядываясь по сторонам. — Я думаю, вон та.

Она показывала на высокую кафедру, одиноко стоящую в потоке чахлого света. На ней лежал большой том, похожий на антикварную хронику, в тяжёлом переплёте с почерневшими железными уголками.

Ребята переглянулись.

— Думаю, Бельт должен сам её открыть.

Бельт согласно кивнул и встал перед кафедрой. Смахнул с обложки обрывки бумаги и осторожно открыл книгу.

— Но как... — начала было Джесси, но охнула и уцепилась за Мэтта, потому что книжные страницы, исписанные паутинно тонкими строчками, с сухим шелестом переворачивались, пока не открылись на имени «Аста».

— Об этом я не подумал, — пробормотал Мэтт, заглядывая Бельту через плечо. — Тут же тысячи людей с таким именем. Кто из них нам нужен?

— Аста с севера, — с трудом разомкнув губы, сказал Бельт. Он не отрывал от страницы взгляда. — У него фамилии не было...

Листы зашелестели снова, словно бы с лёгким сомнением, потом быстрее, потом список людей с именем Аста закончился, и книга замерла, совершенно безжизненная.

— А теперь что? — нервно спросила Эва.

— Ну... можно возвращаться, я думаю, — ответила Джесси. — Его здесь нет, это значит, он жив. Это точно.

Бельт ничего не сказал, но облегчение на его лице было видно невооружённым глазом.

— Наконец-то! А теперь пошли отсюда, пока нас не хватились.

Они спустились по ступенькам, обрадованные и успокоенные, оседлали глайдеры, и только тогда у Эвы всё сжалось внутри. Она зажмурилась, даже дышать перестала, пытаясь нащупать обратный путь, — и не почувствовала ничего.

Плохо сосредоточилась, сказала она себе. Надо постараться. Мы же добрались сюда, значит...

— Эва?

Она медленно обернулась к Джесси и Мэтту — они смотрели на неё в ожидании, совершенно уверенные в её способностях. Кажется, ещё никогда ей не было так трудно раскрыть рот.

— Я... не знаю, куда идти.

Недоумение на их лицах сменилось ужасом. Они все понимали, что это значит.

— Но ты же говорила, что всегда чувствуешь обратный путь, — пролепетала Джесси, белая как мел. — Что тебе всегда легко вернуться, что...

— Но я его всегда находила раньше, — беспомощно воскликнула Эва. — Везде! Но... здесь всё не так! Будто... будто... отсюда нельзя уйти...

— Но люди приходят сюда и возвращаются, — твёрдо возразил Мэтт, с заметным усилием возвращая себе самообладание. — Я это знаю по себе. Но в прошлый раз мы далеко не отходили и оставили отметку у портала... мы с Синаном. Он мой кузен.

— Как глупо было уехать без меток, — прошептала Джесси, у которой слёзы стояли в глазах. — Господи, о чём мы только думали...

— Спокойно, — сказал Мэтт. — Давайте будем держать себя в руках. Тут много порталов, мы обязательно выберемся.

— Но их же проскочить раз плюнуть, если не знать о них...

— Эва наверняка их почувствует, если мы окажемся рядом.

— Так ведь, Эва?

— Я не знаю! Здесь всё не так, я как будто... я не знаю, правда, Мэтт!

— Ну, ничего. Главное — двигаться. Выберем направление... и будем очень внимательны.

Всхлипывания Джесси потонули в рёве моторов. Эва сжала покрепче руль, чтобы унять дрожь.

Она не знала, сколько прошло времени. Сперва у них была слабая надежда, но с тех пор, как Башня исчезла вдали, лишив их единственного ориентира, однообразие вызывало у них лишь отчаяние. Эва старалась справиться с подступающей паникой; то и дело она напрягалась всем своим существом, пытаясь нащупать в окружающем пространстве вездесущую путеводную нить, которую чувствовала всю свою жизнь, как чувствуют землю под ногами. Но Долина лежала глухая, будто нарисованная, и Эва здесь была словно ослепшей и оглохшей. Так что она просто ехала вперёд, стараясь ни о чём не думать.

