Батя Вася

   Добротное здание межколхозной скотобойни некогда находилось на окраине села. В ту далёкую-далёкую пору, когда полным ходом шло революционное преобразование деревни и коренным образом перестраивалась на новый лад вся жизнь тамошних крестьян, а заодно шло и обобществление всего имевшегося в наличии у имущих и у неимущих крупного и мелкого рогатого скота, скотобойню поставили тогдашние
умельцы умело и добротно, как бы на все времена.
    Но не думали тогда деды и прадеды тамошние, что деревня начнёт расти и развиваться именно в эту сторону, где стояла и, слава богу, беспрерывно работала скотобойня. Поэтому в наши дни она, к сожалению, оказалась в центре села. А центр образовался возле здания сельпо и правления колхоза, где также в последние годы выросли прекрасные здания средней школы, Дворца культуры и различные здания коммунального и бытового обслуживания, в том числе и здание общественной бани.
    Строительство здания бани последние несколько лет велось беспардонным образом и этот вопрос неоднократно ставился на повестке дня заседания исполкома Сельского совета. Наряду с этим вопросом стоял и вопрос о закрытии «бойни», однако, если по поводу первого вопроса в течении 10 лет принимались кое-какие практические меры, то второй вопрос не имел ни теоретического, ни практического разрешения. А на практике скотобойня работала во всю «ивановскую ширь» и население всех поколений жителей села мирилось с застоявшейся в воздухе слащаво-приторной вонью её отходного производства.
     На повестке дня Исполкома уже неоднократно в последние годы ставился и вопрос о несуразном поведении старшего забойщика скота и чаще всего его несовершеннолетнего сына.
     Действительно, на скотобойне с малых лет трудился и достиг пенсионного возраста потомственный забойщик скота ЖИВОДЕРОВ ВАСЯ - шутник и балагур, но знающий своё ремесло. Батя Вася - так нарекли его односельчане и таким его знают все от мала и до велика.
  В тот день у бати Васи было какое-то буреломное настроение. Только что он с успехом совместно со своими «подмастерьями» уложил и разделал привезённого с соседнего колхоза бугая, огромного старого быка долгие годы считавшегося лучшим племенным производителем во всем районе.
  Но, закончив работу, батя Вася почему-то ещё долго видел эти выкатив-шиеся из орбит налитые кровью бычьи глаза, казалось такие живые и человечные, что можно было по ним прочитать все, что творилось внутри у обезумевшего животного, непокорно стоявшее под застывшим над ним механическим ножом и плотоядно облизывающее густую сизую слизь вытекающую из его раздутых ноздрей. Также у бати Васи до сих пор стоял в ушах ужасный рёв животного, который наверное превосходил  рёв любого реактивного самолёта переходящего звуковой барьер. А тут ещё вызов в сельский Совет.
   На этот раз уставший, но возбуждённый батя Вася был оптимистично настроен по поводу этого вызова и тем более его подбадривало то, что председатель исполкома Короедов Борис Захарович вызывает его лично сам. Его любопытство подогревалось неизвестной на то причиной столь неожиданного вызова. Ведь за собой он в последнее время не чувствовал никаких грешков да и на его крутонравного сынка-Стёпку ученика-второгодника с самого Нового года, когда он сорвал с деда мороза его ватное одеяние, чтобы убедить своих дружков, что это всего-навсего их школьный физрук Потап Потапыч - не поступало никаких жалоб и нареканий. Тем более с этого же Нового года за Стёпкой, в качестве наставников и в целях воспитательного надзора, были приставлены сам физрук Потап Потапыч и его тогдашняя снегурочка, школьная активистка Клаша Овечкина.
  «Тогда в чем же дело?» - спросил себя ещё раз батя Вася и зашагал в Сельсовет.
  - А-а, Василь Васильевич, заходи дорогой, заходи! – вроде бы любезно встретил его председатель - тучный, болезненного вида мужчина неопределенного возраста.
  - Здрасте, глубокоуважаемый голова! Коль вызвал - так я тут, как тут. Об чём речь будет, глубокоуважаемый? – осведомился батя Вася.
  - Ну, ты, дорогой, сразу в карьер берёшь, - опять дружелюбно продолжил председатель. – Ты погоди, дай я на тебя посмотрю сперва. Ведь мы дав но с тобой не виделись, да и здесь ты у меня давно не был.
  - Что верно то верно, голова. С самой зимы не был. Да и тебя то, голова, не было. Ты же там на бойне…, тьфу, в лекарне был ну и как здоровьечко-то? Вот я бугая сегодня..., - было продолжил батя Вася, но председатель понял, что допустил тактическую ошибку, дав возможность бате Васе свободного словоизьявления, и спохватился:
  - Да-да! Я же говорю, что давно не виделись и лучше бы не виделись ещё, т.е. по такому вот случаю. Но нет-нет, да и взволнует меня твоя семьишка как хлеб свой насущный используете?
  - А-а, вот Вы об чем! А тоби же, голова, известно давеча, що мий хлиб-цэ
мясо от живности, яку я деру на бойне, - начав употреблять украинские слова, объяснял батя Вася. - Ну а у нас, у Живодёровых, строго заведено, що свий хлиб научный, як ты кажешь, по-научному и расходуем. Да, хиба много ли мы его поедаем-то? Но один хлиб мы с женой моей Клавой съедаемо сами. Што верно то верно. Другий хлиб мы отдаём Стёпке, балбесу маему, как теперича говорят - в долг. Ну, а третий хлиб мы вы плачиваем долг своей матери. А батька маего как ты знаешь у меня ни
стало. Вот одного Живодёру стало быть меньше. Но долг родительский вертаю справно.
