Марина Цветаева и тайна родословия

12 февраль 2021 г.  ·

1.

... Самая опасная, - жуткая даже, - тайна родословной Марины Цветаевой лежит у самого края, жмётся незаметно у периметра обширного гипертекстуального пространства - как сказать? - цветаевианы, цветаевионики?
 ***( ... всё-таки очень неудобна эта цветистая семинарская фамилия для употребления в научных целях: цве-та-е-во-ведение - ну вот как это?). ***

... как осколок с письменами - в густой траве у огромных руин; письмена могут пояснить, что это за руины, как возникли и как именуются, но - в траве этот малый камень не отыскать. 

Жуть, в данном случае, слово подходящее: этот сценарий жутко озвучивать, - не потому, что за него грозят какие-то кары, а просто потому, что невероятно сложно подобрать интонацию: как по канату нужно пройти - между напыщенной встопорщенностью и жалобно-извинительным хохотком.
(Собственно, все потомки Больших Предков поймут, о чём я говорю, но тут - совсем уж трепетно-опасный  прецедент).
 
2.

Марина Цветаева об этой тайне  не говорила и не писала, никогда. При яростном желании, конечно, можно изыскать между строчками некое эхо отголоски шелеста теней намёков на иносказания, но я воздерживаюсь.
(Хорошо, что эти сведения не добрызнули до меня, когда мне было лет пятнадцать, тогда я вряд ли бы устоял от романтических искушений а ля Дюма-отец). 
Анастасия Цветаева тоже молчала.
В первые же недели после того, как я, ещё непрочно, обосновался в Москве (2006 год), - я начал стучаться к тем, что, казалось, мог бы хоть что-нибудь уточнить: супруги Васильевы (хранители части архива Анастасии Цветаевой),  Станислав Айдинян, (литературный секретарь Анастасии Ивановны).
- Нет, - твёрдо, и несколько даже хмуро, ответили Айдинян и Васильевы. 
Ничего не слышали, и не могло такого быть, ничего.
(И я им всем тогда не понравился, как мне потом сказали, сомнительный я был какой-то - троюродный внучатый племянник из провинции, только что прибывший - сбежавший? - из испанско-польского монастыря отцов кларетинов).

3.

Тайну эту озвучил некто Борис Михайлович Зубакин. 
( ... персонаж в данном сюжете - похоже, главный, но не буду втискивать его  жизнеописание в этот пост: о нём сейчас много написано, первая его биография вышла в 1994 году; фигура удивительная - вроде бы поэт, вроде бы драматург, вроде бы художник, скульптор, композитор, историк, археолог, этнограф, искусство- и литературовед, богослов, затейник и чтец-импровизатор, профессиональный гений;  и - всё это растаяло и сгорело почти без следа; в Большую Историю он вошёл так: Богори II (Зубакин-Эдвард), рыцарь-епископ Ордена Розы и Креста, иерофант духовного Ордена Люкс Аустралис – Света Звёзд).

Так вот.

Борис Зубакин писал, - в письме из советской Москвы в королевский Сорренто, от 31 мая 1927 года, -   Алексею Максимовичу Горькому: 
«Везет мне на знаменитых отпрысков! Одна из лучших моих подруг – правнучка Наполеона (его глаза, голова, подбородок, вероятно и характер)».
Собственно, он сообщал Горькому о том, что с утра встречался с сестрой Плеханова, а правнучку Наполеона только к слову помянул; далее следовало - "«Вчера подружился с внуком Пушкина".
Всё, это упоминания мелькнуло незамеченным, - мол, мало ли в СССР потомков Наполеона, - его никто не комментировал, не зацепился за эту строчку.
Кроме меня, естественно.


4.

 Вычислить эту даму  несложно, на самом деле.

Дело в том, что именно в это время окреп и растопырился щупальцами  по всей классовочуждо-бывше-интеллигентной Москве - слух, уже практически убеждение: Борис Зубакин  – агент ОГПУ, провокатор.
От него ринулись во все стороны прочь, как от прокажённого.
В начале 1927 года Зубакин писал Горькому: «Итак, вокруг меня создан фатальный круг – фатами и глупцами. …Но так как влиятельная прослойка кликушествующих идиотов имеется во всех литературных и научных учреждениях, музеях, институтах и прочее, - мне просто некуда податься. … ну, вот это – о «круге», в котором я сижу. … Я стараюсь ни у кого не бывать. Мой «круг» - это те, кто изредка – бывает у меня: Шенгели, П. Романов, Пильняк, Пастернак, А. Цветаева, Рукавишников Ив. – два-три ученых (акад. – геолог Павлов, - или проф. Озеров )».

В списке - только одна женщина, А. Цветаева.

Стихотворение Зубакина «Моим сестрам» помечено тем же годом, 1927.  В посвящении -  четыре имени: Ольга Рунова, Нэй Мещерская, Регина-Надежда Зубакина-Полякова, и опять – Анастасия Цветаева.

Регина Полякова - это родная сестра Зубакина в прямом смысле, она отпадает.

