Хомяк

Опять далекое детство напомнило о себе, щемит, будоражит. Вцепилось воспоминаниями, не оторвешь, не дает покоя ни днем, ни ночью. Знаю уж, так будет, пока не выговоришься, пока не изольешь свою душу. 

Это было в послевоенные годы, когда закончилась Великая Отечественная война, когда солдаты, демобилизовавшись из армии, возвращались домой. Страна зализывала тяжелые, нанесенные войной раны. Отменили хлебные карточки, хлеб стали свободно продавать в магазине. Но все-равно еды не хватало. Еще долгие годы люди оставались голодными, кое как одетыми, обутыми. Мое детство сохранилось в памяти нищим. Помню, когда меня собирали в школу, штаны, пиджак и сумку для тетрадей, шили из мешковины. Для этого мама обращалась за помощью к соседке Тане Парадной. Она работала на заводе резиновых изделий, возила и разгружала мешки с сажей, наполнителем для резины. С ног до головы покрыта слоем сажи. Душа на заводе не было, и она в таком виде шла по поселку домой. Что грех таить, люди, где могли приворовывали у государства. Так и Таня, намотает вокруг тела несколько мешков и смело идет через проходную. Кто ее будет такую чумазую досматривать. Дома мешки стирали, красили и шили одежду.

Странно, сейчас ведь наша страна Россия опять воюет, проводит специальную военную операцию против нацистов Украины. Как-то необычно: армия воюет, а магазины полны товарами, люди отдыхают, ведут праздный образ жизни, ездят отдыхать за границу. И совсем не страшно. Ну, где-то воюют, убивают друг друга. Жизнь обывателя течет по-прежнему. Нет, конечно, мы переживаем, болеем за своих. Бывает и горько, когда на кладбище видим могилы героев, погибших на поле брани, когда видим изуродованных солдат. И все-равно, как-то не так, как прежде. Другая война.

Одним из основных наших детских увлечений тогда были самодельные деревянные самокаты. Мы, пацаны, их сами делали. Основными деталями изделия были шариковые подшипники. Это колеса. Одно колесо на рулевой доске, другое заднее – на опорной. На наших грунтовых дорогах лучшими считались колеса большого диаметра. Вон, у Кольки Буманого, на самокате стояли большие подшипники, так он по дорогам быстро летал, как птица. А у меня что, маленькие колеса. На таких ездить только по гладкому тротуару, а асфальтированных дорог у нас не было. Перед каждой кочкой мой самокат останавливался. Позор, завидовал Кольке.

За подшипниками все ребята обращались к доставале Леньке Хомякову, которого за глаза называли Хомяком. Да он и вправду похож был на хомяка. Невысокий, двенадцатилетнего возраста, кругленький, полненький, глазки узенькие хитрющие, щеки выпуклые. Ну, как настоящий хомяк с картинки. Ленька с матерью жил во втором бараке. Мать тридцатидвухлетнего возраста работала на заводе, днем мальчишка был предоставлен сам себе. Год назад у Леньки объявился родной дядя Вася, демобилизовался из армии и устроился работать на завод механиком. Жил он тоже в бараке, в отдельной комнате. Это он научил нас, пацанов, делать самокаты. Первая конструкция появилась у Леньки. Мы попробовали кататься и захотели такую же машину. Стали приставать к Леньке:
– Ленька, достань подшипники для самоката.
А Ленька по природе оказался торгаш. Так просто помогать не хотел.
– Достать-то можно, а вы мне что за это?
– А что тебе надо? Хочешь, мы тебе гороху из нашего огорода принесем, бобов, ну и репку?
– Давай, несите.
Мы сбегали в свои огороды, нарвали стручки гороха, бобов, рассовав все это в карманы штанов, снова пришли к Леньке.
– Вот тебе, только достань подшипники.
Содержимое наших карманов перекочевало в Ленькины. Хомяк с аппетитом поедал горох и рассказывал:
– Я попрошу дядю Васю, принесет. Он на заводе ремонтирует станки, подшипники меняет на новые, старые списывают, их дядя может принести.

И правда, скоро подшипники принесли для Кольки, а потом и для меня. Но, вот только маленькие. Я снова пришел к Леньке.
– Ленька, достань для меня подшипники большого диаметра.
– Надо спросить у дяди, если у него на примете есть, так принесет. А ты неси давай гороху и бобов.
А где их взять, время прошло, горох и бобы уже закончились. Я пришел к маме, рассказал о своей заботе.
– Ты ведь видишь, горох и бобы уже отошли. А ты предложи ему репу, я сегодня сорву спелую, сладкую.
Вечером я принес Леньке несколько репок. Очистив перочинным ножичком, парень с удовольствием съел репку, понравилось.
– Не беспокойся, сегодня я спрошу у дяди, он не откажет, принесет, – заверил меня Ленька.

