Александра или... И снова я живу. Часть первая

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мы с   сестрой Полиной   ездили сегодня в аэропорт,  встречать из Москвы Полинину дочку Светлану, которая  училась там, в Высшей школе экономики.  Рейс был поздний, поэтому я не поехала к ним, а попросила высадить меня на  площади,   недалеко от   дома.    Не спеша я  отправилась домой, но   очарованная красотой ночи, присела на скамеечку сбоку от площади. Вокруг было светло, почти как днём. Однако взглянув  на часы, я обнаружила, что уже глубокая ночь  -  без четверти три.  Это значит, что в наш небольшой и уютный северный городок пришли "белые ночи". Из учебника астрономии   известно, что это явление природы   связано с некоторым наклоном Земли относительно Солнца. А вот в литературе и, в частности, в поэзии время "белых ночей" у большинства россиян ассоциируется с Санкт - Петербургом и ещё с чем-то удивительным и очень романтичным. И всё же  мало кто знает, что  прекрасные белые ночи в Питере длятся недолго, всего лишь пару недель в июне. Зато на моём  родном севере они продолжаются более трёх месяцев,  почти всё лето - с начала мая и до начала августа.

Я родилась и прожила всю свою жизнь в этом городе. Это совсем не мало, осенью мне исполнится шестьдесят три года. Мой отец был родом из Москвы,   он был военным и, однажды после войны судьба занесла его на Север, здесь он встретил свою любовь, женился, и  у него родились мы с Полей.  Здесь же, и слишком рано, закончился папин жизненный путь. Сказались многочисленные ранения на войне. Мама пережила его ненадолго, сильнейший инфаркт унёс маму мгновенно и мы с сестрой рано остались одни.

Ох, ну вот зачем   я сейчас в печальные воспоминания ударилась... Здесь так хорошо,  что даже домой идти не хочется. Однако скоро утро, хочется-не хочется, а надо идти спать. Дома  меня никто не ждёт, не сложилась моя женская жизнь, да и детей Бог не дал. Была работа, работа и ещё раз работа. Правда, кроме работы, случилось ещё недолгое и совсем не счастливое замужество, да ещё одна долгая, но ни к чему не приведшая связь. Теперь и этот период   жизни заканчивается, через три месяца меня проводят  на пенсию. Ну и ладно, стану гулять, читать книжки, да варежки с носками вязать для своих   подопечных из нашего интерната.
Я снова огляделась,  ночь сегодня была необыкновенно светла и прекрасна, время от времени,  то там, то тут, мелькают парочки. И это понятно, наступила  суббота, и люди гуляют допоздна. Наш  небольшой красивый и чистенький город, весь утопает в зелени хрупких северных берёзок и кустов.  Здесь жить комфортно, уютно и безопасно. Даже в лихие девяностые никаких бандитских разборок у нас не было.  О том, что они лихие и даже бандитские жители города узнавали чаще из прессы и общения с родственниками, проживающими в центральной части нашей необъятной страны.  Всё у нас до сих пор, как в советское время,   чистота и порядок. Однако…, кажется, пора   идти домой,   наконец, мне захотелось спать.
 
Дело шло к утру и, как обычно перед рассветом, на белую ночь  опустились лёгкие сумерки.  Мой дом  стоял вторым от площади, жила я на первом этаже деревянной двухэтажки в однокомнатной квартире. Дом, как и все дома рядом, утопал в бледной зелени пышных кустов. Как обычно,  я повернула к  дорожке во двор когда,  вдруг,   услышала шорох в кустах соседнего дома.  - "Кошки, - подумалось привычно, - как проснусь - накормлю". Сейчас же мне нестерпимо  захотелось спать, но новый шорох неожиданно насторожил и испугал. Сама того, не ожидая, я   пошла не по дорожке, а рванула к дому прямо через кусты. Благополучно взбежав  на крыльцо,  остановилась, стараясь успокоить дыхание, и бешено стучавшее сердце. Огляделась,  и тихо засмеялась. Чего это мне, вдруг, померещилось. Облокотившись о перила крыльца, опустила взор к земле, и ужас сковал всё тело. Под крыльцом на корточках сидел парень.  Лицо парня было очень худым синевато - белого цвета, как у неживого, глаза в тёмных кругах горели сумасшедшим огнём, а губы были неестественно красными. В одно мгновенье он взмыл надо мной в прыжке и что-то ледяное, но в то же время жгучее полоснуло   по голове надо лбом.

Не помня себя, я отшатнулась и кинулась на второй этаж. Странно, но никто   меня не преследовал. Настороженно прислушиваясь, я некоторое время сидела там наверху на ступеньках, ноги тряслись и не держали меня. Спустя некоторое время я всё же   на цыпочках спустилась вниз, быстро открыла ключом дверь, заскочила вовнутрь и торопливо закрыла дверь уже изнутри и на ключ, и на задвижку, которой никогда прежде не пользовалась, и замерла....  Неожиданно   в голову пришла мысль- а, вдруг, он уже там... в квартире. Ведь у меня первый этаж, хлипкие окна и постоянно открытые форточки. Форточки до сих пор даже не приходило в голову,   закрывать уходя. Тут же захотелось выскочить из квартиры, но новая мысль  остановила меня -  а вдруг он всё ещё там, под крыльцом поджидает.   Нет, надо идти, проверить, другого выхода нет. Вооружившись стоящей в коридорчике шваброй, я решительно перешагнула порог.
Любимая квартира, сверкая чистотой и уютом,  встретила хозяйку, как всегда, приветливо и радостно. Комната, в пятнадцать квадратных метров, сияла двумя  окнами, отмытыми до прозрачного блеска.   Крохотная кухня блестела электрическим чайником, белела холодильником и радовала красивыми занавесками на окне и на полках для посуды. Я осторожно заглянула в шифоньер, во встроенный шкаф в прихожей и в туалетную комнату. С облегчением, что не обнаружила никого, умылась,  закрыла все форточки и легла спать.

Однако не тут-то и было, сон не шёл, и разболелась голова. Потрогала больное место на голове и ахнула, там под волосами надулась огромная шишка. Шишка была мягкой и внутри неё как будто переливалась жидкость. От резкой боли в голове застучало, перед глазами всё помутилось и сильно затошнило. " Не иначе, сотрясение...", - мелькнула мысль. Я достала из морозилки пакет со льдом и, замотав его в полотенце, приложила к больному месту.
Устав, забылась в тяжёлом сне на пару часов, но вскоре в ужасе проснулась. Мне приснилось, что мерзкий парень лезет в форточку, извиваясь, как длинный червяк. К счастью, это был всего лишь сон, но больше, как ни старалась, уснуть не смогла. Голова невыносимо болела, лицо отекло, и вокруг глаз появились сине-красные круги. К вечеру я уже не могла подняться даже для того, чтобы вызвать "Скорую",   металась на кровати, периодически впадая в бессознательное состояние, бредила, звала маму. В какой-то миг я была услышана, но пришла не мама....

Это был высокий, красивый молодой человек в смокинге и белой батистовой сорочке с высоким воротником. Вокруг воротника красивым узлом повязан чёрный шёлковый платок. Фрак был явно пошит из сукна высокого качества,   панталоны же были несколько светлее. На фраке выделялись пуговицы, которые, похоже, изготовлены из полудрагоценных камней.  Гость выглядел, точь в точь, как на  картинке из книги о жизни дворян второй половины девятнадцатого века, которую я читала накануне своего неприятного приключения. Но что-то явно не вписывалось в образ беззаботного столичного денди. Ах, да через согнутую в локте левую руку была перекинута белоснежная салфетка, как у официанта в ресторане высшего класса. Джентльмен сдержанно улыбнулся мне, слегка поклонился и встал за изголовьем.
"Но ведь это невозможно, - несмотря на невыносимую боль, подумала я, - там невозможно стоять... там стена". Действительно, подлокотник дивана или проще сказать его боковина, плотно прилегала к стене, и толще листа бумаги там ничего не могло поместиться. Да и вообще, я в принципе не могла никого видеть, так как мои глаза были плотно закрыты, от боли они стали очень чувствительны даже к слабому освещению. Тем не менее, я чётко видела этого странного человека. От мыслительного напряжения голова нестерпимо заболела и я даже застонала. Молодой человек снова слегка улыбнулся, таинственно приложил палец к губам и положил мне  на лоб снятую с руки салфетку. На удивление салфетка оказалась влажной и прохладной. Мне стало очень хорошо, боль исчезла, а потом … исчезло всё. Исчезла я сама, незнакомец и весь окружающий меня мир. Ничего больше не было ....

ГЛАВА ВТОРАЯ.

"Ох... всё тело затекло, не чувствую ни рук, ни ног, и  темно-то как....  Впрочем,  темнота   оказалась не совсем плотной, какой-то слабый свет всё же есть. Но разглядеть всё равно ничего не могу.  Странно, что совсем не чувствую головной боли, а ведь совсем недавно боль была просто нестерпимой.  Неужели, я всё - таки  умерла...  Хотя, надеюсь, что нет, я же чувствую, как сильно затекли мои руки и ноги".

Я попыталась подняться или хотя бы повернуться на бок, но у меня ничего  не получилось. Зато с лица сполз целый ворох каких-то тряпок, и я смогла разглядеть окружающую действительность. Тряпки оказались не какими-то, они были сплошь  из отличного шёлка, бархата и батиста. В этом  я  хорошо разбиралась, так как любила шить, и  говорят, получалось у меня очень даже неплохо. Странно ... но  ворох этих прекрасных тканей был, будто   пришит к моей одежде. Я перевела взгляд немного в сторону, пригляделась и от неожиданности чуть не закричала -  передо мною  качались чьи-то задранные кверху стройные ножки. Они были  одеты  в пышные белые панталоны с оборочкой и завязаны  бантиком  ниже колена, а из-под панталон выглядывали то ли светлые колготки, то ли  чулки. Вся эта красота завершалась странными ботиночками с шёлковыми бантиками вместо застёжек.  Обувь явно  была сделана эксклюзивно на заказ   из какого-то незнакомого мне материала напоминающего вязаный  коврик. У меня самой в прихожей лежал такой,  лично мною связаный.

При виде этих прекрасных ножек мне стало сильно не по себе, а ... где же их хозяйка? Я сделала попытку подняться  и ноги зашевелились  вместе со мной, а потом согнулись в коленях. Так это же я хотела свои ноги согнуть, чтобы подняться.   Невероятно,  выходит, что это мои ноги! То есть как мои? я их такими никогда не знала. А впрочем, почему никогда, знала, конечно,  я их такими, но только лет сорок-пятьдесят назад. Одновременно  из-под вороха  тканей появились  руки.  Они тоже были юными и нежными.

Мысли, толкаясь,  мчались в голове: то ли я сошла с ума, то ли надо мной кто-то посмеялся, обрядив во всё это, пока я была без сознания. Но об этом я подумаю позже, как любила говорить Маргарет Митчелл - любимая мною героиня из "Унесённых ветром".  Сейчас в первую очередь  мне   надо разобраться,  куда же меня саму-то занесло. Оглядевшись,  я  поняла, что нахожусь в   большой коробке, обшитой внутри красивым шёлком. Коробка была похожа на небольшой домик. Такие сейчас продают в детских магазинах для детишек, примерно два метра на полтора.  Похоже,  этот домик упал, и почему-то  в нём оказалась я. К счастью,  благодаря его мягкой обивке,   при падении я, кажется, не повредилась. Упал он,  как-то на бок значит, где-то должна быть дверь.  Действительно, дверь нашлась почти внизу, но вылезть через неё было невозможно. Однако на противоположной стороне обнаружилось  ещё и окно,  и я смело полезла в него. Но не тут-то было, я в нём застряла из-за вороха  прекрасных тканей, который оказался не просто ворохом, а моими многочисленными пышными юбками. Во всяком случае, на первый взгляд, их было  целых три.

