На краю

            


              Крокодил Гена.


   Она еще с совсем давних времен младшей группы детского дома запомнила читаемый им однажды воспитателем «Сын полка», книгу, в которой рассказывалось, как на оккупированной во время Великой Отечественной войны фашистами территории вышедшие в очередной опасный рейд наши разведчики вдруг совершенно неожиданно обнаружили в зловонной яме в лесу прячащегося  от немцев мальчика, родители которого были оккупантами убиты во время этой долгой и немыслимо кровавой войны, цель которой была  - почти полное уничтожение целых огромных стран и их жителей, а оставшихся в каком-то незначительном количестве  - превращение в безвольных и жалких рабов, и после долгих мытарств этого совсем еще молодого человека, его  все-таки взяли, вняв долгим очень настойчивым просьбам, к себе, прямо в боевую военную часть, потому что он стал восприниматься ими, наверное, тогда почти как родной, что люди того очень и очень далекого времени называли емкой и одновременно простой фразой «он нам показался».

   Да, а она, видимо, так никому и «не показалась». Опекунша, бывшая потом у нее до совершеннолетия, начала с того, что с уверенностью в своей безусловной, и совершенно не обсуждаемой правоте, которой можно было, конечно же, только искренне позавидовать, беззастенчиво потратив выделенные на еще одну, уже выросшую под ее чутким присмотром опекаемую ей девочку деньги на ремонт своей совсем, как она вдруг решила после проведенного ей запланированного осмотра своих владений, ветхой крыши, вместо того, чтобы хоть как-то, хотя бы незначительно облагородить предоставленное сиротке жилье, что, конечно, входило в самые что ни на есть ее прямые обязанности, отправила ту, как она говорила, «на необходимое ей постоянное лечение насовсем» в сумасшедший дом, потому что ей несколько сложно было начинать полноценно жить самостоятельно, отказавшись потом ее оттуда даже изредка забирать или хотя бы, хоть иногда навещать… Ничего же, конечно, же, тут нельзя поделать, если не имеющая родственников будущая «молодая леди» побаивается оставаться в своем жилище одна, и даже, как утверждает, слышит ночью в совсем пустом доме во сне или наяву какие-то стуки или шаги, а возможно, - и голоса… ее умерших предков, которые хотят ей помочь, но не имеют сил войти, как этой в жутком испуге прибегавшей к почти уже бывшей опекунше по утрам юной особе в слезах и со стучащими зубами, и не могущей при этом еще и мало-мальски грамотно даже каких-то двух слов связать, кажется…

   Да и старая она уже теперь, чтобы «создающими одни лишь проблемы сиротками заниматься». Вот и за квартиру, отправив уже ее, вторую, выросшую и верой и правдой опекаемую, с каким-то радостным облегчением на пролетевшие как один день четыре месяца месяца в санаторий на положенное ей, как инвалиду лечение, «по рассеянности», как потом объяснила, забыла заплатить. И теперь уже ее ждет неминуемое выселение, если до вот-вот наступающего через какие-то полторы недели десятого августа  - остается совсем ничтожно мизерный срок - этот долг не удастся каким – то невероятным для ее малых сиротских возможностей способом погасить…

   Да вот еще, очень нравится ей старый–престарый мультфильм. Наверное, ее родители в свое время, когда-то в далеком  детстве тоже его смотрели. И даже бабушка с дедушкой. Там в какую-то смешную для всех и нелепую Чебурашку поверил крокодил Гена. И стал очень надежной опорой для нее. Начал очень трогательно ее оберегать, защищать. И у нее неожиданно вдруг появился совсем молодой юноша, тоже одинокий сирота, но такой заботливый, трогательный, нежный. Ей всегда хорошо и спокойно, когда он обнимает ее….

  Вот только смогут ли они вовремя оплатить такой большой для их совсем скромных сиротских возможностей долг?!

   Возможно, поможет, сила молитвы какого-то батюшки, живущего где-то очень и очень далеко, в другом конце страны, в монастыре: его просили поминать меня перед Богом и просить у Него, чтобы в моей жизни все хорошо сложилось, мои родители, когда они еще были живы,  - сказал ей этот молодой человек. - Верю, что по его, как говорят, сильным и всегда искренно от души произносимым  молитвам поможет нам Бог!

   Как знать, как знать… Наверное, только время это покажет… Или неожиданно встретившиеся на пути этих молодых людей добрые и хорошие люди, возможно, что и по неусыпаемым молитвам старца…




               Иногда и мы выздоравливаем


            
 - Знайте, что и мы иногда, как бы назло всем объективно существующим обстоятельствам, все равно остаемся как полными не покидающими нас всепобеждающих, даже бьющих через край сил, так и неунывающими, веселыми и живыми!

   - Будем надеяться, что скоро и с нами это, конечно же, обязательно и всенепременно случиться!

   - Нет никакого сомнения, что все это если не сегодня, то обязательно завтра так и будет!
 
   - Непременно, именно так!

   - Да, согласен: конечно же, всенепременно!

     (Из недавнего разговора уже считающихся почти что совсем бесперспективными пациентов)




   - Иногда они, как бы не смотря ни на что, поправляются! – сказала уже идущая после долгого дежурства домой медсестра своей сменщице. - Те, которых мы считаем безнадежными больными…

   - Что ж, значит такова всеблагая воля Божья. Воздадим же Ему хвалу! – был ей ответ.

  А когда-то сравнительно по больничным меркам очень и очень давно, целых бесконечно тянущихся восемь месяцев назад особенно ей запомнились глаза этого пациента, которые, как ей это показалось тогда, почти никогда совсем не улыбались. Да и не мудрено, если шестнадцатилетний юноша, теперь пациент их очень тяжелого отделения, из детского дома, да еще и, как им, персоналу, сопровождающие его сотрудники этого расположенного в другом конце города учреждения доходчиво объяснили, постоянно оттуда сбегает и из положенных его возрасту семи, поэтому с большим трудом окончил только пять с половиной класса. Наверное, еще и поэтому его рассеянный взгляд был словно все время сосредоточен на чем-то только им одним субъективно изведанном, а потому понятном лишь только исключительно ему одному… Как будто уже давно украдкой смотрели в какой-то нездешний, в какой-то совсем уже «мир иной».

