Былинные земли. Рубец дележа. Часть 21

(Продолжение)

КАПИТАЛ И НАВАР

В период передела-перелома, когда короли уступали власть царям и императорам, когда часть Речи Посполитой становилась частью Российского государства, тайный советник Его Императорского Величества Фаддей (Тадеуш) Жаба всходил на вершину владычества в своем крае. Удостоенный отцовского наследия, единственный претендент на Свядское имение (брат пошел по евангельской линии), он попал в струю капиталистических преобразований, затеянных новой властью.

Материалистический напор было не остановить. Панов заменяли помещики, и отчетливо проступала линия на верховенство денег, прибыли. Ориентирами становились господские дворы и дворцовые ансамбли. Религиозный фон, который сформировала Речь Посполитая, уступал место меркантильному – торгашеско-промышленному, коммерческому. Церковные братства, которые вдохновляли паству «бессребренным» отношением к земле, сходили на нет и теряли приоритетность. Судьба монашеского землевладельческого уклада была предрешена.

Экономическое описание, составленное в 1800 году, наглядно отобразило ход грядущих перемен. В Свядском имении центром добычи стала Рудня. Она насчитывала в то время 18 дворов, где проживал 71 человек, и уступала по численности – была четвертой после Свяды, Свядицы и Велевщизны, но главное заключалось не в этом. Проживавшие там крестьяне, как и другие деревенцы, выплачивали Жабе подати. Однако наибольший навар приносило фабрично-заводское дело, что сформировалось при Эссе. Рудня представляла собой развитый производственный комбинат. Занимая два берега реки, деревня превратилась в промышленный очаг. Там были устроены две мельницы. Если назначение одной было традиционным, из разряда повсеместных – перемалывала крестьянское зерно, то вторая имела особый характер. В описании она окрещена как «пильная», что, скорее всего, подразумевало разделку древесины: была устроена «о двух рамах». Древесина сплавлялась, держать воду позволяла плотина, и был устроен «спуск для прогнания в вешнее время мачтовых дерев и разного калибра дерев и брусьев». Их поток стекал в Уллу и далее в Двину и Ригу.

К разряду первых мануфактур относилась «сукнодельня о четырех пестах». Рисуется масштабная картина переработки льна, стебли которого сначала вымачивали в воде, а затем обрабатывали пестами, чтобы отделить волокна.

Но самым важным считалось, конечно, получение железа. Для этого использовалась болотная руда, залежи которой были «на виду», то есть не требовалось извлекать из земли, она скапливалась в прилегающей Береще. Плавили и «тянули железо» при «двух горнах и молотах», которые были установлены поблизости. Был ли это единственный пример для Белой Руси?

Скорее всего, нет. «Болотную руду в Беларуси умели добывать и перерабатывать еще в VI-м веке до нашей эры, - говорит белорусский ученый, кандидат исторических наук Вячеслав Носевич и приводит данные, насколько широко использовался этот метод. - Рудня в списках населенных мест белорусских губерний встречается 175 раз, а непосредственно в Борисовском уезде – 13».

НЕ ИМЕЙ СТО РУБЛЕЙ, А ИМЕЙ СВОЮ ДАЧУ

«Руду получают в своей даче», - писал составитель свядского обзора, подразумевая под «дачей» границу имения. «И на всех оных, как мельницах так и заводе, работают собственные свои крестьяне», - резюмировал он.

Но вряд ли только местные руднянцы занимались промышленной добычей. На другой источник рабочей силы указывает современное название Свяды – Слобода. Похоже, что дополнительно использовался наемный рабочий контингент, о котором не принято было распространяться. В связи с этим возникает необъяснимый нюанс, выявленный при анализе "экономического описания". Село Свяда и деревня Рудня указаны на одном расстоянии от Борисова - 57 верст. Ошибка - описка? Может быть. Человек со стороны не обратит внимания, а мы знаем, что эти поселения на разных дистанциях: между ними разрыв сегодня порядка 3-4-х километров.

