Александра или... И снова я живу. Часть вторая

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Утром  я встала рано, так как мы с Акулиной решили начать поездки по деревням. Дядюшки хотели увязаться с нами, но мы их не взяли. Я хотела не в спешке пробежать по деревням, а сразу и основательно осмотреть их, делая по ходу в блокноте заметки.  Блокнот я нашла у себя в столе, и он сразу очаровал меня. Он явно был самодельный и переплетён вручную из листов качественной плотной бумаги светло-бежевого цвета.   Коричневая обложка была  изготовлена из кожи.   Блокнот накануне моего приезда принесла Акулина, которая готовила для меня комнату.  Мне было жаль его использовать для заметок, но Акулина настояла. Эти блокноты делал собственноручно её батюшка, и у неё их было достаточно много.
Дядюшка был несколько встревожен моим решением отправиться без их сопровождения, но Андрей Афанасьевич его заверил, что я  точно справлюсь.

- Барышня наша характером в батюшку своего, Григория,  пошла. А ты, ведь, знаешь,   каков он у нас был в делах. Ведь он сам за двадцать лет из небольшого завода своего тестя целое производство поднял, - успокоил  он Михаила, - да и Прохор с ними едет. А Прошу я сам учил многому.

Мы сели в тарантас, по велению дядюшки,  устланный толстым домотканым ковром. Загрузили его немудрёными подарками - в основном, это была еда. Я заранее попросила, чтоб напекли всевозможной сдобы, пирожков, да булочек. Ими заполнили несколько корзин. Принесли два мешка колотого сахару, несколько небольших мешков с пряниками и конфетами. Управляющий наш Демьян Прокопьевич хотел было возразить, ссылаясь, что барыня  может осерчать. Но Андрей Афанасьевич, который присутствовал при моих распоряжениях, строго указал ему:

- Ну, ты-то,  Демьян, ведь прекрасно знаешь настоящее положение дел. Тебе сам Григорий Тимофеевич доверил. Забыл, кто здесь настоящая хозяйка!  И для кого заполняли эти кладовые! Или барыня тебя на свою сторону переманила? Смотри у меня....  А барыне ссылайся на меня и Михаила Тимофеевича, с нами пусть ведёт разговор. Понял?!

Демьян в один миг всё понял и всё мною запрошенное выдал. А кладовые, как мне кажется, заполнены здесь были очень хорошо.   Софья, конечно, за год здешнего проживания потратила их тоже неплохо, часто устраивая приёмы, но их регулярно пополняли. Надо бы тётушку попридержать в её излишней гостеприимности, а то я уже наслышана, как она за полтора десятка лет спустила два немалых наследства.
Здешние конфеты меня очаровали. Шоколадные были в бумажных обёртках, на которых красовались различные картинки. Эти конфеты были очень дорогими, их  везли, в основном, из Франции. Зато сухие, леденцовые,  «дробь» и мятные лепёшки присутствовали в большом количестве и очень понравились мне. Сухие - это обычные сухофрукты, но приготовленные так качественно, что я таковых раньше  и не пробовала - вяленные мягкие и ароматные. Леденцовые - это те же сухофрукты особым способом несколько раз замоченные в сахарном сиропе. «Дробью» назывались сушёные ягоды в сахарной пудре.

Других вещей или предметов мы не взяли. Сначала надо было осмотреть всё. Да и лишний ажиотаж не надо устраивать. Будем делать всё постепенно. С собой мы решили взять девушку, которая будет выдавать угощение, не мне же княжне заниматься этим, надо привыкать мне к моему положению. Прохор будет  следить, чтоб досталось каждому, и чтоб никто не был обделён.

Пока слуги собирали повозку, я со стороны осмотрела дом. Особняк явно был выстроен недавно, не более десятка лет, и мне он очень понравился. Высокий в два этажа с красивыми большими окнами, с широким крыльцом, козырёк над которым, подпирался четырьмя колоннами. А ещё выше в центре здания я увидела пристройку над средней частью дома  с довольно просторным балконом.    Пристройка занимала около трети площади всего здания. Это был мезонин, чему я необыкновенно была рада. По бокам здания пристроены по два флигеля, за которыми на внутреннем дворе были расположены  хозяйственные постройки. Там был небольшой парк, где я уже прогулялась и озадачила своим нарядом учителя с кучером. С одной стороны к парку примыкал сад-огород, где росли все необходимые фрукты и овощи для барского стола. Не ездить же постоянно за зеленью в деревню. С другой стороны  небольшая  лесополоса отделяла парк от главных хозяйственных построек - конюшен, каретника, сараев. Был и курятник с коровником, чтоб для господ всегда были свежие сливки и молоко. Остальное привозили из деревень, куда мы сейчас и направимся.

Первая самая небольшая деревня всего в двадцать домов, с которой мы и начнём   осмотр, находилась   ближе всех,  примерно  в пятнадцати вёрстах от усадьбы. В дороге мы не устали, ехали чуть больше 2-х часов с одной остановкой и приехали в деревню незадолго до полудня. Вопреки ожиданиям, деревня произвела на меня гнетущее впечатление. И это ещё  летом, когда то тут, то там встречаются цветочные полянки и кусты, что же здесь будет зимой.  "А будет гораздо лучше, - тут же решила я, - потому что я всё сделаю для этого". К счастью, батюшка оставил мне для этого хорошее наследство, и я распоряжусь им  должным образом. По обеим сторонам единственной улочки стояло чуть больше двух десятков домов в очень плохом состоянии, а некоторые из них и вовсе не годились для проживания и стояли пустыми развалюхами. Домики были старые, покосившиеся, почти на всех вместо крыш лежали пучки соломы. Нас не ждали, но мальчишки, встретившиеся нам в версте отсюда за несколько минут до нашего появления принесли весть о нас. Весь народ вышел нас встречать, они стояли молча, лица были напряжены и печальны, а некоторые даже угрюмы.

Мужики были одеты в ветхие холщовые штаны и рубахи свободного покроя,  подвязанные в поясе  куском ткани, но чаще верёвкой. Ноги или босиком или в лаптях, которые   тоже обвязывались верёвкой крест - накрест, как шнуровка на ботинках только вокруг лодыжки. На головах у некоторых надеты потрёпанные картузы или дранные высокие войлочные шапки-котелки. Женщины в длинных рубахах, похожих на ночные сорочки, сверху которых надет сарафан. Если на картинках в книжках и журналах,  что я читала раньше, рубахи были белыми, да с вышивкой, а сарафаны цветные, то здесь всё было старое, серое и очень ветхое. У всех женщин и девочек на головах повязаны платки. Детей и женщин было много, а мужчин - мало. Народ, вернее эта небольшая кучка народа, стояла настороженно, а некоторые и вовсе выглядели испуганными. Лица почти у всех   были  серыми,  невыразительными и явно голодными. И только одна девушка выделялась среди всех своей удивительной  русской красотой. Но и она была плохо одета и печальна лицом. Мне почему-то показалось, что она недавно плакала.

Деревня и её жители произвели на меня удручающее впечатление. Чтоб не показать это, я  подошла ближе, приветливо улыбнулась всем и слегка поклонилась:

- Здравствуйте, люди добрые!

Мне ответили поясным поклоном, а некоторые склонились ещё ниже, прикасаясь рукой к сердцу, а потом опуская её до земли.  Повсюду раздались голоса: "Здрава буди, барышня! ... желаю здравия..., доброго здравия, барышня". Напряжённость несколько ушла, люди расслабились.

-  Я - племянница вашего хозяина - Михаила Тимофеевича. Зовите меня Александрой Григорьевной. Приехала я недавно и теперь буду   жить в поместье постоянно, а значит, мы будем встречаться и, надеюсь, довольно часто. Я приехала, чтобы узнать про вашу жизнь и ваши нужды, - после этих моих слов народ зашевелился, послышался шёпот, но  эмоции их мне пока были непонятны, и я продолжила:
- С вашего позволения, - тут я услышала, как фыркнул Прошка, стоящий за моей спиной, но спокойно продолжила, - я осмотрю избы, мои помощницы перепишут всех поимённо, с указанием возраста и наиболее важных жалоб.

- А на что, барышня, позвольте узнать, Вам наши жалобы, - с горечью спросил впереди всех стоящий крестьянин. К моему удивлению, он говорил весьма грамотно.

- А Вы здешний староста? - догадалась я, - назовите себя. Вы-то мне и нужны для помощи.

- Чем смогу - помогу, - поклонился человек и с горечью продолжил, - но не староста я. Да и нет тут у нас старосты. Никто и не заезжает к нам, не нужны мы никому. А кличут меня Степаном.

- А почему так? - удивилась я.

- Земля здесь плохая у болот, не родит почти, помещику мы потому не интересны. Огородами да лесом живём - ягодами-грибами.  Очистили кусок земли в лесу, да на всех там рожь растим. Однако,  маленький совсем урожай, до весны не хватает, картошкой да репой спасаемся.

- Ух ты! да вы же колхоз, хоть и плохонький создали, вот ведь молодцы! - не подумав, брякнула я.

- Не пойму я ваших слов, но одобрение в голосе слышу - слегка улыбнулся Степан.

