Второе лето военного положения

Августовское вечернее солнце нежно согревало. На пляж вновь вернулись чайки после трагедии на Каховском гидроузле, а в море плавала возле берега мелкая рыбёшка. Море очистилось и, даже городские власти официально с 1 августа открыли сезон. А прошлым летом пляжи были закрыты, народу было объявлено, что они заминированы и купаться — нельзя. Но это не послужило преградой для тех, кто отчаянно влюблен в море, в его синюю гладь, рокот волн, шум прибоя. И честно сказать, мало, кто верил в эту пресловутую минную опасность.

Народ исхитрялся поплавать до прихода на службу чернорубашечников либо уже после их ухода. Чернорубашечники приступали на свое пляжное дежурство с восьми утра и до восьми вечера. Одесситы приходили пораньше и с раннего утра до их прихода наслаждались морем, те же, кто вставать рано не любил, наслаждались морем уже в вечернюю пору, когда у чернорубашечников оканчивался рабочий день. Любители утренних восходов сетовали на комендантский час, который не давал возможность прийти к рассвету и запечатлеть восходящее солнце.

— Хотя бы так, хотя бы так... — причитали, плавая в воде одесситы, с тревогой посматривая по сторонам, не появились ли на горизонте чернорубашечники.

Тем летом на набережной Дельфинария все перезнакомились, и рыбаки солидарно предупреждали плавающих о приближении чернорубашечников. Правда, среди прогуливающихся по набережной хватало и стукачей, которые снимали на камеры телефонов нарушителей и доносили на них чернорубашечникам. За нарушение установленного в то лето порядка взимали нехилый штраф, купальщиков отводили в отделение, проверяли личные данные, грозили всем, чем можно, но одесситов было не остановить. Честно сказать, на полноценный отдых это было мало похоже, на душе камнем лежала тяжесть от происходящих вокруг событий. Я до сих пор боюсь вслух произнести слово «война», настолько страшным оно, по сути, и есть. Уже в то лето переселенцев тоже хватало, люди бежали в Одессу подальше от военных действий, разговоры среди них ходили разные и противоречивые.

В конце сентября чернорубашечники оставили свои посты, и я вернулась на свой любимый пляж и наплавалась вволю. Осень выдалась очень теплой, и бабье лето продолжалось до ноября.

И вот наступило второе лето военного положения… Ну что сказать? Официально разрешили это сильно сказано, нет, конечно, но на пляжах заработали все питейно-развлекательные заведения, были расставлены шезлонги. Спасатели удрученно прохаживаются по берегу, уговаривая народ далеко не заплывать.

— Ребята, а как водичка, чистая уже или нет? — интересуюсь я у них.
— Да вроде в норме уже, — обреченно отвечают они. — Да мы все равно ничего не можем сделать, не выгонять же людей палками из воды!

Чернорубашечники в самом начале сезона пробовали разогнать народ, ходили с автоматами наперевес вдоль берега, но народ лениво так сворачивал свои подстилки, ждал пока они отойдут подальше и вновь возвращался на свои места, к ним подтягивались и вновь прибывшие отдыхающие. Короче, городская власть махнула рукой на весь этот беспредел, и народ, как говорится, дорвался к морю.

Так вот, лежала я на песке и блаженствовала под августовским солнцем.

— Женщина, здесь хтось вже лежав раніше? — громко обратилась ко мне прибывшая компания из трех женщин. Я с тоской их оглядела, это как выяснилось позже, была бабушка, ее дочка и внучка.
— Что? Что? — переспросила от неожиданности я.
— Здесь хтось лежав раніше? Ось на цьому шезлонге? — переспросили они.
— Да откуда я знаю! — раздраженно ответила я.
— Та нічого, прийдуть та ми й заплатимо, — с этими словами женщины расположились с бутылками пива.
Я почуяла неладное, кажется конец отдыху, подумала я. И не ошиблась.
— Морэ, морэ, мыр бездонный… — громко раздалось у меня над ухом, от неожиданности я подскочила. Мужчина лежащий неподалеку понимающе усмехнулся, а мамаша поющей бабы сказала ей: «Ось ти женщину налякала».
— Яку женщину? — поинтересовалась у нее дочка и с вызовом посмотрела на меня.
— Проблемы? — спросила она у меня.
— Да вообще-то это общественное место, можно было и потише себя вести, — обреченно ответила я.
— Щось не подобається? Переселяйтеся отсель тоді. — агрессивно предложила мне дамочка.