Но парадокс не только в этом. Непонятно другое: почему в имении два господских двора? Один - в самой Свяде, а второй в некоей Роспаше, и тоже указан «с ошибкой» - на расстоянии 35 верст от Борисова. Это уже существенно: видно, что считался на тот час важнейшим - представлен первым. Следом идет «деревня Запоташня», которая, судя по всему, привязывалась к роспашскому двору, так как координаты привязки общие.

И Роспаш выглядит как второй центр владений тайного советника, который размещался на расстоянии 22-х верст от Свяды, но ближе к Борисову.

Можно, конечно, считать, что хозяин-владелец Жаба основал новый двор для своих нужд, а в документ вкрались ошибочные ориентиры - привязки.

ОТЧЕГО ТУТ ДВА ГОСПОДСКИХ ДВОРА?

Да, имение разрослось, добавились новые хаты, а места всем не хватало, и владелец, исходя из коммерческих соображений, перенес господский двор на более удобное место, освобождая таким образом пространство для поселенцев - новых людей за чинш.

А что же мы видим в отношении старого двора?

Прежний двор, в селе Свяда, тоже указан, и к нему крепились 38 хат, жители которых (165 человек) выплачивали подати. В этом же блоке деревня Рудня и странная запись: "водворъ служащих шляхт". Там уже неплательщики податей в составе одного мужчины и одной женщины - освобожденные от дани.

Носевич считает, что это управляющий имением - эконом - со своей супругой.

Возможно. Но создается впечатление, что два господских двора – это два разных уровня управления. Производственная база, какой являлась Рудня, претендовала на самостоятельную роль?

Тут надо вспомнить про Слободу Свядскую, что упоминалась в акте купли-продажи поместья за 1720 год. Куда она подевалась? В "экономическом описании" она не упоминается. В то же время ссылка на "шляхту" рождает аналогии.

Точно такая позиция присутствует в описании владений Боровских, которые соседствовали с жабинскими и делили воловогорский перешеек.

Но аналогия не только в этом. По данным польского Словника, Домжерицы, принадлежавшие Боровским, имели еще одно название - Доморжаны, и характеризовались как "осада чиншевой шляхты над озером Домжерицким".

Слово "осада" встречается также в сведениях про Свяду. Так, в тарифном плане за 1790 год Свяда упоминалась вкупе с фольварком "Розпаш" (так в тексте), и говорилось про «новую осаду» (66 дымов). Если не считать, что это новые хаты в разросшихся поселениях, то «осада» и будет той самой «слободой», но слияние с деревней образовало конгломерат – село.

В принципе, ничего удивительного, если считать разросшуюся "производственную базу" и решение о строительстве канала. Народ повалил в перспективный регион, и описание 1800 года базировалось на новых реалиях.

ЧТО ПОКАЗАЛИ 16 ПРОШЕДШИХ ЛЕТ

Взглянем на «экономическое описание» более внимательно. Сравним представленные цифры с другими, более ранними. Вот парафиальная ведомость за 1784 год, отразившая состав Свядского имения накануне краха Речи Посполитой. Жабе принадлежали: «м. Свяда 10, в. Свяда 20, Дальки 7, Свядица 10, ф. Веловщизна, в. Веловщизна 14, Оношки 6, Оконо 2, Верейки (искаженное «Веребки») 1, Гадивле 1, Рудня 10». А теперь возьмем 1800 год. Свяда уже не делилась на «м.» (местечко) и «в.» (вёска, деревня), она «село», и там 38 общих дворов, в Дальках - 12, в Свядице - 23, Веловщизне - 26, Аношках - 7, на Оконо - 5, Годивле - 3, Рудне - 18. Без изменений только Веребки. Насчитывая в общей сложности 81 дым, поместье увеличилось за 16 лет почти вдвое - разрослось до 151-го двора. Помимо образования села, выросла численность хат во всех представленных ранее поселениях. И возникли новые: в виде целого ряда застенков - Черница, Стайск, Остров, Рогозянки, Подбрусье. Наверное, некоторые из них возродили исчезнувшие Велимбор и Виремблю, которые назывались покинутыми в 1720 году.