Похоже, что в этом гнусном месте ночи не бывало, лишь рассеянный свет изменил свой сливочный оттенок на желтоватый, однако судя по изнеможению, Эва решила, что прошло уже часов двенадцать.

Но всю безысходность они ощутили, когда Железяка сбросила скорость, потом ещё больше, и наконец отказалась двигаться с места. Эва остановилась рядом, и Мэтт поднял на неё глаза.

— Энергия кончилась, — сказал он сипло.

Накопители Вишенки тоже были почти пусты.

— Ну вот что, — сказал Мэтт, стараясь придать голосу бодрости. — Я предлагаю устроиться здесь поудобнее и выспаться. Я всё равно так устал, что скоро с Железяки свалюсь, да и все без сил, по-моему. Отдохнём... на свежую голову лучше думается. Там и решим, что дальше делать.

Они не ответили ни слова, но спешились. Бельт угрюмый, у Джесси глаза страшно покраснели, но все четверо мужественно делали спокойный вид, будто располагались на пикник.

Гранитные плиты под ногами оказались очень холодными, и им пришлось расстелить Эвину мотоциклетную куртку поверх куртки Бельта. Они уселись как можно ближе друг к другу, обнялись, стараясь сохранить тепло, и попробовали заснуть.

Хотя Эва страшно вымоталась и от страха, и от бесконечной езды, измученный мозг отказывался отключаться, и одни неясные мысли сменялись другими. Зарядятся ли накопители, ведь здесь никакого солнца? А если нет, что они будут делать? Эва не почувствовала ни одного портала за целый день — что, если их тут нет? Если они поехали не в ту сторону? Сколько человек может прожить без еды? Что подумал Вэслек, когда узнал, что они пропали вместе с глайдерами?

В конце концов она провалилась в прерывистый тяжкий сон, который совсем не принёс отдыха, а проснулась от холода и жажды. Солнце так и не показалось, накопители были пусты. Эву трясло с головы до ног. У Бельта громко урчало в желудке.

— Надо идти, — с трудом шевеля пересохшим языком, сказал Мэтт. — Нельзя тут сидеть. Давайте.

И хотя Эва считала, что разница невеликая, останутся они или потащатся дальше, спорить она не стала. Они поднялись и зашагали вперёд, толкая глайдеры — это хоть помогло согреться, и то хорошо.

Сперва её терзали приступы голода, но потом осталось только лёгкое головокружение. Она ни о чём не думала, не смотрела, куда идёт, только ноги переставляла, и перед глазами плыли бесконечные плиты, трещинки, бессмысленные буквы. Она так прогрузилась в это помрачение, что даже не сразу поняла, что за восклицания раздаются вокруг; удивлённо отвела глаза от нескончаемого гранита и увидела, как во сне, Алана, Кэт и Ярви. Джесси с радостным воплем бежала им навстречу; потом обняла Кэт и расплакалась.

У Эвы было настойчивое желание ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это ей не привиделось. Она стояла столбом, руки на руле Вишенки, и таращилась на Ярви, такая усталая, что ни радости, ни вины не испытывала.

— Ну и свиньи вы, чёрт бы вас взял, — рявкнул он сквозь зубы, взбешённый, сам на себя не похожий. — Вы о чём думали? Кто вам разрешил? Да вы хоть понимаете, что мы там чуть не свихнулись все? Вы понимаете вообще, что мы могли вас не найти? Как только мозгов хватило сюда сунуться...

Мэтт пытался вставить что-то, но язык у него заплетался. Кэт тоже выглядела сердитой, гладила рыдающую Джесси по спине и кидала поверх её макушки колючие взгляды. Алан хмурился, но нотаций не читал; Эва заметила мимоходом, как блестит у него на шее цепочка с Кольцом.

— Тут не лучшее место для бесед, — сказал он негромко, прерывая Ярви, который захлёбывался гневной отповедью. — Побереги дыхание, им ещё Эллиэрта выслушивать, а прогулка, как я вижу, не особо приятная.