- А что же к соседней деревне не примкнёте, ведь она не очень далеко?

- Так оттуда нас всех и выдавили, староста там зверина. Правда я сам  добровольно ушёл сюда с сыном, вдовый я... был, - и он несколько смущённо оглянулся назад, где   стояла молодая женщина, которая смутившись, тут же юркнула к нему  за   спину, - теперь вот здесь потихоньку избу Настасьи поднимаем, а то она почти на бок легла, - и он счастливо засмеялся.

- Ну, что ж, - улыбнулась я, радуясь, что и в таких местах счастье живёт, - значит вместе будем наводить порядок. Степан, я назначаю Вас, пока здесь,  старостой.  Ремонтные работы временно прекратите, будем строиться на новом месте.

Народ, наконец, проснулся и заговорил - "... как ... что... где ... когда... ? а, барыня? ... а барин? ". Смешно, но громче всех звучали голоса Акулины и  Прохора, которые были не в курсе моих планов.  На что я всем ответила, что барыни и господа не их забота, а моя. И что всё остальное они узнают от своего старосты.

- А теперь, дорогие мои, - я широко взмахнула рукой, - хозяева идут по своим домам и ждут меня. После чего всем по списку будет выдано угощение, хватит всем, никого не обделим. Степан и Акулина пойдут со мной.

И мы пошли по домам. Бедность была ужасающей, только в 3-4 избах из двадцати была более - менее годная для нормального проживания, обстановка.
Везде было одно: огромная деревянная кровать, на которой спало, как я поняла, полсемьи, лавки, стол, плохонькая закопчённая печь. Посуды почти никакой, пол застелен соломой и травой. Но, к счастью, тяжёлых лежачих больных мы не  обнаружили, и воздух в избах был не слишком тяжёлым.  Составив поимённые списки каждой семьи с указанием возраста и пола её членов, приступили к раздаче привезённых продуктов, строго по составленным спискам. Население пришло  с корзинками, плетёнными из лыка, и мисками. Хватило всем и даже в двойном размере. Деревня оказалась гораздо меньше, чем мы предполагали. Сладости привели детишек в неописуемый восторг. Да ещё, как оказалось, Андрей Афанасьевич в последний момент распорядился положить два больших мешка ржаных булок. Это было очень кстати.

Пока шло это счастливое действо, мы со Степаном сели на бревно и поговорили. Прежде всего, он попросил не называть его на "Вы", так как это невместно в данной обстановке, с чем я согласилась. Выяснилось, что он прежде жил в Нижнем Новгороде, работал слесарем на текстильной фабрике. Когда умерла жена, решил с сыном уехать в деревню, где жили родственники, так как сын был маленьким, присматривать за  ним некому, ведь рабочий день его длился по 10-12 часов. Сам он грамотный, окончил ремесленную школу при текстильной фабрике, где до него работал отец, а потом и сам стал там работать. Но чего-то Степан всё же не договаривал, прежняя профессия психолога научила меня быстро определить это. "Скорей всего, революционные дела тут имеют место, - решила я, - времена - то, как раз наступают революционные".  А то, что грамотный - это хорошо, мне такие помощники нужны.

Договорившись встретиться через день для поездки в соседнюю деревню, они распрощались.   Мы с командой вернулись к вечеру в усадьбу, и я сразу легла спать, даже не повидавшись с дядюшками. Я очень  устала, но была довольна прошедшим днём.

 
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Утром мы в прежнем составе - я и мои дядюшки - собрались за завтраком. Сиси и дети снова отсутствовали.  Но в этот раз  я настояла, чтобы Акулина завтракала с нами. Она начала было сопротивляться, краснеть и заикаться. Я  сразу поняла истинную причину её отказа - там был ОН!  Тогда я строго напомнила девушке, что ездили мы вместе, значит, и ответ нам вместе держать. Порядочность не позволила моей  Акулине отказаться,  и на завтрак мы пришли вместе.   На самом деле я бы прекрасно рассказала обо всём сама, однако  мне очень хотелось, чтобы Акулина и мой попечитель встречались чаще. Подобное сводничество  было совсем не в моём характере, но эти трое стали самыми близкими мне здесь людьми, которых я полюбила всей душой и от всей души желала им счастья. Я была абсолютно уверена, что Андрей и Лина сами  никогда не решатся открыться друг другу. Причин тут несколько: прежде всего  – это отсутствие у обоих опыта в личной жизни, несмотря на их не юный возраст, да и сам возраст, который по меркам этого времени,  был неподходящим для подобных отношений. Но, главное - это разница в социальном положении.

После завтрака все перешли в мой кабинет. Дядюшки с интересом выслушали рассказ о поездке. Акулина следом за мной внесла свои дополнения, удивив всех нас своей внимательностью и умением делать, из увиденного, ценные выводы. А ведь я сама  многого, из того, что сейчас рассказала Лина, даже не заметила. И  это меня тоже очень удивило,  потому что моя прежняя работа с детьми приучила меня ту видеть каждую мелочь.  Кажется, мой юный возраст стал брать верх над опытом и знаниями.  Представленные мною предложения были дядюшками единодушно одобрены.  Причём, Андрей Афанасьевич  в очередной раз удивился моему резкому взрослению.

- Да, моя любезная  барышня, позволь мне выразить   искреннее восхищение твоим умом, смекалкой и способностью делать выводы, а также,  принимать верные решения. Я совсем не заметил, что ты становишься взрослой, хотя и это вполне объяснимо.  Без Григория на меня навалилось столько дел и забот, что мы с тобой этот год мало были вместе, - ласково глядя на меня, заключил мой попечитель.
 
Дядюшка Михаил его активно поддержал, он совсем не ожидал во мне таких способностей.

- И Вы, Акулина меня очень порадовали, - обратился Звягинцев к девушке, - с такими помощницами мы в два счёта наведём здесь порядок.

Взгляды их встретились и долго не могли оторваться друг от друга. Я заметила, как у дядюшки Михаила округлились глаза, видно, и он что-то понял. Я незаметно приложила палец к губам, и он быстро закивал головой, а потом отозвал меня в сторону, якобы что-то вспомнил сказать мне.

- Ты видела, Сашенька? Или мне померещилось? – взволнованно спросил он, когда мы отошли.

- Да я давно догадалась, - прошептала я, покосившись на влюблённых.

- А я-то балда, не понял всего, когда он зимой дважды приезжал. А ведь уже тогда было это смущение и взгляды с обеих сторон. Теперь-то я вспоминаю о том…. Но, согласись, родная, как же это хорошо.

И я с готовностью согласилась с ним. Дядя меня очень порадовал. Умный и добрый человек, он  оказался выше  социальных условностей. Таким, видно,  и отец мой был. Ведь он – князь – женился на матушке, которая была купеческой дочерью. Он полюбил её, и это решило всё. Чаша весов, где была любовь, превысила чашу с богатством и социальным признанием. Как мне повезло, что я попала к этим людям. А ведь могло быть всякое…. А могло и ничего не быть, от слова СОВСЕМ НИЧЕГО.

Мы ещё раз обсудили наше мероприятие, подвели итог и составили план. Итак, я оказалась хозяйкой поместья с двумя деревнями, где проживало около двухсот душ. После отмены крепостного права четыре года назад, крестьяне стали вольными, но земля осталась собственностью помещика, то есть моего батюшки, а теперь моей. Сами же крестьяне теперь могли покинуть поместье по своей воле. Однако, земли здесь были хорошими, урожайными и наши крестьяне уходить с них не захотели. Да и куда бы они пошли, кому они где-то здесь нужны.  Бывшие крепостные, обретя свободу, чисто символически получили участки земли, и обязались платить с неё оброк за использование. Интересно, а если помещик решит что-то другое на этих землях соорудить, куда они пойдут?  Да… надо потихоньку осваивать тутошние законы.

А та деревушка, которую мы посетили  накануне, была, очевидно,  не плановая, она образовалась спонтанно на  небольшом участке земли около болот и леса. Земля тоже моя, но она была заброшена из-за болот и не давала урожая. Там поселились случайно забредшие люди, которым деваться было некуда, бездомные и нищие. Туда же пришли те, которых выгнал староста из этих двух деревень. Они стали неугодными для него, так как в чём-то воспротивились его воле. А ещё  многодетных матерей и девчачьи семьи без отцов согнал туда этот гад. Они ему не приносили выгоды. Всё это нам предстоит выяснить. Среди этих людей, к счастью для них,  оказался и Степан, который,  доверившись мне,  откровенно рассказал, что этот староста, на самом деле,  обнаглевший, хам без чести и без совести. Староста возомнил себя чуть ли не хозяином   деревень, воспользовавшись тем, что новый барин живёт далеко, приезжает редко и ни разу не потребовал отчёта за прошедшие десять лет. А в моём имении даже и управляющего до приезда дяди не было, так как там проживали всего несколько слуг и приказчик, который следил непосредственно лишь за усадьбой. Дядюшка же Михаил, как поселился здесь год назад, так  вообще поместьем не занимался. Жил он всю прежнюю свою жизнь в городском имении, и деревенские дела были ему неведомы. Некоторые деньги ему с семьёй на проживание оставил   брат Григорий.

