Курсанты. Курбатов Л. И. Часть-2

    И вот мы в Москве. Погода, помню, была не то, что морозная, но промозглая и ветреная. В Харькове я был старшим над ребятами группы, но это только до ворот училища. Когда открылись железные ворота этого учебного заведения, кто-то из курсантов крикнул:
  - Ребята, да это же тюрьма!
    Таких училищ, по дисциплинарной строгости, в Советском Союзе было не более двух-трёх, но Московское превосходило всех буквально железной дисциплиной. Все сорок Чугуевских курсантов вошли в состав третьей легендарной роты. Легендарной она была по двум причинам: первое - в роте из 120 курсантов учились сорок человек москвичей, сынков высокопоставленных папаш. А остальные парни - разночинцы из разных городов и весей. Но все мы мечтали стать офицерами воинских подразделений страны. Второе - училище было парадным, это значит, оно принимало участие в парадах на Красной Площади. Что значит такое участие, знают те кто ходил под ружьём на плацу... Не раз роту посещали иностранных военные, а  в 1945 году нашу роту  посетил Де Голь.

    Среди разночинцев естественно был и я, но вскоре стал старшиной курсантской роты. В училище, помимо Чугуевских орлов, как мы себя величали, прибыли ребята из Чкаловского училища штурманов города Оренбурга. Старшим у них был курсант Федин. Честно говоря,  не понимаю, как его старшим назначили, не было в нём армейской жилки.Точно знаю, что после выпуска он прослужил в армии недолго. Стал наш Федин председателем колхоза в Подмосковье.

    Итак приехали две команды по сорок человек. Командир роты красавец капитан Царёв (был похож на артиста Самойлова из фильма "В шесть часов вечера после войны") решил вопрос о старшине роты просто и внятно:
  - Разбирайтесь сами!
    В ротной Ленинской комнате собрались восемьдесят человек, приехавшие из двух училищ, и остальные сорок - привилегированная московская знать, очень интеллигентные, очень независимые и в чем-то агрессивные. Они то и предложили:
  - Мы  выдвигать старшину из своей среды не будем, а выводите двух старших в круг, то есть на ринг. Пусть докажут в честном боксерском бою, кто из них главный.
    Перчаток конечно не было, а биться с Фединым мы должны были до первой крови. Причём падение не считалось нокаутом. Бедный Федин, если б он знал, что ещё в Чугуевском училище служил со мной Сафин, чемпион Татарской республики по боксу.  Он тогда выбрал меня на спарринг (боксёры знают, что это такое) за то что я умел держать удар. Как бы больно не колотили меня в уличных драках, я всегда вставал и дрался дальше. Это, как в пьянстве. Такие пьют, но не становятся алкоголиками,не теряют себя по принципу: "Кто пьян, да умён, два угодья в нём!" Словом,спарринг с чемпионом - это хороша школа бокса. Разделал я Федина под орех, расквасил ему нос и стал признанным всеми старшиной третьей роты, к вящему удовольствию капитана Царёва.
   
    Москва 800-летняя в 1947 году. Самое ценное для нас в училище было увольнение на воскресение. Отпускали курсанта только за отличную учёбу и без замечаний в дисциплине.  Москвичи чаще других бывали в увольнительных, так как лучше остальных были подготовлены и учились лучше стараниями своих пап и главное мам. Но погулять, посмотреть послевоенную Москву хотелось и всем остальным. Я старался попасть в увольнительную с кем-нибудь из москвичей.

    В одно из таких увольнений мы с командиром взвода лейтенантом Леоновым гуляли по улице Горького в надежде найти пару дурёх. Ему повезло, встретил знакомую, а я остался один, да ещё и в приличном подпитии. До этого мы с Леоновым успели хлебнуть зелья в Парке Горького. Время позднее, я соображал, что лейтенантик может гулять, а на мне казарма, курсанты отнюдь не святые и могут улизнуть в самоволку, в ответе за всех них буду я. Центр Москвы, станция метро Охотный Ряд, бегу, чтобы успеть в открытые двери вагона... И не успеваю. Зажало меня дверью почти пополам, а поезд набирает ход. В последний момент, стоящий на платформе милиционер, буквально выдрал меня из вагона уже порядочно набравшего скорость поезда.Забрали меня в милицию уже в двенадцатом часу ночи, а увольнительная у меня до двадцати трёх. Стал я вырываться из отделения и тут завязалась драка.  Сорвали с меня  погон старшины. Я вскипел, кричу, что они оскорбили не меня, а Красную Армию! Вскочил на диван и стал колошматить их всеми известными приемами  бокса. В конце концов скрутили меня трое дюжих молодцов, а милицейский майор стал составлять протокол. И что меня толкнуло на глупость - не знаю. Хватаясь за соломинку, решил пошутить:
  - Ну, гады, всё папе расскажу,- а сам думаю, какому папе?
    Обыскали меня милиционеры, достали мою курсантскую книжку, прочитали... и как-то растерялись. Майор вышел из кабинета и вернулся вдвоем с капитаном. Капитан начал меня расспрашивать о моём происхождении. А узнав, что я курсант МКОЛВАУС и ещё раз прочитав мою фамилию, улыбнулся:
  - Ну ты, браток, и драться горазд. Вон два сотрудника сопли вытирают в коридоре.
    Принесли в кабинет нитки с иголкой,пришили мне оторванный погон. А я, почувствовав смену настроения, стал доказывать, что они ещё ответят за моё опоздание в училище из увольнения. Майор молча взял мою увольнительную и написал на ней буквально следующее: "Старшина Курбатов Л.И. помогал в задержании опасного преступника в 24-00" Подпись и печать. Выходило так, что я помогал им ловить самого себя, как преступника. Чудеса, да и только. Уже позднее, обдумав и обсудив с друзьями произошедшее, пришли к выводу, что народ думает, раз училище наше престижное, то и учиться в нем могут только сынки генералов и маршалов. А фамилию мою вероятно спутали с генералом Курасовым, командующим Сталинградским военным округом. И еще решили: до чего же хорошо быть причастным к элите, даже если это с боку-припеку.