Я давно заметила странную логику пересічних… Помнится много лет назад, в далекое мирное время, когда казалось бы, ничего не предвещало, того, что произошло сейчас, на пляж тоже пришла бабуся с внуком года три. Этот карапуз вовсю разбрасывал ножками вокруг себя песок на лежащих рядом людей, бабусе сделали замечание, что вокруг люди, и пусть ее ребенок играется где-то в сторонке. Две мамочки пытались ей объяснить, что вот их дети, играются возле кромки воды, они никому не мешают, просто надо приглядывать за ними. На что та бабуся сказала, что она пришла сюда раньше их и что хочет, то и делает.
— Но вы же не в своем огороде, а здесь общественное место, — пытались объяснить очевидные вещи они ей, но бесполезное это занятие, скажу я вам.

— Морэ, морэ, мыр бездонный, — снова раздалось совсем рядом.
— Да тише ты! Женщина лякається, — как я поняла, это было сказано в мой адрес.
— Та на *** ту женщину! — и с этими словами бабенка, плюхнулась в море.
— Пора отчаливать что ли, — подумалось мне. Но жаль было уходить, и в который раз я дала себе слово идти к морю подальше, там, где людей поменьше.
— Жіночка, підійдить до мене, щоб я до вас на кричала, — обратилась мамаша к женщине на соседнем шезлонге, та сделала вид, что не слышит ее.
— В мене у сумці документи, приглядіть за речами! — не сдавалась мамаша и с этими словами тоже плюхнулась в море.

Выйдя из воды, бабенка подошла, прикрывая обнаженную грудь руками к лежащему неподалеку от меня мужчине.
— Ти чого зиркаєш на менє? — прокричала она ему.
— Что вы ко мне цепляетесь, отойдите от меня, что вы ко всем цепляетесь?! — насторожено попросил он ее. Та была уже хорошо подшофе и лезла к нему чуть ли не с кулаками, но все же оставила его в покое.
— Им же теперь всё можно! — с сочувствием сказала я ему. Он безнадежно махнул рукой.

На этом дело не закончилось, они снова пристали к нему, но уже с просьбой приглядеть за внучкой, пока они будут прыгать с пирса. Мужчина отбивался, как мог, с непонятной для них иронией сказал, что он не умеет смотреть за детьми.
— Там мелко возле пирса, вы разобьетесь, если будете прыгать вниз головой, — предостерег он их, но они уже были сильно пьяны и мало что понимали.
— Та ****ь, ми не вміємо головою, ми просто зараз стрибнемо, — и с этими словами мама и дочка помчались на пирс, где с визгом благополучно спрыгнули.

Солнце начало садиться, тени на песке стали длиннее, народу становилось все меньше.
— Пойду и я от греха подальше, — подумала, я и пошла под душ.

Одеваясь, я наблюдала сцену, как пьяные в стельку мама с дочкой на этот раз уже приставали к компании одесситов, расположившихся в другом конце пляжа.
— А хто він такий, цей твій чоловік, да? — не унималась разбитная бабенка, нависая своими телесами над ними.
— Отойдите от нас, ступайте не свое место, не мешайте нам отдыхать, — просили они ее.
— А чого це ми повинні відійти, ми прийшли тоді коли вас ще не було! — услышала я стандартный ответ.
— Мы вызовем сейчас полицию! — увещевали они их.
— Та ви що! Ну ось давайте поліцію сюди! А нам нічого не буде, нічого, зрозуміло! — обнимая свою внучку орала баба, — Заєбали ви нас, ****ь!

Возле шезлонга, где расположилась эта подвыпившая компания, остались валяться бумажные стаканы, пустые бутылки, окурки. Всё как всегда… Как всегда, что остается после них… таких…

Уходя, я, как и все одесситы, второе лето подряд, повторяла про себя как мантру: «Даст Бог не в последний раз увидеть это солнце, это море…»

04.08.2023 г.