Шура

   Это история, которой никогда не было. Имена, в ней озвученные, в жизни никогда не встречались, как и люди, в ней описанные, никогда не существовали. Любой, кто при прочтении заметит сходство или знакомые ему лица, имеет право оставаться с этим знанием наедине, не разглашая великий секрет этого выдуманного мира, сотканного из переплетения вымышленных событий и судеб.

   Кто же пожелает поступить иначе вынужден будет рано или поздно отступить, запутавшись в своём собственном прошлом.

   ...По улице бежит весенний ранний ручеёк, совсем ещё маленький, но в меру сильный, способный растолкать тающий снег. Город, холодный ещё совсем, но залитый солнечным светом, оживлённо спешит по своим делам.

   В городе шумно, даже когда в городе пасмурно или когда в городе идёт снег. По улицам всегда кто-то да ходит, тревожно поддаваясь бегу, скептически прогуливаясь или устало тащась. Городские жители привыкли к этому безумному режиму, и каждая минута у них на счету. Благо, справляется транспорт.

   Автобусы, троллейбусы, трамваи и даже такси — найдётся выбор на любой вкус. Если требуется что-то для более длинного маршрута, то стоит обратить внимание на самолёты, электрички и поезда. К слову об этом...

   В городе есть вокзал.

   К вокзалу прибывают железнодорожные составы, к вокзалу прибывают пассажиры...

   Весна!

   На площади перед вокзалом толпа сменяет толпу, и среди сотен десятков чужих спин заметить можно знакомую.

   Женщина в пальто, укутанная ярким платком, идёт и ведёт за собой верную сумку-тележку. За ней бежит девочка лет десяти, не больше, всё не успевая подобраться поближе. Женщина теряется среди толпы, людские спины сменяют друг-друга, и единственное на что остается надеяться, так это на её цветочный платок — он как маяк выведет девочку к ней. Рано или поздно. Не так ведь?

   Но людей становится всё больше, а расстояние до искомой спины только увеличивается.

   ...Наверное, сложно представить ситуацию сложнее, чем та что стряслась с ними в тот год. Конечно, Шура считала, что взрослые люди должны разбираться друг с другом сами, не хотела никуда лезть и что-то решать за других, но доля вины в случившемся её оставалась. Наверное, она это понимала, но сделать с этим ничего не могла.

   Серёжа же тоже вёл себя не идеально, но она же терпела.

   И бабушка их потерпела бы. Да только умерла.

- Юля имеет право быть на похоронах, - сказал Витя. И неважно когда он сказал это, в тот год, или спустя пару лет, отношения его Юля к семье не имела никакого. Следовательно, зачем ей быть на похоронах людей, с которыми она даже не была знакома?

- Вы взрослые люди, разбирайтесь сами, - сказала Шура. И неясно, говорила она это много лет назад, или в тот год тоже. Стоять стеной против капризов сына она не умела и поддавалась, какой урон бы ей и окружающим это не приносило.

   И вот случились похороны.

   В большом городе, где пешеходов и машин не больше, чем домов.

   И день, должно быть, был траурным, но не траурнее того зрелища, что творилось на кладбище. Чужой ребёнок чужой женщины приложен был к гробу чужой бабушки. Потом они будут говорить сказки о том дне, изложат всё как им потребуется. А пока в фантазиях их Шура учит старшего из детей играть на скрипке.

   Говорить о том, почему так на тот свет заспешила вполне бодрая старушка, в их кругу будет не принято.

   ...В перерывах между истериками и угрозами, а так же заявлениями про птиц, ведь все мы знаем, что птицы всем и каждому носят чужие новости не из вредности даже, а из чисто гуманистических соображений, обязательно были встречи в ресторанах.

   Город большой, в городе много путей и дорог, а значит много изголодавшихся людей, уставших гулять. Следовательно, много ресторанов — в каких-то всегда темно, в каких-то большие окна, а какие-то все просто обходят стороной.

   Шура всегда говорила девочкам, что нужно видеться с отцом. Она так же пыталась объяснить тот его плач, что лился на неё саму, и объясняла его так: «Ему тоже тяжело, он тоже переживает.» И обязательно ходила с ними на встречи, назначенные чаще всего не Витей. Он мог и на полгода исчезать.

   Но вот встреча назначена, и женщина на невысоких каблучках спешит по улице к торговому центру, небольшому совсем, в подвале которого есть ресторан, ведя за собой двух девчонок.

   Место встречи покрыто туманным светом подвального ресторана, такого красивого и утончённого. Запахи, в нём живущие, приятны и чудны — томное мясное, изысканно овощное и какое-то свежо рыбное.

- Только убери телефон, - Шура следит за тем, чтобы всё во время встречи было в порядке. Все четверо садятся за круглый стол. Руки Вити отчего-то всегда, во время каждой из встреч, привязаны к дорогому телефону. Чем уж не могут налюбоваться его пальцы? - Будем общаться.

- Это по работе, - или что-либо подобное ответит ей Витя. Обязательно сделает с детьми парочку фотографий. Для работы. Работа такая.

