Курсанты. Курбатов Л. И. Часть-3

    Ещё одна моя обязанность, как старшины, приём посылок курсантам от родственников. Дневальный по роте, согласно устава, вызывает:
  - Старшину просят на выход, - то есть я должен выйти на проходную.
    Выхожу и вижу девчонку в синем платьице, две упругие косички, голубые испуганные глаза. Она начинает убедительно просить передать папиросы "Беломор" курсанту Владимирову Толе и назвалась его сестрой. А этот парень был в моей роте. Взял я упакованные пачки, успокоил девчонку, дескать получит твой Толя папиросы. Братец ее был не самым исполнительным и не самым дисциплинированным курсантом. Родители его жили в Москве, отец боевой офицер подполковник. А сын стать офицером не очень стремился. В училище он был сам по себе, а родительское благословение выражалось в посылочках, которые регулярно доставляла ему сестрёнка.

    Приходила она каждое воскресение и каждый раз меня громко выкрикивал дневальный(он по телефону с проходной получал просьбу)- старшину третьей роты на выход. Я уже знал, что увижу ту самую девчонку лет четырнадцати, которая очень старательно просила передать Толе посылочку. Я снисходительно, иногда хлопая её по плечу, приговаривал:
  - Да ты не волнуйся,- а она действительно волновалась, нервничала,- передам я твою посылочку, у нас не пропадёт.
    Летом 1947 года, снова вызывают меня на проходную, день клонился к вечеру, темнело. Вышел я и опять увидел девчонку с пакетом папирос. Но передать посылку в этот раз было некому. Сидел её дорогой братец на гауптвахте за какую-то провинность. Стал я уговаривать девчонку не переживать и пошел проводить ее до метро Динамо. Я в то время уже пользовался правом уходить и приходить, когда заблагорассудится. Пока шли, разговорились, говорил больше, конечно, я, и не заметили, как пролетело время,  могу опоздать на проверку в казарму. В тот тёплый вечер я увидел её огромные синие с искоркой глаза и почувствовал к ней невероятную нежность... Я взял девчонку за щеки и поцеловал.
Потом мы ещё долго ходили вокруг метростанции Динамо. Как истинный кавалер, воспитанный на офицерских традициях, довёл девушку до входа в метро и церемонно распрощавшись, ушёл восвояси. Откуда мне было знать, что весь вечер у неё в ладошке был зажат, купленный заранее бумажный пятикопеечный билетик на обратный проезд. Билетик  размок от волнения в ладони. А я, такой галантный кавалер не удосужился спросить свою спутницу, как она до дома доберётся. И пришлось ей до полуночи топать от метро Динамо до площади Дзержинского к своему дому.

    После этой встречи я стал опекать непутёвого курсанта, брата Лили (так звали девушку). Увольнение в город Анатолий получал редко. Дело в том, чтобы получить право на увольнение, его надо заслужить отличной учебой, отличной службой. Владимирову, как правило, всегда отказывали. Однажды в субботу, я как всегда проверял внешний вид курсантов, получивших увольнение. Это целый ритуал: блестят ли надраенные сапоги и пуговицы, белоснежный ли подворотничок, имеется ли расчёска и носовой платок. Словом, есть к чему придраться старшине роты. Но я грех на душу не брал, отпускал всех к папам и мамам. Мы же,разночинцы, в увольнении, обходив музеи и концертные площадки, возвращались рано и сидели в казармах читали устав. Шучу,конечно! Не читали, дулись в шашки, домино, шахматы...

    В тот вечер подошёл ко мне курсант Владимиров и стал доказывать, что запретили ему увольнение незаконно. Он предложил мне поехать к его отцу - второму коменданту Московского гарнизона, чтобы тот рассудил ситуацию и доказал его правоту. Делать нечего, выписываю ему и себе увольнительные. К слову сказать, капитан Царёв, наш командир роты, доверяя мне во всех армейских делах роты, дал мне право сажать нарушителей дисциплины на 10 суток и выписывать увольнительные отличившимся на двое суток. Комроты был отличным психологом, он, понял моё желание стать настоящим офицером и командиром и полностью положился на меня. Я не подводил его, в роте всегда был образцовый порядок.

    Вышли мы с Анатолием на станции метро Дзержинская и оказались на одноимённой площади. От улицы Кирова в сторону Театральной площади громыхали трамваи. В центре площади красовался огромный фонтан.(Опережая события, помню, что рельсы с площади убрали, вместо фонтана разбили цветочную клумбу, а ещё позднее на этом месте  воздвигли памятник Ф.Э.Дзержинскому, прямо напротив дома №2, в котором располагался НКВД.) Жили Владимировы на стрелке улиц Дзержинского и Пушечной. Вход был со стороны мясного магазина, магазина "Детский Мир" и в помине не было. В этом доме гостиничного типа, как писал Гиляровский, останавливались и подолгу жили знаменитости 19 века и тамбовские помещики.