За несколько дней, что мы  здесь находимся, Андрей Афанасьевич успел проверить всю отчётность, которую ему предоставили приказчик и новый  управляющий имением. Опыта для подобных проверок он накопил отменного, этому способствовали пятнадцать лет управления у батюшки за Уралом. А там хозяйство было не в пример мощнее, чем здесь. В результате тщательнейшей проверки Звягинцев никаких сведений о доходах от деревень до отмены крепостного права, а также   об оброке за четыре последних года,  не обнаружил от слова совсем!  То ли деревенский староста весь этот доход за время нашего владения имением, хранил  в ином месте, что само по себе странно, то ли он плут и вор. Последнее вероятнее всего. Батюшка приезжал ненадолго и в хозяйственные дела имения не вникал, оставляя всё это на потом, когда они с дочкой переедут сюда на постоянное  жительство. Староста своим хитрым умишком вскоре всё это смекнул, а после смерти хозяина вообще обнаглел и творил здесь безпредел. Про настоящую хозяйку, то бишь меня, он и слыхом не слыхивал, как и другие, кроме нескольких человек, посвящённых в нашу тайну. Временно проживающий здесь последний год, Михаил Тимофеевич, в деревнях до сих пор не появлялся. А сбежать, если кто-то серьёзный появится, он всегда успеет. Так рассуждал, по нашему единодушному мнению, сей плутоватый субъект, привыкший за последние десять лет к безнаказанности и возомнивший себя царьком.
После подобного заключения, мы перешли к составлению плана по дальнейшим мероприятиям.

- С прежним старостой, как поступить, решать вам, мои дорогие, - начала я излагать свои предложения. -  Я для этого опытом не располагаю. А новым я назначу Степана, про которого я вам уже рассказала, но кратко повторюсь. Человек сей показался мне достойным и вызвал уважение. Он – вольный, прежде жил в городе Нижнем Новгороде, где и родился в рабочей семье. Однако имеет достаточно неплохое образование -  окончил ремесленное училище при заводе, где работал его отец и где позже стал он сам работать слесарем. После смерти жены, он приехал с маленьким сыном к родственникам, проживающим в одной из наших деревень.
Я не стала озвучивать свои домыслы по этому поводу. На самом деле, как я полагаю, его к побегу в деревню подтолкнула революционная деятельность на заводе, где он работал. Для меня это всё не ново, я всё это  уже знаю из учебников истории, из литературы и кинофильмов. И ещё я знаю, как его настроения правильно использовать здесь, в одной отдельно взятой деревне. Если для других он покажется опасным человеком, мне же только поможет.

- А что? На мой взгляд, кандидатура вполне подходящая, - задумчиво согласился Андрей Афанасьевич. – К тому же ты умеешь увидеть человека. Да-да, Михаил, Саша мне помощницей в управлении всегда была, - обратился он к другу.

- А я нисколько не сомневаюсь, любезные мои. Уже успел убедиться в том за эти дни. Жаль, что мы только сейчас собрались вместе. Но, благодарение Всевышнему, что судьба нас всё же свела…, - тут он несколько запнулся и тихо добавил, - пусть даже и ненадолго….

- Дядюшка, ну что ты снова говоришь? Как ненадолго! – тут же вскинулась я, - Никто нас теперь  не разлучит, даже … даже…, - я никак не могла озвучить имя того злодея, который может это сделать с нами.

- Даже моя жёнушка? – усмехнулся Михаил.

- А даже и она! – решилась я, - и никто другой.

Все весело засмеялись. Линочка, забыв про свою застенчивость, радостно смеялась с нами. Она раскраснелась, похорошела и выглядела даже юной. Мой попечитель тоже явно помолодел. Вот что делает любовь с нами. Мне в прошлой жизни не досталось настоящей любви, только измены, обманы, унижения и потери. Но, может, я её ещё встречу…. Для чего-то же я сюда попала. Совершать подвиги, как многие книжные попаданцы, я не собираюсь, к царям не поеду, революции делать не стану. Значит, остаётся только радостно и счастливо жить и помогать окружающим тоже стать счастливее. И ещё неизвестно… живу ли я или сплю и вижу сны…. Тогда пусть хоть сны станут счастливыми. И тут почему-то в памяти возникло лицо учителя Алексея Алфимова. Я непроизвольно смутилась  от этого видения и покраснела. Мои друзья разгадали это по-своему.

- Сашенька, да не смущайся ты. Мы её все вместе перевоспитаем. Никто нас не разлучит, - заговорили все разом.

- Но только очень мягко и ласково, - заулыбалась я навстречу  родным лицам. И получила ласковые улыбки в ответ, а дядюшка Михаил посмотрел на меня с благодарностью.

- Итак, подведём итог: Завтра выезжаем, как можно, раньше. Андрей Афанасьевич с Линой едут первыми в своей повозке, - непроизвольно я объединила их словом «своей». – Нас с дядюшкой следом везёт Прохор.

- Сашенька, я с тобой, а господа вместе пусть едут - чуть не плача запросилась Акулина, вся пылая от смущения. Звягинцев же, напротив, радостно оживился.

- Нет, Линочка, прости, нам с Михаилом Тимофеевичем надо обсудить серьёзные дела. Кроме того, мы заезжаем за Степаном. Вы же езжайте медленно, мы вас догоним. В деревне без нас не появляйтесь. Нагрянем разом вместе и наведём там такой шухер! Этому хмырю мало не покажется.

Оп - па!… опять я вляпалась со своим язычком. Таких слов, как «шухер» и «хмырь» тут и не слыхивали. А я притащила словесный мусор, да, не дай Бог, вдруг,  понравятся яркие словечки и запустят их в жизнь раньше срока.
Так и случилось, словечки понравились и, конечно, запомнились. Все смеялись, повторяли их на все лады и нашли, что они соответствуют и действию, которое мы собираемся учинить и образу старосты, которого, как добавил уже Андрей, мы собираемся «прижучить». Все долго смеялись, потом стали интересоваться, как я их придумала.

- Что вы, что вы, - заскромничала я, - да это же не мои словечки, это наш лавочник Яшка так выражается, - свалила я снова на неведомого мне лавочника.

- А! Яшка! Ну да, Яшка может. У него ещё не то услышишь, - оживился Андрей Афанасьевич, - а в связи, с чем он так говорил? Я и не слышал такое.

- «Шухер, городовой идёт» - говорил он, когда городовой шёл к лавке. А «хмырями» обзывал, пьяниц или тех, кто стащить или обмануть норовил, - на ходу сочиняла я, - да ведь вы сударь в лавку-то с тканями редко хаживали, да и не стал бы он при вас выражаться.

- А ведь точно, подходит выражение, метко сказано. Надо запомнить, - подхватили дядюшки.

Ну, вот так я и знала….


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Отсмеявшись, мы стали расходиться по своим делам, коих было у всех предостаточно. Мы готовились изменить уклад жизни не только свой, но и всех жителей нашего поместья. А к этому надо было серьёзно готовиться. Андрей Афанасьевич позвал Акулину в сад, обсудить завтрашнюю поездку. У той глаза стали, как блюдца и она попыталась отказаться, но я тайком показала ей кулак. Она смирилась и несмело пошла за нашим майором. И всё же я заметила, что после некоторых обстоятельств, открывшихся нам накануне, девушка чувствует себя увереннее, чем прежде. У неё появилась надежда на будущее.

А дело было так. Вчера я решила приодеть Акулину  и отобрала для неё штук пять из своих платьев. Она, конечно, стала отказываться, но я убедила девушку  их взять. Главным аргументом послужило то, что вся её одежда слишком ветхая, да и той почти нет. Ещё и пошутила, что потянет её Звягинцев за рукав, а платье и рассыплется. Глядите, люди добрые, на голенькую красавицу. Посмеялись, конечно, но попала-то я в точку. И теперь, в новых нарядах Акулина никак не выглядела прислугой. Да она и в старом прислугой не смотрелась, особенно, учитывая её образованность и хорошее воспитание. Но всё же в новом лучше.

Вообще-то, и манеры, и походка, и осанка – всё, выдавало её. Я стала расспрашивать и с удивлением узнала, что отец её, Василий Спиридонович Акимов,  до того, как поселился в селе и стал здесь учителем, был преподавателем в одной из московских гимназий, так же, как и её дед.  А вот прадед  был выходцем из духовенства. Женился отец Лины по большой любви, но мать, после всего лишь трёх лет счастливой семейной жизни, сильно заболела. Отец  девочки ради любимой жены не жалел ничего, лишь бы она дольше жила с ними. Все накопленные деньги, всё ценное  из дома ушло на лечение, на иностранных докторов. Продали и московскую квартиру, а сами по совету медиков переехали в село, где отец стал преподавать в нашем селе, в церковно-приходской школе. Здесь матери стало лучше, но всё равно здоровье её требовало постоянного ухода. Пять лет назад мать покинула их, а следом ушёл и отец. В результате Акулина осталась одна и практически без средств к существованию. Семьёй своей она так и не обзавелась, тратя всё время на уход за любимой матушкой. 

