Книга 2. Животный язык. Глава 6. МН

не ругаюсь, но откровенно стебаюсь

Книга 2

Животный язык

Глава 6

“(МН)”


Следующим словом, которое возникло в Языке (тогда ещё Животном языке) после слова “(ДТ)” на основе естественного звучания представителей формы Жизни “человек”, как это и следует из Последовательности, стало слово “(МН)” с частотой его звучания равной 1195. Проблема определения значения слова “(МН)” в том, что это было вообще первое слово у человеков, который имело, скажем так, уже “логическое” значение. При этом его звучание было одним из множества тех звучаний, которые тогда могли издавать своим голосовым аппаратом представители формы Жизни “человек”. И только уже по этой причине у него не могло быть значения [представитель формы Жизни “человек”].

(В противном случае так в том языке (в одном из контекстов вообще Языка), где бы оно такое возникло, было бы многозвучие. Это когда разным звучаниям в одном и том же контексте, - в нашем случае этим контекстом является так язык, - соответствовало бы одно и то же значение. Ситуация для отдельного какого-то языка почти невозможная, потому как очень так затруднительным становится сам процесс понимания такого языка для его носителей. Проще говоря, если носители такого языка совсем уже не дураки, то со временем они оставят в нём только одно какое-то звучание для этого самого значения.)

Поэтому, чтобы определить, каким было тогда значение слова “(МН)”, прежде необходимо проанализировать значения всех тех объединений, в которых оно потом и использовалось (т.е. в Древнем уже языке, - появление слов как объединений и есть та самая особенность, которая характеризует именно Древний язык, в Животном же языке объединений быть просто не может). И которые до сих пор существуют в ныне действующих ещё языках, и значения которых мы уже поэтому знаем. А так как труд это достаточно большой, чтобы считать его сегодня уже кем-то проделанным, то мы ограничимся здесь только поверхностными суждениями о значении древнего слова “(МН)”. И начнём мы так с руского слова Древнего языка со значением [налим] и со звучанием “мн(ь)”.
(Множественной его формой в руском языке было слово “мн(ь)ы”.) Хотя бы уже потому, что его звучание почти полностью совпадает со звучанием слова “(МН)” Животного ещё языка. И нам остаётся так только определить, каким образом и когда у звучания “(МН)” однажды возникло значение [налим].

(Кстати, смягчение “ь”, которое присутствует на конце слова “мнь” и отсутствует у слова “(МН)”, чем собственно оно так эти слова и отличает, само по себе очень так в Языке (в нашем случае в руском уже языке) интересно. Начать с того, что собственного звучания оно в Языке не имеет вообще. Но при этом оно изменяет звучания стоящие уже перед ним. По этой же причине, - отсутствие у него собственного звучания, - оно не имеет (потому как просто уже так не может) и собственного значения как такового (как знание некого признака). Но при этом оно изменяет значения слов, что стоят перед ним. В руском языке смягчение “ь” можно считать, скажем так, “мужским признаком” того значения, что стоит перед ним. Т.е. знание о его присутствии после того или иного значения (знания признака) говорит в руском языке о том, что сам этот признак имеет так некую связь с признаком “мужчина”. Знание же самой этой связи из знаний Языка вовсе даже так и не следует, для этого как минимум необходимы в том числе ещё и другие знания.

Ещё раз, - смягчение “ь” в Руском языке потому называлось как “ерь” (вкупе с ним было ещё объединение “ер(ъ)” - “ъ”), что значение его очень так напоминало значение, скажем так, “мужского суффикса” (объединения) “ер” Древнего языка. Другое дело, что носители формировавшегося руского языка предпочли в своё время звучанию “ер” именно смягчение с отсутствующим у него собственным звучанием, но с похожим у него значением. А это и была одна из причин, по которой их язык стал так руским уже языком. Во всех же других контекстах Древнего языка, где тогда использовался “ер” (”er”), ничего подобного не случилось. В смысле “ер” с тех пор с тем же самым у него звучанием и с тем же самым у него значением как соответствующая часть объединений (суффикс) в них так и остался.
Другое дело, что в контексте Языка “Предложение” части слов свои значения уже теряют, потерял его и “ер” (”er”), и смягчение “ь”, что в руском языке его заменило. А потому сегодня в русском уже языке смягчение служит чаще для придания уникальности звучаниям тех или иных значений. Без какого-то осознания при этом самого его значения, тем более, что оно с самого начала появления смягчения в Языке, было у него не так чтобы очень-то чётким.)