   Тихий шепот в больничных коридорах: «Да, должен был по всем прогнозам очень и очень скоро умереть, а почему-то все же выжил во время самой сильной проводимой ему «химии»! Как такое и почему произошло?!»

   И в "Макдональдсе" он обедал в короткие промежутки между многих и более крепких на какой –то, как оказалось, ошибочный первый взгляд «навскидку» безжалостно убивающего агрессивного лечения, стараясь что ли таким весьма необычным способом наверстать то, чего был лишен в свое короткое проводимое то в детском доме, то в постоянных побегах из него детство. Может, пытаясь, как в одноименном фильме в одночасье наконец-то достучаться до находящихся, как представлялось ему тогда, где-то далеко, в недоступной досягаемости до него, в какой-то немыслимой холодной высоте небес. А как оказалось, вероятно, благоволящий ему Бог был, наверное, в этот момент непосредственно где-то совсем рядом...

  Да и другие строгие правила, важные при проведении этого весьма непростого лечения, с каким-то завидным упорством систематически нарушал. Да что там «систематически»  - даже как-то, с каким-то упорством неизменно почти регулярно! И это при всем при том, что даже их скрупулезное неукоснительное соблюдение в его сложнейшем случае шансов-то не дает почти никаких. Только если чудо! Но разве они бывают в жизни, эти выдуманные какими-то совершенно неизлечимыми романтиками абсолютно непонятные неисправимым прагматикам чудеса?.. Как говорят об этом всегда чопорные и все знающие «умники» - наверное, только в каких-то совсем уже ветхих, и давно пылящихся за ненадобностью где-то на самых верхних полках рассохшегося от времени старинного раритетного шкафа про-про-бабушкиных сказках!..

  Лечение уже подходило к концу. Он иногда «клевал» что-то в общей столовой – родители других детей время от времени его как бы невзначай подкармливали, особенно уже непосредственно перед самой предстоящей ему в особенно выдавшимся холодным в этом году январе, с почти непрерывно бушующими метелями и убивающими птиц на лету сорокоградусными морозами, выпиской, с осторожностью ловя совсем немного предательски трясущейся в исхудавшей руке вилкой как будто ускользающую от него независимо от его усилий оживающую в тарелке пищу. Предстоящий прогноз был опять весьма и весьма сомнителен. Ему предстояло еще два долгих томительных года принимать лекарства в таблетках и к тому же беречься, как огня, любой способной привести к непоправимым летальным для него последствиям инфекции... Правда, можно с шестнадцати лет уже жить самому, а не в давно наскучившем и не перевариваемом им уже много лет детском доме, что было, конечно же, по общему мнению, ничуть не лучше.

  Все было неясно. Потому что объективно было, как будто бы совершенно очевидным, что все и даже в совсем близком будущем будет настроено исключительно против него. И в совсем скоро наступящем одночасье неминуемо станет фатальным в той очень скользкой ситуации, когда молодой человек предоставлен без какой-то видимой надежной основательной точки опоры исключительно самому себе... Любому здравомыслящему было ясно, что неумолимые жернова бушующей там, за окном, ни старого, ни малого просто так, ни за что не милующей жизни должны были неминуемо в какое-то недолгое время его обязательно и бесповоротно перемолоть.

  Но вот выжил! Закончил через несколько лет с завидным упорством вечернюю школу. А после, так же спокойно-расчетливо, словно никуда не спеша, создал семью. Уже несколько лет вполне состоятельно воспитывает двоих любящих его детей. И даже на весьма удачно выбранной им работе его ценят. Стоит ли писать о тех, как оказалось, неравнодушных людях, которые приняли в разные моменты жизни в его судьбе самое непосредственное участие? - Не знаю. Возможно… Но это будет уже совершенно другая история. Наверное, как о  подлинной вере, так и о настоящем милосердии!



              Трансплантация.

  Ночью ему все казалось, что дочка очень тяжело дышит, совсем, как тогда, несколько месяцев назад, когда у нее случилось серьезное осложнение. Время от времени ненадолго забываясь тяжелым сном, он всякий раз, как будто одним каким-то мощным рывком выныривая из глубины на поверхность, просыпался от сковывающего все тело страха. Неожиданно заметил, что сам уже как будто бы стал задыхаться; сглотнув слюну и тщетно пытаясь выправить дыхание, как бы независимо от своей воли часто и прерывисто задышал. «Присоединение по позе, - почему-то пришло в голову когда-то выученное определение из учебника по психологии. - Да нет, я же здесь, за много километров от того центрального медицинского учреждения, дома?» Почему-то боясь открыть взятую недавно в церкви бутылку со святой водой, положил ее рядом с собой и как-то незаметно для себя стал механически-машинально с силой сжимать ладонью…

   «Ночью самое тяжелое время… Там только дежурные врачи, а каждое утро в палату входит профессор с целым консилиумом, а он, как говорили, – признанный светило медицины! Что-нибудь, наверное, придумает в самой безвыходной, сложной ситуации, посоветует своим подчиненным, и тогда все уже пойдет, как надо! Главное – это ночь! И ее нам надо пережить, потому что в это время суток больше всего, как раз и умирают…


  Он ухаживал за ней, почти всегда искренне послушной, гармонично взрослеющей дочкой, с которой они как правило умели ладить и договариваться, понимая друг друга иногда даже с полуслова, год назад в их обычной, простой городской больнице. А потом с ней улетела на пересадку костного мозга в центральный большой город его жена. А ему надо было остаться вдали, здесь, дома, чтобы много работать, потому что большие суммы денежных средств им очень даже могли понадобиться уже после окончания всех необходимых медицинских манипуляций в той идущей всегда в авангарде стремительно развивающейся науки клинике.