- Твой батюшка, Григорий Тимофеевич,   был меценатом школы, там они  часто встречались с моим отцом и подолгу беседовали. Но мой гордый отец ни разу даже не заикнулся о нашем бедственном положении. Лишь, когда он уже не поднимался с постели, твой батюшка, не найдя его в школе, пришёл к нам и узнал всю правду о нашем житье-бытье, - Линочка тяжело вздохнула, утёрла слезу и продолжила, - Когда я осталась одна, князь забрал меня сюда в имение, выделил комнату.  Я жила, как родственница, так он меня представил всем.

- Вот оно как. А я ведь не знала… или знала, да не помню. Ты ведь знаешь мою проблему, я тебе рассказала, но другим не говорю.

-  Да, конечно, я помню. Почти пять лет я жила свободно на всём готовом, читала, играла на рояле, гуляла в парке и немного помогала в школе. Но год назад, Софья Андреевна, появившись здесь, возмутилась моим непонятным положением и моим образом жизни. Она не решилась прогнать меня, но сделала служанкой. Это ничего, нормально, спасибо, что не прогнали. Даже, если бы прогнали, я не смогла бы раскрыть тайну князя, он ведь доверился нам с отцом.    Хорошо, что барыня  не сильно снисходила до нас, чтобы расспрашивать. Только уж больно злая она по характеру, всё норовила обидеть больней.

- Спасибо, моя хорошая, за верность и прости меня, Линочка, и я ведь тебя за горничную свою держала, - растрогалась и смутилась я. Мне, действительно, стало стыдно.

- Сашенька, ну, о чём ты говоришь?! Да я таких барышень ещё ни разу не видала. Ты же сама себя полностью обслуживаешь, мне не даёшь ничего делать. Мы с тобой, в самом деле, как родственницы или подруги живём. И от Софьиного унижения ты защитила.

- Вот и ладно. Хорошо, что мы с тобой понимаем друг друга. Кстати, батюшка мой так просто ничего не делал. Раз он привёл тебя сюда, то обязательно должен был как-то всё это оформить. Вечером посмотрим документы. Я ведь их до сих пор не разбирала.

И мы, действительно, нашли то, что нас интересовало. Акулина была оформлена, как его дальняя родственница, на полноправное проживание в имении, сколько она пожелает. Ей было назначено очень достойное содержание до конца жизни, где бы она ни жила. Кроме пожизненного содержания ей была отведена небольшая доля в наследстве. Узнав об этом, Акулина от такого щедрого подарка долго не могла прийти в себя. Но это было неожиданностью и подарком для меня тоже.  Я радовалась за неё и гордилась  замечательным человеком, который был в этой жизни моим отцом, но и печалилась, что нам не суждено никогда с ним  встретиться. Кроме того, теперь Акулина становилась мне полноценным и равноправным другом, чего даже с умной и доброй прислугой в принципе не могло стать. Мы     решили об открывшихся  новых обстоятельствах,  пока никому не рассказывать.

Я всё это вспомнила, глядя вслед нашей милой влюблённой паре. А мы с дядюшкой пошли, наконец, познакомиться ближе с его детьми. Комнаты детей находились на втором этаже, как и все, впрочем, спальни. Сразу напротив широкой лестницы располагались комната для занятий и комната учителя. Следующие слева – комнаты Владимира и его слуги, а справа, недалеко от моих, рядом с комнатой Акулины, были комнаты Анюты и её горничной. Кроме наших комнат, здесь было ещё очень много свободных помещений.  По дороге дядя также уточнил, что в браке с Софьей он почти пятнадцать лет, сыну её Володе осенью будет двадцать, а дочке Анютке в мае исполнилось двенадцать лет.

Этой весной Владимир окончил кадетский корпус и пока ещё не определился, будет ли поступать в Университет, или останется здесь в поместье. Софья желает, чтобы он выбрал второе и даже не задумывается над тем, что это поместье им не принадлежит. Для Анюты выбрали домашнее обучение, на этом настоял Михаил. Софья же хотела в прошлом году отправить её в женскую гимназию с постоянным проживанием там. Как хорошо, что дядюшка сильно любит свою дочь. Гимназия, конечно, хорошее дело, там обучение качественное. Насколько знаю, там преподают все основные предметы, а также гимнастику и пение.  Но вот об интернатах, при гимназиях, где проживали ученицы, я в той моей жизни, очень много читала и далеко нерадостного. Потому и не желала для моей милой сестрички  такого сомнительного счастья. Странно, совсем не зная,   я её  уже любила. Потому я горячо одобрила решение дядюшки, отчего он воодушевился и смотрел на меня с благодарностью. По рекомендации Андрея Афанасьевича, дядя  пригласил учителем для Анюты Алексея Александровича Алфимова. Как оказалось, тот был сыном их общего с моим батюшкой приятеля и коллеги по военной службе. Как и мой попечитель, он был из семьи потомственных военных и тоже имел дворянство без титула. Таких в высшем руководстве царской армии было достаточно ещё с петровских времён, когда проводились серьёзные военные реформы.

Так за разговорами мы незаметно добрались до учебной комнаты, где нас уже ждали. Алексей Александрович почтительно, но без подобострастия, приветствовал нас. Мне понравилась сдержанность и достоинство, с которым он это сделал. Анютка  присела в милом реверансе и приветливо улыбнулась мне. А вот молодой барин был отнюдь не приветлив, и даже не производил впечатления воспитанного человека. Владимир сидел, вальяжно развалившись, в кресле и разглядывал свои отменно отполированные ногти. На лице его блуждала лёгкая ироническая усмешка, уголки губ презрительно опущены вниз, а брови, напротив, недоумённо изогнулись. А ведь, несмотря, на позу, он был красив. Интересно, долго ли он станет изображать, что не заметил нас…
Я поднятой ладонью остановила нахмурившегося учителя и явно смущённых дядюшку с сестрёнкой.

- А позволительно ли мне будет любезный мой братец, узнать, что Вас вогнало в этакий созерцательный ступор? Ах! Царапинка на ногте обнаружилась! – добродушно - насмешливо произнесла я и звонко хлопнула в ладоши.

Не ожидавший столь громкого хлопка, юноша вздрогнул и подскочил в кресле. Спесь с лица слетела, он ошарашено хлопал глазами и выглядел, как напуганный воробей. Не выдержав, все засмеялись и обстановка разрядилась. А то я уж  было испугалась скандала, ни к чему с него начинать совместное проживание в одном доме. Мой профессиональный опыт мне снова помог. Но братец не захотел мира, решил идти в атаку.

- Вы что себе позволяете?! -  прерывистым фальцетом от неожиданного испуга  прокричал он.

- Да ничего такого, о чём Вы подумали, сударь. Всего лишь родственное сочувствие и ничего личного, - скромно ответствовала я, изо всех сил изображая лицом это сочувствие.

Тут уж моя сестричка не сдержалась и начала звонко смеяться. А за ней и все остальные.
Подобного гордый юноша не ждал. Он вскочил, и, не прощаясь, рванул к двери. Около двери обернулся и, снова срываясь на фальцет истерично прокричал:

- Да ты, да ты… да кто ты такая! Да как ты посмела! Провинциальная нищенка, приживалка посмела насмехаться надо мной, графом…. – И он, весь пунцовый от гнева, выскочил за дверь и загрохотал сапогами по ступеням лестницы.

- Вот ведь несёт его…, - вздохнул озабоченно дядюшка, - как бы со ступенек не сверзился.

Неожиданно сестричка Анютка подбежала ко мне, обхватила за талию и прижалась.

- Сестричка, Сашенька, ты только не обижайся на Вольдемара. Он такой всегда, нервный очень, - со слезами на глазах просила девочка, - Ты только не уезжай. Я очень рада тебе, как   увидела тебя, так сразу полюбила.

- Маленькая моя, родная, ни за что не уеду. Теперь будем с тобой вместе, - растрогано бормотала я, целуя сестричку в макушку, и тоже смаргивая с ресниц слезу.

И дядюшка   растрогался, скорей к окну отошёл, чтоб никто его слезинок не заметил. Надо срочно разрядить обстановку.

- Анюта, - торжественно - шутливо сказала я, - ни за что тебя не брошу, - и тут же добавила, - пока ты замуж не выйдешь за своего принца.

- Так это ты вперёд замуж пойдёшь за своего принца, - сестричкины слёзы мигом высохли, а на щёчках появились милые ямочки. Какая же она у меня прелесть!

Неожиданно я поймала взгляд учителя,  он ласково смотрел на меня, как будто любуясь и жалея одновременно. Меня как стрелой пронзило. Да что ж это такое, второй раз уже такое со мной. Что за взгляд у него….  Чувствуя, что краснею, подхватила Анютку и закружила её в танце. Напевая ля-ля, ля-ля.  Сестричка радостно закружилась со мной.

- Сашенька, умница, что на Владимира не обиделась. Ах, оболтус,  ах дуралей великовозрастный.  Я даже и не знаю, как с ним быть. А что я могу, Софья не позволяет вообще к нему отношение иметь. Ведь с малолетства отдала его в кадетский корпус, где он почти всё время находился. А когда забирала домой, всё  глупости в голову ему внушала. Якобы, он особенный, всё для него и тому подобное. Но ты-то знаешь наше положение, - загрустил Михаил Тимофеевич.