В случае руского слова “мн(ь)” знание его значения у нас уже есть, - [налим], - поэтому связь признака “налим” с признаком “мужчина” предположить нам уже так достаточно просто, - налимов, как и рыбу вообще, ловили, получается, тогда исключительно только мужчины. Но вот со словом “(МН)” подобный “номер” у нас не пройдёт, - его значения мы элементарно не знаем. Но, исходя из схожести самих их звучаний, мы вполне можем уже так предположить и некоторую же схожесть самих их значений. А это значит, что области множеств знаний в их структурах значений обязательно должны уже так пересекаться. Другое дело, что значение “(МН)”, получается, является так уже гораздо более общим, чем это есть у “мн(ь)”. Потому как оно не обязательно имеет так связь с одним лишь только признаком “мужчина”, а относится уже вообще ко всем тем признакам, что и составляют сам этот признак “человек”. Т.е. относится так к признаку, к которому в свою очередь относятся и признак “мужчина”, и признак “женщина”, и признак “старик”, и признак “ребёнок”.

Ещё раз, - в руском языке, и мы это знаем наверняка, было когда-то слово “мн(ь)” (множественной его формой тогда было “мн(ь)ы”) со значением [налим]. Проблема его значения была в том, что сам этот признак действительности “налим” звучание (слова) “(МН)” издавать просто не мог, потому как он рыба. А это значит, что и само звучание “(МН)” ему вовсе уже так не принадлежало. Т.е. оно не являлось так естественным звучанием налима, это чтобы уже по нему животные формы Жизни “человек” могли бы называть сам этот признак “налим” уже как “(МН)”.

А это в свою очередь значит, что значение звучания “(МН)” для самого признака “налим”, получается, носило в Языке (Животном тогда ещё языке) так уже переносный характер. Т.е. называть оно так могло вовсе даже не самого налима как некий признак действительности, а только одно из знаний, что были уже в его структуре значений. Согласитесь, для примитивного Животного языка переносная связь, - а это так уже очень даже сложная связь, - это уж слишком. Но факт остаётся фактом, - в руском языке (как одном из контекстов Древнего языка) такая связь безусловно уже была. Т.е. где-то на промежутке “Животный язык - Древний язык” всё это (формирование переносного значения у естественного звучания “(МН)”) тогда и случилось.

Остаётся так только понять, какие именно знания были в структуре значений слова “мн(ь)” со значением [налим], которые могли быть в том числе и у слова “(МН)” (значение которого нам пока ещё не известно). А для этого необходимо рассмотреть объединения (слова), в которых в качестве одной из частей используется слово “(МН)”, и значения которых нам уже так известны. Из знания их значений мы сможем узнать в том числе и значение их частей, а это значит и слова “(МН)”.

И для этого мы рассмотрим объединение русского языка “много” с его сегодняшним значением - [много]. Значение его “читается” с руского языка (одного из контекстов Древнего языка), в котором это объединение и возникло, как {”(МН)” (о) “го”} - [объединение [”(МН)”] и (человека) “Г” (охотника) с его уже объединением, т.е. с го].
 
(Напоминаю, под [объединением], которому и соответствовало звучание “о”, человеки тогда понимали множество из двух каких-то элементов, но никак не более. А всё потому, что считать больше двух они тогда ещё не умели. Само же это последнее знание следует из того, что слово “(МН)” было в Языке только третьим по счёту. Невозможно уметь считать больше двух, если у тебя есть только знания “1” и “2”, а прочие знания связи отсутствуют. Таким образом знание “о” и было тем самым знанием связи, которое помогло животным формы Жизни “человек” считать уже больше двух. Потому  одним из элементов объединения у них запросто с ним могло уже быть или какое-нибудь множество, или, как это и есть в случае объединения “(МН)ого”, тоже какое-нибудь объединение.)

Звучание “го” таким образом называло в руском языке множество вообще всех возможных тогда объединений (получается пар элементов, одним из которых в обязательном порядке являлся сам человек “Г”), что тогда уже могли быть у человеков “Г” (охотников). Понятно, что самих таких объединений (в виде слов для называния вещественных знаний и связанных с ними действий) с человеками “Г” тогда могло быть очень и очень даже так много (во всяком случае гораздо уже больше, чем таких объединений могло быть тогда у тех же человеков “К”, т.е. у собирателей). Уже только из одного этого знания следует, что в структуре значений слова “(МН)”, участвовавшего в формировании объединения “(МН)ого”, вполне могло тогда присутствовать знание “много”.
 