Ярви умолк, но продолжал сверлить Бельта и Эву горящим взглядом.

— Давайте возвращаться, — хмуро сказала Кэт, обнимая Джесси за плечи. — Ну, успокойся, Джесс...

— Дай-ка я помогу, — сказал Алан, отстраняя Эву от Вишенки.

Ярви молча принялся толкать Железяку, и Мэтт присоединился к нему.

— А как мы вернёмся? — разлепив губы, спросила Эва. — И как вы сюда прошли?

— Порталом, — коротко ответила Кэт. — Тут совсем недалеко. Просто иди за Аланом.

— Порталом? — вяло удивилась Эва. — Но я ничего не чувствую...

Кэт быстро взглянула на неё.

— Это такое место. Наделённым тут туго приходится.

— Да... вчера я башню нашла... а больше не могу...

— Ты просто устала.

И она была права: у Эвы было такое чувство, будто голова набита ватой. Тут и дверь входную проглядишь, не то что портал. А он, несомненно, был, потому что миг спустя их со всех сторон обступил тёплый майский вечер, под ногами зашелестела трава, а над деревьями замаячили башенки Института.

Больше никто ничего не сказал, и воспоминания об этом дне у Эвы остались смазанные: вроде бы их отвели на кухню и заставили по чашке горячего сладкого чая выпить и съесть что-то (её желудок отнёсся к еде недружелюбно). Зато в ушах перестало шуметь и в голове немного прояснилось — а она не отказалась бы от часика-другого безмятежного тумана, потому что слушать Эллиэрта было весьма неприятно. Он был настроен очень серьёзно и грозил отчислением — в будущем, конечно. А пока ограничился домашним арестом на месяц и конфискацией глайдеров на всё лето.

Это был жестокий удар, но спорить Эва не пыталась — она хорошо понимала, что наказание они четверо заслужили ещё как.


*  *  *
Арест Эва перенесла без большой тоски. Всё равно без Вишенки никуда не хотелось, да и Долина Плит начисто отбила у неё охоту к приключениям. Ярви дулся на неё чуть не весь месяц, но в конце концов сменил гнев на милость, а Вэслек так с самого начала отнёсся с сочувствием.

Конечно, она очень скучала по Городку, по стадиону и ребятам, по Колину, Эмме и Жестянщику, по ржавым крысам. Они частенько болтали по видеосвязи, но это было не то.

Кажется, Эва никогда так много не читала, как в эти недели, лёжа на кровати под распахнутым настежь окном, в которое время от времени залетали то метко запущенная Эми летающая тарелка, то управляемый планер, сделанный Эриком из детского конструктора и коробки из-под печенья. К планеру бывала привязана конфета, и когда Эва высовывалась из окна, Эрик и Люси махали ей, сидя на их любимом дереве.

Эва даже полюбила эти тихие дни, когда было полно времени на всякие мысли. А если начинала одолевать скука, всегда можно было достучаться до кого-нибудь из соседних комнат — до Ярви, Люси или Вэслека (в комнате внизу никто не жил). Для этого ей пришлось выучить звуковую азбуку Кинри, но оно того стоило. Вообще-то стоило только видеосвязь включить — но совсем не то ведь, чем выстукивать какую-нибудь глупость пяткой в стенку и с хихиканьем ждать ответа.

За весь срок наказания Эва покидала здание Института только на уроках физподготовки и ещё дважды: на последнюю в учебном году экскурсию и на День Деревьев. Экскурсия оставила у них массу впечатлений — профессор Дерк возил их на раскопки древних реттских захоронений, где работали студенты Западного института истории и антропологии. И хотя на деле раскоп был похож на грязную яму с мостками по краям, а находки выглядели невнятными обломками глины, Эва кожей чувствовала тяжесть тысяч лет, прошедших здесь. И жутко завидовала Стэфену, которому предстояло проходить здесь стажировку чуть не половину лета.