    Длинный коридор на третьем этаже, налево и направо 11 бывших гостиничных номеров, а теперь квартир. Вот в такую двухкомнатную квартиру в конце коридора мы вошли и оказались в большой комнате с двумя окнами, выходящими на здание НКВД (резиденцию Берии) и на площадь. В то день у Владимировых было застолье. Встречались фронтовые друзья отца Анатолия и Лили. За столом среди гостей сидел полковник герой СССР. Симпатичная стройная женщина, хозяйка дома, разливала чай. Все присутствующие разом посмотрели на нас. Встал Василий Андреевич - глава семейства и буквально изрек:
 - Вот так, Толька, служить надо, учись у своего старшины.
    Оказалось, что в этой семье не раз говорили обо мне и надеялись, что дружба со мной поможет этому безалаберному москвичу продолжить военную династию. Всё  так и произошло, Анатолий стал офицером.

    Теперь у меня появился островок,куда я мог запросто приехать, зная, что здесь угостят чаем с блинами. Уж больно мне запомнилась высокая стопка блинов, тонких и вкусных, да еще с горячим, настоянным, ароматным чаем. Впрочем в гости меня приглашали все сорок москвичей роты. Лучшим другом в училище для меня стал Виктор Комаров. Его отец лётчик-испытатель первым осваивал вертолёты Миля.
И вот однажды мы втроем пошли в увольнение к Анатолию  домой. Парень он симпатичный, девчат знакомых и не очень у него навалом. Я же - скованный провинциал, ещё и застенчивый, девчонок обходил стороной. Воображение однако играло, но схватить и облапать, как тогда выражались бывалые парни, у меня не хватало смелости. В честь нашего прихода собрались на танцы барышни со всего третьего этажа дома. Перед танцульками все хлебнули сладкой наливочки. Пить водку и вообще пить в то время было для меня не то что грешно, но противно. После фронтовых 100 грамм случалось, что пил и самогон, и спирт-сырец, но ощущения после  были отвратительные. А сладкая наливочка - совсем другое дело. Пришли на танцплощадку. С нами была и сестра Толи. Осмотрелся я вокруг и решил, что самая красивая здесь Лиля. Подумал, что теперь можно и прижать девчонку, что недавно поцеловал у метро Динамо. Ведь было же! И получил от неё полный отлуп, да ещё с ненавистью и злобой. Ну думаю, вот дурёха, таких, как я попробуй поищи. Но Лиля развернулась и ушла. Было её тогда 16 лет.

    Через пару недель мы с Толей опять отправились на Дзержинку. В подъезде на лестнице встретил Лилю и сразу начал извиняться:
  - Лилечка, не обижайся на меня, я вот так неудачно пошутил.
    Но не тут то было, ответила резко:
  - Не надо ко мне так относиться. Я ещё маленькая для таких шуток. И больше сюда не приходи.
 С досады я плюнул, развернулся и ушёл. Решил искать более покладистых девчонок для дружбы и любви. И нашёл. Была  в училище оружейница Катя. Она была влюблена в Анатолия, но потом и на меня обратила внимание. Катя всех парней раскладывала  по полочкам, выбирала тех, кто побогаче, у кого должность выше. В тот момент Толя был богаче всех кавалеров Кати, но и меня из поля зрения не теряла. Толя немного ревновал и вдруг сказал ей:
  - Ты знаешь, Кать, Лёнька влюбился в мою сестру.
    Толина подружка тоже бывала дома у Владимировых, знала  Лилю и как-то при встрече сообщила ей, что у старшины Курбатова есть жена и двое детей. И нонсенс
 - Лилька в это поверила. Может поэтому шестнадцатилетняя девчушка с таким возмущением отшила меня тогда на лестнице. Доказывать не стал, что мне всего девятнадцать, а с пятнадцати лет я на фронте. Казарма и служба, когда бы я всё это успел. Долгое время не ходил к Владимировым.

    Курсантская жизнь шла своим чередом, насыщенно и весело. Конечно учёба и военная подготовка занимали много времени, но они не мешали новым встречам и знакомствам. Рядом с училищем находился стадион Динамо, а там захватывающие   матчи с участием футболистов ВВС, над которыми шефствовал сын Сталина Василий. Знаменитый Бобров и с ним вся команда частенько гостили в стенах нашего училища. Нам посчастливилось не раз пожимать руки нашим футбольным кумирам. В компании знаменитостей выпивали и закусывали в буфете стадиона после матчей. Деньги у футболистов водились, не зря же, как говорят сейчас, их спонсором был сын вождя.
    Летом ездили загорать на Москва реку, а там сдружились со студентами театрального института, будущими артистами. Ребята  были красивые, раскрепощённые и вечно голодные. Мы с ними делились курсантскими сухарями, а они с нами пирожками, купленными у метро. Мне нравилось бродить по аллеям Петровско-Разумовского парка с хорошенькой толстушкой, инструктором РК ВЛКСМ. Она организовала в училище дружеские встречи с девчатами из соседних учебных заведений, чаепития, танцы-манцы. Она частенько на меня поглядывала, да и мне было с ней интересно. Но развития эти отношения  не получили. Наше училище в полном составе перевели в Тамбов, где и продолжилась учёба.