Особый разговор о Запоташне. Такой деревни ранее не было. А в 1800 году уже 5 хат и 18 жителей – плательщиков податей. Будем считать, что это результат бурного роста предпринимательства и широкого освоения региональной среды. Правда учтем, что сегодня название той деревни несколько другое – Поташня. А Роспаш вообще исчезла, впрочем, как и Свяда. Есть Слобода - центр сельского совета.

ДВОРЦОВ НЕ БЫЛО, НО БЫЛА ВОЛОВА ГОРА

Нельзя сбрасывать со счетов и такой аспект. 1800-й год – это время смены власти. В том году был убит император Павел, а тайный советник Жаба умер. Этим ли объясняются недоразумения, выявленные в «экономическом описании»? Вообще, его трудно назвать «экономическим». Совершенно не заполнены графы о земельных наделах – ни по одному селению. И почему-то совершенно не представлена область Воловой Горы. Что часть ее, ровно половина, где прокопали связующий водоток, принадлежала Жабам, сомнений не вызывает. Это видно из картографического пособия. Да и возникший позже Городок относился к Свядскому имению. И кратчайший путь в свядскую же деревню Оконо – самую крайнюю в западной стороне, лежал через бывший волок.

Поэтому описание 1800 года можно назвать «визитной карточкой» имения. Представленная информация дает возможность оценить уровень поместья, его состав.

Дворцов не было. Оба господских двора «со службами» назывались при деревянных домах, но оба располагались при «копаных колодезях», в коих вода для употребления была «здорова». Видим, насколько важным было иметь колодец.

Водопроводов тогда не было. Я помню, как в детстве мы выстраивались в очередь к единственному деревенскому колодцу на правой стороне Веребок. А когда он закрывался, шли за водой в криничный источник, где было сделано углубление, чтобы опустить ведро.

СУХОДОЛЫ И ВЫСОКИЕ МЕСТА

Отличались дворы прилегающей местностью. Веребки находились «на высоком месте», как и та же Роспаш. Свяда – «на суходоле». Территория была большой, поместье насчитывало в общей сложности 640 крестьян, поставленных на учет податей. Они размещались в селе и восьми деревнях, а также в шести застенках. Фольварков не было, что объясняется некачественной пахотной землей. Единственный, упомянутый как «Веловщизна» в парафиальной ведомости за 1784 год, исчез, не возобновлялся, хотя позже встречался еще один, привязанный к Роспаше. Интересно отметить, что "rospash" (роспаш) в переводе с корсиканского «лягушка», а на мальтийском языке - «жаба». В какой связи здесь мальтийцы, будем говорить ниже, это очень интересно.

Повиновение достигалось суровостью наказания – побеги исключались, крестьяне были пригонными, а послушание воспитывала вера. Воздействие высших сил формировала церковь: деревянная униатская во имя святых и безсребреников Козмы и Домиана, возведенная Жабами в селе Свяда. Как правило, это был обязательный церемониал в поселениях уровня села, введенный Речью Посполитой. Непосредственно для рудников – «особо для Рудни» была устроена деревянная капличка, тоже униатская – в честь пророка Илии (Элиаша). Она стояла на берегу «реки Ессы» (Эссы).

КОГДА ЗАСТЕНОК ПО ПЛЕЧУ

Именно туда направили свои помыслы «rolniki» (фермеры) Шушкевичи в начале XIX века. В каком конкретно году они въехали, пока неизвестно. Как неясен и мотив переселения. Как мы уже говорили, по данным за 1795 год, они проживали в Свяде, в доме № 14.

Веребки в то время считались застенком «на высоком месте», на речке Береща «по течению с правой стороны». Это существенное пояснение, так как левую сторону занимали земли виленских монахинь-бернардинок. Как явствует из других исторических документов, «доперестроечных», отношения с ними у Жабы не складывались. Мы уже отмечали, что главная матушка монахинь неоднократно жаловалась на соседей-магнатов, которые не противостояли рваческим настроениям, переходили границы дозволенного и опустошали религиозные владения. В частности, жабинцы вылавливали рыбу в монашеских водоемах.

