Лирический автопортрет Марины Цветаевой

Марина Цветаева - непревзойдённый мастер лирического автопортрета. Её лирическая героиня это, как правило, она сама.


     1. Эпический автопортрет Данте преимущественно психологический

Чтобы лучше увидеть и оценить всю красоту и своеобразие цветаевского автопортрета обратимся вначале к эпическому автопортрету Данте. Данте в «Божественной комедии» создал самый драматичный мужской автопортрет в эпической поэзии. Это преимущественно психологический автопортрет, в котором отсутствуют внешние черты поэта. Самым драматичным он является потому, что раскрывается в контексте четырёх миров: на земле (в глубине лесной чащи), в аду, в частилище и в раю. Каждая из этих сфер имеет свой напряжённый драматизм, который  «повергает» Данте то в печаль,  то в ужас, то  в обморок, то в благоговейный восторг. Кроме того этот  портрет имеет драматичное развитие от тьмы к свету.


2. Драматический контраст внутренней жизни и внешнего облика в лирическом автопортрете Марины Цветаевой 

Марина Цветаева в свою очередь создала один из самых драматичных женских автопортретов в лирической поэзии. Лирический автопортрет Марины Цветаевой в отличие от дантовского имеет не только психологическую, но и внешнюю сторону. Обе эти стороны часто контрастируют  друг с другом, входят в противоречие, что значительно усиливает драматичное напряжение:

        «Сколько тёмной и грозной тоски
        В голове моей светловолосой.»

(Контраст тёмного и светлого в психике и внешности.)

         «Шалость — жизнь мне, имя — шалость.
        Смейся, кто не глуп!»
        И не видели усталость
        Побледневших губ.»

(Контраст детской шалости в поведении  и усталости побледневших губ.)

        «Тающая легче снега,
        Я была — как сталь».

(Контраст внешней нежности и внутренней твёрдости. Или наоброт?)

        За всю мою безудержную нежность
        И слишком гордый вид,

(Контраст внешней гордости и внутренней нежности.)



   3. "Вы, идущие мимо меня..."

Драматизм цветаевского лирического  автопортрета  как и у Данте раскрывается главным образом в сюжетном контексте.   

Первый из них это общество любимых ею людей, которые предпочитают ей других:

        Вы, идущие мимо меня
        К не моим и сомнительным чарам, —
        Если б знали вы, сколько огня,
        Сколько жизни, растраченной даром,

        И какой героический пыл
        На случайную тень и на шорох…
        — И как сердце мне испепелил
        Этот даром истраченный порох.

        О летящие в ночь поезда,
        Уносящие сон на вокзале…
        Впрочем, знаю я, что и тогда
        Не узнали бы вы — если б знали —

        Почему мои речи резки
        В вечном дыме моей папиросы, —
        Сколько тёмной и грозной тоски
        В голове моей светловолосой.

        (17 мая 1913)

Собственно портретом в этом стихотворении являются стихи:

        — И как сердце мне испепелил
        Этот даром истраченный порох.

                <...>
        Почему мои речи резки
        В вечном дыме моей папиросы, —
        Сколько тёмной и грозной тоски
        В голове моей светловолосой.

Всё остальное в стихотворении обрамляет этот портрет: и безразлично проходящие мимо неё люди, которых она явно или тайно любила, и уносящиеся на поездах родные и близкие, так и не сумевшие понять, сколько боли они причинили ей своим равнодушием... Это сюжетное обрамление и придаёт портрету Цветаевой трагическую глубину. В первый и, кажется, в последний раз в цветаевском портрете явлен образ её страдающего женского сердца, которое "испепелил // Этот даром истраченный порох".
 

    4. «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…»

В стихотворении «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…», написанном тремя годами позже, Марина Цветаева не может смириться с этой несправедливостью и готова вступить в смертельный поединок со всем миром, чтобы отвоевать своего возлюбленного у всех и вся. В этой борьбе раскрывается её очередной автопортрет поистине шекспировского размаха:


    Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
    Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,
    Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,
    Оттого что я тебе спою — как никто другой.

    Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
    У всех золотых знамен, у всех мечей,
    Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —
    Оттого что в земной ночи я вернее пса.

    Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,
    Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,
    И в последнем споре возьму тебя — замолчи! —
    У того, с которым Иаков стоял в ночи.

    Но пока тебе не скрещу на груди персты —
    О проклятие! — у тебя остаешься — ты:
    Два крыла твои, нацеленные в эфир, —
    Оттого что мир — твоя колыбель, и могила — мир!