День Деревьев проводился тридцатого мая, и это была такая важная для Института дата, что никто не подумал бы оставить наказанных в заточении. Новеньким (Мэл, Эве, Мэтту, Джесси и Трою) предстояло посадить по деревцу в Роще Деревьев и принести для своего деревца воды из ручья. Церемония совершалась в полном молчании, только птицы пересвистывались и стрекозы мелькали над водой, и у Эвы от всего этого всё трепетало внутри, и то, что они пятеро делают, казалось ей страшно важным. Наконец пять новых деревцев заняли своё место рядом с другими — с теми, которые росли здесь только год, и с совсем большими. Самым старшим из них было десять лет — первые были посажены Эллиэртом и профессором Астеном, и их первыми учениками.

Первую неделю июня были занятия, а с седьмого числа первокурсников ожидала неделя выживания в соседнем лесу.

Когда Ярви впервые сказал ей об этом, Эва решила, что он издевается.

— «Неделя выживания»? Это как понимать?

— Так и понимать. Оставят вас в лесу, а через неделю заберут. А неделю — пожалуйста, выживайте.

— Они нас там оставят одних?

— Ну да.

— Не смешно, Ярви.

— Это видно будет. Да не переживай ты, если Астена слушала хорошо, никаких трудностей не будет.


*  *  *
Конечно, Ярви приврал. Неделя выживания была учебным походом по курсу мироведения, и профессор Астен шёл с ними. Однако наутро, провожая примолкших первокурсников, все выглядели немножко взволнованными.

Эва помимо прочего положила в рюкзак свой фонарик, нож (его ей дал Ярви), спички (охотничьи, которые могли гореть даже в сырости, — от Вэслека, конечно), баночку с бактерицидным порошком и пластырь (по совету Джесси) и моток лески (по совету Бельта). Ей хватило рассудительности надеть хорошие ботинки, свитер и тёплую куртку.

Вообще, первый день больше походил на путешествие. Было солнечно, красиво, так тепло, что они стянули куртки; а ближе к вечеру наткнулись на ореховые заросли и набили все карманы.

А ночью похолодало; лес полнился тысячами звуков, шорохов, писков, криков, скрипов; светили в темноте глаза, скрипели ветви, какая-то тварь проползла у Эвы по руке, и корни впивались в бок; неумело поставленная палатка рухнула. Утром всё заволокло туманом, в котором одежда сделалась сырой и холодной; Люси забыла взять расчёску, и кудряшки у неё так спутались, что она расхныкалась.

Позже Эва содрогалась при мысли, что они делали бы без профессора Астена. И без Мэл. В лесу Мэл была как у себя дома. Ей было легко шагать по кочкам и ямам, ей было раз плюнуть определить направление, она с лёгкостью взбиралась к птичьим гнёздам за яйцами. Она успокоила Люси и безо всякой расчёски распутала ей волосы; она вывела их к ручью; она выбрала сухое место для стоянки. Под руководством Мэл (при молчаливом одобрении профессора Астена) они наломали веток и соорудили шалаш от дождя; она показала, как сложить костёр, чтобы его не залило водой и чтобы угли дольше хранили тепло. Мэл отыскала на берегу какие-то съедобные клубни, похожие по вкусу на батат; с помощью Мэл они сделали удочки; и это она научила остальных запекать рыбу в углях. Если бы за мироведение было возможно поставить три высших балла, она бы их заслужила.

По ночам Люси принималась плакать, но Вирдж и Нэт держались молодцами — и как же к месту приходилась их обычная жизнерадостность, когда они сидели, сгрудившись у огня в жалком шалашике, когда снаружи шумел дождь, или когда их атаковали полчища злющих комаров. В общем говоря, когда через неделю за ними приехали инструкторы Сиат и Сильвана, Эва чуть не плакала от радости.

Первым делом она, разумеется, отправилась в горячую ванну и провалялась там, пока не согрелась, а потом переоделась в чистое и спустилась в столовую, где как раз были Нэт, Вирдж и Мэл, все страшно измученные с виду. И только когда она расправилась с первым, вторым и десертом, почувствовала себя совершенно счастливой.