- Барышня! Александра Григорьевна! Матушка ты моя дорогая! Жива? Всё цело? Не волнуйся, сейчас вынем тебя, - раздался мужской приятный голос, обращённый явно ко мне. А ведь меня, действительно, звали Александрой Григорьевной, но отчего, вдруг, я барышней-то стала.  И это в моём – то преклонном возрасте ... невероятно. Тут же я вспомнила свои новые, отнюдь не старческие ножки.

- Прошка! Басурман ты эдакий, а ну, иди сюда, подсоби барышню вынуть, - ко мне шёл мужчина лет сорока, с аккуратно подстриженной  бородкой одетый  опрятно, но непривычно -  в длинный сюртук с обшлагами и в брюки, больше похожими на шаровары, заправленные в мягкие сапоги.

Сильные мужские руки   очень аккуратно вынули меня и поставили на землю.  Мы стояли на какой-то явно деревенской дороге,   с обеих сторон, которой простирались поля. За полями, зеленеющими травой, виднелся лес. Коробка, из которой меня вынули, оказалось ни много - ни мало очень даже симпатичной небольшой дорожной каретой, которая лежала на боку. Рядом с каретой нервно перебирала ногами четвёрка запряжённых лошадей. Около них, держа за уздцы одного из коней, стоял юный паренёк. На нём тоже были  брюки,   похожие на шаровары, заправленные в мягкие сапоги и двубортная тужурка с металлическими пуговицами, а на голове - что-то типа фуражки с околышем, кажется, называется картуз. Оба были одеты под старину, как одевались, судя по фильмам, примерно в середине девятнадцатого века.

- Барышня, Александра Григорьевна, душа моя, как ты? Цела ли? Лица на тебе нет, - старший мужчина ласково и внимательно оглядывал меня. 
А я не знала, что и сказать, где я, что со мной, и кто эти люди ... .

- Голова болит и кружится, - прохрипела я, ошеломлённо оглядываясь, - мне бы водички попить.

- Прохор, воды, быстро! Да принеси скамеечку.  Давай, живей, - по-военному скомандовал мужчина, да и выправка у него была, как у военного.

Парень вынул из сундука, притороченного сзади к карете,   пёстрый  домотканый коврик, расстелил его неподалёку на полянке, поставив на него скамейку обшитую синим бархатом. Вскоре я сидела на мягкой скамейке, с глиняной кружкой в руке. Вода была недостаточно прохладной,  но вкусной. 
 
- Барин, Андрей Афанасьевич,- приблизился паренёк, -  здесь деревня близко,  в паре вёрст всего. Пока барышня отдыхает, может, я сбегаю, мужиков на подмогу кликну, нам карету не поднять вдвоём. Рессора лопнула, как-то починить надо.

- Да, Проша, беги, верно  придумал, не поднять нам одним. Да пошустрей, стемнеет уж скоро. К ночи бы до имения успеть, - озабоченно глянул на солнце старший из мужчин.

Паренёк шустро побежал куда-то, а мужчина подошёл ко мне, присел рядом на расстеленный коврик и озабоченно меня оглядел. Мне стало неловко, я не знала, как быть, что думать обо всём этом. То ли я лежу в бреду и мне всё это мерещится, то ли я каким-то образом переместилась в этот незнакомый мне мир, совсем не похожий на мой прежний. Чему я, кстати, совсем бы не удивилась. Я   жила одиноко и почти всё свободное время наводила в доме порядок или читала книжки. А чего там можно было наводить, если я всегда была очень аккуратной. Была у меня любимая собачка Лизонька, помесь дворняжки с болонкой, прожили мы с ней в любви и дружбе почти восемнадцать лет, но и она два года назад меня покинула. Потому чтение стало для меня главной забавой.  Любимые классические произведения были мною читаны не менее трёх раз, детективы и новомодные мелодрамы не привлекли, и тогда увлеклась я фантастическими книжками про попаданцев. Любила читать я чаще про тех, кто попадал  в советское время, в годы моего детства или в царскую Россию. И почему-то не видела в этом ничего невозможного.  Но всё же... неужели это и впрямь случилось со мной... И как же мне теперь быть?  Одно дело книжки читать, другое самой там оказаться.

- Сашенька, друг мой, ну как ты? Я тебя не узнаю, ты на себя не похожа, - вновь заговорил некий Андрей Афанасьевич, как  его недавно назвал наш кучер.

- Сударь... голова болит нестерпимо, я ничего не понимаю... кто я, где я, куда и откуда еду - грустно произнесла я и сама почувствовала, как увлажнились мои глаза. Мне и в самом деле стало очень грустно. Я не решилась назвать его по имени-отчеству, но он был явно не из простых слуг. А может отец? Но нет, этот господин был ласков, но почтителен и недавно называл меня барышней, хотя в отсутствие Прошки перешёл на ты.

- Девочка моя, ты меня пугаешь! Разве ты не узнаёшь меня? Возможно ль это? Я с малых лет ведь при тебе. Тебе и двух годков не было, когда мы узнали друг друга, а в сентябре нынче уж  семнадцать лет тебе исполнится. Да ты с отцом столь  не была, сколь со мной. Позволь, я осмотрю твою голову, - он заботливо развязал ленты моей шляпы, положил её мне на колени и стал раздвигать волосы, время от времени охая и вздыхая. Да, точно, это не отец. Но, видно, и не чужой, ведь в те времена девушка, а   судя по нежным ручкам и ножкам, я попала в юное тело,  не могла путешествовать с чужим человеком.

- Ах, какая большая шишка и отчего-то мягкая, отёк видно, - озабоченно бормотал Андрей Афанасьевич, - лекаря надо срочно, как бы беды не случилось. И льда нет, чтоб положить, - он убежал к карете и вскоре вернулся с подушечкой и большой шалью.

- Ложись, Сашенька и старайся голову не беспокоить, не думай о плохом. Так бывает, что при сильном ударе, память теряется. При падении, ты видно об скрин головой ударилась, а ведь он железом окован.  Даст Бог, пройдёт время, вспомнишь всё. Да и я с тобой неотступно теперь буду, уже нет у меня других забот, кроме тебя. А там и наши обозы  на подводах со скарбом  и прислугой доберутся, там и  Анисья с ними, она-то уж тебя, всяко, вылечит. Да... дела....  Страшно и стыдно мне представить, как батюшка  твой, Григорий Тимофеевич,  сейчас на меня с небес смотрит, не уберёг его кровиночку, наследницу его. Негодный управляющий я оказался, - сокрушался мужчина, укладывая меня на подушечку и укрывая шалью.

"Так... кое-что проясняется. Андрей Афанасьевич, очевидно, есть управляющий моего имения. Батюшку Григорием Тимофеевичем кличут,  и он помер, а вот когда - это мне неизвестно. Сейчас, похоже, мы переезжаем на другое место жительства, поскольку слуги на подводах с добром моим едут, а вот куда и откуда, тоже пока непонятно. Похоже, что  наследницей у отца была я одна и поскольку имение есть, значит, я - дворянка. Интересно, какой у меня титул, но я явно не из обедневших дворян, судя по богатой карете, - с этими мыслями я заснула, последнее, что  я подумала, - мне почти  семнадцать лет...".

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Когда я проснулась, карета с четвёркой лошадей уже стояла на дороге, а кучер с управляющим о чём-то разговаривали с деревенскими мужиками. Мужики были бородатые и одеты в холщовые одежды и лапти, в руках они держали берестяные корзины и топоры. Видно, это их призвали из ближайшей деревни чинить нашу карету.

- Проснулась, барышня, - услышала я уже знакомый голос, - позволь поухаживать за тобой. Давай водички полью, умоешься. А есть будем в пути, уже в карете  - надо спешить, вечереет. Прохор молока и свежего хлеба из деревни принёс.
Вскоре лошадки резво бежали по дороге, а Андрей Афанасьевич, по моей просьбе, пересел в карету и начал рассказ, убедившись, что память ко мне после сна так и не вернулась.

- Саша, мы с твоим батюшкой Григорием Тимофеевичем ещё в юности познакомились на воинской службе и там подружились. Григорий, как титулованный дворянин,  рано окончил службу, я же дольше служил. Я вообще – то  из семьи потомственных военных, дед за отличную службу добился больших чинов и получил дворянство без титула, но богатства мы особого не нажили. Мы   с Григорием Тимофеевичем коротко на службе сошлись и потерять друг друга не хотели. Сначала переписывались, изредка встречались, а потом на какое-то время всё же потеряли связь. Но однажды, вскоре после того,  как я покинул службу, Григорий прислал письмо, в котором предложил мне приехать к нему в качестве управляющего поместьем и не куда-нибудь, а на Урал - в Екатеринбург. Прежде я не бывал там, знал только, что город этот построили в 1723 году ещё при Императоре Петре Первом и названье город получил в честь его жены Екатерины, которая стала править после   смерти супруга. Терять мне было нечего, а посмотреть эти дальние края интересно, вот я и  поехал и жил там  до недавних пор. Но главной моей заботой все эти года была ты. Тебе двух годков ещё не было, когда мы встретились,  и с тех пор мы с тобой не разлучались. С хозяйством-то всё просто, легко я с ним управлялся, я ведь потомственный военный, порядок установить умею. Сашенька, не утомил ли я тебя? Ты мне скажи, если что.

- Нет-нет, всё хорошо. Напротив, я признательна Вам, Андрей Афанасьевич. Чем подробнее расскажете, тем больше у меня надежды память вернуть.

- Солнышко, я и впрямь, не узнаю тебя, чопорная ты чего-то стала. Ты ж у меня егоза и непоседа.  Чтоб заставить тебя час посидеть да послушать, всегда приходилось знатные усилия приложить, а тут сама сидишь, да ведь ещё так умно смотришь и внимательно слушаешь, - Андрей Афанасьевич добродушно засмеялся и ласково погладил мою руку.

- Да чего уж... Допрыгалась, видно, вот урок по голове и пришёлся. Да и пора делом заняться, коли семнадцать лет скоро. А как не вспомню ничего, всё заново узнавать да учить придётся, - без притворства сказала я и вздохнула. Я старательно вспоминала речь того времени и, кажется, пока мне это удавалось. Не зря я последнее время увлечена была этим историческим периодом.

- Ну, матушка, ты точно, будто разом повзрослела. Хотя и на самом деле, ты ведь умница: чистописание, география, арифметика, история - всё тебе легко далось. А вот   танцами и музыкой, как это ни странно, ты не очень любишь заниматься. Но, что совсем уж для твоего характера вызывает удивление, так это то, что ты хорошо шьёшь, вяжешь и вышиваешь. Тут, правда, есть объяснение - твоя нянюшка Анисья такая мастерица, у неё просто невозможно было не освоить эти премудрости.  И всё же  на танцы и политес, пожалуй, надо обратить серьёзное внимание, пора, мой друг, пора. Я думаю,  этим дядюшка твой займётся, Михаил Тимофеевич.

- Как, ещё и дядюшка есть? - приуныла я. В глубине души я надеялась, что едем мы в какое-нибудь сельское поместье, как у Тургенева в книжке "Отцы и дети", где нет особых церемоний, лишь простая деревенская жизнь.

- Есть! есть дядюшка - отцов брат родной, к нему и едем. Предобрейший, чудесный человек, интеллигент, умница, интересный собеседник. И при этом  он очень скромный, легкоранимый, не всегда может ответить на грубость.  Этим-то его супруга и воспользовалась. Преотвратительная особа, надо сказать. Но давай по порядку, расскажу, что возможно.