- Да… тут нам хорошо думать надо, - задумчиво протянула я, - Нет, я совсем не обиделась, но что-то надо делать. Ведь не чужой уже он мне. Ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения. А сейчас сделаем вид, как будто ничего не произошло.

Дядя с Анечкой облегчённо вздохнули, они то знали характер Софьи  лучше меня и боялись скандала. Хорошие мои, добрые и теперь очень родные. Никому   не дам вас в обиду. Алексей смотрел одобрительно и с уважением. Мне почему-то его одобрение было нужно и приятно ….


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

С удивлением узнала, что обедать, наконец, мы будем все вместе. Как пояснил Андрей Афанасьевич, на том дядюшка настоял. Он это сам слышал, так как присутствовал при разговоре.  Сиси поначалу отказалась, но Михаил  строго и твёрдо повторил сообщение о совместных обедах и ужинах семьёй. Софья удивлённо глянула на него, а потом почему-то притихла и молча кивнула.

- Я стал замечать, что смотрит Софья на супруга уже по-другому, заметил Звягинцев. - Ты не знаешь, но прежде она себе позволяла пренебрежительно относиться к его словам. Я сам видел в прошлые два приезда. А тут, наконец, разглядела его.

- Ну, что ж, это радует. Дядюшка, я думаю, заслужил самого уважительного отношения, - обрадовалась я.

Когда я вошла в столовую, там уже были все. Я ожидала реакции со стороны Софьи после инцидента с Владимиром. К счастью, у братца, видно,  хватило ума не афишировать перед маман  эту постыдную, для него же самого, историю. Ну, что ж, за это ему – плюс, не всё с ним так уж и плохо. Дядя тоже, явно, отметил этот факт и выглядел не таким напряжённым, как бывало с ним в конфликтных ситуациях. Ну, вот как же  я  его с Анюткой, таких уже моих родных, отпущу куда-то. Нет, будем жить вместе. Это в первые дни я планировала построить или купить им где-то отдельно дом.

Поприветствовав семью, я   сказала, что у меня есть некоторое заявление. Все встрепенулись и несколько настороженно посмотрели на меня. И только Софья смотрела   на меня презрительно - удивлённо. Ещё бы, вдруг какая-то мышь заговорила.

- С этого дня, - я старалась говорить, как можно приветливее, - с нами здесь будет обедать и ужинать Акулина, то есть Акулина Васильевна.

- Позвольте, эээ … любезная, поинтересоваться – с Вами всё ли в порядке? Вы не заговариваетесь?! – грозно нахмурилась Сиси и надменно добавила,  – С прислугой за одним столом сидеть?!

Как она ещё не спросила, не с дуба ли я рухнула  и головкой ушиблась. Видно, ещё таких речей не знает. А то бы, точно, произнесла.

- Не извольте беспокоиться, тётушка, со мною всё хорошо. Но, должна  вас разочаровать, не прислуга она, - как можно любезнее отвечала я, - Вы ведь не изволили сообщить мне по приезду, что Акулина Васильевна из профессорской семьи. Дед и отец преподавали в университете и гимназии, а прадед из духовенства. Да и родственница она нам дальняя. А то почему же она здесь   жила, как права на то имеющая? И содержание у неё вполне приличное. А вот прислугой её именно Вы, дорогая тётушка, решили сделать. А уж она по скромности своей, не спорила с Вами, терпела… неудобства, - я хотела сказать «унижения», но обострять не стала.
 
- И где ж бумаги, подтверждающие это? – не сдавалась Софья Сергеевна,   пылая вся,   праведным гневом.

- Я их видела. Надеюсь этого достаточно, - холодно и строго поставила я точку.

- Да… с нищетой за одним столом…. – в установившейся тишине бормотание Вольдемара услышали все.

- Ты это про себя, братец? – не удержалась, но уже с улыбкой ответила я.

А ведь действительно, самыми финансово не обеспеченными за столом были только они – семья Михаила Тимофеевича, причём, благодаря именно Софье. И это понимание, наконец, отразилось на их лицах. Только дядюшку было жаль, это была не его вина.

- И всё же, - не сдавалась Софья, - хоть это временное наше пристанище, но живём-то мы на свои деньги. Я права, Михаил Тимофеевич? - церемонно обратилась она к супругу.

- Нет, Софья Сергеевна, ответил он подобно ей, - деньги у нас давно закончились. Живём мы теперь за счёт нашей дорогой племянницы Сашеньки, из наследства, оставленного её батюшкой, да из накоплений Андрея Афанасьевича, - печально   добавил он.

Послышались шаги, вошла Акулина и скромно поздоровалась. Нежная и стройная, с высокой причёской и светлыми локонами, в новом, подаренном мною платье, она выглядела, как принцесса из сказки. Тут и злой критик уже не сомневался бы в её не простом происхождении. Мои дядюшки   вскочили с мест, и помогли ей сесть рядом со мной. На Сиси с Вольдемаром жалко было смотреть, они как-то поникли. А вот Андрей Афанасьевич сиял, как именинник. Открывшееся обстоятельство давало ему надежду на счастливое будущее. Он не видел документов, но догадывался, как обстоит дело, зная о дружеском  общении наших с Акулиной отцов. Знали бы они, каких трудов стоило мне убедить Лину в необходимости начать новый образ жизни.
Обед прошёл в полной задумчивости некоторых членов семьи. У них, наконец, началось переосмысление ценностей и отношений. У Софьи, кажется, только теперь упала с головы корона, которая мешала ей видеть действительность. Некоторые, напротив оживились, у них появилась перспектива. Рада была  и я,   Софья с Владимиром увидели голую правду своего положения, и теперь не будут чинить мне препятствий. Хотя… кто ж их знает.

После обеда мы с моим попечителем и Акулиной  вновь обсудили нашу завтрашнюю поездку в деревню. Дядюшка с нами не присутствовал. Причину его отсутствия мы узнали позже от Звягинцева.

- Нас задержала Софья Сергеевна, она, как всегда была недовольна,  и категорическим тоном  потребовала объяснений происходящему, - сообщил Андрей Афанасьевич, -  Михаил Тимофеевич же, как повелось последнее время, был немногословен, говорил твёрдо, глядел уверенно. Он пояснил супруге, что граф N - владелец поместья, где мы все сейчас обитаем - общий для всех нас троих друг, но общался чаще с его братом Григорием и Александрой. Очевидно, узнав о смерти друга, он предложил его дочери приехать сюда, ведь не дело юной барышне жить вдали от родных, о чём и я его просил. Также он,   просил Сашу выполнить некоторые дела по    управлению поместьем и крестьянами.

- И я подтвердил, что приехать нам всем сюда было давнее его предложение. Печальные события только подтолкнули к приезду. Хочу также поделиться с тобой, что рад переменам, происходящим в Михаиле, - добавил мой наставник.

- Да, это вы с дядюшкой замечательно придумали, ведь всё соответствует истине, - одобрила   я, и мы печально посмотрели друг на друга, вспомнив, что владелец поместья,  граф  N,  он и есть мой батюшка.

И вновь непроизвольно отметила, что я уже совсем не та Александра из прошлой моей жизни. От прежней меня, остались только память и знания, чувства же и восприятия принадлежат юной Сашеньке. И, наверное, это хорошо, ведь так мне будет легче  осваиваться в этой моей новой жизни.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

Утром, быстро позавтракав, мы отправились в путь. К моему удивлению, с нами в поездку попросился учитель Алексей Алфимов. Я не знала, как поступить, мне не хотелось с самого начала портить с ним отношения. Но и взять его с собой, значило открыть нашу тайну. Меня неожиданно опередил Звягинцев.

- Конечно, Алёша, поедем с нами. Это хорошая идея, ведь в наших планах одним из важных пунктов стоит  повышение образованности среди крестьян и, особенно, их детей. Возможно, тебе придётся возглавить там школу, - как ни в чем, ни бывало, приветствовал он Алфимова.

Увидев, что я нахмурилась, он отозвал меня в сторонку и пояснил, что Алексей в курсе всех наших дел. Он в нашей команде, радостно провозгласил майор. На мой гневный вопрос, а с какой это стати, и почему без меня решили, он рассказал, что отец Алфимова их с батюшкой армейский друг. В эти наши планы его с отцом посвятил мой батюшка уже давно. Он же предложил его в качестве учителя Михаилу. Вот какие молодцы! Все всё знают, одна я не в курсе. Хотя, может оно и лучше, когда преданных людей вокруг больше.

  И всё же мне было немного неловко в его присутствии, он как-то волновал меня.  Но я постаралась выкинуть глупые мысли из головы и заняться делом. Прихватив  по дороге Степана, который уже ждал нас на повороте в большую деревню, мы отправились дальше. То, что Степан заранее собрался и ждал нас на дороге, ведущей в деревню, очень хорошо его характеризовало. По дороге я кратко обрисовала   спутникам мой план. Все трое они активно включились и дали несколько дельных замечаний и предложений. Ну, что ж, именно такие помощники мне и нужны.