И вот, я каждый день ищу встречи с Ленькой, иногда приношу репку. Результата никакого. Более того, заметил, Ленька стал избегать встречи со мной. Однажды днем пришел к бараку, где жили Хомяковы, сел на длинную скамейку. Рядом сидели женщины, разговаривали о своем.
– Ты ведь знаешь, какие у нас стенки между комнатами, все слышно, – рассказывала женщина, соседка Хомяковых – и вот я слышу:
– Васенька, – это Нинка к брату обращается, – помоги поставить на путь истинный моего Леньку. Я для него все делаю, сыт, одет, обут не хуже других, а он… Совсем от рук отбился, не слушается. Я с ним разговариваю, а он не слышит, о чем говорю. Тут мне сказали, что видели его на рынке. Что ему там надо? Может компанию какую завел. 
– Хорошо, я с ним поговорю.
– Только ты его не бей.
– Вот, ты Нина всегда такая, то помоги и сразу условия ставишь. Безвольная ты. Поговорю, как умею.
– Вася,- умоляла сестра.
– А вечером, когда пришел Ленька домой, состоялся разговор, – продолжала рассказ соседка. – Вася крепко ругался. Ленька сначала молчал. А потом, видать, пошел в ход ремень. Тут уж взвыл Ленька: «Не буду, не буду», а мать просто ревела. Сегодня тихо. Леньку потеряли, говорят сбежал из дома.
– Да, куда он убежит-то, – встряла в разговор другая женщина, – ребенок ведь. Проголодается, спать захочет и вернется. А вообще жалко мальчишку. Он всегда чистенький, аккуратно одетый, ухоженный мальчик. Ой, не приведи Господь, каково матери, если он ее не слушает. А что будет, если пойдет по кривой дорожке.

После скандала с дядей Ленька сильно обиделся, думал только о мщении. Ох как хотелось наказать этого хама, маму жалка, но ведь она с ним за одно. Но все-равно жалко, как она плакала. «Отомщу!», – мысли в голове быстро менялись, все перепуталось. К утру острота ощущений притупилась, но родилось желание сбежать из дома куда-нибудь далеко, чтобы никто не нашел. Пусть живут одни.

Когда родственники ушли на работу, Ленька отправился на рынок. Снова ходил по базару, смотрел, кто чем торгует. Вот бабушка сидит, обхватив мешок коленками, продает стаканом жареные семечки. Некоторые потенциальные покупатели спрашивают:
– Попробовать можно?
– Пробуй, – отвечает.
Человек, нагибается, берет небольшую горсточку семечек, пробует. Ленька тоже нагнулся, ухватил маленькой ладошкой семечки. Бабушка заметила, встрепенулась, внимательно уставилась на Леньку: «Этому-то что здесь надо, он ведь не покупатель». А Ленька шел дальше. Вот, заметил, женщина продавала жареные пирожки, похоже с повидлом. Так захотелось есть, слюнки просто потекли изо рта. Ленька с равнодушным видом подошел, схватил пирожок и бежать. Сзади раздавались крики, суматоха. Ленька сколь было мочи бежал не оглядываясь. Ушел с рынка. Так болтался по городу. Вечером сел на лавочку, стал разглядывать дома, выбирал место для ночлега. Сидел долго. Приметил какой-то сарай, без замка. В деревянном доме жила бабушка, редко выходила на улицу. Наблюдатель незаметно проник в сарай, огляделся и решил здесь заночевать. Быстро уснул, умаялся за день.

А бабушка заметила паренька на лавочке, проверила сарай и нашла спящего бедолагу. Она пошла за помощью к участковому.
– Михалыч, – обратилась к стражу, в моем сарае какой-то мальчишка спит. Помоги разобраться, может что случилось?
Михалыч вошел в сарай, освятил спящего фонариком. Тот сладко спал прямо на земле. Стал будить.
– Просыпайся, паренек, чей ты, почему спишь не дома?
Ленька проснулся, испугался.
– Как тебя зовут, не молчи, – продолжал участковый.
– Ленька меня зовут.
Участковый накинул на руку Леньки веревку. Как-то ловко накинул, не сразу сообразишь, как узел развязать.
– Это, чтобы ты от меня не убежал, не молод я, чтобы бегать за тобой. Давай, Ленька вставай, пойдем потихоньку в отделение, там разберемся, как ты дошел до такой жизни.

В отделении Михалыч разговаривал с пареньком, куда-то звонил, а утром, когда Ленька спал, свернувшись калачиком на лавке, в отделение пришли мама с дядей Васей. Мама опять плакала, дядя Вася извинялся, чем заслужил прощение. Все казались такими родными, милыми. Михалыч что-то писал в своем журнале и распорядился:
– Забирайте своего ребенка и больше не теряйте.

Больше я Леньку не видел, его увезли куда-то к бабушке. Наше самокатное лето заканчивалось, наступал новый учебный год.