— Поверить не могу, что домашний арест считается за наказание, — сказала она, в блаженной сытости откинувшись на спинку стула. — Я бы ещё месяц в комнате просидела, честное слово.

Мэл и Вирдж рассмеялись, а Нэт возразил с набитым ртом:

— Ну нет, это тебе только пока кажется. Погоди, каникулы начнутся — ты другую песню запоёшь.

Однако Эва пребывала в таком сонном довольстве, что мысли её лениво уклонялись от любых неприятных предметов.

— А вы знаете, что у нас в группе новенький? — встрепенулась Мэл, когда они убрали за собой грязные тарелки и вышли из столовой. — Я от Мир слышала. И у него брат есть, но он на год старше. Она говорит, они только вчера приехали...

— Здорово, — с зевком отозвалась Вирдж, а Эва протянула:

— М-м...

А Нэт сказал:

— О, смотрите, их уже и в список занесли, — потому что они только что вошли в холл, залитый солнечным светом. И правда, Эва посмотрела на списки учебных групп, вывешенные рядом с расписанием летних занятий для отстающих, и обнаружила между «Брейт, Мэлори» и «Дельстайн, Вирджинния» новое имя — «Вебер, Ланс». В списке будущих третьекурсников значился ещё один Вебер — Райт.

— Интересно, на что он похож.

Им всем на самом деле было интересно — в любой другой день близнецы бы уже фонтанировали взрывоопасным энтузиазмом. Новичков так долго не было, а ведь в таком маленьком коллективе это огромное событие, сулящее развлечение на много дней вперёд! Но после этого изнурительного похода Эва решительно утратила интерес к чему бы то ни было, кроме мягкой, тёплой, удобнейшей постели. Одеяло такое уютное, свежевыглаженные простыни пахнут можжевельником, а главное — никакого дождя, льющегося за шиворот, никакого урчания в желудке, никаких кровососущих бестий (хотя укусов и так на месяц чесаться хватит)...

От одной мысли об этом Эве свело судорогой челюсти в приступе жесточайшей зевоты.

— Вы как хотите, но у меня глаза слипаются.

— Точно! И у меня.

— Я продрыхну сутки, точно вам говорю.

Они разошлись по комнатам, и Эва заснула, едва коснувшись головой подушки, самым крепким сном, и проспала до следующего утра. Так что на новичков она смогла полюбоваться только за завтраком.

Они были не очень похожи, но видно, что родственники. Одного роста, Райт пошире в плечах, а Ланс совсем тощий. Ланс блондин, у Райта волосы потемнее, а лицо нахмуренное, и весь он какой-то настороженный, как волчонок. Ланс молчал и казался запуганным.

— Я вижу, аппетит у тебя в норме, — сказал Ярви, садясь рядом с Эвой. — Везучая ты. Мы с Дином на неделе выживания ягод каких-то так наелись, что тошнило пол-месяца.

— И тебе приятного аппетита, — хмыкнула Эва, беззастенчиво откусывая чуть не половину тоста сразу.

— Ой да ладно, не притворяйся барышней, — отмахнулся Ярви, придвигая тарелку с овсянкой. — Ну, как неделя выживания?

— Что, тебя Лу ещё не замучила? Это по её части — рассказывать в подробностях. Наслушаешься ещё. Лучше про новеньких мне расскажи.

Ярви только пожал плечами.

— А что рассказывать? Они тут два дня всего. Я с Райтом один раз только и говорил. На вид ничего... — и он пробормотал тихонько, низко нагнувшись над овсянкой: — Только Эллиэрт не рад.

Эва посмотрела на дальний конец стола. Эллиэрт выглядел, может, совсем чуть-чуть задумчивее обычного. После истории с Долиной Плит при виде него её охватывало мучительнейшее чувство вины.

— А на этот раз что?

— Это ты у него спроси.