- Слушаю, внимательно, рассказывайте, сударь,  - удручённо пробормотала я, узнав о наличии ещё и вздорной дядюшкиной супруги. Но что поделаешь... деваться некуда, значит, будем  решать проблемы по мере их поступления.

- Не огорчайся, Сашенька, ведь я с тобой, - кажется, наставник  по моему виду догадался о ходе моих мыслей, - и буду всегда, если не прогонишь, - заверил он.

-  Даже не надейся, не пущу! - вырвалось у меня, и я непроизвольно обхватила его руку. Этот добрый и уже такой родной человек был единственным моим другом  в   неизвестном мне мире, в который я неожиданно попала.

Андрей Афанасьевич удивлённо взглянул на меня и, вдруг,    расхохотался, обнял  и растрогано чмокнул в лоб.

- Простите, - покраснев, пропищала я.

- Девочка моя! да я за свои сорок два года не слышал ничего радостней и приятней этих твоих слов. Не случилось у меня своей семьи, твой батюшка, да ты - вот моя семья. Ни жены, ни других родственников, родители рано покинули. Обласкала ты меня, - Андрей Афанасьевич откашлялся, вытер слёзы то ли от умиленья, то ли от смеха и продолжил свой рассказ.

Вскоре я узнала, что у батюшки моего Григория Тимофеевича Волкова не сложилось добрых отношений с его родной семьёй, особенно с грубым и властным отцом. Поэтому  он после короткой воинской службы и недолгого пребывания в родном, но не приветливом доме,   решил продолжить службу в горных войсках на заводах Урала. Уральские горнозаводчики и их промышленность остро нуждались в защите от местных казачьих шаек и прочих разбойников. Там Григорий узнал и полюбил мою мать Марию Ефимовну Морозову, дочь бывшего купца, а позже крупного землевладельца и уральского горнозаводчика, который владел несколькими  чугуноплавильными, железоделательными и медеплавильными заводами в городе Екатеринбурге.  Старинный род моего батюшки, ещё  с петровских времён имел дворянские корни, и потому его высокомерный отец не пожелал родниться с каким-то купчишкой, несмотря на его теперешние богатства. Отец потребовал от сына срочно вернуться домой. Но любовь к ненаглядной Машеньке толкнула Григория на полный разрыв с семьёй, в результате чего он был лишён родителями наследства и вычеркнут из их холодных сердец. 

Так московский князь Григорий Тимофеевич Волков стал уральским горнозаводчиком.  Тесть, Морозов Ефим Севастьянович, напротив, с радостью и любовью принял его в семью, а после рождения любимой внучки Сашеньки переписал все богатства на неё, то есть, на меня. Зятя Григория, он сделал главным управляющим своих заводов и земель. Однако счастье молодых было недолгим, после рождения дочки Мария долго болела и, когда мне было только три года, матушка   умерла. Недолго пережил её отец - мой дед - не выдержал он горя.

А батюшка мой  больше не женился, всю любовь отдал мне и своему делу. Но вот беда, из-за этого-то  дела  он редко бывал дома и мало уделял внимания серьёзному воспитанию дочери. Ему нужен был верный человек, которому он мог бы доверить и дочь и дом. Вот тогда он и решил пригласить друга своей военной юности Андрея Афанасьевича Звягинцева, который в то время дослужился до звания майора и готовился к отставке. С тех пор они были вместе. Год назад на одном из заводов случилась авария, в результате которой отец  мой был смертельно ранен. Перед смертью он просил  у друга обещания не оставить его дочь и друг искренне ему обещал. Он ведь и сам привязался  ко мне, как к родной дочери. Да и сказать честно со мной он был несравнимо больше, чем сам отец.

Отец с другом  понимали, что мне надо выбираться с Урала, и получить достойное воспитание, обучиться манерам и суметь войти в это самое высшее общество, да и не пропасть там. А, главное, пора было задуматься о замужестве и семье. С их богатством, я в старых девах, конечно бы, не осталась. Но отец для любимой дочки хотел   замужества по любви, а не, как сейчас принято, по расчёту. Чтоб никакой красивый хлыщ, стремящийся очаровать юную глупышку, имея лишь цель получить  её богатство, не воспользовался бы её неопытностью и провинциальностью.

Слушая это, я  усмехнулась про себя: " Знал бы ты, батюшка, что теперь-то тебе точно не надо этого опасаться".  Любого хлыща и пройдоху  я сейчас  увижу, как говорится, "на раз", как голенького. И свой горький опыт на это есть, да и работа была такая, где научилась я видеть настоящую сущность каждого. Скорей придётся опасаться, как бы твоя дочка в девках не осталась по своей собственной воле. Так-то ручки и ножки у меня вполне красивые, талия тонкая, но личика своего нового  я ещё не видела. Догадываюсь, что и здесь всё на высшем уровне, вон как Прошка краснел, да и глаза отводил. Да... замуж идти придётся, отец мечтал о наследниках. И сама я полагаю, что в новой жизни просто обязана попытаться стать счастливой женой и матерью, иначе, зачем мне  был подарен второй шанс. Изменять историю, как в книжках про попаданцев, я не стану. Нет у меня для этого ни знаний настоящих, нет и глупой и опасной   самоуверенности. Вот улучшить быт простых бедных людей, это я непременно  попытаюсь".

- Обсудив всё это, мы с Григорием, разработали план, - продолжал воодушевлённо рассказывать мой спутник и наставник. Да вот только Гриша ушёл и оставил меня одного его осуществить. Как же мне его не хватает... друга моего.

- Нет, Вы не один. Мы - вместе. И мы справимся. Я обещаю, что глупостей и  дурацких влюблённостей в красивое личико и манеры, с моей стороны точно не будет.

- Саша... всё же, как ты изменилась, не устаю удивляться, ты стала такой взрослой и разумной. Мы с отцом очень долго этого добивались и всё безрезультатно. А тут в один миг....  И ты очень радуешь меня, - ошеломлённо говорил Андрей Афанасьевич, вновь удивляясь моему резкому взрослению.

- Хм..., - усмехнулась я задумчиво, - вас бы с батюшкой скрином по башке, да в другой незнакомый мир забросить, посмотрела бы я на вас.

Мы посмотрели друг на друга и стали громко и весело смеяться, так, что наше веселье и до Прошки донеслось, и он обиженно косил в нашу сторону глазом, сидя на своём облучке, но услышать так ничего и не смог. Конечно, мои слова  "забросить в другой мир" управляющий наш  понял совсем не так, как случилось  на самом деле, но не стану же я рассказывать о своём приключении, в котором и сама не разобралась.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

- Кажется, мы приближаемся к самому интересному. Итак, я слушаю,  я вся внимание. Давайте поскорей вернёмся к нашим баранам.

- Позволь, Саша, ... какие бараны? Да ты не  бредишь ли? Может, тебе нехорошо? - Андрей Афанасьевич был очень обеспокоен, думая, что я заговариваться начала. Он даже пытался пощупать мой лоб, как бы температура от ушиба не поднялась. И я решила следить за своим языком и заверила, что всё хорошо.

- Да ... это наш лавочник, забыла имя, это он так говорил, когда дамы отвлекались от покупок и болтали о своём. Он призывал их вернуться к выбранному товару и расплатиться, - на ходу сочиняла я, понимая, что какие-то лавочники здесь должны быть, как без них.

- Так это ж Яшка, торговец тканями. Это же он всё поговорками любит изъясняться. Ох, Саша! А ты, значит, вспомнила? - обрадовано воскликнул мой наставник.
Я сама удивлённо пожала плечами. Может, вспомнила, а может поговорка знакомая к месту пришлась. Но Андрей Афанасьевич явно приободрился.

- Ладно, посмеялись, и будет,  дозволь теперь к делу перейти. Твой батюшка успел полностью оформить завещание на тебя, свою единственную наследницу. Но по возрасту управлять имуществом и заключать договоры до исполнения тебе семнадцати лет, ты не имеешь права, и даже в семнадцать лет  ты всё равно эти действия   будешь  производить только вместе с попечителем, а вот стать полностью   самостоятельной сможешь  лишь   по достижении двадцати одного года. Так как мужа у тебя нет, то попечителем батюшка определил для тебя  твоего покорного слугу, то бишь меня. Так что без меня тебе никуда, - тут мой попечитель внимательно посмотрел на меня - всё ли мне ясно.

- Уф...! и, слава Богу. А то уж мне чуть дурно не стало, я и собой-то ещё управлять не умею, а тут ещё какое-то богатство, - облегчённо выдохнула я.
- Да уж не какое - то, а о-го-го какое! - засмеялся Андрей Афанасьевич, - ну вместе-то как-нибудь справимся.

Через час пути я уже знала, что заводы мы не продали, управлять ими и продолжать умножать моё богатство остался верный помощник моего батюшки по промышленным делам. Так как возвращение в Москву друзья начали планировать задолго до сегодняшнего события, то к этому моменту всё было основательно подготовлено. Кроме родителей у Григория, как я уже знаю, имеется брат Михаил, с которым они с детства были очень дружны. Родители их, как уже упоминалось, были заносчивы и высокомерны, вели активную светскую жизнь, в которой детям места было мало. Однако образование  им дали весьма приличное. Братья, к  счастью,   нашли внимание и поддержку друг в друге.   Григорий был старше брата на три года, имел решительный характер лидера. Михаил же с детства слыл робким, пасовал перед наглостью и насилием. Воспользовавшись этим обстоятельством, родители, не спрашивая его мнения, женили сына на некоей  вдове Софье Орловой. Софья в юном возрасте была выдана замуж за богатого графа Орлова, который  также был  из старинного знатного рода, но замужем была недолго и вскоре стала вдовой. То, что она несколько старше их сына и от первого брака имеет ребёнка, для родителей не имело значения, ведь после смерти графа она стала обладательницей немалого состояния.

Однако, вскоре оба родителя братьев Волковых один за другим покинули этот свет, оставив Михаила наедине со вздорной и высокомерной женщиной и её малолетним сыном. Была ли Софья такой от рождения или приобрела свой характер, прожив лучшие годы со сварливым, скупым и грубым супругом, кто её теперь знает. Но именно таковой она досталась доброму, хорошо воспитанному и образованному Михаилу. Вырвавшись на долгожданную свободу, Софья с трудом перетерпела необходимый вдовий траур, минимальный срок которого по правилам длился год и один день.  Этот год  отменял полностью долгожданные ею праздники и заграничные поездки.  Она давно мечтала о подобных развлечениях, но прежде строгий супруг, а затем статус вдовы не давал полной возможности для этого, не повредив репутации. Тогда она стала искать слабую, безвольную жертву и вскоре нашла Михаила.
 
- Да... глянуть бы на эту красотку, - усмехнулась я, заслушавшись рассказом и проникаясь доброй симпатией к дядюшке и неприязнью к его жене.

- Так, через пару часов сама увидишь, а то и раньше. Уже подъезжаем, ведь мы к ним и едем, - засмеялся Андрей.

- Как к ним? Разве это не наш дом?  Ну, зачем к ним, если батюшка нам поместье купил, - я чуть не плакала.

-  Прокутила красотка в поездках и развлечениях за эти годы и своё и мужнино наследство,   и в долги большие ввергла свою  семью. Пришлось заложить родовой дом Волковых. Вскоре их городскую усадьбу забрал Банк в счёт погашения долгов, а им предложили освободить помещение в течение трёх месяцев. Но другого-то  жилья у них не было, а ещё и детей двое. Вот только тогда  скромный Михаил написал обо всём брату. Григорий тут же кинулся ему на выручку и тайно выкупил родовое гнездо князей Волковых сначала на подставное имя,  затем спустя время перекупил на своё. А это подмосковное поместье, куда мы едем,  было им приобретено давно, но имя владельца   также не афишировалось, его знали только несколько доверенных людей и слуг.