  Такие еще малоизученные из-за недостатка опыта операции еще только во всем мире начинали проводить. Можно сказать, учились. Никто поэтому и не дает никаких гарантий. Но это  – последний шанс. Как же им не воспользоваться?..

   Сегодня как раз и должны пересадить. То есть просто перелить похожую на кровь жидкость. Неизвестно, как это все приживется. Он стоял у мощей почти в пустом монастыре и слушал, как читали акафист. Потом вышел, машинально, как бы на автомате смахнул непрошенные слезинки, к неожиданному появлению которых, кажется, уже привык. «Помоги нам, если можешь!» - мысленно Кого-то, наверное, Создателя попросил. Купил в лавке зачем-то понравившиеся какой-то искусной тонкой работы четки, не предполагая, что будет по ним молиться, но все же думая, что это как-то поможет, а потом, в любом случае, уже поправившейся дочке можно будет их подарить; положил их в карман. И еще одну бутылку, как показалось, даже бликующе-блестящую в ярком электрическом свете, со святой водой, чтобы отвезти ее уже им туда, своим любимым жене и дочке, встречи с которыми одновременно очень боялся и как-то жадно и с ненасытностью ждал.


  - Ну вот, все у вас прошло идеально! Прямо по учебнику. - Гордитесь собой, - сказала лечащий доктор, когда он прилетел их уже окончательно забирать домой. – Да у такой красавицы, будущей невесты, и не могло быть по-другому. У вашей настоящей победительницы!




                Ты будешь всегда здорова!




«Праздник кончился, добрые люди
Второпях надевают кальсоны..."

- пел хриплым надрывным голосом какую-то современную песню в переходе метро безголосый бродячий музыкант. Особенно неприятен был как бы корябающий душу припев:

"Толше видим, глубже мрем
С каждой раной, каждой весной..."

   Сложная операция прошла успешно. Все это – праздник! Все это – торжество! Все это – безусловная и неопровержимая победа! Только это в конечном счете, как выяснилось, как раз ничего и не значит!

  - Не расслабляйтесь. Все нехорошее еще может вернуться. Вам нужно долго восстанавливаться, потом еще наблюдаться… - сказала с какими-то потухшими неживыми глазами на прощание лечащий доктор, так много в свое время сделавшая для них.




   У нее опустились руки… Устает. С работы, наверно, уволят…

  "Нет, у тебя все получится! – думал он. – И ты во всем станешь, как мы и запланировали, красавицей! Самой успешной! Самой счастливой! Как очень умная, много сейчас существующих курсов и даже учебных заведений закончишь. Всего даже сверх нашего самого смелого плана достигнешь. Я верю в тебя!"

   "Нет, слабенькая все-таки она! В чем только душа держится? Не выстоит… Жизнь, реализм – это другое. И это, то, что сильней, ее в конечном итоге так и убьет!.. Ишь, строит наполеоновские планы, да еще их и осуществлять смело как-то так пытается - вон на что замахнулась!" - думали все остальные. - Все позитивное нам не под силу! Мы самые обычные люди. И мы слабы! Он это знал. И они этим своим неверием доконают ее! Он увидел это, словно переданное ими, не верящими, отчаянье в ее глазах, а затем, за ним придет смерть, как-то понял, осознал… И тут вдруг лютая холодная ненависть к ним, остальным, а может быть, праведный Божий гнев – или все вместе словно какой-то приливной волной окатили, ошпарив всего его.

   Он почувствовал, будто, защищая ее, пропитывается весь их неверием, словно вбирает в себя его, и когда уже попрощался с ней, спешащей, как всегда, на работу, забрал что ли все это деструктивное, все отрицательное из нее… «Я скажу одно лишь слово: «Верь!» - импульсивно, почти и не думая, мысленно послал ей пожелание из другой, хоть и не очень нравящейся ему бывшей когда-то тоже популярной песни, но теперь он за это какое-то показавшееся ему словно живительно-волшебным слово ухватился, как утопающий за последнюю, как будто бы могущую спасти их полную надежд, ждущую впереди жизнь, соломинку. Но он все-таки, как бы не смотря ни на что, в это поверил!

   - Да не воплотится в реальность ничего из ваших прогнозов! - проорал про себя, опять как-то неожиданно для самого себя распалившись яростью, а может, праведным гневом. И с силой ударил ладонью в алюминиевую стойку еще закрытой торговой палатки. Она сразу переломилась на изгибе сочленения, и тент с одной стороны сразу надулся пузырем, как-то обмяк. Но словно с этим его импульсивным действием все то непобедимо отрицательное, которое он тогда вобрал в себя, вылетело наружу, нигеллировалось, растворилось в небытие, ушло в никуда…

   

   Так ли это было на самом деле, или это все ему только тогда померещилось, но у нее все вдруг стало как-то поэтапно, в промежутках между которыми он тоже почти уже и не верил ее запланированный ими успех, получаться. И она словно под действием самого настоящего волшебства превратилась в ту созданную еще тогда, очень давно, в его воображении талантливую почти во всем, за что она не бралась, Красавицу!
            
  Примечание: автор первой приведенной здесь песни Егор Летов, вторая написана Виктором Цоем.
               
                Противостояние

             
                Часть 1

                Взаимодействие.


   "Сердце каждого человека - поле битвы Бога и Его Отчей Любви - и греха; Бога, желающего каждому Спасения и счастья - и падших ангелов, уводящих в погибель, - по-моему так когда-то формулировал первопричину всего происходящего у нас, на земле, Федор Михайлович Достоевский..." (из разговора врачей в "Желтом доме" - одной из лучших больниц для людей, по самым разным причинам считающимися душевнобольными).

 

   Я видел его в доме скорби. В предбаннике перед входом на отделение, предназначенным в том числе и для посещения находящихся там на лечении пациентов, отвратительно пахло каким-то коктейлем разнородно произвольно скученных медицинских запахов вместе с неприятными испарениями несколько недель не мытого человеческого тела - баня была не каждую неделю в подавляющей все живое атмосфере царящей тогда всеобщей разрухи в стране.