   Сегодня он обещал детям, что поиграет с ними в игру, которую они придумают все вместе сами, но потом очень быстро устанет и предложит просто поговорить о жизни.

   Не подробно, ведь за подробности его потом наказывают. Такие разговоры можно вести только без Шуры, уводя детей за угол и коря их за свои собственные проступки.

- Ну вот, так здорово же посидели, - скажет Шура, надеясь, что рано или поздно отношения детей и отца наладятся. Всё же, он её сын. Не могут же оба её сына быть...

- Конечно, обязательно пойдём ещё, - соглашается Витя, не отрывая пальцев от телефона. - Вы только пишите и приглашайте. У меня выходные свободны.

   Лукавит, конечно.

   Ресторан и его атмосфера располагают к подобным обещаниям. Другой, в котором они были ранее без Шуры, обладал лишь хорошенькой официанткой, номер которой Витя не мог не попросить. Там было слишком много отвлекающих факторов, в этом же врать куда удобнее. Глаза не разбегаются.

   Временная гармония наконец-то достигнута.

- Ну, пойдём?

   В городе осень.

   В городе садится солнце.

   Вечер удачно завершён.

   Но стоит дверям ресторана закрыться, а детям и их бабушке заспешить домой, как первые претензии в письмах начнут нестись к ним. Должно быть, именно их Витя с Юлей всё время встречи и сочиняли исключительно «по работе».

   ...Вещи нужно заталкивать в чемодан, пока ребёнок бегает и мешается. Если бы Ян за ней пристальнее следил… Увы, Лида тоже этим не может заниматься. Всё ложится на плечи Шуры, потому что только она способна выполнять ту работу, что другие делать отчего-то не способны.

   Спина её ходит по квартире, одной рукой играя с котами, другой с ребёнком. Старушка ходит по коридору с палкой, ей тоже нужно помочь. Тогда у Шуры вырастет третья рука и четвёртая, чтобы донести всех до финиша. Как иначе объяснить эту боль ниже рёбер?

- Взрослые люди, разбирайтесь сами, - фраза, которая вызвана бессилием и желанием сделать добро всем. Вот только под всех попадают лишь те, кто громче всего требуют к себе любви и сострадания.

   Чем больше рассказываешь эту ненастоящую историю, тем сильнее кажется, что повторяешься. Там или не там уже наверняка упомянул случай-другой. Выдумал и крутишь у себя в голове от бессилия придумать ещё. Благо есть более сообразительные люди — на них вся надежда.

   Лида, чемодан и ребёнок отбывают прочь из города.

   Поезд уносит их, или то был самолёт?

   Шумный город продолжает жить, словно ничего не случилось.

   Ян находит другую даму. Знакомит ли с мамой? Нет.

   Она не хочет близко общаться с родственниками своего избранника, потому что имела какую-то свою сложную историю на этот счёт. Поэтому, она общается Юлей. И с Ниной.

   Это дочь Серёжи. Но не Шурина дочь.

   ...Когда в городе наступает вечер, то обязательно открывается театр. Часто он открыт и днём, но только под вечер театр становится настоящим.

   В кассе шумно ищут билеты, а кому-то, кто записан, их выдают.

   Люди толпятся возле гардероба, отдавая пальто, куртки и шубы. Если попадёшь в этом городе в театральный гардероб, начнёшь думать, что метро в час пик это далеко не самое людное место.

   Шура ведёт девочек на спектакль.

   Она любит ходить в театр, и рада была бы ходить чаще.

   На сцене ставят короткие рассказы. На стене висит ружьё. Страшное, шумное. И шкура медведя. Но как бы жестоко не грозила актриса актёру, направляя на него ружьё, в конце спектакля все актёры выходят на сцену радостно и кланяются.

   Снимают с себя роли, срывают маски и кланяются.

   Если бы только в жизни всё могло бы быть так просто — все извинились друг перед другом за роли, играемые только что, разошлись после поклона и продолжили жить дальше.

   Шуре нравилось ходить в театр, и в кино тоже было здорово ходить.

   Последний раз она ходила в кино с Лидой много лет назад, а с девочками стала ходить чаще. И пусть это было вереницей неудачных встреч, в этом была своя магия.

   Но в отличии от театра, в жизни после выступлений никто не спешит снимать с себя маски и кланяться, напротив, и Шура должна была бы заметить, без остановки декларирует свою или уже не свою роль, кричит, угрожает, истерично требует, отчего напряжение растёт, и вот-вот настанет момент, когда спина её не выдержит его веса.

   ...Весна!

   На площади перед вокзалом толпа сменяет толпу, и среди сотен десятков чужих спин заметить можно знакомую. Женщина в пальто, укутанная ярким платком, идёт и ведёт за собой верную сумку-тележку.

   Но людей становится всё больше, и очень быстро Шура скрывается среди неизвестных спин, чужих и спешащих куда-то. Лишь напоследок успевает обернуться, чтобы бросить в сторону девочки лет уже не десяти один последний взгляд. И исчезает, оставив вместо себя только запах духов и горькие воспоминания. Жаль только, что будет ещё не один десяток спин, не один десяток сидящих на них людей, а Шуры больше не будет.