Ещё раз, - из всеГО этоГО следует, что знание “мноГО” являлось в структуре значений объединения “(МН)ого” так основным, если вообще не единственным в ней. А из этого в свою очередь следует, что в структуре значений самого объединения “го” знания “много” просто быть так уже не могло. Таким образом единственным словом в структуре значений которого и могло только быть знание “много”, и которое привнесло его уже в структуру значений объединения “много”, остаётся слово Животного языка “(МН)” с неизвестным пока нам значением.

Попробуем теперь получить это же знание, но другим уже  способом. Это для того так, чтобы знать его (значение слова “(МН)” в Животном языке) уже наверняка,  т.е. доказать так его. И для этого воспользуемся английским уже языком, точнее даже не им всем, а одним только его словом с тем же у него значением, а именно [много]. Но прежде небольшая справка...

...В контексте времени о котором мы здесь говорим (10 - 8 тысяч лет назад) английский и руский языки были по сути одним и тем же Древним языком (одним и тем же контекстом Древнего языка). А это значит, что они тогда особенно ничем так и не отличались. Впрочем именно тогда и возникает одно из основных их различий, которое буквально за несколько сотен лет сформировало у них уже столько других различий, что так они стали абсолютно разными уже языками. И этим различием было знание связи “порядок”, которое будущие англичане и будущие рус(ь)ы использовали тогда в своих языках. Проще всего это их различие понять на примере значения [я], - у рус(ь)ы его звучанием было “йа”, а у англичан его звучанием было “ай”. И это при абсолютно одинаковых значениях “а” и “й” у них в языках. Впрочем, продолжаем...

... Из знания звучания английского слова “мэн(ь)ы” (”many”) с тем же самым у него сегодня значением [много] мы узнаём, что образовалось оно в Языке уже как объединение, а именно {”м” “эн(ь)ы”}. А это значит, что детализация “(МН)” к моменту его образования уже произошла. И в нём нет звука “(МН)” с его значением, а есть вместо него звуки “м” и “н” уже с их значениями. Зная всё это мы можем попробовать так его уже “прочитать”, - [принадлежащий мне (это) говорящему любой].

Ещё раз, - из знаний Языка следует, - здесь мы так забегаем уже чуть-чуть вперёд, - что значением звука “м” в Древнем языке Руского контекста было [принадлежащий мне (это) говорящему]. А значением звука “н” было [”1”]. Таким образом значение объединения “эн(ь)ы” (”any”), значением которого сегодня в английском языке является [любой], “читалось” тогда как [любой (присутствует “э” с соответствующим у него значением) один (присутствует “н” в значении [”1”]) много (присутствует звучание “ы” со значением множественности того объединения, позади которого оно и находится)].

Утверждать то же самое про “мн(ь)”, что было оно полноценным объединением в руском языке, нам не приходится. Из-за этой вот самой, скажем так, “ущербности” значения у смягчения “ь”, что объединение “мн(ь)” в том числе образует. А это значит, что в “мн(ь)” присутствует более звук “(МН)” с его значением, нежели звуки “м” и “н” уже с их значениями.

(Кстати, - и это интересно, - исходя из этой вот предпосылки, вы вполне можете самостоятельно “прочитать” значение руского слова “(МН)(ь)э”, - “мне”. И узнать таким образом, что оно тогда значило. Как узнать и формирование значений у отрицаний “не” (”no”) и “нет” (”not”) в руском (английском) языке.)

Из знания значений “м” и “н” следует такое “прочтение” значения “мн(ь)ы”, - [принадлежащий мне (это) говорящему один много]. При этом нам известно значение, что было тогда у “мн(ь)” в руском уже языке, - [налимы]. Звучания “(МН)(ь)ы” и “мн(ь)ы” абсолютно похожи, чтобы им уже просто так значить чего-то разное в одном и том же контексте (в нашем случае этим контекстом является руский язык). Хотя, знаний к тому времени в руском языке вполне уже было достаточно, чтобы сама такая ситуация,  - омонимия, - однажды могла в нём возникнуть.

Речь здесь, - ещё раз, - идёт о таком неизбежном явлении для любого вообще языка в Языке, каким и является в нём омонимия. Омонимия, - это когда в одном и том же языке (одном из вообще возможных контекстов у Языка) могут одновременно существовать похожие звучания, но с разными у них значениями. Чтобы понять природу этого явления, - омонимии, - следует обратиться к знаниям о Языке. А потому в очередной который раз я здесь вам их так напоминаю.