   Где-то там, "на воле", за стандартным некрашеным бетонным забором, казавшимся пациентам из окон отделения относительно неприступным, с одной стороны путем все более распространяющихся, как какая-то уже неизлечимая раковая опухоль, бандитских разборок делили страну, пытаясь урвать себе в царившем кругом словно засасывающим в зыбкую неверную трясину вакууме всеобщей анархии как можно больший кусок пирога. В насквозь прогнившем обществе в геометрической прогрессии росло дьявольское эгоистическое и наплевательское отношение друг ко другу. А с другой - совершенно удивительно в той атмосфере удушающего все и вся атеизма и искусственно придуманной более, чем полвека назад идеологии - открывались воссоздаваемые, восстанавливаемые почти с нуля настоящими романтиками-подвижниками поруганные совсем еще относительно недавно Божьи храмы и монастыри. И в этих святых обителях преизобиловала оживотворяющая, воскрешающая всякого приходящего посылаемая им от Творца всех - любящего Отца, желающего каждому спастись и обрести познание истины Благодать!

   - Бог есть Любовь! – как-то непередаваемо восторженно-искренне говорил этот сам дошедший до глубинно внутреннего восприятия во-многом, конечно же,  элементарно прописных евангельских истин тогдашний совсем какой-то истонченно-худенький, но словно светящийся негасимым внутренним светом пациент. И еще: - Я понял, что жизнь – это взаимодействие. Каждая частица стремится как можно больше взаимно действовать и с как можно большим числом всех остальных. И как можно быстрей, на самой максимальной скорости. Это и есть - расширение. Истинное взаимное Божье обогащение, к которому каждый и призван... Не ущемляя никого. Подлинный всем и вся Обмен!!!


   В те далекие годы было еще довольно известно антиутопическое художественное произведение, один из центральных героев которого всей своей фанатически-страстно им проживаемой, подчиненной как бы этой всецело пожирающей его вместе с многочисленными окружающими его одержимыми соратниками-единомышленниками, вовлеченными в поклонение этой безумной, терзающей их и словно "выпивающей всецело их жизнь", полностью выхолащивающей, до тла иссушающей идее, утверждал, что смысл жизни – это всегда всего лишь эгоистическая, доведенная до своего полнейшего абсурда, в каком-то чистом виде власть. Сапог, давящий лицо человека. Так можно ее охарактеризовать!


   И что же может этому противостоять? - Сила человеческого духа?.. «Мы встретимся там, где нет темноты,» – еще одна образная фраза из этого весьма занимательного, заставляющего задуматься о своем не вдруг обретаемом, "выстраданном" месте в постоянно движущемся потоке произведения…

 
                Часть 2

      
                Спасение души


                1


   - Нам надо разрушить эту страну, потому что в ней есть то, что для нас всего более ненавистно – святое Православие, любовь к Богу и ближнему, и сострадание, жертва за «други своя», тем более, - искренняя!..

   Будь ты все время пьяный: совесть свою залей, а потом, как выгоришь, - твори зло!.. Или собой покончишь, или помрешь от водки, что тоже хорошо… нам любо, бесам, человеческое самоубийство! Дьявол мечтает, чтобы как только можно большее количество людей его постоянно совершало. Или убивали бы все больше друг друга… И ни за что, просто так! Пускай русские больше друг друга в припадке злобы полностью изничтожают, или спиваются, для этого у них не должно быть работы… такое нам дано задание - самоликвидировать эту страну.. Например, изнасиловать старушку, когда грабишь… водки выпить – и «на слабо!»  - Тогда с помощью дьявола это получится…

 

                2

   Почти после каждой деревенской дискотеки - трупы: один или даже несколько где-то поблизости находят... «разбираются» до смертоубийства – как хорошо! Забыли христианские ценности... Сеять надо зло и гордыню, и осуществлять любую патологию... растлевать с самого юного возраста их души...



                3

   И вот в такую постперестроечную деревню вдруг приехал батюшка, «старец» говорить людям о Боге, о их корнях, о Святой Руси...

   - Духовно парализованные! – не проповеди слушать жители пошли, а делать флюрографию... приехал автобус... - тело важней... Что такое душа? – Выдумка! Да нет же и вовсе ее...

               
                4

   Разговор совсем отчаянно отмороженных головорезов, как тогда их некоторые называли:

   - Надо убить, наверное, этого ненашенского... Какие проповеди?.. – Ишь, приехал! Тюкнуть тихонечко, когда никто не увидит... Сам свалился!.. – Спишут... А то и водки ему потом влить побольше, хорошо бы!..




                5

   Умственно отсталый я. Работы и так нет у нас в селе никакой, как говорят, - все развалили! А тем более, для меня...

  Вот мать и решила сбыть меня с рук в интернат. Поехали мы в город, чтобы там «показаться», да я уже, как поезд стал притормаживать, подходя к перрону, смекнул: отдаст она меня туда, а сама уедет – денег-то мало у нее... и не будет никогда навещать! Уже в городе на вокзале отстал от нее и сел там же сразу же на обратную электричку... вот мы на ней вместе, только в разных вагонах, домой к себе в деревню тогда и доехали!..



                6
 
   Решили убить батюшку, а как?.. он же священник... уже уехал. И благодать, говорят, у него.. Не добиться нам до него... Бог его защищает, значит!

   А мне нравится этот Бог, как Его называют, только церкви у нас в селе давно никакой нет!.. Я бы, если бы была, туда пришел... И слава Богу, что батюшка тот уехал!.. Духовно парализованные мы – так, конечно, и есть, как он тогда говорил!.. Надо и мне всем свидетельствовать о Боге!.. Только деньги нужны, чтобы жрать, как говорят, что-то было, вот я и прибился к местной шпане.




                7

   - Ограбь, если нет чего-то! – так нам сектанты эти говорят... - У кого-то же есть, - отбери, будет твое... иначе... сдохнешь!..