Престарелая народоволка (и писательница)  Ольга Павловна Рунова, урождённая Мещерская, и её дочь Надежда (Нэй) Мещерская никак не годятся на роль носителей наполеоновской легенды: их родословная  давно опубликована, никаких иностранных следов в ней не заметно даже под лупой: дед Ольги Руновой, - Иван Иванович Мещерский, сын уездного стряпчего, в 1812 году - винный пристав в Коломне, потом  уездный стряпчий в Волоколамске и Рузе, только в 1843 году причислен к дворянству по выслуженному чину коллежского асессора; бабушки, правда, из старинных дворянских  семейств: по отцу урождённая Власьева, дочь можайского помещика, со стороны матери - урождённая Доливо-Добровольская, из витебской шляхты.
 Никак в это древо не вписываются никакие наполеониды.

И - Анастасия Цветаева. Есть строчки, которые отчётливо указывают: Зубакин именно о ней помянул в том письме в Сорренто. 

5.

Анастасия в своих знаменитых воспоминаниях писала:
«Профиль Марины – как резцом на гравюре: горбинка носа, что-то с той картины, где вполоборота молодой Бонапарт на фоне знамени».

А сама Марина, - та  прямо, перечисляя то, чем она перед собой гордится, - сообщила о себе:
«Похожа на Наполеона».
(Записная книжка 7, начата в ноябре 1919 года; странное - выспренно истошно восторженное - письмо Марины самой себе, от имени семилетней дочери Ариадны).

И: сёстры между собой похожи, особенно в юности. Анастасия Цветаева писала:  «Обе в очках, русые, Марина – с подобранными по-взрослому напуском надо лбом, плотная, выше среднего; я – меньше и тоньше, с вьющимися до плеч волосами, но – как лошадки той же «породы» - та же улыбка, те же глаза, тот же смех, тот же голос, - этим сходством и упорством ходить вместе мы обращали на себя внимание всей гимназии».

Анастасия Цветаева в 1927 году для Зубакина - сестра по духу, из оставшихся друзей - самая близкая.
(Она была, собственно, сосредоточенно преданно влюблена в Зубакина, - платонически, спиритуально, на чём сам епископ Богори настаивал; именно это и разрушило жизнь Анастасии десять лет спустя).
В этом же году они даже вдвоём съездили, - (каким-то чудом их выпустило ОГПУ, из-за чего совсем сгустились подозрения), - в гости к Горькому, в Сорренто.

6.

Итак:
Марина похожа на Наполеона: «Профиль Марины ... горбинка носа, что-то с той картины, где вполоборота молодой Бонапарт...".
Анастасия похожа на Марину: "та же улыбка, те же глаза, тот же смех, тот же голос".
 Одна из лучших подруг Зубакина: "правнучка Наполеона - его глаза, голова, подбородок, вероятно и характер".
Строчки Зубакина и Анастасии Цветаевой даже как-то неуловимо рифмуются, если присмотреться.

7.

Возможно, и даже скорее всего, эту мифологему создал Борис Зубакин, ему вообще было чрезвычайно свойственно превращать в вычурную сказку всё, к чему он прикасался, бездумно, просто потому, что - "так же лучше".
Сам он, естественно, тоже облекался в невидимую наследственную королевскую мантию. 

Андрей Трухачёв, сын Анастасии Цветаевой, запомнил его рацеи на эту тему:
"«Бориса Михайловича Зубакина я помню с 22-го года, когда мы жили в Москве ...Я знал, что его мать, урожденная Эдвардс, принадлежала к шотландской королевской фамилии, и все отпрыски мужского рода этой фамилии обязательно проходили специальную подготовку и затем посвящение в маги по древнему друидскому обряду, и дядя Боря не был исключением…»

Почему Зубакин не написал Горькому прямо: мол, правнучка Наполеона это ваша давняя знакомая, Ася Цветаева, - это понятно: жёсткая перлюстрация. Наполеон - хотя в 1927 году ещё не официальный враг советского народа, это будет позже, но и не Пушкин, и не Плеханов; Бонапарты тоже - опасное родство, было уже ясно, что потомкам императоров в СССР не жить.

** (5 ноября 1937 года была расстреляна единственная в СССР квази-наполеонидка - графиня Дарья Богарнэ де Лейхтенберг, праправнучка императрицы Жозефины Французской.  Собственно, только за родство несколькими династиями, других грехов у этой почти семидесятилетней  ленинградской библиотекарши не было). ***

Только в сталинской реальности классово-чуждые сказки были запрещены.
В 1929 году Зубакин был выслан в Архангельск. 2 сентября 1937 года - арестован в Архангельске. 3 февраля  1938 года расстрелян в Москве по приговору тройки.
Обвинение: создание «мистической фашистской повстанческой организации масонского направления "Орден розенкрейцеров"
Арестованы были все, с кем Зубакин соприкасался, все, кто считался его друзьями. Анастасия Цветаева по этому же делу отправилась в концлагерь, на десять лет. А в Москву вернулась только в 1961ом, через четверть века.