Слово в Языке, - это знание звучания с соответствующей ему структурой значений. Полностью структура значений у слова существует только в контексте того языка (одного из контекстов вообще Языка), где само это слово однажды и возникло. Другое дело, что контексты самого языка (одного из контекстов вообще Языка) полностью структуру значений слова никогда не используют. (В противном случае сам такой контекст был бы так уже самим этим языком, но только никак не его частью (контекстом).) По этой причине, - сами контексты Языка так уже разные, - значения одинаковых звучаний в них тоже получается уже разные. (”Слово вне контекста не переводится!” - золотое правило всех переводчиков. Значит оно то, что для определения значения того или иного слова, прежде надо знать сам тот контекст, где это слово и используется.)

Проще говоря, структура значений любого слова это совокупность соответствующих знаний признаков и знаний связи. В каком либо контексте языка используется только лишь часть этой структуры значений, но вовсе не вся она полностью. По этой причине значения одного и того же звучания в разных контекстах очень могут так отличаться.

Пока контекстов в каком либо языке было мало (знаний в языке ещё было мало), то и сами значения у одинаковых звучаний в разных контекстах этого языка отличались не сильно. Но с увеличением количества знаний в этом языке, увеличивалось и разница в значениях у одного и того же слова в разных его  контекстах этого языка. Потому носителям этого языка не было тогда так заботы для каждого контекста их языка придумывать новое слово с новым у него значением. Им было вполне достаточно того, что у одного и того же звучания в разных контекстах их языка могут уже быть и разные значения.

Ещё раз, - причины вызывающие омонимию в языке всегда разные, но природа самой омонимии всегда остаётся одна, - в разных контекстах языка используются разные же совокупности знаний из структуры значений слов с одинаковыми звучаниями. Поэтому, лингвистики, нет никакого смысла, чтоб каждый такой отдельный случай омонимии как-то уже называть. (Это очень похоже на утверждение, что мы все с вами разговариваем прозой, - в самом этом утверждении абсолютно нет ничего (нет необходимых знаний связи, чтоб само это знание мы могли использовать где-то ещё), а потому оно так абсолютно никчемно.)

С детализацией “(МН)” на “м” и “н” можно говорить о первом случае возникновения омонимии в руском языке, - с детализациями “(СВ)” и “(ДТ)”, которые случились в руском языке до неё, ничего подобного просто быть ещё не могло. Потому как сам “сценарий” по которому эти детализации происходили, возникновения омонимии не предполагал вовсе.

Безусловно, омонимии у себя в языке его носители допустить не могли. А потому для разных значений они формируют уже и разные звучания. Подобное, - формирование разных звучаний за счёт их объединения, - произойти могло только в Древнем уже языке. Потому как форма Жизни “человек”, а значит и её голосовой аппарат, тогда никак уже не менялись. В смысле представители формы Жизни “человек” научится издавать какие-то новые звуки тогда уже не могли. Потому, собственно, новые звучания они формировали теперь как объединения уже существующих у них звучаний.

Так в Древнем языке Руского контекста появились тогда звуки “м” (”m”) и “н” (”n”) вместе с их “смягчёнными” формами, - “м(ь)” и “н(ь)”. А это и была возможность для разделения похожих звучаний с разными у них значениями. Так тогда и возникло в том числе объединени “мэн(ь)” (”м(ь)эн(ь)”) с его множественной формой “мэн(ь)ы”.
Ещё раз, - говорить по какой именно схеме шло формирование того или иного объединения в Языке мы с вами здесь так и не будем. Хотя бы потому, что разные схемы формирования слов зачастую предполагали одни и те же результаты. И тем более, что сама эта тема, - формирование слов в Языке, - в виду полного отсутствия у лингвистиков соответствующих знаний связи, никак ещё не изучена.

Да, безусловно, звучание “м(ь)эн(ь)” очень так уже отличается от звучания “(МН)(ь)”. Как отличаются и известные их значения, - в руском языке, - [меньший] и [налим], соответственно. Чтобы понять, что на самом деле тогда (когда они только сформировались в руском языке) эти звучания значили, давайте уже повнимательнее разберёмся в самих их значениях. И начнём мы так с “м(ь)эн(ь)” со значением [маленький] / [меньший].
Значение, - ещё раз, - объединения “м(э)н(ь)” (”мень”) в руском языке мы уже знаем, - [маленький] / [меньший]. Так называли обычно самого маленького из детей бывших в семье. Обращаю внимание! - именно одного из множества детей, но только не единственного. Т.е. было само это значение так сравнительным (или относительным, это кому уже как удобней). В смысле без другого похожего на него признака существовать оно просто уже не могло.