Провести разграничительные линии по воде было немыслимо, озерные водоемы были общими. А речка Береща, что тянулась от озер в сторону Лепеля, была о двух берегах, и как ее поделить? «В летнее сухое время ширина бывает от 3-х до 15 сажен, глубиною от 1-го до 4-х аршин», - пояснял обзорщик в 1800 году, и подтверждал, что «в ней ловится рыба разных мелких родов». Сажень равнялась 2,16 метра и содержала три аршина (72 см).

Граница тянулась вверх по течению, к озеру Оконо, и переходила в Оконянку, посредством которой Береща соединялась с Оконским озером. На правом берегу Оконянки располагалось свядское Оконо с небольшим числом жителей – там было всего 5 хат, а на левом берегу лежала монашеская Оконница, где было еще меньше крестьян. По данным за 1641 год, она имела профиль слободки. Но чем там занимались жители, пока не установлено.

БЕРЕЩА И ВЕРЕБКИ

Речка Береща была коротенькой. Ее протяженность каких-нибудь пять километров. Но она имела очень важное значение, так как делила земли. Если левая сторона относилась ранее к Полоцкому повету, то правая – к Виленскому, а по состоянию на 1800 год – к Борисовскому Минской губернии. Свядский застенок здесь был конечной западной точкой поместья, наиболее удаленный от уездного центра – на 61-й версте. На первой российской карте (1795 год) он представлен как «Вербка», но в документах, в том числе за 1720 год, фигурирует четким прописанием - как «Веребки». Отчего такое название, никто не скажет, как и то, какая из сторон появилась ранее. Скорее всего, «Вербка» употреблялась в обиходе, в разговорной речи, отвечая природному дару (росли ивы-вербы) и религиозной сути.

ЧЕМ ВЛЕКЛА СВЯДА

Речка Береща уступала Ессе (Эссе) по всем параметрам. Та была намного длиннее, хотя по глубине и ширине в Рудне отличалась не особо. Ее параметры – «ширина в летнее время бывает от 6 до 10-ти сажен, а глубина от 2-х до 6 аршин». Соединить их не составляло особого труда: древний волок лежал вблизи, а разнородные водоемы разделялись небольшим увалом. Его и сейчас можно увидеть, проезжая со стороны Минска. Сразу за Черницей потянется возвышенность – кряж, и мелькнет за увалом внизу зеркальная гладь лесного озерка. Их там три, сегодня они (Плоч, Окунёво и Ужачье) под разными именами, а на карте Борисовского повета – под одним названием: «Глухое». Они небольшие – словно капли разбрызганной жидкости. Это остатки общей большой воды под названием Береща, которая широко расплескивалась, соединяясь с другим большим водоемом – Оконо на западе. Эти три восточных озерка располагались, повторюсь, на совсем короткой дистанции от реки Есса (Эсса). Но соединение с ней проложили западнее, вдоль речки Береща. Наверное, с инженерной точки зрения так тянуть канал было выгоднее. Но нельзя исключать влияние «тайного советника Его Императорского Величества». Соединение в области Рудни вторгалось в его чертоги, и рушилась все его производственная схема.

НА КОГО ПАЛ ВЫБОР

Выгоднее было содержать свой оплот на «системе», как прозвали позже весь березинско-улльский переход. Застенок на канале позволял сохранить в целостности производственную руднянскую базу и извлекать выгоду с сотворенной системы. Черта Свядского имения вбирала в себя правосторонний берег речки Береща почти на всем протяжении, таким образом контролировался весь Веребский канал.

Мы уже отмечали, что свядский застенок существовал там еще в 1720 году, когда наследница поместья княжна Барбара уступала его Жабам. Тогда там жила другая семья, а Шушкевичи, предположительно, назывались в Рудне. Почему их предшественники в Веребках ушли оттуда, мы не знаем. Но ясно одно. Не каждый мог воспользоваться освободившемся местом.