Как водилось в Институте, о новеньких расползлись самые невероятные слухи. Вирдж сообщила, что слышала собственными ушами, как Астен и Эллиэрт спорят из-за них, а Эми клялась, что они двое втянуты в какую-то страшно грязную криминальную историю. Эва к этому заявлению отнеслась со скепсисом: Ланс выглядел кем угодно, только не преступником, а Райт завоевал её сердце, когда она застала его в гараже в компании Айрена и Вэслека колдующим над видавшей виды, но всё ещё очень шустрой «Искрой».

К тому же, времени у неё было не очень много — две оставшиеся до каникул недели ей предстояли дополнительные занятия по семи предметам. Люси, Мэл и Ланс составляли ей компанию, а преподаватели не думали давать поблажек.


*  *  *
Но наконец учебный год остался позади, и наступил лучший день лета — первое июля, День Свободы, собой начало каникул. Он сопровождался торжественным сожжением табелей успеваемости и купанием в озере. Учителя их не трогали, и они проводили день в своё удовольствие, купаясь до посинения, а потом валяясь на берегу и болтая обо всём подряд. Наговориться будто пытались на всё лето вперёд, потому что планы у всех были разные. В Институте на каникулы оставалось совсем немного людей. Эми ныла, что без Дина будет смертная тоска, Мэтт хладнокровно заявил, что дома ему делать нечего, а Веберам предстояло сидеть над книжками все каникулы, чтобы нагнать программу, но они не очень унывали. Они вообще выглядели куда спокойнее, чем поначалу, и грелись на солнышке вместе с остальными с самым безмятежным видом (правда, Ланс как был, так и остался бледным как привидение — загар к нему не приставал).

Вечером начались сборы, беготня, поиски оставленных в гостиной и столовой вещей; потом в холл стащили и составили рядком чемоданы, рюкзаки и спортивные сумки. С утра отбывали Стэфен, Мириам и Джесси, все трое — на стажировку, хоть и в разные места. А в течение недели разъехались и остальные, включая половину преподавателей, и Институт так опустел и притих, будто погрузился в летаргический сон.

Эти каникулы были бы совершенно чудесными, если бы не отлучение от Вишенки. Конечно, и Вэслек, и Райт охотно катали её на Железяке и «Искре» (а профессор Астен к тому же дал добро на походы по близлежащим миркам), а Линда, Руди и Митч поочерёдно уступали ей глайдеры на тренировках (и она даже заняла двадцатое место в квалификации на преобразившемся «Жеребце» Руди) — но это всё было не то.

Зато она много гуляла пешком и не жалела об этом, столько интересного она увидела. Кусака однажды показала ей погребённые под мусором останки космического корабля (по крайней мере, крысята не сомневались, что это космический корабль), а Руди, Митч и Линда отвели на развалины акведука, а Колин показал самый высокий террикон, с которого было видно всю Рухлядь. А в конце июля они вчетвером с Ярви, Люси и Лансом добрались до небольшого, но очень живописного водопада от Института в двух днях пути. С Лансом было легко ладить, он никогда не занудствовал, а ещё так же, как Эва, обожал томатный сок — страсть, которую с ними разделял только ментор Лиддс.


*  *  *
В августе с их дружного согласия бездельничающих студентов отвезли в очень отдалённые и глухие места, где можно было за неделю пути увидеть одну-две деревеньки посреди лугов и рощ и где всё ещё не было ни единой электрической линии, только генераторы. В этой экзотической (после Института, во всяком случае) глуши обитал человек по имени Шаймас Сарагдас.

Шаймас Сарагдас прославился в своё время сперва как лидер местного восстания, потом как ораторствующий пацифист и был вообще, как поняла Эва из восторженных рассказов Эми, личностью незаурядной. Однако в революционных методах, которые по кровавости быстро сравнялись с методами тиранической королевы, он в итоге разочаровался и удалился от всякой политики в сельскую глушь. Построил дом, завёл коров, всерьёз занялся фермерством, а попутно собирал рядом с собой бывших соратников, а то и просто тех, кого задело войной и кто не хотел ничего другого, кроме мирной жизни и честного труда.