       (15 августа 1916)

В этом стихотоврении автопортрет возникает  на фоне загадочного леса, который  является её колыбелью и могилой. Тем самым она изящно подчёркивает свою родственную связь с природой. Портрет дан в движении, в яростной борьбе Цветаевой за свою любовь,  в которой она никому не хочет уступать. Это самый максималистский из всех поэтических портретов... Марина Цветаева предстаёт в нём во всём своём безудержном темпераменте, причём не только как влюблённая женщина, но и как поэт:

    "Оттого что я тебе спою — как никто другой".

...Поэт не от мира сего:

     "Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой".

Этот образ поражает непреклонной верой во всепобеждающую силу своей любви:

    Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
    У всех золотых знамен, у всех мечей...



   5. «Уж сколько их упало в эту бездну»...

Третий автопортрет явлен на фоне собственной смерти, представившейся ей. Стихотворение начинается с величественной картины неминуемой смерти в образе бездны, разверстой вдали, которая ожидает каждого:

        Уж сколько их упало в эту бездну,
        Разверстую вдали!

Затем это вселенское „memento more“ приобретает глубоко личный смысл:

        Настанет день, когда и я исчезну
        С поверхности земли.
 
        Застынет всё, что пело и боролось,
        Сияло и рвалось.
        И зелень глаз моих, и нежный голос,
        И золото волос.

        И будет жизнь с её насущным хлебом,
        С забывчивостью дня.
        И будет всё — как будто бы под небом
        И не было меня!

        Изменчивой, как дети, в каждой мине,
        И так недолго злой,
        Любившей час, когда дрова в камине
        Становятся золой.

        Виолончель и кавалькады в чаще,
        И колокол в селе…
        — Меня, такой живой и настоящей
        На ласковой земле!

        — К вам всем — что мне, ни в чём не знавшей меры,
        Чужие и свои?! —
        Я обращаюсь с требованьем веры                <в искренность чувств и поэзии>
        И с просьбой о любви.

        И день и ночь, и письменно и устно:
        За правду да и нет,
        За то, что мне так часто — слишком грустно
        И только двадцать лет,

        За то, что мне — прямая неизбежность —
        Прощение обид,
        За всю мою безудержную нежность
        И слишком гордый вид,

        За быстроту стремительных событий,
        За правду, за игру…
        — Послушайте! — Ещё меня любите
        За то, что я умру.

        (8 декабря 1913)
 
В этом стихотворении раскрывается самый тонкий и глубокий «земной» автопортрет Цветаевой во всех его внешних и внутренних ньюансах:

        Застынет всё, что пело и боролось,
        Сияло и рвалось.
        И зелень глаз моих, и нежный голос,
        И золото волос.

                <...>

        Изменчивой, как дети, в каждой мине,
        И так недолго злой,

                <...>

        — К вам всем — что мне, ни в чём не знавшей меры,
        Чужие и свои?! —

                <...>

        За то, что мне так часто — слишком грустно
        И только двадцать лет,

                <...>


        За то, что мне — прямая неизбежность —
        Прощение обид,
        За всю мою безудержную нежность
        И слишком гордый вид,

                <...>


        За быстроту стремительных событий,
        За правду, за игру…

Ни в одном другом лирическом портрете не встречаются такие изящные звуковые переливы: "борОлось" - "сиЯло" - "и рвалОсь"; "зел" - "зол"; "ень" - "нЕ"; "Олос" - "олОс".

В последних 11-ти стихах  этого портрета перечисляются те душевные свойства лирической героини, за которые она  хотела бы быть любимой. Так что каждый новый неистовый  «удар кисти» превращается в просьбу о любви перед лицом неминуемой смерти.

В этот невероятно живой и эмоциональный портрет очень гармонично входит  и то, что так страстно любила лирическая героиня в этом мире, то, с чем она себя отождествляла:

        Любившей час, когда дрова в камине
        Становятся золой.

        Виолончель и кавалькады в чаще,
        И колокол в селе…
        — Меня, такой живой и настоящей
        На ласковой земле!


  6. «Идешь, на меня похожий...»

Четвёртый  лирический автопортрет рождается в контексте загробно-кладбищенского мира как ностальгическое воспоминание умершей, обращённое к живым:

        Идешь, на меня похожий,
        Глаза устремляя вниз.
        Я их опускала – тоже!
        Прохожий, остановись!

        Прочти – слепоты куриной
        И маков набрав букет, –
        Что звали меня Мариной
        И сколько мне было лет.

        Не думай, что здесь – могила,
        Что я появлюсь, грозя?
        Я слишком сама любила
        Смеяться, когда нельзя!