Не каждый мог претендовать на кусок земли у собственника, который занимал столь высокое положение: при королях был воеводой, а при царях вхож в царские покои – именовался тайным советником. Ясно, что претендент должен был отличаться уравновешенным поведением, любовью к земле и разумным отношением к соседям.

Выбор пал на Шушкевичей. Их появление в Веребках засвидетельствовано в 1816 году. Возможно, они вселились туда ранее. Не исключено, что Веребки и Рудня составляли в древности одно целое, так как находились в анклаве, ограниченном речными потоками и озерным каскадом. С каких пор добывалась там железная руда, сказать сложно. Но Плоская Гора, как городище 2000-летней давности, тоже омывалась Берещей и прилегала к болоту с содержанием железных примесей. И нетрудно понять, почему к княжне Барбаре сватался ковенский хорунжий, а ранее имением распоряжался лидский стражник. Людям ратного сословия был важен регион, где экипировались оруженосцы –ковалось военное снаряжение. Да и должность воеводы – тому подтверждение.

ВЗОЙТИ НА ГОРУ

Плоская Гора совсем рядом с Веребками, за перевалом, что отделяет Лукомльскую возвышенность от Пышнянской. 1816-й год – время после французской кампании, когда Европа получила «встряску», и оружие применялось широко. Но армии становились другими, их арсенал пополнялся огневыми и пороховыми средствами, а производство перекочевывало в города – промышленные центры. В 1816 году Шушкевичи не имели отношения к оружейному снаряжению, произведенному из железа, добытого в болотах. Их поприщем стала нива – зеленый околоток при речном русле. Нельзя не обратить внимание, что Веребки – единственный застенок, который не поменял число жителей за 80 лет своего существования: с 1720 по 1800 годы. Числился один дым-дом – одна семья. Почему? Земля там – «на высоком месте» - песчаная, не особо пригодная для выращивания сельскохозяйственных культур. И самое главное - ее там мало. Территория ограничена: с одной стороны речка, с другой болота и леса. И только небольшой «куток» - возвышенность позволял нешироко селиться и упорно трудиться, добывая средства к существованию.

ДРАГОЦЕННЫЕ 15 МОРГОВ

Однако не скажешь, что застенок в глухом месте. За речным бродом располагались монашеские Веребки, переросшие в государственные – казенные, а Рудня отстояла на четыре версты, откуда тянулась столбовая дорога из Борисова «Для проходу войскъ». За Веребками она расходилась: одна ветка вела на Полоцк и Ригу, а вторая – тоже к Балтийскому морю, но в Березино и Вильно. Со Свядой поддерживалась неразрывная связь. В Рудню, за три-четыре километра, везли хоронить родных и близких, хотя другое кладбище было совсем рядом – только перейди реку. Но она была пограничной.

В застенке у Шушкевичей было 15 моргов пахотной земли. Это засвидетельствовано данными из Национального архива республики Беларусь за 1845 год (на отчетной ведомости проставлен 1848 год). Тогда там проживали Павел Сушкевич (так в тексте свядского инвентаря, хотя в исповедальных ведомостях он же Шушкевич), сын Антона, с которым проживали два его брата. И была жива еще их мать Ксения (она же Акиния, Аксенья). Жену звали Агафия Викентьевна, и они воспитывали двух дочерей – Феодору и Марфу (Хадору). В инвентарной описи указана еще одна женщина как дочь – Кристина (Христина, Катерина). Но это не так. То была сестра Павла и двух его братьев. Помогали им три работника (в инвентаре – «батраки»): Йозка (Есха), Агафия Полубисова (Полюбшова) и ее дочь Анна. Различные модификации имен и расхождения в данных объясняются двумя видами информации: исповедальными выписками – церковными, и инвентарными, хозяйственными. Они различались, так как имели отношение к учету повинностей.