   Вот мы тогда одного... били, первого встречного... И я тоже... Боже, я тоже к его смерти причастен!.. Господи, помилуй!.. Господи, Господи! Я пьяный был тогда... Мы убили... Мы убили... Нет мне прощения!..

   Буду дома милицию ждать... Только в душе – как тишина одна и какая-то пустота... и бичом бьет жарким ударом в горло совесть!.. Убили... Убили... Ничего больше уже не хочу для себя... как будто сумерки в душе, она словно пустая...


   
    А ночью в КПЗ снится мне сон... что я спасусь, даже если никогда и не увижу больше этого священника, воспоминание о той Божьей проповеди которого как будто освещает каким-то светом все время мою душу! Может, встречу его во время всеобщего воскресения мертвых тогда уже, после Конца Света, и он умолит Создателя, и тогда я, может быть, в рай и войду!..





      Крест


    Я не могу с ним лежать: поселиться на целые шесть-восемь месяцев там, где все пахнет болезнью, страданием и медициной – я же даже кровь не могу видеть без содрогания: меня тогда всего как-то непроизвольно, независимо от собственного, сразу же затуманивающегося сознания, корежит и передергивает, и долго потом не отпускает, - в расположенной очень далеко от нашего поселка городского типа больнице в большом, просто огромном и непонятном городе... Не смогу! – эта мысль, казалось, заполняла всего меня вместе со словно неожиданно как будто бы сорвавшимся с цепи сердцебиением, которое долго было мне никак не унять, как казалось, с неостановимым потоком крови, все быстрее пульсирующей у меня где-то в самих висках.

   Не все могут ухаживать за своими тяжелобольными детьми в больнице! – ухватился я за пришедшую в голову показавшуюся спасительною мысль. - Особенно, если уже не первый раз, если это рецидив, и опять почти целый год подряд химиотерапия... Если бы я был местный, городской, родившийся там, или давно привыкший ко всему, потому что уже не один год там живущий... Опять какой-то пеленой застилает глаза, они непроизвольно мокрые, и я шатаясь, выхожу на улицу из приемного покоя. Не могу смотреть, как плачут, срываясь на крик: опять будут резать, дети. Я никогда даже мысленно не представлю, как страдает мой сын! – Нет, он здоровый... как-нибудь справится, приедет ко мне опять, с дороги отлежится немного, отдохнет, выпьет совсем свежего, только принесенного с фермы молока, и снова через неделю или чуть-чуть больше будет, как обычно, только веселым, радующимся!.. Мать-то его уже второй год беспробудно пьет, мы шесть лет с ней уже в разводе, и он к ней туда, где все время до этого жил, не ездит теперь, а только ко мне. «Папа, там притон только один!» - говорит.

   Есть отчим, но и с ним он не живет, попробовал было, да говорит: «Он слишком строгий и злой иногда, может ударить!» А я единственного сына своего люблю, - вот только моя сожительница, у которой все это время сейчас живу, совсем не всегда ему рада! - На собственную квартиру никак сейчас не скопить в нашей «деревне», как ни работай. Правда, недавно  на трассу взяли работать на тракторе, я один не пью уже ничего, кроме сока и лимонадов почти несколько лет, - зарплата у меня там большая: пятнадцать тысяч, пускай завидуют! Может, со временем куда-то и скопим...

   Приезжает в перерывах между лечением сын ко мне. «Папа, помирись с мамой, может она тогда бросит пить, и снова будем жить все вместе». Я было тоже об этом подумываю, но не знаю, сможет ли она бросить... Может, и съезжу через месяц-другой, посмотрю на ситуацию, поговорю с ней...

   Не могу смотреть, как сын мучается. Но он быстро выправляется, когда ко мне приезжает... Вот только одышка у него, и иногда еще неожиданно быстро устает. Но это проходит. Опять отлежится. И снова голос веселый и улыбается! И у меня сразу от сердца отлегает! Рассказывает, родители других детей ему помогают. Только вот проклятый этот квартирный вопрос...

  Женщине, с которой я живу, сынок мой - то не нужен. А жилье это ее. И разные дальние и ближние родственники ее теперь все чаще «батон крошат». Науськивают местных, я –то совсем из другого села, а потом маленького городка, туда только шесть лет назад приехал. – «Проездом ты тут!» - говорят… на тракторе… не коренной!»

  «Зачем сын его сюда так часто приезжает?» - слышу уже все чаще, как потихонечку так за спиной говорят, - «Рак, может быть, даже заразен.»
   
   «Никто и не знает, как эта болезнь передается, всю деревню еще перезаразит... а у вас маленькие дети...».

  А у меня, я теперь понял, душа только во время этих приездов сына как-то по-настоящему словно незаметно оттаивает. И понимаю: он один - только и есть настоящее!

   А тут еще неожиданно совсем с другой стороны начались проблемы. Сектант один, всю свою жизнь в этой деревне его не переваривал, стал воду мутить по полной:

   - Что ты такой добренький? Бери от жизни все, не прогадаешь. О бабе думай! Сын твой нам тут совсем не нужен. Вообще все эти... дети только мешают расслабляться по полной! Выпей!.. А он пускай остается в больнице. Сожительницей своей наслаждайся... Сексом одним, дурачок! А не то смотри, она тебя скоренько выгонит, живешь у нее тут, детей нам от другой жены еще возишь! Слушай всегда меня, или мы тебя закопаем!

   А я всю жизнь от природы застенчивый, спокойный, покладистый – так обо мне говорят – ничего ему не ответил.

  - Сейчас о себе одном надо только думать. Единственном! Отпрыски –это лишь ненужный балласт!  Чего они тут... нарожали, а работы –то нет никакой, по утрам ждут единственный рейсовый автобус до профтехучилищ  и друг друга «за шкварник» из него выкидывают, потому что всем «местов», как всегда, не хватает!

  Мне как-то говорит еще одна верующая:

  - Смирись! Заберет Господь к Себе твоего сына, чтобы не видел он всей этой мерзости!

    Но мне сын нужен живой. Веселый. И чтобы у него в жизни все было хорошо!..