-Так, мы князья? - восхитилась я.

- Да, милая моя княжна, именно так, - Андрей Афанасьевич почтительно склонил голову, и я уже доверчиво по-детски прижалась к его плечу. Удивительно, но я как-то стала забывать свой почтенный возраст и всё больше ощущала себя юным семнадцатилетним созданием.

- Так вот, - продолжил мой опекун, - Для всех было представлено  так, что некий друг Михаила, имеющий важный чин,  в настоящее время выполняет за границей тайную миссию по поручению правящего теперь императора Александра Второго, потому имя его открыть нельзя. Сей друг владеет богатым имением недалеко от Москвы, но ему  за границей предстоит находиться  ещё длительное время и он был рад помочь другу, предоставив тому своё имение для жительства.

Притихшая было Софья, снова приободрилась, она и здесь почувствовала  себя хозяйкой. Только вот слугам и крестьянам не повезло, она за них взялась со всей своей прытью,  ну а  дурной энергии у неё не занимать, как мы теперь знаем.  Да и великосветских  балов и приёмов теперь  у неё не стало. Правда, она местным помещикам всё же задурила голову, хозяйкой поместья представляется, пальцы гнёт, изображает высший свет. 

- Ба! да мы, вроде, подъезжаем. Стемнело очень, но фонари на въезде различаю, - воскликнул мой попечитель, -  Не успел я тебе всё рассказать, да и не знаю я всего. Полагаю, дядюшка тебе всё пояснит лучше.  Запомни самое главное: по, придуманной нами с твоим батюшкой легенде, вы с отцом далеко не богаты, ведёте довольно скромный образ жизни,  хотя нельзя сказать, что бедствовали.  Отец служил в каком-то департаменте, но ты в этом не разбираешься. А, когда ты осиротела, нельзя тебе одинокой юной девушке одной жить, потому  ты, естественно,  едешь к единственному родственнику - дядюшке Михаилу Тимофеевичу. Скарб я собрал небогатый, скромный, уж не обессудь.  Но и не слишком бедный, отец для тебя во всём старался.  Всё это на первых порах, там посмотрим, как дело пойдёт. Может и уживёмся.

- А зачем такой театр? не проще ли объявиться, как есть на самом деле, - недоумевала я. Вместо театра я хотела назвать всё это спектаклем, но не знала, есть ли это слово сейчас.

 - Весь этот театр, ради дядюшки твоего, ведь ему придётся съезжать куда-то. Софья очень амбициозна,   высокомерна и завистлива. Для неё будет ударом, что Григорий оказался состоятельным и уважаемым  человеком, она не примет от него милости и куда же они тогда пойдут. Михаила с дочкой жалко. Даже если мы им что-то в аренду возьмём, загрызёт она его, куда ему без нас с этой мегерой. А так мы постепенно присмотримся, дядю  приободрим, пусть поймёт, что не один, расправит, наконец, плечи. Батюшка твой всегда мечтал жить вместе или, в крайнем случае, рядом с любимым братом. Да и дамочку эту  к порядку приведём, постепенно, потихоньку. Не дура же она, поймёт со временем и смирится, что не она одна пуп земли и все вокруг неё крутятся. За год жизни в поместье, как писал Михаил, она слегка притихла.

- Да! Здорово придумано! А я-то не поняла сразу. Ура! Мы - вместе! - мне стала нравиться моя новая жизнь, особенно, когда такие друзья рядом, - Вот только бы спала тётка сейчас, поздно уже, я пока не готова к встрече с ней, лучше завтра. Да и самой так спать хочется. Ой, а они же не знают, что это мы едем. Вдруг, не впустят?!

- Михаил Тимофеевич знает, ждёт нас.  Я вестового впереди нас послал. Да и  дважды за последний год приезжал сюда, мы всё обговорили. Первый раз с отцом твоим, незадолго до его кончины, когда городской особняк выкупали, и вот в конце зимы. Тогда с Михаилом мы крепко сдружились, жена его к дальней родне в столицу ездила, думала там пристроиться, и у нас было время обо всём переговорить. Но, конечно, ничего у неё не получилось, её характер им давно известен. И потому они здесь оказались.

- Вы упомянули, что у дяди ещё дочь есть. Расскажите о ней, - вспомнила я кратко оброненную майором фразу.

- Вот тут ничем не помогу, видел мельком - премилое дитя лет двенадцати. Даже имени не запомнил, она очень скромна и застенчива, вся в отца своего.

  - Кстати, - встрепенулся, что-то вспомнив, Андрей Афанасьевич. - Мы с твоим батюшкой сочинили ещё вот такую легенду:  я, якобы, двоюродный брат твоей матушки Марии,   бывший военный, небогатый дворянин. Я  в своё время приютил вас, помог с устройством и после смерти твоего батюшки, согласно написанному им собственноручно завещанию, стал твоим опекуном и попечителем.

- То-то мне Вас, сударь, всё время хочется величать дядюшкой и на "ты", - радостно засмеялась я и снова пристроилась к нему под бочок, с благодарностью сознавая, что   в этой сложной жизни я теперь уже точно не одна.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Вскоре мы  въехали в высокие ворота, которые открыл слуга. По всему видно, что нас здесь ждали. Дальше карета покатилась по ровной дороге, с обеих сторон которой светились фонари, зажжённые,  через один. Вдали просматривалась большая площадка, над которой нависала громада здания. Дом был большой в два этажа, с большими окнами.    На высоком крыльце между двух белоснежных колон стоял стройный человек среднего роста. Я ожидала увидеть дядю в халате и домашних туфлях, как писали в книжках о деревенских помещиках того времени. Особенно, если учесть позднее время, почти ночь. Но нет, дядя был причёсан, одет в серый сюртук, зелёного цвета панталоны и длинные сапоги до середины икр. На  шее повязан бантом зелёный шёлковый платок.

 В глубине крыльца стояло несколько слуг. Дядюшка легко сбежал с крыльца, сам открыл дверцу кареты и,   подав мне сразу обе руки, помог спуститься.  Лицо его выражало непритворную радость и любовь. Его добрый и приветливый взгляд тут же развеял все мои  опасения. Меня встречал родной человек.

- Солнышко моё, Сашенька! Ты даже представить не можешь, как я рад.  Мы ведь с тобой встречаемся впервые. Правда, - голос его дрогнул и губы задрожали, - я ожидал, что встреча будет более радостной.

Неожиданно чувство потери охватило меня, и я  горько заплакала, уткнувшись в дядюшкину грудь. А он нежно обнял меня   и, ничуть не стесняясь, заплакал вместе со мной.
Подошедший Андрей Афанасьевич,   обнял нас сразу обоих.

- Дорогие, знали бы вы, как и мне не хватает моего друга. Ведь мы с Григорием с ранней юности вместе были, - дрогнувшим голосом произнёс он.

- Андрей, здравствуй, мой любезный друг. Ты ведь мне тоже, как брат. Но теперь  вы - мои близкие со мной, теперь будет легче. Здесь  же  у меня родной человек только дочка - Анечка, Михаил горестно вздохнул и замолчал, опечаленно задумавшись о чём-то своём. 

- Дядюшка,   не расстраивайся, мы справимся!  Мы теперь будем вместе, ты ведь не оставишь меня? - Саша  открыто посмотрела на дядю.

- Ну, это, скорей всего, тебе решать, - Михаил невесело усмехнулся, - я в  не один здесь, с семьёй. Это ты захочешь ли   с моей семьёй жить.

- Не надо таких разговоров, - неожиданно даже для самой себя строго произнесла я. - Это твой дом, и ты приютил меня сироту и Андрея Афанасьевича. Кстати, он тоже мой дядюшка по матушкиной родове. Главное, чтоб это вы меня вытерпели. Характерец у меня тот ещё. Но я буду стараться, ведь я вас очень люблю.
 
- Да... про характер Сашенька не обманула..., - ухмыльнулся мой попечитель. - Хотя последнее время наша барышня, надо признать, очень изменилась.

- Вы хотите сказать, после того,  как головой об сундук ударилась, - себе под нос пробормотала я, но оба дяди услышали.

- Как ударилась? - заволновался Михаил. - Да что же мы стоим - то здесь. Ужин остыл, поди. И ушиб надо осмотреть, сейчас Акулину позову,  она теперь будет твоей личной горничной. Так батюшка твой велел ещё, когда привёз её сюда.

- Да уже и не болит вовсе, - покрутила я головой и сама удивилась, - и шишка меньше стала. Но лекарка пусть глянет.  Ужинать не буду, за столом усну. Но помыться очень хочу и скорей спать, иначе здесь на ступеньки лягу. После такой поездки мне и здесь хорошо будет.

- Да всё давно готово. Ах, я - чугунная голова.

 - Дядюшка, а я так рада, что встретилась с тобой, ты такой хороший, добрый и родной. И сестричку Анютку уже люблю, представляю, как нам будет весело вместе. Я её шить - вязать научу, и уроки будем вместе учить.

- И я тебе очень рад, моя родная. Давно мечтал об этом.  С уроками ты хорошо придумала, это нам совсем не помешает. Ты только Анютку так не зови при Софье, она велит её Аннет называть, сердиться будет, - несколько смутившись, предупредил дядя.

- Аннет, Жаннетт, - фыркнула я, но, заметив строгий взгляд попечителя, смиренно закивала, - да, я поняла, а теперь-спать и только спать.

Дядя подозвал Акулину, которая уже стояла на крыльце и мы с ней отправились в отведённые мне комнаты.

- Пойдём и мы мой добрый друг, поужинаем и поговорим обо всём, -   мои  дяди тоже ушли.

Акулина вымыла меня в большом деревянном корыте, осмотрела и смазала мою рану на голове, завязав косынкой, и уложила меня в очень удобную постель. Девушка мне понравилась, и поскольку её привёз ещё мой батюшка, назначив моей личной прислугой, то я решила, что ей можно доверять. Кроме того, очень  надеюсь узнать от неё интересное и полезное для меня. Девушка, не принимая моего отказа, заставила меня выпить большую чашку киселя и съесть булочку, о чём я совсем не пожалела. Кисель был малиновый и такой вкусный, какого я в прежней жизни и не пробовала никогда. Перед тем, как уснуть, я решила попытаться осознать, что всё же со мной случилось, но неожиданно уснула. Последняя мысль, мелькнувшая в голове, была: "Интересно, а где я проснусь... и проснусь ли...".
       
Но, я  проснулась, причём там же, где   и уснула.
Моя спальня меня восхитила. Она была больше чем вся моя квартира в той жизни. Светлые шёлковые обои усыпаны  мелкими розовыми цветочками, зелёными ветками и листочками. Везде светлая мебель: шкаф, два дивана, круглый стол, комоды. Большие окна полуприкрыты красивыми шторами, у кровати стоял небольшой круглый столик с лампой на высоких ножках. Лампа оказалась керосиновой с матовым зелёным абажуром.  На комоде стояло несколько стеариновых свечей в красивых бронзовых подсвечниках. Причём, свечи были не только привычного жёлтого цвета, но также – розовые, голубые и зелёные, что для меня было неожиданно.  Некоторые, диваны были обиты не шёлком, а очень качественным красивым ситцем или репсом, что мне больше понравилось, как-то уютнее смотрелось. А уж про мою кровать и сказать нечего, сплошной восторг. Она была не слишком большой, но очень пышной, с красивым бельём. Над кроватью висел небольшой балдахин из нежной ткани.