  - Вот, как! - воскликнул председатель. - Да у тебя как у древних было заведено: чётко и в долг отдаёшь, чётко и долг выплачиваешь.
  - А, як же! Што верно то верно, голова. Вот Стёпка мий, пузатёр як станет замист меня скотину живу драть, вот тогда и он будет хлиб свой должок мне вертать. Так заведено у нас, у Живодёровых.
  - Хорошо, батя Вася, это про хлеб. Но я вот тебя вызвал ведь не только по этому поводу...
  - А вся теперича ясна як со скотиной перед убою, - перебил председателя батя Вася. - Ты, голова, сумневаешься, що мий Стёпка, - при этом он подчеркнуто нажимал на букву «ё», - не будет свой должок красить, так що ли слидуе пониматы?
  - Да-да, батя Вася! Пусть будет пока не так, но этот вопрос "отцы и дети" боюсь, что в дальнейшем будет очень болеть твою головушку.
  - А-а, ну вся ясна, як со скотиной перед убою, - снова перебил председателя батя Вася. - О то будете теперича речь держать возпитательну про мого балбеса и пузатера. А щось, вин опять выкинув таке?
    Здесь председатель поднялся со своего засиженного до безобразия кресла и тяжело стал ходить по кабинету вокруг вращающегося на «вертушке» бати Васи, и время от времени подтягивал своё противорадикулитное бельё, резко обозначавшееся сквозь лёгкий, пижамного покроя костюм.
  - Вот именно, что теперь серьёзно надо нам решать в отношении твоего бузатёра Степку. То, что мы собрали уже материал для передачи его в комиссию по делам несовершеннолетних, тебе как отцу я говорю официально, ибо за отчётный период он совершил столько выходков, что детская милиция в лице лейтенанта Киреевой решила перевоспитывать его принудительно-карательно!
  - Цэ, що? – непроизвольно вырвалось у бати Васи и председатель продолжал:
  - Вытворенная им финтиплюшка уже переполнила всю нашу чашу...
  И пока председатель говорил в воображении бати Васи почему-то снова возникли огромные бычьи глаза и в них он увидел отражение Степкиной рожицы. При этом с левого глаза Стёпка кричал ему: "Батя, это не я!" - а с правого глаза он показывал ему свой язык и смеялся.
  Затем в его воображении возникла Варвара Ефимовна - Степкина классная, которая для какого-то школьного вечера заставила Стёпку учить наизусть длиннющую басню, над изучением которой Стёпка в последние дни сидел дома и днём, и ночью, никуда не выходя, разве что к нему на бойню за потрохами. А когда из его воображения исчезли эти видения, то к действительности его вернул голос председателя, который вопрошал:
  - Батя Вася, ты что уснул, что ли?!
  - И-и, не! - ответил он, сконфузившись и председатель продолжал:
  - Не стали б мы вмешивать детскую милицию в поведении Стёпки даже за то, что Стёпка недавно в объявлении, висевшем на дверях заготконторы о том, что принимаются рога и копыта дописал «самого черта», то это ещё ничего, а вот раз Стёпка разбил все стекла в окнах только что застеклённого здания общественной бани, то тут, уж, извиняйте, без милиции нельзя!
  Услышав про разбитые стёкла в бане, батя Вася только сейчас окончательно пришёл в себя и быстро, перебив речь председателя, спросил:
  - И, когда?
  - А-а, вот только что, прошлой ночью, - ответил председатель.
  - И-и, не может быть, - уверенно возразил батя Вася, ибо вспомнил, что Стёпка до того как уснуть, сидел дома и никуда не выходил, а утром он его оставил ещё спящим.
  Но когда председатель снова заговорил и сказал, что данный поступок Стёпка совершил при очевидцах, батя Вася опять перебил его и встав с места, сказал:
  - И-и, цэ не Стёпкина работа! Хиба Стёпка бив стекла, вин би выбив и рамки - я то гарно знаю Стёпкин почерк!
   Тут председатель запнулся и удивлённо посмотрел на батю Васю, а затем заторопившись, попрощался с ним.
   Когда уже в сумерках батя Вася шёл домой, то проходя мимо здания «Чайная», увидел прислонённую к стене бесформенную фигуру мужчины с каким-то сдеформированным лицом. А когда он с ним поровнялся, то незнакомец окликнул его: «Эй, комбинатор, зацепи пузырь, а то начну бить стёкла...!»
  Тут батя Вася пробормотал ему в ответ нечто вроде: "Я тебе побью, каналья..!" - и заспешил домой.
  Дома он застал Стёпку, который стоял посередине комнаты и читал вслух басню  Михалкова «Заяц во хмелю». А на стареньком диванчике сидели и слушали его внимательно школьный физрук Потап Потапыч и школьная активистка Клаша Овечкина - активные представители славной кагорты народных дружинников, которые ещё не знали о новом пришествии в оберегаемые ими покой и правопорядок пьяного злодия, страдавшего слабостью к на рушению житейских устоев в селе, и который в этот момент с трудом преодолевал силу земного притяжения у здания сельской чайной.