    Недавно приехал из больницы за вещами туда, к маме.
 
   - Зачем сюда?

   - Из больницы, меня на неделю отпустили.

   - А тогда понятно, - сказал один из почти что уже живущих там собутыльников, - Ну, тогда можно, конечно...

   А мать пьяная, невменяемая уже, в другой комнате спала... Первый год она еще ухаживала еще ним, а потом как-то быстро все у нее покатилось...

   - Больной он, говорили уже останется там, в городской больнице этой навсегда...- уходя, услышал тихий голос за спиной.


   - Помрет, помрет он...  - сектант этот снова, неожиданно выныривая, как чертик из табакерки, в темноте рядом с автобусной остановкой мне говорит, и уже громко, нарочито:  – Говорил тебе, бабой займись... нечего было и пускать, еще перезаражает... Дурачок ты блаженненький, бабулькам еще бесплатно на тракторе участки после работы... пахает, ха-ха-ха-ха! Не местный! Приходи к нам – нарисуем тебе три шестерки... Мы тебя после дискотеки – закопаем!

   И опять смеется:

  - Помрет... Помрет... Помогал он ему... Сынок... Бери от жизни все! Своей лучше займись, говорю. Сексом. Приходи ко мне, мы тебе позы различные покажем, виагру на твои все пятнадцать тысяч достанем, тогда удовлетворишь ее, тогда не выгонит...

   Я спокойный. Тогда сдержался. Только сами собой все сильнее сжимались под конец уже с какой-то немыслимой силой кулаки.

- Я к тебе вечером приду, - сказал.

  А когда сын уснул, тяжело стало на душе. Может умрет - понял. Пил один на кухне часа два. Внутри словно все огнем жгло. В ушах звенело. Что-то внутри клокотало, звало за собой, рвалось наружу... Но я сдержался!

  А когда уже умер мой сын, и я весь вечер пришибленный сидел дома, и даже не включал свет, словно чего-то, как будто, боялся, думая, что он там где-то, далеко в больнице, а я здесь, был абсолютно спокоен, но ночью «понял», что этот сектант больше не должен жить, раз нет уже моего сына, и когда он, ничего не подозревающий, вышел ко мне, я его схватил, немыслимая сила снова как будто бы рвалась наружу, набухла внутри, заполняла, казалось, все пространство. И я его тогда мазал!!! Тащил и мазал. По стенам мазал!!!  У него нет лица!!! Я стер его вместе со всей его, заполняющей все его естество, мерзостью!!!

   В момент, когда уже выходил из подъезда, ощущал, словно окружающие напоенные ночным теплом воздух и земля словно очистилась от какой-то скверны. И теперь легко может лежать в ней мой сынок! Только поселилось с той поры в сердце моем какое-то гложущее его беспокойство!..

 

   В тюрьме мне один авторитет постоянно говорил:

  - Ты не мечись. Сядь, успокойся... А то еще кого-то придется выносить!

Он и посоветовал мне тогда сходить в тюремную церковь.

- Ты только твердо дай себе зарок больше не убивать никого. Только, если на войне, и то по приказу командира! - сказал мне священник, - Теперь тебе, чтоб очиститься, - хотя бы целый год даже ругаться матом нельзя! И ничего даже в мыслях делать дурного.

   А когда меня выпустили оттуда под подписку, я не смог к сыну поехать на уже, как мне рассказали, прибранную могилу!  - Я его могу видеть только живого! – все время стучала в голове одна мысль...

 

   Совсем с ума сошел – считали в деревне. Вернувшись из заключения, все-таки смог прийти поклониться на могилку на тихом деревенском кладбище. Но только увидел не тот обычный деревянный крест, который устанавливают рядом с усопшим в землю, а другой, возводящий от земли на Небо, на котором висят, Неожиданно, упав на колени, в слезах, до земли, наконец уже поклонился Ему.



                Сон


   Мне однажды приснилось, что сатана как бы рясу примеряет:

  - Сворачивайте милосердие. - Милосердия нам не надо! Обряд оставляйте!- говорил он.







                Исповедь исполнителя приговоров



   Вы, наверно, не знаете, но я на протяжении многих лет выполнял очень важную, необходимую, высоконравственную и высокоморальную работу: приводил в исполнение приговоры… смертной казни.

   Да, вы даже и не подозреваете, как это важно. Совершал человек всевозможные злодеяния на протяжении многих лет, упивался ими, а жертвы его боялись, несчастные, и некому было их защитить. И вот теперь, наконец-то, преступник пойман, изобличен, осужден – и его ведут ко мне. А я тогда занимал ответственнейшую должность начальника колонии: царь и бог, и мне хорошо известно, что у приговоренного к смертной казни преступника одно на уме: как бы вывернуться, избежать наказания и снова упиваться своей властью над жертвами! Но этого не будет уже никогда – вот уж нет! Подписывает он бумаги о приведении приговора в исполнение – и тут-то ему конец: у меня рука не дрожит, и во всем моем существе только глубокое удовлетворение от приведения приговора в исполнение! Я всех несчастных жертв от посягательств преступника этого защитил. Я большой человек. Я – защитник! Все сделал, как надо; и простые хорошие люди могут теперь без опасения ходить по земле. Как говорится: наслаждаться всеми благами... Значит и моя жизнь полна доброго, истинного, самого настоящего смысла...





   Но так продолжалось до тех пор, пока не заменили высшую меру пресечения: смертную казнь на пожизненное заключение. С этого-то самого времени я, мало-помалу, потерял опору в жизни, потерял покой... Ведь, как мне казалось, изобличенный преступник и на пожизненном мысленно упивается пусть и виртуальными, воображаемыми, тщательно смакуемыми им надругательствами над своими будущими потенциальными жертвами: не имея возможности совершить столь вожделенное им злодеяние...

  Как мне хотелось взломать решетки, чтобы прийти к ним туда, где они живые содержатся, и свое неопровержимое, самое справедливое возмездие совершить!
 