Деревня была в четырёх вёрстах от усадьбы. Часа через полтора езды мы догнали повозку Звягинцева и вскоре все вместе въехали в деревню. Нашу поездку мы держали в тайне, потому староста нас не ждал. Первыми во двор к нему зашла я с Акулиной и учителем. Одетые скромно, мы впечатления на него не произвели, поэтому он даже с крыльца не сошёл, чтобы встретить нас. Весь его вид выражал, что ему не до нас. Езжайте, мол, куда ехали.   Но тут он заметил, вошедшего в калитку, Степана. Лицо его сделалось злым, и он резво сбежал с крыльца.

- Ты, хабал, - мощно заорал он,   лицо его налилось кровью, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, - смуту мне здесь делать надумал!  Да я тебя! Пошёл вон и свою городскую компанию забери, шлында  бездомная. Не то я мужиков кликну, да в село к полицейскому уряднику велю свезти.

С этим словами бугай слез с крыльца и пошёл на Степана. А тот ничуть, не испугавшись, остался стоять на месте, да ещё и усмехается. Наш человек! Не зря я его в старосты собираюсь назначить. И всё же его надо спасать. Тут целая гора на него движется.

- Не тронь его, это мой человек! – негромко, но с особой силой в голосе произнесла я, как это делала раньше. И у меня получилось. Староста остановился и медленно развернулся ко мне. Выглядел он, надо сказать, страшно, но мне приходилось и не таких в прошлой жизни укрощать. Вспомнились отсидевшие алкаши, отцы моих подопечных, когда  им не давали на опохмелку. Как они издевались над семьёй, а семья эта ко мне за помощью бежала. На меня им иной раз надежды было больше, чем на правоохранительные органы. Так и  выработалась со временем во мне железная твёрдость в голосе и во взгляде, которая непроизвольно останавливала драчуна. Хотя скорей добавилась к силе духа, которую я унаследовала от мамы моей.

- Твой человек?! А ты-то сама…, - начал угрожающе и презрительно староста, но не успел договорить, как во двор вошли дядюшка и Звягинцев. Бугай переменился в лице, из красного оно стало бледным с синевой. По всему видно, что узнал он их.

- А это хозяйка всего поместья, в том числе и земли, на которой стоит твой дом!  Та хозяйка, которую,  ты обокрасть решил. Эва, хоромы, какие построил, где ж ты денег на них заработал, - гневно пророкотал мой попечитель.
 
Ох и страшен он был во гневе, я и не ожидала таким его увидеть. Да и лица, вставших рядом с ним дядюшки, учителя и Степана, не предвещали для него ничего доброго. Оо! Ещё и  Прохор встал рядом с ними, сурово сжав губы  и многозначительно поигрывая кнутом. Какая у меня гвардия верная собралась. Я так растрогалась, что  чуть не расплакалась.

- А ещё Бога благодари, что ты к ней пальцем не прикоснулся. Не жить тебе тогда бы на Свете, - добавил Звягинцев. И на физиономии старосты отразилась целая гамма чувств, показавшая, как сильно он осознал услышанное им.

Бугай повалился на колени, трясясь и обливаясь слезами. Из дома выскочили два парня, по виду явно сыновья и несколько женщин. Все повалились на колени рядом с отцом семейства. Такой вой поднялся, прерываемый криками: «… не губи… помилуй…».

- Ну, что решишь, Александра Григорьевна?  В околоток везём, а там и до каторги рукой подать? – Андрея Афанасьевича отпустило, и теперь он  с трудом пытался не засмеяться.

- А это мы посмотрим, как они будут награбленное возвращать, - сурово сдвинув брови, задумчиво произнесла я, тоже изо всех сил сдерживая смех. Уж очень забавная сценка получилась.

- Всё – всё … до копеечки. Всё складывал, ничего себе… ни копеечки…. Ждал хозяина, чтоб отдать всё в сохранности, - бормотал мужик, не вставая с колен.

- Несите… сундук…, - прохрипел он сыновьям.

- А.. хде? – удивились те.

- В сарае, в дальнем, где псы живут.

- Так там только хлам в углу!

- Вот там, под хламом.

-Да… теперь видно, как ты вернуть хотел, - задумчиво-удивлённо произнёс Михаил Тимофеевич, - так только ворованное прячут.

Сундук оказался солидным,   весь окованный железом и запертый на огромный замок. Почти доверху он был заполнен ассигнациями разного достоинства. Аккуратно разложенными по пачкам, перехваченным верёвками. Прямо, как в банке. Ну, а как же, человек для себя старался. Да не успел. То, что планы бежать были, как только приехал Михаил Тимофеевич, мы узнали из перепалки невесток со свекровью. Но жадность взяла верх. Увидев, что новый хозяин поместья, не спешит заняться деревнями, они решили остаться до осени, собрать оброк ещё и с этого  урожая.  После чего, сразу податься в бега.

В результате, я их отпустила. Дала две телеги, пару лошадей и три часа на сборы. Как же они бегали, собирая добро. Но, конечно, не роптали, всё же лучше так, чем на каторгу. Андрей Афанасьевич поначалу был недоволен, но потом согласился, что так лучше, чем с этими мерзкими людишками возиться, и время на них тратить. Да они  итак наказаны были – потерять такое богатство, которое уже давно своим считали – это не каждый с такой душонкой выдержит, всю жизнь будут маяться.  Степан привёл из деревни несколько человек охранять сундук и проследить за отъезжающими. С ними за главного остался Прохор. А мы отправились в деревню, там, на поляне в центре ближней деревни собрались почти все жители обеих деревень.

Их было так много, пожалуй, больше обозначенных в документах двухсот душ. И это ещё не все здесь присутствовали, не было   мам с ляльками и очень старых людей. Хотя, это понятно, ведь перепись населения здесь не производили, во всяком случае, последние десять лет, как батюшка купил это поместье. Я сразу отметила, что народ тут выглядел повеселее и понаряднее, чем в той деревушке у болот. Но всё же и здесь было много  усталых и  бедно одетых.  Впереди лежало несколько брёвен, на которых восседали, как я поняла,  деревенские богатеи. Они были достаточно упитанные, важные и очень грозно глядели и на меня в том числе. Их было человек пятнадцать и только трое среди них,  смотрели внимательно, умно и уважительно.  Один, самый важный встал и внушительно произнёс:

- Нам сказали, что наш староста Никодим Перфильевич собраться велел, а где ж он сам будет?! Кто вы, и какое у вас дело до нас?

- Я всё всем сейчас расскажу и назову себя, но прежде освободите брёвна, - спокойно и строго на него глядя, ответила я.

- Как? Для чего?- раздались голоса

- Здесь сядут женщины в возрасте  и с маленькими детьми. Все остальные постоят, сегодня мы недолго будем общаться, но через пару дней снова соберёмся и к этому времени надо сколотить лавки. Они и потом пригодятся, - добавила я, обращаясь  к Степану.

Степан серьёзно кивнул и записал в блокнот, который уже был у него в руке. Мне это понравилось, серьёзного я нашла старосту. Да он, кажется, уже и команду себе в помощь организовал. Несколько парней, которых я заметила ещё в той деревушке и несколько мне пока незнакомых быстро разместили женщин, как я велела. Деревенские тузы, так я их про себя назвала, были недовольны, но подчинились.

- Зовут меня Александра Григорьевна, я – княжна, дочь покойного  князя Григория Тимофеевича Волкова, который десять лет назад купил это поместье, - так я начала свою речь перед моими новыми подопечными, с которыми мне будет в разы трудней. - После его смерти   поместьем теперь  владею я. Я буду   жить здесь постоянно, и   намерена управлять имением по своему разумению. Будет очень много изменений. Вы теперь люди вольные и можете покинуть поместье, чего делать я вам не советую. Кому вы там нужны? Земля останется в моей собственности, а земли здесь урожайные. В этом я сегодня убедилась лично, увидев доход, который накопил ваш бывший староста за десять последних лет.

Толпа зашумела. Сначала робко, потом всё настойчивее стали раздаваться возгласы и вопросы; « Ах! Как так?! Ого! А где староста?» …

- Староста не сдавал деньги хозяину и накопил значительную сумму, которую замыслил украсть и  сбежать от правосудия.  Насколько на сегодняшний день я знаю, он был несправедлив, жесток со слабыми и безответными. Подобное впредь не повторится, я обещаю это вам. Теперь я ответственна за вас и намерена улучшить вашу жизнь. Вся собранная за десять лет сумма, уверяю вас – она немалая – будет полностью, - я выделила слово «полностью», - потрачена на наши деревни. Мы отремонтируем дома, построим новые вместо пришедших в негодность. Деревни объединим в одну. Между ними совсем небольшое поле. Там будут построены церковь,  большая школа, клуб и спортивный зал.

Тут уж заговорили все разом, и я не стала им мешать. Но минут через десять, я требовательно подняла руку, и на удивление сразу, наступила тишина.

- Всё что я сказала – чистая правда, - продолжила я. - Такие у меня планы на то, как мы дальше будем жить. Но всё наше счастливое житьё - бытьё зависит не от меня одной. Только вместе мы сможем решить этот вопрос. И только в том случае, если будем жить по чести и по совести. Я знаю, что было здесь много несправедливостей, но я буду жёстко бороться с этим. Вы не смотрите, что я юная девушка. У меня замечательные помощники, опытные, требовательные и справедливые.