Повторюсь, это сведения за первую половину столетия. Они показывают, каким стал застенок за полувековой срок. Данные за 1800 год указывали на шестерых веребчан: двух мужчин и четырех женщин. Кто конкретно жил там в то время, мы не знаем: отмечался 1 двор. Если принять во внимание, что глава семейства Шушкевичей имел жену, а у них были сыновья и внучки, то вполне возможно, что уже тогда начался их застенковый период. 15 моргов земли – это немного.  Морг - единица площади, которая равнялась 0,56 гектара. Земля называлась «на высоком месте», то есть не была урожайной, но самое главное, что площадь была урезанной: это берег реки, с песчаной возвышенностью, окруженный лесами. Единственной выгодой считалось местоположение: еще в середине XVII века грозновский посланник Василий Низовцов отмечал там межу между полоцкими и виленскими землями, а во времена варягов, наверное, Береща служила прологом к спуску в Днепр. Потому и стала ориентиром в екатерининских замыслах: прокопать канал. Шушкевичи располагались не в самой зоне канала, не в его черте, а на правом берегу Берещи, вдоль которой проложили выпрямительный отрезок – один из важнейших в Системе, которая уже не действует. Застенковая территория отделялась старинной рекой, которая на сегодня пропала – пересохла, хотя в истоке еще теплится, но в перечне белорусских рек ее уже не найти.

КТО ТАКАЯ СЕСИЛЬ

Интересно, что описание, составленное царскими толкователями после ликвидации Речи Посполитой, вышло в один год со вступлением в наследство продолжательницы жабовского рода. Заботы после смерти отца приняла на себя старшая дочь Цецилия (Сесиль). В тот же год она вышла замуж за Игнатия Буржинского (Бужиньского), старосту браславского. Фамилия Буржинских примечательна тем, что затрагивает в некоторой степени и Шушкевичей. Я уже отмечал, что их правописали в трех «номинациях», и один из вариантов был «Шашкевичи». Так вот, согласно польской генеалогии, некая Юстина Шашкевич (Szaszkiewicz) была замужем за Яном Буржинским, полковником. Однако установить их «причастность» к свядской истории невозможно – прямых доказательств нет.

Но факт полковника – человека ратного сословия, не случайность. Это была традиция свядского поместья – к нему «клеились» стражники да хорунжие, воеводы. И это объяснимо. Имела значение Рудня, где добывалось железо, а его выплавка использовалась для оружейных надобностей. Свёкр Цецилии был из той же плеяды – занимал должность минского воеводы. Уже тогда она могла величаться графиней, ибо свекровь звали Юзефа Броэль-Плятер, и та наследовала знатный титул.

МОЛЬТАНСКИЙ КОМАНДОР ЯН

Первый брак Цецилии был недолгим, вскоре она овдовела, и повторно вышла замуж (около 1805 года) за Яна Марцинкевича. Это было весомое замужество. Ян Марцинкевич стал одним из многочисленных командоров Мальтийского (в ревизской сказке – «Мольтанского») ордена. В ревизской сказке за 1816 год он записан как «командор мольтанский». Так называли в то время госпитальеров – рыцарей Мальтийского ордена. Командорами становились те, кто не менее пяти лет прослужил на мальтийском острове и совершил как минимум три похода на орденской галере. Вполне возможно, что один из новых свядских застенков был назван в честь мальтийцев – Остров.

Кавалер того ордена, Ян, зарекомендовал себя и в Вильно – возглавлял губернскую шляхту как маршалок. Но авторитет Жаб был настолько высок, что Ян не мог от него отказаться и именовал себя «Жабой-Марцинкевичем» - якобы даже по цесарскому указу. Марцинкевич, как и Тадеуш Жаба, всецело встал на сторону новой власти, и в 1837 году имел чин действительного статского советника Российской империи. При нем поместье стало называться «имение Свяда и Роспаш». Повязав себя выгодной женитьбой, пара приумножила земельную собственность. Их наделы распространялись не только на Свяду, но также на Ушачи – это Лепельский повет, а в Виленском им принадлежали Борткушки, Гельваны и Тундушки.

(Продолжение следует).

На снимке: одно из "глухих" свядских озер при царях - сегодня Плоч, расположенное на минской трассе, рядом с деревней Рудня. Фото из интернета.


06.08/23