   С течением времени мне все больше стало казаться, что все эти справедливо не расстрелянные преступники словно живут со мной, я словно чувствовал, как будто бы кожей ощущал их желание вновь и вновь совершать преступления, и их эта греховная мечтательная жизнь все больше и больше со всех сторон словно обступала меня...

   Уже давно находясь на пенсии, я стал слышать некие «голоса», может быть, этих не расстрелянных злодеев. И они давали постоянно мне указания кого-то убить или умертвить... Однажды я с ужасом обнаружил, что стою у детской кроватки своего внука с занесенным зачем-то над его головой ножом... Исповедь у священника не дала мне нужного облегчения, а, самое главное, что через некоторое время я осознал, что я то и есть самый что ни на есть Главный Преступник из всех бывших когда-либо на земле: теперь все мои мысли деструктивны и связаны только с желанием кого-то, даже невинного, убить. Являясь человеком честным и поразившись глубине своего морально-нравственного падения, я сам себе незамедлительно вынес смертный приговор. Конечно же, он окончательный и никакому обжалованию не подлежит!

   Итак, я прямо сейчас выстрелю из пистолета себе в висок. Больше откладывать нет никакой возможности. Я понял, что опасен...



   P. S. Деньги на оклейку новых обоев, взамен испачканных кровью и мозгом просьба вычесть из средств моей пенсии (взять в верхнем ящике стола). А также просьба купить свежий корм для живущего в квартире кота: он не должен остаться голодным!


   Примечание: во время первого выстрела по счастливой случайности произошла осечка. Вторая пуля, выпущенная самоубийцей, прошла по касательной, не причинив несовместимых с жизнью повреждений... больной постоянно повторяет, "что он самый грешный" и просит прощение "у всх людей"... (выписка из истории болезни в психиатрической лечебнице).


                Пауки

            (Размышления из одного школьного сочинения).




   Как же все-таки исторически зло развивалось с начала двадцатого века? Возьмем для примера вполне известный закон: пауки в банке, каждый из которых считает, что он – лучший, что он один – царь мира и, исходя из этого своего умозаключения ест всех других. До каких же пор, спросите Вы? Я, думаю, в идеале, конечно же, пока  от всего мира не останется шиш-малыш! А как же? – «Я не такой, как все прочие люди…»

   Сначала решили… что царь, помазанник Божий, - не такой, как им всем почему-то в распирающей их самости и гордыне хотелось, хотя страна при нем развивалась семимильными шагами, обгоняя как непомерно возвысившуюся сейчас америку, так и почти полностью ей подмятую под себя горе европу...

   А мы, а я... лучшие.. такие... Потому и съели нашего величайшего святого царя-страстотерпца Николая 2, умучили всю его семью при полном попустительстве развращенного лжепропагандой народа. «Повсюду измена, трусость и обман…» - говорил святой молитвенник за Святую Русь. А дальше?.. Все всегда одинаково развивается дальше...

  «Повсюду шатания в вере» - пророчески говорил святой праведный отец Иоанн Кронштадский, прозорливо предрекая жуткие времена. А те, кто ходил в церковь, жили не по евангелию... видя лишь обрядоверие без добрых дел, одну лишь голую форму, но не содержание. Люди охладевали к вере, расползалось безверие и впадение во все тяжкие прегрешения – "соль, потерявшая силу"... как сказано, в святом евангелии, - в навоз выбрасывают ее...

   Разочаровавшись в святом Православии, в котором одном только истина, люди стали изобретать свои дикие учения. Я... Нет... я лучше знаю... (нижеестественное состояние), а всех остальных поэтому... надо съесть! Расплодились всевозможные сепаратисты, в своих немыслимых, лишенных здравого смысла фантазиях, как кому об этом мечталось, делящие страну. Помазанника Божьего съели... и никто уже им никакого Учредительного собрания, неизвестно, что выбиравшего, собрать не дал...

  Старцам было открыто, что не захотевшим власти доброго Царя Николая 2, народу будет дана власть суровая, жесткая... Но она пресечет разворовывание государства. Набивание в бандитских разборках своих карманов. Незримо же управляла Россией Божья Матерь, икона Державная.

  А что же было в это время в остальном мире, спросите Вы? – Конечно же, те же ужасающие шатания. И еще худшие бредовые идеи местного разлива пауков в банке. Адольф Гитлер считал... только немцев высшей расой, а всех остальных планировал съесть. Муссолини, мечтал... о великой Римской империи, будучи еще недавно каким-то там бедняком. Хоть так и не зверствовал, как почти что бомжующий перед неожиданным приходом к власти Гитлер, но, между тем, вся его идеология сводилась также к подчинению мира... прежде всего, конечно же, себе любимому, а также своей стране... И вот раздувшийся к тому времени, как мыльный пузырь, Гитлер напал... на весь мир... уже напрямую мечтая остальные страны съесть... уничтожить население, чтобы заселить территорию немцами...


   Что же было в это время у нас? – Осквернение храмов, святых икон, невиновных с упоением сажали. Поругание и охаивание истории (т. е. опять та же власть зла, пауков в банке). Все же, надо отметить, что к началу Великой Отечественной войны в школе стали проходить роман Л. Н. Толстого «Война и мир». Были сняты для общенародного просмотра патриотические фильмы: «Минин и Пожарский», «Петр 1», «Александр Невский». Прекратились гонения на Церковь. Было организовано избрание Патриарха. Т. е. заповедь Божья: «Возлюби Господа Бога твоего (как своего Творца и Отца) тогда стала выполняться.  А люди давно уже жили по-евангелию: помогали друг другу, совершали подвиги... Если они живут так, даже не веря в своего Творца, Бог еще терпит, зная, что не все потеряно. Когда отступают от Него, то всегда, в той или иной мере уподобившись пауку, совершают зло... Тогда все опять по кругу: отступление от своего Создателя... неверия Благим истинам, а следование и увлечение ложными учениями... И т. д.