Сейчас людей у Сарагдаса было больше шестидесяти, и они все трудились на обширных полях, засеянных пшеницей, рожью, овощами, горохом, хмелем и яблонями. Поля, содержащиеся в образцовом порядке, тянулись и тянулись, пока ребята тряслись по пыльной грунтовой дороге в открытом кузове грузовичка. Он жалостливо полязгивал на ухабах, пропах навозом, а по цвету идеально гармонировал с иссушенной солнцем землёй. На полях всюду копошились люди; некоторые разгибались и смотрели из-под руки, провожая грузовик взглядом.

А когда бесконечные поля всех оттенков жёлтого и зелёного наконец кончились, потянулись ещё более обширные луга, по которым бродили пёстрые коровы; за ними темнел лес, а в другой стороне серебрилась на солнце тщедушная, но резвая речонка. Таращась с открытым ртом на эти угодья, Эва подумала, что профессор Астен сказал сущую правду: работы здесь всем хватит, да ещё останется.

Скромный домик бывшего повстанца давным-давно разросся в целую деревеньку. Всё здесь было сработано на совесть, но особой монументальностью отличались коровники и амбары для зерна. Над трубами дым не поднимался — время жаркое и все в поле, наверное, предположила Эва. Их прибытие первыми отметили собаки и оповестили об этом ликующим лаем всю округу.

Человек шесть собралось у главного дома поглядеть на вновь прибывших. Встречать их вышел сам хозяин, хотя Эва ни за что бы не догадалась — такой у него был непримечательный вид. Это был человек лет пятидесяти, высокий и худощавый, с большими огрубевшими руками и дочерна загорелым лицом. У него были седые волосы, прищуренные светлые глаза, резкие морщины, а вид неразговорчивый и даже угрюмый. На нём была клетчатая рубашка, сапоги и рабочий комбинезон, в нагрудном кармане пачка отменно вонючих сигарет, а за поясом — рукоятка излучателя.

Как Эва убедилась в первые же дни, чуть не все здешние ходили вооружёнными, но об этом не спрашивали — дурной тон. Впрочем, это ничуть не умаляло всеобщего радушия. Все здесь обращались с ними с такой сердечностью, что Эва готова была мурлыкать от счастья.

Они работали с усердием (хоть и очень бестолково), и всё с непривычки казалось Эве страшно интересным приключением. Она никогда раньше не пропалывала картошку, не лущила горох, не собирала помидоры, не видела, как пекут хлеб в печи; не знала, как растёт хмель, не представляла, как кормят кур, и в жизни не подумала бы, как может быть трудно сдвинуть с места заупрямившуюся лошадь, если ты никогда не имел с ними дела.

Насчёт осенней слякоти и зимних метелей Эва не была уверена, но сейчас, сияющим летом, сельская жизнь представлялась ей лучшим, что только может быть на свете. Тут даже неуёмная энергия Эми нашла себе применение; Мэтт и Коуди оказались прирождёнными наездниками, а Люси лучилась любовью ко всякой живой твари, которые отвечали ей тем же, так что вокруг неё скоро образовалась целая свита куриц и собак.

Эве больше всего нравились луга и лес, в котором, как выяснилось вскоре, жили бывшие повстанцы, всё ещё скрывающиеся от властей. Некоторые из них изредка навещали ферму. но Эва запомнила только Милбина Саво, человека с самым выразительным лицом, какое Эва видела. Стоило ему заговорить о чём-то, что его волновало, как глаза у него загорались, будто звёзды, и лицо, вспыхнув, излучало почти видимый свет. Если бы не он, Эва ни за что не осмелилась бы сесть в седло — лошади казались ей огромными и зловредными.


*  *  *
В конце августа, неожиданно и ко всеобщей радости, на ферму приехал Нэш. Эми, Эва и Люси неслись ему навстречу через всё морковное поле, но он улыбался рассеянно и был какой-то обеспокоенный. После этого Вэслек шикнул на них и увёл Нэша в дом, где они долго обсуждали что-то с учителями, Кэт, Коуди, Троем и Аланом.

