Молодой строитель

   Можно подумать, что люди, жившие на Арахисовой горе, у Пальмиры было бы не больше историй, чем у нуждающегося точильщика ножей,
но, как говорит Хирам Нут, торговец эссенциями, «там, где есть человеческое
природы и промысла ,на Господа." Возможно, в нашей семье было больше «происшествий» от того, что
человеческая природа несколько смешанная. Обязательно будет удивительное
разнообразие в любой большой семье, я наблюдал, даже когда есть
не, как у нас, два комплекта детей. Но странные различия
у нас все сводится к факту второго замужества матери.
Она была дочерью дьякона Партриджа и вышла замуж за преподобного Сайруса.
Укроп, который был «заявленным поставщиком» в Пальмире в то лето, когда она
девятнадцать. Он получил призвание в маленькую церковь в большом городе, и
там родились трое детей, Кир, Октавия и я. Я Вирсавия.
Меня назвали в честь моей бабушки Дилл, потому что она была женщиной,
боялись Господа. Это был завет моего отца, и он был так записан в
его воля - он умер сразу после моего рождения. Завещание было вклеено в
семейная Библия. Все говорили, что это прекрасное завещание, потому что, хотя он почти не имел никаких материальных владений, но так много завещал.
Бабушка Партридж и моя мать всегда плакали над ним в дождливые воскресенья,
и для моего детского ума это было едва ли менее священной вещью, чем сами писания.

Когда мне было шестнадцать, я был так легкомыслен, что пожелал, чтобы бабушка Дилл могла быть женщиной, которая боялась Господа и тоже имела красивое имя.

Задолго до того времени бабушке приходилось в одиночестве плакать над завещанием, ибо
мать вышла замуж за молодого художника, который разбил свой белый зонт
палатку все лето на зеленом склоне нашего фруктового сада, и покрашенный старый
«Синий» в своей задумчивой тишине, и с его движущимися тенями, и
прекрасный вид на реку через наши норвежские сосны.

Исполнитель! Имя пахло нетрадиционностью для бабушки и
непутевостью, а также, к дедушке. Но они уступили - матери
ямочка, - сурово сказал дядя Гораций. Кроме того, он заявил, что это суровое
нашего родственника, этот дедушка никогда бы не поддался на принуждение
ямочка, если бы он не был ослаблен телом и духом своим закоренелым
врагом, астмой.
Бабушку, как мы узнали, когда мы выросли, подозревали в тайном покровительстве
матч. Она плакала и боялась, что это не брак в Господе,
ибо молодой художник был воспитан в вере, отличной от нашей;
но, - дорогая бабушка! - она ;;любила роман. Истории не приветствовались
в те дни самым строгим из секты, к которой мы принадлежали, а
дедушка был самым строгим. Иногда она читала их наедине с
глубокое чувство вины. Когда по счастливой случайности -- и кто-нибудь
недосмотр — я нашел одну в библиотеке воскресной школы, она спрашивала меня,
с задумчивым рвением, если бы это была «красивая история». И хотя я
никогда не видел, чтобы она читала, она знала, «чем это кончилось», когда я ещё не начал.

Я полагаю, это была красивая история, очень красивая драма человеческой жизни,
которую играли на глазах у бабушки тем летом, когда Ройс
Дюпон рисовал картины на склоне нашего сада, и «лист за листом
роза молодости вернулась» к матери. И несмотря на свою религиозность
опасениями -- он питал сбивающее с толку благоговение перед святыми - и в
несмотря на свою верность мёртвым, бабушка втайне радовалась этому.