“Читается” значение этого звучания как [принадлежащий мне (это) говорящему любой один]. Дополнительным знанием (знанием не Языка, нет, а знанием сформированным из информации от других органов чувств), которого в звучании “м(ь)эн(ь)” нет и быть не могло, и которое определяло уже то самое знание “один”, в этом объединении является “ребёнок”. Потому как звучание “(МН)” было тогда (и остаётся таким до сих пор) естественным собственным звучанием детей, которые не могут ещё говорить. Так в структуре значений звучания “(МН)” появились тогда знания “маленький” / “меньший”.

С самим этим объединением “м(ь)н(ь)” с этим его значением (точнее со знаниями “меньший” и “маленький” из его структуры значений) в свою очередь были образованы в огромном множестве уже другие объединения, - “камень”, “пламень”, “ячмень”, “тюмень”, “кремень”, “темень”, “ильмень”, “менил”, “ремень”, “пельмень”, и т.д. Более того, даже при замене в объединении “м(ь)эн(ь)” звучание “м” со значением [принадлежащий мне (это) говорящему], знания “маленький” и “меньший” из структуры значений никуда не девались.

Например “баЛовень”, здесь вместо “м” присутствует уже “баЛов”, сформированное в соответствии с правиЛом. Значение его"читается” как [”б” (воспринимать как) принадлежность” в”]. Напоминаю, что среди человеков были тогда не только люди, но и вуди, муди, чуди, юди, и т.д., вплоть да просто зверей. А потому всех вместе их называли уже “б”. А “в” таким образом был уже самым влиятельным из “б”. Обращаю внимание, баЛовень уже потому был баловнем, что принадлежал так, получается, “в”. (Фаловеры Фасмера, уже так утритесь! - ““ов” значит “это””, - опупеть, блин! Выглядит примерно как ““7” значит “3””, - глупость полнейшая!)

В последующим это свойство, - наличие знаний “маленький” и “меньший” в структуре значений объединения “эн(ь)” (”ень”), - помогло сформировать на его основе уменьшительно оаскательные суффиксы в русском уже языке. Впрочем с [маленький] / [меньший] мы уже так закончили, перейдём же к значению теперь уже звучания “(МН)(ь)”, а именно “[налим].

Существует несоответствие между значением [налим] и его сегодняшним написанием “налим”. Хотя бы потому что оно такое могло возникнуть гораздо позже уже, чем появилось само значение [налим]. Тем более, что мы знаем о существовании в том числе объединения с обратным у него знанием связи, а именно “лиман” со значением [небольшой залив]. И тем более что залив этот был уже у моря, в котором признак “налим” никогда так не жил, а значит и ничего общего с признаком “море” почти не имел.

Проще говоря похоже, что здесь изначально была, скажем так, “ошибка перевода”, - “(МН)(ь)” называли древние человеки в том числе и очень похожую на налима рыбу, а именно усача. (Поверьте, доказательств самого этого факта существует множество, и все они так уже “железобетонные”. При желании вы и сами запросто сможете их найти. Я же сразу здесь, это чтоб зря не терять уже времени, перехожу так уже к делу.) Усач очень, ещё раз, - напоминает малька налима (усач не бывает большим), а потому и получил так название “мн(ь)”. Как и вообще все мальки, усач держится стаей. А это значит, что так в признаке “усач” были тогда знания “маленький” и “много”. Знания вполне достаточные, чтобы так древние рус(ь)ы с самим этим звучанием “(МН)” могли образовать у себя в языке значение [много].

Таким образом мы выяснили, что в структуре значений Животного звука “(МН)” Руского контекста тогда были знания “маленький” и “множество”. Именно с этими знаниями “(МН)” образует тогда огромное количество слов а руском языке, которые мы используем в русском уже языке ещё и сегодня. Параллельно в Древнем языке Руского контекста происходит детализация “(МН)” уже на звучания  “м” и “н” с их значениями.

Ещё раз, - одновременно с “(МН)” в Коллективном сознании рус(ь)ы формируется понятие “множество”. Которое ни в коем случае не следует путать уже с понятием “объединение”.