После этого заявления я представила всю нашу команду и их нового старосту – Степана Дормидонтовича Пронькина. Его знали, и многие были рады его возвращению и назначению. Тот год, что он прожил в деревне, пока староста не прогнал его отсюда, оставил о нём у крестьян самое лучшее впечатление. Тогда он был защитником слабых, боролся с несправедливостью, за что, в принципе, и был изгнан. Его кандидатура была одобрена  крестьянами почти единогласно. Воздержались только те тузы, да и то не все. Не знаю было ли здесь раньше голосование, но народ участвовал в нём достаточно активно. Мы распрощались, а народ ещё долго не расходился. Все были возбуждены, глаза светились надеждой.

- Кажется, пора закругляться и возвращаться к нашим баранам, то есть к барану. И это я не Прошку имею в виду. Он у нас парень молодец, геройский парень, - весело предложил Звягинцев, когда мы отошли в сторонку.

- Это вы о чём, Андрей Афанасьевич? – Алексей недоумённо смотрел на него. Зато дядюшка мой стал весело смеяться. Видно он уже был в теме, просветил его друг.

- А это наша барышня с Урала привезла этакую афоризму от лавочника  тамошнего Яшки, - рассмеялся мой попечитель, - а баран тот пресловутый – это наш сундук с деньгами. Надо глянуть, не прихватила ли его старостина  семейка, да ещё и Прохора нашего заодно.

- А! – обрадовался учитель, - это тот, кто обогатил наш язык такими ёмкими перлами, как «хмырь и шухер»? – обратился он ко мне.

- Да он, кто ж ещё, - горестно вздохнула я.  Ну вот, словесный мусор с моей подачки пошёл в народ. – Да, идёмте скорей. Сундук с деньгами – это полбеды, главное, чтобы впрямь Прохора не прихватили. Он нам самим нужен.

- Деточка моя, ну какая же ты хорошая у меня. Кто-то денег пожалел бы, а ты кучера своего, - умилился дядюшка. 

Возвратившись, мы увидели, что злополучная семейка уже свалила, но Прохора оставили нам. Прохор, гордый моим доверием и возложенной на него миссией, исполнял её натурально. Попросту говоря, он сидел верхом на сундуке с деньгами, и что-то с важным видом вещал деревенским парням, а те слушали его, открыв рты. От радости, что с ним всё в порядке, я обняла его и ласково поворошила его рыжие волосы. Прошка засиял от моей ласки так, что все веснушки на его милом лице тоже засияли, как маленькие солнышки. Дядюшки тоже стали его хлопать по плечам и хвалить за службу, а вот учитель отчего-то помрачнел. Надо мне  аккуратней быть с эмоциями. Я-то неожиданно увидела в нём парнишку, с какими я возилась в прошлой жизни и обрадовалась, что он цел и невредим, а другие могут неправильно понять.

Я предложила Степану пожить в освободившемся доме старосты, пока он себе своё жильё  не построит. Скоро ведь здесь начнётся большое строительство. Для этого мы наймём бригаду плотников. У местного населения сейчас и без того будет забот полно. Да и деньги для строительства есть. Пусть специалисты займутся. Надо только всё чётко распланировать. Да… забот у меня будет много, тут не до переживаний о прошлой жизни, в эту надо активно включаться, чтобы к зиме всё успеть. Степан на моё предложение ответил благодарностью и отказом. Сказал, что у друзей поживёт, да и родня здесь есть. А в дом старосты попросил разрешения заселить несколько самых нуждающихся семей из той заброшенной деревеньки.

- В таких хоромах семей пять легко поместятся. И хорошо бы им кур и хоть одну корову оставить, детей-то кормить надо, - нерешительно попросил он.

- Замечательная идея, Степан. Я рада, что встретила тебя. Не знаю, как бы    сама тут справлялась, даже, если бы и совсем переселилась в деревню. Ты правильно  решил, заселяй людей. И не коровёнку, а всю живность им отдай в личное хозяйство. Этот негодяй  целое стадо у себя развёл, а люди голодают. Да и   огородище  этот   отдай им в придачу. Избытком молока, яиц и овощей пусть делятся с малоимущими по справедливости. Ну, ты лучше меня распорядишься.

- Вот за это тебе, матушка, наше великое спасибо, - на полном серьёзе поклонился мне в пояс новый староста – Степан Дормидонтович.

-   Ну,… до матушки мне, пожалуй, далеко, дитя моё… - задумчиво произнесла я. И мы оба начали хохотать. Вскоре смеялась вся, заинтересовавшаяся нашим весельем, компания. Но и хвалили нас за мудрые и добрые решения тоже.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Дав самые необходимые указания новому старосте, мы пообедали и стали собираться в обратный путь. Обед был обильный и очень вкусный. Постарались наши   бабы деревенские. Готовили в десять рук, чтоб успеть нас накормить. В погребах и подвалах старосты оказалось много запасов, да ещё каких! Степан тут же объявил, конечно, с моего согласия, что большая часть запасов будет роздана населению деревень, но не поровну, а в зависимости от материального благополучия семей. И добавил, что большого различия не будет, за исключением многодетных семей. А вот тузам, как я поняла,  ничего не светит. Народ всё понял правильно и радовался переменам.   Их лица выражали согласие и одобрение, особенно того, что касалось тузов. Ведь большинство из них разбогатели, служа Никодиму, творя безпредел и притесняя крестьян. Хотя,  были  и те, кто  нажил  богатство своим трудом, благодаря тому, что в семьях было много крепких и здоровых сыновей. Я их, кстати, по лицам сразу вычислила и сделала такие выводы.

Помню ещё из учебников и рассказов старшего поколения, как в прошлой моей жизни в период коллективизации гребли всех под одну гребёнку, и тогда много невиновных было раскулачено и отправлено в ссылку. И всё же эти люди со сломанными судьбами, остались верными своей Родине. Читала я  рассказ о том, как к далёкому сибирскому селу, где преимущественно жили раскулаченные ссыльные, в июне 1941 года приплыла баржа с военкомом. Военком прибыл за молодыми парнями призывного возраста, которые   были оповещены накануне по телеграфу, чтоб отвезти их на войну. На берегу в полной готовности стояли человек пять призывников, а недалеко в сторонке  - около пятидесяти раскулаченных ссыльных. Никто их не звал, они пришли сами, чтоб добровольно отправиться на защиту своей Родины. Ведь не Родина их предала, а отдельные   руководящие личности, которые были или политически безграмотными, или   затаившимися врагами народа. Мужики стояли с суровыми угрюмыми лицами, готовые в дальний путь без надежды вернуться обратно. Они собирались драться до конца, не щадя себя. Военком жёстко отказал им, оскорбительно напомнив им, кто они. За лето баржа приплывала ещё несколько раз, и каждый раз всё повторялось. Когда военком приплыл последний раз, была уже поздняя осень, потом до весны пути сюда не будет, единственный путь в эти края только по реке, а река скоро замёрзнет. Мужики пришли вновь, и на лицах их была решимость: « Не возьмёшь, - зайдём на баржу сами!». И он их взял. Была осень и враг стоял под Москвой. Вернулись с войны далеко не все, а те, кто вернулся,    грудь тех была увешана орденами и медалями. Многие погибли за Родину, не щадя себя.

Хорошо бы Степану про это рассказать, только вот придумать надо, как   привязать к этому времени. Или просто намекнуть, что нельзя всех под одну гребёнку чесать. Крестьяне мои, похоже, приняли меня. В повозку под ноги настелили свежего сена, а скамью покрыли самодельным домотканым ковром. Очень милый такой коврик. Я и сама в той жизни подобные вязала, только небольшие. Да ещё в торбы уложили угощение, а я и не стала отказываться. Мне понравилось - всё было просто, но очень вкусно. Усадили меня в серединку между учителем Алексеем Александровичем и дядюшкой. Прохор с вожжами в руках возглавил нашу компанию на облучке. Майор с Акулиной вперёд уехали, они уже вполне гармонично смотрелись вместе. Значит, дело на лад пошло. Я попыталась в повозке с краю сесть, но господа  дружно воспротивились.

- Ты же на ногах еле стоишь от усталости,   вдруг, задремлешь  с краю, и упадёшь, - заботливо усаживая меня, ворковал мой дядюшка. Ну, как же я его люблю! И как я раньше без него жила….

Так и случилось. Как я ни сопротивлялась, но, действительно, уснула. Проснулась от шёпота и от того, что перестала чувствовать мерного покачивания повозки. 
- Будем будить? – это дядин голос.

- Нет-нет, пусть ещё поспит, я посижу, - быстро проговорил другой. Этот голос я узнала не сразу. Но, когда узнала, то подскочила, как ошпаренная.

Судя по всему, я проспала всю дорогу. Причём спала, уютно устроившись головой на груди у Алексея, да ещё и обхватив его другой рукой….  О, ужас, ну как же я так. Ведь, садясь в повозку, думала об этом и решила ни за что не спать. А сама тут же и уснула. Вид у меня, наверное, был ошарашенный и испуганный, что тут же подтвердили мои спутники.