8.

И в искусительном сопряжении с этой загадкой - другая, фамильная, которую Марина Цветаева повторяла неоднократно:
...Юная бабушка, кто вы? Сколько возможностей вы унесли,
И невозможностей — сколько? — В ненасытимую прорву земли,  Двадцатилетняя полька!
Бабушка, Мария Лукинична Мейн - "урождённая княжна Бернацкая". 

И:
" ... прабабка гр. Ледуховская ( я - ее двойник)" - твёрдо сообщила  Марина Цветаева в письме от 24 августа 1933 года, Вере Буниной.
( Но это - позже на шесть лет. В 1927ом о родстве с графами Ледуховскими сёстры ещё ничего не знали.

 Как бы взбурлила Марина, если бы узнала, например, что - вот: Мария Колонна-Валевская, "польская жена Наполеона", (у которой от Императора - внебрачный сын, граф Александр Флориан де Колонна Валевски); а младшая сестра Марии - Хонората Лончинска герба Налэнч, по мужу - Ледуховская; правда, это другая совсем ветвь, но того же рода).

9.

В ноябре 1919 года Марина Цветаева вписывала о своей матери, через тринадцть лет после её смерти  ( записная книжка   № 7, 1919-1920 гг):
"Моя мать. Высокая худая сильная, темные волнистые волосы, прекрасный мужественный лоб, карие — средней величины — необычайно ясные — немножко жуткие — глаза — длинный с горбинкою нос...", - опять эта фамильная горбинка, всем она бросалась в глаза.
Далее, там же:
"...К своим детям была строга, как я к своим, в лицо ругала, втайне гордилась, воспитывала нелепо (и правильно — ибо нас с Асей!), требовала гениальности — никогда не забуду ее оскорбленных возгласов:
— «Мама, кто такое — Бонапарт?»
— «Тебе 6 лет и ты не знаешь кто такое Бонапарт! Моя дочь!»
— «Но откуда я могу знать? Мне же никто не говорил!»
— «Да это ведь в воздухе носится!»
То есть нечто бонапартовое, некий размытый призрак -  носился в воздухе, - может быть, просто в конитивном густо насыщенного пространстве профессорского дома, а может - в личностной, потаённой фамильной памяти Марии Мейн, внучки Маринны Ледуховской и внучатой племянницы четырёх наполеоновских капитанов, четырёх шевалье Почётного Легиона.
И далее, здесь же, опять писала Марина о свей матери: .
"....культ Наполеона — приютила у себя в Nervi какого-то жулика только за то что приехал со Св. Елены".
И своё наполеоновское влечение считала тоже - преемственностью от матери: " "..... любовь к Людовику Баварскому (у меня Герцог Р<ейхштадт>ский!)".

10.

... Сейчас я знаю: я - не потомок Наполеона, и сёстры Цветаевы - тоже.

Мы всего лишь прапра - (они, а я - прапрапра), - внучатые племянники четырёх наполеоновских офицеров, (двое - родные братья нашей прапрабабушки Марианны Ледуховской,  двое - двоюродные, в 1812 году все - капитаны).

И ещё: пра(аааа)дедушка Станислав Ледуховской (см. портрет внизу) в 1809 году два месяца исполнял обязанности министра полиции Герцогства Варшавского. Правда, он, похоже, Наполеона терпеть не мог и был упорным и преданным агентом Австрии. 

Но - интересно: а всё-таки - вдруг они что-то такое подозревали? вдруг - был всё же какой-то шёпот закутанного в истлевшие кружева скелета из недр фамильного шкафа с резными гербами на дверцах?

То, что они не решались озвучить.
(При всей решительности Марины).

Думаю, мне тоже было бы неловко выдавливать вслух: "я - потомок Наполеона", даже если бы я был исподволь уверен в этом. Я бы этого. конечно, не скрывал, но каждый раз нужно было бы определённое усилие для манифестации такого родства. Слишком претенциозно, глуповато-размашисто, - даже если и правда.
Версия эта  меня несколько лет манила, завораживала взбудораженно,  - как вход в лабиринт, мне одному известный; меня не слишком даже волновало, куда ведут эти переплётённо-запутанные генеалогические сводчатые коридоры, в какую тьму; мне просто всегда нравилось двигаться по лабиринтам, и чем меньше шансов выбраться из них на свет, тем лучше.

Я, благодаря этому сюжету,  несколько лет выискивал наполеонидов, - потомков Наполеона, его сестёр и братьев, - вычерчивал их родословные древа, с некоторыми в переписке  состоял. И, думаю, стал в этом отношении неплохим специалистом.
("... Но это уже другая история" - истрёпанная до неприличия фразочка; чем бы её заменить?).
(... Но иногда - когда снова натыкаюсь на очередную подходящую строчку, - вспыхивает весёлая рокамбольская мысль: ну вот почему я не самозванец? если бы захотел, отлично бы всё обстроил, сделал бы сенсацию, гораздо изящнее, ювелирнее, чем это обычно делается).

11.