Я посидела на   диванчиках и креслах и подошла к окну, оно было открыто.
Раздвинув шторы и выглянув, я громко ахнула - такая красота открылась моему взору. Второй этаж при подобной высоте потолков смотрелся, как привычный для меня, третий. Передо мной раскинулся красивый, пышный сад. Он был ухоженный, но почти натуральный,  без остриженных ровных кустов, но с множеством дорожек и тропинок, скамеек, лужаек и цветников.

- Барышня, проснулись? Не рано ли? Вам бы отдохнуть ещё после такой дороги, - в комнате стояла, непритворно ласково улыбаясь, Акулина. Вчера в полумраке свечи я её плохо  разглядела. Это была очень красивая девушка   с тёмно-русой косой до пояса, большие серого цвета глаза выражали ум и доброту. Она явно была старше меня, но мне кажется, не намного. Хотя себя-то я ещё не видела. Надо бы найти зеркало, ведь должно же оно быть.

- Да, проснулась, - улыбнулась я ей в ответ. - Но спать больше не хочется. А... где здесь..., - я замялась и не знала, как назвать туалетную комнату.

 Акулина  догадалась сама и указала мне на ширму в дальнем углу спальни.  Но там ничего не было, только какое-то кресло, тумбочка, на которой стоял кувшин с водой и  большой табурет с тазом. А где же то, что нужно мне? Акулина поняла мою растерянность, подошла к креслу и сняла круглую крышку с него. Внутри было что-то вроде большого горшка с ручкой. Ё-моё! как же это всё непривычно и неловко. Хотя я ещё хорошо помню будочку на улице во дворе дома одного посёлка, где наша семья жила в моём детстве. Моя мамочка содержала её в идеальной чистоте.

 - Что-то не так, барышня? У Вас там было другое? - Акулина стояла тут же и вопросительно смотрела на меня.

- Всё хорошо. Только ты выйди, - попросила я.

- Но, вдруг, Вам надо будет помочь, - Горничная сохраняла приветливую невозмутимость.

- Ну, вот ещё, сама справлюсь, - смущённо буркнула я.

Из спальни мы вышли не в коридор, там оказалась моя вторая комната, что-то вроде кабинета. Оформлен он тоже был очень мило: письменный стол с необходимыми принадлежностями, секретер, шкаф, стулья. Шкаф, к моему восторгу, был доверху заполнен книгами в красивых переплётах. Ближе к окну стоял ещё один рабочий стол, на котором я разглядела то, чего здесь увидеть даже не мечтала. На нём стояла новёхонькая швейная машинка фирмы "Зингер". Значит,  Исаак Зингер её уже, на моё счастье, изобрёл. У меня в той жизни была почти такая же только очень старая, она мне от бабушки досталась, которая и научила меня шить и вязать.

Акулина усадила меня перед зеркалом и я, наконец, увидела своё лицо. Я была и похожа и не похожа на себя в той моей недавней жизни. Там в детстве и юности я была несколько болезненной и оттого более хрупкой и нежной с серо-голубыми глазами и светло - русыми вьющимися волосами. Волосы были тонкими и не очень густыми, потому я  почти всегда их коротко стригла.   Здесь у меня была хорошая светло-русая коса, яркие тёмно-голубые глаза, но завитушки на висках по-прежнему были.  Кожа была нежной приятного оттенка. И вся я выглядела достаточно уверенно и жизнерадостно. Словом, я себе очень даже понравилась.

Потом мы стали выбирать платье. То, что Андрей Афанасьевич назвал скромным гардеробом, на деле заполнило достаточно большой шкаф. И это оказалось ещё не всё, много вещей осталось не разобранными в сундуках. Там же я, к своей радости обнаружила множество замечательных   тканей.  А вот платья меня разочаровали.  Как я уже выяснила, был июнь 1865 года, но здесь всё ещё носили кринолин и, вроде, будут носить ещё десятка два лет.  Я вспомнила исторический случай, когда в  восьмидесятых годах этого века, покинутая любовником молодая англичанка сбросилась с высокого моста, но не разбилась. Ей помог кринолин, который сыграл роль парашюта и смягчил падение. Акулина  удивилась, что я отрицательно отнеслась к этому дамскому сооружению под юбкой, ведь до его изобретения надевали под платье до шести нижних юбок. Я пояснила, что там за Уралом у нас не было столь строгих правил. И добавила, что и здесь я постараюсь не слишком их придерживаться. Моё замечание Акулина встретила скептической мимикой.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Через несколько часов проведённых вместе, мы с Акулиной очень подружились, как бы странным это ни показалось. Девушка была умна, воспитана и даже достаточно образована для её положения прислуги.  Оказывается, она была дочерью сельского учителя и после смерти её родителей пять  лет назад, мой батюшка взял её в дом, как будущую мою горничную. Тогда в  доме никто не жил, лишь управляющий и несколько слуг.  Акулина жила вольно, к ней было особое отношение,  которое установил Григорий Тимофеевич.  Несмотря на своё положение, он был дружен с её отцом и, когда приезжал, они много времени проводили вместе.

- Вряд ли хозяйка, Софья Сергеевна, позволит Вам такие новшества, - пояснила Акулина, свою скептическую ухмылку, - строга она очень и требовательна, - опечалившись, добавила Акулина. 

- Хм... хозяйка..., - возмутилась я, но вовремя прикусила язык, вспомнив свою легенду. - Ну, мне-то, положим, она не хозяйка, а я ей не прислуга. Я - племянница хозяина, Михаила Тимофеевича.

- Ну да, ну  да, - как-то неуверенно подтвердила Акулина. И, вдруг, застыла с испуганным выражением лица.

- Что такое? Ты что привидение увидела? - рассмеялась я. Уж больно смешно выглядела девушка.

- Без пяти минут восемь! Я должна быть у неё. Месяц назад Софья Сергеевна узнав о моём существовании, очень рассердилась, что я бездельничаю, и назначила своей прислугой, причём в самых интимных  делах... туалет, горшок, помыть, убрать....  Я ей не понравилась, не достаточно почтительна, говорит. Я старалась, но ей трудно угодить. Кстати, я немного знаю правду,   Ваш батюшка не скрывал от нас с отцом, Андрей Афанасиевич вчера тоже рассказал необходимое.

- Никуда ты не пойдёшь, ты - моя горничная. Так распорядился хозяин - мой дядюшка Михаил Тимофеевич. И тобой распоряжаюсь только я, - не на шутку рассердилась я и, увидев испуганное личико горничной добавила, -  поняла, Линочка? И вообще, когда мы одни, давай называть друг друга на «ты» и по имени. Я - Саша, ты - Лина.

- Как Вы... ты меня назвала? -  Акулина была растеряна и испугана.

- Полное твоё имя - Акулина, сокращённое для близких - Лина, - я обняла её и чмокнула в нежную щёчку. Мне очень нравилась моя новая подружка.  -   Друзья моего батюшки теперь и мои друзья. Насколько могу судить, друзья у батюшки по жизни всегда были верными.

У входа в мои покои звякнул колокольчик, вошла растерянная девушка, как оказалось, это была горничная Софьи. Она испуганно сообщила, что хозяйка очень сердита и срочно требует Акулину.

- Иди и напомни княгине, что Акулина - теперь моя горничная и распоряжаюсь ею только я, - строго произнесла я.

- Но..., - ещё больше смутилась девушка.

- Никаких НО! Иди, - приказала я.

- Да, всё верно. Это распоряжение князя. Иди! - раздался весёлый и уже родной голос и в комнату вошёл Андрей Афанасьевич.  - А вы,  девушки, собирайтесь, идём завтракать, да поскорей. Мы с князем через час по деревням решили проехаться.

- И я с вами, - обрадовалась я. Так хотелось посмотреть всё тут и поскорей.

- Нет, не сегодня. Нам надо переговорить о многом. Кстати, тётушка с нами не будет завтракать, у неё приключилась мигрень, - с серьёзным видом произнёс мой попечитель, но в его глазах плескались весёлые огоньки.

- Я позавтракаю в людской, - смутилась  моя горничная.

- Пойдём-пойдём! Там на Урале барышня всегда свою горничную Настю с собой усаживала, если на тот час в доме не было гостей.

Дядюшка Михаил Тимофеевич  уже ожидал нас в столовой, которая восхитила меня своим убранством.  Он радостно приветствовал нас,  лицо светилось счастьем.

- А... тётушка как? ей не полегчало? -  с надеждой в голосе, что тётушке не полегчало и завтрак состоится без неё, произнесла я.

Дядюшки мои переглянулись и весело рассмеялись.

- Мигрень одолела всерьёз. Пусть отдыхает, ещё успеете пообщаться, познакомиться, - и оба хитро переглянулись. По всему было видно, как им хорошо вместе. И я от души порадовалась за них.

Завтрак прошёл в доброй сердечной обстановке. Мы пили очень вкусный чай. К чаю   подавали сахар, молоко, сливки, варенье и всевозможную сдобу.  Кроме этого изобилия здесь были и закуски: тминный хлеб, тонко нарезанные ломтики сыра и мяса. Особо я была рада чаю со сливками, ведь в прошлой жизни я привыкла, по северному обычаю,  пить чай с молоком. Но опасалась, как бы эту мою привычку не сочли бы здесь  варварством. А вот с моими любимыми сырниками произошёл небольшой казус. Они выглядели настолько аппетитными, что я ахнула и сказала, что творожники - моё любимое лакомство. Я была уверена, что ещё нет такого слова - сырники и называют их как-то близко к тому, из чего их приготовили, то есть - из творога. Я попала впросак. Оказалось, что слово "сыр" знакомо со времён Петра Первого, который завёз на Русь множество новых продуктов.  А вот слово "творог", наоборот, тогда ещё не существовало. Дядюшки весело смеялись моим выдумкам, а Андрей Афанасьевич, опередив  меня, тут же нашёл объяснение.

- Сашенька у нас личность творческая - шьёт, вяжет, постоянно что-то мастерит - одно загляденье. Да и постряпать вкусненького у неё отменно получается. Вот и слово новое от того и придумала: творить - творожники. Я угадал?

- Как всегда, - закивала я в ответ, вздохнув с облегчением.

- А вот и будем тогда сырники творожниками называть, - подхватил с воодушевлением дядюшка Михаил, который счастливых глаз с меня не сводил.

- Друг мой, да тебя просто не узнать, ты счастьем весь светишься, - воскликнул Андрей Афанасьевич, радостно глядя на друга, - таким я тебя ведь ещё не знал.

- Так я счастлив, в самом деле. У меня с приездом моей девочки появилось чувство, что всё очень хорошо, а предстоит ещё лучшее время. Но, кажется, нам пора.

- А как же сестричка моя, Анечка? Увижу ли я её сегодня? - я, в самом деле, очень хотела познакомиться с ней.

- Вечером познакомлю. Они на час позже завтракают, с учителем, там у себя.
И они ушли. А мы с Акулиной пошли  прогуляться по дорожкам нашего прекрасного сада. Я с трудом удержалась, чтоб по привычке не начать убирать со стола, но вовремя появилась служанка и принялась за дело без моей помощи. Кстати наряд у неё был похож на школьную форму, только  до пят. Коричневое платье с белым воротником стоечкой и   белый фартук, похожий на  советский школьный фартук, только длинный.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Погода была чудесной. Надо узнать сегодняшнюю дату. Но вот как бы это незаметно сделать....   Помог, как всегда, случай.

- Саша, я очень - очень тебе рада, ты даже не можешь, наверное, представить насколько сильно я рада тебе. Прежде всего, потому что ты такая добрая и очень умная. Я даже удивлена этому, ведь тебе   и семнадцати лет ещё не исполнилось, - Лина раскраснелась, оживилась и стала ещё краше. Никакого сравнения с тем, как она выглядела утром, когда мы впервые встретились.