        И кровь приливала к коже,
        И кудри мои вились?
        Я тоже была, прохожий!
        Прохожий, остановись!

        Сорви себе стебель дикий
        И ягоду ему вслед, –
        Кладбищенской земляники
        Крупнее и слаще нет.

        Но только не стой угрюмо,
        Главу опустив на грудь.
        Легко обо мне подумай,
        Легко обо мне забудь.

        Как луч тебя освещает!
        Ты весь в золотой пыли?
        – И пусть тебя не смущает
        Мой голос из-под земли.

         (3 мая 1913)

Собственно портретом в этом стихотворении являются стихи:

        Я слишком сама любила
        Смеяться, когда нельзя!

        И кровь приливала к коже,
        И кудри мои вились?

Кроме того в этом образе раскрывается не утраченное после смерти  умение видеть красоту жизни и любить её:
 
        Как луч тебя освещает!
        Ты весь в золотой пыли?

А так же её скромная тактичность, нежелание напугать прохожего:

        – И пусть тебя не смущает
        Мой голос из-под земли.

Все остальные образы обрамляют этот портрет, привнося в него щемящую тоску по утраченной красоте земного бытия: 

        Прочти – слепоты куриной
        И маков набрав букет, –

                <...>

        Сорви себе стебель дикий
        И ягоду ему вслед, –
        Кладбищенской земляники
        Крупнее и слаще нет.


   7. «Психея. Цикл на одной странице»

Пятый и пожалуй самый драматичный автопортрет  это образ души (Психеи), представшей перед Богом и обратившей к Нему свой молитвенный монолог:

                1

        Не самозванка — я пришла домой,
        И не служанка — мне не надо хлеба.
        Я — страсть твоя, воскресный отдых твой,
        Твой день седьмой, твоё седьмое небо.

        Там на земле мне подавали грош
        И жерновов навешали на шею.
        — Возлюбленный! — Ужель не узнаешь?
        Я ласточка твоя — Психея!
        Апрель 1918

        2

        На тебе, ласковый мой, лохмотья,
        Бывшие некогда нежной плотью.
        Всю истрепала, изорвала, —
        Только осталось что два крыла.

        Одень меня в своё великолепье,
        Помилуй и спаси.
        А бедные истлевшие отрепья
        Ты в ризницу снеси.

        («Психея. Цикл на одной странице»,13 мая 1918)
         
В этом «молитвенном» «небесном» автопортрете от тела остаются только «бедные истлевшие отрепья», «лохмотья, бывшие некогда нежной плотью». Зато душа, не утратившая своих крыл, предстаёт во всей своей первозданной красоте:

        Я — страсть твоя, воскресный отдых твой,
        Твой день седьмой, твоё седьмое небо.
 
Душу смущает страх быть не узнанной Богом. Этот страх привносит особенный драматизм в этот потрясающий душевный автопортрет:

         — Возлюбленный! — Ужель не узнаешь?

И следующий  стих, напоминающий Богу о себе:

         Я ласточка твоя — Психея!

Это крик души, который звучит трогательно до слёз.

Наконец, сама молитвенная просьба исполнена веры, смирения и любви:

        Одень меня в своё великолепье,
        Помилуй и спаси.
        А бедные истлевшие отрепья
        Ты в ризницу снеси.


    8. Сюжетное развитие автопортрета


Все пять автопортретов Марины Цветаевой благодаря своему драматизму являются, на мой взгляд, самыми выразительными в мировой лирике.

Точнее, это один автопортрет имеющий своё драматическое развитие, состоящее из пяти сцен, первая из которых показывает прижизненную несправедливость людей в отношении к  Марине Цветаевой, их безразличие и холодность. Вторая -  её героическую борьбу за свою любовь.  Третья  ставит её  перед лицом смерти (пусть и воображаемой). Четвёртая -  показывает её после смерти обращённую к людям. И пятая - являет её душу после смерти обращённую к Богу. (В последних двух выражена любовь к ближнему и к Богу).

Красной линией через все пять стихотворений, создающих этот автопортрет, проходит женская потребность любить и быть любимой своими возлюбленными, читателями и Богом.  От людей она недополучила этой любви:

         Там на земле мне подавали грош
        И жерновов навешали на шею.

И вот она пришла искать эту любовь у Бога. В этом основная сюжетная линия, в которой раскрывается лирический автопортрет Цветаевой во всей своей трагической красоте.*

--------------------------
* У Марины Цветаевой есть много других автопортретов, однако я сознательно ограничился только этими, относящимися в основном к раннему периоду её творчества.