   Вывод: каждый должен в свою меру пытаться подвизаться. Тогда, может даже став святым, сможет вымолить весь мир и дать другим людям время покаяться...






                Ангел   




   ...И как будто в аду она, постоянно там даже теряя сознание, находясь почти в состоянии несколько раз уже совсем-совсем настигающей ее клинической смерти в отделении реанимации была, и даже видела там дьявола. А потом Господь ее исцелил. Дотронулся до нее пальцем, как бы сойдя с находящейся рядом огромной иконы, казалось, протяни руку - можно достать, в Антониево-Сийском монастыре, когда она совсем еще больная, с высокой температурой, не имея сил идти на общие молебны, но все-таки, несмотря на постоянные уговоры "знающих" людей не ездить в такую даль, приехала в эту святую обитель, с трудом добрела до койки и заснула...

   И она упала тогда со второго яруса кроватей в паломнической гостинице, больно ударившись об пол целый месяц потом еще болевшим боком. Но когда еще летела, сквозь сон услышала Его утешающий голос: "Я тебя исцелю!..

  ...И она стала Ангелом. Ничего не боялась, в укрепляющей ее благодати Божьей. На своем выстраданном ей месте заказывала идеально подходившие им лекарства для болящих, добившись, чтобы ее на это угодную Господу работу взяли, развивая систему здравоохранения. И тем самым много жизней проходящих очень тяжелое лечение пациентов спасла...

   А если кто-то в вечные селения и уходил, то очень часто прилетал тогда к ней с весточкой об этом по утрам прямо на окно домой голубь.





   Наука… Каталочки… Колясочки… Благотворители… Солнце…
      
                Наука


   Наука с каждым днем стремительно развивается. Новый спортивный миостимулятор последнего поколения очень помогает в послеоперационной реабилитации пациентов на травматологическом отделении. Сокращается срок пребывания в больнице. Маленький пациент значительно быстрее встает с постели.

   Или, например, медицинская дрель... Для проведения вмешательств, спасающих чью-то жизнь, помогающих вернуть, восстановить здоровье, утраченную работоспособность. Более недорогая, чем самые современные бренды, наматывает при вращении кусочек ткани на сверло. А всегда очень важна и длительность операции для дальнейшего прогноза. И сколько их лучше иметь в наличии, если после каждого вмешательства, необходима обязательная стерилизация, а многих тяжелых пациентов после ДТП доставляют на специальных вертолетах?..

   Кости всегда каким-то образом срастаются. И всегда есть вариация дальнейшего качества жизни…

                Каталочки
 

   Теперь на них пациенту комфортно. Они удобные. Не громыхают на все отделение во время частой транспортировки. Есть даже во-многом схожие с ними по конструкции передвижные операционные столы. Сделали болящему небольшую мало травмирующую операцию, он прямо на нем, этом столе, пришел в себя, отдохнул, восстановился. Встал. И пошел домой, если, конечно же, все в порядке. «На выписку».

  Есть еще «клипсы», для того, чтобы можно было кровь в период послеоперационного восстановления маленькому пациенту совсем не переливать…

   Где же (зачеркнуто). И есть добрые благотворители, которые придут и спросят: «А чем мы сможем помочь? (Для своей страны). Чем мы можем быть полезны?

                Колясочки

   … И потом врачи везли их из далекой Швеции, где их коллеги их им сразу же для профильных отделений нескольких больниц подарили, а таможенники еще и просили дать взятку за то, чтобы у нас дети наконец-то могли лечиться по-человечески… На другие отделения сначала первую, потом вторую партию тоже благотворители привезли…

   Как выяснилось, они есть совсем разные. И совсем маленькие. Складные. И широкие, просторные. Низкие, высокие, разных расцветок. Их как-то быстро, мгновенно дети освоили. Играли с их помощью «в догонялки». Совершали, особенно, когда это никто из персонала, конечно, не видел, какие-то даже акробатические чудеса. Крутились вокруг своей оси на одном колесе, «сшибались» друг с другом в какой-то динамичной, азартной погоне. И все это время звучал радостный, зажигающий, искренний, из глубины души детский смех.

   Потом, конечно же, у них все эти чудо изобретения отобрали. Разрешали пользоваться уже только по всем строгим правилам эксплуатации, разумной безопасности. Все это – дорогостоящее. Очень нужное. И его надо, прежде всего, беречь! Но тогда (так некоторые почему-то радовались и говорили): «Ангелы, наверное, стремглав мчались на них вместе с нашими детьми!»

   А когда-то очень давно (как рассказывали старожилы) колясочки были (возможно, что и так) покрыты постепенно проедающей ветхий металл ржавчиной, какой-то словно веками не смываемой с них пылью. Родители, прилагая немалые усилия, с ужасающим неприятным, режущим слух скрипом, возили на них тяжелых больных, умирающих… Колеса были вместо воздуха забиты старыми грязными тряпками – некому было да и незачем мало где продающиеся к ним в атмосфере всеобщего развала и разрухи камеры поменять…

   Но приходили Люди. И кто-то оплатил покупку всех необходимых стройматериалов для ремонта палат и других помещений. Даже приобретение кондиционера, нужного, как казалось благотворителю, в жаркую погоду засушливым летом. И Солнце веселыми лучиками постепенно все больше и больше стало заглядывать на отделение!




                На краю



   Он остановился один где-то на краю вселенной и вдруг понял, как жалка была вся его жизнь... "И будут глады и моры... и землетрясения по местам..." - вдруг вспомнил из священного писания... И небо над ним на этом самом конце света было совсем черное..

   На следующий день он впервые в жизни пришел в Церковь, где Бог есть Любовь. Там во спасение души и тела поставил свечку. Покаянную... Попросил у Бога вразумления, отрекся от своей самости, показавшейся ему теперь какой-то омерзительной...

   И надо жить дальше, надеясь, что восполнением своей оскудевшей праведностью жизни, он все-таки когда-нибудь достигнет Царства Неба, Царствия Небесного, Которое начинается уже здесь, на земле, потому что Оно "внутрь вас есть..."