Да, тётушка моя, видно, сильно постаралась, чтоб унизить и подавить её. Вот ведь монстр какой-то. Но ничего, мы и не таких встречали. В прошлой  жизни я была психологом  и трудилась в городской социальной службе.  Работала с трудными детьми и подростками, которые далеко не всегда были из неблагополучных и бедных семей. Были семьи, где родители моих подопечных  занимали достаточно высокие должности и посты в чиновничьей иерархии. По мне так, работать в этих семьях было сложнее, чем   просто в неблагополучных.  И дети-мажоры зачастую требуют в работе с ними больше усилий, чем дети родителей - пьяниц и матерей-одиночек. Так что, где наша не пропадала, справимся.

- Линочка, а ты почему не замужем? Ведь тебе, я думаю,  около двадцати лет уже,  - я постаралась, чтобы мой вопрос прозвучал, как можно мягче, - но ты можешь не отвечать, это только твоё личное дело.

- Нет, отчего же... я отвечу. Мне уже двадцать пять лет и я теперь старая дева. Кто меня возьмёт, да ещё и бесприданницу, - грустно усмехнулась девушка.

Мы шли по главной аллее нашего прекрасного сада, день был чудесный, птички щебетали, солнце ярко светило и на душе было спокойно и радостно. Какое счастье, что судьба так распорядилась мною. Но для чего всё же  это со мной произошло? Чтобы я выполнила какую-то миссию или просто мне подарен ещё один шанс, чтобы стать счастливой?

- Я не хотела замуж без любви, видно книг начиталась. У отца было много книг. Кстати, большинство из них я принесла в Вашу, прости, твою  Саша, комнату, - продолжила Акулина. - Матушка долго болела, я ухаживала за ней, не до игрищ и женихов было. А, когда она упокоилась, неожиданно за ней следом ушёл и отец, очень её любил. Горевала без них сильно, дружно мы жили в любви и согласии. Сватались двое - наш кузнец и кучер – я отказала им. Оба уже сильно в возрасте были. Потом батюшка твой Григорий Тимофеевич приехал с ... Андреем Афанасьевичем, - тут она почему-то споткнулась, покраснела и опустила голову, как будто поправляя юбку. - А потом меня в господский дом взяли. Ну, вот так всё и было.

Ага! Ну что ж, всё и без слов понятно. Любовь нагрянула нежданно. Но, кажется, всё не так и  безнадёжно. За завтраком видела, как мой попечитель на Линочку глядел. Возьмём это дело в свои руки, в роли свахи я ещё не бывала. Но на что ни пойдёшь ради близких людей. Настроение стало ещё лучше.

- Саша, ты ведь меня просто спасла своим приездом. Завтра   четвёртое июня и у твоей тётушки именины, она созвала всех окрестных помещиков. Будет причёсываться, наряжаться, а угодить ей, прости, очень трудно. Поиздевается всласть над девушками.  Надеюсь, я избежала этой участи, -  радостно встрепенулась Акулина от неожиданной счастливой мысли, что избежала унизительного прислуживания вздорной барыне.

- Избежала, избежала. Теперь только я одна буду над тобой издеваться.                У-у-у-у...!!! - и я с угрожающим видом помчалась за Линой, а та с визгом бросилась от меня по тропинке.
И мы обе благополучно врезались в  какого-то высокого  дядьку. Тот стоял огромный, как скала, растопырив в стороны руки и ими же, смеясь, обхватил нас и, как маленьких, покачал из стороны в сторону.

- Так вот она, значит, какая у нас барышня, наслышан, наслышан. То-то солнышко   выглянуло. Наконец, в поместье весело стало и радостно. И барин, Михаил Тимофеевич счастьем светится. А я - управляющий здешний - Демьян Прокопьевич. Ну, бегите, радуйтесь, а я к барыне, завтра ведь праздник  здесь у нас, - и он ушёл.

А мы ещё долго гуляли по саду, болтали о  том, о  сём и, проголодавшись, пошли обедать. Софья Сергеевна к обеду снова не вышла. После обеда мы с Акулиной продолжили разбирать гардероб и выбирать мне платье к завтрашнему событию.

- Лина, скажи, ну как всё это можно носить?! - я  с остервенением стаскивала с себя корсет и кринолин и, кажется, даже топала ногами, - ни встать, ни сесть невозможно, да что там встать, дышать нельзя.

- Но, всё равно придётся. Надо смириться, - странным приглушённым голосом ответила моя подруга и горничная по совместительству.  Да, теперь она, прежде всего, подругой   мне стала, а уж потом горничной. И, вдруг, Акулина не выдержала и звонко расхохоталась, а мне стало понятно, почему голос её так странно звучал - она с трудом сдерживала смех. Но... не сдержалась.

- Сашенька, ох,  не могу... если б ты сейчас себя со стороны увидела... ох, умора, - всхлипывала и утирала слёзы Акулина, складываясь от смеха почти пополам.

- А вот и не увижу. Потому что я ЭТО не надену НИКОГДА больше, - грозно заявила я, выделяя голосом  слова – «никогда» и «это».

- Ну там, в Екатеринбурге ты, конечно, не успела испытать это удовольствие. Сначала для балов была ещё мала, а потом - траур. Но сейчас-то, хочешь - не хочешь, а придётся. Причём, уже завтра, на тётушкиных именинах.
Я не стала возражать, но про себя решила - ни за что!

- Лина, а это что такое? В этой кучке   штанишки - панталоны из особо тонкого батиста, но все разделены  на две половинки и держатся только в поясе на шнурочке? -  и я достала нечто похожее на панталоны, но в самом интересном месте не соединённое.

- А!  Так,  это панталоны. Их, в основном,  надевали только на бал,  вместе с  так не понравившемся тебе,  жёстким корсетом. В таком корсете, действительно можно только стоять, гордо выпрямив спину, сидеть невозможно. Юные и молодые так и стоят  или танцуют. Некоторые от всего этого в обморок падают. Ещё ведь,   за сутки до бала почти не едят и не пьют. Тем не менее, организм всё равно требует освободиться, во всяком случае, от жидкости.

- Вот ведь, бедняжки, - я искренне посочувствовала женщинам этого века. То, что здесь ещё нет канализации, я уже поняла. - И как же они обходятся?

- О! это целое действо, - стала охотно объяснять Акулина. - Когда девушке приспичит, она со служанками идёт в специальную комнату при входе в дом. Служанок при этом надо брать с собой две, а лучше вообще три.

- Куда ж  так много? - ахнула я.

- Одна поднимает и держит юбки, другая подсовывает и держит между ног барышни горшок, третья следит, чтоб всё было учтено и поправляет. Барышня же вот так, стоя с гордо выпрямленной спиной, совершает процесс, - со знанием дела охотно рассказывает Акулина, - я ведь не раз уже сопровождала твою тётушку. Потому и разрез на панталонах такой большой в этом месте.

- О, Боже, спаси и помилуй, да это ж наказание какое-то, а не развлечение ездить на бал, - почти простонала я.

- Ну почему же,   все привыкли. Вот горничным, конечно, не сладко приходится, если барыня не терпеливая, может и оплеуху закатить,  - и она невесело усмехнулась. Видно ей не раз доставалось.

Но, теперь Акулина со мной, а уж я-то не дам никому больше поиздеваться над моей первой и лучшей в этой жизни подругой. Да и батюшка не зря её выбрал мне в горничные и назначил ей особые привилегии в доме. Думаю, что это неспроста, а батюшка, как я поняла, в людях умел разбираться. Во мне постоянно менялось осознание себя самой здесь. То я чувствовала себя умудрённой опытом пожилой женщиной, то очень юным созданием. Причём второе стало возникать последнее время чаще. " Я всего два дня в этом мире, а уже кажется, что это моя жизнь и она мне нравится ...". Вот дела, эта мысль меня застала неожиданно, но я постаралась не углубляться в неё. Иначе, начнутся терзания, копания....  Буду   жить и делать, что должно, а уж там пусть будет, что будет. Просто буду жить сегодня, ведь я вообще ни в чём не уверена - живу ли я вообще или я в коме и это видения. Буду стараться не совершать поспешных действий, но и  сидеть, сложа руки, не хочу. Не хочу упустить этот счастливый шанс, пусть он даже происходит во сне.

- Саша, ау! Ты чего застыла и стоишь, как будто задачку решаешь, как говорил мой батюшка.

- А... это я задумалась об удобной домашней одежде, когда я здесь у себя, и не собираюсь выходить, - встрепенулась я.

- Чего тут думать? - удивилась Акулина, - Есть домашние платья, или вот ночная рубашка и халат. На голову - чепец. Утро-то у барынь, обычно позднее, визиты наносят чаще после обеда, ближе к вечеру. Это ты какая-то ранняя пташка. Никто так рано и не встаёт и не выходит из своих покоев. Да и платья беречь надо, их вообще часто меняют в течение дня, чтоб не испортить пОтом, едой и мало ли чем. Ведь далеко не у всех даже богатых помещиков, есть такое корыто для мытья, как у тебя. Это твой батюшка для тебя так расстарался, очень хотел для тебя всех удобных новшеств. Хотя такие новшества последнее время появляются постоянно:  во многих домах, особенно же в магазинах, стало газовое освещение; мужчины стали носить чаще не сапоги, а ботинки;   веники из травы заменили специальными щётками, и так во многом. Твой батюшка, как приезжал всё это рассказывал моему отцу.

- Ах, как бы я хотела увидеть батюшку моего, поговорить. Имея, мы не ценим. Да и занят он был  часто, - мне, в самом деле, было печально, что я никогда не увижу своего доброго отца и захотелось плакать.

- Ну, всё-всё, прости. Вот расстроила тебя. А это что за кучка? - быстро перевела разговор моя горничная, стараясь отвлечь  меня от печали.

- А это и есть та моя домашняя одежда, которую я здесь у себя буду носить, - и я разложила на диване то, что приготовила.

- Но это панталоны и ночные короткие рубашки, - удивилась Лина, разглядывая вещи.

- Это будет моя  пижама, - немного неуверенно объявила я, самая удобная вещь для дома и для сна.

- Первый раз этакое слово-то слышу, объясни мне, - заинтересовалась Акулина.

- К батюшке часто приезжали иностранцы, заказы разные делали, которые можно изготовить на наших заводах, - стала на ходу сочинять я, вспоминая исторические подробности. Последние годы я вела в интернате курсы кройки и шитья, да и вообще интересовалась этим вопросом и кое-что знала. К тому же  и детей моих интернатовских надо было заинтересовать и отвлечь от их трудной жизни.

- Так вот, один француз рассказывал, что у них в стране есть некий модный швец по имени Поль, - фамилию Пуаре я умышленно не назвала. Кто его знает, придумал ли он уже пижаму. Скорей всего, ещё нет. – Так этот швец придумал удобную для дома одежду - штаны и кофту - удобного свободного покроя из мягких тканей. Он картинки показывал - очень мило. Я хотела себе сшить, да потом стало не до того. А теперь мы с тобой непременно сошьём.

Тут я заметила усталое личико горничной, которая с трудом пыталась уяснить суть моих рассказов.

- Линочка, да ты совсем со мной утомилась и встала ещё раньше меня и ночью, пока я спала, раскладывала всё это, увидев утомлённое личико горничной, опомнилась я. - Иди, поужинай и спать ложись. А мне сюда пусть принесут чего-нибудь лёгкого.  Да и утром не приходи так рано. Нет, нет, я всё сама уберу и посмотрю ещё, что тут есть.