Эва и Люси, сгоравшие от любопытства, так ничего и не выяснили. Но всё равно, как здорово, что Нэш приехал! Столько надо было ему показать! Они таскали его по ферме целый день, рассказывая взахлёб о нынешнем урожае дынь, и о новом тракторе, и об уже, поселившемся рядом с коровником, и о жеребятах, и о повстанцах в лесу, конечно. И только когда на другое утро настало время прощаться, выяснилось, что прощаются они надолго, потому что Нэш покидает Институт.

Эва была так ошеломлена, что ничего и не сказала толком. Нэш улыбнулся, обнял всех по очереди, пожал им руки и укатил на своём ревущем байке, и только осталось, что облако пыли и лающие с чувством долга псы. А потом все повздыхали и разошлись — работы полно, а нынче дождь будет.

Ярви, в резиновых сапогах и с тяпкой на плече, шагал по картофельному полю, и Эва побежала за ним.

— Нэш очень надолго уехал?

Ярви вздохнул, не глядя на неё.

— Да уж, очень надолго.

— На месяц? — робко предположила она, но Ярви только хмыкнул, подтвердив её худшие опасения. — На... на год?

— Не меньше, я так думаю.

На год! У Эвы упало сердце, и ей невольно представилось, каково это будет — вернуться в Институт, а Нэша там нет.

Ярви остановился посреди борозды, где остались воткнутые в землю ещё две тяпки и вилы. На вилах висела чья-то грязная брезентовая куртка, нестерпимо пропахшая здешним куревом.

— Но что он будет делать в Замке? — спросила Эва, чувствуя себя очень несчастной.

Ярви бросил на неё острый взгляд.

— Опять с Лу под дверью подслушивали?

— Нет! Клянусь! Нам Кэт сказала, что Нэша профессор Астен отправляет в Вертящийся Замок. Что ему там делать?

— Там сейчас работы полно, — проворчал Ярви и принялся за прополку.

— Например? Все говорят, что там опасно.

— Для таких затычек в каждую дырку, как вы с Эми, ещё как опасно. Да не волнуйся, Нэш крепкий орешек. Да ты же его сама знаешь — он любой опасности только рад будет. Его в Институте нечему держать... Он на месте не привык сидеть. Профессор знает, кого посылать...

— Но профессор-то тут причём?

— Профессору необходим там свой человек. В Замке. В Распределителе.

— Что такое Распределитель?

Ярви покосился на неё и ответил с большой неохотой:

— Нелегальная сортировочная станция. Единственный способ попасть в Туннель без обязательной регистрации — чтобы власти не узнали. А Туннель — единственный способ попасть много куда.

— Значит, профессор хочет, чтобы Нэш работал в этом... Распределителе? И помогал бы людям скрываться от полиции?

Ярви, подняв на секунду голову, усмехнулся, но тут же вернулся к неутомимому маханию тяпкой.

— Точно. Ну и чтобы за патрулями смотрел. Издалека. Их там в Замке сейчас полно.

— Полиции?

— И карательного корпуса.

— А что они там делают?

— Распределитель накрыть хотят, конечно, но на это им надеяться нечего. Но «демонов» тамошних они серьёзно прижмут, если что...

— «Демонов»?

— Незарегистрированных Наделённых, — протянул Ярви таким тоном, что стало ясно: его терпение подходит к концу. — Тебе нужно попасть куда-то? Ты идёшь в Замок. Тебе не надо, чтобы об этом Обитель узнала? Ты идёшь в Распределитель, и «демоны» тебя проводят, куда хочешь. Наделённые. Вот почему профессор Нэша попросил. Он идеально впишется.

— А я даже не знала, что он Наделённый, — тоскливо сказала Эва.

— Теперь знаешь. Так, всё, хорош бездельничать — совесть у тебя есть? Бери вилы и марш траву таскать на компостную кучу. Смотри, какие тучи собираются...