- Солнышко, хорошо ли ты выспалась, - ласково поинтересовался дядюшка, - а что это вид у нас такой? Как у испуганного воробышка.

- Надеюсь, Вам удобно было? Я не помешал Вам?- вторил учитель, озабоченно и заботливо глядя на меня.

- Да как же помешал - то. Ты уж, Алёша, кажется, и не дышал всю дорогу. И шевельнуться боялся, - бодро восклицал дядюшка, а в его глазах такой хитрый чёртик прыгал….

Да, я бесповоротно вернулась в юность. Волны смущения и какой-то беспричинной радости окутали меня. «Всё стало вокруг голубым и зелёным», - неожиданно всплыли строчки из одной милой советской песенки. Было и радостно, и тревожно, и как-то неловко.

- Не извольте беспокоиться,  это, кажется, я помешала Вам отдохнуть в дороге, - испуганно и виновато пробормотала я.

На что в ответ услышала горячие уверения, что никакого труда не составило послужить для меня подушкой и вообще, весу во мне, как в малой птахе. Меня практически сняли с повозки, так как ноги отчего-то  совсем не держали. И тут, вдобавок ко всему, я заметила на крыльце Софью Сергеевну. Вот уж кого я совсем не желала бы сейчас видеть. Она величественно остановила нас взмахом руки и грозно произнесла:

- Извольте объясниться, господа, и особенно Вы, Александра. Что Вы себе позволяете? Кто Вам разрешил устроить этот безпредел, что Вы учинили в деревне? Я Вас спрашиваю, Александра?! – голос её дрожал от еле сдерживаемой ярости.

- Вы о чём, Софья Сергеевна? – миролюбиво спросила я.

- Не притворяйтесь и не изображайте из себя невинную овцу. Я всё знаю, мне доложили. К счастью, Вы ещё не всех слуг развратили своеволием, -   Сиси была очень разгневана и потому, видно, я из овечки превратилась сразу в овцу.

Ну, нет  это уже слишком. Не надейся добрая тётушка, что я тебе позволю так со мной разговаривать. Я неспешно поднялась по ступенькам, встала перед ней и некоторое время молча смотрела на неё. Взгляд мой постепенно из равнодушного становился холодным и высокомерным, благо я выше тётушки ростом, и могу себе позволить смотреть свысока. Затем твёрдо и раздельно я произнесла:

- Последний раз, слышите?! Последний раз Вы разговариваете со мной в таком тоне. Впредь я подобного не потерплю!

- Да как Вы смеете! – голос её дрожал и срывался, а лицо покрылось красными пятнами.

- Смею! Потому что я – человек! Я не позволяю себе так говорить с Вами, будьте так добры и вы, соблюдать приличия. А сейчас, Софья Сергеевна, простите, но   сегодня я очень устала. Могу пока только сказать, что в деревне я выполняла поручение владельца поместья.

- Вот как! А где же доказательства сему?! Где документы, по которым  Вы взяли на себя это право? – требовательно и раздражённо продолжала Софья, однако  несколько снизила тон, но продолжала пронзать меня взглядами.

Мне  так и хотелось сказать, что « мои документы – это усы, лапы и хвост», но боюсь, меня не поймут, даже мои близкие. Ведь они не смотрели мультик про пса Шарика и кота Матроскина.  Тут, краем глаза я увидела застывшего в неловкости Алексея и рядом с ним дядюшку со страдальчески сморщенным лицом. Мне стало  жаль его,   я сразу   забыла   про обиду и про своё желание отомстить за неё своей злобной тётке, и затараторила:

- Всё-всё, ребята, давайте жить дружно. Ну, зачем нам эти ссоры, мы ведь одна семья. А Вы, Сиси, простите меня, но Вы сами виновны  в том, что произошло. Вы своим высокомерием, в очередной раз, завели меня. Всё я Вам покажу, все документы, но надо подождать. Время пока не пришло для этого. 

«Ребята» облегчённо вздохнули и стали расходиться довольные мирным завершением встречи. Прибежала Акулина и сказала, что баня для нас с ней уже готова. Ура! Здесь есть баня! Я с детства  люблю мыться в бане. В той жизни квартира с ванной появилась у меня только к сорока пяти годам. Вот и решился вопрос с ежедневными водными процедурами, а то мне не по себе, что люди каждый день в вёдрах носят воду в моё деревянное корыто на второй этаж. Здесь дамы до выходных, обычно, тазиком обходятся, а мне ежедневно ванну подавай. Привычка к цивилизации, что поделаешь.

Баня оказалась шикарной и совсем новой. Запах в ней  стоял просто умопомрачительный. Оказывается, ею пользовались только батюшка и Андрей Афанасьевич, когда приезжали, да ещё, изредка, дядюшка. Сиси считала, что это приемлемо только для простолюдинов. Для слуг тоже была такая же банька несколько поодаль. Они-то частенько ею пользовались, простой народ баню любит. И Акулина там постоянно мылась. Пока мы парились да мылись, Акулина рассказала, как сведения о нашей поездке в деревню дошли до Софьи. Наша молочница поехала в деревню за молоком и попала, как раз на собрание. Вернувшись, она всё рассказала в людской, правда, так и не поняла, почему ты назвалась хозяйкой поместья. В людской в этот момент была горничная барыни, она услышала рассказ молочницы и обо всём доложила своей барыне. За это ей сейчас все слуги объявили бойкот, они с воодушевлением узнали о грядущих переменах. Ведь большинство из них,  были наши,  деревенские.

Следующие несколько дней наша команда активно работала по переустройству деревень и жизни деревенского населения. Команда – это я, мои дядюшки Михаил и Андрей, Акулина, Степан со своим первым помощником Мефодием Ивановым и, что меня несколько удивило, к нам присоединились учитель Алексей Александрович и мой кучер Прохор. Первое впечатление об учителе оказалось обманчивым. Очень быстро он из красавчика и щёголя превратился в моих глазах в умного, образованного и креативного, как бы сказали в моё время, человека. Он вполне мог бы стать бизнесменом, причём в лучшем смысле этого слова. А такой человек в нашем деле был особенно важен. И Прохора мы взяли в команду, он просто рвался в бой с отживающим миром  за строительство  нового. Он ведь приехал с нами с Урала, а там Батюшка мой и Андрей Афанасьевич уже давно   сделали много новшеств по улучшению жизни  рабочих и прислуги. Они создали несколько школ и  требовали обучения их детей. Впрочем, их родители и не сопротивлялись, они же были рабочими и сами  в большинстве обладали азами образования. Так что для Прохора это было нормальным явлением доброе отношение его господ к подчинённым.  Прохор был моим личным конюхом и единственным слугой мужского пола. Больше никому он не подчинялся и везде сопровождал меня. Кстати, учитель сердито посматривал на нас, когда мы с Прохором попросту общались и часто смеялись вместе. Неудивительно, ведь в это время совсем не допускались подобные отношения между слугами и господами. А может, ему это не нравилось по совсем другой причине ….

По составленному мною, а также одобренному и дополненному моими помощниками, плану, мы полностью обновим все избы и построим много новых. Центром нашей, теперь объединённой деревни, будет большая поляна, которая их прежде разделяла. Там, как я упоминала выше, мы наметили создать культурный центр всего поселения. По периметру площади  расположим школу, Дом Культуры и, так называемый, управленческий центр. В управлении будет трудиться Степан и его помощники-управленцы, а также охрана, которая будет исполнять функции защиты от семейных дебоширов и вообще хулиганов. Сельским хозяйством будет, по-прежнему, заниматься бОльшая часть жителей деревни, но не на своих мелких участках, а на общем поле и общем скотном дворе.

Другие будут трудиться в мастерских. Мастерские планирую установить следующие: столярную, слесарную и кузнечную для мужчин. Сюда мы привлечём также людей из города, причём, отбор будет очень строгим. Нам не нужны митингующие без пользы люди, а требуются умеющие и желающие трудиться. Для женщин откроем  ткацкую, вязальную и швейную мастерские. А также по изготовлению мягких игрушек. Думаю, что богатенькие дамы с радостью будут их покупать.
В основном, этот труд будет, по большей части, направлен на себя и свою семью. Хотя определённая часть дохода, разумеется, пойдёт ко мне. И это будет в их же интересах, ведь у меня ещё много задумок. К тому же нужно соблюдать меру, не слишком выпячивать улучшение жизни нашего поместья. В это время оно совсем нежелательно, ведь большинство нынешней элиты привыкло жить роскошно за счёт угнетения народа. Иначе нас не поймут и постараются уничтожить. Всё это надо учитывать при дальнейшем хозяйствовании.

Моя команда  приняла мой план с воодушевлением, но и с удивлением – откуда у меня такие серьёзные познания. Я, же, как раньше сваливала на лавочника Яшку, в этот раз  сослалась на старосту Степана. Якобы он много раз высказывал отдельные  мысли, а я их проработала и собрала воедино. Тогда  и Степану высказали одобрение, на что он только растеряно, пожимал плечами. Так-то мысли у него, действительно, подобные были, только вот когда он их успел мне пересказать. Да так, что прекрасный план получился. Но он молодец, не загордился, а ещё больше стал трудиться. Я в нём не ошиблась, и это радовало.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.