Я обняла Лину, и она  благодарно улыбнувшись мне, ушла. А я стала ужинать и обдумывать свой новый гардероб.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

День был насыщенный, деятельный, но спать почему-то не хотелось. Для сна я выбрала длинные до щиколоток панталоны из серого льняного полотна и более светлую рубашку с   широкими рукавами до локтя. Всё было мягкое и удобное свободного покроя.  Кстати, чем это не наряд для занятий спортом. А почему бы и мне не пробежаться перед сном. Тем более, я что-то сегодня налегла на булочки да пирожные. Ну, а как было устоять от соблазна, если   здесь всё такое натуральное и очень вкусное.   И я, накинув халат и домашние атласные туфельки, выбежала в сад.

Погода чудесная, воздух не отравлен скоплением возле дома множества личных автомобилей, почему бы и не прогуляться. От большой круглой клумбы разбежались вглубь сада пять симпатичных дорожек, выложенных из белого камня. Вдоль дорожек тут и там стояли белые скамейки с изогнутыми спинками.  Я закрыла глаза, раскинула руки и крутанулась, как балерина. Когда-то в юности я ходила в балетную студию, занималась спортом и даже имела второй юношеский разряд по гимнастике.  Остановившись и открыв глаза, увидела, что тело моё направлено в сторону крайней дорожки справа, и пошла по ней, а потом побежала. Бежать было трудно из-за длинного и пышного халата. Я огляделась и, обнаружив, что никого здесь нет, скинула его на ближнюю скамью и помчалась  легко и быстро. Боже, как же хорошо снова стать юной!

- Барышня! Александра Григорьевна! Что случилось? С Вами всё в порядке? - около скамьи с халатом в руках стоял мой кучер Проша. Увидев меня в моём спортивном костюмчике, а попросту в панталонах с кофточкой, он страшно смутился, уткнулся в мой халат и, заикаясь, произнёс:

- Барышня, это вы?! А я так напугался! кто посмел..., - голос его дрожал, руки, которые держали халат, тоже дрожали.

- Так! Что здесь происходит? Это кто здесь? - раздался строгий голос и с центральной дорожки, ведущей к задним воротам, вышел к нам молодой стройный человек. Я мгновенно юркнула за спину высокого и широкоплечего Проши.

- Алексей Александрович! - трагическим голосом вскричал кучер.
- Прохор, - напротив уже спокойно отозвался красавчик. Да, он был необыкновенно красив и мужественен. Я таких не встречала ни в той, ни, тем более в этой жизни. Разве что в кино.

- Прохор, - повторил он уже весело, - наконец,  я вижу тебя с девушкой. Всё-всё, ухожу, не стану нарушать ваше свидание.  Вдруг, глаза его вспыхнули недобрым светом, - Нет, постой, это чей халат ты держишь? Ни у одной из наших девушек в принципе не может быть этакой одежды, - грозно вскричал он.

- Алексей Александрович, да я сам... да я только  что из конюшни, лошадей ставил, господ из деревни привёз, - парень чуть не плакал.

- Мерзавец! Наглец! - красавец, сверкая своими карими очами, шагнул к парню.

- Стоять! Не сметь! - это уже я покинула своё уютное местечко за Прохоровой спиной, совершенно забыв про свой наряд. К счастью, об этом не забыл мой кучер, он быстро накинул   его на меня.
 
- Барышня! Я не ошибся? - ахнул молодой человек.

- А вот это не Ваше дело, господин хороший, шли бы вы своей дорогой и не лезли ли бы, куда не следует, - с трудом сдерживаясь, зашипела я. Будет тут каждый прохожий мне ещё указывать. 
 
Но тут Прохор стал умолять меня объяснить всё этому Алексею Александровичу, иначе ему придётся бежать, куда глаза глядят. Ах да ... я же совсем забыла, где нахожусь и как должна вести себя юная барышня. Надо выручать парня, тем более, в самом деле, это моя вина.

- Ладно, слушайте, оба - я строго глянула на парней и они присмирели. Да, мой взгляд частенько помогал мне в моей работе с подростками.

 - Мне не спалось, вечер чудесный и я решила прогуляться. За ужином, не удержавшись, съела больше, чем надо этих вкусных сырников.  Ну и решила пробежаться по дорожке, а в халате это трудно сделать, скинула его. Не заметила, как на Прохора налетела, напугала парня. А тут ещё вы объявились не вовремя. Вот и вся история.

Некоторое время оба смотрели на меня,  вытаращив глаза. Потом Алексей расхохотался, да и Проша стоял, неуверенно улыбаясь.

- Ладно, я спать пошла, но имейте в виду, если мне захочется снова пробежаться по дорожке, спрашивать никого не стану. Понятно?! - грозно зыркнула я на парней и пошла к дому.  Сделав несколько шагов, повернулась и добавила, обращаясь к молодому человеку:

 - А вы, сударь,  запомните, да и другим расскажите, что Акулина и Прохор - это МОИ личные слуги и я их НИКОМУ не дам в обиду.

 И себе под нос проворчала, но, кажется в наступившей тишине, была хорошо услышана, - Сама обижу, если понадобится для их пользы.

- Я провожу Вас, -  уже смущённо и робко, но с заметным уважением произнёс красавчик.

- Нет! - только и сказала я.  Даже не представился этот хлыщ, а ещё в провожатые наладился. Наверное, он  гость, к тётушке на "аманины" приехал, как говорил известный в моё время и любимый мною мультяшный герой.

В комнате меня ждала обеспокоенная Акулина. Она пришла узнать, не надо ли мне чего, а меня-то   тут и нет.  Я ей всё рассказала, да ещё и изобразила всех персонажей нашей «тусовки» в лицах. Видно, хорошо это у меня получилось, Акулина так смеялась. Да и я с ней вместе. По описанию выяснилось, что это был не тётушкин гость, а учитель её дочери.  Уходя, Лина взяла с меня обещание, больше не выходить без неё в позднее время. И я обещала.

Спала я крепко, а проснувшись, почувствовала какую-то суматоху в доме. Пришла Акулина и объяснила, что идёт подготовка к приходу гостей. Спросонья я и забыла про тётины именины.

Только я помылась и оделась, как меня позвали в тётушкины покои. Покои у неё были огромные и шикарные, но я ничуть не завидовала ей, мне мои нравились больше. У меня - просто, со вкусом и очень уютно. У неё - очень большая комната, с отгороженным шторами будуаром, сплошь заставлена и завалена  коврами, диванами и диванчиками, креслами, шкафчиками и пуфиками, всевозможными подушечками в рюшках. Теперь-то я знала, какой подарок её бы обрадовал. Последние годы в моей той жизни, достигнув пенсионного возраста, я не уволилась, но отошла от работы психолога и вела кружок домоводства. Теперь я  учила детей шить, вязать, а также делать всевозможные поделки, к чему у меня, как говорили все, кто знал меня, был просто талант. Дети особенно увлекались изготовлением мягких игрушек и под моим руководством многие достигали больших успехов. А это для них было очень важно в будущей взрослой жизни. Обладая таким умением, они могли улучшить материальное положение своей семьи уже сейчас и обрести профессию в будущем. Но не буду печалиться, здесь в деревнях я найду,  кого этому учить. А то и мастерскую открою, барыням будут продавать свои изделия и зарабатывать деньги лично для себя. Надо обо всём этом на досуге подумать.

Тётушка встретила меня ни холодно, ни жарко. Она восседала на одном из диванчиков и при моём появлении даже не пошевелилась. А, встать поприветствовать, прижать к груди  свою небогатую племянницу - сироту круглую...? Нет, ничуть не бывало. Но это и к лучшему - не хочу пока сближаться, не узнав её хорошо, да и не люблю я этого. Для приветствия я  сделала вполне приличный, как я надеялась, книксен. Лина вчера дала мне короткий урок этикета и политеса, хотя я в прошлой жизни сама хорошо всё это знала и учила детей, правда в рамках того времени.

Софья некоторое время молча и не слишком приветливо разглядывала меня, потом небрежно указала на пуфик на некотором расстоянии от неё.  Никакого намёка на родственные объятия и поцелуи не было. Бедные родственники мало, кому нужны. Хотя уж ей ли богатую барыню изображать, судя по тому, что я уже о ней знаю.  Впрочем, её холодность скорей, порадовала меня, но не огорчила. Сближения с этой дамой я совсем не желаю.

- Алекс, я рада приветствовать Вас у себя дома, - без особой радости произнесла она, причём вопреки ожиданиям,  очень даже приятным голосом.

- И я очень рада Вам, тётя Соня. Благодарю, что Вы нашли возможность уделить мне несколько минут. От всей души поздравляю Вас с именинами, - как можно приветливее произнесла я и пару раз признательно хлопнула ресницами и потупилась. "Ммм, да… Это она-то приветствует меня-хозяйку У СЕБЯ ДОМА".

- Спасибо за поздравление, - снисходительно ответила тётя и слегка поморщившись, продолжила, - дорогая, я прошу тебя соблюдать заведённый в моём доме этикет: не называй меня тётей Соней, обращайся ко мне – Сиси – и только та. Да и дочку мою не Аней зовут,  а - Анетт,  сына - Вольдемар. Ну а с дядей сами решайте, как станете, друг друга величать, - усмехнулась она.

- Хорошо, тётушка Сиси. А я в свою очередь попрошу Вас не называть меня Алекс,  я - просто - Саша или Александра, - смиренно потупилась я.

- Не тётушка Сиси, а просто - Сиси, разве непонятно я сказала, - нахмурилась тётя, - а сейчас прошу оставить меня, я очень занята.

Вот так произошла моя встреча с дядиной жёнушкой. Да... несладко ему жилось, видно, эти годы. Но, ничего, теперь у него есть я, его родной человек. Аннет и Вольдемара мне пока так и не представили.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Завтракала я снова с моими дядюшками. После приёма у Софьи, их  лица показались мне такими родными, что настроение моё быстро улучшилось. Да и аппетит появился, а то ведь уже даже есть не расхотелось. И я стала с удовольствием уплетать мягкие воздушные плюшки с моим любимым малиновым вареньем. Михаил Тимофеевич и Андрей Афанасьевич   горячо обсуждали вчерашнюю поездку по деревням, но не забывали и мне уделить своё ласковое внимание. О вчерашнем моём происшествии им никто не доложил, что хорошо характеризовало в моих глазах и  учителя и конюха, и чему я откровенно была рада. После завтрака я решила снова прогуляться, осмотреть окрестности уже при свете дня. Погода была чудесная.  Платье и подарок готовы, почему бы снова не погулять и, заодно, подвести итоги этих дней, да и о будущих планах подумать. Этим занятием я, видно, сильно увлеклась, гуляя по аллеям парка, и не заметила, как пролетело время. Меня разыскала здесь встревоженная Акулина.

- Барышня, ну, наконец, я нашла Вас, - от волнения она забыла, что наедине мы  с ней "на ты", - уже гости приехали и усаживаются в столовой, а Вы ещё не одеты.

- Ах! - воскликнула я, и мы помчались в дом. Здесь  в саду было не слышно шума и суеты, что была там, в передней части помещичьего дома.

Я быстро переоделась и собралась бежать, но вспомнила о подарке. Я забыла его приготовить. Так - то выбрать было из чего, вчера перед сном я достала из шкафа серьёзных размеров сундучок с драгоценностями. Мне бы надо было посмотреть, что в нём, ведь собирала его в дорогу не я, а та прежняя юная Сашенька. Но она ударилась именно об этот сундук  или скрин, как его назвал Андрей Афанасьевич, в результате освободила своё тело для меня. Звягинцев сожалел, что поставил его у скамьи и не прикрыл ничем, а под скамьёй сундук не помещался.  Печальная история, но всё, что было предопределено свыше, уже случилось. Правда, я примерно знаю, что находится в сундуке, мой попечитель сказал, что у батюшки, кроме заводов, была ювелирная мастерская. В ней изготавливали раритетные украшения - бусы, перстни, кольца, цепочки, подвески, браслеты – всё из уральских драгоценных и полудрагоценных камней. Делали их эксклюзивно только для самых важных российских и заграничных персон. Ну и для любимой доченьки, конечно. Богатства в этом сундучке дочке и её будущему потомству и без поместья до правнуков должно было хватить на  очень безбедную жизнь. Сундучок, далеко не маленький, весь был заполнен шкатулками с   драгоценными украшениями.   А тяжёлый - то он какой! Мы с Акулиной с трудом его вытащили из шкафа да на полу так и оставили. Кстати, Акулина даже не спросила, что там лежит, скромная и воспитанная, как из лучших благородных, а никак не из прислуг. Но и я тоже не посмотрела, что там лежит, оставила это занятие на утро, очень сильно хотелось спать.

Я открыла крышку, схватила первую попавшуюся шкатулку и, отмахнувшись от бежавшей за мной с гребешком в руке, горничной, поспешила на поиски мероприятия.  Футляр выглядел не очень нарядно и даже несколько простовато. А что в нём лежит, разглядывать было некогда. Что-то да лежит, какая разница. Я в прошлой жизни вообще была равнодушна к украшениям. Хотя одевалась всегда со вкусом, чаще в классическом и несколько романтическом стиле. Одежды было немного, я её, обычно, шила сама, но из дорогих качественных тканей. Как говорила моя мама: «Мы не настолько богаты, чтобы покупать что попало».

В столовой, где мы завтракали утром, никого не было.  Я помчалась дальше, ориентируясь теперь на раздававшийся невдалеке шум голосов, и попала в большое светлое помещение, ярко освещённое солнечным светом, льющимся из  множества высоких окон. И только, вбежав туда  я,  по обращённым на меня взглядам, поняла, почему Лина бежала за мной с гребешком. Но, делать нечего,  я приветливо улыбнулась и, слегка поклонившись сразу всем присутствующим гостям, пошла к тётушке. Около неё стоял свободный стул,  и я самоуверенно решила,   что он приготовлен. Конечно же,  для меня. Ну, а как же иначе, ведь я её близкая родственница. Меня внимательно разглядывали - кто-то приветливо, а кто-то придирчиво. Словом, всё, как всегда и почти за двести лет ничего в этом мире не изменилось. 

- Тётя Соня, - забыв от волнения наш уговор, произнесла я, улыбаясь, - поздравляю Вас с именинами. Желаю Вам счастья, здоровья и пусть каждый день Вас только радует, - и я протянула ей бархатный футляр с приготовленным мною для неё подарком.

Вместо ожидаемой ответной улыбки, тётушка почему-то побагровела и зыркнула на меня таким взглядом, который я долго не забуду. Тогда я решила поскорей сесть на свободный стул около неё, по-прежнему уверенная, что он предназначен мне. Но, рассерженная тётушка, жёстко удержав меня за локоть, молча указала   на другой конец стола рядом с девочкой и юношей. Я догадалась, что это и есть «мои» брат и сестра. Хорошенькая девочка смотрела сочувственно, а вот её, тоже вполне симпатичный, брат даже не попытался, хоть для приличия, скрыть своей наглой усмешки. Рядом с ними сидел учитель - тот самый вчерашний красавчик, и в глазах его, как мне показалось,  плескался смех.

Послышались смешки и шепотки, и я оказалась в центре далеко  не доброго внимания. Почувствовав, как щёки мои запылали от обиды и унижения, а на глазах выступили слёзы, я тут же взяла себя в руки.  Ну, нет! Ни за что! Не увидят они моих слёз.

- Простите меня великодушно,  Софья Сергеевна, - холодно и строго заговорила я, - мы с Вами, к сожалению, мало знакомы, ведь Вы только сегодня изволили встретиться со мной. Вот я ещё и  не привыкла, что вы не тётя мне, а …, - я непроизвольно сделала паузу, - а просто  Сиси.  Впредь не допущу подобной оплошности, - взгляд  мой огорчённо опустился вниз и остановился на,  пышном тётушкином бюсте, который возмущённо колыхался   в довольно откровенном разрезе платья. Я непроизвольно усмехнулась. - Хм... ну да, конечно же – Сиси - и как я могла забыть, - задумчиво добавила я.

За столом на мгновение возникла полная  тишина, которая тут же была нарушена подозрительно ненатуральным покашливанием и шёпотом. Дамы, как по команде, достали изящные платочки и зачем-то стали прикладывать их к губам. Я же круто развернулась и помчалась в другой конец стола, но совсем не туда, куда мне указали. Я бежала к моим дядюшкам, которые восседали на мужской половине стола.  Оба они глядели на меня с такой любовью и сочувствием, что  слёзы вновь чуть не брызнули из глаз. Дядюшки тут же подскочили,  поставили   стул между своими стульями, и со всем почтением усадили меня. 

- Любезные гости, дамы и господа, позвольте представить вам мою дорогую  племянницу Александру. Я счастлив, что она теперь со мной, - не скрывая искренней радости, провозгласил  Михаил Тимофеевич, - Прошу и вас, мои добрые друзья и соседи, принять мою девочку с любовью.

- Она этого заслуживает, и вы сами скоро убедитесь в том, - добавил, вставший рядом с другом, Андрей Афанасьевич, которого, очевидно, дядюшка уже представил гостям.

 – И, которая, как всегда, показала свой характер, моя егоза. За что, впрочем, я совсем не сержусь. И даже одобряю, - эти слова  были добавлены моим опекуном тихим шёпотом, услышанным лишь мною и дядюшкой, который тоже выказал одобрение ласковым поцелуем в щёчку.

Дамы и господа бурно и доброжелательно отреагировали на их выступление. Особенно приветливо смотрела на меня одна молодая гостья. Она была привлекательна. В ней сочеталось достоинство, жизнерадостность и простота. Она незаметно кивнула мне и улыбнулась, а я улыбнулась в ответ. И постепенно моя обида и неловкость исчезли, уступив место голоду.  Я, вообще, здесь всё время хочу, есть  и ем. Правда, к счастью, не только не поправилась, а даже, кажется, стала стройнее. Вот что значит юный возраст. А какой был накрыт стол...! В это время пищу готовили в печи, а не на газе и электричестве. Поэтому и блюда сохраняли  натуральный вкус и были тушёными или печёными, а не как сейчас варёными или жареными.  Волшебные запахи и вид еды быстро восстановил моё равновесие. Видно, всё же мой прошлый возраст и опыт помогают мне не впадать надолго в юношеские переживания и сдерживать юные гормоны. И я решительно придвинула к себе тарелку, что очень обрадовало моих дорогих дядюшек, которые непритворно переживали за меня.

После обеда гости перешли в гостиную, которая была необыкновенно красиво оформлена. От восторга сразу пришёл на ум отрывок из романа Пушкина «Евгений Онегин»:

Везде высокие покои,
В гостиной штофные  обои,
Царей портреты на стенах,
И печи в пестрых изразцах.

Всё так и было. Только лучше. Там у Пушкина - «всё это ныне обветшало», а здесь всё сверкало и блистало новизной и красотой. И это неудивительно, ведь отец мой буквально накануне своей гибели приезжал сюда, чтобы приготовить дом к нашему переезду. Тогда и сад обновили, и баню построили. Всё это мне дядюшки мои рассказывали. В подтверждение моих слов, я услышала над своим ухом тяжёлый вздох и, повернувшись, увидела печальные глаза моего попечителя. Мы думали с ним об одном и том же.

- Как красиво, - восхитилась я. - Это называется анфиладой?

- Да. Столовая переходит в гостиную, которая в свою очередь, плавно переходит в танцевальную залу, - ответил он и предложил, - пойдём, посмотрим?
Там тоже был простор и великолепие. И мы даже покружились в вальсе по красивому паркету. Я в виде ля-ля-ля изобразила «Случайный вальс» Фрадкина и Долматовского, написанный ими в 1943 году и, который первым исполнил любимый мною Леонид Утёсов. Я тоже пела его в нашем Дворце Культуры вместе со своими подопечными на концерте ко Дню Победы. Все мы были одеты в военную форму, я пела, а они кружились в вальсе. Сейчас я не могла петь слова и напевала только мелодию, но Андрей Афанасьевич, каким-то образом почувствовал суть песни, и органично вписался в мелодию, изображая трубу.

- Какая чудесная мелодия, мне кажется, что раньше я её не слышал.

- Да я слов – то не запомнила, только мелодию. Её духовой оркестр в парке играл, - на ходу сочиняла я.

- Ааа… Так это наш  военный гарнизон, где твой батюшка начинал на Урале служить. То-то я слышу в твоём ля-ля военные нотки.

И мы, смеясь и напевая, снова закружились в вальсе. Как же мне хорошо с моим опекуном, родного отца в нём вижу. О чём я ему и сообщила.

- А чему тут удивляться. Я с тобой с двухлетнего твоего возраста вожусь, как Маруси не стало, а Григорий в работу весь окунулся с горя, - и он поцеловал меня в макушку и, обхватив, покрутил вокруг себя, как ребёнка.

В гостиной гости развлекались, как могли. Какая-то молодая компания смеялась на диванчике. Люди постарше за столиками играли в карты и шахматы, с ними был дядюшка. Мы с Андреем Афанасьевичем устроились на диване у окна, под тюлевой маркизой. Недалеко от нас за кадкой с раскидистым деревцом, на двух полукруглых  диванах вокруг нашей именинницы, расположились дамы старшего возраста. Как пояснил мой наставник, в гостях у нас были помещики, жившие с нами по соседству. Среди них была и княгиня Елизавета Александровна Покровская, которая приветливой улыбкой ободрила меня в столовой. Разговор дам заинтересовал меня.

- Сиси, а племянница у Вас премиленькая, скоро от женихов отбоя не будет, - промолвила одна.

- Ой, да кому она нужна, бесприданница, - презрительно отмахнулась Софья.

- Неужели…. А мне она показалась уверенной…, - протянула другая.

- А мне она понравилась, - задумчиво произнесла Елизавета Покровская, - И всё же, почему вы так холодно приняли её  подарок, не поблагодарив и даже не открыв футляр?

- А чего там смотреть? Что могла подарить нищета провинциальная?!  Представляете, какой у неё вкус? – не унималась тётка.

Почувствовав, как мой опекун весь напрягся, побледнел и сжал кулаки, я приложила палец к губам и погладила его по руке, успокаивая. Ведь интересно было послушать.

- И всё же, - не унималась княгиня  Покровская, - а мне бы хотелось посмотреть, что там в футлярчике.

- Княгиня, ну что же Вы заладили одно по одному. Давайте так, я дарю Вам этот футляр со всем содержимым, но Вы откроете его только у себя дома. А меня увольте от этого позорного зрелища.

С этими словами, Софья протянула мой подарок княгине. А та, как ни странно, приняла его. Да… я бы и сама хотела знать, что в этой коробочке. Ведь   в спешке я даже не удосужилась заглянуть в неё.

- Не переживай, там замечательный, достойный подарок. Софья, по своей глупости, многое потеряла, –  усмехнулся Андрей Афанасьевич, как будто услышал мои мысли. – В твоём скрине нет других, все изготовлены по особым заказам моим и твоего батюшки.

Вскоре гости разъехались по домам. А у меня завершился ещё один день в новом мире. А ведь в мой прошлый мир мне уже и не хочется возвращаться.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.